Текст книги "Винтажное руководство «Любовь и отношения» (ЛП)"

Автор книги: Кирсти Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Р х

Глава четырнадцатая

Достойная Женщина не потворствует сексуальным отношениям до тех пор, пока на ее пальце не окажется обручальное кольцо. Ведь зачем покупать корову, если можно получать молоко бесплатно?

Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955

После моего несвоевременного комментария о похоронах остаток обеда мы провели в неловком молчании. Поели, не проронив ни слова, и как только вернулись домой, бабушка поторопилась в свою спальню для послеобеденного сна. Пич была отправлена в город за необходимыми для проекта вещами, а мне было дано указание прочитать две первые главы руководства Матильды Бим «Любовь и отношения», уделив особое внимание главе под названием «Заводим новые знакомства с мужчинами».

Я поднимаюсь по лестнице в комнату, вытаскиваю кресло на балкон, сажусь в него, согреваемая солнцем, чтобы приступить к первому руководству, и пролистываю несколько страниц до нужной главы. Я бегло знакомлюсь с текстом и в местах с самыми смехотворными советами не могу удержаться, чтобы не фыркнуть.

«Завладейте вниманием Достойного Мужчины, «случайно» уронив перчатку и позволив ему подать ее вам».

«Никогда не заговаривайте с Достойным Мужчиной об одежде – его не интересует ваше новое платье. Выясните, чем интересуется он, и говорите только об этом».

«Общайтесь с вашим собеседником нежно, с мягкими интонациями, как если бы вы делились пикантным секретом».

Я не могла решить, смеяться мне или от ярости бросить книгу в стену. Что за бред сивой кобылы? С тем же успехом достаточно запомнить, что вести себя нужно как тряпка и дело в шляпе. Я убираю руководство в сторону и, плотно закрыв глаза, подставляю лицо солнечным лучам. Я правда стараюсь выбросить это из головы, но не могу не думать о том, почему бабашка не пришла на похороны мамы. Может, я так накидалась текилой, что едва помню, что там происходило, и приволочь меня туда могла Саммер, но я пришла. Вы не пропускаете похороны. Во всяком случае, не из-за грудной инфекции. Из головы не идет, что бабушка что-то скрывает. Она была такой неразговорчивой и сердитой. Но зачем ей что-то скрывать? И, если подумать, раз она была так рада меня видеть, то почему не пыталась связаться со мной? И почему – раз уж мы в настроении подозревать – она считает разумным хранить фарфоровых кукол в ее возрасте?

Я мысленно ставлю себе напоминание спросить ее об этом. Не так неосторожно, как я это сделала в кафе – было настолько неловко, что она закрылась, словно моллюск, – а аккуратно, ненапористо, когда она будет в настроении. Несмотря на то, что сама мысль о подобном глубоком разговоре вызывает у меня сильнейшую головную боль, я обнаруживаю, что любопытство касательно мамы и бабушки на самом деле будоражит.

Я снимаю очки и закидываю ноги на перила балкона. Вернусь к этой глупой главе через секундочку. Сейчас же солнышко такое ласковое. Я могла бы уже быть далеко отсюда. Если бы…

– Джессика? Ты в порядке? Джессика?

Я пробуждаюсь. У меня был прелестный, практически гипнотический сон о возможном экзотическом путешествии, которое будет, когда я покончу со всей этой хренью. Я открываю глаза и вижу загораживающую солнце и тревожно качающую головой Пич. Я вытираю слюну у уголка своего рта.

– Привет, Пич, – приветствую я ее сонно. – Как дела?

– Я принесла тебе контактные линзы, как ты просила, – отвечает она, протягивая мне коробочку «Спиксейверс».

– Круто, спасибо. Кажется, я закемарила. Который час?

– Четыре.

– Уже? Ты была в городе целую вечность!

– У Матильды длинный список.

Она следует за мной, пока я тащу кресло обратно в спальню. Моим глазам нужно время, чтобы избавиться от солнечных зайчиков. Я с зевотой снова заваливаюсь в кресло. Пич показывает на край кровати.

– Могу я присесть?

– Конечно, тебе не нужно спрашивать. Как ты?

Пич пялится на свою футболку и теребит ее края.

– Я тут думала.

– Хорошо.

