Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 55 страниц)

– А ведь вы красивая! – негромко сказал Геннадий, словно подслушал ее мысли.

Лидочке пришлось улыбнуться.

Некоторое время он молчал, не мешал ей читать, а сам шуршал газетой. Но «дипломат» не раскрывал. Лидочка решила, что если он на самом деле деловой человек, то обязательно откроет «дипломат». Деловым людям интересны собственные бумажки.

Лидочка увлеклась страшными событиями на пустоши за Кингсмархэмом, которые потребовали всей сообразительности инспектора Уэксфорда, и вернулась к действительности, только когда стюардесса попросила ее откинуть столик – надвигался аэрофлотовский обед.

– Интересно? – спросил сосед.

– Очень, – ответила Лидочка.

– А я никак не могу освоить, – сказал Геннадий. – Разговорный на уровне челнока, а читаю только вывески. Вот в школе ленился, а теперь расплачиваюсь.

– Теряете в зарплате?

– Нет, мне не за это платят. Чес-слово.

Он не скрывал того, что обрадовался возможности снова поговорить с Лидочкой.

– А за что вам платят?

Геннадий посмотрел на Лидочку сумасшедшими мокрыми глазами и нормальным голосом сказал:

– За убийства.

– Как?

– Я не люблю это ихнее слово «киллер», – сказал Геннадий. – Не наше, жестокое какое-то, без мысли. Вы меня понимаете?

– Нет, – сказала Лидочка. – Я вас совершенно не понимаю.

– Вы не думайте, что я какой-то там банальный убийца, – сказал Геннадий. – Я организатор. Мне лично участия принимать не надо.

– А там, – Лидочка показала на «дипломат», – пистолет, и поэтому вы его на полку ставить не хотите?

– Нет там пистолета, – ответил Геннадий. – Если мне ствол понадобится, я его в любом месте куплю. Это только в кино стволы с собой возят.

– Вы шутите? – спросила Лидочка. – Или хотите произвести впечатление на дамочку?

– Хочу произвести впечатление на дамочку, – согласился Геннадий. – Женщины любят, когда им нервы щекочут. Даже такие, как вы. Порядочные.

Последнее слово прозвучало неприлично. Будто Геннадий подсмотрел, какое на ней нижнее белье. Но не придерешься.

– Вас за это не посадят? – спросила Лидочка. Не из кокетства. Она в самом деле подумала, что Геннадий совершает с точки зрения конспирации непростительный промах.

Геннадий посмотрел на нее мокрыми глазами и тихо произнес:

– Шутка. Самая обыкновенная шутка. Чтобы произвести впечатление. А еду я за запасными частями. Для инвалидных колясок. От союза афганцев. Успокоилась?

Он пробовал почву, чтобы перейти на «ты». Этого Лидочка не хотела.

Беседа на время прервалась, потому что пришла очередь обедать, а количество маленьких упаковочек, вилочек, пакетиков, блюдечек требовало заботы и внимания. После разговор возобновился, но лишь гастрономический.

– Где кормят лучше всего, – заметил Геннадий, – это на сингапурской линии. Не летали?

– Не приходилось.

– Там местные приправы дают – обалденные!

Геннадий совершенно не мог все время поддерживать разговор на уровне «джентльмен беседует с дамой своего круга». Тем более что он не был уверен в том, насколько правильно повел себя, выступив убийцей-организатором, который не любит слова «киллер». На всякий случай об этом лучше было забыть – всегда полезно забывать о глупостях и оговорках случайного собеседника.

– Прилично кормят в Аргентине, – сообщил Геннадий.

Лидочка кивнула. В аэрофлотовском самолете кормили тоже прилично, по крайней мере эта пища вызывала ностальгические чувства – сколько раз она за свою жизнь ела аэрофлотовский обед!

– Один раз мне подсунули устриц. Не ели? Я не знал, начал жевать. Чес-слово! Ластик школьный. Вы где обычно отдыхаете?

– На этот раз в Лондоне, – призналась Лидочка.

