Текст книги "Разыскиваются полицией"

Автор книги: Ким Уозенкрафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Гейл отвернулась от окна. Дайана уставилась в телевизор и, нажимая кнопки на пульте дистанционного управления, переключала каналы. Один вопящий ведущий сменял другого. Но вот наконец возникло изображение тюрьмы и заключенного в хаки, которого вели к центральным воротам. На сей раз диктор не говорил, а шептал: «…и вот в десять наступает долгожданное время выхода на волю. Добро пожаловать в свободный мир…»

Гейл снова посмотрела в окно. Диктор объявлял программу передач на вечер. Свободный мир… Н-да… Жизнь на воле.

Человек с документами пришел и ушел. Он был похож на страховщика. Принес им водительские удостоверения с новыми фамилиями и фотографиями и сказал, что паспорта тоже скоро будут готовы. Он быстро вытащил все необходимое и терпеливо ждал, пока женщины разбирали упаковки фирмы «Л’Ореаль», которые он им принес. Гейл превратилась в блондинку, а Дайана стала рыжей, но не яркой, а естественного оттенка. Гейл не поняла, что предлагает им курьер, когда тот протянул два мобильных телефона размером три на четыре дюйма и едва ли в дюйм толщиной. Шестьдесят минут разговора уже оплачены. Следовало использовать это время и выкинуть аппараты. Нечего жалеть – безопасность важнее. Это разовый товар. Выкинуть и купить новые. Гейл спросила, имеется ли возможность проследить разговор, и курьер ответил, что аппараты не удастся ни с кем связать. Засечь телефон можно, но нет шансов определить, кому он принадлежит. К тому же их столько развелось в последнее время – и в сети, и действующих в данную минуту, – что у федералов физически нет времени узнать, какие из них служат плохим парням. К тому времени, когда им становится это известно, телефон уже отработал свое и покоится где-нибудь на свалке, а его прежний владелец приобретает новый с другим номером.

Гейл ощущала тяжесть, ее гнуло к земле, будто планета замедлила скорость вращения и увеличилась сила притяжения. Ее мучил вопрос: где теперь Том? Хотя она знала ответ – в тюрьме. Но в какой и на каких основаниях? Гейл надеялась, что за него внесут залог и он выйдет на свободу до того, как состоятся слушания об аннулировании условно-досрочного освобождении и замене его лишением свободы. Потому что потом он, несомненно, окажется за решеткой. И будет вынужден как нарушитель условий освобождения полностью отбыть свой срок. Том сделал это ради нее. Увел за собой преследователей. Пожертвовал свободой, чтобы она успела убежать. Теперь ему предстоит провести два года в тюрьме. Гейл не могла этого постичь, осознать глубину его поступка, силу любви. Степень преданности. Но могла прочувствовать, и это воодушевляло ее, подбадривало, давая силы сохранить стремление остаться на свободе.

Солнце низко висело над куполообразной крышей большого торгового центра. Перед ним на подъездной дороге к магистрали располагались более мелкие торговые ряды. Можно было бы туда заглянуть. Но, похоже, в этом городе никто не ходил пешком. До сих пор Гейл не заметила ни одного пешехода.

– Давай возьмем напрокат машину, – предложила она.

Дайана приглушила звук и воскликнула:

– Ты представляешь, какое там пекло?! Июль в Техасе, дневная жара. Можно пойти попозже.

– Лучше займемся этим сразу. Без автомобиля я ощущаю себя очень уязвимой.

Они сели в автобус, совершающий рейсы в международный аэропорт Далласа, и через полчаса езды мимо выбеленных солнцем стрип-моллов и жилых домов, на которых там и сям пестрели рекламы самой выгодной в этом месяце распродажи жилья, или объявления, что та или иная квартира свободна, или условия аренды на два года, оказались за городом. Но поля тянулись недолго – вдоль дороги опять появились торговые ряды и похожие на пакгаузы склады, приземистые массивные строения с бытовыми товарами, ковбойскими сапогами, мебелью, электроникой. Гейл удивлялась такому невероятному количеству магазинов. Чем там торгуют, без чего она обходилась почти двадцать лет? В ее распоряжении были в основном еда и книги. Бумага и авторучка. И это, как она считала, сохранило остроту ее мышления. Остроту, позволяющую осознать, что все увиденное на воле – это непристойность, американский стиль.

