Текст книги "Герцоги налево, князья направо"
Автор книги: Киран Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 32
Когда они с Николасом добрались до наемной кареты на Перл-стрит, кучер едва удостоил Поппи небрежным взглядом. Николас заверил ее, что заплатил этому типу достаточно для того, чтобы тот не задавал никаких вопросов. На дрожащих ногах она со своим ведерком для молока первой вскарабкалась на сиденье. Николас последовал за ней со своими дровами и матерчатым свертком.
Лишь тогда, когда экипаж тронулся с места, Поппи позволила себе расслабиться… так, немножко. Она прислонилась к плечу Николаса, совершенно мокрому, и начала смеяться.
– Не могу поверить… – Тут она расхохоталась. – Я хочу сказать, что не могу поверить… – Поппи выпрямилась, как ружейный шомпол, и уставилась на Николаса. – Неужели мы это сделали?
Николас, сейчас еще больше похожий на чернорабочего, чем раньше, поднял брови.
– Да, сделали, и бумаги, которые выпирают из твоего корсажа, тому доказательство.
Боже милостивый, в суматохе она совсем забыла об этих бумагах! Поппи вытащила их – к счастью, они почти не пострадали от дождя. Она бросила их на сиденье напротив.
– Я даже не знаю, смогу ли я просмотреть их прямо сейчас. Мне сначала надо прийти в себя.
– Мне тоже, – сказал Николас. – Но не оттого, что я незаконно проник в чужой дом. От впечатления о тебе. Ты просто восхитительна в обличье насквозь промокшей молочницы.
Наступило полное молчание, потом Поппи вздохнула и произнесла:
– А ты производишь потрясающее впечатление в роли чернорабочего. Особенно когда мокрый от дождя.
Поппи протянула руки, коснулась ладонями груди Драммонда и посмотрела ему в глаза.
Николас ухватился за один из шнурков на ее корсаже, потянул его, потом вдруг замер, не выпуская шнурок из пальцев.
Поппи все еще смотрела на него.
И перестала дышать.
Что-то в его глазах глубоко тронуло ее сердце. Он наклонился к ней, и она оказалась в его объятиях. Они поцеловались. И Поппи осознала, что это самый сладкий поцелуй в ее жизни. Потому что он сказал ей обо всем, что ее сердце уже понимало.
Она полюбила.
Полюбила Николаса.
Через несколько секунд после самого захватывающего поцелуя в его весьма многообразной практике Николас признался себе, что работать на секретные службы вместе с Поппи куда увлекательнее, чем в одиночку. Поппи становилась, пожалуй, излишне склонной к риску, и ему, Николасу, следовало именно поэтому быть предельно осторожным.
Когда они поженятся, а Николас считал такое их будущее неизбежным, он увезет ее в Сьюард-Холл. Однако он уже теперь спрашивал себя, каково ему будет возвращаться к работе в Лондоне, зная и думая о том, что она спит в его постели, имеет от него детей, ухаживает за цветами в его саду и попадает в переделки в его замке.
Насчет последнего Николас нисколько не сомневался. Жизнь в Сьюард-Холле в ее присутствии никогда не будет скучной и однообразной.
– Я готова, – произнесла она губами, вишнево-красными от поцелуев, и пересела на прежнее свое место. – Скажи мне, что тебя так удивило в том доме. Я знаю, ты был удивлен.
– Я тебе скажу. – Николас и сам все еще пытался осмыслить это. – Дом принадлежит начальнику нашего отдела. Я сразу узнал его почерк на страницах папок. А на письменном столе я увидел шарф, который он нередко надевает во время работы у себя в кабинете.
Поппи прижала к губам ладошку.
– Господи, случится же такое! Ты, выходит, обокрал дом своего работодателя?
– Это все равно что пробраться в спальню принца-регента, – сказал Николас. – Нечто переходящее все границы, и, откровенно говоря, подобное местечко ты ни за что не хотела бы увидеть.
– Как ты смог отыскать папку со сведениями о моей матери, ведь в твоем распоряжении были только все эти загадочные номера?
Поппи обрадовалась, заметив искру возбуждения в глазах у Николаса.