– В Лондоне не отдых, – сказал Геннадий. – Как-нибудь рванем с вами на Канары. Не пробовали? Море – синева, небо – синева, гостиница пятизвездочная. В пароходе берем люкс. Ну как, устраивает?

– Это рассуждение или предложение?

– Считайте, предложение. – Геннадий вроде бы шутил.

– Нельзя, – сказала Лидочка. – Я на отдыхе, а вы на работе.

– На вас мне времени не жалко.

– Не выполните задания – вас самого порешат. Или как это у вас называется? Зачем мне безутешно плакать?

Геннадий замолчал. Он сказал лишнее – независимо от того, были ли его слова шуткой, или несли в себе долю правды. Не надо было ему так себя вести. Не мальчик ведь!

Геннадий зашуршал газетой, и под это шуршание сразу после того, как стюардесса забрала подносики, Лидочка задремала.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вячеслав Кошко встречал Лидочку за барьером. Сначала она шла к нему бесконечными светлыми коридорами, за стеклянными стенками которых нежились под ярким солнцем самолеты, потом стояла в длинной, но быстро идущей очереди к пограничникам. Лидочке достался скучного вида сикх, у которого, кажется, болел живот. Больше всего он боялся, что Лидочка останется в Англии жить и работать и отнимет этим рабочее место у честных выходцев из стран Британского содружества, в том числе и у его племянницы. Дальнейшее произошло без задержек, потому что таможня Лидочкой не заинтересовалась. Она прошла закоулком зеленого коридора и оказалась в просторном, гулком и светлом зале. За легким барьером стоял Вячеслав Андреевич, которого Лидочка не знала, но которому Лидочку описала Марксина Ильинична.

При виде правильно описанной Лидочки он стал махать тонкой длинной рукой.

Почему Лидочка ожидала увидеть жовиального толстяка – уму непостижимо! Видно, Славу Кошко в детстве заставляли есть, заталкивали в него ложечки за папу и за маму, и в конце концов он выработал в себе стойкое отвращение к еде. На всю жизнь.

«Будь я его женой, – непроизвольно подумала Лидочка, – я бы придумала ему толщинки в одежду, чтобы окружающие не заподозрили, что я морю голодом такого милого человека».

Ни о каких толщинках и речи быть не могло, потому что это существо гордо носило на себе советский ископаемый костюм на два размера меньше, чем положено. Относительно чистые манжеты и длинные худые кисти рук далеко вылезали из рукавов.

Вячеслав Андреевич подхватил небольшой Лидочкин чемодан и вместо приветствия сказал:

– Вот, я тележку достал. Знаете, их расхватывают по утрам, я минут десять искал.

– Спасибо, а как вы меня узнали?

– По маминому описанию, – ответил Вячеслав Андреевич. – Я думал, что у вас будет много вещей, вот и стал искать тележку. Хорошо еще, что я приехал сюда заранее. Знаете, даже здесь, при их хваленой пунктуальности, самолеты прилетают, как захотят. Особенно это касается нашего Аэрофлота.

Геннадия Лидочка не видела с тех пор, как они поднялись, чтобы выходить из самолета. Геннадий, не прощаясь, рванулся вперед – хотел оказаться в числе первых. Не видела его Лидочка и на паспортном контроле. А вот сейчас он прошел с другим, похожим на него молодым человеком довольно далеко от нее. Их громоздкие костюмы казались униформой. К таким костюмам придаются сотовые телефоны, прически и походка.

Словно подчиняясь правилам игры, спутник Геннадия вынул из-за пазухи белый сотовый телефон и, не замедляя шагов, принялся бормотать. Его Лидочка толком не разглядела, обратила лишь внимание на то, что он прихрамывал.

– Вы меня слушаете, Лидия Кирилловна? – спросил Вячеслав Андреевич. – Мне так приятно произносить это сочетание…

Он сложил губы и повторил: «Лидия Кирилловна». Если не считать худобы, Вячеслав Андреевич ничем особенным не отличался от русского интеллигента, каким такового изображали, начиная с дореволюционных времен и кончая современными сатириками. Этот тип неистребим, хотя как раз его-то и истребляли с наибольшим рвением.