В автобусе они с Дайаной были вдвоем и сели подальше от кабины, чтобы их не слышал водитель. Хотя ему не было до них никакого дела. У него работала портативная двусторонняя рация, и он трещал в нее как из пулемета то ли на арабском, то ли на урду. Ничего не замечал, кроме движения на дороге и своей рации.

Гейл повернулась к Дайане:

– Там, где ты выросла или работала, так же?

– И да, и нет. – Дайана посмотрела в окно, словно боялась ошибиться в сравнении. – Там, где я выросла, совсем маленький городок. Очень бедный. Ничего похожего на это. Бакалейная лавка, аптека, церковь. Церковный благотворительный магазин, почта, бензозаправочная станция. Вот, кажется, и все. А там, где я работала… Да, во многом напоминает Даллас. Конечно, не так много дорог, и город не настолько велик, как Даллас и Форт-Уэрт в районе Метроплекс…

– Знать бы еще, что это значило.

– …но и там все это присутствует: «Синеплекс», [47]47
  Многоэкранный кинотеатр.


[Закрыть] «Хоум дипо», [48]48
  Магазины по продаже строительных и отделочных материалов.


[Закрыть] «Уол-март» [49]49
  Универсальные магазины, где продаются товары по ценам ниже средних.


[Закрыть]и прочее.

– Тоска зеленая…

– Но по крайней мере можно сходить в кино. Когда я была девчонкой, до ближайшего кинотеатра приходилось добираться тридцать миль. Так и жили, пока не провели в Овертон кабельное телевидение.

– Я подумываю, не податься ли на Запад. – Гейл испытующе посмотрела на Дайану, но лицо девушки осталось непроницаемым.

– Куда?

– Пока не решила. Для начала в Нью-Мексико. Если там не понравится – в Аризону. Буду пробовать одно, другое, пока не найду то, что требуется, или не доберусь до побережья Тихого океана.

– Я бы тоже не отказалась.

– В самом деле?

– Это было бы очень разумно.

Гейл наклонила голову.

– И очень весело, – добавила Дайана. – Мы с тобой несколько месяцев сидели в клетушке восемь на десять. Пора взглянуть на большой мир.

– Речь не идет о чем-то долгосрочном, – улыбнулась Гейл. – Но я считаю, мы должны друг на друга полагаться, пока… как бы лучше выразиться… не наступит некоторая стабильность.

– Рассчитывай на меня.

– Вот и отлично. Нам надо выбрать ближайшее место, где можно достать новые документы, и это, конечно, не Чикаго. В каком направлении мы собираемся двигаться и что станем делать?

– Ты намерена смотаться из Техаса, – помрачнела Дайана.

– Это вообще не вопрос, – произнесла Гейл. – Нам необходимо смотаться из Техаса. А тебе в особенности. – Она заметила, что глаза Дайаны наполняются слезами, и обняла ее за плечи. – У тебя нет выбора.

Девушка кивнула, а Гейл почувствовала, как под ее рукой безвольно опустились плечи подруги. Похлопала Дайану по спине, шутливо провела ладонью по ее рыжим волосам.

– А тебе идет этот цвет.

– Спасибо. – Дайана покосилась на водителя и, убедившись, что тот всецело поглощен дорогой, смахнула слезы с глаз.

– Так ты со мной?

– Мне надо подумать. Ты же не собираешься срываться с места и покидать отель сегодня вечером?

– У меня нет конкретного плана. Не знаю, как кажется тебе, но я считаю, что все складывается неплохо. Мы оторвались от погони, по крайней мере на данный момент. После событий позапрошлой ночи имеем право остаться еще на сутки и передохнуть. Хотя, честно говоря, я бы предпочла оказаться где-нибудь подальше отсюда.

В аэропорту на них никто не обратил внимания. Женщины взяли напрокат машину и успели вернуться до заторов, которые, если верить радио, должны были начаться еще до четырех часов дня.

Они не пробыли в номере и десяти минут, как Гейл решила сходить в магазин на противоположной стороне дороги.

– Нам нужна одежда, – заявила она. – И спортивная обувь.

