Текст книги "Разыскиваются полицией"

Автор книги: Ким Уозенкрафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава тринадцатая

Дайана собралась обогнать вереницу грузовиков, но, сверившись со спидометром, передумала. Лучше не превышать скорость. Это давалось ей нелегко – она привыкла водить машину, пользуясь относительной безнаказанностью. Сидеть за рулем со значком в кармане. К тому же она спешила, хотя старалась не показывать этого. Желала быстрее пронестись по сельской Америке, мимо фермерских домиков и бесконечных акров широких кукурузных и пшеничных полей, доставить Гейл, куда ей требовалось в Оклахоме, а самой повернуть на юг. В Техас. Домой, что бы ее там ни ждало. Дайана испытывала странную уверенность, однако в глубине души, когда решалась туда заглянуть, под покровом спокойствия ощущала безумный страх. И поэтому решила туда не соваться – оставалась на поверхности, где могла здраво размышлять, не обременяя себя такими чувствами, как ужас и ненависть. Так ей и надо держаться – одной, не прибегая к посторонней помощи. За окном проносились равнины Средней Америки, плоские и спокойные, как поверхность пруда в полдень.

– Хочешь, поменяемся? – Дайана выгнула спину и снова прижалась к спинке сиденья.

Чикаго спал, когда до рассвета они тронулись в путь во взятом напрокат серебристом «таурусе». Теперь день клонился к закату, и она устала так долго сидеть за рулем.

– Давай, если тебе надо отдохнуть.

Гейл пока побаивалась управлять автомобилем и без нужды не желала садиться на водительское место. Она нервничала, не уверенная, что ей удастся удержать несущуюся на скорости пятьдесят пять миль в час тяжелую груду металла. Сидела напряженно и смотрела на мелькающий за окном пейзаж, точно хотела охватить взглядом прошедшие после побега дни. Последовательность времени ускользала от нее. Когда мысль о побеге впервые пришла ей в голову? До того, как её вывели из зала суда. Как только судья огласил приговор: срок заключения не более семидесяти двух лет. Тогда мысль еще не успела оформиться в слова, она была расплывчатой и неясной. Гейл лишь сознавала, что в любом случае не останется так долго за решеткой. Важно было решиться в принципе, что же до средств – их еще предстояло придумать. Можно перелезть через стену или сделать подкоп. Изменив внешний вид, пройти через главные ворота. Или избавиться от неволи иным способом – повеситься, наглотаться таблеток. Трудно было разработать план, не видя тюрьмы, не прочувствовав и не изучив изнутри. Но Гейл знала одно: она не проведет за решеткой столько времени. Не согласна. Но когда примерно через шесть месяцев Гейл попала в тюрьму, миновал первый шок и жизнь показалась если не сносной, то хотя бы терпимой, мысль о побеге исчезла, по крайней мере перестала довлеть над другими мыслями. Тогда Гейл начала помогать заключенным, ведь она имела гораздо больше, чем многие из них. Белая, получила образование, родилась в благополучной семье из верхнего среднего класса. [37]37
  Общественная прослойка, в которую, как правило, включают крупных предпринимателей, руководящих сотрудников крупных компаний и представителей художественной элиты.


[Закрыть]Это означало, что многие двери были для нее открыты. Гейл вспомнила момент, когда осознала, какие ей были даны возможности. Она проходила мимо телефона. К нему стояла очередь – в основном из чернокожих, – заключенные ждали, когда настанет их черед трехминутного телефонного разговора. Гейл услышала, как одна женщина говорила другим: «А знаете, здесь очень даже хорошо. Трехразовое питание, теплая постель, и никто не бьет. Не на что жаловаться».

Дайана сняла руку с руля, и это привлекло внимание Гейл. Они ехали за автомобилем-универсалом с номерами штата Индиана. Сзади сидели двое ребятишек. Они прижали носы к стеклу и радостно махали руками. Дайана улыбнулась, но они не угомонились и смотрели на Гейл. Та тоже помахала рукой. Детские головки скрылись из окна, вслед за ними и машущие руки.

– Им следует пристегнуться ремнями безопасности, – произнесла Дайана. Она действовала словно на автопилоте.

– Ты не засыпаешь? Я поведу, если ты действительно устала, – предложила Гейл.

