Текст книги "Разыскиваются полицией"

Автор книги: Ким Уозенкрафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Что сделать? – рассердилась Гейл. – Убить?

– Не забывай, – усмехнулась Дайана, – я профессионал.

Гейл различила в ее голосе сарказм, и ей стало не по себе. Дайана не принимала себя слишком всерьез. И вот теперь Гейл представила ее в форме копа – с пистолетом, рацией, наручниками и прочей полицейской ерундой на ремне. Как она стоит рядом со зданием управления, слушает скабрезные шуточки и хвастливую болтовню коллег. А может, и сама что-нибудь рассказывает.

– Оставь здесь, – сказала она.

Дайана положила пистолет рядом с собой и посмотрела на Гейл:

– Ты не в своем уме. Нам на пятки наступают вооруженные люди с собаками, собираются вернуть нас в тюрьму, а ты говоришь, чтобы я не брала оружие.

– Что ты собираешься с ним делать? Стрелять в них?

Дайана открыла барабан и принялась вставлять в него патроны.

– Не знаю, что буду с ним делать, – задиристо ответила она. – Но уверена в одном: я не позволю отволочь себя обратно в тюрьму. Просто – как день.

Женщины смотрели друг на друга и вдруг поняли, что собаки снова напали на след и их ненавистный сиплый рык огласил лес. Пока еще вдалеке, но они явно знали, куда бежать.

Дайана засунула пистолет за пояс на спине, сдернула с гвоздя джинсовую куртку и надела так, чтобы не видно было оружие. А патроны из коробки пересыпала в карманы. Схватила со стола эластичную тесьму и прикрепила к ботинкам, чтобы некогда белые подушечки оказались на подошвах. Пару тесемок она бросила Гейл:

– Надень.

Гейл повиновалась, но очень медленно, не понимая ее замысла. Дайана взяла со стола аэрозольный баллончик и распылила жидкость на подушечки.

– Давай ноги. – Она брызнула на подошвы.

– Господи, – возмутилась Гейл, – воняет так, будто сгнивший кочан капусты полили дешевым мужским одеколоном. Что это за дрянь?

– Моча енота. Маскирующий запах. Этим составом пользуются охотники. Будем надеяться, что он собьет собак с толку. – Дайана посветила на баллончик и прочитала наклейку: «Только для охоты. Внимание: не разбрызгивать на тело и на одежду. Опасность подвергнуться нападению». Она опустила баллончик в карман брюк.

– Дайана! – Голос Гейл прозвучал спокойно.

Та тяжело вздохнула:

– Пошли, пока эта моча не высохла.

По пути к выходу Гейл сняла с гвоздя на стене камуфляжную куртку, аккуратно затворила за собой дверь и присоединилась у ручья к Дайане.

– Луна ходит по небу так же, как солнце? – Девушка посмотрела на проглянувший над водой сквозь крону деревьев полумесяц.

– Если бы ты ловила таких, как мы, беглянок, каковы бы были твои предположения, куда они направились?

– Конечно, в Нью-Йорк, – отозвалась Дайана. – Хотя, желая тебя обмануть, я побежала бы в противоположную сторону. Что у тебя на уме?

– Разумеется, город. Но не сразу. Мы пойдем кружным путем. Давай повернем на север.

– А в какой стороне север? – улыбнулась Дайана.

– Луна продолжает всходить. Значит, там восток.

– А где север?

– Ты не знаешь?

– Если честно, то знаю. Умею читать карты, запоминать ориентиры и всякую прочую муть. Просто хотела выяснить, ты-то знаешь, где этот самый север?

– Не важно, если одна из нас знает.

– А если мы разделимся или придется разделиться по какой-либо причине?

– Дайана! – От раздражения у Гейл прошла усталость. – Сейчас я не способна загадывать настолько вперед.

Она перешла на трусцу и повернула вдоль берега к северу. Вскоре Дайана догнала ее и, приноровившись к шагу, заняла место впереди. Они бежали, бежали и бежали. Гейл старалась не думать о прохладе текущего неподалеку ручья. Соизмеряла дыхание в соответствии с темпом, как делала многие годы, когда тренировалась на тюремной беговой дорожке. Теперь задача сводилась к усилию воли. Все исходило из головы: ей следовало заставить тело продолжать двигаться, в то время как оно больше всего на свете жаждало распластаться на земле. Остановиться. Замереть.

