Текст книги "Винтажное руководство «Любовь и отношения» (ЛП)"
Автор книги: Кирсти Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Джейми убирает руки в карманы.
– Милая. Ее зовут Кико.
– Крутое имя.
– Она японка. Она раз в несколько месяцев приходит узнать о своей умеренной аритмии. Когда она пригласила меня выпить, я даже не поверил. Прямо у стойки администратора, перед другими пациентами!
Я смеюсь вместе с ним.
– Ну и… Что ты ответил?
– Эм, нет. Я ответил «нет».
– Ой, как жаль. Она тебе не понравилась? – интересуюсь я.
– Я сказал ей, что уже встречаюсь кое с кем.
– Да? – Я меняюсь в лице. Джейми останавливается у большого тихо шелестящего дуба. – Что ты делаешь, дурак, почему останавлива…
– Я отказал Кико, потому что… Я встречаюсь с тобой.
Я фыркаю.
– Ты использовал меня как отмазку? Хорошо сыграно, мой друг.
Джейми не отвечает. Просто пристально смотрит на меня, пока ветер обдувает мои кудри.
Он не шутит.
Я качаю головой.
– Но мы же просто спим друг с другом, правильно? Никаких привязанностей и прочего. Помнишь? Ты волен ходить на свидания, с кем захочешь. Я прекрасно это пойму.
Конечно, я расстроюсь, что у меня не будет доступа к телу мужчины, когда мне это будет нужно… Но я переживу это. Определенно.
Джейми берет меня за руку.
– Ты же не думаешь так на самом деле, Джесс? Что мы просто «спим».
Я смущенно забираю свою руку обратно.
– О чем ты, Уиллис59?
Джейми хмурится – это ему не идет.
– Джесс, про «никаких привязанностей» ты говорила две недели назад, но с тех пор мы видимся почти каждый день. То есть встречаемся. Совершенно ясно, что это больше, чем просто секс. И я знаю, что ты это знаешь. Я знаю, ты чувствуешь это.
Что, мать вашу, происходит? Я таращусь на Джейми, чтобы увидеть, что он шутит, что он вот-вот раскроет, что это всего лишь розыгрыш, чтобы хорошенько посмеяться. Но он выглядит серьезно. Крайне серьезно.
Вот, бляха муха.
Он взял и привязался.
Джейми Абернати по-дурацки привязался ко мне, как глупая эмоциональная пиявка. Мне казалось, я четко донесла свою мысль. Разложила все по полочкам.
Сердито фыркнув, я резко разворачиваюсь и, минуя постель полную примятых бледно-желтых нарциссов, быстро иду по парку обратно к дому бабушки.
– Куда ты? – спрашивает Джейми, следуя за мной.
– Док, когда я говорила, что не хочу обязательств, я не шутила. Я говорила серьезно, – зло выпаливаю я, выпуская воздух из-за надутых щек. – Ничего не изменилось. Секс крут, мы можем посмеяться, но ничего больше.
– Почему ничего больше? «Большее» – это как раз то, чем мы занимаемся, просто, как правило, с большим количеством разговоров. Не понимаю, почему ты не…
– Я… Я занята. Очень занята сейчас.
Джейми догоняет меня и приостанавливает с легкой усмешкой.
– Проектом? Ты даже не хочешь попытаться сделать наши отношения более серьезными из-за парня, с которым проводишь время ради проекта. Фрост? Так его зовут? Парня, которого ты дуришь?
Я торможу и упираю руки в бока.
– К нему это не имеет никакого отношения! А даже если бы и имело, – что не так, – то это не твоего ума дело.
Мы доходим до двери. Джейми собирается ее открыть передо мной, но я вырываюсь вперед и яростно дергаю ее на себя. Повернувшись к нему лицом, я говорю:
– Скажи Кики «да», – выдыхаю я. – Может, она сможет дать тебе то, что тебе нужно.
– Кико.
– Ну, Кико. Слушай, Джейми, ты мне нравишься. Мне правда нравится заниматься с тобой сексом, но тут, – я машу, указывая на нас обоих, – тут… нет ничего большего… и никогда не будет. Пора остыть.
Джейми стоит в холле изваянием. Он не говорит ни слова. Просто злится? Смущается? У него высокое артериальное давление? Я не знаю.