Вячеслав Андреевич был лысоват и укладывал последние серые волосы поперек узкого желтоватого черепа. Он носил шкиперскую бородку, которая не придавала его лицу ничего мужественного и морского. Ростом он был невелик, пожалуй, чуть пониже Лидочки. Вячеславу Андреевичу суждено было по гроб жизни мало зарабатывать, выносить бесконечные упреки толстой, опустившейся жены, пытаться дать образование бездельнице-дочке, отчего половина ночных и воскресных заработков должна была уходить ей на репетиторов.

Лидочка уже знала, что внешние впечатления чаще всего – правдоподобная ложь.

Мужчина, согбенную спину которого она видела перед собой (Слава толкал тележку, которая была впятеро тяжелее чемодана и сумки), обладал состоянием, солидным даже по здешним меркам. Его красавица-жена, расставшаяся с ним до того, как он разбогател, была бы рада вернуться и больше никогда не пилить мужа за бедность. А вот что касается дочки, то репетиторов Слава, видно, доставал без особого труда.

Выглядел новый знакомый Лидочки лет на сорок, может, чуть больше.

Он уверенно и целенаправленно катил тележку вниз по длинным коридорам. Лидочка торопилась за ним, сбиваясь на семенящий бег.

На крутом повороте Вячеслав Андреевич притормозил, поджидая отставшую гостью, и вдруг спросил:

– Пакеты от мамы в целости?

– Должно быть, – ответила Лидочка.

– Моя мама – чудесная женщина, – сообщил Вячеслав Андреевич.

– Да, она – милейшая женщина, – согласилась Лидочка.

– Она с вами обсудила все практические вопросы?

– Я передала ей деньги.

– Замечательно. Прелестно, – сказал Вячеслав Андреевич. – Всегда лучше начинать хорошее знакомство с ясности в отношениях.

И он снова толкнул под откос тележку.

Он Лидочке не понравился. Уже второй не понравившийся человек за одно утро. Пожалуй, это перебор.

Они въехали в подземный зал не сразу понятного назначения. Кошко оставил Лидочку с тележкой, а сам встал в очередь к кассе. Лидочка имела самое приблизительное представление о том, где живет Вячеслав Андреевич. Ей не приходилось бывать в Лондоне, так что самое лучшее в такой ситуации – не задавать вопросов.

Оказалось, они едут в город на метро. Станция была буквально под аэропортом, и Кошко разумно объяснил, что для него ехать в Хитроу на машине утром, когда весь Лондон отправляется на службу, чистой воды легкомыслие. Можно потратить часа полтора. Зато на метро от Хитроу до Виктории всего час с одной пересадкой. А как удобно! Вы только посмотрите, Лидия Кирилловна, какие здесь уютные вагоны. Я вам скажу, что в нашей дорогой Российской Федерации плюшевые сиденья в тот же день порезали бы ножами, вы согласны?

Наконец подкатил поезд. Он был ниже московского, вагоны более округлые.

Женский голос мелодично произнес: «Майнд зе гэп, плиз!»

Лидочкиного знания английского не хватило, чтобы понять, чего же просит невидимая женщина.

– О чем она? – спросила Лидочка.

Слава снисходительно улыбнулся. Приятно чувствовать лингвистическое превосходство над дикарями из России.

– Смотрите под ноги, – сказал он. – Хотя это, конечно, не точный перевод. Но смысл такой. «Гэп» – это щель, дыра, провал, ну, скажем, щель между вагонами и платформой. Видите, она здесь куда шире, чем в Москве. Вот и предупреждают: глядите под ноги, чтобы не провалиться.

Войдя в вагон, Лидочка опустилась в мягкое плюшевое кресло. Поезд не спеша покатил, большей частью по поверхности земли, но оставаясь в глубокой траншее, так что Лидочке не удалось увидеть Лондон из окна. Почему-то ей в голову пришла глупая мысль: а как едет из аэропорта убийца Геннадий? Наверное, в черном «мерседесе». Потому что он принадлежит к компании людей, которые быстро грабят и быстро теряют деньги. А мы – средний слой, у нас каждый заработанный фунт на счету.

