Текст книги "Винтажное руководство «Любовь и отношения» (ЛП)"
Автор книги: Кирсти Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Уже утро?
Не-е-е-ет.
Из коридора доносится радостный и бодрый голос бабушки.
– Джессика, дорогая, проснись и пой! Нам уже невмоготу, мы так хотим послушать о вчерашнем вечере! Завтрак готов. Мы с Пич будем ждать внизу. Поторопись!
– Мм-мгм-м. – Я поворачиваюсь к свернувшемуся рядом клубком Мистеру Белдингу, мурлыкающему так, словно ему начхать на то, который сейчас час. – Спустишься вниз, извинишься за меня, Мистер Белдинг? – спрашиваю я его. – Один за всех, а?
В ответ он утыкается своим холодным носом в мой и выпускает когти, вонзая их в мое лицо.
Боже мой, ну почему никто не может дать мне просто поваляться? Почему? ПОЧЕМУ?
Вздыхая, я неохотно выбираюсь из кровати, переодеваюсь в спортивные штаны и голубую хлопковую майку и с трудом тащусь вниз. Я сонно бреду на кухню, плюхаюсь за огромный дубовый стол и из чайника наливаю себе черный кофе.
– Как прошло?
– Мистер Фрост был очарован и околдован тобой?
– Он взял твой номер?
– Где мои перчатки?
Меня забросали вопросами. Я делаю большой глоток кофе и тру глаза. Затем очень долго потягиваюсь и широко зеваю, просто чтобы подразнить их.
– Что было, Джесс?
– Расскажи нам, ради всего святого!
Я изогнула бровь.
– Ой, знаете, – говорю я невозмутимо, ставя чашку с кофе на стол. – Дала ему номерок, ай да я, да?
Пич изумленно смеется. Бабушка же пытается выглядеть не удивленной и совершенно спокойной, но ей это не удается. Ее глаза начинают светиться от восторга, а на ее бледных с высокими скулами щеках появляется два розовых круга.
– Который из советов для «Достойной Женщины» это был, Джессика? – хочет знать она. – Который сработал?
Я прикусываю губу. Я, черт подери, не могу сказать ей, что с треском провалила миссию «уронить перчатку». Она, наверное, снова заплачет. Вместо этого я заявляю:
– Перчатка! Я уронила ее и не спеша прошла мимо Лео, как и было написано в книге, и он подошел ко мне. Это было похоже на, э-э, магию.
Бабушка складывает ладони вместе.
– И у тебя получилось не сквернословить?
– Даже ни разу «черт» не сказала. Я была самим воплощением сдержанной женщины.
Я рассказала им подробности вечера: как назвалась Люсиль Дарлинг, и как Лео позвал меня выпить с ним, и что я отговорилась «важными делами». Я деликатно упустила момент, что чуть все не испортила, и тот факт, что мой номер он взял, скорее всего, по случайности, которая не имела ничего общего с бабушкиными советами, а, вероятно, имела место благодаря моей выразительной груди и выдающемуся вождению на аттракционной машинке.
– Надеюсь, он скоро позвонит, – бормочет Пич, кладя в рот ложку с кукурузными хлопьями «Вэлью Теско».
– Ох, позвонит, – отвечает уверенно бабушка. – Хотя, нам, наверное, придется подождать несколько дней. – Она понимающе усмехается. – Мужчинам не нравится умалять свою важность, звоня леди сразу же, у них должно появиться желание позвонить.
Как оказалось, в этом Матильда Бим абсолютно не права. Потому что двадцать минут спустя зазвонил мой телефон. Звонит Лео Фрост.
Когда я нажимаю на айфоне «ответить», бабушка и Пич спешат к дивану, чтобы присоединиться ко мне.
– Алло?
– Доброе утро, Люсиль. Говорит Лео Фрост.
Лео Фрост. Художник. Мыслитель. Человек. На телефоне.
– Здравствуйте, Лео, – отвечаю я низким, успокаивающим голосом. – Как радостно вас слышать. Надеюсь, вы насладились ярмаркой прошлым…
Я резко прекращаю говорить, когда замечаю, что бабушка и Пич смотрят на меня с ужасом. Они яростно жестикулируют, машут руками вверх и вниз, как сумасшедшие. Что не так? Что они пытаются сказать?
– Простите, Лео, прошу, подождите минуточку.