Я больше не могу это выносить, не могу быть свидетелем непрошенных перемен. Я чувствую себя ужасной, виноватой и, в общем-то, охрененно смущенной.
– Ты… Ты не следовал правилам, идиот, – выпаливаю я, и мой голос внезапно ломается.
И тогда я убегаю по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, дважды подворачиваю ногу и врываюсь в бабушкин коридор, пока Джейми обреченно глядит мне в спину.
Что случилось? Сначала я чувствую странное притяжение к Лео, а потом Джейми признается мне в чувствах.
Сегодня, должно быть, полная луна. Возможно, вся эта дикость из-за приливов, звезд или еще чего. Я поднимаюсь к окну наверху и сразу выглядываю наружу, устремляя взгляд на ночное небо. Но луна не полная. На небосклоне обыкновенный месяц.
Я пересекаю коридор судьбы, который сейчас совершенно пустой и больше не представляет опасности, и поднимаюсь в свою комнату. Яростно срываю с себя одежду и белье, быстро принимаю душ, полотенцем подсушиваю волосы и забираюсь в постель к Мистеру Белдингу. Чем раньше я засну, тем раньше исчезнет это тревожное чувство.
Но сон все не приходит. Я даже спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе теплого молока, но это не помогает. Затем я на айфоне слушаю мягкие звуки океана, но и это не приносит толку. В итоге я лежу без сна, мучаясь, ворочаясь, размышляя, томясь и задаваясь вопросами до самого утра.
Глава двадцать седьмая
Влюбленность в выбранного вами мужчину по ощущениям может быть похожа на полет – наслаждайтесь, ведь вы определенно заслужили это. Но будьте осторожны, не теряйте головы. Достойная Женщина должна концентрироваться на цели.
Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955
После примерно двух часов сна я поднимаюсь в шесть утра и сразу же звоню Валентине.
– Алло? – слышу я заспанный голос. Валентина кажется не до конца проснувшейся. Я думала, все успешные люди встают рано. Так всегда говорила Саммер, когда я поднималась позже десяти часов.
– Йоу, Валентина. Это Джесс. Простите, что разбудила, я перезвоню позже.
– Джесс? Я проснулась, подожди. – Я слышу шарканье, и как Валентина прочищает горло. – Джесс Бим, сладкий котенок. Рада тебя слышать. Как дела?
– Прошлым вечером у меня было еще одно свидание с Лео.
– Прекрасно, на этот раз он отвел тебя в какое-нибудь шикарное место? В «Айви»? Ему очень нравится «Айви»...
– Нет, мы ходили в Национальную Галерею.
– Ох! Правда? Он всегда ходил в галерею сам, когда мы…
– Слушайте, Валентина, я хотела спросить, Лео когда-нибудь говорил с вами о его маме?
– Нет, не говорил. Насколько я помню, едва ли он вообще рассказывал о своем прошлом. А почему ты спра… стой… он… Он с тобой говорил о его матери?
– Ага. – Я включаю на телефоне громкую связь и кладу мобильный на одеяло рядом с собой.
На другом конце провода раздается сдавленный вдох.
– Боже, это так необычно. Вообще, он как закрытая книга.
– Говорил ли он с вами о своих рисунках?
– Его рисунках? Ты о чем? Ты о его рекламе?
– Нет, о его набросках.
– Лео рисует? Что он рисует?
– Не знаю, я видела только один рисунок. Старика в лодке.
– Старика в лодке? Рисунок хорош?
– Великолепен.
– Господи, Джесс. Боже мой. Он никогда не говорил мне, что ему нравится рисовать, ни разу за весь месяц. И он поделился этим с тобой? На втором свидании?
Я киваю, хоть она и не может меня видеть.
– Да, мы коснулись этой темы. А затем он сказал мне, что я ему нравлюсь. Что он считает меня оживляющей. Что он, эм, никогда не встречал женщин, похожих на меня. Это нормально?
В разговоре наступает пауза. После чего Валентина возбужденно говорит:
– Это не нормально. Этому неординарному поведению есть только одно объяснение.
– Какое?
– Романтические советы Матильды Бим пятидесятых годов, должно быть, работают. Похоже, они работают прямо-таки магическим образом. Я подозревала, что они могут работать, но это превосходит все ожидания! Матильда, наверное, в восторге. Ого. Продолжай в том же духе, Джессика-разумница, – продолжает Валентина радостно. – Подлый Лео Фрост заслуживает всего, что с ним случится.