– Ничего, – ответила девушка.

Дайана привыкла дни напролет проводить за рулем. В этом заключалась патрульная служба. Восемь часов в автомобиле, преимущественно разбавленная рутинными звонками скука и лишь изредка настоящая встряска. Эфирд утверждал, что работа детектива не намного интереснее, но не болит спина от долгих часов на сиденье патрульной машины и не надо носить на поясе сорок фунтов снаряжения.

– Это не обязательно должна быть Оклахома, – заметила Гейл. – Ты вольна ехать куда угодно.

– Я знаю, – кивнула Дайана.

Но она не знала другого: какие чувства испытает, когда расстанется с Гейл. У нее ни семьи, ни друзей, к которым можно вернуться. Домой, как и Гейл, нельзя. Но она все-таки была в лучшем положении: если ей удастся обелить свое имя, она сумеет возвратиться к прежней жизни. Окружающие станут ее уважать. Может, даже сильнее, чем раньше. А Гейл дорога домой закрыта. Ее друзья – заключенные, бывшие заключенные или соратники по движению. Она не может рисковать поселиться с ними.

– Эти люди, к которым мы едем…

– Давнишние друзья, – промолвила Гейл и вздохнула. – Познакомилась с ними, когда училась здесь в колледже. Они со старого доброго востока, принимали участие в движении, но откололись после ограбления банка. Многие так поступили. Они не хотели иметь ничего общего с такого рода насилием. Они уехали в Калифорнию, получили там дипломы, вернулись и обосновались тут окончательно. Я думаю, что они больше не числятся ни в каких списках подозреваемых.

– Не будь настолько уверена.

– Я не сказала, что это так. Я только полагаю, что это вполне вероятно. У них мы можем перекантоваться, принять какие-то решения.

– А они не… ну, ты понимаешь… Оклахома-Сити?

– Господи, нет! Дайана, как ты могла подумать?

– Я ничего не подумала. Но даже сенаторы иногда переходят из партии в партию.

– Мы не являлись политической партией.

– А кем вы были?

– Группой подростков, желавших изменить мир.

– И поэтому ограбили банк?

– Я не грабила. Это совершили отморозки из непримиримых. Большинство из нас понятия не имели, что нечто подобное планировалось.

– Но обвинитель считал по-иному.

– То ли считал, то ли таким способом добивался продвижения.

– Жесткая тактика.

– Да, – кивнула Гейл. – Но не более жесткая, чем у тех, кто судил тебя.

Дайана замолчала. Повсюду простиралось голубое небо, и лишь на самом горизонте белели крохотные пушистые облака. Одно из них по форме напоминало кролика – задние лапы застыли, готовые к прыжку.

– Откуда в тебе это взялось? Почему ты внезапно перестала мне доверять?

– Нервничаю, – поморщилась Дайана. – Не знаю людей. Никого из тех, кто нам помогает. Помогает тебе. Чувствую себя собачонкой, которую тебе некуда пристроить и поэтому ты вынуждена везде таскать за собой.

– Чушь!

Гейл не сказала, что их союз не просто упряжь. Но, задумываясь о недавнем прошлом, настоящем и перспективах на будущее, не могла не признать, что Дайана – ее ближайший друг. В данный момент, напомнила она себе. Их дружба вынужденная, скорее не дружба, а партнерство. Однако это не объясняло щемящего чувства, возникающего в груди при мысли, что Дайана способна совершить глупость, вернуться в Техас к тем подонкам, а она не в состоянии ее остановить.

– Знаешь, что я решила, когда в Оклахома-Сити случился теракт?

Дайана резко повернула голову, в глазах появился вопрос, но она тут же отвернулась и стала смотреть на дорогу.

– Разумеется, после того, как прошел первый шок и немного померк ужас. Когда аналитики начали свою бесконечную работу и заявили, что бомба была сделана из обычного удобрения…

– А что, трудно делать бомбы?

– Тоже интересный вопрос, – продолжила Гейл. – Но я постоянно себя спрашиваю: почему мы удобряем наши поля взрывчатыми веществами?

Дайана махнула рукой в сторону комбайна. Огромное зеленое механическое чудовище ползло к горизонту, оставляя за собой полосу – одну из сотен, даже из тысяч, испещривших поле.

