Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 55 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лидочка выволокла чемодан, не дождавшись помощи.

– Это семи-аттачд дом, – сообщил Лидочке Вячеслав Андреевич. – То есть в переводе «полуприложенный».

– Полуприставленный, – поправила его Иришка, которая звонила в дверь, забранную в верхней половине непрозрачным, поделенным на изысканные дольки бутылочным стеклом. – Полуприпертый. Полутрахнутый.

– Иришка, твое остроумие порой оставляет желать, – сказал Кошко.

– Опять их дома нет, по распродажам побежали, – проворчала Иришка. – Где у тебя ключи?

– А твои?

– Не знаю, где мои. Посеяла. Или дома валяются.

– Ну нельзя же так разбрасываться ключами! – умеренно возмутился отец.

– Это демагогия, – ответила Иришка, вытаскивая связку ключей из сумки, висевшей через плечо. – Есть у меня ключи, есть, не суетись.

Она открыла дверь и скрылась в темноте.

– Семи-аттачд хауз, – продолжил Кошко, – выше классом, чем террасный дом. Понимаете?

– Разумеется, не понимаю, – улыбнулась Лидочка.

Кошко стоял в дверях и мешал войти.

– Мы владеем половиной дома, – продолжал он. – Наша половина – номер четырнадцать, а у соседей дом номер шестнадцать. Так экономичнее строить. Все коммуникации сооружаются на два дома. Наш дом отделяется от соседнего проходом. Видите, за калиткой? Туда выходит черный ход из кухни, там стоят мусорные баки.

– Спасибо, я поняла, – сказала Лидочка.

– Но я должен закончить, – остановил ее Кошко. – Дело в том, что большинство домов в Англии относится к другому типу – это террасные дома. То есть строится сразу сторона улицы. Как бы один длинный дом. Потом он нарезается на дольки. Каждая долька – домик. Они одинаковые по расположению, по планировке. Такие же, как наш, только гораздо меньше. Это дома для людей с доходом ниже среднего.

Кошко отступил от двери, и Лидочка смогла войти.

– Конечно, мы можем позволить себе отдельный дом и в более фешенебельном районе, – закончил Вячеслав Андреевич. – Но у нас нет таких запросов. Тогда пришлось бы слуг нанимать…

Он искренне расстраивался оттого, что чуть было не нанял слуг. А ведь лет пять назад он вполне довольствовался двухкомнатной квартирой в хрущобе и по утрам втискивался в душный автобус, спеша на службу.

В нешироком полутемном коридоре с неожиданно высоким потолком Кошко перехватил чемодан и поставил его к стене у столика с телефоном, за вешалкой.

– Потом отнесем к вам в комнату, – сказал он. – Сначала выпьем по чашке кофе за благополучное прибытие.

Он явно чувствовал облегчение от того, что путешествие закончилось и можно закрыть за собой дверь. Лидочка подумала, что Кошко внутренне человек вялый и замкнутый в ощущении пространства. Дай ему волю, он бы развил в себе обломовский комплекс и закуклился в умеренно комфортабельной обстановке. Такой человек обязательно должен иметь свой диван, где бы он ни жил. Особенный диван, как лежка у медведя, как гнездо у гагары.

Впереди поднималась крутая лестница на второй этаж, но коридор проходил дальше и упирался в белую дверь. Направо же от лестницы дверь была открыта, и оттуда слышался грохот посуды. Потом раздался звон.

Кошко обреченно сказал:

– Еще одна чашка! Сегодняшняя норма по битью посуды выполнена.

– Где веник? – раздался крик Иришки.

– Где всегда, – ответил Вячеслав Андреевич.

«Наверное, лучше бы не экономить, – подумала Лидочка. – Жила бы я сейчас в скромной гостинице».

Кошко ввел Лидочку в правую дверь, где оказалась небольшая столовая с круглым столом, покрытым пластиковой скатертью. Иришка забралась в холодильник – попка наружу, осколки чашки лежали на выложенном плиткой полу.

– Хоть бы убрала, – вздохнул Кошко.

– Со временем, – ответила дочь, прикладывая все усилия, чтобы вывести взрослых из себя.

– Это демонстрация? – спросил Вячеслав Андреевич.

– Разумеется. – Иришка высунулась из холодильника, держа в руке шмат ветчины.