– Я думала с тех самых пор, как ты здесь, и ты сказала, что твои друзья бросили тебя, а у меня в Алабаме никогда не было много друзей, да и тут мне не удается их найти… Я немного стеснительная, как ты видишь…

– Это точно.

– Я надеялась…

– Что?

– Ну, я подумала, что, м-может, мы могли бы быть друзьями?

– Ох, – отвечаю я. – Конечно. Хорошая идея. Теперь мы друзья.

– Правда?

– Ну да, а почему нет? Друзья. Официально.

Щеки Пич покрываются розовыми пятнами, когда она встает с края кровати и пятится к двери.

– Это замечательно. Я очень довольна. Не беспокойся ни о чем, Джесс, я все организую.

Она покидает комнату, пышущая энтузиазмом.

Стойте. Все организует? О чем это она?

– Организуешь что? – кричу я ей вслед, но ответа нет. – Пич?.. Пич?.. Пич?!

Неа. Она ушла.

Почему все тут все время такие странные?

Вечером во время ужина Пич бросает на меня странные, буравящие и конспиративные взгляды, а я отвечаю ей неопределенной улыбкой. Бабушка же, похоже, в куда лучшем расположении духа после своего дневного сна, потому что пичкает нас очень длинными и пространными историями о своей молодости: ее дебюте в Нью-Йоркском обществе, о танцах, на которые она ходила, и одежде, которую носила, и что каждый мужчина, хоть раз бросавший на нее взгляд, хотел жениться на ней и был от нее без ума, и сколькому мне нужно научиться, чтобы хотя бы приблизиться к потрясающему примеру для подражания – Матильде Бим. Вот честно. Мне-то казалось, это у Саммер самомнение выше крыши, но бабушка ее переплюнула. Она излишне сентиментально рассказывала о времени, когда они с дедушкой Джеком обновили клятвы, и это дико, потому что я не знала никого, о ком она говорила, несмотря на то, что это все, очевидно, были мои родственники. Я пытаюсь не отвлекаться и быть внимательной, но все равно отключаюсь, и когда срабатывает звонок у главной входной двери, я быстро хватаюсь за возможность сбежать и соскакиваю со стула.

– Я подойду!

Я стремительно спускаюсь по лестнице к входной двери и вижу там доктора Джейми, с которым была прошлой ночью (и этим утром тоже, хе), который ждет меня, убрав руки в карманы белого халата, и переступает с ноги на ногу.

– Здравствуй, – произносит он, выделяя букву «р» на шотландский манер. – Я же сказал, что позову тебя. Вот я здесь. Зову тебя.

Я улыбаюсь. Он даже милее, чем я помню. Но, может, это все из-за прошлой ночи и того, что он заставил меня кончить три раза? Хм-м-м. Я бы не прочь повторить… Да и не похоже, чтобы у меня были какие-то другие планы на сегодня, кроме увеселительного времяпрепровождения с близняшками.

– Мы можем снова спуститься в клинику? – спрашиваю я без предисловий.

– Боюсь, нет, – отвечает он, проводя рукой по щетине. – Доктор Куреши все еще там. Он работает до позднего вечера. Я подумал, мы могли бы пойти перекусить. Я знаю чудесный греческий ресторан недалеко отсюда.

Я гримасничаю. Это вроде как свидание. Я не хожу на свидания. Свидания ведут к отношениям, отношения к любви, а, как всегда говорила моя мама, любовь ведет к ожесточению сердец, и я не планирую ввязываться в эту аферу.

– Я только что поела. – Я пожимаю плечами.

– Тогда пройдемся? – спрашивает он, улыбаясь. – По площади Кенсингтон?

– Вот что я тебе скажу… – Я понижаю голос. – Ты сходишь в магазин и купишь выпивки, у бабушки есть только херес, а он, мне кажется, устарел. Да и противно это! В общем, потом встречай меня на балконе. Не на большом, потому что он ведет в гостиную комнату, а на том, что выше и левее. Этот ведет в мою спальню.

– Как я поднимусь туда?

– Не знаю. Взберешься? Там не высоко. Тот, что слева, хорошо?

– Звучит опасно. Могу я пройти нормально, то есть через дверь?

– Ты знаешь мою бабушку, док?

– Эм, не очень. Мы изредка здороваемся друг с другом, пересекаясь в коридоре.