Я нажимаю кнопку удерживания звонка.
– Что вы делаете?
– Твой голос! Что, милостивый боже, стало с твоим голосом? – Подбородок бабушки дрожит.
– Эм… это успокаивающий голос. Как ты и говорила. Горловой и все в таком духе.
– Он слишком глубокий! Успокаивающий голос должен быть мягким и заманчивым!
– А у меня какой?
Пич гримасничает, не встречаясь со мной взглядом.
– Будто демонический. Словно ты планируешь убить его.
Бабушка поглаживает мои колени.
– Смягчи немного голос, дорогая. Говори с ним так, словно хранишь восхитительный секрет.
Я киваю, прочищаю горло и предпринимаю новую попытку, смягчая голос, делая его выше и мелодичнее. Звучу как прошмартоска.
– Простите за это, Лео, – с придыханием говорю я, включая на телефоне динамик. Бабушка показывает большие пальцы. – Что я могу сделать для вас?
– Эм, думаю, мы могли бы встретиться. Вечером у меня деловой ужин, но после я свободен как птица. Как насчет кофе у меня? Часов в одиннадцать?
О. Мой. Бог. Я постигла искусство звонков с намеком в совершенстве и могу с уверенностью сказать, что это определенно звонок с намеком. Вчера вечером я не подавала моих обычных сигналов, это точно. Должно быть, специфическое сообщение посылали сиськи. Не знаю даже, почему удивлена, ведь, учитывая слова Валентины, это фирменный почерк Лео Фроста.
– Минуту, я посмотрю в ежедневнике. – Я снова нажимаю кнопку удержания звонка. – Это звонок с намеком, – шиплю я бабушке и Пич.
– Звонок с намеком? – косится бабушка. – Боюсь, я не понимаю.
Хм-м-м. Как объяснить, что такое «звонок с намеком» семидесятисемилетней женщине, все еще смотрящей фильмы на видеокассетах?
– Эм… он зовет меня не совсем на свидание. Полагаю, он хочет отвести меня к себе, чтобы… ну, знаешь…
– Нет, не знаю.
– Ох, ну, скажу просто, что он хочет сделать со мной то, что егерь Оливер делал с леди Чаттерлей.
У бабушки непроизвольно открывается рот. Она вырывает телефон у меня из руки и костлявым пальцем жмет на «отмену».
– Что ты наделала?! – кричу я, выхватывая мобильный. – Ты повесила трубку!
– Он грубиян, дорогая, – докладывает бабушка, спокойно поправляя красные очки на носу. – Очень привлекательный, довольно состоятельный и очаровательный грубиян. Говоря с такими, женщины не бросают трубку, и тот факт, что ты это сделала, заинтригует его, поверь мне. Когда он перезвонит, сообщи ему, что с радостью сходишь с ним завтра на ранний ужин, а он не поправит тебя, напомнив о своих позорных намерениях, потому что для этого у него слишком изысканные манеры.
– Он не станет, блин, перезванивать! – Я закатываю глаза. – Сейчас не как раньше, ба. Когда ты бросаешь трубку, это не мило, не интригующе и даже не флирт. Людей это просто бесит.
Телефон снова звонит.
Это он.
Я пялюсь на телефон, а затем на бабушку – с восторгом. Она обыденно изучает свои идеально накрашенные ногти, словно ничего не произошло.
– Ого-о-о. – Пич глазеет на телефон.
Я отвечаю на звонок.
– Алло?
– Ох, Люсиль, нас, должно быть, разъединило, – говорит Лео глубоким, соблазнительным голосом.
– О, боже, мне так жаль. Я отвлеклась и совершенно забыла, что вы ждете на линии! – я добродушно хихикаю. Бабушка светится.
– Вот как, – он слегка покашливает. – Ясно.
– Теперь об ужине. Я свободна завтра рано вечером, надеюсь, это подходит? Уверена, что джентльмен вроде вас знает самые замечательные места, куда можно отвести девушку.
Я жду его объяснений о том, что он звал меня не совсем на свидание. Но не дожидаюсь. Бабушка оказалась права. Абсолютно права! Он слишком хорошо воспитан, чтобы открыто поправить мою «ошибку», принимая во внимание, что я назвала его джентльменом.
– Эм… да, наверное. Я не… Ладно, хорошо. Полагаю, ранний ужин… хорошая идея?
