Текст книги "Герцоги налево, князья направо"
Автор книги: Киран Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Глава 29
– Я не убежден, что ваша уверенность в моем самообладании вполне обоснована, – сказал Николас.
Он принялся распускать шнуровку на ее корсаже, в то время как Поппи возилась с воротником его сорочки.
Глядя на то, как ее платье с тихим шорохом падает к ее ногам, Драммонд вдруг ощутил, насколько глубокие перемены происходят в нем. Дело вовсе не в обыкновенном сексуальном влечении. За платьем последовал ее корсет, и когда Поппи освободилась от него и предстала перед Николасом совершенно обнаженной, он ощутил приступ благоговения перед ее красотой, ее незащищенностью, перед всем ее существом… Ничего подобного не было у него до сих пор ни с одной женщиной.
Николас провел пальцем линию снизу вверх между ее грудями к подбородку, гордо вздернутому. Глаза у Поппи преисполнились возбуждением и безмятежностью – одновременно. Она схватила его палец и нежно поцеловала.
Этот поцелуй произвел на него ошеломляющее воздействие. Каким-то образом прикосновение ее губ к его коже вернуло ему связь с самим собой. Поставило все на свои места. Впервые за десятилетия.
Голая, как Ева, Поппи изо всех сил старалась снять с него рубашку. Ни слова не говоря, Николас помог ей стянуть с себя рубашку через голову, радостно любуясь тем, какая Поппи сейчас розовенькая от усилий, какая хорошенькая и настойчивая.
Он скрестил руки на груди и предоставил ей возможность потрудиться над его брюками. Она немного запыхалась, пока стягивала их вниз с обеих сторон.
Николас рассмеялся.
Поппи подняла на него сияющие глаза и тоже рассмеялась со словами:
– Они такие тесные.
– Что верно, то верно. Гораздо теснее, чем были пять минут назад.
Поппи покраснела и, помолчав, сказала:
– Я это заметила.
Он был рад, что она заметила. Это удовлетворяло его страстное, глубокое желание, чтобы она восхищалась им – чем бы то ни было в нем.
Через какие-нибудь пятнадцать секунд они оба оказались раздетыми догола и целовались, хоть и чувствовали приближение к опасной черте. Однако Николас испытывал такое наслаждение, поглаживая округлые ягодицы Поппи, что забыл обо всем на свете.
Она же глубоко вздохнула и теснее прижалась к нему. Он погладил ей бочок, Поппи отпрянула и устремила на него решительный взгляд.
– С этого самого времени я хочу видеть тебя обнаженным и трогать твое нагое тело каждый раз, когда мы встретимся.
Она робко дотронулась до него кончиками пальцев.
– О Боже… – Он застонал и прижался лбом к ее лбу. – Это невозможно, но я обожаю тебя за эти слова.
Поппи потянулась к нему за еще одним поцелуем и обняла Николаса обеими руками за шею. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что ее мягкие, женственные ручки далеки от опасной зоны, и поцеловал Поппи долгим, чувственным поцелуем.
– Ты не хотела бы выйти на палубу? – спросил он, когда они оба обрели нормальное дыхание. – Потолок здесь очень низкий, а там над нами засияет луна, она уже взошла.
– А что, если нас кто-нибудь увидит? – спросила она и поправила непослушную прядь кудрявых волос у него на лбу.
– Никто не увидит, – возразил он, почему-то тронутый этим ее жестом. – С берега разве что заметят две тени, не более.
– Тогда это просто замечательная мысль.
Поппи смело начала подниматься первой с таким видом, будто ей каждый день приходилось карабкаться по лестницам голышом, и это еще сильнее разожгло и без того горячее желание Николаса овладеть ею.
Он повидал немало обнаженных женщин. Почему же только одна, вот эта, сводила его с ума от страсти и занимала его мысли все время, пока они были врозь?
На палубе Николас первым делом опустил кливер и растянул его между мачтой и люком, потом постелил на крышу каюты, и они вдвоем улеглись на эту подстилку, набросив свободные края парусины на свою обнаженную плоть.