– Неужели захотелось побегать? – Дайана приняла излюбленную позу – легла на живот, подсунула под подбородок подушку и взяла пульт дистанционного управления.

Гейл покачала головой:

– Хочу иметь на всякий случай подходящие кроссовки. Такие ситуации возникают, когда их меньше всего ожидаешь.

– Ничего подобного больше не случится. Не должно.

– Я же сказала: когда меньше всего ожидаешь.

– Поедешь на машине?

– Хотела прогуляться пешком.

Дайана усмехнулась:

– На улице слишком жарко. Я лучше посижу в отеле.

Она бы легко выдержала жару, но не хотела рисковать привлечь внимание к себе и Гейл. Они находились в паре сотен миль от Болтона, но, как знать, кто-нибудь мог приехать в Даллас навестить кузину, завернуть в магазин и заметить ее. Да, узнать ее непросто, однако рассчитывать на это она бы не стала. Дайана поняла, что так будет всегда, пока она остается в Техасе или где-нибудь поблизости.

– Хочешь что-нибудь конкретное? – Гейл смотрела телевизор стоя.

Дайана приглушила звук и читала новости об их побеге на бегущей по нижней кромке экрана строке. Полицейский оператор сделал несколько потрясающих кадров из вертолета: прожектор выхватывает из темноты Тома, тот стоит посреди поля и как сумасшедший размахивает руками. Пальцы на экране размыты – нельзя показывать по телевизору непристойности.

– Купи мне «левайсы» и рубашку. У меня десятый размер.

– А обувь?

– На твой вкус можно полагаться?

– Больше чем на твой, моя радость. Какой размер?

– Восемь с половиной. Что-нибудь на дутой подошве.

– Хорошо.

Дайана с выражением неподдельной скуки на лице вновь улеглась на кровать.

Гейл взяла ключи, только это были не обычные ключи, как раньше, прицепленные к пластмассовому квадратику с номером комнаты, названием отеля и адресом. Прежние ключи она помнила с тех времен, когда путешествовала с родителями. Теперешние были больше похожи на кредитную карточку, но пластмасса мягче и гибче. Нигде никаких указаний, какой номер открывает данный ключ. Лишь стрелка, чтобы не перепутать конец, который следует всовывать в замочную щель.

Дайана заметила, с каким выражением ее сокамерница смотрит на ключи, и спросила:

– Что случилось?

– Сама не знаю. Иногда накатывает. Появляется ощущение, словно дежа-вю наоборот. Будто меня перенесли в будущее, только это не будущее, а настоящее. Странно. Так все переменилось.

– Это называется карточка-ключ, детка. Как та, что открывает взятый напрокат автомобиль. Предполагается, что это остановит воров, но ты уже слышала мои занудные теории насчет замков и грабежей.

– Эксперты, видимо, с тобой не согласятся.

– Эксперты варятся в теориях. Они прекрасно понимают, что новомодные замки не уберегут от воров, лишь заставят их совершенствовать свое мастерство. Все это вспомогательные средства для поддержания у рядового гражданина иллюзии безопасности. Ведь ему каждый вечер сообщают в новостях, какая опасность подстерегает его за каждым углом. Но это срабатывает.

– Спасибо, утешила. – Гейл опустила карточку-ключ в сумку, где лежал ее новый мобильный телефон. – Я чувствую себя нашпигованной всякими хитроумными штуковинами.

– Не то еще увидишь. Приятного похода в магазин.

Насчет жары Дайана оказалась права. Когда Гейл дошла до магазина, пот лил с нее градом. Поток холодного воздуха в здании моментально потеплел, когда натолкнулся на обжигающий вихрь, ворвавшийся в дверь вместе с Гейл. Она миновала следующий ряд дверей и ощутила на коже прохладу, которая словно сознательно набрасывалась на выступившую на шее и под мышками влагу.