– Изумительно, – мурлычу я в трубку. – Уже жду не дождусь.
Просто. Раз. Плюнуть.
Благодаря хитроумной уловке, только что примененной к Фросту, Лео согласился завтра вечером отвести Люсиль Дарлинг на ранний ужин.
Я кладу трубку и вытягиваю ладонь, призывая бабушку «дать мне верхнее пять». Ей кажется, что я машу, потому с озадаченным выражением лица отвечает мне такими же махами. К счастью, ко мне наклоняется Пич и спасает «дай пять сверху». Фух.
Поехали. Игра началась.
Глава девятнадцатая
Леди не должна вникать в финансовые дела семьи, это забота мужчины. Всегда доверяйте суждениям вашего мужа.
Матильда Бим, «Как быть Достойной Домохозяйкой», 1957
Жизнерадостное настроение после звонка Лео Фроста улетучивается довольно скоро, когда раздается звонок в дверь.
– Я открою! – кричу я и несусь по коридору судьбы, чудом избегая смерти от набора японских ножей, который так опасно болтается на куче старых настольных игр. Раздражаясь, я кладу ножи на пол рядом с прочим мусором и отвечаю в интерком.
– Йоу.
– Доброе утро. Вам пришло письмо, за которое нужно расписаться.
Я нажимаю на кнопку, и входная дверь открывается. По лестнице тут же взбегает крепкий парниша в шортах и кепке почтальона. При виде меня на его молодом загорелом улыбчивом лице возникает выражение разочарования. Да господи боже. Я знаю, что по утрам выгляжу потрепано, но он мог хотя бы попытаться скрыть свое недовольство.
– А где Пич? – спрашивает он, протягивая мне письмо на имя Матильды. – Она… она бросила работу? Вы ее замена?
– О, нет, Пич, кажется, на кухне. Вы бы хотели поговорить с ней?
Он приспускает козырек своей кепки.
– Н-нет. Только если… думаете, она хочет поговорить со мной?
– Не знаю. Мы можем узнать это у нее. – Я поворачиваюсь, чтобы позвать Пич с кухни.
– Нет! Не нужно. – Он вытирает пот со лба. – Все нормально. Просто распишитесь, пожалуйста. – Парень протягивает мне маленький аппарат и электронную ручку. Я вывожу загогулину и забираю письмо.
– Хочешь, чтобы я передала Пич от тебя привет? – я изгибаю бровь.
– Эм, нет. Мы увидимся завтра, – бормочет он, торопливо спускаясь по лестнице.
– Тогда пока! – кричу я ему дружелюбно вслед, но он уже ушел.
Странный какой.
Плетясь обратно в гостиную комнату, я разглядываю письмо для Матильды. Под просвечивающейся бумагой мне видны слова: «Владельческий иск: Бонэм Сквер».
Твою мать. Звучит серьезно! И пугающе. Даже жирный шрифт, который они использовали, выглядит грозно. Я отдаю письмо бабушке, обнаруживая ее в ее голубом кресле; рядом с ней стоит ящик со швейными принадлежностями, а сама она занимается серой юбкой-карандаш, потому что хочет, чтобы я надела ее на завтрашнее свидание с Лео.
– Это только что доставили тебе!
Она едва окидывает конверт взглядом.
– Благодарю, дорогая. Положи его, пожалуйста, на стол. Потом гляну.
Я представляю себе кипу нераспечатанных финальных извещений, что видела вчера вечером.
– Ну… Может, это тебе стоит открыть. Думаю, оно важное.
– Ага, обязательно… позже, – отвечает она неуверенно.
– Но…
Бабушка, демонстративно хмурясь, награждает меня тем же резким взглядом, каким награждала мама, когда я спрашивала, почему у меня нет отца, или когда я за день тратила карманные деньги, выданные на неделю. Я затыкаюсь и потираю шею. Почему я вообще впутываюсь в это? Это не моя проблема. Не мое дело. Примерно через две, ну или четыре недели я буду далеко отсюда, надеюсь, в другой стране.
Но… когда ты не обращаешь внимания на подобные письма, потом у твоей двери оказываются люди с недобрыми намерениями. А такое не должно происходить ни с одним пожилым человеком, независимо от того, кровный он родственник или нет. У меня внутренности скучивает от одной лишь мысли о таком кошмарном сценарии.