– Разве? Точно заслуживает? – уточняю я, чувствуя легкий укол вины в сердце.
Валентина понимающе смеется, и звук ее смеха громко раздается из динамиков телефона, эхом разносясь по всей комнате.
– Ох, сейчас он, может, и продемонстрировал тебе другого себя, Джессика, но подумай обо всех женщинах, что были до тебя. О тех, кого он отшвырнул, с кем вел себя, как с трофеями, не показывая свои рисунки. Ты делаешь это ради них. Ради всех женщин Лондона. Будь сильной. Ты воительница, Джессика. Воительница.
Тогда я думаю обо всех разбитых сердцах. Разбитых сердцах и других опасностях. Думаю о разбитом сердце моей матери.
– Хорошо, – отвечаю я решительно, кулаком ударяя по пуховому одеялу.
Я, Джессика Бим, – благородная и истинная охотница на грубых и жестокосердных мерзавцев с притягательными ртами.
– И пиши, – подталкивает меня Валентина. – Записывай все для меня. Абсолютно все. Пиши как ветер, моя голубка!
– Конечно. Буду писать как ветер, сто процентов. Спасибо, Валентина.
– Всегда рада. Держи меня в курсе, утенок.
– Обязательно.
– И, Джесс?
– Да?
Голос Валентины становится низким и хриплым.
– Уничтожь эту крысу.
– Ага. Само собой. Приложу все силы.
Повесив трубку, я поворачиваюсь к разлегшемуся на другом конце кровати Мистеру Белдингу.
– Во что, мать твою, я встряла? – спрашиваю я у него, вскидывая руки в воздух.
Он отвечает вылизыванием своего зада.
– От тебя никакого толку, – ворчу я и отправляюсь в ванную комнату, чтобы пописать.
Странное ощущение нервозности, что я испытывала прошлой ночью, возвращается обратно, и мне крайне необходимо проветрить голову. Лучше секретного бега не поможет ничего.
Я переодеваюсь в костюм для бега и спускаюсь вниз настолько тихо, насколько только могу. Теперь-то я знаю, какие половые доски скрипят, потому перескакиваю и двигаюсь, словно танцую ирландскую джигу.
Внизу в холле я натыкаюсь на Пич в длинном бледно-желтом платье: она выходит из кухни с чашкой с кофе в руках, а во рту, между губами, у нее зажат тост. Черт, мне-то казалось, все еще в своих кроватях.
Пич задыхается от удивления.
– Джесс, как ты рано! В чем дело? Что-то не так? Тебе снова нездоровится?
Затем она замечает мой наряд из лайкры, кроссовки и хмурится.
– Ты отправляешься на пробежку? Но я думала, Матильда сказала тебе не бегать, чтобы икры не стали мускулистыми.
Я закатываю глаза и начинаю растягиваться, держась за лестничные перила.
– Мои икры шикарны, понятно? В них проблем нет. Благодаря бегу я чувствую себя лучше. Не говори ей, что видела, как я ускользаю, хорошо?
– Ты хочешь, чтобы я хранила твой секрет?
– Ты не против? Если бабушка узнает, она расстроится, а она не расклеивалась целых два дня. Будет круто, если так будет продолжаться.
– Наш первый официальный секрет, – почти шепчет Пич, улыбаясь самой себе. Затем она ставит чашку кофе на край стола и выдыхает через нос. – Я сохраню твой секрет, Джесс. А вообще, я пойду на пробежку с тобой. Поучаствую в твоем обмане.
– О, нет, ты не обязана. Я тебе верю.
– Мне бы хотелось.
– Но… я бегаю одна. Долго бегаю.
– Тебе больше не нужно бегать одной, – говорит Пич рассудительно. – Теперь у тебя есть Леди Пи. Я побегу с тобой. Пойду переоденусь. Встретимся снаружи через пять минут.
Я пытаюсь придумать, почему должна бегать одна. Но сейчас слишком рано, и мой мозг еще не начал работать, потому в голове не возникает ни одной оправданной причины. Я киваю в знак согласия, и Пич проносится мимо меня, быстро взбегая по лестнице, чтобы переодеться.