Вячеслав Андреевич, видно, отнеся Лидочку к категории лояльных родственников, негромким голосом просвещал ее об особенностях жизни в Лондоне, которые доступны и понятны лишь своим.

– За три с половиной фунта (это, конечно, не очень дешево) вы будете покупать единый дневной билет. А так как дешевле, чем за фунт, вы здесь никуда не доедете, то представляете, какая выгода? Ведь дневной билет годится на любой вид транспорта, включая электричку. Подходишь на нашей станции к кассе и говоришь: «Дневной билет». Вы английским владеете?

– Владею.

– По-настоящему или как в анкетах у нас пишут?

– Читаю для собственного удовольствия, но в разговорном иногда теряюсь. Надо будет привыкать.

– По крайней мере честное признание. Нам скоро выходить для пересадки.

Пересадка оказалась несложной. Пришлось просто перейти на левую сторону платформы.

На этом Вячеслав Андреевич прекратил просвещать Лидочку, а переключился на допрос. Ответы Лиды его мало интересовали, но этим он выполнял неписаный долг. Перед своей совестью или перед мамой.

Он выяснил, какая в Москве погода и какой она была на прошлой неделе, поговорил о растущем уровне преступности. Оказывается, Кошко побывал дома полгода назад, но с тех пор во многом оторвался от современности, потому что мама рада бы посылать ему газеты и журналы, но сейчас почтовые расходы из Союза, простите, из России, стали фантастическими. Разве может старый человек при небольшой пенсии позволить себе такое?

Лидочка не совсем понимала, зачем старому человеку из небольшой пенсии выкраивать деньги, чтобы посылать журналы в Лондон богатому сыну.

Интерес Кошко к событиям в России распространялся также на строительство храма Христа Спасителя, цены на транспорт, забастовки шахтеров, положение в Чечне, перспективы Черномырдина на грядущих выборах, новые выходки Жириновского… Когда путешествие закончилось, Лидочка испытала глубокое облегчение.

В вопросах, да и в самом голосе Кошко слышалась некоторая заунывность, способная взбесить нервного человека. Какими бы чудесными качествами он ни обладал, в конце концов люди, наверное, начинали его избегать. Впрочем, некоторые привыкают. Ведь мы не слышим, как тикают часы…

Пока они ехали в метро, вагон оставался полупустым, вокруг не чувствовалось большого города, и потому Лидочка оказалась не готова к тому, что, поднявшись в кассовый зал вокзала Виктория, они окажутся в самом настоящем, родном вокзальном столпотворении. Правда, в этом столпотворении все старались не толкаться, никто никуда не бежал, и люди уступали друг другу дорогу. Какой-то громадный негр промчался совсем близко, но успел, коснувшись ее локтем, изобразить жемчужную улыбку и попросить прощения.

Затем они вышли в обширный высокий светлый зал вокзала, куда утыкались железнодорожные пути. Гигантское пространство немногим превышало пространство Киевского вокзала в Москве, но отличалось от него подчеркнутой чистотой, светом и слишком чистыми полами, какие вокзалам иметь не положено.

– Нам левее, – сказал Вячеслав Андреевич. – Иришка нас там ждет.

По дороге он рассказал уже, что Иришка была в музее. Она, понимаете, так любит бродить по музеям, наверное, у нее это наследственное, я тоже люблю тишину и загадочность музейных залов, поэтому она не смогла сопровождать меня в аэропорт. Но они договорились встретиться у левого табло в зале вокзала. Потом им предстоит проехать еще пятнадцать минут на электричке, поскольку никто из англичан, то есть из уважающих себя англичан, не живет собственно в Лондоне. Люди предпочитают выбираться на окраины. Но здесь, знаете, это не означает нашего Ясенева или Свиблова. Лондон – громадная деревня со всеми удобствами, все англичане живут в своих домах, а вы, наверное, читали об этом? Вот и у нас небольшой домик. Конечно, мы могли бы остаться в имении дяди Джеймса, но что мы там стали бы делать? Кормить собой привидения?

