Текст книги "Проблемы с проклятым (ЛП)"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Приподняв брови, Ходин повернулся к Стеф, которая пожала плечами, хмурясь, когда завязывала гордиев узел ниткой сельдерея.

– Я не хочу попасть в тюрьму, когда это закончится, – мягко сказала я.

Ходин все еще казался растерянным.

– Весь смысл в том, что никто не знает, что ты это сделала. Вот почему они называют эту позицию «суброса».

– Доверься мне, Ходин. Все узнают, что это была я, – кисло сказала я. – Кроме того, все, что я сделала, это спросила ее об ингредиентах. Думать, что я дала ей ноу-хау для приготовления проклятия, назвав ингредиенты, все равно что говорить, что кто-то может написать стихи Шекспира, потому что знает все слова.

Пальцы Ходина удерживали место в закрытой книге.

– То, что ты получишь это заклинание для своей библиотеки, не входит в мои намерения.

Я прикусила губу, покачивая ногой. Неужели он действительно думал, что я не буду знать, как его смешать, сделав его один раз? Кроме того, очистка ингредиентов и заблаговременное получение совета Вивиан должны были стать моим козырем в рукаве, если все пойдет наперекосяк.

Стеф закончила с «сигарой» и отложила ее в сторону, тихо наблюдая, как Ходин пытается решить, собирается ли он продолжать или нет. Я с вызовом выгнула брови, и он нахмурился, кладя книгу на стол и открывая ее на нужной странице.

Я посмотрела вниз, и у меня перехватило дыхание, когда я увидела ингредиенты, перечисленные слева, соответствующие инструкции справа и случайные иллюстрации, втиснутые между ними везде, где было место. Это был грязный, но эффективный способ наложить проклятие, и никто, кроме Тритон, не записывал их подобным образом.

– Это книга Тритон, – сказала я, изучая окруженную шестиконечную звезду с рунами на концах.

– Больше нет, – сказал Ходин.

– Где ты ее взял? – сказала я, потянувшись за ней. – Я имею в виду, когда? – Я исправилась, когда он убрал книгу от меня, поджав губы.

– Как можешь видеть, – сказал он, игнорируя мой вопрос, – «сигара» сделана из украденной руты; семян горчицы, собранных перед рассветом и после равноденствия; розмарина из твоего собственного сада – все перевязано листьями грецкого ореха и сельдереевой бечевкой.

– Огненные травы, – сказала Стеф, начиная растирать в ступке с пятнами шиповник, шлемник, цветки нута и семена лакрицы. Сама ее беспечность навела меня на мысль, что она какое-то время перемалывала травы для Ходина.

– Это пять, – сказала я, глядя на шестигранную звезду. – Какой шестой ингредиент?

Ходин напрягся.

– Шестой – сам огонь, рожденный из твоих мыслей, а не из очага. – Он прищурился. – Ты можешь разжечь пламя мыслями?

Он знал, что могу, и я кивнула. Проклятие представляло собой смесь магии земли и лей-линий, но большая часть была демонической магией.

– Ты будешь использовать отвар нута, шиповника, шлемника, семян лакрицы и сока бузины, чтобы превратить золу в кашицу, которая затем будет нанесена на руны и создаст проклятие, – сказал он, и я изучила шестиконечную звезду. Это была старая школа, но я обнаружила, что Ходин обычно использовал устаревшие методы, вероятно, потому, что у него не было доступа к Коллективу демоном, где были все сокращенные заклинания.

– Два заклинания… – задумчиво произнесла я, чувствуя покалывание в пальцах, когда провела одним вниз по странице до латиницы внизу. «Damnatio memoriae» было проклятием памяти, а «statu nascendi» грубо переводилось как состояние рождения. Не было «ta na shay», чтобы привлечь внимание Богини, но звучало по-эльфийски, даже если это было проклятие Тритон.

– Все травы для утоления жажды женские, – сказала я, глядя на ингредиенты. – Это уравновешивает мужское начало. Но я снова вижу только пять.