– Вот тебе и ответ. Здесь больше нет семейных ферм. Это мегахозяйства, принадлежащие крупным корпорациям, и они предпримут все возможное, чтобы снизить затраты на производство и увеличить доходы. Все очень просто. – Она показала в сторону комбайна: – Словно экспедиция на Луну. У них теперь в кабинах кондиционер и стереосистемы.

– Где бы ты хотела жить, если бы у тебя был выбор?

Дайана на мгновение задумалась.

– Наверное, в тропиках. На Гавайях. В Аризоне. В общем, где жарко. А ты собираешься остаться в Оклахоме?

– Тоже пока не знаю. Согласна на все, где бы со временем почувствовала себя в безопасности.

– Шутишь?

– Нисколько. Искренне надеюсь, что пройдут годы и я сумею расслабиться. Мне необходимо многое наверстать. Пока я понимаю одно: все переменилось. Мир, куда я пришла и в котором намереваюсь жить, – совершенно иной. Я словно получила право на вторую попытку. Хочу, чтобы она удалась и все получилось. Мечтаю учиться, познавать и обзавестись добрыми, хорошими друзьями.

– Ты говоришь словами рекламы какого-нибудь колледжа или военной службы.

Гейл надолго замолчала, а затем вздохнула:

– Я подумываю о том, чтобы обзавестись семьей. Но сомневаюсь: не поздно ли?

– Выйти замуж за бухгалтера, отречься от собственного прошлого, сделать вид, что ничего подобного не было? И добиваться крох счастья в каком-нибудь предместье?

– А ты жестока. Такая молодая – и циничная. – Гейл посмотрела в окно. Комбайн превратился в зеленую точку на краю горизонта. И куда ни глянь, всюду простирались поля. – Я даже не представляю, могу ли я иметь детей. Ведь я перешла сорокалетний рубеж, и с каждым днем шансов становится все меньше.

– Ты хочешь ребенка? – Интонацией Дайана попыталась смягчить смысл вопроса.

– Да.

– Ренфро тоже поговаривал о детях. А у меня голова всегда была забита другим. Скажите пожалуйста, семья! Но на твоем месте я бы не ставила на себе крест. В наши дни медицина на многое способна.

– Мне кажется, самое трудное – найти мужа.

– А зачем муж? – Дайана так покосилась на свою спутницу, что та поняла, какая между ними пропасть. Пусть она старше и мудрее, но во многом не сведуща. – Нуклеарных семей [38]38
  Семьи, состоящие из родителей и детей.


[Закрыть]становится все меньше. Я читала в журнале. Таких, чтобы был муж, жена, один или двое детей. Их число снизилось до двадцати процентов от населения. Люди или разведены, или предпочитают не жениться, или вообще голубые. Не желают слепо следовать традиции и не хотят юридических осложнений. Не говоря уже о душевных страданиях.

– А как же насчет радости от того, что посвящаешь себя родным, семье?

– Гейл, что с тобой? Откуда это в тебе?

– Не знаю. Наверное, боязнь адаптации. Видимо, давит сознание, что нужно приноравливаться к новой жизни.

– Согласна, это не просто. Но спешки нет.

Гейл пожала плечами и грустно улыбнулась:

– Тик-так, тик-так, тик-так.

– Знаешь, я за тебя переживаю. Надеюсь, у тебя все получится. Но сама я к этому не стремлюсь.

– Может, изменишь свои взгляды, когда станешь старше.

– Посмотрим. О, черт! – Дайана сняла ногу с педали газа. Автоматическая реакция – машина замедлила ход, но при этом стоп-сигналы не загорелись.

– Что такое?

– Увидела в зеркальце. Дорожный патруль.

Гейл напряглась и вжалась в сиденье.

– Мы не превышали скорости?

– Вот еще! Пусть я ненормальная, но не настолько глупая.

– Поезжай за тем грузовиком. Веди автомобиль и ни на что не обращай внимания.

– А я что делаю?

– Мы ничего не нарушаем. Едем, и все.

– Он быстро приближается.

– Да.

Дайана следовала за грузовиком, но немного поотстала, чтобы увеличить дистанцию. Окинула взглядом окрестности. Ничего, кроме полей и плоской земли. Некуда бежать, негде спрятаться. Коп двигался по левой полосе, догонял их, расстояние сокращалось.