Через пять минут после начала пробежки у меня появляется прямо-таки куча ответов на вопрос, почему я обычно бегаю одна. Наверху списка тот факт, что это время побыть наедине с собой, в тишине и покое, это время подумать и послушать музыку, сфокусироваться только лишь на сердцебиении и ощущении ветра на моей коже. У Пич другой взгляд на то, как должна проходить пробежка. Для начала, ей кажется, что «пробежка» – это эвфемизм для быстрой ходьбы с умеренным темпом и остановками на пенистый кофе. Во-вторых, Пич во время пробежки хочет говорить. И хочет говорить много. Ночью в «Твистед Спин» как будто открылся ящик Пандоры, и новая общительная Пич начала выбираться наружу, как бабочка из кокона. Что замечательно. Здорово, что она стала чувствовать себя увереннее: ее плечи больше не ссутулены, она меньше бормочет, и это круто. Но я по-прежнему единственный человек, с которым ей комфортно говорить, что значит – все, что ей хочется сказать вслух, она скажет мне. И спустя двадцать шесть лет общения с единицами у нее накопилась масса мыслей, которыми ей прямо-таки необходимо поделиться. Когда мы на полпути к Кенсингтон-Хай-Стрит, я уже немного рассеяна.
– …и тогда, на выпускном балу, все было спланировано, но Лили потеряла ключ от комнаты, и настроение, вроде как, ушло. И больше я никогда к этому не возвращалась. Это история о том, почему я все еще девственница. Тогда, в 2004, я решила…
Мой мозг тут же очнулся.
– Стой, что? – Я останавливаюсь у магазина «Маркс энд Спенсер» и поворачиваюсь к Пич. – Что ты только что сказала? Ты до сих пор девственница?
Пич кивает.
– Ага. Не потому что я так хочу, а потому что так сложилось, думаю.
– Ого, – выдыхаю я.
Я лишилась невинности в восемнадцать. На первой же вечеринке в университете, куда мы пошли с Саммер, и, по правде говоря, случилось это через неделю после смерти мамы. Мне даже представить сложно, каково это – дожить до двадцати шести лет, ни разу не сделав этого. Секс – это круто. Как она удовлетворяется? Как помогает себе в сложные минуты? Я изучаю ее с любопытством.
– Мне кое-кто нравится, – улыбается Пич, делая большой глоток воды из бутылки.
– Кто? Кто?
Она крутит свой кудрявый хвостик.
– Гэвин.
– Кто такой Гэвин?
– Наш почтальон, ау!
Ага, коренастый блондин.
– Он милый, – говорю я одобрительно, когда мы переходим дорогу.
– Я знаю. – Пич мечтательно улыбается, ее щеки наливаются румянцем. – Но он, вроде как, тоже стеснительный. Я же отношу все эти выложенные на «Ибэй» товары на почту, потому довольно часто вижу его, но мы сказали друг другу всего пару слов. Вообще, я бы хотела попросить тебя об услуге.
– Валяй.
– Я чувствую себя увереннее… когда ты рядом, понимаешь, о чем я? Мне говорить как-то проще.
Не совсем понимаю, о чем она, но, тем не менее, от ее слов у меня в груди разливается приятное ощущение.
– Так что, я надеялась, что в следующий раз, когда Гэвин принесет почту, ты откроешь двери вместе со мной. Я хочу пригласить его на свидание, только не уверена, что смогу, разве что рядом будешь ты.
Я смеюсь.
– Ты собираешься пригласить его на свидание? Это круто. – Я даю ей «пять». – Это честь для меня – жутко стоять рядом и наблюдать такой интимный момент. Боже, Пич, ты просто обязана сказать Гэвину, что у тебя для него особая доставка. О-о-ох, точно, спроси, есть ли у него большая посылка для тебя! Прошу, спроси его об этом!
– Мне правда нужно спросить об этом? – серьезно интересуется Пич, широко распахнув свои добрые серые глаза.
– Эм, нет. Я же шучу. Не говори этого… пока, во всяком случае.
– Ты странная, – хохочет Пич вымученно, будто это я в нашем дуэте своеобразная.
– Можем мы, наконец, побегать? – стону я, подпрыгивая на месте. – У нас почти не осталось времени, скоро Матильда проснется.
– Конечно, – выпаливает Пич, начиная прыгать вместе со мной. Затем она останавливается. – Но сначала дай рассказать тебе все о моей жизни в 2004 году. Было пятнадцатое января, день открытия всемирно известного национального фестиваля арахиса в Алабаме…
Я срываюсь и бегу спринтом.