– Отчасти мне повезло, – сказал он. – Отчасти помогло то, что я хорошо знаю причуды и уловки руководителя нашего отдела. Его хобби – знание дней рождения всех и каждого, кроме того, он обожает игру с цифрами, числами и так далее. И я проделал в уме некие арифметические процедуры с моим собственным днем рождения, чтобы уяснить, смогу ли я найти мою папку. Перепробовал несколько разных комбинаций, и одна из них сработала. Дело в том, что он складывает цифры, обозначающие год, месяц и день рождения, и таким образом получает этот загадочный номер. Было достаточно легко определить номер твоей матери при помощи той же самой формулы.
Поппи наклонилась к нему, глаза у нее заблестели.
– А ты видел свою папку?
Он немного помедлил с ответом.
– Да, видел, но у меня не было времени просмотреть ее.
– Держу пари, что тебе этого хотелось, – хихикнув, подначила его Поппи.
– Я не столь в этом уверен.
– Ты был полностью сосредоточен на том, чтобы помочь мне, и я очень благодарна тебе за это.
Долгий взгляд, которым она его наградила, обогрел Николаса до самой глубины души.
– Не стоит благодарности, – пробормотал он.
Поппи озабоченно сдвинула брови.
– Непонятно, какие дела с начальником вашего отдела могли быть у моей матери.
– Вот просмотрим папку и узнаем. Но я должен предупредить тебя… – Тут Николас протянул к ней руки, пересадил ее к себе на сиденье и посмотрел в ее изумрудно-зеленые глаза. – Кажется, Ревник был не единственным, кто работал на английское правительство.
Роту Поппи импульсивно открылся от изумления.
– Ты шутишь?
– Нет. У твоей матери был адрес руководителя отдела. А он есть у немногих. У меня этого адреса не было.
Поппи тряхнула головой.
– Давай просмотрим документы, – прошептала она.
И они вместе занялись этим.
– Двадцать лет работы на секретные службы, – произнес Николас, пробежав глазами одну страницу. Известна под именем Розовой Леди.
Губы Поппи изобразили букву «О», когда она прочитала следующую страницу.
– Моя мать. Английский тайный агент. – Она положила бумаги на сиденье и уставилась на Николаса. – Но ведь она никогда не вела себя как шпионка. Она вела себя как мать. И жена. И друг. – Глаза у Поппи слегка заблестели. – Я… я даже не знала, что она любит розовый цвет и потому включила это слово в свой шпионский псевдоним.
– Она могла и не любить розовый цвет. И выбрала слово именно потому, что никогда не носила ничего розового. Чтобы ввести в заблуждение любого, кто попытался бы угадать ее подлинное имя.
– Я думаю, ты прав, она никогда не носила ничего розового. Только портрет представляет собой исключение. И оно могло быть такой вот маленькой хитростью, уступкой секретным службам в честь ее агентурного имени.
То было единственное, что по-настоящему высоко ценил Драммонд в работниках секретных служб. Смелость. И ум.
– Только не забывай, – попытайся Николас заверить ее, – пусть она и была завербована отделом, она оставалась твоей любящей матерью. И другом.
Поппи покачала головой и сказала:
– Но я все же чувствую боль. Это как… как если бы я не понимала ее.
Атмосфера в экипаже становилась определенно мрачной. В унисон погоде за его пределами.
– Разумеется, ты ее понимала, – настоятельно возразил Николас. – Ведь ты понимаешь меня, верно? А мне ведь тоже приходится заниматься секретными делами. И это не изменяет меня как личность. Поверь мне.
– Это правда, – согласилась Поппи и о чем-то задумалась, прикусив нижнюю губу.
Николасу польстило ее согласие.
– Ну а как же насчет тебя самой? – Он усмехнулся. – Ведь и ты теперь принимаешь участие в засекреченном деле. Ты стала другой? Или ты по-прежнему… Поппи?
Она слегка пожала плечами:
– Полагаю, что я все та же. Любопытно, знал ли об этом папа?
– Трудно сказать.
– Но ведь если ты кого-то любишь… разве ты не должен делиться всем с теми, кто тебе близок?
У Драммонда в голове вдруг вспыхнуло воспоминание о той ночи, которую он провел в резиденции Хауэллов с Наташей.