То было уютное, хоть и не слишком мягкое ложе. Николас подложил руку Поппи под голову, а она прижалась к нему бедром.
– Эта ночь совсем не такая, как все остальные в моей жизни, – пробормотала Поппи. – Когда я увидела мою мать на картине, мне почудилось, будто я пробудилась от сна. Все стало яснее теперь. Определеннее.
Она взглянула на Николаса и улыбнулась.
У него перехватило дыхание. Она была так прекрасна… Пышная масса темных волос с медным отливом упала на белоснежные плечи и грудь. Бедра, словно изваянные из алебастра, плавно переходили в длинные, стройные ноги.
Он наклонился над ней и поцеловал в губы, ласково дотрагиваясь при этом то до одного, то до другого местечка на ее теле, и Поппи застонала от наслаждения и пролепетала: «Ни-ко-лас», дыша неровно и часто.
– Ох, благодарение святым небесам! – выгнув спину, снова заговорила она уже отчетливее. – Я не переставала думать об этом с тех пор, как ты…
Николас поднял голову.
– На этот раз ты не должна оставаться молчаливой, – произнес он не вполне внятно, ибо губы его касались пушистого треугольничка волос у нее между ног. Потом он начал дотрагиваться кончиком языка до самых чувствительных мест ее возбужденной женской плоти, завершая каждое такое прикосновение поцелуем.
– Блаженство, – прошептала Поппи, обеими руками обхватив голову Николаса и крепче прижимая к себе.
Своими ласками он довел ее до такого возбуждения, что наступил оргазм, хотя Поппи и не лишилась девственности. И вот она лежала перед ним на спине, запрокинув голову так, что подбородок был устремлен к звездному небу, а лунный свет падал ей на грудь.
– Смотри, – сказала Поппи, поднимая руку.
– Я смотрю, – откликнулся он и вдруг ощутил чувство душевной полноты.
Обнаженная девушка.
Падучая звезда.
Покачивание парусного судна.
Есть ли на свете что-нибудь лучше этого?
Волны покачивали маленькое суденышко, и все было так мирно и спокойно. Николас, оказавшись в их с Поппи маленьком интимном мирке, почувствовал, что сейчас он может задать ей вопрос, который до сих пор не имел смелости задать.
– Поппи… – Он все-таки почувствовал оттенок неуверенности в собственном голосе. – Что именно ты хотела бы найти в своем спутнике жизни?
– Я хотела бы найти такого спутника жизни, который понимал бы меня, – мгновенно ответила она.
Николас откинул непослушную прядь волос с ее лица.
– Нам с тобой весело и занятно друг с другом, – сказал он и продолжал, с минуту о чем-то крепко подумав: – Я считаю, что ты любишь приключения. Ты неустанно чего-то ищешь, однако ты, быть может, и сама не знаешь чего именно.
Поппи прикусила нижнюю губу, тоже на чем-то сосредоточившись, потом сказала:
– Ты прав, так оно и есть.
Николас усмехнулся:
– Я тоже такой. Да, я герцог, моему положению многие завидуют, но и я ищу приключений. Думаю, это у меня в крови. Дядя Трэдд, похоже, был тоже одержим подобным беспокойством. Преобладающая часть моего существа предпочла бы бросить все и объехать весь мир.
– Почему же ты этого не делаешь?
– По большей части из-за Фрэнка. Но также из-за тех обязанностей, какие возлагает на меня титул герцога. Необходимо содержать в достойном порядке Сьюард-Холл и другие мои имения, это первое и главное. Вот почему я работаю в секретном отделе. По крайней мере я могу пережить хоть малое приключение, не покидая родину.
– Ты так говоришь… тебе грустно?
Николас передернул плечами.
– По правде говоря, нет, не грустно. Но тем не менее я не чувствую себя счастливым. Мне не нравится противоречие между жизнью, которую я веду, и жизнью, к которой я стремлюсь.
– Занятно, – сказала на это Поппи. – Я чувствую то же самое.
– Тогда у тебя не может быть возражений против нашей помолвки. Я понимаю тебя, не так ли?
Прищурившись, Поппи вперила в него взгляд.