Позже, тем же утром, мы с бабушкой встречаемся в гостиной комнате, чтобы подсчитать заработанные благодаря «Ибэй» деньги. Я удобно устраиваюсь на диване, кладу лэптоп на колени и называю восседающей в своем синем кресле бабушке суммы, которые она складывает на громоздком старинном калькуляторе.
Огласив последнюю проданную вещь – античную настольную лампу от «Тиффани», – я поднимаю взгляд на бабушку, чтобы услышать, сколько получилось в итоге. Я гляжу на ее лицо и жду, когда появится улыбка, когда беспокойство сменится облегчением. Но этого не происходит.
– Мы заработали недостаточно, – говорит она удрученно.
– Что-о-о? – Я спрыгиваю с дивана и несусь к бабушке, чтобы посмотреть на калькулятор. – Как? Мы же столько всего продали! Люди с ума сходили из-за этих вещей. Этот калькулятор антикварный, он может быть сломан!
– С калькулятором все в порядке. Просто мы не собрали денег даже для минимальной выплаты. – Бабушкины губы начинают дрожать. Зараза. Она снова собирается плакать.
Я лихорадочно перепроверяю цифры и складываю все сама. Бабушка права. Мы продали на «Ибэй» массу всего, но этого недостаточно даже для глупой мизерной выплаты, требуемой банком.
– Через десять дней меня поведут в суд, – обращается бабушка ко мне с паникой в голосе. – Меня выселят! Я потеряю дом, воспоминания, все, ради чего столько трудилась.
Гр-р, она накручивает. Снова…
– Прекрати плакать! – говорю я строго. – Слезы не помогут.
Бабушка глядит на мое серьезное лицо и хмурится.
– Достойная Женщина не черствая, – шмыгает она.
Я фыркаю.
– Ну а Современная Женщина справляется с дерьмом, что подкидывает ей жизнь, не расклеиваясь. Давай потренируемся.
Нечасто мне приходится быть рассудительной. Ощущение такое, словно я в чужом костюме.
Бабушка склоняет голову, и ее тонкие волосы закрывают лицо.
– Ты сможешь, – подбадриваю я ее, поднимая со стоящего на тахте подноса маленькую чашку, чтобы налить в нее чаю и передать бабушке. – Ты – Матильда Бим. Автор мега-бестселлеров и романтический маг. Ты вынудила меня снять накладные волосы. Если ты смогла это, то и с этой ситуацией справишься охренеть как круто.
Бабушка потягивает чай.
– Сейчас твои волосы куда прелестнее, – выдавливает она сквозь слезы.
– Я бы не увлекалась, – возмущаюсь я, поправляя рыжеватые локоны. – Ладно. Итак. Пич упоминала, что у тебя что-то есть на чердаке. Может, мне стоит подняться туда, оглядеться, вдруг там есть то, что мы могли бы продать…
– Нет! – перебивает меня бабушка, ставя чашку обратно на серебряный поднос с характерным звоном. – Нет, не стоит. На чердаке пусто. Там ничего нет. Ничегошеньки.
Я точно помню слова Пич, что на чердаке столько всего, что ей сложно открывать дверь.
Я прищуриваюсь, устремляя на бабушку пристальный взгляд. Она же старается не смотреть на меня.
Она лжет.
Я делаю мысленную пометку проверить чердак сразу же, как появится возможность.
– Просто на чердаке нет ничего, что можно было бы продать, – продолжает бабушка, вставая с кресла и направляясь к окну. – Думаю, лучшее, что мы можем сделать в такие короткие сроки, это ускорить проект «Как заполучить мужчину методами 1955 года».
– Ускорить? Насколько?
– Лео определенно заинтересован в тебе. Мы должны увеличить количество времени, которое вы будете проводить вместе, чтобы приблизить финал и заключить сделку с Валентиной как можно быстрее. Как только договор будет у нас, я смогу показать его банку в качестве доказательства будущей прибыли. Возможно, они будут немного снисходительнее. У тебя же вечером свидание с Лео?
Как раз из-за этого я и переживала всю ночь. Ну, еще из-за доктора Джейми и его раздражающего переменчивого сердца. Уф. Я киваю и делаю глоток чая.