Но они бежали. Дайана гналась за крохотным пятнышком света впереди и оглядывалась проверить, все ли в порядке с Гейл.

Когда луна достигла высшей точки на небе, даже воля стала сдавать. Желание совершить побег ослабело. Легкие Гейл больше не справлялись, и она остановилась, оперлась ладонями о колени и ловила воздух ртом. Дайна тоже прервала бег, взяла Гейл за руку и повела на берег ручья. Она знаком показала Гейл, чтобы та оставалась на месте. А сама отошла от ручья ярдов на двадцать, сняла с ботинок пропитанные охотничьим аэрозолем подушечки и побежала по широкому кругу, огибая несколько берез, белевших в ночи, словно привидения. Замкнула три петли, иногда отбегая в сторону и возвращаясь к собственному следу. Остановилась там, где начала бег, достала аэрозольный баллончик, освежила состав на подушечках, надела на ботинки и по широкой дуге направилась к ручью.

Когда она вернулась, Гейл настолько пришла в себя, что больше не ловила воздух ртом. Дышала по-прежнему тяжело, однако не так, как прежде. Пот лился по ее лицу. Гейл наклонялась утереться камуфляжной курткой, завязанной рукавами у нее на поясе.

– Дай твои тесемки, – попросила Дайана, не выпуская из рук баллончика с мочой енота. Гейл послушалась. – Переходи на другой берег.

Гейл принялась прыгать с камня на камень, стараясь не промочить ботинки. Дайана опылила место, где они только что стояли, и прыгнула следом.

На противоположном берегу брызнула аэрозолью на подушечки, подала Гейл тесемки и завязала свои.

Внезапно в тишине послышался лай собак. Близко, неотвратимо близко. Дайана повернулась к Гейл, кивнула в сторону леса, и они помчались изо всех сил, спасая свои жизни, продирались сквозь цеплявшийся за ноги и руки кустарник, топтали подошвами густую поросль. Дайана запуталась ногой в траве и грохнулась на землю; фонарик отлетел в сторону.

– Черт побери! – прошипела она и, поднявшись на колени, тряхнула головой. Поползла на пятнышко света, подобрала фонарь и встала.

Гейл смотрела на нее, но так запыхалась, что не могла вымолвить ни слова. Страх отнимал у нее силы, зато желание выжить придавало энергии. Гейл не забыла секунды, складывавшиеся в минуты, часы, дни, недели, месяцы и годы – почти два проклятых десятилетия жизни, которые она провела в тюрьме, время, когда в бесконечной тюремной тягомотине она не принадлежала себе и день за днем тонула в путанице ограничений и правил и не могла вспомнить, как выглядит луна. И вот появился шанс все это прекратить и своими глазами взглянуть на луну.

Гейл подняла голову: вот она, луна, прямо над ней. Она побежала. Гналась за Дайаной, но не выпускала луну из виду – это величественное отражение солнечного света – и видела на ее лике улыбку, точно луна знала некий восхитительный секрет, о котором Гейл лишь догадывалась.

Она бежала, и откуда-то взялся прилив энергии – дышать стало легче, двигаться проворнее, потому что это было необходимо.

Сколько миновало времени: несколько секунд, час, вечность? Дайана остановилась и, запыхавшись, согнулась пополам. Гейл уперлась ладонями в бедра и пыталась отдышаться. Дайана втянула в себя воздух и, прислушиваясь, задержала дыхание. Гейл последовала ее примеру. Отлично. Они оставили собак позади. Лай раздавался где-то вдалеке и, похоже, погоня сбилась со следа – взяла резко в сторону и оказалась в противоположной части леса.

Дайана улыбнулась Гейл, и они снова помчались. Гейл пожалела, что на ней не кроссовки, а рабочие ботинки – они все больше оттягивали ноги.

Но она бежала, хотя чувствовала, что ее легкие скоро взорвутся, если она не даст им отдохнуть. Бежала.

Глава девятая

Ложе из сосновых иголок на краю леса. Ниже на склоне неосвещенное шоссе, двухрядная проезжая часть, посередине двойная желтая разделительная полоса предупреждает водителей, что обгон запрещен. По сторонам поля и лес.