– Ясно, а исходя из ваших кратковременных взаимодействий, она произвела на тебя впечатление женщины, способной впустить парня в свой дом, чтобы тот покувыркался с ее внучкой?

– Она кажется немного старомодной…

Я фыркаю, когда до него доходит. Джейми выглядит неуверенным.

– Даже если так, залезать так высоко все равно немного…

– Не будь таким неудачником. Я буду как Рапунцель. Ну или, на крайний случай, как героиня «Красотки».

– Прекрати перечислять все связанное с балконами.

– Или как в «Ромео и Джульетте»…

– Ладно. А затем мы чем займемся?

Я шевелю бровями, надеясь, что получается сексуально. Он резко кивает.

– Я буду через десять минут.

Я быстро возвращаюсь в обеденный зал и, извиняясь, сажусь за стол.

– Боже, я объелась! – восклицаю я, похлопывая себя по животу. – И очень хочу спать. Жутко устала после всех сегодняшних… потрясений. Думаю, мне пора в кроватку.

– Но сейчас только восемь, – удивляется Пич, изгибая рыжеватые брови. – Я думала, мы сможем… пообщаться. Я… я надеялась, мы выпьем охлажденного чаю в моей комнате.

– Может, завтра? Я вымоталась.

– Ох, конечно. Хорошо, – бормочет она, уставившись в стол.

– Кто был у двери? – спрашивает бабушка, складывая нож и вилку на тарелке и устремляя на меня пристальный взгляд.

– Ой, эм… свидетели Иеговы.

– В такой час? – Она глядит на висящие в обеденном зале дедушкины часы, кстати, единственные, что работают, как я заметила.

– Время не имеет значения, когда миллионы душ нуждаются в спасении, – произношу я молитвенно.

– Ну надо же! Тогда отдыхай, Джесс. Крепкий сон – неотъемлемая часть жизни Достойной Женщины!

– Конечно, безусловно, я полностью согласна! – отвечаю я воодушевленно. – Пока!

Открывая дверь балкона для доктора Джейми, я прямо-таки разрываюсь от смеха, когда слышу его проблемное вскарабкивание наверх по стене. Я выхожу в окрашенный золотистым сиянием вечер и с удовольствием наблюдаю, как он взбирается по балконным перилам с полосатым полиэтиленовым пакетом, висящим на его запястье, и с выражением откровенного ужаса на лице.

– Ох, блин, – выдыхает он, наконец перекидывая ногу через последнюю перекладину, и с глухим ударом падает на балкон.

– Без сучка и задоринки. Это точно, – дразню я его.

– Это было невероятно опасно, – огрызается он с покрасневшим лицом. – На мне броги. Парням не полагается куда-либо взбираться в брогах.

– Не уверена, что парням что-либо полагается делать в брогах.

– Эй, отстать от моих брогов. Ты собираешься меня впустить?

– Ну, заходи, юная Джоуи Поттер³⁰, – посмеиваюсь я, уводя его с балкона в спальню.

Он снимает пакет с руки и протягивает его мне.

– Держи, Доусон. Привет, котик.

Он нагибается к мистеру Белдингу, трущемуся своим пушистым телом о его ноги, и нежно чешет его за ушком. Я забираюсь на кровать и залезаю в пакет, доставая бутылку красного вина, которую открываю мини-штопором, прикрепленным к чему-то типа канцелярского ножа, прицепленного к ключам доктора Джейми.

Джейми развязывает шнурки, сбрасывает броги и присоединяется ко мне, вздрагивая, когда замечает фарфоровых кукол.

– Христос всемогущий, такое впечатление, будто здесь книга «Суть ужаса»³¹.

– Жутко, да? – Я делаю глоток из бутылки.

– Их здесь так много. Они… смотрят на меня.

– Смотрят. Полагаю, обдумывают зловещий план.

Поворачиваясь к куклам спиной, Джейми достает телефон и что-то делает с ним, пока из него не начинает литься какая-то кошмарная писклявая музыка.

Я хмурюсь.

– Что ты делаешь?

– Это список в «Спотифай» по запросу «Звуки саксофона», – улыбается он. – Чтобы создать настроение.

– По-твоему это что, «Дневники “Красной туфельки”»³²?

Он пожимает плечами и тянет воротник футболки.

– Мне нравится.