Бабушка идет обратно к своему креслу, поправляет юбку и садится.
– Сегодня у вас должен быть первый поцелуй.
Я разбрызгиваю чай.
– Мне нужно поцеловаться с ним сегодня? Согласно руководствам я не должна целоваться с ним до пятого свидания.
Бабушка глядит на меня с одобрением.
– Так ты их читаешь! Ты права, в моих руководствах совет звучит именно так. Но у нас нестандартная срочность. А первый поцелуй – могущественная вещь. Он может стоить десяти свиданий, когда дело касается формирования глубокой привязанности.
От одной мысли о поцелуе с Лео Фростом щеки пылают, а шее становится щекотно.
Мне не нравится Лео Фрост.
Замечая мое смущение, бабушка улыбается.
– Ох, Джессика, я знаю, что важность первого поцелуя давит, но не переживай. Я научу тебя, как это делается.
Я разбрызгиваю чай во второй раз.
– Э-э… чего?
Бабушка грациозно плывет к своему шкафчику с коллекцией кино, открывает стеклянные дверцы и выбирает кучу видеокассет, среди которых «Унесенные ветром», «Завтрак у Тиффани» и «Отныне и во веки веков».
Она пальцем стучит по старым кассетам в пластиковых упаковках.
– Все, что тебе нужно знать, находится здесь.
Дневник Роуз Бим
22 Июня 1985
Том явился на ужин с опозданием на сорок пять минут и с подбитым глазом. Я чуть не развернула его прямо у дверей, но подошел отец и увидел его. У меня не было возможности узнать, что стряслось – быстро подскочила мама, чтобы взять его пальто, – но, учитывая то, что я о нем знаю, он задолжал кому-то денег, затянул с возвратом и был за это избит. Люди ведут себя прямо как ненормальные варвары. Меня мутит от вида его побитого красивого лица. Мама с папой намеренно проигнорировали синяк, и хоть раз я была горда их безупречными манерами. Хоть говядина Веллингтон была чуть холодноватой (я не возникала, потому что эти несколько дней меня подташнивало от нервов), в целом ужин прошел неплохо. Папа задавал Тому много вопросов: чем занимался его отец, какие у него планы на будущее. Ничего такого, о чем бы он не спрашивал дурацкого Найджела Пембертона. Том справился наилучшим образом, и я уверена, он очаровал маму чудными рассказами о театре. А как иначе? Он самый очаровательный человек во всем мире, и ко всему еще и умный. Чуть позже Том и папа пошли в отцовский кабинет, чтобы выпить, а мы с мамой занялись посудой.
Когда Том ушел, я была на взводе и спросила у мамы и папы, что они думают о Томе. Папа сказал, что Том показался ему милым юношей, а мама – что он очень привлекательный, но сказала она это со странным выражением лица. И потом они ушли в спальню, не произнеся больше ни слова. Пока они от него не в восторге. Но это пока! У нас будет время их убедить! По крайней мере, они прекратили навязывать мне глупого Пембертона. Ура!
Р х
Глава двадцать восьмая
Дамы, в мире нет ничего похожего на первый поцелуй во время нового романа. Это ключевой момент в цветущих отношениях, и, совершённый правильным образом, он способен предопределить ваше совместное будущее. Накануне судьбоносного поцелуя подготовьте ваши губы с помощью увлажняющего бальзама. Будьте страстной, но воспитанной. Французский поцелуй либо покусывания на данном этапе не советуются.
Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955
Когда я вечером встречаюсь с Лео, моя голова уже полна мыслей о поцелуе, романтике и о Берте Ланкастере, который был мегасексуальным в свои лучшие годы. У меня даже не было возможности проскользнуть на чердак, чтобы обнаружить хоть что-то, связанное с мамой, ведь весь чертов день прошел за просмотром бабушкиных любимых сентиментальных фильмов – с паузами, перемотками и переигрываниями фрагментов, где герой и героиня целуются, – чтобы я научилась, как это делается правильно. Это просто смешно. Да я королева поцелуев. Скорее всего, я целовалась чаще, чем кто-либо другой в Лондоне. И даже если я не эксперт в поцелуях, то всем известно, что поцелуи сильно изменились. Нет больше Голливудского поцелуя. Люди обнимаются, хватают друг друга за задницы, ну и, сами знаете, схлестываются языками.
