Текст книги "Разыскиваются полицией"

Автор книги: Ким Уозенкрафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Следи за своим языком, братец.

Дайана перехватила предостерегающий взгляд Эфирда, который тот послал своему старому школьному другу.

– Спокойно, приятель, – отозвался Джимми Рэй. – Я полагал…

– В этом-то и проблема, – перебил его Эфирд и улыбнулся, – что ты полагал. – Он поднял руку, подзывая официантку. – Все готовы выпить по-новой?

– С меня довольно. – Дайана отодвинулась от стола. – Мне пора в комнату для маленьких девочек.

– Постой! – Джимми Рэй встал. – Ты идешь со мной или нет?

– Мне надо быстрее домой. Я совсем никакая.

Эфирд улыбнулся Джимми Рэю:

– Я с ней. – Он поспешно повернулся к Дайане: – Это не то, что ты подумала. Я тоже устал и хочу домой.

Он явно прощупывал обстановку. Дайана направилась в дальнюю часть бара, желая поехать с Джимми Рэем и свести знакомство с его торговцем. Нет, ей не хотелось владеть автоматическим пистолетом, но она была заинтригована. Дело касалось Эфирда. Оказывается, он тоже тайный агент. А она не слышала ни единого намека, хотя обычно в таких ситуациях не обходится без слухов. Вот это новость! Когда весной Эфирд исчез на шесть недель, Дайана, как и большинство в управлении, решила, что его отправили на реабилитацию. Куда-нибудь в Аризону, восстанавливаться после самоубийства Линды. А он под маской торговца наркотиками приобретал дурь в Накогдочесе. Такого добра там наверняка навалом. Крэк, калики… Интересно, как часто раздают подобные поручения? Дайана бы не отказалась от чего-нибудь похожего. Это стало бы огромным шагом к обретению значка детектива, ведь она собирается заниматься юриспруденцией. Дайана не будет спешить, но, когда придет время, выспросит у Эфирда, как можно получить такое задание. Все, что угодно, лишь бы уйти из патрульных.

Когда Дайана вернулась к столику, Джимми Рэй и остальные ушли. Остался Эфирд. Перед ним на столе стояли две «Маргариты». Безо льда. И без соли.

Снаружи был свет. Она ощущала его сквозь закрытые веки, которые казались такими слипшимися и тяжелыми, что потребовалось бы колоссальное усилие, чтобы их просто поднять. Она чувствовала, что не способна на это, но знала: дневной свет где-то есть.

Потом. Она разберется позднее. А пока вновь погрузилась в темноту. За закрытыми веками нарастающая головная боль грозила громом и молниями. Господи Боже! Что же это такое? Она боролась, сопротивлялась, старалась не потерять сознание, даже если не могла открыть глаза. Поняла, что находится не дома. Попыталась определить, на чем лежит. Решила, что на диване: нащупала пальцами грубую ткань, что-то вроде джута, пеньки или мешковины. Раньше она здесь никогда не бывала. В комнате возникло движение, разнесся аромат кофе и – Господи, нет! – туалетной воды Эфирда. Страх помог ей открыть глаза. Лившийся в окна дневной свет резанул по зрачкам, взорвался на сетчатке, полыхнул пожаром в глазах. Она вздрогнула, поежилась, поморщилась и заставила себя вновь поднять веки. Получилось не лучше, но хотя бы удалось удержать глаза открытыми.

Он стоял в трусах около электрокофеварки и наливал напиток в кружку. Поднял, предлагая ей. Она кивнула: да-да, спасибо. Попыталась сесть, однако тело оказалось неготовым подчиняться командам. Почти беспомощная, она осталась лежать. И это не похмелье. Придется сдаться. Подчиниться ситуации. И вскоре она сумеет подняться. Ей удалось посмотреть на себя. Боже! Она лежала в одной майке и трусиках. Эфирд тоже в нижнем белье. Ее джинсы валялись на полу, измазаны чем-то черным. От них воняло нефтью. Скорее спросить и покончить со всем. А затем можно по-настоящему себя презирать.

– Эфирд, – прошептала она.

– Ну, как ощущения?

– Расскажи. Я ничего не помню.

– Твой кофе. Молоко? Сахар?