Универмаг оказался огромным, бесконечная вереница магазинчиков, где продавалось все, что необходимо, и все, что можно пожелать. Гейл шагала по широкому, вымощенному плиткой проходу, и здравый смысл подсказывал ей, что вещи, которые она видела вокруг, никому не нужны. Существовала обратная зависимость между бесполезностью, уродливостью и ценой, хотя Гейл старалась не судить субъективно. Если изображение играющих в покер собак на черном бархате кому-то казалось вершиной художественного мастерства, почему она должна утверждать, что это барахло? Гейл искала обувной магазин, и у нее возникло странное ощущение, что она оказалась в некоем потребительском зазеркалье. «Мьюзак» [50]50
  Система трансляции музыки в ресторанах, магазинах и клубах.


[Закрыть]действовала угнетающе, огромные кондиционеры наполняли воздух едва различимым гудением, и от этого появлялся страх, что проектировщики допустили ошибку и здание вот-вот рухнет. А поднимавшийся из закусочной запах, где над источающим испарения прилавком висели кричащие эмблемы, а за прилавком стояли скучающие прыщавые, бросившие школу лоботрясы, наводил на мысль, что кошерная еда в тюрьме была не так уж плоха. В голове вертелась фраза – Гейл слышала, как ее пел хор в Бойсе: «…свободная земля, вотчина храбрецов…» Славословие. И все опять сначала. Гейл попыталась мысленно приглушить звук, раз не получалось избавиться от нее вовсе. Ничего не вышло. Решила перебить другой мелодией. Но на ум пришла одна-единственная: «…буль-буль, лей-лей, пей, не жалей». Она вертела головой по сторонам: где тут продают спортивную обувь? И наткнулась на магазин «Найк». «Галочка» [51]51
  Росчерк в логотипе компании «Найк»; символизирует взмах крыла греческой богини Ники.


[Закрыть]этой компании стояла буквально на всем, наверное, если приглядеться ясным вечером, даже на луне. Покупать кроссовки с таким логотипом против убеждений Гейл. Он символизирует дешевую рабочую силу, потогонные цеха в зарубежных странах и самую стильную, самую крутую обувь. Но она поняла, что если немедленно не отоварится кроссовками, спортивными шортами и блузкой на бретельках, то наверняка сломается, завернет в закусочную и до отвала наестся сдобными крендельками без холестерина, зато с таким количеством калорий, что одного хватило бы на целую неделю, и запьет все это йогуртом, который и йогуртом назвать нельзя. Его окрестили «Лучшим деревенским йогуртом», но стоит ознакомиться со списком ингредиентов, и станет очевидным, что более подходящее название – «Это вовсе не йогурт». А еще неплохо вспомнить «Кентакки фрайд чиккен». Городские байки гласят, что компания изменила название, желая уйти от судебных исков, поскольку продавала под видом куриных крылышек, куриных грудок и куриных окорочков существ, которые вовсе не являлись цыплятами, а созданиями, генетически дорощенными до такого состояния, когда они лишились законных оснований именоваться курицей. А сумели бы они вывести из петуха ворону?

Наконец мелодия отпустила ее. Гейл смотрела в витрину магазина «Найк». Самого настоящего магазина «Найк». Когда-нибудь будет достаточно просто написать «Магазин» с заглавной буквы и нарисовать при входе эмблему. «Галочку», и никаких слов. В мире, который взаимодействует с человеком лишь графически, словам нет места. Будто мир вернулся в семнадцатый век. Только тогда люди смотрели в витражи готического собора и читали в них историю любви и мук Всевышнего. Чернь в красноречии не нуждается. Смотри на картинки и узнавай символы. Тебе ясно, что продается за дверью, и этого довольно для счастья: увидел знакомый логотип, и вперед – покупай! покупай! покупай!

Гейл вошла. Пропади они пропадом! Ей необходима обувь. А еще надо скорее убраться отсюда. К ней приблизился продавец. Она ткнула пальцем в пару кроссовок и сказала, что ей нужны синие восьмого размера и персиковые размера восемь с половиной. Затем Гейл выбрала рубашки и шорты среднего роста. Для себя голубые. Для Дайаны персиковые иного фасона. И на каждой вещи логотип компании. «Найк» должна платить покупателям, поскольку они рекламируют ее товары. Гейл вернулась в обувной отдел. Снова появился продавец. Она примерила синие кроссовки, кивнула и сообщила, что возьмет обе пары. Продавец уложил их в коробки и отнес на кассу. Гейл заплатила, схватила пакеты и покинула магазин.