– Но в реестре имеются и другие пункты.
– В каком еще реестре?
– В уставе Клуба Старых Дев. Девушка не может отказаться от членства в клубе, пока не встретит потенциального супруга, обладающего всеми достойными качествами.
– Какими же?
– Я не могу тебе сказать. Это конфиденциально.
Жаркий, почти хищный блеск в его глазах. Поппи подумалось, что никогда еще он не выглядел таким опасным.
– Хммм, – промычал Николас. – Звучит словно из уст тайного агента. Впрочем, твои подруги назвали мне парочку обязательных условий. Оба включают в себя любовь. Именно этого ты ищешь?
Последовало короткое молчание.
– Конечно, – скорее выдохнула, нежели произнесла Поппи. – Поэтому я и не выйду замуж за тебя. Я должна любить своего мужа, и он должен любить меня.
Николас устремил взор на доски палубы? Сердце у него упало. Когда он снова взглянул на Поппи, выражение его глаз было непроницаемым.
– Нам пора возвращаться.
Никаких волшебных сказок, сказала себе Поппи и ожесточила свое сердце.
– Ты не желаешь обсуждать столь иллюзорные сюжеты, как любовь, – произнесла она как можно более равнодушным тоном. – Ты считаешь меня глупой.
Николас покачал головой:
– Я не считаю тебя глупой. Просто капризной, это да.
– Ты считаешь любовь невозможной, – заявила Поппи, надув губы.
– Нет. – Николас встал и принялся отвязывать линь. – Ведь я говорил тебе, что мои родители любили друг друга. Так что это случается в жизни.
Поппи немного помолчала.
– И ты боишься этого, верно? Потому что ты видел, что произошло с твоим отцом, когда он утратил твою мать. Ты видел, как он изменился после ее смерти. Он ослабел. Сделался покорным, легко подчинялся чужой воле. И ты не хочешь, чтобы то же самое произошло с тобой.
Николас не ответил ни слова.
– Я нахожусь в похожем положении. – Поппи вздохнула. – Я не могу утверждать, что мой отец оправился от своей утраты, но знаешь что? Я решила, что лучше прожить всего один день так, как они, чем не иметь это вообще никогда. И если я выйду замуж за человека, которого не люблю, то утрачу на это все шансы. Вот почему я хочу пойти на риск и остаться Старой Девой до конца моих дней.
Николас несколько секунд смотрел на нее молча.
– Я считаю, мы должны пожениться. Мы создадим большую семью. Но я не желаю лгать и произносить романтические тирады о любви, чтобы уговорить тебя. Мы понимаем друг друга. Мы будем защищать друг друга. Разве этого недостаточно?
Поппи не могла произнести ни слова. Она была чрезмерно разочарована. И обозлена.
Неужели любовь ничего не значит?
Глава 30
Николас чувствовал себя так, словно последнего, трудного ночного разговора на паруснике не было. Как будто не происходило того невероятно чувственного их свидания перед тем самым разговором.
Словно не возникало ни радости интимного общения, ни чувства, что им обоим хорошо и уютно, и они даже счастливы вместе.
Во второй половине дня Николас отвез Поппи к Ливенам, где они с удовольствием пили чай и вели приятный разговор, во время которого русский посол непринужденно заявил, что портрет Розовой Леди будет находиться во время бала в одном из альковов того коридора, который расположен над бальным залом.
Итак, они обзавелись отличной информацией.
Потом, когда Николас и Поппи по его инициативе отправились, как обычно, во второй половине дня на верховую прогулку по Гайд-парку, оба вернулись к тем отношениям, которые сложились у них до встречи на паруснике Драммонда. Оба они не более чем два человека, исполняющие важное поручение секретных служб Великобритании.
– Я согласна с тем, что проникновение в парламент агента, который работает на другую страну, дело скверное, – решительным тоном заговорила Поппи, – но не мог ли Ревник написать письмо в отдел? Или приехать в Лондон и явиться туда сам, так сказать, с визитом? Почему вместо этого он написал портрет моих родителей и осквернил его неким вариантом шпионского жаргона?
– Ш-ш-ш, – предостерег ее Николас и оглянулся по сторонам.