– Ладно, хорошо. Только сделай тише. – Я бросаю взгляд на дверь. – Бабушке и правда нельзя знать, что ты здесь. Мы вместе работаем над одним секретным проектом и мне нужно заниматься «крепким сном». Если она нас услышит, то, как известно, у нее снесет крышу.

– Секретный проект? – Он изгибает темную бровь. – Интригует.

Хм-м-м. Стоит ли рассказывать ему? Могу я ему доверять? Что если он кому-то проболтается?

Ой, да о чем я беспокоюсь? Он просто доктор-заучка, одержимый сердцами и брогами. Ну правда, кому он проболтается?

– Хорошо, я расскажу тебе.

И я делюсь с ним деталями проекта: о Валентине Смит и руководствах, о Лео Фросте и как бабушка собирается обратиться к своим советам, чтобы заставить его влюбиться в меня. Когда я заканчиваю, лицо Джейми вытягивается.

– Это бредовая идея, разве нет? – посмеиваюсь я. – Умора, серьезно.

– Ага, похоже на безумство. Кажется, это немного жестоко по отношению к тому парню. Фросту. – В его голосе слышится неодобрение.

– Ох, не волнуйся о нем. – Что касается Лео Фроста, я отмахиваюсь от любых принципов в отношении него. – Он жирный хрен. Он заслуживает того, что с ним случится, поверь мне.

– Хм-м-м. – Джейми размышляет, затем забирает у меня бутылку и пьет из нее. – Что, если он на самом деле, ну, влюбится в тебя? Он будет уничтожен, когда узнает, что ты не та, за кого себя выдавала. Что все это ради циничного эксперимента для книжки про свидания. Кажется, это несколько бессердечно.

– Господи, он не влюбится в меня! – смеюсь я. – Это не сработает на самом деле, док. Я согласила на это только потому, что при любом исходе получу две с половиной тысяч фунтов, а я не в том положении, чтобы отказываться. Он из разряда соблазнителей, к тому же вечный холостяк. Это он бессердечный. Серьезно, не беспокойся о Лео Фросте!

Джейми холодно пожимает плечами.

– Как скажешь.

Я чувствую легкое раздражение. Пф. С чего это я оправдываюсь перед абсолютным незнакомцем?

Наступает неловкая тишина. Меня не заботит неловкое молчание, но у нас не так много времени.

Чтобы сломить лед, я снимаю топ. Это срабатывает. Джейми запрыгивает на меня.

Моя жизнь сейчас может быть странной и запутанной, но у меня реально отличный секс, и за это мои благодарения небесам. Доктор Джейми привязал мои руки к огромному столбику кровати ремнем от своих вельветовых штанов и одну мою ногу закинул себе на плечо. Это очень-очень эффективно. И, вообще-то, так приятно, что мне не удается сдержать писк удовольствия, вырвавшийся из моего рта.

– Боже, Джесс, – гортанно хрипит Джейми, прикусывая внутреннюю часть моего бедра, двигаясь, сосредоточившись на процессе. – Господь Всемогущий.

Он опускает мою ногу, руками скользит под мои ягодицы и приподнимает меня к своему торсу, чтобы углубить проникновение.

Боже мой!

Я не хотела выкрикивать это. Но выкрикнула. Очень громко. И к моему ужасу дверь комнаты отворяется, являя на пороге бабушку. В одной руке у нее тюбик с кремом для увлажнения, а в другой стакан молока, ее рот широко открыт от испуга. Хуже всего, что таки достойно рукоплескания – Джейми не замечает ее! Я верчусь, чтобы выбраться из кровати, но мои руки в буквальном смысле слова связаны. Джейми все продолжает и продолжает двигаться с энергией полудикого жеребца. Бабушка стремительно вылетает из комнаты и закрывает за собой дверь.

– Джейми, слезь!

Он прекращает вколачиваться в меня и перекатывает меня на край кровати.

– В чем дело? Ты в порядке? Я… я слишком… большой?

Я одариваю его испепеляющим взглядом.

– Только что заходила бабушка. Развяжи меня!

Он неуклюже отвязывает ремень. Я соскакиваю с постели и прикрываюсь пуховым одеялом.

– Что? Старая леди Бим видела мой зад?

– Она видела все! Бубенцы, булки, буфера. Все на букву «Б». Вообще все!