Тут Вячеслав Андреевич засмеялся – Лидочка впервые увидела его смеющимся. Губы разошлись, но не открылись, крылья носа задрожали, улыбка началась и потом скисла, видно, не было тренировки.

Кошко погладил себя по шкиперской бородке.

Он устал, раза два останавливался и ставил чемодан на пол. Лидочка сказала:

– Можно, я понесу дальше? Он не тяжелый.

Кошко сразу согласился.

– У меня остеохондроз, – пояснил он. – Болезни меня настигли очень рано. Порой так схватит, что вы и не представляете.

Они подошли к толпе, стоявшей, запрокинув головы, перед большим табло, на котором, как и положено на вокзале, периодически начинали вертеться черные планки, пока не останавливались на названии нужной станции. Некоторые из ожидавших жевали шоколадки, другие шуршали газетами. Вскоре Лидочка поняла, что жевание шоколадок и шуршание газетами – национальные черты британцев. И если вам будут говорить о других, такой информации остерегайтесь. Вернее всего, она происходит от людей романтически настроенных, лживых или от самих англичан.

Вячеслав Андреевич посмотрел, как Лидочка ставила на пол чемодан, затем вздохнул, словно совершил некий подвиг, вытащил из внутреннего кармана пиджака клетчатый платок и вытер им лоб.

И тут же разглядел в толпе свою дочь.

– А вот и она! – сообщил он.

Потом сказал громче:

– Иришка, мы здесь! Ты давно нас ждешь?

Иришка, которая стояла в десяти метрах от них, этим призывом была недовольна и своего недовольства не скрывала.

Была ли она родом в красавицу-маму или в кого еще из родни, но от отца она отличалась разительно. Если Вячеслав Андреевич мог всю жизнь пожирать по барану с горчицей в день и от этого только худеть, то Иришке, видно, с юных лет приходилось и придется в будущем бороться за свою фигуру до тех пор, пока ей не надоест или пока она не потерпит сокрушительного поражения в этой борьбе.

В пятнадцать лет борьба только начиналась и велась спорадически, а тяжелое будущее просматривалось лишь в рано развившихся круглых бедрах и толстых икрах, в коротких конических пальчиках и плечах, туго обтянутых курточкой. Видно, в детстве Иришка была толстушкой, и бабушки с мамушками радовались ее аппетиту и тугой попке. Теперь бабушки продолжали по инерции радоваться, но сама Иришка уже мечтала о лаврах фотомодели с осиной талией. А с талией было неладно.

Лицо у Иришки было гладкое, губы небольшие, пухлые, глаза карие, лобик узкий и каштановые волосы подкручены, чтобы не было заметно, что природа их недодала бывшей и будущей толстушке.

– Фазер, можно без криков на весь вокзал? – спросила Иришка, видя только отца и не здороваясь с тетей, хотя этого-то от нее все ожидали. Но как приятно бывает делать совсем не то, чего от тебя ожидают!

– Я не кричал, – скис Вячеслав Андреевич, потому что, как догадалась Лидочка, он опасался именно такой встречи. – Но как-то я должен был тебя позвать?

– Подошел бы и позвал.

Вячеслав вздохнул. И, словно вспомнив, добавил:

– Иришка, познакомься с Лидией Кирилловной. Я ее встречал в Хитроу.

Так как Иришка спокойно, с вызовом обратила к Лидочке безмолвный взор темно-карих глаз, Лидочка сказала:

– Здравствуйте, Ира!

И протянула руку.

Иришка секунду размышляла, до какой степени бунта она может дойти, но на этот раз решила остановиться на достигнутом. Она пожала руку Лидочки. Ее кисть была мягкой, узкой, а ладонь влажной.

– Ну вот и замечательно, – не скрывал своей радости Вячеслав Андреевич, будто боялся, что женщины вцепятся друг другу в волосы.

На табло защелкали, крутясь, таблички, замелькали надписи. Выскочила надпись «Орлингтон», а под ней список остановок.