– Случается, – с осторожностью заговорил Николас, – что ради того, чтобы уберечь покой близких, ты рассказываешь им не обо всем. Не потому, что ты их не любишь, а именно потому, что любишь.
– Если мама предпочла унести свою тайну в могилу, – сказала Поппи – то мне не пристало открывать ее папе.
– Я согласен.
Они продолжили просмотр папки. Поппи со всем тщанием изучала каждый лист. Окончив чтение, осторожно передавала его Николасу.
– Поистине это моя мать собственной персоной. – В глазах у Поппи появилось выражение тихой гордости. – Я хочу прочитать все до последней строчки. Совершенно очевидно, что она была знатоком в своем деле.
Минутой позже она подняла повыше руку, в которой держала листок бумаги, и широко улыбнулась.
– Та самая! – вскрикнула она. – Расписка, которую мы ищем!
Она вручила листок Николасу, тот взял его и внимательно прочитал текст.
– Выходит так, что леди Дерби и в самом деле оплатила картину, – произнес он. – Однако… не хотелось бы говорить тебе…
– О чем?
Поппи положила руку ему на предплечье и широко раскрыла глаза.
– Теперь, когда мы знаем, что твоя мать работала на секретные службы, эта расписка могла быть фальсифицированным документом, который она привезла в Санкт-Петербург. Для тех, кто стал бы расспрашивать о ее деятельности, расписка послужила бы доказательством лояльности леди Дерби, которая обратилась к Ревнику в числе других заказчиков, не более того. Другими словами… – Николас сделал паузу, уж очень ему не хотелось разочаровывать ее после всей их нелегкой работы. – Картина, наверное, принадлежит секретным службам. Мне очень жаль, Поппи, если это так и есть.
Поппи внимательно пригляделась к расписке.
– Ненавижу секретные службы, – прошептала она. Потом подняла глаза на Драммонда и проговорила с нажимом на каждом слове: – Я уверена, что расписка подлинная. Мама отослала ее почтой в отдел ради безопасности.
– Я же не утверждаю, что она этого не сделала, но…
Поппи выставила вперед ладонь, чтобы заставить Николаса замолчать.
– Мама знала, что Ревник использует портрет для того, чтобы переслать сведения о шпионе, однако она заплатила за картину. И хотела передать ее папе.
Глаза ее вспыхнули ясным, сильным светом.
– Если ты прав, Николас, и мама оставалась мамой и тогда, когда занималась тайной деятельностью, это значит, что, самоотверженно служа правительству, она тем не менее главным образом думала о папе. – Поппи сложила расписку и снова спрятала ее за корсаж. – Я убеждена, что мама и есть тот гений, которому принадлежит идея передать сведения о шпионе посредством портрета. Кто мог предвидеть, что Ревник умрет от черной оспы, а мама скончается от нее же вскоре после него?
Поппи уперлась обеими руками в бока, и глаза ее загорелись зеленым огнем.
– Я не посмел бы спорить с особой, обладающей такой силой убежденности, – проговорил Николас мягко. – Ты уже доказала мне, насколько сильны твои внутренние инстинкты. Так что я ничуть не огорчен этими новыми открытиями, а ты?
– Абсолютно нет. – Поппи распрямила плечи. – Это просто означает, что мне придется еще много поработать до того, как я получу мамин портрет.
– Который я еще должен раздобыть, как ты знаешь.
– Украсть было бы более подходящим словом. – Поппи одарила его ледяным взглядом. Портрет мой. Он не принадлежит правительству, но я останусь верной маминым желаниям и позволю правительству первым взглянуть на него.
Драммонд ухватил ее за руки пониже плеч и притянул к себе.
– Ты черт знает как привлекательна, понятно?
– Это мамино влияние, – со смехом ответила Поппи.
Было не так просто целоваться и смеяться одновременно, однако они с этим справились. Экипаж подкатил к дому номер семнадцать на Клиффорд-стрит как раз в тот момент, когда Николас прильнул с поцелуем к обнаженной груди Поппи и тронул языком нежный сосок.
– Мы становимся чересчур беззастенчивыми, – прошептала Поппи и поспешила натянуть лиф повыше на грудь.
– И тебе это нравится, – сказал Николас.
– Что правда, то правда, – с озорством в голосе подтвердила она.