– Хоть бы руки вымыла, – сказал Кошко.

– А то перед постояльцами неудобно, – закончила фразу Иришка.

И, посчитав, видно, что папа может потерять контроль над собой, она решила не рисковать и удалилась из кухни.

– Простите, – сказал Вячеслав Андреевич.

– Я все слышала, – сухо ответила Лидочка. – Ребенок рос без родителей, и теперь все виновато прыгают вокруг.

Наверное, с хозяином квартиры в первый день знакомства так грубо не разговаривают, но Лидочка разделяла чувства Иришки: ей тоже хотелось вызвать этого худенького интеллигента на конфликт, на крик, на скандал, чтобы можно было с чистым сердцем хлопнуть дверью и уйти навсегда.

Но Вячеслав Андреевич вовсе не обиделся. Он уже достал из-за холодильника красивый совок и щетку и стал заметать осколки.

– Вся беда в том, – говорил он при этом, – что я-то вину чувствую и прыгаю, как вы изволили выразиться, вокруг, а мама остается статуей в почтительном отдалении. А поклоняемся мы всегда статуям, как бы их ни ненавидели.

Лидочка была вынуждена с ним согласиться, хоть ничего вслух и не сказала. Богатые, как известно, тоже плачут.

Вячеслав Андреевич обладал сноровкой старого холостяка – он быстро и аккуратно подмел пол, потом прошел в маленькую, прижавшуюся к столовой кухню и поставил воду. Пока вода грелась, оттащил наверх чемодан Лидочки и показал ей ее комнату.

На втором этаже было четыре комнаты. Большая хозяйская спальня выходила окнами на улицу и была шириной во весь дом. Рядом находилась небольшая комнатка, глядевшая в промежуток между домами, и туда же выходил окошком обширный, но захламленный туалет с ванной. Еще две светелки глядели в сад. Одна из них досталась Лидочке. Вторая, как объяснил Вячеслав Андреевич, принадлежала Иришке, которая в ней и закрылась. «Слава Богу, что не закрылась в туалете, – с облегчением подумала Лидочка. – Вот это была бы революция!»

Именно на том этапе их отношений Вячеслав Андреевич предложил откинуть отчества. В Англии мы живем, в конце концов, или в Турции? Мне трудно реагировать на «Вячеслав Андреевич» – словно я в учреждении, где мне могут дать справку, а могут и не дать. Лидочка не стала спорить: если предстоит прожить вместе чуть ли не месяц, российские отчества повисают, как вериги.

Внизу живут родственники, объяснил Слава, Василий и Валентина. Хорошие, добрые люди, приехали к нему из Краснодара провести отпуск, но не могут сдержать российских инстинктов – так что устремляются по распродажам, благо сейчас как раз настал сезон летних распродаж. И если вам, Лида, что-нибудь нужно, они все знают, где, что и почем.

Сам Слава предпочитал спать на диване внизу, в своем кабинете.

– Приведете себя в порядок, спускайтесь, я вам покажу первый этаж, – сказал он.

На прощание он принес Лидочке белье, а сам постучал к дочери. Та откликнулась, Слава вошел в комнату и принялся бормотать.

За окном стояла большая липа, а за ней начиналось бескрайнее зеленое поле. Мальчишки гоняли по нему мяч.

Лидочка разобрала чемодан, достала все, что было нужно, и отправилась в ванную.

Вернувшись из ванной, она окончательно распаковала свои немногочисленные вещи и спустилась в столовую. Прошло полчаса, не более.

Слава ждал ее, сидя за столом. Стол был накрыт небогато, но достойно английского джентльмена, жена которого находится в отлучке.

На тарелке были разложены бисквиты, прочно стояли две баночки с джемом, сыр, молоко, сахар, чашки, ложки…

– Садитесь. Может, вы желаете выпить? Джин? Виски?

– Ни в коем случае!

– Вы вообще противница?

– Нет, только сейчас. Не хочется начинать утро с победы над собой.

– Красиво, но неубедительно, – заметил Слава. Он успокоился, даже порозовел, и глаза потеряли лихорадочный блеск.