– Нам на третью платформу. – Вячеслав подхватил Лидочкин чемодан и поспешил в узкую щель, ведущую на платформу. Все пропускали его, никто не торопился. Лидочка хотела уже припустить за джентльменом, потом поняла, взглянув на часы, что до отправления осталось еще минут десять, и пошла медленнее. А Иришка и вовсе не спешила. Вместо того чтобы мчаться на платформу, она совершила движение в сторону к киоску, где по доброму английскому обычаю купила шоколадку, забыв предложить угощение старшим. Потом она исчезла с глаз, а Лидочка ждать ее не осмелилась – ей важнее был чемодан с Вячеславом Андреевичем.

Она подумала о том, насколько юное поколение легко вживается в условия чуждого мира. Попробуй отличи Иришку от мириада таких же джинсовых тинейджеров, жующих свои шоколадки. Пожалуй, британский подросток будет лишь поласковей. Он умеет или обучен улыбаться и говорить «спасибо». А вот мы, старшее поколение, приживаемся за границей с трудом, а чаще не приживаемся вообще.

Вот и Вячеслав ворвался в пустой вагон, словно брал штурмом электричку на Казанском вокзале, и тут же сделал попытку выбраться из вагона и кинуться к другому, хотя они были одинаково пустоваты и одинаково респектабельны. По сути дела, Лидочка перешла из одного вагона метро в другой, даже не покупая нового билета.

– А где Иришка? – спросил Вячеслав Андреевич у Лидочки, как будто та кинула его единственную дочь под поезд.

– Не знаю, – ответила Лидочка.

Вячеславу стоило немалых сил, чтобы не кинуться на Лидочку с кулаками. В конце концов он не кинулся, а сложил свое тело, подобно тому, как складывается на листе богомол, и поднял палец точно так же, как это насекомое.

– У нее переходный период. И я несу за это часть ответственности.

– За период?

– Ах, нет! Дело в том, что ребенок ведет неправильный образ жизни. Фактически она живет у моей мамы, вы с ней знакомы. Алла определенно манкирует своими обязанностями. Иришка ей, видите ли, мешает. Она не дает ей построить новую жизнь. Конечно, я должен был больше времени уделять ребенку. Но поймите и меня: я не старый еще мужчина, глубоко занятый своей работой, с массой интересов, включая политику. Как вы думаете, она успеет?

– А Иришка знает, до какой станции ехать? – спросила Лидочка.

– Она разбирается во всем куда лучше меня. Конечно, она знает нашу станцию, она иногда приезжает домой ночью. Вы не думайте, что я одобряю такое поведение, но здесь по сравнению с Москвой такая безопасность на улицах, что можно совершенно спокойно гулять и в одиночестве.

– Тогда, наверное, вам не стоит беспокоиться, – предположила Лидочка.

– Разумеется, – согласился Вячеслав Андреевич, – но я не умею не беспокоиться.

Два очень больших негра с множеством косичек на головах сели по другую сторону прохода, и Кошко заговорил гораздо тише, словно боялся, что негры его подслушают.

– Сложности возникают от иммигрантов, – сказал он. – Содружество нации – бывшие колонии, англичане чувствуют перед ними комплекс вины – как бы за то, что пили из них соки в течение стольких лет. Для рядового жителя, для нас с вами, это оборачивается драмой – вся преступность концентрируется в бедных негритянских районах.

Вячеслав Андреевич возбудился, его бородка поднялась вперед почти горизонтально, в горле слышался тихий клекот, острый кадык нервно дергался по шее, грозя продрать кожу.

Опомнившись, Вячеслав Андреевич посмотрел на часы.

– Две минуты до отхода, – сказал он трагическим шепотом. – Куда она могла исчезнуть?

– У меня есть предположение, рабочая гипотеза, – произнесла Лидочка.

– Да?

– Ей приятнее ехать и жевать шоколадку в одиночестве. Она села в другой вагон.

– Но ведь вы – наш гость! Ей же интересно узнать новости, получить письма из Москвы, весточку от бабушки…

– Вы уверены, что она спешит получить эту весточку?

– Ах, я уже ни в чем не уверен!