Когда-нибудь он постарается увезти ее с собой в свое имение в Суссексе. В качестве дуэньи они возьмут тетю Шарлотту, накормят ее хорошим бифштексом и бисквитом, пропитанным бренди, а потом он уведет Поппи на небольшой пикник у ручья, но это будет праздник совсем особого рода…
– Николас!..
Поппи тронула рукой дверь экипажа.
– Я хочу поблагодарить тебя за этот день, – заговорила Поппи почти сухо. – Я никогда его не забуду. Вспомни наш разговор на паруснике. Ты тогда пожаловался, что живешь неправильной жизнью. Помнишь? А сегодня… сегодня я чувствую, что прожила правильный день.
Господи, как она хороша!
Что-то вроде искры пробежало между ними, однако Николас не мог бы определить, что именно.
– До свидания, Николас, – попрощалась Поппи с несколько сдержанной улыбкой.
И прежде чем Николас успел помочь ей выйти из кареты, Поппи сама распахнула дверь и удалилась.
Глава 33
Счастливую возможность, вот что, как думала Поппи, являли собой она и Николас. Но если он не в состоянии разобраться в этом сам, тогда она вовсе не обязана утруждать себя объяснениями. И тем более выходить за него замуж. Единственно, за кого может выйти замуж Старая Дева, – это за человека, который понимает в той же мере, как и она, что значит быть вместе.
Она ни в коем случае не должна уговаривать мужчину полюбить ее, не так ли?
И то же самое касалось ее отношений с отцом. На следующий день Поппи собрала в кулак всю свою смелость и остановилась перед закрытой дверью библиотеки отца. Тетя Шарлотта с утра уехала в свой деревенский домик в Кенте с целью навестить старую подругу. Она собиралась пробыть там неделю, и папе придется все это время по большей части проводить дома и, так сказать, присматривать за Поппи. Для нее же время, когда она могла вволю общаться с отцом, неизменно было приятным.
Поппи подняла руку и, закусив губу, постучалась в дверь библиотеки.
– Войдите, – послышался из-за двери голос отца, как обычно, строгий.
Когда она вошла, лорд Дерби поднял голову и посмотрел на дочь. Во взгляде его Поппи увидела привычную озабоченность делами страны и его собственной ролью в парламенте. Он перестал двигать пером по бумаге и произнес:
– Приятное вторжение.
– Прошу меня извинить. Но мне просто…
Поппи не договорила и снова закусила нижнюю губу.
– Да? – поторопил ее лорд Дерби.
Поппи опустилась в кресло.
– Ты постоянно куда-нибудь уезжаешь, папа. Я почти не вижу тебя. Иногда мне кажется, что ты хотел бы, чтобы мама не произвела меня на свет. Часто, когда ты смотришь на меня, я чувствую себя так, будто ты на меня сердишься.
Лорд Дерби отложил в сторону гусиное перо.
– Я вовсе на тебя не сержусь. Все, что я делаю, я делаю из любви к тебе. И ради того, чтобы оставить эту страну в благоприятном состоянии для тебя и твоих детей, когда меня не станет.
Поппи вгляделась в дорогое, изрезанное морщинами лицо.
– Я очень благодарна тебе, папа. Я горжусь тобой. Но иногда мне так хочется, чтобы ты все время был здесь, со мной, смеялся над чем-нибудь вместе со мной, разговаривал со мной. Как мне рассказывать моим детям маленькие забавные историй о тебе, если тебя здесь нет? Они, конечно, узнают о твоей роли в парламенте и о других важных вещах. Но мне хочется, чтобы они узнали и поняли тебя самого. Узнали бы, что ты привык класть три кусочка сахара себе в чай. Что тебе нравятся черные ботинки, начищенные до блеска. – Поппи нервно сглотнула. – Такие вот симпатичные, только тебе присущие черточки…
Лорд Дерби немного помолчал, потом слегка пожал плечами и сказал:
– Даже не придумаю, что тебе ответить. Мне жаль, что ты чувствуешь себя лишенной моего участия.
Горло у Поппи сжалось от волнения.
– Я понимаю, что ты делаешь все от тебя зависящее. Но мне очень хотелось бы побольше говорить с тобой о маме. Мы с тобой, мне кажется, ни разу не говорили о ней с тех пор, как ее не стало.