Все было как в Москве, но воздух казался иным – он был чище, мягче и склонял к неторопливости. Москва была далеко, не только в пространстве, но и во времени. Здесь никому не было дела до московской грязи, толкотни, склок, злобы, насилия и лукавства. Здесь не хотелось запирать дверей и машин, как все и поступали, хотя порой на таком легкомыслии попадались.

Заявилась Иришка. Чашка ей была поставлена заранее. Она налила кофе без молока и сахара и уселась напротив Лидочки, чтобы было удобнее ее разглядывать в упор.

Слава расспрашивал о том, как выглядит мама, что она просила передать, что нового дома, как движется строительство храма Христа Спасителя…

Хлопнула дверь, в коридоре загрохотали усиленные гулким холлом голоса. Слышны были шаги, почему-то в коридоре рвали бумагу. Иришка, хранившая до того нейтральное молчание, изобразила на физиономии презрение и негодование. Слава ожидающе обернулся к двери.

В дверях появилось красное, блестящее возбужденное лицо, удивительно гладкое, потому что за исключением сизых бровей на нем ничего не произрастало. Алые губы сложились трубочкой, и вкатившийся в комнату толстяк завопил:

– Валя, Валюха! У нас радость! Лидия приехала! Иди глядеть!

Тут же, оттолкнув толстяка, в комнату ворвалась такая же круглая и краснолицая женщина. На ее голове, словно приклеенные, росли оранжевые волосы, уложенные мелкими волнами. С краской для волос женщине явно не повезло.

Толстяки были немолоды, но очень подвижны, будто жир переливался внутри их тел, как ртуть. Такими, наверное, были гоголевские комические герои, которые питались варениками.

Валентина протянула Лидочке обе руки и, сжав ладони, принялась ее трясти. Руки ее оказались твердыми, мозолистыми, знакомыми с лопатой.

– Лидия Кирилловна, – по-южному запела она. – А мы так рвались, так рвались в аэропорт вас встретить, только Славчик нас не взял.

– Вы так сладко спали, – сказал Слава. Он лицемерил, и Валентине бы не заметить этих слов, но она с усердием правдолюбца тут же закричала:

– Ну как же ты, Славочка, говоришь, когда мы с тобой в ванной повстречались?

Толстяк вырвал Лидочку из объятий Вали и неожиданно хлопнул по плечу.

– Разрешите представиться. Мы будем родные Славику из Краснодара. Меня зовут Василием Никитичем Кошко, а мою супругу – Валюхой. Проводим отпуск на туманном Альбионе. Но туманов нема!

Валюха засмеялась тому, что туманов нема, и крикнула мужу:

– Мечи на стол, Василий!

Василий исчез, за ним ушла Иришка, видно, в знак протеста, но к протестам тоже привыкаешь, и никто ее ухода не заметил.

Василий вернулся с початой бутылкой перцовки и кексом или чем-то подобным кексу, запакованным в фольгу. Валюха скользнула на кухню и стала там шуршать фольгой, а Василек, Василь, Васичка (его называли по-разному, словно имя еще не установилось) достал рюмочки и всем разлил по глотку. Осталось больше половины бутылки, и это его обрадовало. Он завинтил крышку, поставил бутылку на пол возле ножки стола, чтобы не было соблазна, произнес:

– С приездом! За знакомство! – И первым потянулся рюмкой к Лидочке.

– Иду-иду! – закричала из кухни Валюха, о которой муж забыл. – Разложу и приду.

Она вынесла из кухни кекс на вытянутых руках, как выносили лебедя на царском пиру.

– Кушайте, гости дорогие, – пропела она. – Надеюсь, вам понравится наш скромный подарочек.

Валюха уселась рядом с Лидочкой, положила треугольничек кекса ей на блюдце и неожиданно спросила:

– А почем у вас сметана?

Лидочке вопрос показался не только несвоевременным, но и смешным, и она спросила:

– А у вас? В Краснодаре?

– А мы раньше в Полтаве жили, – ответила Валюха. – Сбежали из Хохляндии. Полная разруха с этими карбованцами. Все растащили, ну буквально все. И мы к дочке уехали, в Краснодар. А они гривны ввели.

Неожиданно Валюха вскочила из-за стола и умчалась к себе в комнату. Василь раздумывал, не налить ли еще – он даже склонился к ножке стола за бутылкой, – но тут бережливость взяла верх, и он выпрямился. Возвратилась Валюха с фотографией двух толстощеких детишек.