Женщины присели отдохнуть. Дыхание успокоилось. Иногда со свистом проносились машины, и свет фар отражался на сером покрытии дороги. Дайана не обращала на них внимания, а Гейл они казались маленькими и круглыми. Ей было очень приятно сидеть и нормально дышать, хотя в легких по-прежнему саднило от сухости, будто это была выброшенная на берег высохшая губка. В мышцах накапливалась молочная кислота. Хорошо, если завтра она вообще сможет пошевелиться.

Дайана легла на спину и закинула руки за голову.

– Ничего не поделаешь, надо двигаться дальше.

– Еще несколько минут.

– Как рана?

– Терпимо.

Ногу дергало, но она онемела, словно сделали местное обезболивание лидокаином. Гейл не верила, что их спринтерский побег из тюрьмы по полю и ночной кросс по лесу удались и она на свободе. Пока. Ее воодушевила удача, но она не обольщалась. А Дайана, похоже, приняла все так, точно побег из-под стражи – нечто вроде занятий по аэробике, куда она ходит каждый четверг в половине шестого. Гейл понимала, что за девушкой нужен глаз да глаз, чрезмерное доверие может обернуться чем-нибудь очень опасным. Однако Дайана никуда не делась, а ведь могла бы, оказавшись за оградой, рвануть от нее подальше. Но нет, осталась верной.

К тому же полезно, пока все не уляжется, иметь рядом бывшего копа. А уляжется тогда, когда имена Гейл Розалинн Рубин и Сары Дайаны Уэллман останутся только в анналах службы федеральных маршалов. [24]24
  Подразделение министерства юстиции США.


[Закрыть]Или там все теперь компьютеризировано? Дайана знала, какие веревки могут затянуться на ее шее петлей палача.

– Как ты считаешь, они долго будут гоняться за нами?

Дайана села и посмотрела на дорогу.

– А сколько они гонялись в тот раз?

– Не знаю, сколько времени за нами следили. Но за мной гонялись, пока не поймали, – ответила Гейл. – Среди нас была «крыса». Они знали о нас все: где мы, что у нас было.

– Узнали, кто это?

Гейл покачала головой:

– Нет. Я не пыталась. Другие пробовали, но ничего не получилось.

Дайана кивнула:

– Представляю, как распсихуются парни в Сандауне, что две женщины утерли им нос.

Гейл попыталась вызвать в памяти лицо Тома Файрстоуна. Не получилось. Представила его крепкую фигуру, растрепанные каштановые волосы, бороду, которую он одно время отпускал. Но черты лица оставались размытыми. Интересно, куда он делся, когда его освободили, что чувствовал, выходя из ворот тюрьмы в Люисберге, вспоминал ли о том, что она по-прежнему за решеткой, хотя их осудили за одно преступление?

– К нашему делу приставят какого-нибудь проныру, которому не терпится выдвинуться, и он станет гоняться за нами, пока не поймает. – У Дайаны был такой вид, будто она хотела кого-нибудь ударить. – Или не приведет доказательств, что нас нет на свете.

– Из таких, как ты? – вздохнула Гейл.

– Я никогда не лезла из кожи вон. Наоборот, некоторые считали, что я ни на что не гожусь. Хотя сама я так не думаю. – Она вздохнула. – Видишь, отвела собак от наших задниц. Важное достижение.

Дайана решила, что собаки так и бегают вокруг берез, которые она полила из аэрозольного баллончика. Спасибо Всевышнему, однажды брат взял ее на охоту. Ох, как же Дайана волновалась, когда Кевин дал ей ружье и она пальнула во взлетающую стаю уток! Ее оглушил грохот, и она очень удивилась, что одна птица замертво шлепнулась на землю. И пришла от этого в ужас. Утку взяли домой и съели. Поэтому поступок Дайаны не показался таким дурным. Потом она много размышляла над этим и пришла к выводу, что охотиться с ружьем правильнее, чем ходить в бакалею под названием «Мальчик-с-пальчик» и покупать замороженную, упакованную в полиэтилен и пенопласт разукрашенную тушку. Дайане понравился вкус дичи, хотя Кевин показал ей, как он избавляется от него, замачивая дичь на ночь в молоке, потом заворачивая утку в свиную грудинку, чтобы мясо стало мягче.

– Кусаешь ее, а зубы отскакивают, как от резиновой, – пожаловался брат.