Заскочила в «Файлинс», [52]52
  Универсальный магазин, где со значительной скидкой продаются товары известных дизайнеров.


[Закрыть]провела там рекордно короткое время и вышла с джинсами и парой ничем не примечательных блузок для себя и Дайаны.

Она смотрела вперед по проходу. Она смотрела назад по проходу. И ей захотелось завыть.

Бросился в глаза магазинчик подарков фирмы «Спенсер». Изнутри исходило темное сияние, в витринах плакаты. Некоторые вещи явно могли бы выдержать испытание временем. Гейл поискала указатель и повернула туда, где вошла в торговые ряды.

Открыла дверь и очутилась точно в духовке. Снаружи царил иссушающий зной. Гейл задержала дыхание – жара пыталась выдавить воздух из легких. Сверкание припаркованных на стоянке автомобилей ослепляло. Она отвела взгляд и направилась через необъятные просторы парковки на шум едущих по федеральной автостраде машин. И дальше к перекрестку, где свернула в узкий проезд вдоль тоннеля.

Она возьмет газету – в холле лежали бесплатные экземпляры «Ю-Эс-Эй тудэй», – почитает, пока не станет прохладнее, а затем совершит пробежку. Неспешную пробежку, чтобы сжечь излишки молочной кислоты в мышцах и избавиться от вызываемой ею ломоты. А сейчас, по такой изнуряющей жаре, бежать – просто безумие. Если только за тобой не гонятся копы. Гейл тихо рассмеялась.

Молодой человек за конторкой приветливо кивнул, но Гейл поняла, что он даже ее не видит. Замечательно, подумала она, поднимаясь в лифте. В баре в номере стояли бутылки с водой. Большая бутылка холодной воды – то, что теперь требовалось. Гейл вставила карточку-ключ в щель, раздался щелчок, и красный свет сменился на зеленый.

Она отпустила створку, и послышался легкий свист гидравлических петель.

Телевизор выключен, в комнате тишина. Может, Дайана решила прогуляться или спустилась в ресторан?

Гейл миновала холл, окинула взглядом кровати и стулья. Посмотрела на стол.

И увидела записку.

Глава пятнадцатая

Будь все неладно!

Она либо сошла с ума, либо спасет свою жизнь. Судить пока не время. Невозможно еще судить. Вперед, Джон Уэйн, [53]53
  Уэйн, Джон (1907–1979) – киноактер. Его имя стало символом стопроцентного американца и героя.


[Закрыть]она выйдет из этой передряги свободной женщиной (если существует такое понятие) или погибнет. Но в этот момент, когда Дайана вела машину по автостраде – вождение стало второй натурой, – ее нисколько не пугало, если попытка будет стоить ей жизни. Жизнь превратилась в расходный материал. После того, что с ней сделали шериф Гиб Лоув и окружной прокурор Эл Суэрдни, ею не надо дорожить. И Дайана радовалась, что может рискнуть.

За окном тянулись бескрайние, ровные, почти пустые поля пшеницы или сорняков в зависимости от того, какой здесь хозяйствовал фермер. А голубизна неба распространялась от горизонта в огромный, как завтрашний день, дальний космос.

Ренфро ждал ее звонка, и Дайана не сомневалась, что сумеет что-нибудь отыскать в расшифровке стенограммы заседания суда, которую он однажды вечером забрал у судебной репортерши и при этом, как он выразился, сбежал из ее квартиры, не потеряв невинности. Какой-нибудь прокол, совершенный Гибом, когда он давал свидетельские показания. Нельзя настолько завираться и не совершить ошибки. На этих страницах будет нечто такое, что приведет к правде об убийствах и ее подставе. И еще, после того, что Ренфро сказал об Эфирде, Дайане захотелось повидать его. Застать врасплох и попытаться выяснить его роль. Посмотреть, как он отреагирует на ее появление. Эфирда крепко достала работа в управлении, и он вряд ли пожелает сдать беглянку. Дайана знала, что он обладал способностью проникнуть в образ мыслей человека вне закона. Поняла это в тот день, когда он ей сказал, что хороший детектив – тот, кто мог бы стать успешным преступником.