Ожидая Лео у станции метро Лэдброк-Гроув, мыслями я уношусь к Джейми. Он пытался поймать меня на выходе из дома. Вынырнул из-за дверей клиники в белом халате, со стетоскопом, одна из олив которого все еще была вставлена в ухо, и непривычным для него страдальческим тоном произнес:
– Джесс, нам нужно поговорить.
Но я притворилась, что не услышала его и прошествовала мимо, прямо на улицу, где бежала без остановки, пока не достигла станции. Сейчас совсем не время думать о Джейми и его превратном понимании понятия «только секс». Особенно при условии, что мне нужно ускорить завершение проекта, чтобы бабушку не выгнали из дома.
Я чую Лео до того, как вижу. Запах имбиря и розового дерева с ароматом недавно стиранного хлопка.
– Ты прекрасна, – улыбается Лео, легко качая головой, словно не может поверить своим глазам.
Сегодня на мне наряд, при создании которого, думаю, вдохновлялись мореплаванием. Это белое прямое платье с плиссированной юбкой и золотистыми пуговицами и голубой шарф с якорным рисунком, обмотанный вокруг воротника, который привлекает внимание к моей смешной заостренной груди. Волосы белой лентой собраны в высокий хвост, раскачивающийся и скачущий при ходьбе. И учитывая, что сегодня самый жаркий день в году, а я ни при каких обстоятельствах не должна обзавестись хоть малейшим загаром, бабушка настояла, чтобы я взяла ее белый антикварный кружевной зонтик для защиты от палящих лучей. Гребаный зонтик. Люди точно будут показывать на меня пальцем и смеяться. Если же нет, значит, с миром что-то явно не так.
Лео даже бровью не ведет при виде дурацкого зонтика. Наверняка думает, что это часть моего «необычного» стиля.
– Привет, – глупо машу я рукой, стараясь не обращать внимания на то, что под темно-синим блейзером на нем выцветшая футболка с фото группы Van Halen. Лео Фросту тоже нравится Van Halen? Мне казалось, ему по душе джаз на пианино, Savage Garden или еще какая хрень.
Мне не нравится Лео Фрост. Не нравится. Не нравится.
– Куда мы идем? – спрашиваю я радостно, когда мы идем по Ланкастер Роуд.
– В «Электрик Синема» показывают «Бриолин 2», – сообщает он мне. – Туда мы и идем. Знаю, это немного странно, но я всегда думал, что он во многом превосходит первую часть. И это крутой кинотеатр.
Нужно. Оставаться. Леди.
«Бриолин 2» на вершине моего списка любимых фильмов всех времен. Мне не верится, что он ведет меня на долбаный «Бриолин 2».
– Обожаю фильмы восьмидесятых, – говорю я, удивляясь тому, насколько это лучше, чем скучный поход на старомодный ужин, и тогда чувствую смятение из-за того, что радуюсь этому свиданию.
– Фильмы восьмидесятых лучше остальных, – соглашается Лео, когда мы переходим на Портобелло Роуд. – У меня огромная коллекция дисков. – На его лице возникает выражение нахальства. – Вообще, знаешь, я вроде как эксперт.
– Да ну. Смотрел «Клуб завтрак»? – уточняю я.
– Естественно.
– «Уж лучше умереть»?
– Благодаря этому фильму я встал на лыжи.
– Ладно… – Я прищуриваюсь. – Не может быть такого, чтобы ты смотрел… «Маленькую колдунью».
– Au contraire. – Напротив. Он потирает руки. – Зацени. – И тогда, к моему искреннему изумлению, Лео Фрост начинает исполнять чудовищную рэп-песню «Top That» (Пер.: Переплюнь) из фильма «Маленькая колдунья», повторяя те же глупые танцевальные движения.
– «Я крутой, ты – не такой, но если хочешь затусить, я дам тебе попытку, превзойди себя!».
Боже мой. Что он делает? Он похож на настоящего неудачника!
Но это очень-очень весело.
Пока Лео с энтузиазмом читает рэп, я громко смеюсь. Большая часть народу переходит на другую сторону улицы, чтобы обойти его, а студенты начинают снимать его на телефон. Я хохочу так сильно, что чувствую готовность моего корсета разойтись по швам. Лео замечает, как я сгибаюсь от смеха, и на его лице мелькает выражение гордости. После чего он начинает двигаться еще неестественнее и безумнее.