Дайана ходила на охоту один раз. А когда ее пригласил Ренфро, заявила, что скорее пришьет всех ханыг в камере для алкашей, чем снова выстрелит в животное. Он подхватил ее, швырнул на кровать и обозвал слабачкой, но когда их свидание закончилось и он выплывал из ее застеленной коврами, прохладной от работающего кондиционера квартиры, колени от слабости вихляли у него.

Следующим вечером Ренфро пришел опять, и прежде чем заступить на ночное дежурство, приготовил тушеную оленину с овощами.

– Трогаемся, – сказала Дайана. – Чем больше я сижу, тем больше хочется есть. Просто жуть. – Она со стоном поднялась.

Гейл с трудом встала. Они некоторое время смотрели на шоссе.

– Это уже не голод, а полное истощение, – промолвила Дайана. – Знаешь, что такое фуражировка?

– Только знаю, как это пишется.

– Я слышала, что, когда совсем подводит живот, можно есть желуди.

Гейл покосилась на нее.

– Мы же с тобой не в Сахаре. – Она показала на дорогу под склоном. – Могу сказать тебе точно: мы в паре миль от «Макдоналдса». А где «Макдоналдс», там в баках мусорные отбросы. И люди.

– И, судя по всему, «Данкин доунатс» тоже. Не знала, что они есть в Нью-Йорке. Вот бы сейчас навернуть чили-дог.

– На завтрак?

– А что? Я так голодна, что башка не варит. Говорят, мозг и желудок связаны напрямую.

– Что же тогда говорить о моих мозгах, если мой желудок восемнадцать лет не получал ничего хотя бы отдаленно напоминающего нормальную еду?

– Вот и я к тому же: один чили-дог в «Соник Драйв-ин» – и твоих хворей как не бывало.

– Я не ем ничего, что наделено глазами.

– А разве у хот-догов есть глаза?

Женщины выбрали направление, решив, что там север, но после сумасшедшей гонки от собак и теперь, ночью, когда луна уже скрылась, а солнце не обнаружило себя даже заревом на небе, не были уверены, что идут куда надо. Лес тянулся еще полчаса, а потом началось кукурузное поле, простиравшееся почти до самой дороги. Наверное, его засеяли очень рано, поскольку стебли для этого времени года выросли необыкновенно высокими. Женщины постояли на краю, понимая, что на открытом пространстве им не избежать постоянного ощущения уязвимости.

– Вот там и есть старый добрый свободный мир, – полушутя-полусерьезно проговорила Дайана и повернулась к Гейл.

Наконец они решились выйти из-под защиты леса и направились по краю поля, скрываясь в посадках каждый раз, когда мимо проезжала машина. Однажды им надолго пришлось задержаться в междурядье, когда по шоссе проносилась вереница идущих бампер в бампер автомобилей.

В зелени стеблей сохранялась вечерняя прохлада. Гейл сорвала початок, присела, очистила от листьев и куснула. Дайана наблюдала за ней, затем последовала ее примеру: сорвала початок, очистила и жадно впилась зубами. Ее удивил вкус – сладкий, как у какого-нибудь фрукта.

– Никогда не пробовала кукурузу без масла и соли, – произнесла она. – А то, что ела, как теперь понимаю, было переварено.

– Одно из преимуществ работы на природе в бригаде озеленения: учишься есть все сырым, – усмехнулась Гейл.

– А я считала, что этому учит не работа на природе, а тюрьма.

Гейл кивнула. Свет фар от летящих по дороге машин проникал между листьями кукурузы, и на лице Дайаны вспыхивали яркие отсветы. Гейл повернулась к дороге.

– Господи, как быстро здесь все движется! Я совершенно забыла, что такое спешить.

Дайана потянулась за вторым початком, и Гейл заметила, как у нее за поясом блеснул пистолет.

– Дайана!

Девушка обернулась. Она выглядела почти подростком, и в выражении лица мелькнуло невинное любопытство.

– Что?

– Оружие. Надо от него избавиться.

Дайана покачала головой и принялась чистить початок.