Не важно, будет он ей помогать или нет. Дайана всем займется сама. Без этого ей нельзя – иначе ее жизнь кончена. Она ничего не сумеет начать, если не уладит свои дела. Как бы Дайана далеко ни убежала и чем бы ни занялась – все это будут лишь осколки прежней жизни. Груз незавершенного дела станет давить на нее, гнуть до скончания дней и, словно астма, не позволит дышать.

Рукоятка пистолета ощущалась на боку, возле почки. И от этого делалось спокойнее, хотя она немного давила. Странно возвращаться домой вот так. Изгоем. Беглянкой. Опозоренной блюстительницей порядка. Дайана вспомнила, как после письменного экзамена, проверки реакции и стрельб на полигоне к ней подсел офицер и спросил, как, по ее мнению, она будет себя ощущать, если в ходе выполнения задания ей придется отнять человеческую жизнь? Дайана думала об этом еще до собеседования, но и тогда не спешила с ответом – хотела выразить как можно точнее то, что творилось у нее внутри. Медлила так долго, что лейтенант, кажется, начал терять терпение. Но когда она наконец ответила, что сможет это сделать, то была уверена, что так оно и есть. Сказала не просто для того, чтобы получить работу. А теперь? Можно будет назвать выполнением служебных обязанностей, если она шлепнет Гиба Лоува, а затем поднимется в лифте в кабинет окружного прокурора и застрелит Эла Суэрдни? Пусть она больше не служит в полиции, но у нее нет сомнений, что эти двое – жулики и не в состоянии честно работать. Дайана признавалась себе, что больше всего на свете мечтает уничтожить этих проходимцев. Истинная правда. Но то, что она серьезно, без всяких шуток обдумывала убийство, до смерти ее пугало. В горле застрял ком, который Дайана безуспешно пыталась проглотить. Она задыхалась от мысли, что способна на преступление и хладнокровно планирует его. И это будет не убийство под влиянием момента, минутной ярости. Она считала, что Гиб Лоув и Эл Суэрдни заслуживают смерти, однако никто, кроме нее, не пожелает сделать грязную работу. А иначе ей не устроить так, чтобы они поменялись местами с Риком Черчпином и сели в камеры смертников.

Ренфро однажды заявил, что Дайану надо занести в список вымирающих видов, поскольку она не признающий смертной казни коп, хотя она и объясняла, что пожизненное заключение кажется ей гораздо более суровым наказанием, чем казнь на электрическом стуле или инъекция яда. Лишение жизни – избавление от заключения в тюрьме.

А что теперь? Когда она знает, насколько горько безвинной оказаться за решеткой и сознавать, что у тебя отняли жизнь? И это сделали двое людей с положением в обществе, двое хороших парней, двое рыцарей в сияющих доспехах, столпов баптистской церкви Болтона, двуличных, бесчестных, алчных, лживых, которые для достижения собственных целей легко втопчут человека в грязь.

Дайана размышляла об этом и вела машину в послеполуденную жару по автостраде под бескрайним небом по территории, которую некогда клялась защищать ценой даже собственной жизни, и не сомневалась: да, она способна на убийство. Способна свершить правосудие старинным способом – как в былые времена в Техасе и вообще на Западе творили справедливость и несправедливость. Явиться к Гибу Лоуву, посмотреть в глаза и застрелить. Затем открыть дверь в кабинет окружного прокурора и одним выстрелом опрокинуть богомольного ловкача с его мягкого прокурорского кресла. Разделаться с ними обоими. У нее даже есть шанс скрыться. А если не удастся? Дайане не впервой отбывать срок. Ее быстро засунут в камеру смертников. Так что очень может быть, не пройдет и двух лет, как она покинет этот мир. А то, что она боролась… кто-нибудь и прислушается. Услышит. Ясно одно: терять ей нечего. У нее отняли право голоса, достоинство, работу, возлюбленного, смешали с грязью ее имя. Лишили всего. И еще они были убийцами, разве что не выпускали кишки собственными руками. Использовали для этого грязного дела государственный механизм.