– И того и другого. Побольше. – Ей казалось, голова вот-вот скатится с плеч и расплавится на полу. – Что, черт возьми, со мной приключилось?

– Не знаю.

– Мы у тебя дома?

Он подал ей кофе и помог сесть. Дайана дрожала, внутри все сотрясалось. Она дотронулась до лба.

– Может, простудилась, заболела? – произнес Эфирд.

– Что было в «Маргаритах»?

– Ничего особенного. Мы выпили по две порции, и все. Черт побери, ты не умеешь пить?

– Что бы там ни было, это не от текилы. – Стараясь собраться с мыслями, Дайана огляделась. – Мы у тебя дома?

– А где же еще?

– Очень чисто.

– А тебе не приходило в голову, что я аккуратный человек?

Ей наконец удалось сосредоточиться.

– Может, я брежу?

Комната была безукоризненно чистой и обставленной по «мотивам Запада». Разумеется, если в том, чем владел Эфирд, просматривался хоть какой-нибудь мотив. Диван, на котором сейчас сидела, а до этого беспомощно распласталась Дайана, деревянный, обитым джутом. На деревянном полу мексиканский коврик, на стене одеяло. На скромной каминной полке над небольшим очагом стояла пара свечей. И стеллаж. С настоящими книгами. Даже в твердых обложках. Дайана никогда бы не подумала, что Эфирд – любитель чтения. Но она никакие могла прочитать названия. Дайана закрыла глаза и вздохнула. Больше всего ее поразил царивший в доме порядок. Вещи не валялись как попало, все на своих местах. Она посмотрела в сторону коридора и ванной комнаты. Эфирд перехватил ее взгляд.

– Это случилось не здесь. Я переехал из того дома.

Дайана виновато вздохнула, раскаиваясь, что проявила любопытство.

– Что произошло?

– Она заперлась в ванной комнате и вышибла свои чертовы мозги. – Эфирд говорил таким тоном, словно рассказывал о лопнувшей по дороге на работу шине.

– Я хотела спросить о вчерашнем вечере, – уточнила Дайана. – Что случилось со мной?

– Не знаю. Ты просто вырубилась. Я вынес тебя на улицу, решив, что свежий воздух поможет. Но ты потеряла сознание. Я уже собрался везти тебя в больницу.

– Я не об этом. Что произошло здесь? Между нами?

Он удивленно, даже обиженно поморщился:

– За кого ты меня принимаешь? Я никогда бы не позволил себе. – Эфирд сел рядом с ней. – И потом, я нисколько не сомневался – тронь тебя, ты мне потом выдашь по полной. – Он улыбнулся и сделал глоток кофе. Его волосы торчали в разные стороны.

Дайана вспомнила о Ренфро. Плохо. Если до него дойдет…

– Ощущение, словно меня накачали наркотиками, – пробормотала она.

– Я бы тоже так решил, если бы не был с тобой. Похоже на какую-то сногсшибательную «дурь». Только минуту назад ты была абсолютно нормальной. Вдруг – бац! И привет. Я еще подумал, если бы ты могла говорить, я бы вызнал все твои секреты. – Эфирд рассмеялся.

Дайана слабо улыбнулась.

– Ты в порядке? – Его голос доносился будто из тумана.

Она заставила себя кивнуть.

– Я отвезу тебя домой, – предложил детектив. – А твою машину переправим позднее.

Дайана с трудом натянула на себя одежду и поплелась за ним на стоянку. Эфирд помог ей влезть в автомобиль. Дайана будто издалека услышала, как он заводит мотор.

Солнцезащитные очки лежали дома на туалетном столике рядом с кроватью. Отлично. Наденет их, когда окажется там. И наконец избавится от этого проклятого дневного света. Когда она пила кофе в квартире Эфирда, то решила, что было раннее утро. Но теперь все выглядело так, словно день уже в разгаре – стояла жара, как бывает часа в три дня.

– Блуберри-Ридж? [10]10
  «Черничный гребень» (англ.).


[Закрыть]Не ошибаюсь?

– Откуда ты знаешь?

Как он выяснил, где она живет?

– Тоже мне секрет! Только слепой не видел машину Ренфро напротив твоего дома.