– В чем-то я доверяю тебе, но в чем-то ты должна доверять мне. Это моего ума дело. – В подтверждение своих слов она глубже засунула пистолет за пояс. – Я тебе говорила, что никогда не принадлежала к полицейским, которых хлебом не корми, только дай им куда-нибудь сунуться. И если бы не весь этот идиотизм, наверное, ушла бы из полиции. Но в сложившейся ситуации пистолет нам нужен. По крайней мере мне. Я умею им владеть. Я осторожна. И никому не собираюсь причинять зла. Договорились?

Гейл сорвала очередной початок.

– После первых восьми лет срока я поняла, что любое убийство – дурное дело.

– Черт побери, я не собираюсь никого убивать. Но представь, что те, кто за нами гонится, возьмут нас за задницы. Пистолет – эффективное средство, чтобы заставить их отвалить. Особенно если они вознамерятся пальнуть по нам. Не думала о такой возможности? Или ты считаешь, что те копы с собаками не способны нас изрешетить? Ошибаешься.

– Кто добывает себе на жизнь мечом, от меча и погибнет. – Фраза прозвучала не в меру патетично и совершенно бездоказательно. Памятуя о понятиях «реальной политики», [25]25
  Оформившееся в 50-е годы XX в. направление в историографии Европы и Америки. Решающим фактором в международных отношениях считалось силовое давление.


[Закрыть]Гейл сознавала, что Дайана права.

– Я не добываю им себе на жизнь, а пользуюсь исключительно в целях самообороны. И лишь в той степени, в какой это необходимо. Пошли.

Гейл последовала за Дайаной, однако сдаваться не собиралась.

– Если под рукой нет необходимого инструмента, всегда находится способ выполнить работу другим способом, – заявила она. – Не будет пистолета, и из любой ситуации, когда тебе кажется, что он необходим, выкрутишься как-нибудь иначе.

– Мне ничего не кажется. Мы с тобой в розыске, подружка. Совершили побег из тюрьмы. Враги закона. И должны любыми средствами оторваться от погони.

– Откуда ты знаешь, что они до сих пор у нас на хвосте? Они нас потеряли. Мы исчезнем и заживем счастливо…

– Постой! – Дайана замерла, приложила палец к губам и прислушалась. – Извини, показалось. Очевидно, Прекрасный принц спешит к своей Золушке. – Она повернулась и быстро двинулась дальше. – Интересно, как ты сохранила оптимизм после стольких лет в тюрьме?

– Если бы не сохранила, то не выдержала бы. Оптимизм позволяет выжить. Или оптимизм, ненависть, или желание отомстить. Но последнее не по мне.

– Не сваливай все в одну кучу. – Дайана замедлила шаг и дождалась, когда Гейл поравняется с ней. – Убийство убийству рознь. В чем разница между убийством и лишением жизни из сострадания? Однажды мне пришлось умертвить лошадь, которая вот в такой же предрассветный час прыгнула на ветровое стекло какой-то дамы. У бедняги были выпущены все внутренности, голова на руле, и, не сомневайся, она очень страдала. Даму отправили в больницу. Дорожный полицейский стоял у разбитой машины и регулировал движение. Я пристрелила лошадь, и уверена, что она была мне благодарна. Избавила животное от мучений. Хотя потом пришлось исписать кипу бумаг, объясняя, каким образом израсходовала патрон. Видимо, поэтому дорожный полицейский и тянул – хотел предоставить эту честь мне.

– То лошадь. А представь, что страдала не лошадь, а та дама за рулем? Ее бы тоже прикончила?

– Разумеется, нет. Она отделалась несколькими выбитыми зубами. Меня обвинили бы в убийстве. Но если бы я увидела, что она безнадежна, испытывает нечеловеческую муку и медленно умирает…

Потрясенная, Гейл посмотрела на Дайану и вдруг заметила, что та хитро улыбается – она ее разыгрывала.

– Очень смешно!

– Нисколько не смешно. Я с тобой согласна, когда ты говоришь: не убий. Но как поступить, если собираются погубить тебя? Не сметь поднять на обидчика руку? Я тебе что, Ганди? Если нападают на меня, я отвечаю тем же. И было дело, даже подумывала перейти в убойный отдел.

– Не могу взять в толк, кому хочется гоняться за психопатами и отыскивать трупы?

– Но кому-то же надо. Это важно. Правосудие должно свершиться.

– Ах, правосудие! Что за понятие? Ты из полицейских, которые не сомневаются, что Всевышний на их стороне?