Лорд Дерби сдвинул брови.
– Ты уж очень о многом меня просишь сегодня утром. Что-нибудь еще?
Поппи передернула плечами, чувствуя себя до крайности неловко.
– Думаю, так вышло потому, что я уже взрослая. Я стараюсь чувствовать себя уверенной и жить настоящим, а не только прошлым. А настоящее включает в себя и тебя, папа. И я хочу быть частью твоей жизни, хочу большего, чем твои нахмуренные брови и наставления. Хочу видеть тебя таким, каким ты был раньше. Мы утратили слишком многое из того, что могли бы пережить вместе.
Лорд Дерби смотрел на нее, высоко подняв брови, и взгляд его уже не излучал только властность и серьезность. Взгляд этот был сосредоточенным и печальным. Этот взгляд выражал даже чувство одиночества.
– Я придаю твоим словам серьезное значение, дорогая, – сказал он.
– Благодарю тебя. И, папа, у меня есть к тебе еще одна серьезная просьба.
– Какая же? – спросил он, глядя на нее теперь поверх очков именно так, как и подобало члену палаты лордов.
Поппи улыбнулась:
– Не столь серьезная, как первая моя просьба, хоть они и связаны между собой. Я просто хочу получить от тебя позволение разобраться в маминых вещах.
Лорд Дерби снова сдвинул брови.
– Ладно. Мы с тобой займемся этим делом вместе. Сегодня вечером. После обеда. В восемь часов.
Поппи сделала маленький реверанс.
– Я не опоздаю, папа.
Она поцеловала его в щеку со словами:
– Спасибо тебе! Я представляю, насколько это будет трудно, однако я уверена, что мама хотела бы этого.
– Беда с тобой, право. Ты в точности такая, как и твоя матушка. Любопытная, настойчивая и… – Он сделал паузу. – И ты сегодня обвела меня вокруг своего маленького пальчика.
– В самом деле?
На глаза у Поппи вдруг навернулись слезы.
– Безусловно. А теперь иди. Мне нужно написать текст речи.
Она оглянулась на него уже от двери и ощутила вспышку надежды. Быть может, это начало их новых отношений.
Глава 34
Николас у себя в спальне поправлял перед зеркалом галстук, собираясь вечером на свидание с Гарри, Ламли и Эрроу за карточным столом, когда в дверь постучали несколько раз – весьма громко и бесцеремонно.
Он отворил, и в комнату ввалился Фрэнк с громким хохотом и со словами:
– Вот я и поймал тебя, братец!
Николас затворил за ним дверь и спросил:
– В чем дело?
– Я узнал кое-что о тебе и Наташе! Ты с ней переспал.
– Ох, я ужасно испугался! – бросил Николас своим самым дурашливым тоном и снова вернулся к зеркалу. В сущности, он не знал, что и подумать. Наверное, стоит поостеречься.
Однако Фрэнку он и не думал демонстрировать свое беспокойство.
– Мой источник неопровержим, – сообщил Фрэнк с наглой усмешкой.
– Да ну? И кто же это?
– Наташа.
– Чего ради она тебе об этом рассказала?
– Она хочет выйти за тебя замуж, старина, и готова заплатить мне кучу денег за то, чтобы я помог распустить слух, будто она собирается произвести на свет ребенка, которому даст имя Стонтон, если это будет мальчик. Или Никола, если девочка.
– Что?!
– Она велела мне посетить дипломата, который оказал ей гостеприимство на то время, пока она в городе. Забыл, как его имя.
– Лорд Хауэлл. Он обязан присматривать за ней, пока она не уедет из Англии.
– Верно, так и есть, и я сообщил старому чудаку, чем занимались ты и русская княгиня, когда он сам и его хозяйка находились в деревне. Я ему отдал прядь волос Наташи, которую я вроде бы нашел в твоей комнате, и потребовал плату за молчание насчет будущего младенца.
Фрэнк хмыкнул не без издевки.
Драммонд швырнул на пол свой галстук.
– Почему это Наташа сама не преподнесла лорду и леди Хауэлл все свои лживые измышления?