Он никого не увидел поблизости, но пренебрегать опасностью не стоило.
– Я тебе вот что скажу, – зашептала Поппи. – Я думаю, что мама приобрела картину, желая сделать сюрприз отцу. Вероятно, она заплатила за портрет большие деньги. Ревник неожиданно умер, возможно, от той же черной оспы, которая унесла жизнь моей матери. Через несколько лет Сергей нашел портрет и предъявил на него права, поскольку некому было помешать ему. И это неудивительно. Ведь мама умерла.
Такой сценарий звучал вполне правдоподобно.
– Однако портрет заключает в себе нечто ценное и важное для Англии, – заметил Николас. – Как ты считаешь, твоя мать, знай она такое, отнеслась бы к этому с одобрением?
Поппи молча посмотрела на него, потом сказала:
– Какими бы ни были привходящие обстоятельства, картина принадлежит моей семье. Теперь, более чем когда-либо, мы должны вернуть ее себе.
– Я должен ее вернуть. Все мои усилия сосредоточены на этом. И не твоей семье, к сожалению. На первом месте интересы секретных служб. Так оно и должно быть.
– Но что они сделают с картиной?
– Не имею представления.
Поппи подняла на него горящие изумрудно-зеленые глаза.
– Если они сочтут, что картина принадлежит Англии, то Принни может забрать ее себе. Или отдаст одному из своих приближенных. Это несправедливо.
– Жизнь вообще несправедлива. – Николас сжал руку Поппи в своей. – Я понимаю твое огорчение.
– Это хорошо. Потому что я нуждаюсь в твоей помощи. Я намерена доказать, что мама заплатила за эту картину.
– Я же говорил тебе, что секретные службы выделили для этого средства.
Поппи вспыхнула от злости.
– Мама была обманута. Она заплатила за портрет. Я собираюсь получить картину, и она будет висеть над каминной полкой в папиной библиотеке. Я не скажу ни слова папе и тете, пока это не произойдет. Это станет огромным сюрпризом.
– Не говоря уже о том, что ты не должна ни единым словом упоминать им о связи этого дела с секретными службами, помнишь?
– Да.
Николас с минуту подумал и добавил:
– Я только хочу оказать тебе помощь в утверждении права на собственность, если, разумеется, все пройдет так, как я планирую. Если тебе придется говорить с Сергеем до бала у Ливенов, и если ты при этом упомянешь, что картина принадлежит тебе, то скомпрометируешь оперативный отдел секретных служб. Если такое случится, то скорее всего ни один из нас больше никогда картину не увидит. И если ты подтвердишь свои права, тебе придется, подождать, пока я не представлю полотно на суд авторитетным специалистам, которые поддержат твои претензии. Согласна?
– Очень хорошо. – Глаза у Поппи загорелись от радости. – Англия увидит первая. Только бы поскорее это произошло.
– Ты достойная уважения гражданка твоей страны, – с пафосом произнес Николас. – Кстати, если твоя мама уплатила за картину, то в ее письменном столе можно найти письменные тому свидетельствами это будет дополнительным подтверждением твоих прав.
– Я уже об этом подумала. – Поппи широко улыбнулась. – Когда мы с тобой вчера вечером расстались, я долго не могла уснуть. – Тут она вдруг покраснела. – Я пробралась в папину библиотеку и обшарила ящики его письменного стола. Там я обнаружила большую, битком набитую папку с мамиными старыми записными книжками и письмами ее друзей. Папа, должно быть, опустошил ящики ее письменного стола и перенес все к себе, бедняжка. Я нашла записную книжку, которой мама пользовалась в Санкт-Петербурге.
– Хорошая работа. Нашла в ней что-нибудь интересное?
– Даже не знаю. Она у меня с собой. Хотелось просмотреть ее вместе с тобой. Мы ведь партнеры в этом деле, как бы то ни было.
– Это очень разумно с твоей стороны. И я благодарен тебе за внимание и предусмотрительность, – поблагодарил Николас.