– Вряд ли. Это те подонки, которые меня засадили, не сомневаются, что с ними Господь. – Гейл не поняла, то ли Дайана улыбнулась, то ли поморщилась. – Окружной прокурор каждое четвертое воскресенье читает проповедь в первой баптистской церкви. Сама пару раз слышала. Не часто хожу в церковь, однако стало интересно, когда рассказали. Вот и отправилась посмотреть. «Адские муки и пламя» и всякие такие слова. Классный проповедник, но какой же лицемер!

Гейл шла молча. Внезапная страстность Дайаны взволновала ее. Она чувствовала, что от бессонной ночи тупеет. Надо найти место, где можно поспать.

Показалось солнце. Его кромка выглянула из-за горизонта, и Гейл ощутила, что ее переполняет неведомое чувство – страхи исчезли, зато нахлынуло нечто иное, чего она много лет не испытывала. Похоже на радость. Ведь в ее жизни столько лет не было ничего хоть сколько-нибудь положительного. Радость. Она вырвалась из мрачной бетонной клетки, где хотелось вовсе не просыпаться. Теперь она могла идти по полям, существовать, дышать, щуриться на солнце и любоваться красотой восхода.

Миновав по пути пару неказистых сельских домишек, они подошли к обветшалой мастерской по ремонту автомобильных радиаторов. Дайана бросила взгляд на Гейл и, увлекая ее, стала огибать трусцой здание сзади. Но при этом следила за окрестностями. Ни единой живой души. Она решительно приблизилась к задней двери. Подергала ручку и, словно пробуя на прочность, нажала на деревянную створку.

– Закрыта. – Дайана отошла на шаг, огляделась и сильно ударила ногой, метя ботинком рядом с замком.

Запор раскололся, дверь грохнула о внутреннюю стену и отскочила обратно. Дайана ворвалась внутрь, а Гейл смотрела в дверной проем и не верила тому, что только что увидела.

– Входи! – произнесла Дайана.

Гейл послушалась.

Дайана стояла у витрины и вытаскивала две майки и сумку. Проверила кассовый аппарат. Пусто.

– Ты сошла с ума! – Руки Гейл безвольно опустились, снова запульсировала боль в ноге.

– Скоро люди выйдут на работу. Теперь или никогда. Отнеси на счет необходимости. – Дайана по-деловому осмотрелась, выискивая, что еще может пригодиться. Гейл лишь кивнула, оставляя ей возможность действовать. Дайана бросила ей майку: – Настало время переодеться.

Она сняла с себя джинсовую куртку, завернула в нее пистолет и положила в полотняную сумку. Надела новую синюю майку и ждала, когда Гейл натянет на себя красную. На груди и у той и у другой красовалась яркая желтая надпись: «Мастерская радиаторов Боба – лучшее место, чтобы отлить».

Гейл свернула камуфляжную куртку. Дайана подставила ей сумку.

– Подожди! – Она скрылась в туалете и вернулась с аптечкой. Белый пластик был заляпан темными отпечатками пальцев. – Перебинтуем твою ногу как следует.

Они сели на пол, и Гейл смотрела, как сокамерница снимает с ее лодыжки липкую ленту.

– Выглядит не так плохо. – Она смазала ногу каким-то антисептиком, умело обернула марлей и заклеила пластырем. Потом сняла с себя носки и протянула Гейл. – Извини, что пропитались потом. Но ты не можешь ходить вот в этом. – Она подняла окровавленный носок Гейл и оглянулась. – Дай сюда другой.

Гейл сняла второй носок и отдала Дайане. Та свернула испачканный носок, вложила в чистый и только после этого опустила в сумку вместе с изорванными в лохмотья майками. Гейл сидела и смотрела на носки сокамерницы.

– Я не могу их взять. Они нужны тебе самой.

– Я не ранена, – возразила Дайана. – Тебе они нужнее. Давай, надевай и будем сматываться, пока какому-нибудь хмырю не вздумалось завернуть сюда починить радиатор.

Гейл надела носки и зашнуровала ботинки. Дайана билась со своими: их трудно было натянуть на распухшие от долгого бега ноги. Чтоб им! Именно сейчас, когда надо рвать когти, пока новость о двух беглянках из тюрьмы не попала на радио, телевидение и в Интернет!