– Это наши, – сказала она. – Внучата.

Лидочка произнесла подходящие к случаю междометия. Валюха совсем растрогалась.

– Я тебе, Лидия, вот что скажу…

– Может, Лидия Кирилловна хочет отдохнуть? – перебил ее Слава.

– Нет, спасибо. – Лидочке было неловко обрывать на полуслове эту добрую женщину.

– А я тебя спрошу, ты что брать будешь? – спросила Валюха.

– Валентина! – оборвал ее Слава.

– Пускай говорят, – разрешил Василий. – Им, бабам, только о тряпках и разговаривать. А мы с тобой по маленькой. Давай нашей, настоящей, крепкой, не то что здешнее дерьмо по двадцать фунтов.

Валюха глядела на Лидочку доверчиво и ласково, будто была готова снять с себя последнее.

– Я тебя с миссис Симпсон познакомлю. Другую бы не стала знакомить, а тебя познакомлю.

– Хоть и старуха, но доброты сильнейшей, – сказал Василий, опрокинув в рот рюмочку и с сожалением заглядывая в ее пустоту.

– Она нам еще вчера подсказала, что они с утра будут выбрасывать.

– И это правильно, – поддержал жену Василий. – Всем не наобещаешь. А мы ей подаруночек привезли – косыночку с видом Киева.

– Ты только не переоценивай, – осадила мужа Валюха. – Они на таких, как мы, только и держатся. А то бы всех разогнали. Ты посиди, я тебя к нам не зову – у нас беспорядок. Сейчас я тебе такое покажу – ты ахнешь!

Валюха в мгновение ока вылетела в коридор и тут же вернулась с большой полосатой пластиковой сумкой. Из нее, подвинув чашки, она вывалила на обеденный стол небольшую дубленку.

– Ты такое видела? – спросила она у Лидочки.

– Дубленка? – В голосе Лидочки прозвучало сомнение. Может, она недостаточно образована? Может, это что-то особенное?

Дубленку положили на спину, и на груди обнаружилось небольшое чернильное пятно. На самом видном месте.

Кошки хором вздохнули и, забыв об окружающих, стали обсуждать, как это пятно вывести или на его место нашить цветочек такого же, как дубленка, цвета, и никто даже не подумает, что там было пятнышко.

– А теперь, Лидия, догадайся, сколько мы за нее отдали? – спросил Василий.

У Славы, кажется, заболел зуб. Он морщился и смотрел в окно. Но за окном был лишь забор, а за ним стена соседнего дома.

– Ну, смелее, Лидия, смелее!

Они были такими радостными, возбужденными, что напомнили Лидочке страстных охотников, которые вернулись из леса и притащили медведя. Медведя взяли на рогатину сами, без помощи егерей, да вот беда – шкура в одном месте пробита!

– Давай, Лидок! – призывал Василий.

Кошки были людьми простыми. Они уже называли Лидочку кратко, обращались к ней на «ты», они уже перевели ее в свой батальон.

– Никогда не догадаешься! – сказала Валентина. – Три фунта. Честное слово – три фунта.

– Будь точной, крохотулька, – поправил жену Василий. – Три фунта пятьдесят копеечек.

– Но ведь это дневной билет на метро! – воскликнула Валентина. – Надо же осознавать!

– У нас еще есть кое-какая добыча, – сказал Василий. – Кое-что из белья, из детских вещей, внуки ждут – не дождутся нашего возвращения.

– У окошка стоят, – запела Валентина.

– Но почему ты не спрашиваешь, Лидия, почему не спрашиваешь, где мы такое чудо купили?

Лидочка не могла догадаться, где продают такое чудо.

– На Сиднем-роуд, – объяснил Василий. – Канцерное сосайети. Мы, так сказать, занимаемся благотворительностью. Вот там миссис Симпсон нас привечает.

– А я к себе пошла, – сказала Валентина. – Я посуду потом вымою, ты, Славочка, не бойсь. Страсть как хочется добычу пересчитать. Смешно, да? Ну что ж, подождешь, мы уже старые люди, всю жизнь провели в лишениях.

Она убежала в коридор, потащила что-то. За ней, подхватив в охапку дубленку и бутылку, умчался Василий. За столом стало очень тихо.