– Похоже, за кем-то гонится.

– Не за нами. Мы ему не нужны.

Дайана не разобрала, то ли Гейл констатировала факт, то ли молилась вслух.

Патрульная машина оказалась в трех корпусах позади, затем в двух, исчезла в непросматриваемой в зеркальце зоне и снова появилась борт о борт. Дайана покосилась на полицейского, отвела взгляд и стала смотреть на дорогу. Как поступила бы любая автомобилистка, надеялась она. Заставила себя разжать пальцы на рулевом колесе. «Веди машину спокойно! Поезжай вперед по дороге, будто ты нормальная, законопослушная американка».

Патрульная машина обогнала их, потом идущий впереди грузовик и скрылась из виду.

– Черт бы его побрал, – прошептала Дайана, досчитала до десяти и перестроилась в левый ряд.

– Что ты делаешь? – встревоженно спросила Гейл.

– Хочу посмотреть, куда он делся.

– А нам какое дело? Пусть едет своей дорогой.

– Вот в этом я и собираюсь убедиться. Что он едет своей дорогой.

Полицейский был уже далеко, и машины поспешно перестраивались в правый ряд, пропуская его вперед. Дайана выждала еще несколько минут – патрульный автомобиль не собирался снижать скорость. И она опять укрылась за грузовиком.

– Вот так-то. – Дайана повернулась к Гейл. Та закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья. Со стороны казалось, что она спит. – Иногда очень плохо, если не служишь в полиции.

Дайана задала команду автоматической системе поддержания заданной скорости, включила радио и меняла станции, пока не услышала Бонни Райта – «Давай дадим людям повод, чтобы было о чем поговорить». Вела машину и думала: как Гейл может сейчас спать? И удалось ли Ренфро выполнить ее просьбу.

Солнце стояло уже низко. Дайана решила, что если она затормозит у заправки и остановится отдохнуть, то Гейл проснется, но ее спутница не открыла глаза. Дайана наполнила бак, расплатилась и вырулила на стоянку. Гейл спала. Ее веки подрагивали. Дайане хотелось в туалет, но она боялась оставить спутницу одну, спящей в машине в таком месте, где любой мог незаметно приблизиться к ней. Она дождалась, когда веки Гейл перестали трепетать, и поняла, что у той закончилась фаза быстрого сна, период сновидений.

– Гейл. – Она дотронулась до ее плеча.

Гейл пошевелилась. Стряхнула с себя сон, взглянула в ветровое стекло и протерла глаза.

– Где мы?

– На северной окраине Оклахома-Сити.

– Серьезно?

– Вполне. Пойду в туалет. – Дайана направилась к дамской комнате, по дороге завернув на колонку за ключом.

Гейл осталась в машине, ее лицо было заспанным. Она не могла поверить, что проспала всю дорогу. Не помнила, когда так спала. Глубоко. Если вообще когда-нибудь так спала. Ей никак не удавалось прийти в себя. Она все видела словно сквозь тончайшую дымку. И даже указатель на бензоколонке, который, как она прекрасно знала, был сделан из ярко-красного и оранжевого пластика, теперь казался размытым. Гейл заставила себя выйти из автомобиля, постояла, потянулась, провела ладонями по лицу. И двинулась на подкашивающихся ногах в туалет.

Когда она вернулась к машине, Дайана уже сидела за рулем. Гейл наклонилась к окну:

– Ты в порядке? – Дайана кивнула. – Мне нужно позвонить.

Дайана наблюдала, как Гейл направилась к будке телефона-автомата у въезда на бензоколонку. Она говорила недолго, протерла глаза и записала инструкции на клочке бумаги. Дайана надеялась, что их благодетели, кем бы они ни были, надежны, как утверждала Гейл. Но показалось странным, что сеть заговорщиков только и ждала момента, чтобы оказать ей помощь. Возможно, товарищи Гейл хотели отблагодарить ее за то, что она столько лет провела в тюрьме и ни разу не обмолвилась о своих сообщниках. Похоже на кодекс полицейских – обычной в их среде стене молчания. Благодаря которому ее, вероятно, и удалось упечь за решетку.