Фрэнк расхохотался и сквозь смех пояснил:
– Потому что в таком случае ее сочли бы распутной вдовушкой, не более того. А тут выходит, что она совершенно невинна, что ее соблазнил и склонил к дурному поведению неисправимый холостяк. А чтобы Хауэллы не подумали, будто мы с ней в этом деле сообщники, княгиня передала мне свою собачонку, Бориса. Я им сказал, что украл эту псину и согласен вернуть ее только за хорошее вознаграждение. Ни лорду, ни леди Хауэлл и во сне бы не приснилось, что княгиня отдаст свою драгоценную собаку кому-нибудь в руки хоть на минутку.
– Итак, Хауэллы поговорят с ней начистоту, а она придет в негодование, станет все отрицать и умолять о возвращении ее собачки. А это значит, они поймут, что ты шантажист, брат. И поверят, будто именно я сделал ей ребенка. Неглупая уловка!
– Но ведь это правда, – возразил Фрэнк, – По крайней мере в той части, что ты с ней переспал.
– Она вдова, а не девственница, и я с ней не спал. Мы немножко с ней побаловались между двух простыней, но не более того.
Фрэнк скрестил руки на груди и насмешливо фыркнул.
– Твои отговорки ничего не значат, и ты это знаешь. Это компетенция дипломатического протокола. Лорд Хауэлл был назначен опекать Наташу, и он попадет в крайне серьезную неприятность в Уайтхолле, если выяснится, что у тебя была связь с княгиней, а тем более если она забеременела. С другой стороны, законный брак представляет собой вполне респектабельный выход из положения.
– Послушай, Фрэнк. Я совершенно уверен, что я не единственный мужчина в Лондоне, который оказался в одной постели с княгиней. Вдова, имеющая любовников, отнюдь не редкость, и я, разумеется, принял меры предосторожности, чтобы не сделать ее беременной.
– Откуда тебе знать, если ты, например, был пьян?
– Мужчина всегда это знает! – отрезал Николас, хотя на душе у него стало немного муторно. – Кстати, Фрэнк, отчего тебя так беспокоит, на ком я женюсь? Ведь для тебя что одна девушка, что другая… Ты их особо не различаешь. В чем преимущество княгини перед леди Поппи?
– Из чувства мести, понятное дело. – Фрэнк почесал ухо с таким видом, словно разговор шел о погоде. – Тебя всегда считали лучшим из двух братьев, ты получил и титул, и все деньги.
– Каким образом моя женитьба на Наташе позволит тебе удовлетворить твое чувство мести?
– Ты очень хочешь эту твою Поппи, а я жду не дождусь, когда она даст тебе отставку. Назовет тебя негодяем. Наихудшее унижение. А еще лучше, чтобы ты прожил весь остаток жизни с Наташей и ее собаками. Сергей уже подыскивает наилучший дуэльный пистолет, чтобы пристрелить тебя, если ты не женишься на его сестре.
Николас не удостоил Фрэнка ответом. Тот побагровел.
– Ты воображаешь, будто победа останется за тобой? На этот раз ничего подобного не будет!
Дверь со стуком захлопнулась за ним.
И снова распахнулась.
– Не забывай прогуливать Бориса, если понимаешь, что для тебя лучше! – крикнул вслед брату Николас.
Разумеется, не прошло и десяти минут, когда лорд Хауэлл прислал Николасу записку с требованием незамедлительно явиться к нему в дом.
Боже милостивый, придется забыть о карточной игре и поискать выход из всей этой сумятицы с Наташей. Но как это сделать?
И возможно ли, что он сделал ее беременной, будучи сильно пьяным?
Нет. Он был уверен, полностью уверен, что отец ребенка Наташи кто-то другой. Либо так, либо она вообще не беременна.
Она должна признаться, вот в чем суть.
Но когда он приехал в резиденцию Хауэлла, княгиня даже не дрогнула.
– Вы скомпрометировали меня, – заявила Наташа, стоя впереди хозяев дома, лорда и леди Хауэлл. Собаки Наташи бесцеремонно расположились в гостиной – часть их устроилась на диванах, другая часть оккупировала ковер. – Я ношу вашего ребенка.
Николас сделал глубокий вдох и тотчас в этом раскаялся: запах псины, обычно им даже не замечаемый, сегодня просто душил его.