Я вскрываю конверт.
Бабушка поднимает голову, отрываясь от шитья, и широко открывает рот.
– Ч-что ты такое себе позволяешь? Это личное! Незаконно вскрывать чужую почту! Прекрати!
– Ты не вскрывала свою почту годы напролет, так что придется тебе смириться. – Я разворачиваю ярко-красное письмо и читаю его, улавливая угрожающие пассивно-агрессивные интонации в фразах «уведомление о владении», «существенная задолженность», «предложение графика выплат». Бабушка откладывает юбку в сторону и встает, чтобы дотянуться до меня и вырвать письмо.
Я без возражений отдаю ей его и с грустью наблюдаю за тем, как она его читает.
– О боже. Я… Я… – начинает она, но потом падает обратно в кресло и опускает голову.
Вот тебе и «О боже».
– Эй, мы справимся, ясно? – говорю я, тяжело сглатывая. – Не расстраивайся. Там говорится, ну, что им нужно, чтобы ты согласилась на график минимальных выплат. Если ты подпишешься, то они не вызовут тебя в суд.
Бабушка снимает очки и вздыхает, а ее глаза наполняются слезами.
– Как вообще дошло до такого? – бормочет она себе под нос, прежде чем встретиться со мной взглядом. – Я даже думать об этом не могу, Джессика. Я… Я надеялась, что, если не буду об этом думать, то проблема исчезнет сама собой. Говорила себе, что решу все, когда мои книги будут переизданы, но эти люди… – она трясущимися руками размахивает письмом, – невероятно нетерпеливы. И крайне грубы.
– Может, если бы ты просто позвонила им…
– Но финансовыми делами всегда занимался Джек! Это работа Достойного Мужа – решать подобные вопросы. Сама я не знаю, что делать. Как мне поступить?
Вот черт. Я тоже не особенно подкована в денежных вопросах, но моя старомодная бабушка вообще не имеет понятия, что делать. Как она может быть такой успешной писательницей и не иметь представления об обращении с деньгами и управлении задолженностями?
– Я могу устроиться на полставки, – предлагаю я.
Когда я путешествовала, то подрабатывала барменом. В Лондоне наверняка полно баров с вакансиями.
– Нет, – всхлипывает бабушка. – Нам нужно сосредоточиться на проекте для Валентины. Это лучшая возможность приличного заработка. Да и не могу я просить тебя платить за ошибки твоей бабушки. Просто не могу. Не когда это наша вина, что…
Тут из коридора доносится грохот, обозначая путь Пич, пролегающий через кучи находящегося там мусора.
– Со мной все в порядке! – кричит Пич. – Просто споткнулась о венчик!
Венчик? С какого перепуга там лежит… и внезапно в голове вспыхивает идея. Потрясающая идея.
– Бабушка, – говорю я, присаживаясь на диван напротив нее. – У меня идея. Может, мы могли бы продать что-то из твоих вещей?
– Прошу прощения?
– Я о том барахле, что захламляет коридор и чердак. Мы могли бы его продать, улавливаешь? Я клоню к тому, что ты же ничего из этого не используешь.
– Это все мои пожитки! У них… сентиментальная значимость. – Она хмурится так, будто я предложила отпилить и продать ее ногу.
Я закатываю глаза.
– Владение восьмью разными канделябрами не будет иметь значения, если ты будешь жить в парке.
– Ох, святой боже! – Бабушка расклеивается, ударяясь в слезы. Зараза. Я вытягиваю руку и хлопаю бабушку по плечу.
– Я шучу. – Возможно. – Но сентиментальность для неудачников. При данных обстоятельствах ты должна быть безжалостной. Ты правда хочешь сказать, что тебе реально нужны все эти вещи? У входной двери лежат два шара для боулинга. Когда ты в последний раз ходила в боулинг?
Бабушка утыкается взглядом в свои коленки.
– Думаю, в 1978. Но… Я как-то могу решить сходить еще раз. Когда-нибудь.
– Не решишь! Что насчет граммофона? Какой-нибудь фанат музыки отвалит за него целое состояние!
– У меня есть граммофон? – удивляется бабушка. – А я и не замечала!
