Текст книги "Герцоги налево, князья направо"
Автор книги: Киран Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 17
Сдержанное неудовольствие Николаса по поводу претензий княгини на его внимание и повиновение превратилось в бурное возмущение. Одноглазый корги словно сквозь землю провалился – вопреки тому факту, что он и Поппи обошли в поисках множество комнат музея, потратив на это добрых полчаса, если не больше.
– Княгиня утверждает, будто Борис любит общество людей и вполне мог бы затеряться в толпе посетителей, – сказал Николас.
– В таком случае нам стоит еще раз пройтись по галерее шотландскою мрамора, – предложила Поппи. – Там довольно много народу.
– Мы побывали там уже дважды.
– А как насчет того зала, где находится знаменитый Розеттский камень, с древними египетскими письменами?
– Ладно, зайдем туда еще раз.
Они уже повернули направо, к помещению, где находился прославленный экспонат, который благодаря усилиям французского лингвиста Шампольона положил начало научной египтологии, как вдруг Поппи протянула руку вперед со словами:
– Да вот же он!
Злополучный песик съежился у начала ступенек, ведущих на первый этаж, видимо, обдумывая, как бы ему половчее по ней спуститься. Оба они поспешили к нему, и Николас подхватил беглеца на руки. Тот, вывесив из пасти длинный язык, уставился на Поппи самым вызывающим взглядом единственного глаза.
– Ну вот и конец твоим приключениям, мой друг из собачьего племени, – проворчал Николас.
Поппи погладила Бориса по голове.
– Ума не приложу, где он мог прятаться, – сказала она.
Ее тоненькие пальчики продолжали двигаться по шерстке собачки, и при этом Поппи бормотала не слишком внятные, но ласковые слова, а Николас вдруг обнаружил, что не в силах отвести глаз от этого зрелища.
Господи милостивый, о чем это он думает? И тут он сообразил, что попросту ревнует. Ревнует Поппи к собаке!
Он рывком поднял корги повыше, и рука Поппи повисла в воздухе.
– Не стоит больше тормошить собаку, – сказал он, чувствуя, что настроение у него испортилось, непонятно почему.
– С чего это вы напустились на меня? – спросила Поппи и приняла воинственную позу, упершись руками в бока. – Что я сделала?
Николас был избавлен от необходимости отвечать появлением низкорослой женщины с широким лицом. На голове у явно разгневанной особы был отделанный пышными рюшками чепец, руки сжаты в кулаки. За женщиной следовала робкая на вид служанка.
– Так вот он где, этот проклятый пес! Эта чертова псина проглотила жемчужную подвеску с рубинами из моего ожерелья! Я-то взяла его на руки и говорю: «Ах ты бедняжка, милый ты мой!», а он как цапнет зубами – и оторвал подвеску!
Женщина продемонстрировала разорванную золотую цепочку.
Поппи широко раскрыла глаза.
– Ох, мне так жаль, мадам, простите Бога ради! Но я уверена, что мы сможем вернуть вам подвеску… когда она, м-м, пройдет через него.
Женщина обиженно выпятила губы.
– Я не могу ждать так долго. Я приехала из Суррея, и мне надо уезжать домой. Мое имя миссис Трэверс, я, может, и не такая уж важная леди, но в нашей деревне, смею вас заверить, я занимаю самое высокое положение.
– Дайте мне, пожалуйста, ваш адрес, мадам, и мы непременно вернем вам подвеску, – сказал Николас. – Надеюсь, через день. Самое большее – через два.
– Право, не знаю, – недоверчиво проговорила миссис Трэверс. – Что, если вы захотите оставить ее у себя? Отдайте мне эту собаку, тогда я буду уверена, что получу свою вещь. Когда я это сделаю, то извещу вас письмом, и вы можете приехать за собакой.
– Мы не сможем так поступить. Это даже не наша собака, – объяснила Поппи. – И мы не воры. Мы совершенно не заинтересованы в вашей… похищенной подвеске.
Миссис Трэверс вспыхнула:
– Всякое может быть! Ведь это ваша собака ее проглотила!