Пока Поппи листала маленькую записную книжечку, Николас тоже просматривал странички, глядя ей через плечо. Почерк у леди Смит-Барнс был четкий, энергичный и вместе с тем элегантный.
Поппи повернула голову и подняла на него глаза.
– Мама много раз упоминает о встречах с Р.
– Это, разумеется, Ревник.
– Я тоже так думаю. – Поппи повеселела. – Возможно, это окажется важным. Упоминает она и о денежной выплате, весьма значительной и предназначенной Р. – Поппи улыбнулась. – Итак, она купила портрет. Для папы.
– Похоже, что так, – сказал Николас. – Однако мы пока не имеем доказательства. Загадочные пометки, которые все мы делаем в записных книжках, недостаточны, чтобы установить юридическую истину.
– Какая жалость! – Разочарование затуманило глаза Поппи. – Мне самой это кажется бесспорным доказательством.
– Но в юридических спорах оно не стоит ровным счетом ничего, – произнес Николас как можно мягче.
– Я считаю совершенно несправедливым, если нашей картиной завладеет Сергей, – проговорила Поппи со вздохом.
– Пролистай записную книжку еще разок, – побудил ее Николас. – Теперь от конца к началу. Ты могла что-то пропустить.
Прошла напряженная минута.
– Я больше ничего не нахожу, – прошептала Поппи. – Разве что вот это. – Она указала на страничку. – Вот эта строчка, вроде чей-то адрес. Вайн-стрит, пятнадцать.
– Имени нет?
– Нет.
– А названия города?
– Тоже нет, к несчастью.
– Тогда предположим, что это Лондон.
– Но ведь моя мать пользовалась этой книжкой в Санкт-Петербурге.
– Да, но она могла записать это как адрес места, куда нужно что-то отправить почтой. Если бы это место находилось в Санкт-Петербурге, улица носила бы русское название.
– Но эта Вайн-стрит может находиться в любом городе Англии!
– Я понимаю, – сказал Николас. – Но ведь она жила здесь, в Лондоне. И мне известна Вайн-стрит, которая находится недалеко от рынка Спиталфилдс, в Ист-Энде. Иной раз надо просто положиться на…
– Интуицию, – закончила Поппи вместо него.
– Точно, – ответил он.
Глава 31
Поппи ни разу не была в этой части лондонского Ист-Энда, а теперь вот ехала вместе с Николасом в карете без герба по узким безымянным улочкам.
Всего несколько дней назад она сочла бы это нелепой причудой, однако теперь ехала, одетая как деревенская молочница.
– Вот бы не поверила, что у тебя в распоряжении имеются подобные вещи, – изумилась она.
Николас даже вручил ей небольшое деревянное ведерко.
Поппи пришла в восторг от того, как умело он изобразил у себя на подбородке нечто похожее на небритую щетину.
– Жженая пробка творит чудеса, – сказала она. – Ты теперь похож на лихого забулдыгу.
– Этого я и добивался.
Поппи не могла надивиться его превращению из лондонского джентльмена в простецкого на вид чернорабочего, одетого в мешковатую рубашку. На ногах грубые, тяжелые башмаки. В руках свернутый в трубку кусок широкого полотна, перевязанный истрепанной веревкой. Выглядел этот свиток так, будто Николас клал его себе под голову во время сна и таскал с собой с одного места работы на другое.
Экипаж свернул на Вайн-стрит.
– Это здесь, – сказала Поппи. – Номер пятнадцать.
Перед ними стоял простой, очень скромный на вид дом с чистыми стеклами в окнах и свежевыкрашенной в голубой цвет входной дверью. Из трубы на крыше не поднимался дым. Листья невысокого дерева, росшего поблизости от входа, трепетали от довольно сильного бриза.
Поппи ощутила в порывах ветра острый запах моря, который обычно появляется перед бурей.
Наемный кучер перевел лошадей на более медленный ход, когда они приблизились к дому.
– Кажется, никого нет дома, – проговорила Поппи и вытянула шею, пытаясь заглянуть в дом через окно, однако это было практически невозможно, поскольку экипаж еще двигался. – Может, нам постучаться?