Дом находился в северных предместьях Оклахома-Сити и стоял в конце петляющей дорожки, которая мимо сосны и низкорослого дубка выводила на шоссе на восток, в Арканзас. Когда Дайана остановила машину, у Гейл засосало под ложечкой. Сейчас она увидит, как годы изменили ее друзей.

Дом был двухэтажным, из кедровых бревен, с выложенным каменными плитами двориком под навесом, отчего со стороны крыльца приобретал вид фермерского жилища. Вверху массивных дубовых дверей вставлены матовые ребристые стекла, ниже – дверной молоток в виде морды льва. По периметру крыльца на джутовых плетенках висели глиняные кашпо ручной работы с темно-красными и белыми бальзаминами. Во дворике – садовые деревянные столики и кресла-качалки.

К пологому скату крыши гаража на две машины была приделана баскетбольная корзина, во дворе натянут батут. Гейл подметила все эти детали, пока они приближались к дому. Она понятия не имела, что у Криса и Мишелл есть дети. А почему бы и нет? Они поженились примерно через год после того, как был ограблен банк. Гейл не могла вспомнить точной даты. В памяти всплыла отвратительная телефонная будка из красной фанеры рядом с дежуркой в тюрьме. Ей позвонила мать и сообщила: к ним домой пришло приглашение на свадьбу Криса и Мишелл с припиской, что они очень сожалеют, что Гейл не удастся к ним приехать. Но они помнят о ней. К тому времени Гейл еще недолго провела в тюрьме. И надеялась даже с ее приговором выйти лет через пять, хотя и такой срок казался ей непомерно большим.

Не успели Дайана и Гейл выйти из машины, как из дома показалась Мишелл в длинной, со складками, коричневой юбке с орнаментом и желто-коричневом топике из какого-то волокнистого материала – то ли хлопка, то ли пеньки. Длинные волосы локонами падали на плечи. Она раскрыла объятия и приветливо улыбнулась Гейл. Не менее бурно она поздоровалась и с Дайаной.

– Заходите, заходите! – Мишелл повела их в дом.

Гейл удивил ее тягучий выговор. Она внезапно остановилась и обернулась. Дайана оставила машину на подъездной дорожке.

– Может, нам лучше поставить автомобиль в гараж?

Дайана кивнула, вернулась, запустила мотор, дождалась, когда Мишелл откроет ворота, завела «таурус» внутрь и выключила зажигание. Петли скрипнули, хозяйка с трудом закрыла створку.

– Крис обещал смазать, – объяснила она. – Никак не соберется.

Мишелл увела гостей с вечернего зноя в созданную кондиционерами прохладу дома. Женщины миновали вход с полом из плитки и оказались в просторном помещении, которое совмещало в себе кухню, столовую и гостиную.

– Хотели добиться эффекта большого пространства. – Мишелл гордо обвела взглядом стены. – Чаю со льдом?

– С удовольствием.

Дайана осмотрела удобную обстановку. Много дерева и подушек, мексиканские одеяла и большой каменный камин. Одну стену целиком занимал набитый книгами шкаф, другие были сложены из необожженного кирпича. Все очень приземленно. Гейл узнала стоящую на камине керамическую фигурку рассказчицы – ребятишки сидели у нее на коленях, на плечах, прижались к рукам бабушки и затаив дыхание слушали, как она сплетает им сюжет волшебной сказки.

– Хороший дом, – похвалила Дайана, принимая из рук Мишелл большой стакан чая.

– Видели бы вы, каким мы его купили, – усмехнулась хозяйка, провожая женщин в гостиную и усаживаясь в кресло-качалку. – Развалина. Мы его восстанавливали год за годом по кирпичику.

Гейл опустилась на пышные подушки дивана. Дайана устроилась рядом.

– Ну вот. – Мишелл накрутила на палец локон и сделала глоток чаю.

Дайана, продолжая рассматривать убранство дома, тоже пригубила напиток. Она чувствовала некую неловкость. Или это ощущение проникло под крышу вместе с ними? Похоже, ей здесь не рады.

– Где Крис? – спросила Гейл.

– Поехал купить на обед рыбу. Мы решили пожарить ее на гриле. Ты ешь рыбу?

– Да.

– У рыб есть глаза, – напомнила Дайана.

Мишелл удивленно покосилась на нее.