– Прошу прощения, – сказала Поппи, и щеки у нее порозовели. – Я только имела в виду, что мы этого не хотим.
Женщина поджала губы, но тут же выпалила:
– Отдайте мне эту собаку… или я… я позову констебля!
Николас взял ее за руку повыше запястья.
– Мадам, эта собака принадлежит русской княгине…
– Мне безразлично, кому она принадлежит! – Миссис Трэверс ударилась в слезы. – Где это слыхано, чтобы собак впускали в музей? Эта тварь на меня набросилась! Я потребую возмещения через суд, так и знайте!
Поппи потянула Николаса за рукав и зашептала под душераздирающие вопли миссис Трэверс:
– Мы должны отдать ей собаку.
– Нет, мы этого не можем сделать, – ответил он. – Наташу хватит удар.
Еще одна порция воплей миссис Трэверс.
– Я понимаю, – сказала Поппи, – но ведь мы получим собаку обратно через несколько дней, не так ли?
Николас взглянул на Бориса, который в ответ зарычал и вытаращил единственный глаз.
– Вот дьяволенок, – пробормотал Драммонд. – Не сомневаюсь, что он опять сбежит при первой возможности.
Он обратился к миссис Трэверс:
– Прекратите ваш кошачий концерт, мадам. Я предоставлю вам отличное помещение в Лондоне, если вы останетесь на день или два.
Ее вопли внезапно перешли в икоту и наконец смолкли, слава Богу.
– Ни в коем случае! – решительно заявила она. – Я должна уехать. И моя горничная тоже. И если у вас есть хоть капля совести, вы позволите мне забрать с собой эту собаку. Договоримся о возмещении расходов.
– Подождите минутку, – попросил ее Николас, потом, понизив голос, обратился к Поппи: – У нее имеется резон. Во всей этой истории она ни в чем не виновата и вправе вернуться домой, а не оставаться в Лондоне. Мы передадим ей собаку, однако она не может уехать одна. Я могу сопровождать ее, а поскольку Наташа узнает, что поедет знакомое ей лицо, то возражать она не станет. Мы не должны огорчать русских близнецов, вы это помните?
– Думаю, вы правы, – со вздохом согласилась Поппи. – Но как могу поехать я? Мне нужна дуэнья.
– Вы останетесь здесь.
– Нет. Это недопустимо. Ведь мы… мы оба в этом замешаны, вы помните?
Подумав, Драммонд снова повернулся к миссис Трэверс.
– Вы знакомы с леди Колдуэлл там, у себя в Суррее?
Женщина прижала руку к груди.
– Разумеется! Лорд и леди Колдуэлл… одна из лучших фамилий в нашем графстве. Их имение находится примерно в трех милях от той деревни, где я живу.
– Она моя крестная мать и двоюродная сестра моего отца, – сказал Николас. – Мы остановимся у них, и я вам обещаю, что ваша подвеска будет вам возвращена в полном порядке, как только это станет возможным. Леди Колдуэлл несомненно примет вас и вашу горничную вместе с нами на все то время, пока подвеска не станет нам… хм, доступной.
Женщина покраснела – явно от удовольствия.
– Я принимаю ваше предложение, молодой человек. – Она положила ладонь ему на предплечье. – Мой покойный муж подарил мне эту безделушку, Пррстите, что я повела себя немного резко. Мне будет очень приятно погостить у леди Колдуэлл.
– Значит, все улажено, – сказал Николас. – И пожалуйста, не извиняйтесь. Я хорошо понимаю ваше беспокойство. – У миссис Трэверс задрожал подбородок, и пока горничная успокаивала ее, Николас снова обратился к Поппи: – У вашего отца, я думаю, не будет возражений. Мы с ним, как бы сказать, пришли, к полному взаимному согласию.
– Хорошо. – Поппи улыбнулась. – Я начинаю думать, что головы даны нам не зря, раз уж мы пришли к разумному решению.
Николас округлил глаза и добавил:
– Но в ближайшие день-два нам придется оч-чень внимательно приглядываться к тому, что у нас под ногами.
– Благодаря Борису.
Поппи почесала маленького преступника за ушком.