– Видишь! Ты и о половине своего барахла не в курсе. Мы даже можем продать всех тех фарфоровых кукол из моей комнаты. Они довольно жу…
– Нет! – перебивает меня бабушка яростно. – Нет. Только не их. Они останутся. Даже не обсуждается, эти куклы должны бы…
– Ладно, хорошо, боже мой! Кукол не продаем. Только ты решаешь, что мы продадим, выставив на «Ибэй». Я в восторге от «Ибэй». В прошлом году я там написала такое описание к сапогам на платформе, что разразилась грандиозная торговая война, и в итоге обувь была продана за шестьдесят фунтов. При том, что в магазине я за них отдала всего пятнадцать, и было это в 2003 году!
– «Иибэй»? – фыркает бабушка. – Это благотворительная распродажа подержанных вещей? Где она находится? В первой зоне38?
– Ох, тебе столькому нужно научиться, дорогая, – преувеличенно высокомерно пародирую я бабушку. – Но это правда. Я покажу тебе, как это работает. Все очень просто, да и может помочь держать на расстоянии судебных исполнителей, хотя бы до конца нашего проекта.
Бабушка делает глубокий, рваный вдох и опускает подбородок к груди.
– Я бы предпочла зарыться головой в песок.
Я пожимаю плечами.
– Не беспокойся, дерьмо случается – прости, – неприятности случаются. Но мы уже открыли письмо, и худшее позади. Мы со всем справимся, ясно? Все будет хорошо.
В ответ бабушка наклоняется ко мне, рукой, усыпанной темными пятнами, касается моей щеки и одаривает едва заметной улыбкой.
– Драгоценная Джессика. Благодарение небесам за тебя.
День пролетает за серией бабушкиных архаичных уроков по поведению. Из-за завтрашнего свидания с Лео и вероятности, что он может повести меня в невообразимо модное (читай: претенциозное) место, бабушка настаивает, что мне «следует научиться вести себя за столом». Согласно ее словам, я ем как «безумный пещерный человек». Что неправда. Я ем как взрослый человек. Который иногда плюется едой, вываливающейся ему на грудь. Но, по всей видимости, я должна класть в рот только крошечные кусочки еды, словно я какая-то печальная хрупкая птичка или француженка. Да это смешно. Когда мы дошли до «правильно использования столовых приборов», я сказала бабушке, что смотрела «Красотку» миллиард раз и знаю о правиле «ножи и вилки использовать от внешнего края к внутреннему». Но она настояла, что нам нужно отталкиваться от рекомендаций, данных в ее руководстве, в котором, конечно же, говорилось, что «столовые приборы следует использовать, начиная с внешнего края и продвигаясь к внутреннему».
Некоторые абсурдные советы, которые мы усвоили, звучат так:
Потешьте гордость Достойного Мужчины, позволив ему самому оплатить счет.
Дождитесь, пока ваш компаньон либо официант помогут вам сесть. Достойная Женщина никогда не садится за стол самостоятельно.
Никогда не участвуйте в беседе с официантом. Не отводите взгляда от вашего мужчины и позвольте ему сделать заказ за вас.
Каждый из этих советов вызывал у меня громкий смех и яростное фырканье в равных дозах. Около пяти часов вечера бабушка, удостоверившись, что забила мою голову тоннами бесполезной информации о том, как за ужином влюбить в себя Лео Фроста (ведь, похоже, миссия будет выполнена, стоит мне только продемонстрировать ему свои впечатляющие знания о долбаном ложечном этикете), она сразу ускользнула, чтобы дошить юбку, а я поставила свой лэптоп на огромный кухонный стол.
Открыв новый текстовый документ, я печатаю название «Как заполучить мужчину методами 1955 года» и подчеркиваю его.
После чего пялюсь на него.
Довольно долго.
Я больше двух лет не писала ничего, кроме постов к блогу «Саммер в городе». Путешествуя, я вела несвязные дневники, писала эссе и короткие истории чуть не по щелчку. Но написание рецептов для коктейлей, статей о роскошных отелях и рейтингов пяти любимых юбок Саммер и прочего в том же духе лишило меня практики написания чего-либо более, ну, осмысленного.