Николас помотал головой и сказал:
– Я велел кучеру сойти и не спеша пройтись по улице. Он должен присмотреться к ближайшим окрестностям в течение, скажем, четверти часа. Согласись, что предосторожность не помешает. Мало ли что.
– Но что-то не видно никого из соседей.
– Будем надеяться, что так оно и будет в дальнейшем. Мы отнюдь не желаем привлечь к себе чье-то внимание.
– Ты имеешь в виду, что нам не стоит поговорить с соседями?
– Вот именно. Иначе соседи явятся к мужчине, который живет в этом доме, и сообщат ему, что кто-то сует нос в его дела.
– Откуда ты знаешь, что он мужчина?
– На окнах нет занавесок.
Ага! Поппи ощутила еще один приступ восхищения Николасом, на этот раз по поводу его наблюдательности.
– Но это означает, что ему нечего скрывать. И это хорошо. Моя мать ни за что не внесла бы в свою записную книжку адрес недостойного человека.
– Мы подойдем прямо к парадной двери. Я прихватил с собой вязанку дров и, если кто-нибудь отзовется, предложу их купить. Что ты станешь делать, если нас разоблачат?
– Побегу на условленное место встречи на Перл-стрит, – ответила она. – Если ты не появишься через пятнадцать минут, попрошу кучера отвезти меня домой.
Поппи почувствовала стеснение в груди, когда они зашагали по мостовой к дому номер пятнадцать на Вайн-стрит.
И вдруг пятеро ребятишек выбежали на улицу и понеслись по ней, смеясь и перегоняя друг друга. Остановились они как раз под деревом у входа в дом номер пятнадцать по Вайн-стрит.
– Какая неудача, – прошептала Поппи.
– Случается в любое время, – сказал Николас. – Давай повернем…
Они прошли мимо десятка домов по улице, повернули направо и свернули в грязный проход, который, как рассчитал Николас, вел к задней двери дома номер пятнадцать по Вайн-стрит. В конце прохода обнаружилась клетка с цыплятами, и те приветствовали незваных гостей встревоженным квохтаньем. Перышки у них торчали дыбом от ветра, который заметно усилился.
Ветер растрепал прическу Поппи, волосы в беспорядке упали ей на плечи. Она сильно нервничала, ожидая, когда Николас постучит в дверь.
Никто не отозвался на стук, видимо, в доме никого не было.
Николас попытался отпереть дверь каким-то маленьким инструментом, и ему удалось повернуть дверную ручку. Однако дверь осталась закрытой.
– Заперто изнутри на засов, – прошептал он.
Запрокинув голову, он осмотрел крышу дома. Через нее проникнуть внутрь здания не было возможности. Поппи тоже пришла к такому заключению. Николас повернулся и присмотрелся к чему-то позади них. Поппи последовала его примеру. И увидела небольшой чуланчик без двери, на полу которого было нечто вроде загородки, и оттуда доносилось слабое попискивание.
– Что это за звуки? – спросила она.
– Давай посмотрим.
Они оба вошли в чуланчик, и Николас шагнул в отгороженную его часть. Цыплята ринулись врассыпную от его ног.
– Тут имеется фальшивая стенка, – сообщил он. – Загони, пожалуйста, цыплят обратно на место.
О Господи, да как это можно сделать?
Поппи старалась изо всех сил, подталкивая цыплят ногами, пустила в ход и руки, а Николас тем временем обследовал перегородку.
Когда Николас кончил что-то передвигать, – Поппи не имела представления, что именно это было, – он вышел из чуланчика и затолкал свой сверток и вязанку дров за какие-то пустые бочонки.
– Спрячь туда же свое ведерко, – велел он Поппи. – И подожди у задней двери дома. Я выйду к тебе через минуту.
Поппи пришла в ужас, когда он вернулся в чулан, а потом исчез в загоне для цыплят. Она спрятала ведёрко за бочками и почувствовала величайшее облегчение, когда Николас вышел к ней из двери черного хода.
Он увел Поппи с собой внутрь дома и задвинул засов.
Поппи кинулась к нему в объятия.
– Так это был туннель?
– Да. За фальшивой стеной.