Лицо Вячеслава Андреевича сложилось в гримасе отчаяния, как у мягкой куклы.

– Я пойду, – сказал он, – погляжу на платформе.

Лидочке захотелось спросить, неужели он полагает, что его дочь стоит на платформе и рыдает в ожидании папы, но она сдержалась, а Кошко лишь совершил движение к двери, скорее символическое, и стоял в нерешительности, пока двери не закрылись. Поезд медленно пополз мимо путей и стен, разрисованных в меру неприличными надписями. Потом он вырвался из плена близко сошедшихся темных домов и складов и полетел по мосту через Темзу. И сразу обнаружилось, что над Лондоном с утра царит голубое ясное небо, по которому медленно плывут кучевые облака, что между домов много зелени, что цветут розы, что улицы на том берегу Темзы составлены из трехэтажных домиков, вполне милых, с магазинами внизу, а мимо них проезжают настоящие двухэтажные автобусы с туристической открытки «Площадь Пиккадилли».

Кошко вроде бы смирился с потерей дочери.

Он тоже смотрел в окно и даже сказал что-то незначащее о неверной английской погоде, объяснив это морским климатом и вообще близостью моря, что не было географическим открытием.

Лидочке хотелось задать ему несколько вопросов, но задавать их вроде бы было рано. Кое-что о его появлении в Лондоне рассказала Марксина Ильинична, кое-что Лидочка узнала еще раньше от Теодора, который разыскал Марксину. Но в Москве все звучит иначе, и не знаешь, где кончается сплетня, а где начинается ложь. Так что Лидочка избрала нейтральный путь и спросила:

– Ирина здесь надолго?

– Не знаю, – буркнул Кошко. – Ни черта я не знаю.

Настроение у него было поганым. После долгой паузы он добавил:

– Надо понять Иришку. Я не могу ей здесь дать то, что упустил в Москве. Очевидно, я опоздал. Я стараюсь, я честно стараюсь, но наталкиваюсь на внутреннее сопротивление.

– Она не любит свою маму?

– Откуда мне знать? Иногда она говорит об этом, потом говорит, что ненавидит Аллу. Она – очень одинокое существо, поверьте мне. Ведь, по сути дела, она была сброшена на руки бабушке вполне живыми и дееспособными родителями. Мы с Аллой зашагали по жизни своими путями, а ребенок остался где-то в стороне.

Голос Кошко дрогнул.

Признание было искренним. Видно, проблема отцов и детей впервые обрушилась на него здесь, в Англии, и все его попытки искупить вину оборачивались педагогическими провалами. Впервые в жизни у Иришки появилась возможность отомстить взрослому миру, чем она и занималась.

– Я боюсь, что она попадет в дурную компанию. Здесь. Мне так трудно ее контролировать.

– Она знает язык?

– Она его впитала за считанные недели, как губка. Ей легко. Она уже говорит свободнее меня.

Поезд затормозил у первой станции. За окном стоял бронзовый негр человеческого роста и ждал поезда. Разумеется, он не двинулся с места, когда поезд остановился. Зато оба больших негра с косичками вышли из вагона.

– Брикстон, – сообщил Кошко. – Негритянский район. Опасное место.

Электричка поехала дальше, дома становились все меньше, за каждым тянулся газончик с кустами цветов. Дома оборачивались к поезду задами, и газоны упирались в насыпь.

Затем началось большое поле для крикета, по которому ходили джентльмены в белых костюмах со щитками на коленях и клюшками в руках. В электричку не очень шумно впорхнула стайка юных джентльменов в черных костюмах и при галстуках. Джентльмены делали вид, что это вовсе не пародия на британский образ существования, а так и следует жить на свете.

Электричка с шумом влетела в туннель. Вячеслав Андреевич потянул чемодан к дверям.

– Пятнадцать минут от Виктории, – сообщил он, – а Виктория – это практически центр Лондона. Вы хотели бы жить в Москве в пятнадцати минутах от «Киевской»? Или от Белорусского вокзала?