Да, благодаря этой чертовой псине, подумал Николас, но тут же ему в голову пришла иная мысль. Быть может, ему следует быть благодарным. В последнее время он находился в состоянии неудовлетворенного желания. Из-за Бориса он покидает Лондон вместе с Поппи. А пребывание вместе с ней всегда чревато сюрпризами.
И нужно смотреть правде в глаза: он отчаянно жаждал близости со своей нареченной. В Суррее появится возможность находиться с ней наедине, будь то в резиденции его крестной матери или в ином месте.
Поппи чувствовала некоторое возбуждение, когда Николас привез ее домой вместе с миссис Трэверс, ее горничной и Борисом, оставил их, а сам отправился с визитом к Сергею, чтобы объяснить ему создавшееся не слишком приятное положение и попросить князя срочно отправить посыльного к лорду и леди Колдуэлл с предупреждением об их приезде.
Даже забавно, как такая маленькая собачка может учинить подобную сумятицу и тем самым вынудить людей заняться чем-то для них новым и необычным. Разумеется, Поппи в принципе и без того проводила время с Драммондом, но теперь она была несколько заинтригована неожиданно возникшей необходимостью проводить с ним несравненно больше времени. И не потому, что ее привлекало общение со вспыльчивым, а порой и чересчур раздражительным герцогом, а потому, что он побуждал ее разум к постоянной активности.
А может, и потому, что он так замечательно целовался.
Впрочем, в доме у лорда и леди Колдуэлл им вряд ли представится возможность заниматься поцелуями. Или?..
Она должна была признать, что от одной только мысли об этой возможности у нее захватывало дух, когда она чуть ли не бегом поднималась по лестнице к себе в спальню, чтобы уложить необходимые вещи в небольшой, удобный саквояж, который нашел для нее Кеттл.
Миссис Трэверс и ее горничная терпеливо дожидались ее в гостиной, в обществе кухарки, которая подала им чай и вкуснейшие кексы, а также развлекала их разговором, пока Поппи собиралась к отъезду.
Аккуратно складывая свою лучшую ночную рубашку, Поппи объясняла сложившуюся ситуацию тете Шарлотте, которая пообещала осведомить обо всем лорда Дерби, как только он вернется домой из Уайтхолла.
– Никаких проблем, моя дорогая, – заверила племянницу тетушка. – Но не забывай о правиле, которому должна неуклонно следовать Старая Дева, находясь в гостях.
– О каком правиле?
– Старая Дева должна запирать на ночь дверь своей спальни.
– Мне это кажется несколько странным, поскольку все происходит в частном доме, в гостях, а не в гостинице, тетя.
Тетка отмахнулась от нее со словами:
– И тем не менее это необходимо. Я намерена внести это правило в текст новой брошюры о нашем уставе, которую я как раз пишу. Кроме того, не забудь прихватить с собой в спальню подсвечник потяжелей и держи наготове острую булавку.
– Ладно, тетя, так и быть. – Поппи поцеловала Шарлотту в щеку. – Увидимся через два, самое позднее через три дня.
Когда Поппи вернулась в гостиную, готовая к отъезду, миссис Трэверс обрадовалась ее появлению, а еще большую радость доставило ей то, что герцог Драммонд тоже едет с ними.
– Пожалуйста, ваша милость, – произнес Кеттл, передавая Николасу Бориса из рук в руки.
Поппи заметила, что вид у Драммонда весьма мрачный.
– Дорогие леди, – заговорил он. – У меня для вас новости. Дело в том, что русская княгиня и ее брат намерены сопровождать нас. Они на этом настаивают. По их мнению, Борису для его полного спокойствия и счастья требуется присутствие хозяйки.
В комнате воцарилось молчание, потом миссис Трэверс захлопала в ладоши.
У Поппи упало сердце. Она была готова покинуть Лондон на несколько дней, но ее привела прямо-таки в отчаяние сама мысль о том, сколько внимания придется уделять русским близнецам, если они увяжутся за ними.