– Сделаю исключение. – Гейл вспомнила рыбные палочки в столовой тюрьмы – напичканные хлебом безвкусные ломти белой массы. – Рыба – это замечательно.

Мишелл, не прекращая крутить локон, снова поднесла к губам стакан с чаем.

– Надеюсь, привезет тунца.

Дайана встала и очень осторожно опустила стакан на лежащую на столе подставку. Она оказалась в идеальном доме и боялась что-нибудь пролить или разбить. Все тут на своих местах. Ни единой пылинки. Видимо, хозяева убрались к приезду гостей. Дайана надеялась, что это так. Ей претила мысль, что кто-нибудь может жить в такой неестественной обстановке, хотя знала, что бывают любители идеального порядка. Пару раз заезжала по вызовам в подобные дома. Но обычно, когда прибывает полиция, лоск и спокойствие в доме уже поколеблены, если не разбиты вдребезги.

– Не возражаете, если я попрыгаю на батуте?

Голубые глаза Мишелл на мгновение округлились, но в следующую секунду губы сложились в любезную улыбку.

– Разумеется. Чувствуйте себя как дома.

Дайана взяла чай и вышла во двор, радуясь возможности покинуть помещение. Она не понимала, что связывало Гейл и Мишелл, но ей показалось, они не очень ладили, и было неприятно на это смотреть. Дайана пересекла газон, развязала шнурки на ботинках, сняла носки и забралась на черную пружинящую сетку. Поначалу попыталась сообразить, как надо двигаться. Дайана пробовала прыгать на батуте всего раз или два в жизни, но запомнила, как это забавно.

А в доме Гейл сняла со стоящего перед диваном грубо сколоченного дубового столика небольшую вазу. Столик мог бы называться кофейным, если бы не его основательность. Гейл сжала вазу в ладонях. Она была белой с бледно-лиловым налетом, а внутри – темно-лиловой. До обжига и окончательной отделки на внешнюю поверхность нанесли миниатюрным инструментом искусный рисунок.

– Сандра сделала, – объяснила Мишелл. – Назвала ее «Ваза, полная воздуха». Завоевала второе место на ярмарке.

– Сколько Сандре лет?

– На первом курсе в Райсе. [39]39
  Престижный частный университет в Хьюстоне, штат Техас.


[Закрыть]Но эту вазу закончила, когда училась в школе. А наш сын Райан в предпоследнем классе. Летом работает в спортивном лагере. Сандра уехала в Париж. Такая же любительница всего французского, как ее дед. – Мишелл вздохнула. – Когда мы только приехали сюда, я боялась, что наши дети вырастут ковбоями. Но, слава Богу, пронесло.

Гейл кивнула:

– Рада за вас. – Она действительно испытала это чувство. Рада, что они вышли невредимыми из безумств юности. Не попались и, судя по всему, легко отделались.

Мишелл посерьезнела, посмотрела на Гейл, и что-то переменилось в выражении ее лица.

– Я так переживаю из-за того, что с тобой случилось. – Она перестала крутить волосы, поставила стакан на стол и подалась вперед. – Я не знала, как сказать об этом. – Мишелл кивнула в сторону двери. – Но хочу, чтобы ты помнила: я… мы все… Ужасно, ужасно! Мы себя чувствовали абсолютно беспомощными…

Гейл сделала глоток, опустила стакан и аккуратно промокнула каплю в уголке губ.

– Все в порядке.

– Наверное. Я оглядываюсь назад и вспоминаю, какими мы были. Не сомневались в своей правоте, считали чрезвычайно важным то, чем занимались, полагали, что все вокруг окончательно рушится, знали ответы на все вопросы и возомнили себя людьми, которые изменят мир, сделают его лучше. Все эти бредни о готовности отдать жизнь за то, во что верим… – Мишелл печально покачала головой. – Революция, да и только.

Послышался звук мотора, к дому подъехала машина, и через несколько мгновений в дверь, похрустывая пакетами с продуктами, вошел Крис.

– Дорогая, ты дома?

– Да.

– Я привез сюрприз.

Крис поставил пакеты на отделяющий кухню от гостиной длинный стол. Увидел Гейл, и на его узком лице появилась улыбка. Он оказался выше, чем у нее сохранилось в памяти, в джинсах и синей джинсовой рубашке. Видимо, Крис еще не закончил расти, когда они были знакомы. А теперь достиг отметки шесть футов.