Если подумать, двадцать тысяч слов менее чем за четыре недели это довольно серьезное обязательство. Знаю ли я вообще двадцать тысяч слов? А что, если благодаря какому-то неведомому чуду мне действительно придется писать половину книги? Это, как минимум, еще шестьдесят тысяч слов. Сколько этот процесс займет времени? Мне придется остаться? Придется носить корсет, пока мои с каждым разом все уменьшающиеся ребра не исчезнут и это не приведет меня к смерти? Нужно будет жить с бабушкой, у которой глаза все время на мокром месте, и ее ворохом чувств? Быть напоминанием собственной матери? В желудке от нервов забурлило, и я задвинула все эти вопросы в дальний угол своего сознания.
Я меняю шрифт названия документа пять раз, в конце концов останавливаясь на старом добром «Таймс нью роман».
Очень медленно завариваю в чайничке чай.
Затем ради забавы пою как Шакира.
После некоторое время смотрю в окно и думаю о телевизионном шоу Саммер, размышляя, станет ли она новой Леной Данэм.
Пока я дрейфую по своим мыслям, на кухню заходит Пич, топая и прижимая Мистера Белдинга к груди. Маленькая голова кота удобно устроена прямо в вырезе ее широкой футболки. Пич глядит на кота и улыбается ему со всей любовью. Они привязались друг к другу. Мистер Белдинг будет расстроен, когда вернется в Манчестер к переодеваниям ради фотографии для Сети. Наверное, я могу не говорить Саммер, что стащила у нее кота, чуть подольше…
– Привет, Джесс, – выдавливает Пич.
Я почти нападаю на нее, цепляясь за возможность не возвращаться к экрану компьютера.
– Привет, леди Пи. Что происходит вокруг? Рассказывай все сплетни. Абсолютно все. Хочешь чаю? Печенья? Чем занималась вчера вечером? – Я наполняю вторую чашку чаем.
Пич садится за стол и перекладывает Мистера Белдинга на колени.
– Я, эм, смотрела кино. Тебе должно быть стыдно, что ты не вернулась домой вовремя. Мне очень сильно хотелось посмотреть кино с тобой.
Чего? Ой. Я вчера сказала ей, что посмотрю с ней фильм. Вот почему я учуяла запах попкорна, когда вернулась домой. Готова спорить, она и маски для лица нам купила. Блин, совсем из головы вылетело! Надо было написать напоминание на руке.
– Твою дивизию, прости меня, Пич.
Она краснеет и отмахивается от моих извинений.
– Да ладно, не стоит переживать. Я знаю, как ты занята из-за этого проекта… Я надеялась, что хотя бы сегодня вечером ты свободна.
Она косится на текстовый документ, открытый на лэптопе.
– Хм-м-м… О чем ты думаешь?
– Не знаю, может, мы могли бы выпить по кофе? Как делали популярные герои из сериала «Друзья». Они вместе пили кофе литрами, и им всегда, казалось, было весело, они часто шутили.
Я пожимаю плечами.
– Хм-м-м, а как насчет того, чтобы перейти на следующий уровень? Может, нам пойти и немного выпить? Может, даже потанцевать. – Я двигаю плечами, изображая буги.
От такого плана в бледно-серых глазах Пич появляется блеск, но затем она качает головой.
– Звучит дорого.
– Мой чек от Валентины будет уже сегодня…
– Я не могу тебе этого позволить. Тебе нужны эти деньги.
– Нужны… Но, уверена, пара фунтов не сделают большой погоды. Это мой способ извиниться за то, что пропустила ночь кино. И я вроде как эксперт, когда хочется круто отдохнуть, а денег совсем нет.
– Когда идем?
Прищурившись, я долго взглядом сверлю лэптоп. После чего указательным пальцем аккуратно опускаю крышку.
– Что скажешь насчет сейчас?
Бабушка, должно быть, в добром расположении духа, потому что ни капельки не против, чтобы мы с Пич пошли танцевать.
– Сегодня ты поработала на славу, а каждая Достойная Женщина время от времени заслуживает немного веселья. – Она доброжелательно смотрит на меня. – Танцы – это поистине великолепный способ проникнуться элегантной и женственной модой.
Мне интересно, на какие танцы мы, по ее мнению, идем? Наверное, на босса-нову или что-то такое же. Я ее не поправляю. Бабушка спокойно отнеслась к нашему выходу из дома, но при двух условиях: во-первых, мы притворимся Золушками и вернемся к полуночи, чтобы я хорошенько выспалась перед завтрашним свиданием с Лео, и во-вторых, я надену винтажное белье, чтобы научиться «двигаться грациознее» в нем.