Ходин сжал пальцы, едва не вырвав книгу, а Стеф, которая добавляла измельченные травы в сок, казалось, напряглась.

– Кровь, используемая для разжигания реакции, является шестой, – холодно сказал Ходин, и Дженкс хихикнул с каминной полки.

– Послушай, я не подшучиваю над твоим проклятием, – сказала я, вспомнив, что раньше у меня была проблема с тем, что его методы были слишком свободными для меня. – Но если у тебя есть шестиконечная звезда, и шесть рун, и шесть трав в золе, у тебя, вероятно, также есть шесть трав в тушилке. Я просто задаю вопросы.

Он впился в меня взглядом, его мысль уйти была очевидна.

– Но если ты говоришь, что шестое – это кровь, которая разжигает, я не против, – добавила я, и он шмыгнул носом, бережно положив книгу к себе на колени. – Сколько капель?

Он замолчал, и раскат грома мягким эхом прокатился между холмами, окружающими Цинциннати.

– Шесть, – наконец сказал он, и я подавила улыбку. – По одной капле на каждый раз, когда хочешь его вызвать.

– Оно повторяется? – сказала я довольно. – Фантастика!

Ходин в насмешке приподнял брови.

– Волшебные палочки обычно такие.

– Подожди. Что? – Я села, потрясенная. – Из этого получается палочка? Палочки должны быть из красного дерева.

Ходин встал, и я проследила глазами за книгой в его руке.

– Это не ведьмовская магия, демоническая. Отсюда и бузина, – сказал он, будто это что-то значило.

– Ой. – Я облизнула губы, затем откинулась на подушки, чтобы скрыть, что я была так взволнована, что могла вспотеть от мармеладных мишек. Я всегда хотела сделать волшебную палочку. Они были такими кричащими. – Ты используешь ртутный мел, чтобы нарисовать звезду? В рецепте этого не сказано. – На самом деле, в рецепте, казалось, не хватало большого количества информации. Но для Тритон это было обычным делом.

– Очевидно, – протянул он, и я потянулась за ртутным карандашом, осторожно открыла его и обнаружила, что токсичный свинец заключен в нейтральный твердый воск. Круто…

– Итак. – Ходин использовал черную шелковую ткань, чтобы стереть рассеянные ионы с зеркала. – Палочка для размазывания готова. Спасибо, Стефани. Она опускается, и вокруг нее рисуется звезда. Сначала руны.

Стефани поставила палочку-сигару по центру зеркала, и я подтянулась к самому краю дивана. Подтащив зеркало поближе, я изучила книгу, все еще находящуюся в ревнивой руке Ходина, мой пульс участился, когда я прочтала корявый почерк Тритон и те немногие инструкции, которые там были. Звезда рисовалась не обычным способом, а скорее представляла собой три набора параллельных линий, набросанных от руны к руне.

– Сначала руны, – тихо сказала я, решив начать сверху и подвигаться по часовой стрелке по кругу.

– Против часовой, – распорядился Ходин, и я подавила гримасу.

«Изменение», размышляла я, когда писала первую руну на зеркале, затем «Воля» и «Смерть», за которыми внизу «Разжигание», «Рост» и, наконец, «Урожай». Это были могущественные символы, и старые, очень старые.

Руководствуясь рунами, я начала рисовать линии звезды. «Урожай» к «Воле», «Рост» к «Смерти», «Изменение» к «Росту», «Воля» к «Разжиганию», «Урожай» к «Разжиганию» и, наконец, «Изменение» к «Смерти». Ртутный мел провел толстую, плотную линию, и хотя обычно я поддерживала легкую связь с лей-линиями, я почувствовала, как она усилилась, став почти головокружительно сюрреалистичной.

Ходин опустил плечи и нахмурился, будто что-то должно было случиться, а я изучала набросок. Тритон была печально известна тем, что кое-что не включала в печатный текст, если там была иллюстрация.

– Здесь нужен круг, – сказала я и, начав с руны «Изменение», начертила круг от точки к точке, снова называя руны по ходу дела, чувствуя, как моя связь с линиями становится сильнее, когда я дохожу до конца.