В особенности она не желала продолжать весьма странные разговоры с князем Сергеем. Она рассталась с надеждой на то, что он обладает хотя бы одним из тех привлекательных качеств, какими, как ей долго казалось, он был наделен в дни их встреч в Санкт-Петербурге.
– Какая прелесть! – воскликнула миссис Трэверс. – Мы отправимся в Суррей в еще более изысканном обществе. Участие в поездке вашей милости и вашей нареченной, дочери графа, само по себе впечатляет. А теперь еще князь и княгиня, каково? Ох, Господи, я почти рада, что собачонка проглотила мою подвеску! – Ее лицо, то и дело озаряемое улыбками, вдруг приняло беспокойное выражение. – Как вы считаете, я получу ее обратно?
– Вне всякого сомнения, – заверил ее Николас. – Я сам прослежу за Борисом.
– О, вы просто чудесный человек! – Миссис Трэверс подалась к Николасу. Где это слыхано, чтобы герцог последовал за одноглазой собачонкой, чтобы проследить, как пес… м-м… вернет украшение?
Она вдруг прикрыла рот ладонью, а ее горничная сильно покраснела.
– Ох, Господи, – забормотала миссис Трэверс, – а ведь мы с моей горничной говорили о вас с кухаркой лорда Дерби.
– О его пропавшем дяде? – задала вопрос Поппи.
– Или о спруте? – спросил Николас, бросив на Поппи такой взгляд, словно это она была источником всех сплетен о нем, в то время как на самом деле…
Господи Боже, но ведь она и вправду была таким источником, разве не так? Само собой, многочисленным поклонникам она ни слова не говорила о спруте, зато поощряла болтовню кухарки. И передавала ее рассказы тете Шарлотте, своим подругам, и вот теперь…
О кухарке теперь наслышан весь Лондон и провинция тоже, в лице, к примеру, миссис Трэверс. Пожалуй, о вымышленных злодействах герцога знают все.
Миссис Трэверс немного помолчала, прикусив губу, потом сказала:
– Мы слышали и о спруте, и о дяде. Но мало ли что болтают досужие языки.
И она словно повернула невидимый ключ у себя во рту, не добавив более ни слова.
– Благодарю вас за эти ваши слова, – сказал Николас. – Но мне все же любопытно, что именно говорила кухарка о моем пропавшем дяде?
Миссис Трэверс обратилась к своей служанке:
– Расскажи ему.
Служанка не смела смотреть герцогу в глаза.
– Он был тощеньким пареньком с маленькими глазками. Но эти маленькие глазки привели его прямо к золоту викингов. Оно было закопано в песок рядом с вашим поместьем, со стороны моря. Но кто-то из вашей семьи убил его за это, несчастного мальчика.
Она утерла нос платком с таким безмятежным видом, будто в ее словах не было ничего особенного.
– И за это вы все прокляты, – заключила она свою речь.
– Ясное дело! – произнес Николас самым бодрым тоном. – Ну а теперь в дорогу, леди. Я слышу, карета уже подъехала.
Борис лизнул Николаса в щеку и заскулил.
Поппи выглянула в окно.
– Это русские близнецы, – объявила она во всеуслышание.
– Я должна ехать вместе с собакой, – сказала миссис Трэверс.
– В таком случае вам придется ехать вместе с княгиней, – пояснил Драммонд. – Она не расстанется с ним.
Миссис Трэверс снова прижала руку к сердцу.
– Господи, как все может измениться за один день! Кто бы подумал, что Лили Трэверс поедет в карете вместе с русской княгиней!
Да, а кто бы мог подумать, что леди Поппи Смит-Барнс, дочери графа Дерби, придется стать сопровождающей одноглазой собаки, направляющейся в Суррей?
Глава 18
Николас старался не расстраиваться из-за того, что Поппи едет в одном экипаже с миссис Трэверс, ее горничной и княгиней Наташей. Это, разумеется, имело свой смысл.
Он ехал с Сергеем.
За ними следовала еще одна карета, в которой находились несколько человек русской прислуги, горничная Поппи и дорожные сундуки.