– Точно. Ох, черт.

– Дерьмо.

Я опускаю голову на руки. Не думала, что когда-то испытаю такую сильную эмоцию как настоящий, глубинный стыд, ведь прежде такого со мной не бывало. Но, само собой, раньше семидесятисемилетняя родственница не наблюдала меня в легком бондаже³³. Ощущения крайне неприятные.

Мне слышится странный звук, и я убираю руки от лица.

Эти странные звуки издает Джейми. Он все еще голый, и стоит перед огромным шкафом, его лицо помидорно-красного цвета, а плечи трясутся, то поднимаясь, то опадая. Он, черт его дери, смеется!

– Прекрати смеяться! – шиплю я. – Ты же доктор. Ты должен быть сопереживающим. Поверить не могу, что она вошла. Она, похоже, принесла мне молока. Ох, боже мой!

– Прости. – Джейми брызгает слюней, извиняясь между взрывами хохота, и подбирает с пола серые хлопковые боксеры, натягивая их, громко гогоча. – Я… ха-ха-ха… я правда сожалею, но ты не можешь отрицать, что однажды это может… ха-ха-ха… стать отличным анекдотом из разряда «Как вы стали встречаться». Ха-ха-ха!

Анекдотом про «стали встречаться»?

Эм, что, по мнению доктора Джейми, здесь происходит? Я думала, что создала совершенно определенную атмосферу… Разве нет?

Я пригвождаю его взглядом.

– Эм, не хочу портить настроение, но ты же в курсе, что все между нами – это просто общение без обязательств, так?

Он задерживает дыхание, шутливо закрывая рот рукой.

– Ты хочешь сказать… что используешь меня из-за моего тела?

– В общем-то, по большому счету, да. Сексуальные привилегии, избавление от стресса и тому подобное. Ничего больше. Само собой, против тебя я ничего не имею, ты кажешься изумительно милым, и я не могу отрицать, что у тебя есть… способности. Просто я не заинтересована ни в чем большем… никакой эмоциональной чепухи, понимаешь? Я не из таких девушек. Так что, тебе лучше это знать, если мы собираемся видеться, ну или что-то типа того.

– Я пошутил, Джесс, – отрезает Джейми, вокруг его рта появляются мелкие морщинки. – Просто дурачился. Никаких обязательств, я понял.

– Хорошо. – Я мягко киваю. – Тогда все в порядке.

Глава пятнадцатая

Молодой человек вашей мечты оценит изящный изгиб вашей талии, когда он будет вас приобнимать. Обхват вашей груди должен быть примерно равен обхвату ваших бедер, а талия должна быть по крайней мере на десять дюймов меньше того и другого!

Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955

На следующий день Матильда не упоминала о прошлой ночи, хотя и избегала встречаться со мной взглядом, а учитывая, что она могла видеть мою вагину, такое положение дел меня полностью устраивало. Сегодня вечером будет ретро-ярмарка в Риджентс-парке, и там я, нарядившись в стиле пятидесятых, должна познакомиться с Лео Фростом, предприняв попытку очаровать его настолько, чтобы он позвал меня на свидание. Мне давно ничего так не хотелось делать, собственно, с февраля, когда я вынуждена была размораживать морозильную камеру.

Бабушка решила потратить весь день, чтобы преобразить меня. Вообще, я люблю преображения, особенно в молодежных фильмах восьмидесятых, когда смена образа включает в себя перманент, но сейчас я встревожена. Мне не хочется меняться, в моей внешности и так все прекрасно, ну, я так полагаю. Но это необходимость, потому я соглашаюсь принять изменения, как женщина.

Мою трансформацию мы начинаем с того, что бабушка по-доброму обозвала «бардаком на голове», то есть с волос. Они с Пич затаскивают меня в огромную бабушкину ванную комнату с громадным голливудским зеркалом, на раме которого красуются круглые лампочки, и на нас падает их яркий будуарный свет. Я смотрю на свои длинные накладные пряди платинового цвета и чувствую, как сердце обливается кровью. Мне нравятся мои настолько-белые-что-почти-отдают-голубизной волосы: люди без проблем находят меня в толпе, а солнце, отражающееся от моих прядей, создает вокруг меня некое сияние. Я буду скучать по этому. Но как бы то ни было, впадать в бешенство я не стану. Ни одна участница «Топ-модель по-американски», вышедшая из себя в день преображения, не выиграла шоу. Тайра³⁴ никогда не забывает подобных выходок.