– Сколько им лет? – неожиданно для себя спросила Лидочка.

– Под шестьдесят. Но не дашь, никак не дашь, правда? – ответил Слава. – Они у нас здесь исполняют роль стихийного бедствия. Они полны благих намерений. Но эти намерения направлены на легкое обогащение.

– А как они занимаются благотворительностью?

– Типично совковый метод ставить все с ног на голову, и в результате ты оказываешься королем, а все остальные в белых тапочках. У них здесь, в Англии, много всяких благотворительных обществ. У этих обществ лавочки, куда поступают вещи от умерших бабуль или от местных жителей. Деньги, вырученные от продажи, идут на помощь больным. Порой в этих лавочках все продается за бесценок. Сегодня мои родственники совершили налет на магазин общества помощи раковым больным.

– Значит, это… чужая дубленка?

– Кто-то ее купил, облил чернилами и подарил с горя магазину. Всякое бывает. Вы не думайте об этом. Мы сначала с Иришкой пытались спорить. Но у наших кротов странный аргумент – если бы я поделился с ними деньгами, они бы покупали все в «Хэрродсе». Но мне кажется, что достаточно уж того, что они живут здесь и едят. А раз в неделю покупают кекс. Об этом кексе мы еще услышим не раз. Словно это ведро черной икры. У вас тут есть знакомые?

– Нет.

– А поручения?

– Мне надо отвезти посылку в университет.

– Пожалуй, лучше вам это сделать завтра, чтобы не ездить в Лондон лишний раз. У вас доллары или фунты?

– Доллары.

– Я думаю, что выгоднее будет разменять в «Америкэн Экспрес». Это на Виктория-стрит, я вам покажу.

– А сегодня?

– Я бы посоветовал вам поспать. Все-таки вы встали в Москве на рассвете, пролетели несколько часовых поясов. Послушайтесь моего совета – поспите часок-другой.

И по мере того как он говорил, Лидочке все более хотелось спать.

Это не означало, что Слава обладал великими гипнотическими способностями, но на часах был уже первый час, а встала сегодня Лидочка в шесть, к чему надо приплюсовать три часа разницы между Москвой и Лондоном. Вот и наступило время для мертвого часа.

Лидочка поднялась в свою комнату.

Комната была невелика, в ней стояла тахта мягкости необычайной, еще оставалось место для платяного шкафа, небольшого стола, который при желании можно было считать письменным, а можно было и туалетным, кресла, стула и Лидочкиного чемодана, пока еще вполне относящегося к предметам мебели.

Лидочка хотела разложить белье и сделать себе постель, но это означало бы полную капитуляцию перед Морфеем, к чему она была не готова. Она сбросила туфли и растянулась на тахте, словно на морской волне.

Если подняться на локте, то был виден длинный газон и деревья за газоном.

Сон, конечно же, не шел. Странное чувство владело Лидочкой – словно на самом деле ее приезд в Англию требовал внутренней спешки, гонки, нужно было успеть, завершить, и уж конечно, немыслимо было отдыхать… Почему все внутри было связано в тугой узел? Даже сердце билось неточно, сбивчиво, как ребенок, торопящийся, вернувшись из садика, все рассказать маме. Нет, сон никак не шел. Вместо этого вспоминались шоколадки, обивка на креслах в электричке, убийца-организатор Геннадий, дубленка с пятном… И так, борясь с летучими воспоминаниями, Лидочка села на тахте и стала смотреть в окно. На длинном горизонтальном суку сидела белка и прихорашивалась к вечернему свиданию, в тени дерева скользнула лиса, и тяжелые головки роз колыхнулись, пропуская ее внутрь кустарника. Странный город, странный мир… За стенкой бубнили папа с дочкой, но, к счастью, слов было не разобрать.

Нарушая идиллию чужого мира, каркнула ворона, опускаясь на газон, и пошла, раскачиваясь, словно пьяный моряк, по короткой траве.

Лидочка заставила себя снова лечь и закрыла глаза.

Она мысленно повторила путешествие от аэропорта до этого дома – зал ожидания, метро, пересадка, вокзал Виктория, электричка, бронзовый негр на станции Брикстон, полустанок, магазинчики у станции, деревья на улице Вудфордж…

И тут Лидочка проснулась, потому что не заметила, как заснула, повторяя путешествие.