Они выбрались на шоссе и поспешили дальше. Остановились, когда между ними и мастерской Боба по починке радиаторов оказалось не менее двух миль. И только тогда перешли на противоположную сторону дороги, по которой машины направлялись на юг. Гейл услышала шум приближающегося автомобиля и подняла большой палец. Мимо пронесся фургон, у него на борту было написано что-то о водопроводных работах.

Опять послышался шум мотора, Гейл снова подняла палец. Но и эта машина пролетела, лишь обдала ее ветром. Подошла Дайана.

– Может, мне попробовать?

– Ты когда-нибудь путешествовала автостопом?

– Нет.

– А почему думаешь, что у тебя получится?

Дайана закатила глаза и потрясла головой.

– Для того, чтобы торчать на обочине и махать пальцем требуется специальная тренировка? Отойди в сторону, а я, как тот мальчик из стишка, что ковырялся пальцем в рождественском пироге, посмотрю, на что я способна.

Гейл, отступив, сделала вид, будто поглощена созерцанием указателя с обозначением федерального шоссе номер 209. Разумеется, Дайане повезет больше. Она молодая. Симпатичная. С беспечным видом, который способен развеселить или навлечь неприятности. Гейл почти увидела в ней себя много лет назад – беззаботную, или, лучше сказать, легкомысленную. Как проехала весь Юго-Запад автостопом на втором курсе в университете Оклахомы. И даже осмелилась сочинять стихи в мастер-классе профессора Мэтлин, чьей любимой темой оказалась ярость женщины Юга. Что-то насчет того, как ее возвели на пьедестал, где с ней обращаются вежливо, учтиво, а в то же время считают недочеловеком с неполноценными мозгами, лишают прав и свобод, что приводит южных красавиц в отчаяние. Глупенькие девчонки не могут даже унаследовать состояние отцов.

О чем она думает? Никогда Гейл не была легкомысленной. Наоборот, очень серьезной – целый семестр пыталась представить себя южной девушкой и писала от ее имени совершенно ужасные стихи. Хотя стиль и концовки строк ей не давались, она считала их прочувствованными, иногда даже сентиментальными. А вот с гневом не ладилось. Многое тогда вообще не ладилось. В Белый дом пришел Рейган, и сразу после принятия присяги ему пришлось освобождать заложников в Иране, цены на нефть поползли вверх, Сальвадор не сходил со страниц газет, получил распространение СПИД, умер Боб Марли [26]26
  Марли, Боб (1945–1981) – известный исполнитель и пропагандист ямайского рэгги.


[Закрыть](или, кто знает, может, его убили). Гейл чувствовала, что находится на острие событий, варится в котле американской несправедливости, и готовилась изменить мир.

Скрипнули тормоза, словно разом пропели рожок и туба, и вывели Гейл из забытья. Она подняла голову и увидела, что на обочину свернул большой мусоровоз. «Вы нас звали – вот мы и приехали» – эта надпись была выведена ярко-желтыми буквами на его зеленой кабине. Дайана энергично показывала водителю оба больших пальца и подпрыгивала на месте. Она покосилась на Гейл и дала знак подойти. Грузовик остановился, дверца с пассажирской стороны открылась.

– Вам куда?

– А вы куда едете? – спросила Дайана.

– В Нью-Йорк.

– Вот и нам туда же. – Она улыбнулась водителю.

Тот кивнул:

– Будет тесновато, девочки, но, думаю, уместитесь.

Гейл показалось, что этот человек вышел из 1968 года: длинные, неряшливые волосы, борода, повязка на голове. Майка, «ливайсы». Она вспомнила себя в средней школе. Тогда Гейл видела, как хиппи шатались по городскому парку – в расклешенных на флотско-армейский манер брюках, с плетеными ремешками с бусинками на головах, в ожерельях и браслетах. Куда ни кинь взгляд – всюду символы мира и «варёнка». Когда они проезжали мимо городского парка, мать смотрела на них испуганно и с интересом. Хиппи, глядя на зеленовато-голубой «кадиллак», отвечали ей улыбками. У этого шофера были такие же светящиеся глаза и улыбка хиппи. Гейл посмотрела на помятую кабину и, пропуская Дайану вперед, отступила в сторону. Девушка устроилась на пассажирском сиденье, Гейл втиснулась с ней рядом. Сиденье не было рассчитано на двоих; оно не было рассчитано даже на одного крупного человека. В итоге Дайана оказалась чуть ли не на коленях у Гейл. Та захлопнула дверцу и, чтобы оставить как можно больше места, крепко прижалась к ней.