Пич роется в пакете с покупками и выуживает из одного набор для домашнего окрашивания. После вчерашних дебатов мы пришли к решению превратить меня в «клубничную блондинку». Бабушка боролась за возможность сделать из меня брюнетку, потому что в молодости у нее был именно такой цвет волос, и ей казалось, что так я бы приобрела классическую внешность (что бы это ни значило), но я отказалась. Я не была брюнеткой с тех пор, как мне было семнадцать, и ни в коем случае не собиралась возвращаться к той жизни. Ни за что. Так что, «клубничный блонд» стал неким компромиссом и достаточной сменой имиджа, чтобы замаскировать меня от Лео Фроста.

Втроем мы начинаем избавляться от моих нарощенных волос, размягчая фиксирующие крепления ацетоновым раствором, купленным Пич в городе. Мне грустно смотреть, как мои волосы оказываются в мусорном ведре. Я потратила на эти великолепные пряди какой-то незнакомки зарплату за несколько месяцев. Когда Пич и бабушка закончили, на их лицах появилось выражение отвращения, к их пальцам прилипли капсулы с клеем. Должна признать, это довольно противное зрелище, но никто не должен был видеть этот процесс. Нарощенные волосы – дело личное.

Они обе суетятся, натягивают плотные резиновые перчатки и смешивают краску. Аккуратно наносят смесь мне на голову и растирают ее. Я смотрю на наши отражения и задаюсь вопросом, как меня угораздило очутиться в такой странной ситуации с этими чудными людьми, трущими мою голову с таким энтузиазмом? Это сколько же раз я повернула не туда, чтобы дойти до такого?

– Думаю, ты глянула главу о том, как заводить знакомства с мужчинами? – мягко спрашивает бабушка, избегая моего взгляда в отражении зеркала.

Если глянуть означает бегло пролистнуть, чтобы продемонстрировать книгу Джейми и отбросить ее подальше, прежде чем тот заберется на меня, то да. Глянула.

Я киваю.

– Хорошо. Хотя бы это хорошо.

Бабушка улыбается, и острое чувство вины пронизывает мою грудь. Нужно запомнить прочитать эту главу перед выходом. В обычной ситуации я бы написала напоминание на руке, но рядом нет ручки. Я хватаю айфон из кармана халата, открываю приложение «Заметки» и создаю новый документ под названием «ФРОСТ». В нем я пишу: «НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ДЖЕСС: Прочти главу о знакомствах с мужчинами».

Краска смыта, атмосфера в ванной накалена из-за предвкушения. Пич сушит мои волосы старым серовато-зеленым феном, и я смотрюсь в зеркало. Я рыжая как никогда. Цвет не яркий, золотисто-оранжевый. Он выгодно подчеркивает мои карие глаза и подходит моему фальшивому загару. Мне нравится.

Бабушка поворачивается к Пич.

– Скорее всего, загар нужно смыть.

Что?

– Не-е-е-е-е-е-ет! – кричу я с шотландским акцентом. – Ты можешь отнять мою свободу, можешь отнять мои волосы, но ты не отнимешь мой загар!

Пич тихонько посмеивается, пока бабушка неодобрительно качает головой, ее глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт.

– Вот дела, – ворчит она. – Своеобразная девчонка.

Они не могут отнять мой загар! Загар делает меня мной. Если вы попросите кого-то описать меня одним словом, вам ответят: «Одного слова недостаточно! У меня есть три слова, и это Гребаный Золотисто-Коричневый».

Я строю грустное лицо, пока Пич уносится из ванной, чтобы вернуться с упаковкой лимонов, размахивая ею как оружием. Я все знаю о лимонах. Они убийцы загара.

– Пожалуйста, разоблачись, Джессика, – командует бабушка, прося меня раздеться.

Я угрюмо пожимаю плечами, сбрасываю халат и откровенно игнорирую резкий вздох бабушки, когда та видит мой серебристого цвета лифчик и бирюзовые трусики из другого комплекта, на которых лиловыми стразами на заднице выведено слово «Сочная».

Я улыбаюсь ее впечатлительности. Она стремительно отводит взгляд и торопится покинуть комнату, бормоча себе под нос что-то о сочетающемся нижнем белье.