Дайана почувствовала, как в ней закипает злость. Сидела неподвижно, вела автомобиль по прямой, как стрела, автостраде и ощущала, как ее бросает то в жар, то в холод. Да, Гейл права: не следовало брать эту штуковину из охотничьей хижины. Она потянулась и дотронулась до рукоятки пистолета, желая убедиться, что оружие на месте. Пистолет никуда не делся. Внутри всколыхнулась волна энергии, родилась из гнева, поднялась из глубин ее существа, легким покалыванием взлетела по позвоночнику к голове, наполнила силой руки и ноги. Вроде бы такое же, но совсем непохожее ощущение на то, что Дайана испытала, когда ночью обнаружила незапертую дверь склада и поняла, что внутри засели грабители и брать их придется ей. Опасность. Сознание опасности. Разница заключалась в том, что это ощущение возникло не извне, а непосредственно изнутри, захлестнуло целиком, наполнило все ее существо. А затем пронесло сквозь гнев, сквозь самую миазматическую его сердцевину и выбросило по другую сторону.

Дайана успокоилась. Стала совершенно безмятежна. Как никогда. Теперь она знала, что сможет их убить.

А Гейл тем временем сидела на кровати и держала перед глазами записку.

«Привет!

Многого доверить бумаге не могу. Я должна сделать то, что мне следует сделать. Я тебе об этом говорила. Исправить положение любыми средствами. Я взяла свой телефон, если захочешь со мной связаться. Но не собираюсь тебя в это втягивать. Спасибо за помощь и за то, что была мне самым верным другом из всех, кого я знала. Желаю тебе счастья и никогда не забуду.

Любящая тебя Д.

P. S. Машину верну, как только со всем покончу».

Идиотизм! Дайана сошла с ума! Рехнулась. Гейл ничего не оставалось, как признать это. И держаться от нее подальше. Необходимо выметаться из отеля. Туда, где Дайана не сумеет ее найти, а значит, рассказать другим, где ее найти.

Самый верный друг из всех, кого она знала? Печально, что Дайана так одинока. А может, и нет. Гейл задумалась: насколько она сама способна приспособиться к другим, ужиться с человеком, если он не отбывал срок? В этом все дело. Тюрьма изменяет навсегда. Физическое ограничение в пространстве расширяет личность, раздвигает внутренние горизонты, и становится видимым то, что было заложено в человеке всегда, но оставалось скрытым от неискушенных глаз. Не испытавший тюрьмы не в состоянии понять до конца того, кто там был. Зато Гейл сообразила, о чем говорилось в записке. Они стали подругами навечно. В том смысле, в каком не могли бы дружить с теми, кто не сидел под замком.

И вот Дайана сбежала. Исчезла раньше, чем настало время. Решилась на то, что выше ее сил. Гейл устало сгорбилась на кровати. Наверное, подобные чувства испытывает мать, узнав, что дочь-подросток удрала с любовником.

Гейл старалась отвлечься, представить себя там, где долгие годы мысленно находила убежище, когда сидела в тюрьме. В пустоте. Где отсутствовали всякие чувства. И вообще ничего не существовало. Она старалась оставаться закаленной заключенной. И рассмеялась.

Что неладно у Дайаны на душе? Гейл не требовалось спрашивать. То же, что и у нее. Когда много лет назад Гейл отправилась за решетку, ею владело заблуждение, что жизнь должна быть справедливой. Или по крайней мере люди должны вести себя справедливо. Природа справедливостью не отличалась – она просто жила, во всем своем великолепии и мерзости. Но человек обладал сознанием, памятью и свободной волей. Поэтому люди должны быть справедливыми. Система правосудия обязана работать. Дайана жаждала предстать перед судом, и Гейл сознавала, какую ярость способен вызвать отказ.