– Меня зовут Майк, – произнес водитель. – Устроились?

– Конечно, – отозвалась Дайана. – Нам случалось ездить и не в таких стесненных обстоятельствах. – Гейл ущипнула ее за бок, но Дайана продолжила: – Видел номер «человек-змея»? Сейчас это редкость. А раньше показывали в цирке. Когда была маленькой, цирк приезжал в наш город и я ходила туда.

Майк слушал ее вполуха и, включая скорость и выезжая на федеральное шоссе номер 209, поглядывал в зеркальце заднего обзора.

– Там был один тип, так он настолько сложился, что забрался в стеклянный ящик не больше моего аквариума, в котором я держала петушков. Ноги обвились вокруг плеч, руки и голова под туловищем. Невероятно!

Майк покачал головой:

– Не видел ничего подобного. Я вообще не любитель цирка. Мне жаль слонов.

– Я тебя понимаю, – улыбнулась Дайана. – Сама люблю животных.

– А ты нездешняя, – промолвил водитель. – У тебя южный выговор.

– Из Луизианы. Но приехала давно.

На Гейл произвело впечатление, как легко ложь соскакивала с языка Дайаны.

– Не похоже на тамошний акцент. Я много ездил. Возил рис из Техаса. Я бы сказал, что ты как раз оттуда.

– А в Луизиане ты был? – В голосе Дайаны прозвучали злость и испуг.

Секундой раньше Гейл казалось: еще немного, и шофер пригласит ее сокамерницу пообедать. Но теперь ситуация становилась опасной.

– Нет, но слышал, что там говорят по-иному.

– Никогда не заворачивал в Монро, штат Луизиана?

– Я же сказал, нет. – Майк начал выходить из себя.

– Так спроси кого угодно! – с напором воскликнула Дайана. – Очень трудно отличить техасца от жителя Монро. Ты, наверное, имел в виду южную Луизиану, в районе Нового Орлеана.

В манере девушки было что-то угрожающее. Гейл не могла понять, что это ей напоминает. Затем в памяти всплыл Джонсон – его развязный вид и пронзительный взгляд, – и она поняла: так ведут себя копы, когда ситуация выходит из-под контроля и они распространяют вокруг себя ауру абсолютной власти, не сомневаясь (чтобы не сомневались и другие), что они все равно возьмут верх. До того как попасть в тюрьму, Гейл считала, что это манера людей с оружием. Но Джонсон держался так же, хотя надзирателям оружие не положено.

Почему так занервничала Дайана, и это после того, что им пришлось испытать в последние девятнадцать (если считать с ужином в Большом дворе) часов? Странно. Но следовало переломить ее настроение.

Гейл протянула руку и включила радио. Кабину наполнил красивый распев Джимми Дейла Гилмора. Майк поерзал на сиденье, стараясь сосредоточиться на вождении и не обращать внимания на сидящую так близко от него раздражительную особу. Дайана прибавила звук и стала подпевать: «И хотя она разделила его любовь…»

– Он тебе нравится? – спросила она водителя.

– Да, – ответил тот, не отводя глаз от дороги.

Дайана повернулась к Гейл:

– Ты о нем скорее всего вообще не слышала.

– Предпочитаю ар-энд-би. [27]27
  Ритм-энд-блюз.


[Закрыть]Или рэп, когда чернокожий певец всю песню держит себя за промежность и вещает, как уложит всех вокруг из автомата, в секунду разбогатеет и тогда у него будет очень много шлюх и он сможет их избивать, когда захочет. Вот это мой тип музыки.

Майк усмехнулся:

– И мой тоже… – Он был рад поддержать шутку. – Уж это точно. Куда едете, девочки?

– В город, – произнесла Гейл.

– Вы обе работаете у Боба? А где этот Боб? – Водитель покосился, стараясь рассмотреть надпись на майке Дайаны.

Гейл понятия не имела, где этот Боб и в каком захолустном городишке Дайана вышибла дверь Боба. Она почувствовала, что Майк смотрит на нее, но притворилась, будто из-за музыки не разобрала его последних слов.