Шум, который поднимали ребятишки у парадного входа в дом, уже не был слышен. Николас взял Поппи за руку, и они вошли в опрятную комнату, где стояли дубовый стол, два совершенно не соответствующих ему кресла и аккуратно застеленная кровать. В камине висел на крюке большой черный котел.
– Идем скорее, – сказал Николас. – В нашем распоряжении всего несколько минут.
Он провел ее под занавеску, за которой они обнаружили рабочий стол с аккуратно разложенными на нем стопками бумаг, тут же находились маленькая круглая печать, гусиное перо и чернильница, связка ключей и какой-то шарф, а на полу стояло несколько ящичков с бумагами. Пестрый плетеный коврик был единственным украшением комнаты.
– Помилуй Бог, – заговорила Поппи. – Мы не сможем просмотреть все это за несколько минут.
Николас уже был на полу.
– У него должна существовать система.
Он принялся перебирать папки в одном из ящичков.
– Что за странная манера распределять материал. Номера поставлены в правом верхнем углу. Вроде бы соблюдается логическая последовательность, но вместе с тем имеются большие провалы, явные пропуски. И некоторые номера совпадают. На первый взгляд разумный порядок отсутствует.
– Это потому, что он не хочет, чтобы кто-то разгадал его систему подбора папок.
Николас немного помолчал, потом очень поспешно перебрал папки и выхватил одну из общего количества. Открыв ее, он задержался на несколько секунд на первой странице.
В глазах у него вспыхнуло удовлетворенное выражение.
– Я сообразил, – произнес он. – В каком году, в каком месяце и какого числа родилась твоя мать?
Поппи сказала ему.
Он немного помолчал, потом предложил:
– Просмотри номер тридцатый во втором ящичке, а я пока поищу здесь.
С этими словами он начал перебирать материалы в первом ящичке.
– Во втором ящичке ничего нет, – сообщила она ему минутой позже.
– У меня тоже ничего.
Они вдвоем работали над материалами третьего ящичка, как вдруг услышали за окном громкий разговор нескольких мужчин, сопровождаемый грубым хохотом.
– Это они возвращаются домой из паба после тяжелого рабочего дня, – сказал Николас. – Он взял еще одну папку и принялся ее перебирать. – Проклятие! Я думал, что нашел нужное. Но это ошибочный тридцатый номер.
Они занимались поисками еще секунд пятнадцать.
– Еще одна тридцатая.
Поппи выдернула папку и бросила ее перед Николасом.
Он полистал ее.
– Скажи, имя твоей матери Марианна?
– Да! – воскликнула Поппи, едва не сорвав голос.
Однако почти в ту же секунду у нее замерло сердце – до нее донеслись крики с улицы:
– Мистер Харлоу, как вы чувствуете себя сегодня вечером?
– Харлоу, вам следует почаще выходить!
Еще несколько мужских голосов начали выкрикивать громкие приветствия.
Видимо, у парадного входа в дом голос с заметным йоркширским акцентом возвестил:
– Прочь отсюда, сорванцы! Можете помочиться где-нибудь под другим деревом!
Позади дома принялись квохтать цыплята. Поппи схватила Николаса за руку. Она не могла выговорить ни слова от волнения. Николас невозмутимо сложил бумаги и вручил ей.
– Спрячь как можно лучше, – прошептал он.
Она сделала, как было велено. Засунула листки себе за корсаж. Сердце у Поппи бешено колотилось.
Человек, который жил в этом доме, подходил к парадной двери по мощеной дорожке. Она слышала достаточно громкий топот его башмаков.
Николас двигался быстро, но совершенно бесшумно. Он сложил папки в ящик, поставил все вещи на место. Не говоря ни слова, сдвинул в сторону пестрый коврик и поднял крышку с круглого отверстия в полу.
– Спускайся, – приказал он Поппи.
Поппи опустила ногу в черную дыру, нащупывая таким образом ступеньку лестницы, и это ей удалось.
– Двигайся быстрей, – прошептал Николас.