Но пора вернуться к жизни, к реальности. Гейл достала из сумочки синий пластмассовый мобильный телефон с изображением кенгуру на клавиатуре. Вложила в ухо наушник – «наушник», какое странное слово, будто на приеме у врача, и он готовится произвести какие-то действия с больным ухом. Микрофон представлял собой черную пластмассовую бусинку с дырочками и вместе с наушником был соединен проводом с ее разовым телефоном. Странные вещи. Словно сошли со страниц научной фантастики. Повсюду дерьмовая пластмасса. Может, современной науке удастся вернуть в оборот и ее? Освободить от десятка лет? Гейл набрала номер Дайаны, один из тех, что заучила наизусть, и нажала кнопку вызова. Раньше она не обращала внимания: между зеленой кнопкой вызова и красной окончания разговора находилась еще одна, такого же зловещего красного цвета – 911. Господи, чтобы не запоминать три цифры и вместо трех клавиш нажимать одну! Скорее всего преследовалась не функциональная, а психологическая цель: тревожная кнопка напоминала человеку, что все может принять непредсказуемый оборот, и именно тогда, когда меньше всего ждешь. Человеку требуется помощь. И настолько неотложно, что он не в состоянии удержать в памяти три простые цифры. В этом случае остается одно – нажать тревожную кнопку. Только не перепутать бы и ее. Эта кнопка призвана поддерживать в человеке страх. Гейл печально покачала головой. Пока она столько лет находилась в изоляции в месте, к которому с одинаковым отвращением относятся и преступники, и законопослушные граждане, Америка чиновников и корпораций (кто теперь в состоянии отделить одно от другого?) внедрила на свободной территории культ страха. Это позволяет устраивать на граждан охоту. А народонаселению остается шептать: «Охраняйте нас, нам не важно, во сколько это обойдется. Оградите от прячущихся под кроватями монстров!» Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый [54]54
  Имеется в виду роман-антиутопия «1984» английского писателя и публициста Джорджа Оруэлла.


[Закрыть]наступил наяву. Только задержался на пару десятков лет.

Гейл вызвала мобильный телефон Дайаны. Раздался щелчок, а затем механический голос: «Пожалуйста, оставьте сообщение». Она нажала кнопку рассоединения. Замечательно! Просто великолепно!

Ничего не остается, как только ждать и надеяться. Надеяться, что по каким-нибудь причинам Дайана свяжется с ней. Захочет извиниться за то, что взяла автомобиль. Посмотрим. Гейл легла на кровать. У нее еще было несколько минут до того, как рвать когти отсюда. Надо решить, куда бежать дальше. Ей требовалась новая кредитная карточка и, для пущей безопасности, наверное, новые документы. Хотя она не думала, что Дайана ее сдаст, если попадется (очень вероятное развитие сценария). Но лучше об этом забыть и больше не тревожиться. Она останется на некоторое время в Далласе и сообщит человеку Мэла, что необходимо все переделать. Гейл хладнокровно строила планы и начинала все больше и больше злиться на Дайану. Схватила «Ю-Эс-Эй тудэй» и приказала себе: «Успокойся, почитай газету».

Взглянула на серию снимков и похолодела. На второй странице напечатаны фотографии – те же уродливые полицейские изображения, что в «Пост». Но под ними другие, видимо, снятые камерой видеонаблюдения в «Холидей инн» в Чикаго. Она – с элегантной темной прической, Дайана – молодая блондинка. Зернистые черно-белые снимки. Смазанные, будто заяц хвостом возил. Судя по всему, отель «Холидей инн» много лет не обновлял аппаратуру. Хоть за это спасибо. Ниже кадров видеокамеры цветная фотография бравого мужчины. Рыжеватый блондин в форме с сияющим значком над карманом рубашки. Шериф Гиб Лоув. Если верить статье, шериф считал, что Дайана, а соответственно и Гейл вооружены и очень опасны со всеми вытекающими последствиями. Оскорбление миролюбивой женской натуре. Это напомнило ему, как заболел бешенством его охотничий пес Бастер. Недуг зашел так далеко, что собаку нельзя было спасти. И тогда шериф вогнал ей в череп девятимиллиметровую пулю. На благо обществу и самому Бастеру. Лоув не мог смотреть, как пес страдал. Что же до Дайаны и Гейл – у него нет никаких свидетельств, ни научных, ни судебных, ни даже просто словесных, чтобы подтвердить свои предположения, но он не сомневается: эта парочка направляется в Техас. И если еще не в пределах штата, то скоро будет там. Уводите детей и животных в дома, запирайте двери. Гейл не столько читала статью, сколько просто смотрела в газету – выхватывала из текста отдельные куски из комментариев шерифа и проглатывала их, словно пила пепто-бисмол, красную жидкость, которую давала ей мать, когда у нее болел желудок.