Проспала она долго, часа два.

Солнце успело спрятаться за облака, но день был в полном разгаре. Наверное, уже три часа.

Дома было тихо.

Потом снизу донеслись звуки кухонной деятельности.

Пора было вставать, хотя Лидочка чувствовала себя разбитой, невыспавшейся, настроение испортилось – не хотелось становиться приживалкой в этом неладном доме. И зачем только она согласилась на эту поездку?!

В таком настроении она сошла вниз, где целый час просидела в кабинете Славы, слушая его наставления и глядя по телевизору какую-то программу, которая должна была вызывать смех, но вызывала его лишь у невидимой телевизионной аудитории, громко и заразительно хохочущей в ответ на любое движение губ комиков.

Слава уверял, что все это очень смешно, но Лидочке казалось, что он делает это скорее из чувства долга – он англичанин и должен ценить британский юмор, не так ли?

Потом Валентина позвала всех обедать. Обед состоял из пакеточного супа, замороженных котлет и полуфабрикатного мусса. Все было умеренно невкусно, и Валентина за столом игриво напомнила Лидочке, что «мы живем здесь небольшой коммуной и тратимся на еду по очереди. Послезавтра ваша очередь, Лидочка».

Слава толкнул Лидочку под столом коленкой, напоминая о скаредности родственников.

За обедом Иришка капризным голосом принялась просить у отца машину, заранее зная, что машину ей не получить. После обеда она уехала куда-то на велосипеде, а свинки, как назвала для себя Василия и Валентину Лидочка, стали звать ее прошвырнуться по магазинам, чтобы показать ей, что есть что и что есть где, но Лидочка уже дала себе слово сопротивляться напору, исходящему от супругов. Вернее всего, они были милыми и добрыми людьми, но жизнь свою прожили в относительной бедности, а теперь не выдерживали вида и содержания лондонских распродаж и рынков. И малость рехнулись. Может быть, это было и не совсем так, но сторонником подобной идеи выступил хозяин дома Слава, когда после обеда увел Лидочку в сад. Он отошел подальше от дома, чтобы не подслушивали, а так как подслушивать, кроме родственников, было некому, то стало ясно, что он им не очень доверял. Слава спросил Лидочку, интересно ли ей узнать, как он стал владельцем этого дома и почему поселился в Лондоне. Лидочка ответила, что ей интересно.

Слава попросил ее потерпеть до вечера. Краснодарские Кошки, как он объяснил, ложатся спать пораньше, следуя золотому правилу «кто рано встает, тому Бог подает». И ему бы не хотелось, чтобы они совали свой нос в его дела.

– Разве они ничего не знают? – спросила Лидочка.

– Разумеется, в принципе им эта история знакома. Все родственники, даже те, о существовании которых я недавно и не подозревал, обсуждали мою судьбу с завидным интересом. Но мне не хочется, чтобы они дышали в спину, когда мы с вами разговариваем.

– Вам наконец-то захотелось поговорить с человеком, который ни на что не претендует? – поняла Лидочка.

– Честно?

– Как вам хочется.

– Если честно, то я рад, что вы приехали и оказались именно такой.

– Какой?

– Не притворяйтесь. Вам уже говорили. И не раз.

Лидочка не стала расспрашивать Славу дальше. Она понимала, что и в самом деле относится к разряду других людей. Может быть, нормальных людей. Но составить полное представление о том, что же творится в доме номер четырнадцать, она не сможет, пока Слава не расскажет ей обо всем сам.

Слава ждал нового вопроса, не дождался и произнес сам:

– У меня к вам просьба. Завтра на утро нет молока и корнфлекса. Мои родственники, как всегда, сэкономили и забыли купить. Вы не дойдете до магазина? Это просто. По нашей улице направо, и через пять минут вы попадете на Сиднем-роуд, нашу главную деревенскую улицу. Там два шага до гастронома. Он еще открыт.

– С удовольствием.

– У вас нет географического идиотизма?

– Нет, у меня по географии всегда была пятерка.

– Английские фунты есть?

– Надо будет разменять, но немного есть.

– Сколько немного?

– Фунтов двадцать.