Справедливо. Нечего воображать бог знает что. Копы в курсе, где живут коллеги. Присматривают друг за другом. У каждого есть в управлении приятели. Люди помнят, какие у кого автомобили, какие адреса у сослуживцев.

– Блуберри-Ридж, – кивнула Дайана. Ей очень хотелось открыть глаза. – С обратной стороны. Западная часть. Номер 212. – Хотя чернику тут не отыщешь. Разве что в супермаркете «Пиггли-Уиггли», что в двенадцати перекрестках от кольцевой.

– Дайана! – Голос Эфирда прозвучал резко. Он крепко сжал ее плечо.

Она с усилием подняла веки. Детектив сидел рядом, расплывался по краям неясным пятном, но она могла его различить.

– Ты в порядке?

– Да, – она снова закрыла глаза, – только устала и хочу домой, отдохнуть.

Она попыталась понять, не голодна ли и пришлась бы ей по вкусу теперь черника. Уж черники-то точно не окажется в ее обычно скудном холодильнике. Она точно знала, что в буфете есть сальса [11]11
  Мексиканский соус.


[Закрыть]и чипсы тортилья, [12]12
  Сухие тонкие ломтики кукурузной лепешки со специями.


[Закрыть]хотя и не первой свежести. Скорее бы попасть домой, избавиться от этого невыносимого света. Боже, что с головой? Дайана хотела заслониться от света ладонями, но руки опустились.

Она почувствовала, что машина остановилась. Эфирд вышел и захлопнул дверцу. Обошел автомобиль с другой стороны и помог вылезти Дайане. Она открыла глаза, заслонилась руками и уставилась в землю, пока Эфирд вел ее по деревянным и бетонным маршам.

Она умудрилась вставить ключ в замок и шагнула в холл.

– Со мной все в порядке. Просто дай мне поспать.

Эфирд остался по другую сторону порога.

– Ты уверена?

Она кивнула и оперлась о дверную ручку, но так, чтобы он не видел.

– Позвони, если что-нибудь понадобится.

– Сколько сейчас времени?

– Почти четыре.

– Черт!

– Отдохни и придешь в себя.

– Я сегодня дежурю в ночь. В десять тридцать должна быть на инструктаже.

– Скажи, что заболела.

– Наверное, придется.

– Позвонить тебе? Разбудить?

– Позвони в девять. Все зависит от того, как буду себя чувствовать.

– Договорились. – Эфирд снова посмотрел на нее и даже наклонился, чтобы заглянуть в глаза.

Дайана постаралась выдержать его взгляд, сознавая, что поездка в больницу станет лишь формальностью и не добавит ничего хорошего ее послужному списку.

– Не беспокойся обо мне. Я бы только хотела выяснить, кто это сделал, зачем и каким способом.

– Именно это я и собираюсь выяснить, – кивнул Эфирд. – Жди моего звонка в девять.

Дайана закрыла за ним дверь. Губы еле шевелились. Пальцы казались распухшими. Она прошла в кухню, встала перед холодильником и наслаждалась идущим изнутри потоком прохладного воздуха. Внутри оказалась пицца, парочка буррито [13]13
  Свернутая пирожком кукурузная лепешка с начинкой из жареных бобов.


[Закрыть]и баночка со взбитыми сливками, которую она купила в «Харбинджерс», когда последний раз дежурила ночью. Дайана намеревалась съесть ее утром с печеньем, но когда утром открыла холодильник, то обнаружила, что там нет ни печенья, ни пончиков. Надо было подумать раньше. Или взять привычку составлять список необходимых продуктов. Многие так делают. Составляют списки. Ведут организованную жизнь.

Дайана подумала о тайленоле, но затем вспомнила, что недавно читала, как губительно он сказывается на печени, если его принимают, чтобы избавиться от головной боли, вызванной непомерным количеством спиртного. Но она не принимала непомерного количества спиртного. По крайней мере сама так считала. Однако не собиралась рисковать. Закрыла холодильник. Двигалась медленно, но движения ей удавались.

В постель. Заснуть. Окунуться в темноту. Это все, что требовалось.