Пич помогает мне влезть в корсет, утягивающее белье и заостренный лифчик, и, хотя все тело охренительно болит, когда я натягиваю облегающие джинсы и узкую красную футболку с надписью «Рамоунз», мои изгибы выглядят просто непередаваемо сексуально. Пич переодевается в милую зеленую тунику, черные леггинсы и просвечивающуюся черную пашмину, и мы уходим из дома.
– Куда пойдем? – спрашиваю я ее, когда мы легкой походкой в предзакатных сумерках направляемся в сторону станции метро «Южный Кенсингтон». – Куда вся крутая лондонская молодежь нынче ходит?
Пич смотрит на меня так, словно я прошу ее объяснить, по какой конкретной причине канал «ITV» вообще выпустил в эфир шоу «Всплеск!39».
– Откуда мне знать?
– Ну, ты же вроде работала в Лондоне по крайней мере пять лет, правильно? Разве ты никуда не ходила?
Она, смутившись, затягивает пашмину еще сильнее и глядит на меня.
– Обычно я просто вяжу или читаю в своей комнате. Не знаю, заметила ли ты, но я немного…
– Стеснительная? Да не может этого быть! Ты, должно быть, шутишь! – Я окидываю ее взглядом. Плечи ссутулены, голова опущена, копна непослушных тусклых кудряшек скрывает ее нежное, круглое лицо. – Пич… ты хоть когда-нибудь была в баре? Или в клубе?
Пич резко, едва заметно, отрицательно качает головой. Я чуть не задыхаюсь от удивления.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть, – вздыхает Пич. – В свою защиту хочу сказать, что росла на ферме в Алабаме и покинула Штаты раньше, чем мне можно было легально посещать заведения, где подавался алкоголь. А потом я прилетела сюда, и ни с кем толком не познакомилась. Я ходила в паб только раз. Но только на завтрак пахаря40.
Поверить не могу. Этой женщине двадцать шесть лет и она ни разу не была ни в баре, ни в клубе!
Словно сама судьба вела меня к этому моменту. Тусовка – моя raison d’être. (с фр. смысл существования.)
Веселье – моя цель. Пич может стать моей протеже. Она молода. У нее есть еще несколько лет, прежде чем она попадет на темную сторону с длительными отношениями, детишками, продолжительным контрактом на подключение кабельного и обсуждением оттенков красок фирмы «Фэрроу энд Болл». Я могу научить ее всему, что знаю сама, и таким образом сотворить себе лучшую подругу для вечеринок всех времен! По крайней мере, на следующие две или четыре недели.
Я взволнованно хватаю ее за пухлую руку и ускоряюсь, чтобы мы быстрее добрались до метро.
– Смотри и учись, крошка, – говорю я, безумно улыбаясь. – Смотри и учись.
Глава двадцатая
Танец с джентльменом – это потрясающий способ завести разговор, демонстрируя лучшие танцевальные па. Достойная Женщина двигается грациозно, по танцевальному залу она перемещается с изяществом. Она избегает сложных или чрезмерно размашистых элементов, и она всегда, без исключений, позволяет вести джентльмену.
Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955
– За грушевый сидр! – Я поднимаю бутылку, произнося тост.
– И за Соединенные Штаты Америки! – добавляет Пич, радостно чокаясь своей бутылкой о мою.
Сначала мы вкусно и дешево отужинали закусками в забегаловке, потом прошлись по пабам в Сохо и в итоге обосновались в кабинке в «Твистед Спин», модном подвальном клубе, о котором популярный блог «Люблю Лондон» отозвался как о «оригинальном лондонском месте для встреч с инди и роком». Музыка подобрана со вкусом и играет не настолько громко, чтобы невозможно было слышать ничего вокруг, цена на сидр вполне оправдана, а мрачноватая, сексуальная, индустриальная атмосфера полностью отрезает от внешнего мира со всеми его проблемами. Моя утопия.
Чтобы расшевелить Пич, понадобилось время: первый час наше общение было довольно нескладным, и основной темой была недавняя жара, после чего мы обсуждали, кому какая погода нравится, какая не нравится, и какая не вызывает никакого отклика. К счастью, когда мы добрались до третьего паба, пиво ее немного расслабило, и Пич, согласно моим надеждам, стала превращаться в потрясающего компаньона для тусовок, хоть и со своими незначительными странностями.