Пич выжимает лимонный сок на мочалку и начинает тереть ею мои ноги и руки. Ай. Участок за участком мой волшебный загар исчезает на глазах. Прощай, безупречный загар. Я претерпеваю лишение.

– Я-то думала, что мы станем подругами, – шиплю я Пич, пока она своим дурацким лимоном делает меня все более и более прозрачной.

– Ты будешь выглядеть прекрасно, подожди и увидишь, – пищит она, оттирая мои лодыжки. – И, Джесс… говоря о дружбе… – Она прекращает натирание и смущенно поднимает взгляд. – Во многих фильмах я видела, как девушки часто проводили время вместе, смотря фильмы, чтобы сблизиться. Они ели попкорн, пили вино, делали маски и все в таком духе. Я тут подумала, что, когда ты вернешься, мы могли бы вместе посмотреть диск…

– Конечно. – Я пожимаю плечами. – Звучит круто. Я люблю смотреть фильмы.

Пич улыбается и краснеет, протягивая мне полотенце, чтобы я стерла кусочки лимона, оставшиеся на теле. Бабушка возвращается с тремя кусками ткани и чехлом для одежды.

Я подхожу поближе и замечаю, что ткань в некотором роде похожа на нижнее белье.

– Белье? Какого лешего? – Я хватаюсь за ягодицы, сжимая свои супер-крутые «Сочные» трусы. – Разве смысл не в том, чтобы я была скромной? Лео Фрост никогда не должен видеть мои трусики!

– Джессика, – произносит бабушка успокаивающим тоном, будто собираясь предложить мне великолепную сделку. – Нижнее белье – это мода под модой. Они рисуют твой силуэт.

– Мой силуэт? А что с ним не так?

Бабушка окидывает меня взглядом и поджимает губы.

– Ты немного крепкая. Думаю, все из-за бега. Мне бы хотелось, чтобы твои изгибы стали мягче, округлее. Это… – она поднимает эластичную кремовую вещь, похожую на утягивающую юбку, – корсет «Спирелла 206». Он сгладит твои формы и подтянет ягодицы. А это… – она протягивает мне что-то, похожее на очень широкий пояс, – утягивающий корсет. Он создаст иллюзию выраженных изгибов, сделав твою талию шестидесятисантиметровой. – Бабушка говорит все это так просто, будто не предполагает нечто анатомически невозможное. – У меня в день свадьбы талия была шестьдесят сантиметров, – добавляет она гордо.

– Ага, ну, у Кайли Миноуг талия пятьдесят восемь с половиной сантиметров, – парирую я. Так-то.

– Вообще-то, шестьдесят один, – сразу же отвечает бабушка.

Вот откуда она это знает?

Я надеваю утягивающую юбку и обреченно наблюдаю за тем, как Пич и бабушка с явным усилием натягивают ее на мои бедра. Когда она наконец оказывается на месте, бабушка берет корсет и обхватывает им мою талию.

На самом деле, немного туго. То есть очень туго.

– Твою мать! – воплю я, когда они дергают корсет, и я понимаю, что у меня против воли отобрали возможность дышать. – Мне казалось, ты сказала, что мне нужна иллюзия более выразительных изгибов, – возмущаюсь я, превозмогая боль. – Он их крадет!

– Достойная женщина не использует вульгарные слова, Джессика, – обращается бабушка ко мне терпеливо, утягивая корсет. – Тебе придется привыкнуть. Оно будет того стоить. Красота часто требует жертв.

При других обстоятельствах я бы согласилась – клей для накладных ресниц попадал мне в глаза больше, чем один раз, – но сейчас мне кажется, что это неправильно.

– Теперь мы закрепим его сверху, – говорит бабушка, задыхаясь и силясь дернуть и затянуть корсет сильнее. – Пич, мне понадобится твоя помощь. Нужно немного туже.

– Закрепите? Туже? Он еще не застегнут? Ох, господи.

– Если бы у нас было больше времени, ты бы попрактиковалась, чтобы твои ребра привыкли к давлению.

– Ух. Вот именно такого рода дерьмовые ограничения много говорят о том, почему я так рада быть современной женщиной. Мне не нужно носить что-либо, к чему моим ребрам приходилось бы привыкать.