То был самый долгий путь в Суррей в жизни Драммонда. Князь безостановочно болтал о своей холостяцкой жизни в России, о женщинах, вине, великосветских приемах, как будто Николасу в свои холостяцкие годы не довелось пресытиться развлечениями подобного рода. Далее последовала трескотня о петушиных боях, а этот вид спорта Николас терпеть не мог. Сергей также похвастался количеством убитых им медведей, которых было девять, и во всех подробностях описал, как надо снимать шкуру с убитого зверя.
Николас слушал его, с трудом подавляя раздражение. Сам он предпочитал охоту на перепелов, однако это не входило в круг его основных интересов.
Собственно говоря, казалось, будто весь мир вращается вокруг Сергея.
– Мне сейчас очень не хватает хорошей игры в карты, – затронул он новую тему с некоторым жаром и упомянул популярный игорный дом в Лондоне, где быстро стал постоянным игроком.
– Жаль, что нам пришлось тащиться в Суррей, ужасно жаль!
Николас пожал плечами и ответил:
– В настоящее время это оказалось наиболее удачным решением проблемы, а что касается наших дам, то они, по-моему, рады провести хотя бы несколько дней за пределами города. Кстати, вы вполне могли бы остаться дома.
– Да, полагаю, что мог бы. – Князь тоже пожал плечами и зевнул. – Но мне будет приятно провести время с леди Поппи.
Он либо глуп, либо до крайности самоуверен.
Николас усмехнулся и спросил:
– Вы полагаете, это самое лучшее из всего, что можно сказать ее нареченному?
Казалось, Сергей только теперь обратил на Драммонда внимание.
– Мы с леди Поппи старые друзья. Вы, разумеется, знаете об этом.
– Да, мне об этом кое-что известно. – Николас произнес это достаточно холодным тоном. – Она рассказала мне о том, что вы именно старые друзья. Но теперь она обручена со мной. Или вы забыли об этом?
Князь поднял брови.
– Мне не нравится ваш тон, Драммонд. Более того, он кажется мне угрожающим. Угрожать русскому князю? Это не слишком дипломатично с вашей стороны.
Николас пожал плечами:
– Если ваши намерения безобидны, вам нечего бояться угроз.
Лицо Сергея приняло мрачное выражение.
– Вы чересчур серьезно смотрите на вещи, герцог. Я всего лишь гость в вашей стране, ищу, чем бы поразвлечься, а одним из способов добиться этого считаю встречи с людьми, с которыми я уже знаком. Уверен, что такие намерения приезжего аристократа для вас приемлемы.
– Развлекайтесь на здоровье, Сергей. – Николас намеренно употребил имя князя, данное ему при крещении. – Только будьте поосторожней в выборе места для этой цели. Вы кого-то опасаетесь?
Словно избалованный ребенок, князь прикинулся, что не слышал вопроса. И посмотрел в окно с самым безразличным видом.
Николас отлично понял, что это деланное безразличие, и его отрицательное впечатление от князя усилилось в результате разговора. Сергей оказался самовлюбленным, не слишком умным, начисто лишенным подлинного благородства.
Николас подивился тому, что Поппи некогда питала к этому человеку нежное чувство. Впрочем, ей было всего пятнадцать лет, когда она познакомилась с князем в Санкт-Петербурге. Князь красив, обаятелен, когда желает таким казаться. Но не более того.
Понятно, что для юной девушки в первом порыве любви этого было достаточно.
Когда они достигли места своего пребывания в Суррее, Поппи обнаружила, что лорд и леди Колдуэлл прямо-таки сама любезность и гостеприимство. После приятнейшего чаепития в гостиной Поппи удалилась в отведенную ей комнату, умылась и позволила горничной привести в порядок свои растрепавшиеся за дорогу волосы. После этого она отпустила девушку, самостоятельно разделась и поставила дорожный баул в ногах кровати.
Настало время заняться тем, что предложила ей тетя Шарлотта.
Осмотреться.
Дом имел в высоту три этажа и был выстроен в елизаветинском стиле, так что Поппи предстояло обойти немало помещений, дабы удовлетворить свое любопытство по отношению к новому для нее местопребыванию.
Немного поболтав с экономкой, Поппи направилась в портретную галерею.