Спальня была оазисом полумрака – солнце не пропускала в комнату приклеенная к стеклу пленка. Дайана поставила термостат на девятнадцать градусов и услышала гудение снаружи центрального кондиционера. Сбросила одежду и забралась между прохладными хлопчатобумажными простынями. Натянула до подбородка одеяло и засунула руки под подушку. Голову давило, но не так болезненно, как раньше. Она не болела, а пульсировала.

Дайана посмотрела на телефон на прикроватной тумбочке. Теперь спать. Эфирд ее разбудит, и она пойдет на работу.

На панели автоответчика мигал сигнал. Наверное, Ренфро. Дайана не представляла, что скажет ему. И чего не скажет. Если некий человек подсыпал ей в напиток какую-то дрянь, что ж, это не более фантастично, чем когда мать нанимает пару болванов, чтобы те освистали ее дочь во время главных школьных соревнований. Дайана была далека от мысли, что ее пытались убить. Просто хотели напугать. Кто? Не исключено, что Эфирд. Или Джимми Рэй. Любой за столом. И, как обычно, главный вопрос – зачем? Странно, но ее успокаивала мысль, что это не подонок-шериф. А ведь Дайана считала, что он – ее единственный враг.

Она смотрела на моргающую лампочку автоответчика.

Вспышка, вспышка, вспышка.

Дайана закрыла глаза. Она встретится с Ренфро на инструктаже. И, видимо, все расскажет ему, хотя до последнего момента станет сомневаться, как ей поступить.

Глава шестая

Дверь камеры с треском распахнулась. Гейл спросонья вскочила, не понимая, где находится, пока в просвете между решетками не разглядела Джонсона, который заводил к ней молодую женщину.

– Что за… – начала она, но тот остановил ее взглядом и нахмурился.

– Разберемся потом, – буркнул он. – Мне некуда поместить ее.

– А туда? – спросила Гейл и ткнула пальцем в стену камеры Родент.

– Познакомься со своей новой соседкой, – строго произнес Джонсон, закрыл дверь камеры и двинулся прочь по коридору.

Гейл вздохнула и улеглась на койку. Женщина стояла у двери и так смотрела на верхние нары, словно надеялась взглядом прожечь в них дыры. На вид ей двадцать лет. На руках сохранились следы от наручников. Она швырнула скатку на койку, развернула постель, забралась сама и рухнула на матрас. Гейл смотрела на нары над собой.

– Черт! – Тягучий акцент смягчил слово, но не скрыл злости новенькой.

Гейл ждала, что девушка начнет исповедоваться, и прикидывала, какое отношение к правде будет иметь ее рассказ.

– Я провела в этом проклятущем автобусе тринадцать чертовых дней! Неужели необходимо тринадцать долбаных дней, чтобы доехать из Бомонта, штат Техас, в этот хрен-знает-где, штат Нью-Йорк? Ведь я не ошибаюсь, это штат Нью-Йорк?

– Сандаун.

– В Сандаун. Что это еще за дерьмо?

Гейл улыбнулась. Судя по характерному тягучему произношению, женщина была явно из Техаса или близлежащих мест. Она замолчала. Гейл слышала, как новенькая старалась сдержать дыхание. Что это ей взбрело в голову, что камера больше дня останется в ее распоряжении? Тюрьма забита под завязку.

Наступила тишина. Затем наверху послышался шорох – новенькая устраивалась поудобнее.

– Дизельная терапия, – произнесла Гейл.

– Что?

– Здесь это так называется. Заключенную мурыжат в автобусе много дней подряд – везут, можно сказать, не спеша. Кому-то в голову пришла светлая мысль: проведешь столько времени в автозаке и смиришься с любыми порядками того места, куда попадешь.

– Гнусные извращенцы!

Гейл не могла вспомнить, сколько у нее сменилось сокамерниц, но не сомневалась в одном: ее нисколько не тянуло к полуночной беседе. Сокамерницы приходили и уходили. А она оставалась.

Откуда-то сверху послышался смех. Невеселый. Гейл повернулась лицом к стене, надеясь, что девушка на нарах над ней поймет, что время задушевного чаепития уже миновало.

В тишине опять раздался короткий смех и замер. Сокамерница кашлянула. Гейл ждала, но ничего не последовало. Она закрыла глаза, призывая сон. Минуты бежали одна за другой. Гейл ненавидела, когда у нее возникало ощущение времени: минут, секунд.