Я чувствую, как бледнею, когда бабушка и Пич утягивают и застегивают корсет, придавая моему телу форму, которой у него не должно быть.

– И лифчик тоже? – раздражаюсь я, когда бабушка протягивает мне последний кусок ткани – странный, вроде как заостренный лифчик. – Естественно, он ни за что не будет таким же удобным, как мой? – Я имею в виду мой чудесный бюстгальтер с пуш-апом, благодаря которому создается впечатление, будто приподнятый холмик Гарри и его брат-близнец уютно устроены в чашках.

– Это не просто лифчик, – отвечает бабушка, и я ее слышу нечетко, как женщину, что озвучивает рекламу магазина «Маркс и Спенсер». – Это оригинальный заостренный бюстгальтер фирмы «Дилайтекс».

– Звучит опасно, – ворчу я, все еще вертясь из-за боли в ребрах.

– Он прослужил мне много лет, – говорит бабушка, и на ее морщинистом лице мелькает счастливое ностальгическое выражение.

Это лифчик бабушки? Фу. Нет. Я так не могу.

– Ты даже не знаешь, подойдет ли он! – протестую я, пожирая глазами странный конусообразный лифчик с ужасом.

– 36С, – докладывает бабушка с уверенностью. – У всех женщин Бим этот размер.

Она права. У меня и правда 36С. Боже, пожалуйста, нет. Это так неправильно.

Я с неохотой расстёгиваю любимый серебристый бюстгальтер, и бабушка с Пич отворачиваются, думая, будто я обладаю скромностью, которой у меня никогда не было, и в которой я никогда не нуждалась. Я надеваю странный острый лифчик и застегиваю его на спине. Похоже, меня покинуло пространственное самоощущение, особенно ощущение размера собственного бюста, потому что, поворачиваясь, я отталкиваю Пич к стене левой грудью.

– О, мой бог.

– Черт, прости, Пич. Я вся непропорциональная! Дайте посмотреть, мне нужно видеть.

Уверена, я выгляжу как участник циркового шоу. Сиськи похожи на дорожные конусы, а талия значительно меньше бедер.

– Еще немного, дорогая Джессика. Ты должна выглядеть идеально. Достойная женщина терпелива.

Бабушка вытаскивает из большого шкафа пояс для чулок и застегивает его на моей талии. Боже, я завернута во столько вещей, и ведь даже еще не одета! Бабушка расстегивает чехол для одежды и вынимает из него белое в голубой горошек хлопковое летнее платье. Юбка просто огромная – вся в складку и жутко пышная.

– Это мое любимое платье от Виктора Джосселин³⁵. Я надевала его на свой первый летний пикник с Джеком. Оно идеально подходит для ярмарки. Это платье продемонстрирует твою фигуру, будучи легким, соответствующим сезону и одновременно скромным.

Я подхожу к этому платью. От него пахнет едва уловимыми духами «Шанель №5», парфюмом, которым пользовалась мама. От запаха у меня начинается легкое головокружение. Просто не думай об этом, Джесс.

Делаю глубокий вдох и прихожу в себя, после чего поднимаю руки в воздух, чтобы Пич с бабушкой смогли натянуть на меня наряд через голову.

Как только они застегивают бесконечное количество пуговиц, находящихся сзади, бабушка скользит вокруг меня подобно акуле и, щурясь, окидывает оценивающим взглядом.

– Теперь я могу взглянуть? – возмущаюсь я, вытягивая руки вперед.

Бабушка кивает и указывает на зеркало.

– Вперед.

Я с опасением приближаюсь к огромному зеркалу, висящему в ванной, пытаясь не накручивать себя слишком сильно, потому что в этом смехотворном убранстве даже часто дышать довольно опасно. Спорим, я выгляжу сме…

Ох.

Ого.

Вот и я.

То, что я вижу перед собой, не уродство, а вроде как более элегантная версия Джессики Рэббит³⁶. Талия крошечная, но не кажется неестественной, просто визуально увеличивает бедра и грудь – само воплощение фигуры «песочные часы». Длинные и узкие бретельки открывают мои теперь уже кремовые плечи и зону декольте, и, несмотря на то, что моя грудь практически полностью скрыта, она все равно выглядит сногсшибательно, а в каком-то смысле даже буквально сшибает с ног.