– Джесс! – перекрикивает она раздающуюся из колонок песню группы «Arcade Fire». – Может, нам надо придумать тебе прозвище?
– Чего? – кошусь я на нее.
– Как называть тебя. – Она заглушает отрыжку. – Друзья так делают. В «Балбесах»41 у всех были прозвища, а они были лучшими друзьями. Чанк. Маус. Дата. Я леди Пи. Как ты хочешь, чтобы тебя звали?
До этого Пич призналась мне, что ей всегда было сложно знакомиться с людьми из-за тревоги, которую она ощущала в обществе, и стеснительности. Потому так сложилось, что все ее знания о дружбе были почерпнуты из сериалов и фильмов, а не из реальной жизни. Благодаря уверенности, вызванной пивом, и попыткам сблизиться с помощью информации «чем я живу», она засыпала меня вопросами. Спрашивала Пич о моем любимом цвете (зеленый), были ли у меня в детстве питомцы (не было – мама всегда говорила, что это слишком большая ответственность, которая нам была ни к чему), и что со мной случалось худшего и лучшего (этот вопрос я грациозно опустила, внезапно убежав по нужде). Теперь она хочет, чтобы мы придумали мне прозвище. Она сказочная чудила. Но, несмотря на странные вопросы и ссутуленные плечи, Пич кажется забавной, образованной и милой. Мне даже немного паршиво из-за того, что, скорее всего, я не пробуду здесь достаточно долго, чтобы создать с ней искренние дружеские взаимоотношения, к которым она так стремится. И даже если бы я хотела этого, – хотя не хочу, – то после случившегося с Саммер я не уверена в своей способности быть кем-то, кроме «супер-клевой и веселой» компаньонки. Но если Пич желает попрактиковаться в дружбе со мной, я не возражаю. Особенно, если это подразумевает под собой приятное отвлечение от проекта «Заполучить мужчину методами 1955 года».
– Насчет прозвища даже не знаю, но подумаю об этом. Хотя, одно я знаю точно, Пич, – ухмыляюсь я, делая здоровенный глоток сидра. – Пришло время танцевать.
Не успеваю я закончить предложение, а Пич уже выбирается из кабинки и, качая широкими бедрами, устремляется на танцпол. Песня группы «Klaxons» звучит изо всех закутков клуба. Во время вступительного проигрыша Пич взмахивает своими густыми кудряшками и начинает барабанить воображаемыми палочками. Я кричу и визжу, впечатленная ее неожиданно потрясающими движениями, и присоединяюсь к Пич, после чего мы начинаем прыгать по клубу, на пару валяя дурака.
Так и знала, что у нее потенциал!
Мы танцуем целую вечность, и хотя во всем этом утягивающем обмундировании двигаться свободно достаточно сложно, иметь возможность расслабиться, хохотать до упаду, быть глупой и громкой без осуждающих взглядов – великолепно. Мы берем передышку, чтобы Пич сходила в уборную, а я покупаю нам по еще одной рюмке прекрасной пикантной водки. Я несу напитки к столику у танцпола и чуть их не роняю, когда вижу, что в двух шагах, в компании гламурных модников, абсолютно не вписывающихся в обстановку этого клуба, стоит и мило общается Саммер.
Моя Саммер.
Какого, блин, хрена? Что она делает в «Твистед Спин»? Да и какого вообще черта она в Лондоне? Саммер замечает меня и окидывает взглядом с ног до головы, ее глаза расширены от шока так же, как, полагаю, и мои.
– Джесс? – Я ее не слышу, но вижу движение ее губ. В руке у нее мохито со льдом, на ней белый короткий комбинезон и бежевые лаковые туфли на высокой платформе и выглядит она сногсшибательно. Она легко расталкивает собеседников и направляется прямо ко мне.
Блеск.
Я так чудесно проводила время. И что мне говорить? Могу я просто стукнуть ее, а не вести цивилизованную беседу? Потому что, по моему мнению, она это заслужила, поведя себя как настоящая сволочь.
Нет. Насилие не помощник.
Подойдя, Саммер целует воздух у моих щек, так она здоровается с людьми, когда выпьет пару бокалов, и то только с теми, кого знает не очень хорошо. Раньше мы с ней приветствовали друг друга клевыми ударами кулаком о кулак.