– Наташа! – Самый тон голоса требовал, чтобы она посмотрела на него. Не сразу, но все же она встретилась с ним глазами. – Скажите Хауэллам, что вы это сочинили.
Она разразилась притворными слезами и повалилась на диван, каким-то образом найдя место между двумя своими питомцами.
– Вы поступаете еще более скверно, ваша милость! – вскричала леди Хауэлл. – Она уже чувствует себя плохо из-за вас и вашего…
Тут она устремила глаза-бусинки на его ширинку.
– Беттина! – одернул жену Лорд Хауэлл.
Леди Хауэлл распушилась, как одуванчик.
– А что? Должна ли я выбирать слова? Этот так называемый джентльмен переспал с нашей русской подопечной. И теперь она беременна. Он должен совершить единственно правильный поступок и немедленно жениться на ней.
Лорд Хауэлл встал.
– Разумеется, он так и сделает. Прошу вас, не примите эти слова за обиду, ваша милость. Вы происходите из старой и достойной фамилии.
Леди Хауэлл поджала подбородок.
– Но ведь мы, дорогой, не знали об этом до тех пор, пока…
– Это очень древний и достойный род, Беттина, – прервал ее речь лорд Хауэлл, у которого заметно покраснели мочки ушей.
– Герцог! Так вы совершите единственно правильный в такой ситуации поступок?
Самоуверенности леди Хауэлл как не бывало, и теперь она смотрела на Драммонда широко раскрытыми, почти умоляющими глазами.
Николас почувствовал себя так, словно фамильное древо обрушилось на него всей своей тяжестью. Возможно, что Хауэллы и в самом деле никогда не слышали о роде Драммондов, однако этот род был старинным и достойным всяческого уважения. И сам он отнюдь не был одним из недостойных его отпрысков.
– Само собой разумеется, что я бы его совершил, если бы…
– Вот видишь? – обратился лорд Хауэлл к супруге. – Он так и сделает.
– Лорд Хауэлл! – воспротивился Николас. – Ничего подобного я не говорил и…
Лорд Хауэлл выставил вперед ладонь, призывая Драммонда к молчанию, и продолжил:
– Вы поступите правильно. И мы ожидаем завтра же услышать о разрыве вашей прежней помолвки. Наташа пока побудет у нас, а потом вы увезете ее в Гретну.
Николас сжал руки в кулаки при одном взгляде на особу, которую до сих пор считал неспособной проливать крокодиловы слезы.
– Наташа, – заговорил он ледяным голосом, – когда вы сможете спокойно и трезво все обдумать, совершите и вы правильный поступок и расскажите приютившим вас хозяевам всю правду.
Княгиня прижала к груди дрожащую руку.
– Я… я не понимаю, о чем вы. Ваш собственный брат видел, как вы уходили из этого дома утром, а Хауэллы еще отсутствовали. Если ваш брат говорит об этом, как вы можете считать себя непричастным и отрицать свою вину?
Николасу нестерпимо захотелось выхватить из-за пояса пистолет и сбить выстрелом вазу с каминной полки – просто так, от злости. К счастью, он тут же сообразил, что нелепый драматизм ни к чему хорошему его не приведет. Хозяева дома убеждены, что он обязан жениться на княгине.
Он отвесил поклон, лорду и леди Хауэлл.
– Я не намерен более к этому возвращаться. Княгиня должна сообщить вам нечто важное, и, пожалуйста, попросите ее сделать это неотложно.
Ни один из супругов не ответил ни слова. Лорд Хауэлл словно смотрел куда-то сквозь Драммонда, леди Хауэлл гладила Наташу по голове, а Наташа скривила губы и густо покраснела.
– Я люблю вас, Ники! – истерически выкрикнула она.
Собаки вдруг принялись лаять на нее. Один из псов завыл. То был настоящий собачий хор, и только один ожиревший корги не принял в нем участия. Почесал за ухом задней лапой, развалился поудобнее на ковре и смежил глаза.
Ему, как видно, вся эта суматоха осточертела не меньше, чем Николасу. Но самое худшее во всем этом было….
Это его собственная ошибка. Он отказывался повзрослеть, когда это следовало сделать, и теперь расплачивается за это. На этой горькой ноте Драммонд перешагнул через особенно визгливо тявкающего корги и удалился без единого слова.