– Кстати, – проговорила новенькая, – меня зовут Дайана.

Гейл не ответила.

Дайана лежала на верхнем ярусе нар на животе, затем повернулась на бок. Матрас был до такой степени спрессован, что местами казался не толще листа бумаги на металлическом каркасе. От подушки несло заплесневелым пером, не иначе ее именно этим и набили. Но по крайней мере теперь у Дайаны появилась возможность растянуться, и ее больше не трясло в воняющем выхлопными газами автозаке. Она гадала, кто та женщина, которая спит на нижнем ярусе? За что здесь? А что, если она узнает, что Дайана служила в полиции, и пришьет ее? Следовало соблюдать осторожность – следить за языком, за тем, как обращаться к соседке, как вести себя. Следить за каждой мелочью каждую минуту бодрствования. Она вспомнила Эфирда и Джимми Рэя. Как бы они повели себя в подобной ситуации? Если ее спросят, за что посадили в тюрьму, надо придерживаться указанной в деле версии: хранение кокаина с целью продажи.

Дайана огляделась в полумраке. Шлакоблочные, окрашенные в светло-зеленый цвет стены. Цементный пол, в середине сток. Помещение можно мыть из шланга, как камеру предварительного заключения в полицейском управлении. Сколько подозреваемых она доставила туда! Пьяницы и наркоманы, грабители и воры, насильники, дебоширы из бара и избивающие жен мужья. Бывало, она сидела в канцелярии, печатала бумаги, передавала арестованных охранникам и возвращалась на улицу. А вот теперь заняла место своих подопечных. Однажды она подшучивала над братом, потому что тот читал книгу о мистицизме Эдгара Кейси, а он ей сказал: карма соответствует сущности человека. Только это оказалось неправдой. Ее сущность не предполагала, что придется соответствовать этому месту, – все было подстроено некоей третьей силой, не имевшей ничего общего с воздаянием, и тем более с самоусовершенствованием.

Она была повинна в том, что она сидела в бетонной камере с железными решетками, окруженная такими же камерами с осужденными. Это так же верно, как то, что на нее надел наручники агент из управления по борьбе с распространением наркотиков, который не видел ничего дальше собственной задницы, зато отлично подчинялся приказам: слушаюсь, сэр, рад стараться, сэр.

Хорошо, что не пристрелил ее на месте. Или она его.

Все произошло, пока она спала. С тех пор как Эфирд привез Дайану домой, миновало не более двух часов. Сон пришел не сразу, но потом она окунулась в нереальность и продолжала погружение в тошнотворную глубину. Свистяще громыхнуло – это входную дверь сорвали с петель, и Дайана одним движением вскочила с кровати. Схватила пистолет и заняла позицию в гостиной, готовая выпускать пулю за пулей, пока не опустеет магазин. И вдруг увидела двух мужчин в синем. Один из них закричал: «Управление по борьбе с распространением наркотиков! Ни с места! Управление по борьбе с распространением наркотиков! Оружие на пол! Лечь! Руки в стороны!» И еще множество команд, которые он выкрикивал настолько быстро, что Дайане не оставалось ничего иного, как медленно, очень медленно опустить свой девятимиллиметровый пистолет и, осторожно нагнувшись, положить его на пол.

Незнакомцы не двигались, стояли, направив на нее стволы. Дайана подошла к дивану, взяла шерстяное одеяло с изображением солнца, луны и планет и, скрывая свою наготу, завернулась в него.

– Я служу в полиции, – заявила она. – Мое удостоверение в задней комнате.

– Мы знаем, – ответил один. – У нас ордер на обыск.

Она села на диван. В это время сквозь разбитую дверь вошел третий агент, наклонился и опасливо подобран пистолет Дайаны.

– Предъявите мне ордер. Я желаю видеть ордер.

Формальности были соблюдены. Тайный агент, надежность информации которого подтверждал один из предъявивших ордер сотрудников, сообщал, будто в течение последних двадцати четырех часов он некоторое время присутствовал в квартире Дайаны Уэллман по адресу Блуберри-Ридж, 212, расположенной в округе Брирд, штат Техас, где собственными глазами видел значительное количество белого порошка и определил его как кокаин. Подписано судьей Уинстоном Л. Смитом из окружного суда.