– Давненько не виделись! – Он чмокнул Гейл в щеку. – Как прошло пребывание в гостинице Гадеса? [40]40
  Бог подземного царства теней.


[Закрыть]– Он по-прежнему улыбался и говорил непринужденным тоном.

Гейл рассмеялась, радуясь, что этот человек сохранил в себе отличавшую его во всех ситуациях кипучую энергию. Вернулась Дайана, босая, с ботинками в руках.

– Ну вот, – продолжил Крис, – узнаешь этого незнакомца?

В комнате появился кто-то еще.

– Еще бы, – ответила Гейл, но не поднялась поздороваться, не протянула приветственно руки.

Она застыла. Онемела. Перед ней стоял он, пытался улыбнуться и в то же время, терзаясь неизвестностью, сдерживался. Каштановые волосы коротко подстрижены, былая неаккуратная поросль на подбородке превратилась в ухоженную бородку. Он явно возмужал – грудь и руки под серой майкой бугрились мускулами. Настолько стал солиднее, что Гейл не узнала бы в нем прежнего худощавого радикала с безумными патлами и огнем в глазах. Пламя сохранилось, но находилось под строгим контролем.

– Том, – промолвила Гейл.

Он улыбнулся и шагнул к ней. Поднял с дивана, прижал к себе. Очень нежно. Так нежно, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, а в его объятиях останется лишь воздух. Ласково гладил и целовал в глаза.

Гейл ощутила его руки – здесь, сейчас, в действительности, после стольких лет в тюрьме, когда она мечтала о нем. И обвила его шею руками, желая убедиться, что это на самом деле он. Гейл не ожидала от себя такого – думала, что после стольких лет молчания испытает просто холодное любопытство: ей интересно узнать, что побудило этого человека исчезнуть из ее жизни. Когда к коленям Гейл вернулась сила и она смогла самостоятельно стоять, ее руки скользнули по плечам Тома и она уронила голову ему на грудь, будто прислушиваясь к биению его сердца. Она не понимала, что это за чувство, но ей хотелось, чтобы оно продлилось дольше, хотелось не сходить с места и долго-долго его обнимать. И чтобы он обнимал ее.

– Не предполагал, что мы дождемся этого дня, – прошептал Том.

Дайана из-за стола с продовольственными пакетами наблюдала, как Мишелл приложила палец к подрагивающим губам – она едва не расплакалась. А Крис счастливо улыбался, радуясь, что послужил орудием этого воссоединения. Затем Том отодвинулся, и Дайана получила возможность рассмотреть лицо своей сокамерницы. Она сообразила, что те трое видели то, что ожидали увидеть: трогательное свидание двух давно разлученных любовников. Но Дайана догадалась: происходило нечто иное. Она заметила на лице Гейл недоверие и одновременно желание сыграть ту роль, которую ждали от нее друзья. Но она не справлялась с этой ролью. Гейл даже не знала этого мужчину, и у Дайаны возникло ощущение, что у нее не появилось желания с ним заново познакомиться. Слишком сильна была боль. Слишком много лет между ними сохранялось молчание. Дайане захотелось встать между Гейл и Томом, ошпарить его взглядом и спросить: какого черта он лезет в жизнь этой женщины, если так долго держался от нее в стороне? Но Дайана молчала – стояла, наполовину скрывшись за столом с продуктовыми пакетами, и желала одного: чтобы Крис стер с лица идиотскую улыбку и проникся реальностью происходящего. Вероятно, этот малый и тянул на профессора каких-то там наук, но, по мнению Дайаны, был совершеннейшим болваном. Крис сказал:

– Это дело необходимо отпраздновать. Мишелл вам еще не показывала наш винный погреб?

– Почему бы и нет? – протянула Дайана, изображая произношение далласской светской львицы и визгливо напирая на конечное «нет».

Гейл подняла голову и машинально улыбнулась. Том посмотрел на Дайану, и в его глазах мелькнул интерес. Но он сразу погасил его и посторонился, давая пройти Гейл. Та последовала за Крисом, а остальные за ней – по коридору, через дверь, по крутой лестнице в подвал.