Поппи едва не вскрикнула, услыхав, как повернулась ручка входной двери, после чего та, видимо, отворилась, скрипнув на петлях. Поппи заспешила и, спотыкаясь в полной темноте, добралась до входа в туннель. По движению воздуха она поняла, что подъемная крышка в комнате бесшумно закрылась.
Присутствие Николаса она ощутила раньше, чем увидела его.
«Давай, шаг за шагом», – твердила Поппи про себя, двигалась вперед и с удивлением обнаружила, что ей не страшно, а, наоборот, даже весело, как никогда в жизни.
Спустившись по лестнице, Николас догнал Поппи и взял ее за руку.
– У нас все в порядке, – прошептал он и привлек ее к себе.
Она повисла у него на шее, словно тонущий матрос, а папка у нее за корсажем создавала между ними небольшую, но крепкую преграду.
– Ты очень храбрая, – пробормотал Николас ей на ухо.
Поппи все еще прижималась к нему, а теперь еще и уткнулась носом в ухо ему и заявила – тоже шепотом:
– Мне нравится проникать в дома со взломом!
– Ах вот ты какая?!
То был еще один шок. Николас поддался искушению и крепко прижал ее к себе. Они поцеловались в кромешной темноте – поцеловались так, словно оба изголодались до смерти и поцелуй был для них единственным спасением от голода.
Наконец он отпустил ее – неохотно.
– Почему и как вы заставляете меня чувствовать себя распутницей, ваша милость? – зашептала Поппи. – Мы с вами преступники. Мы с вами находимся в чьем-то чужом туннеле. А вы самый отчаянный человек из всех, кого я знаю. Мне бы бежать от вас подальше, а вместо этого я…
– Что ты?..
– Я жажду твоих поцелуев, – ответила Поппи просто.
Почему-то это искреннее признание тронуло его сильнее, нежели все, что она ему говорила до сих пор.
Николас привлек ее к себе и поцеловал еще раз.
– Я тоже хочу тебя, и это правда. Я просто одержим тобой. Ты самая сводящая с ума женщина из всех, кого я знаю. И я не хочу, чтобы ты была иной.
– Правда?
Поппи пробежалась легкими, быстрыми поцелуями по его подбородку.
– Правда, – ответил он. – Но…
– Но пора вернуться к делу. – Поппи отпрянула, а тон у нее был твердый и официальный, как сами секретные службы. – Я готова выполнять приказы.
Николас подвел ее к той части туннеля, которая вывела их наверх. Шел сильный дождь, и капли холодной воды падали им на головы.
– Этот мистер Харлоу может выглянуть в одно из окон на задней половине дома, – сказал Николас. – Мы не можем уйти, пока не убедимся, что он не подглядывает.
– А как нам это сделать?
– Там наверху есть смотровое отверстие. По правде сказать, нам повезло, что пошел дождь. Темнеет, и он, вероятно, зажжет фонарь. Нам будет проще его увидеть, чем ему нас, и я надеюсь, мы увидим, как он удалится в тот свой кабинет, где мы побывали.
– Надеюсь, – прошептала она совсем тихо.
– Мы будем стоять на лестнице вдвоем, потому что должны уйти вместе. И нам непременно надо уйти как можно скорей. Ты пойдешь первая. Направляйся прямо к бочкам и достань свое ведерко, до того как уйдешь.
Прошло добрых десять минут, пока Поппи решилась идти. Но едва она это сделала, Николас начал наблюдать за ней. Она великолепно справилась с тем, как пройти мимо цыплят, не взбудоражив их. Потом она, укрывшись за чуланчиком, сбегала туда, где лежали бочонки.
Дождь лил как из ведра, заглушая любой шум, какой они могли произвести. Николас за три секунды водрузил на место стенку, после чего добрался до тех же бочонков и забрал свою вязанку дров и сверток.
Он поравнялся со своей сообщницей, когда она уже шла быстрым шагом по узкой улочке, ведущей в северном направлении. Они дошли до угла и замедлили шаг. Поппи дышала тяжело и прерывисто, струйки дождя стекали у нее по щекам и носу, волосы намокли и являли собой беспорядочную массу.
Но Драммонд подумал, что никогда она не выглядела такой красавицей.