Дайана отдала ордер агенту.

– Туфта. Подстава, и вы прекрасно об этом знаете.

Агент не сводил с нее глаз – ждал, как она поступит. Начнет буянить – придется утихомиривать. И тут Дайана сообразила, что ворвавшиеся в ее дом люди не в курсе, что попались на обман. Решили, что все это чистая правда и они накрыли с поличным полицейского-оборотня.

Дело заняло не много времени. Один агент сторожил Дайану, а двое других с величайшей осторожностью копались в вещах, точно выбирали в антикварной лавке особенный подарок.

Вскоре один добрался до кухни и, стоя перед холодильником, благоговейно прошептал:

– Бог ты мой!

В морозильнике лежал пакет «Зиплок» [14]14
  Товарный знак пластиковых пакетов, которые можно герметично закрывать при помощи специальной застежки.


[Закрыть]с комочками белого вещества.

– Что там? – спросил, оборачиваясь, тот, что охранял Дайану.

Она замерла, не сводя глаз с пакета. Ее здорово подставили.

– Иди посмотри, – отозвался стоящий рядом с холодильником мужчина. – Сдается мне, что это кокаин. – Он потряс пакетом. – От десяти до пожизненного.

Дайана почувствовала, как что-то переворачивается у нее внутри – некая ее часть сжалась в пружину, но мгновенно превратилась в жидкость и испарилась. Она была не в силах пошевелиться. Сидела на диване, завернувшись в одеяло с изображением солнца, луны и планет. Когда Ренфро увидел Дайану в таком виде, то обозвал ее хиппи. Сидела и не двигалась. Полностью, абсолютно, бесповоротно в дерьме, и притом безоговорочно, официально оболганная…

Странный звук вернул ее обратно в клетку. Казалось, где-то дальше по коридору безуспешно пытались завести цепную пилу. Нет, человеческое существо не способно издавать подобные звуки. Храпела женщина. Храпа такой мощи Дайане не приходилось слышать. Он резал ухо, словно зазубренный колотый лед.

Оказывается, все правда. Она находилась в камере федеральной тюрьмы, и с этим ничего не поделать.

Невероятно!

Но так оно и было. И устроил это один человек.

Дайана подумала: «И где же он, наш выдающийся шериф округа Брирд Гибсон Эзра Лоув, сильный мира великого штата Техас, у которого вместо серого вещества дерьмо и кому явно бы пошло на пользу промыть мозги?»

После отказа в ответ на ее просьбу об условно-досрочном освобождении Гейл словно впала в оцепенение. Она жила в воображаемом мире, единственно реальном, и расширившимися от ужаса глазами созерцала окружающий ее кошмар. Еще двенадцать лет! Нет, она не вынесет. Она не хочет этого выносить. Ее новая сокамерница держалась на расстоянии. Слава Богу. С той первой ночи они едва перебросились несколькими фразами. И ближе всего оказывались друг к другу в четыре дня, когда обеим следовало подойти к решетке на перекличку. Гейл умела сходиться с сокамерницами, но на сей раз ей было безразлично. Иногда она ненадолго проникалась сочувствием к соседке, но недостаточно, чтобы пригласить за свой стол во время еды или помочь ей с официальными бумагами – Дайана собирала документы, надеясь на пересмотр дела. Они скапливались на маленьком столике в углу камеры, и новенькая билась над ними, стараясь разобраться в юридическом жаргоне. Наверное, она помогла бы, если бы Дайана попросила.

Что она чувствовала? Большую часть времени ничего. Ей стало на все наплевать. И на всех. Она готовилась.

Дни бежали за днями. Ночи сменяли друг друга. Однообразие унижало. С понедельника по пятницу она оставляла Дайану в камере и с бригадой озеленения выходила из ворот тюрьмы. Вскоре ее соседка предстанет перед судом и после того, как ей вынесут приговор, получит работу. Здешние обитатели не спешили и не старались повышать производительность труда – и у заключенных, и у охраны времени было вдоволь. Казалось, чем больше его потратишь впустую, тем медленнее оно станет тянуться – перевернутая шиворот-навыворот теория относительности. У некоторых – по большей части у охранников – валандаться без дела считалось естественным даром. Другим приходилось этому учиться. Попадались и такие, кто довел это умение до искусства.