– Вам хватит. И даже на джем, желательно абрикосовый. Он тоже кончается.

– А хлеб покупать? – спросила Лидочка, довольная возможностью быть полезной дому. Она не любила оказываться в роли нахлебницы. Впрочем, это ей никогда и не удавалось.

Слава открыл ей дверь и стоял, глядя вслед, чтобы убедиться, правильно ли она идет.

Лидочка шла правильно.

Она благополучно добралась до небольшого, но полноценного гастронома. Истратила фунтов пятнадцать, сумка оказалась тяжелой.

Когда Лидочка шла обратно, уже начинался вечер. Тени стали длиннее, на улице прибавилось машин, люди возвращались по домам.

Конечно же, Лидочка ходила куда дольше, чем рассчитывала. Она была благодарна Славе, что тот придумал ей занятие и предлог выйти в город одной. На улице было много магазинов и магазинчиков – небольших, тихих и чистеньких. К тому же Лидочка сама, без чужой помощи, отыскала и запомнила, где находятся почта, прачечная, химчистка, овощной магазин, книжный магазин с развалом на столе перед входом и даже отделение банка.

Возвращалась она не спеша, наглядевшись на жизнь улицы, которой и дела не было до Лидии Берестовой, гражданки России, сегодня впервые приехавшей в этот пригород Лондона.

Она повернула к дому. Здесь все было просто, не заблудишься.

Через пять минут она дошла до Вудфордж-роуд, глазея на гигантские розовые кусты – еще одну национальную особенность английского быта, о которой предыдущие путешественники по этой стране сообщить забыли.

Когда Лидочка сворачивала на улицу, почти одновременно с ней туда, только с другой стороны, повернула машина.

Солнечные лучи били почти горизонтально земле, и потому профиль человека, сидевшего рядом с шофером, высвечивался, как в театре теней. Даже слишком ярко.

Лидочка даже остановилась от неожиданности – этим пассажиром оказался ее сосед по самолету, убийца-организатор Геннадий. Какое совпадение! Наш красавчик тоже живет в этом районе!

Лидочка готова была уже помахать ему рукой и окликнуть: окошко открыто – услышит. Но тяжелая сумка остановила движение руки, и тут же проснулась настороженность, рожденная этой тяжестью, положенной на ее кисть предупреждающей рукой. Лидочка сама себе удивилась. Бывают же совпадения, ну и хорошо, встретила соотечественника за рубежом, приятного молодого человека, шахматиста-любителя. Чего же ты молчишь, Лидочка?

Потом уж она старалась понять себя. Почему она вела себя именно так, а не иначе? Почему она шла дальше, не ускоряя и не замедляя шаг, чтобы не обратить на себя внимание?

И тут же дала себе ответ: машина ехала слишком медленно.

Люди в машине что-то или кого-то искали.

Они разговаривали, сближая головы. Машина уехала уже довольно далеко, но тот яркий, предвечерний свет, что окутал улицу, отличался особенностью подчеркнуто ярко высвечивать все предметы, так что Лидочка даже издали могла видеть Геннадия и его спутника во всех деталях. А спутником Геннадия был тот человек, который встречал его в Хитроу.

Лидочка вдруг испугалась, что русские в машине ищут дом Славы Кошко. Или их приезд вовсе не связан с этим домом?

Но она, к сожалению, угадала.

Перед четырнадцатым домом машина почти остановилась, и оба ее пассажира шеи свернули, разглядывая машину Славы, фасад дома, дверь и розовые кусты.

И, может, у Лидочки остались бы еще сомнения, она смогла бы себя утешить, но как только машина миновала дом, то водитель ее, словно завершая танец, нажал на газ, и машина, набирая скорость, помчалась вперед. Только тут Лидочка сообразила, что машина была синей «тойотой», а номера она не разобрала.

Итак, Геннадий искал дом номер четырнадцать по Вудфордж-роуд. И он его отыскал.

Оставались надежды, что планы его были вовсе не зловещими, а какими-то иными. Но какими же? Любопытно бы узнать, какова была доля шутки в словах Геннадия относительно его профессии.

По крайней мере Лидочку они не заметили. Не ожидали увидеть ее с хозяйственными пакетами.

Рассказать об этом Славе? Надо будет сказать… потом…