Я очень стараюсь взять себя в руки, подумать о женщинах, что Лео одурачил до меня, и прекратить смеяться, чтобы придерживаться тактики, которую Валентина утром прозвала «воинственной». Но чем дольше он читает рэп и танцует, ставя себя в постыдное положение, лишь бы вызвать мой смех, тем дальше уносится ее предупреждение.
Лео прижимается ко мне на диванчиках в конце зала «Электрик Синема». Поначалу мне неловко сидеть к нему так близко, когда наши тела так тесно соприкасаются, но стоит только начаться моему любимому фильму, а руке Лео оказаться на моем плече, как я сразу успокаиваюсь. Во время песни «Крутой мотоциклист» Лео начинает поглаживать меня по бедру, зарождая определенные ощущения в некотором месте.
Мне не нравится Лео Фрост. Не нравится.
Я стискиваю его руку, чтобы по крайней мере знать, где она, и тогда он большим пальцем начинает водить по моей ладони наводящим на размышления образом, что тоже отзывается потрясающими ощущениями.
Мне не нравится Лео Фрост. Не нравится.
Остаток фильма я ерзаю и нахожусь на грани из-за того, что мы с Лео прижимаемся друг к другу в темноте, а еще нервничаю, потому что мне нужно будет поцеловать его, и у меня есть пугающее предположение, что мне это может понравиться.
Как только заканчиваются титры, я с облегчением вскакиваю с диванчика. Лео предлагает приятную прогулку по парку Холланд, находящемуся рядом, и я соглашаюсь с искренним энтузиазмом. Милая скучная прогулка при дневном свете. Куда безопаснее уютного, слабо освещенного зала кинотеатра.
По пути в парк Лео забегает в ближайший винный магазин, берет там бутылку кьянти и упаковку с бумажными стаканчиками. Солнце еще достаточно высоко, потому я открываю зонтик и кручу его, когда мы заходим в парк. Я замечаю семью белок, скачущую вокруг большого дуба, и один из бельчат взбирается по дереву наверх с настолько большим орехом, что тут же роняет его. Мы смеемся над ними и минуем молодые семьи и парочки, наслаждающиеся последними лучами солнца.
– Итак, – говорит Лео бодро, когда мы бок о бок идем по тропе, над которой с обеих сторон нависают деревья. – Расскажи мне о себе, Люсиль.
Твою мать! Из-за вчерашней ситуации с Джейми и сегодняшнего расстройства бабушки я совершенно забыла спросить, какой должна быть моя фальшивая работа. Блин. Я не могу снова увиливать!
Думай, Джесс. Какой ерундой занималась бы состоятельная девушка из Кенсингтона с превосходными манерами и кучей времени, чтобы перед работой делать прическу, на которую уходит два с половиной часа?
– Я… светская дама! – выпаливаю я.
Почему? Ну почему я не подумала чуть дольше? Долбаная светская дама.
– Боже, правда? – Лео резко изгибает брови от удивления. – Не слышал о семье Дарлингов.
Черт. Он знает всех светских людей Лондона. Вероятнее всего, они его знакомые. Он знает, что я не одна из них.
– Ох, Дарлинги расположились в Ланкастере, – говорю я максимально уверенно. – Фермеры, ну, ты знаешь. Я…
– Фермеры? Мой лучший друг Алистер – фермер! А что за фермерство?
– …коровы?
– Алистер разводит коров! К несчастью, ему недавно пришлось избавиться от любимой коровы. Она постарела.
Хм-м-м. Эти мне кое-что напоминает. На ярмарке Лео говорил об «избавлении от старой жирной коровы».
– Корова была слишком жирной? – уточняю я.
– Да, именно! Откуда ты знаешь?
– Ох, ну, это распространенная проблема.
Боже мой. На ярмарке Лео не был расистом. Он разговаривал с другом о настоящей старой жирной корове! Я пристально гляжу на него и прищуриваюсь.
– И чем ты занимаешься в свободное время, Люсиль? – спрашивает он.
– О, ну, мне нравится читать, – отвечаю я. Это правда. – И…
Танцевать, пить грушевый сидр, цеплять случайных парней, ходить на рок-концерты, есть «Пот Нудлс», смотреть и слушать стенд-апы, заниматься сексом, смотреть «Нетфликс», тусоваться…