– Крис считает себя знатоком вин, – объяснила Мишелл.

– А вот я полагаю, – заметила Дайана, – каждый может рассуждать о букете, послевкусии и содержании сахара, а на деле все хотят одного – забалдеть.

Гейл послала сокамернице взгляд, мол, давай-ка полегче. Но та не отвела глаз.

Мишелл рассмеялась и обняла Дайану за плечи:

– Вы совершенно правы.

Места едва хватило для пятерых. Три стены подвала занимали стеллажи, почти полностью набитые бутылками. Это произвело на Дайану впечатление. Крис протиснулся мимо нее, чтобы взять бутылку с середины стеллажа, и обратился к Мишелл:

– Как ты считаешь, крошка? «Сен-Эмильон» в самый раз? У меня есть потрясающий «Ангелус» девяносто восьмого года. Ждет подходящего случая. – Он повернулся к Гейл: – Любишь красное?

Она кивнула, испытывая единственное желание – как можно скорее выбраться из замкнутого пространства.

– Тогда отлично. – Крис дождался, когда остальные освободят подвал. Он уже закрывал погреб, но что-то вспомнил и хлопнул себя по лбу. – Подождите. О чем я только думаю? Я точно знаю, что нам необходимо. – Он скрылся за дверью и через несколько минут появился со второй бутылкой в руке и показал ее Гейл.

Она посмотрела на этикетку: виноградник Дакхорн. Каберне совиньон. Из вин она помнила лишь бутылки, которые Крис приносил на собрания группы «Свободу без промедления!». На них были этикетки типа «Бульдог Бако» темное и «Лав май гоут» красное.

– Времена не меняются, – усмехнулась Гейл.

– Да, – пробурчал Крис. – Посмотри на год урожая.

Она снова взглянула на этикетку: 1986.

– В тот год меня посадили.

– Именно. Этот напиток находился взаперти столько же, сколько ты.

– Наверное, стоит много денег, – вступил в разговор Том. – Выдержанное до совершенства.

– Почти три сотни за бутылку, – ответил Крис. – Разумеется, я никогда не беру в розницу.

– Триста долларов?! – воскликнула Дайана. – Вы шутите?

Крис едва заметно вздернул подбородок и, словно защищаясь, изогнул брови.

– Нисколько. Вы поймете, когда попробуете вино.

– Хватит разговоров! – перебил его Том, поднимаясь по лестнице. – Вышибай пробку.

Гейл переводила взгляд с бутылки на Криса.

– Когда ты его купил?

Крис на мгновение задумался.

– Нет, Гейл, не тогда. Пару лет назад. – Его поступок был навеян минутным настроением, он хотел сделать для нее нечто особенное.

– Откуда мне знать? – не поверила она. – Ты всегда был немного…

– Со странностями? Да. Но не настолько, чтобы поставить на сохранение бутылку с вином в тот год, когда тебя посадили в тюрьму. Подтверди, Том.

Том остановился, предложил Гейл руку и указал в сторону кухни.

– Нет, он не настолько подвинутый.

Крис обогнал их и стал быстро подниматься, а Гейл не отняла у Тома руку, и они вдвоем последовали за ним. Процессию замыкали Дайана и Мишелл. Ощущение было такое – Гейл боялась об этом подумать, – будто вернулись старые времена. До того, как она запретила себе помышлять о воссоединении. Когда по ночам в камере вспоминала прикосновения Тома и как их тянуло друг к другу. Те времена, когда они после собраний оставались вдвоем, Том наливал по бокалу вина, зажигал свечи, ставил на проигрыватель что-нибудь мелодичное и долго-долго исследовал ее тело поцелуями, тихими стонами и восклицаниями «Ах-Боже-мой!». Гейл поднималась по лестнице, ощущала его теплую сильную руку и чувствовала в себе жизнь. Однако вынуждена была остановиться. Пришлось. Перехватило в горле. Она вовсе не хотела, чтобы получилось именно так. Высвободила руку, и Том легко ее отпустил, посмотрел на нее и улыбнулся. Гейл ухватилась за перила, крепко стиснула пальцы и потащилась наверх.

В кухне Крис разыграл из откупоривания бутылки целый спектакль. Разлил по стаканам воду из бутылок, а каберне оставил немного подышать.