– А вот и я! – прошептал кто-то над ее плечом.
От неожиданности она вздрогнула.
– Драммонд! Вы меня напугали!
Николас рассмеялся – громким, сердечным смехом, которого она до сих пор от него не слыхала.
– Простите. Я не мог удержаться. Вы были так сосредоточенны, словно искали на портретах знакомое лицо. Чье же это?
– Право, даже не знаю, как вам ответить. Экономка сказала мне, что я увижу знакомое лицо на одном из портретов, висящих на левой стене.
– Она, должно быть, имела в виду меня, – сказал он и указал на портрет маленького мальчика с огоньком в глазах и очаровательной улыбкой. Одна из детских ручонок лежала на голове у красивой собаки, а во второй малыш держал пышную розовую розу.
– Так это вы и есть, – сказала Поппи, мгновенно распознав сдерживаемое озорство в осанке и выражении лица мальчугана.
Он был прелестным. И таким милым.
Поппи обратила изучающий взгляд на мужчину, в которого превратился мальчик. А превратился он в высокого, красивого, уверенного в себе взрослого человека, причем выражение озорства исчезло. На смену ему пришло впечатление, что этот человек может стать опасным противником для любого, кто его на это спровоцирует.
– Да, – подтвердил он, – это я. Моя крестная мать настояла, чтобы я согласился позировать для этого портрета, когда я гостил здесь однажды летом.
– Тем самым летом, когда вы оборвали все распустившиеся цветы в ее знаменитом розарии?
– Совершенно верно. Вы уже слышали эту историю?
Поппи ответила со смехом:
– Ваша крестная мать рассказала мне все о вас, как только мы сюда приехали, а вы удалились проследить за делишками Бориса.
– Вы позволите мне сопровождать вас? В конце концов в нас ожидают видеть счастливую чету обрученных. И не только счастливую, но и любящую. Чету, воссоединившуюся после трех тягостных лет, проведенных в разлуке.
Он испустил нарочито глубокий, шумный вздох.
– Хорошо, – согласилась Поппи без особого восторга, немного недовольная тем, что ее планы одной побродить по дому оказались нарушенными. – Собственно говоря, я хотела наведаться в западное крыло, на второй этаж, и заглянуть в комнату, в которой однажды останавливалась королева Елизавета.
Николас взял ее под руку со словами:
– Да, идемте и осмотрим эту комнату первым делом.
Комната королевы оказалась очень большой и богато обставленной, каждая вещь на своем месте, но все покрывал толстый слой пыли.
– Комнатой с тех пор не пользовались, – пояснил Драммонд. – Она нечто вроде священной усыпальницы. Взгляните-ка вон туда. – Он указал на изысканно красивый туалетный стол. – Видите гребень? Королева либо забыла его, либо оставила на память о своем визите.
Поппи подошла ближе к туалетному столу и присмотрелась к гребню.
– Не может быть, что это ее волосы.
– Да, пожалуй, – согласился Драммонд. – Можно ли поверить, что они сохранились до сих пор? Судя по тому, что нам известно, это могут быть волосы горничной, их время от времени заменяют.
Поппи рассмеялась и окинула комнату взглядом.
– Должна признать, комната вполне достойна того, чтобы в ней спала королева.
– И достойна того, чтобы мужчина сорвал поцелуй, – сказал Драммонд. – Особенно на ложе королевы.
– Нет, – твердо возразила Поппи, хотя сердце у нее так и подпрыгнуло от его слов. – Мы этого не можем.
Но он, негодник, уложил-таки ее на кровать. Поппи оказалась распластанной под ним, и как ни велико было ее возмущение, она не могла не смеяться вместе с ним.
И вдруг они оба замерли.
Поппи ощутила внезапное напряжение, увидев прямо перед собой его завораживающие серые глаза. Он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Она со вздохом обняла его шею обеими руками. И Николас поцеловал ее долгим и нежным поцелуем, коснулся ее языка своим языком, губы его пылали.