Гейл и за решеткой вела себя так, точно жила в большом мире. И в этом смысле бригада озеленения оказалась приятным назначением. Здесь она сажала растения, но могла бы этим же увлекаться на досуге, если бы жила на свободе.

Сегодня она копалась в земле, вытаскивала личинок и давила между камнями. Гейл никогда не нравилась эта работа, просто ею следовало заниматься, чтобы сохранить посадки. Но сегодня Гейл представляла, что личинки – это пальцы уважаемого мистера Лэнгхеда, государственного обвинителя, те самые пальцы, что держали микрофон, в который он надиктовал письмо. Его секретарь забил письмо в государственный компьютер, государственный принтер в приемной господина Лэнгхеда плюнул на бумагу специальным порошком, и на ней образовались слова, настолько запугавшие достойных членов комиссии по условно-досрочному освобождению, что те решили отказать Гейл.

Отказали ей в свободе.

Хорош, пора тормознуть. Она давила личинок и ухмылялась печальной иронии судьбы – работа принесет ей освобождение. Сейчас не время менять свое поведение и таким образом приковывать к себе внимание. Работай, как обычно, с грустинкой, но без опустошения. Если надзиратели заметят, насколько ты опустошена, они начнут к тебе приглядываться. Надо показать, что Гейл искренне исправилась и приняла все правила и причуды системы.

И еще: Гейл не хотела упустить льготы, которые давала работа в бригаде озеленения. Здесь постоянно шли какие-то махинации. Раз в пару недель одна заключенная, контрабандистка марихуаны, Хиллари, направляла свой трактор к границе стодвадцатиакровой тюремной зоны и косила траву до тех пор, пока не оказывалась у огромного клена, росшего на этом месте не менее двухсот лет. У подножия дерева она находила мешок для мусора, брала и накрепко привязывала к сиденью. А потом отдавала заключенной Лизе, которая отвечала за порядок в доме надзирателей, старом каменном здании с пристройками и множеством кустов роз. Розы имели свои имена, например Пенелопа, Корнелия, Фелиция. Гейл больше других нравилась Балерина, она была совершенно не похожа на розу: с широкими плоскими белыми лепестками, лишь слегка тронутыми по краям красным. Когда Лиза звала Гейл за ее долей, та, прежде чем последовать за ней в сарай, замедляла шаг, чтобы полюбоваться цветами. Постепенно, в течение рабочей недели женщины переправляли содержимое мешка через задние ворота. Охранники, как правило, ограничивались небрежным охлопыванием по одежде, но всегда существовала возможность, что кого-нибудь вытащат из строя на шмон.

Таким образом, женщины умудрялись доставлять в тюрьму бумажные деньги, водку, наркоту, косметику, хорошие канцелярские принадлежности, гостиничные швейные наборы (куда входили миниатюрные ножницы, которые почти ничего не резали, но все-таки были лучше, чем ничего), ручки-фонарики (с ними так удобно читать по ночам под одеялом, когда выключают общий свет), ароматизированные свечи, благовония, шампуни на травах, кремы, лосьоны и витамины. Все, что нельзя приобрести в тюремной лавке.

Солнце сияло и приятно грело спину. Гейл бы многое отдала, чтобы прийти сюда рано и увидеть восход. Хотя бы раз. Если ей суждено мотать срок, лучше заниматься этим на свежем воздухе. Может, пора прекратить проносить вещи в ворота? Случись провал, и ее засадят в четырех стенах. Например, в кухне. Или в прачечной. Гейл нравилась ее добровольная работа по вечерам в библиотеке, но она не представляла, как обошлась бы без регулярных выходов. Она открыла водопроводный кран и дождалась, пока бьющая из шланга струя станет ледяной. Попила, наклонилась и намочила волосы.

«Зеленые ошметки крысиных кишок, убитой обезьяны мяса клок, облако жуткой вони и ноги симпатичного маленького пони». Обрывки стишка из начальной школы звучали в голове Дайаны, когда она поднимала на стол огромную кастрюлю из нержавеющей стали с нераспознаваемой белесой бурдой. Зеленые ошметки крысиных кишок…

– Уэллман!