– Я так и живу, – призналась Лидочка, чем расстроила хозяина. Ей бы надлежало жить на окраине Чертанова или в Северном Бутове и жаловаться на то, что теряет полтора часа до центра.

Платформа станции «Пендж-хауз» оказалась сельской, тихой, заброшенной настолько, насколько такое возможно под Лондоном. Две платформы, разделенные двумя путями. Крытый деревянный переход через пути был похож на толстую гусеницу, выгнувшую спину.

Немногочисленные пассажиры не спешили, направляясь к узкому проходу в высокой железной ограде.

Вячеслав поставил чемодан на платформу. Он ждал упущенную дочь.

Иришка соскочила с поезда в последний момент – дразнила папочку. Конечно же, она ехала в последнем вагоне, чтобы не связываться с взрослыми.

– Иришка! – слишком громко позвал ее отец. Но, к счастью, его голос был заглушен грохотом обтекаемого чудовища, в затемненных окошках которого горели настольные лампы и лицом друг к другу сидели дамы и джентльмены – как будто мимо них с умопомрачительной скоростью промчался многовагонный вагон-ресторан.

– Экспресс в Париж, – сказал Кошко, не спуская глаз с дочери. – Под Ла-Маншем. Все собираюсь прокатиться, но времени нет.

Иришка подошла к ним.

– Ну что же ты! – укоризненно сказал отец, чем дал возможность ответить:

– А чего такого случилось? Я бросилась под поезд?

Иришка первой пошла с платформы.

Вячеслав Андреевич потащил за ней чемодан. Последней шла Лидочка.

– Я машину оставил здесь, у станции, не тащить же чемодан пешком, правда?

Он понес чемодан к небольшой стоянке. На мирной площадке перед станцией расположились цветочная и овощная лавки, газетный киоск и еще какой-то магазинчик. Иришка почему-то не пошла к машине, а направилась к магазинчику и скрылась в нем.

Это Вячеслава Андреевича совершенно не смутило. Он открыл багажник солидного серебристо-голубого «воксхолла».

– Иришка выбирала? – спросила Лидочка.

– Нет, это мне досталось, – ответил Кошко. – Ему уже пять лет. Вечная машина.

Он захлопнул багажник.

– Садитесь, – пригласил он. – Сейчас Иришка придет.

Иришка появилась из магазинчика в то же мгновение. Она несла большой бумажный кулек. Оттуда она на ходу доставала ломти жареной картошки и кидала их в рот. Кулек промаслился там, где на него нажимали пальцы.

Руль у машины был справа, это было неправильно. Лидочка, конечно же, знала об этом, но все равно неправильно.

Иришка рванула дверцу слева, плюхнулась крепким задиком на сиденье рядом с отцом. Лидочка уселась сзади.

– Здесь близко, – сообщил Кошко. – Пешком меньше десяти минут.

Машина рывком взяла с места.

– Водитель ты фиговый, – сообщила Иришка папе.

– Зато осторожный, – ответил тот.

– Если Бог чего не дал, то это надолго, – сказала Иришка. – Сколько раз я тебе говорила – давай буду тебя возить.

– Ты рискуешь, – сказал Кошко.

Машина набрала скорость, чуть не столкнувшись с красным двухэтажным автобусом, который, оказывается, забирался из Лондона даже сюда, и покатила по левой стороне улицы. Лидочка еле удерживалась, чтобы не крикнуть водителю, насколько он неосторожен.

Проехали мимо недавно сгоревшей каменной церкви – балки крыши напоминали объеденную селедку. Свернули за церковь, потом еще раз, прокатили немного по широкой улице, на которой в разрядку росли могучие деревья, и повернули к стоявшему в глубине, метрах в десяти от тротуара, дому. Перед домом расстилался ровный газон, отделенный от улицы высокой живой изгородью.

– Вот и наш уголок, – сказал Кошко.

Слово «уголок» прозвучало напыщенно.

– Запоминайте сразу, – предупредил Вячеслав, открывая багажник и с тоской глядя на чемодан, – наш адрес: Вудфордж-роуд, 14. Вудфордж – это лесная кузница. Здесь был лес.