Поппи выгнула спину и приподнялась… Но тут она вспомнила. Ведь он целует ее не ради наслаждения! Для него это всего лишь игра. Способ сделать из нее послушную нареченную, женщину, безумно влюбленную в герцога Драммонда, и в конечном счете стратегия, направленная на то, чтобы она пожертвовала свою девственность человеку, которого не любит. У него в кармане ее чулок, Наилучшее средство для того, чтобы силой подчинить ее своим планам. А планы его несомненно эгоистические.
Ладно, она не из тех женщин, которыми можно легко манипулировать.
Поппи оттолкнула Драммонда.
Глаза его, которые секунду назад горели призывным огнем, превратились в непроницаемые серые озера.
– Ладно, – сухо бросил он и встал. – Тем и должно было кончиться.
Поппи тоже встала и одернула юбку.
Сердце у нее бурно колотилось, однако она держалась со спокойным достоинством королевы Елизаветы и обратилась к Драммонду со словами:
– А теперь, поскольку вы столь любезны, не покажете ли мне остальные покои западного крыла?
И он это сделал. Поппи любовалась великолепными комнатами, бесценными полотнами живописи, статуями, место которым было в музеях, и прекрасными видами окрестностей из массивных окон, обрамленных гардинами из дорогого бархата и дамасских шелков.
Однако она едва замечала все это. Мысли ее постоянно возвращались к поцелую на ложе королевы.
Будь проклят Драммонд, он пробрался ей буквально под кожу.
Когда они возвращались к отведенным для них покоям, Драммонд вдруг остановился и указал ей на портреты его родителей, написанные вскоре после того, как они обвенчались.
– Ваши родители любили друг друга? – осмелилась спросить Поппи, хоть и понимала, что это ее не касается.
Он кивнул и сказал:
– Очень любили. Когда моя мать умерла, мне тогда было тринадцать лет, отец был вне себя от горя. Однако он снова женился… даже менее чем через год. – Николас на секунду стиснул губы, потом продолжил: – На соседке, которая воспользовалась его слабостью и страданием от одиночества. Она была расточительной до полного безобразия и к тому же изменяла отцу с кем попало. Ненавидела меня и моего брата. Возможно, потому, что мы с братом не скрывали нашей ненависти к ней.
Поппи подумала, что у Николаса красивый профиль. Но во всем его облике отражалась глубокая душевная тоска, и сердце Поппи в эти минуты преисполнилось сочувствием к этому человеку, такому, казалось бы, сильному духом.
– Как это тяжело, – только и смогла произнести она.
Он повернулся к ней лицом и спросил:
– А что вы скажете о ваших родителях?
Поппи вздохнула, вспомнив о давно прошедших днях.
– У нас была счастливая семья. Родители очень любили друг друга. А потом мама умерла от черной оспы… в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Мы считаем, что она заразилась оспой во время нашей последней поездки в Россию.
Николас бережно приподнял повыше ее подбородок.
– Вы очень страдаете? Ведь с вами это случилось не так давно, как со мной.
Поппи ощутила нервную дрожь, но все же кивнула в знак согласия и ответила:
– Со мной все в порядке. А с папой нет. Он словно бы тоже умер. И поэтому я… – Поппи сделала паузу и через несколько секунд закончила фразу словами: – Поэтому я несчастна.
О Господи, она и в самом деле все еще несчастна…
Уехать из дома, на время расстаться с повседневной жизнью оказалось куда легче и проще, чем непрестанно наблюдать за происходящим в родных стенах. Как могла она чувствовать себя счастливой, если отец ее был настолько подавлен, что даже не обедал вместе с ней и никогда не улыбался?
Драммонд обратил к ней сосредоточенный взгляд.
– Я глубоко вам сочувствую. Надо же, чтобы горе обрушилось на вас в день вашего рождения…
Поппи нервно сглотнула. Сердце у нее забилось неровно, с перебоями.
– Да, вы правы, – произнесла она полушепотом.
Николас слегка подтолкнул ее вперед.
– Нам пора идти, – сказал он и повел ее обратно, в центральную часть дома.
Разумеется, Поппи не могла сказать ему, что именно сегодня и был ее день рождения.
Ей исполнился двадцать один год.