Дайана повернулась и увидела средних лет мужчину в белом; его имя было вышито красными нитками на левом нагрудном кармане рубашки: Карл. Он носил передник, который некогда считался белым. Лицом Карл напоминал мопса, к тому же сходства добавлял катышек жевательного табака под верхней губой. Он подозрительно смотрел на Дайану.

– Ты когда-нибудь работала на предприятиях общественного питания? На воле?

Она покачала головой.

– Вымой руки! – бросил Карл. – Хоть это-то ты должна знать. Остальному я научу.

Бесстрашная перед ликом глупости Дайана кивнула. Мимо прошел заключенный с банкой «Кулэйда». [15]15
  Порошок для быстрого приготовления фруктовых прохладительных напитков.


[Закрыть]Только это был не настоящий «Кулэйд», а какая-то генетическая разновидность. Но именно такой им приходилось пить каждый день. Дайана уже выучила: один день красный «Кулэйд», на следующий – зеленый, затем снова красный. И так далее. А иногда – оранжевый.

– Закончишь загружать стол – и марш в посудомоечную. Там твое место во время обеда.

Дайана отправилась в кухню за новой кастрюлей.

Ее первый рабочий день. До этого она сидела в камере, закопавшись в бумагах, и пыталась найти способ доказать, что ее подставили. Вполне вероятно, что те пятьдесят пять граммов содержали наркотик, но лишь минимальную дозу, чтобы состав считался незаконным. Впрочем, любое количество, даже след наркотиков, уже подпадает под статью. Но это все-таки лучше, чем восьмидесятипроцентный кокаин. Даже ее тупица-адвокат поверил. Хотя какое это имело значение? Вопрос в том, чтобы заключить наивыгоднейшую сделку. Иначе можно было получить пожизненный срок без права условно-досрочного освобождения. Дайане предложили двадцать лет. Адвокат советовал согласиться. Она согласилась. Дайана понимала, что адвокат прав: сейчас она примет их условия, а бороться начнет позднее. Пожизненное заключение без права досрочного освобождения – медленный смертный приговор.

Хорошо, что на воле был Ренфро. Он отправил ей все, что сумел откопать, чтобы разобраться в ее деле. Рисковал потерять работу, посылая письма под фамилией умершего юриста с пометкой «Юридическая почта». Это означало, что тюремные копы не имели права вскрывать их, и Дайане доставляли нераспечатанные конверты. Она отчаянно хотела позвонить ему, однако не решилась рискнуть. Устраивалось выборочное прослушивание телефонных звонков заключенных, и начальник полиции в Болтоне сразу узнал бы, если бы засекли, что она говорила с Ренфро. Да и к телефону всегда стояли длинные очереди. Ждать приходилось не менее получаса. Дайана едва сдерживалась, чтобы не позвонить и не спросить, где находится стенограмма процесса над Черчпином. Может, на столе какого-нибудь судебного репортера ждет расшифровки.

Дайана волокла на стол огромный четырехугольный чан с фасолью, и ее так и подмывало бросить его на пол и посмотреть, как взлетят вверх зеленовато-коричневые, пропитанные влагой фасолины, а затем раскатятся по красным плиткам. Как отреагирует Карл? Прогонит ее? Поставит на ассенизацию? Она не против. Ей не впервой иметь дело с дерьмом.

Когда Карл пришел в посудомоечную, Дайана насквозь промокла от пота и горячей воды, ее тошнило от выскребания бадеек с недоеденной пищей, которую и едой-то трудно назвать.

– Уэллман!

Она обернулась. Карл держал в руках клочок желтой бумаги.

– Тебя желает видеть человек, который управляет твоим делом. [16]16
  Совокупность действий судьи, предшествующих решению или вынесению приговора.


[Закрыть]Поторопись!

Дайана сняла желтые резиновые перчатки, зеленый резиновый передник, увернулась от Карла и выскользнула из посудомоечной.

Человек, который управляет ее делом… Мистер Иджер мог бы сойти за младшего брата Карла, хотя в отличие от него накачивался и следил за своей внешностью. Он пригласил Дайану сесть на стул напротив своего исключительно аккуратного стола.

– Вы служили в полиции?

Она почувствовала, как ее желудок скручивается в тугой узел.

– Да, – промолвила Дайана.