– «Изменение», – прошептала я, когда круг был завершен, и с поразительным свистом палочка-сигара загорелась.

– Вау. – Стеф оторвала взгляд от приготовленного тушителя. Ходин тоже казался впечатленным, и он придвинулся ближе, делая пометку под почерком Тритон, добавляя круг. Пробормотанное слово на латыни закрепило каракули на месте.

– Хорошо. – Ходин удовлетворенно отстранился, когда чистый запах розмарина стал горьким, когда он подгорел. К нему присоединился кисловатый запах грецкого ореха и электризующий аромат чего-то, что я не могла идентифицировать. – Погаси, – сказал он, и глаза его загорелись. – Шесть капель и залить.

«Сейчас?» подумала я, начиная гадать, делал ли Ходин когда-нибудь в своей жизни это заклинание. Стеф тихонько пододвинула тушащий раствор, и я, поколебавшись, взяла его в руки. Палочка-сигара все еще горела, как рождественская елка в июле. Ходин заерзал, явно желая, чтобы я ее погасила, но я ждала, перекатывая палочку между большим и указательным пальцами, пока от палочки не остался только пепел, поднимающийся дым, казалось, гудел во мне, как электричество.

– Шесть, – тихо сказала я, укол крошечного лезвия об указательный палец почти не был замечен. Шесть капель малинового цвета упали внутрь, и аромат красного дерева поднялся высоко. Гаситель был активирован. Я делала все правильно, и улыбка заиграла на моих губах.

Ходин придвинулся ближе, колокольчики на его подоле зазвенели.

– Произнеси заклинание.

Слабейший намек на жженый янтарь заставил меня замолчать, и я сделала паузу. Он был немного чересчур нетерпелив, и мне это не понравилось.

– Ходин, сколько копоти я получу за это?

Выражение лица Ходина померкло.

– Немного поздновато спрашивать.

Я взглянула на Дженкса, и его крылья расплылись до невидимости, хотя он не отошел от каминной полки.

– Нет, еще не поздно. Сколько?

Ходин поморщился, глядя на светящиеся линии и тлеющие угли.

– Очевидно, что это зависит от того, что ты сделаешь с проклятьем. Затуманить сильную волю будет дороже, чем слабую. Небольшое отклонение от реальности – это меньше, чем большая ложь.

Это было то, чего я ожидала, и, успокоенная, я осторожно погасила пепел.

– Призови, – сказал Ходин. – Сейчас.

Мне не понравилось, что он выкрикивал приказы, и, не уверенная, что доверяю его нетерпеливой догадке, я сделала успокаивающий вдох.

– Damnatio memoriae, – сказала я, вздрогнув, когда волна ощущений пронзила меня, волнуя, когда она покалывала мои конечности и возвращалась в мою ци, теплую и сверкающую. Я приоткрыла губы, когда грязный пепел пополз к нарисованным линиям звезды, как слизевик.

– Святые коты! – сказала Стеф. – Это чертовски жутко, – добавила она, и Ходин бросил на нее раздраженный взгляд.

Очевидно, он пробовал это проклятие раньше и потерпел неудачу, и я не могла избавиться от чувства легкого самодовольства, когда линии ртути образовали светящийся шестиугольник сквозь слой пепла и сока бузины.

– Запечатай его, – сказал он, но я уже потянулась за чистым песком, насыпая его на шестигранную звезду, пока мягкие комочки линий глифа не скрылись под ровным слоем. Если разобраться, магия на самом деле была вариациями на похожие темы.

– In statu nascendi, – сказала я, подпрыгнув от резкого щелчка разъединения. Внезапно мир показался мне более блеклым, огоньки пикси в саду приглушенными, а блеск на листьях более тусклым. Я потеряла связь со Вселенной и содрогнулась от этого отсутствия.

– И это все? – сказала Стеф, и Ходин кивнул, его напряжение было почти ощутимым, когда он осторожно сдувал песок в сторону, но отдернул руку, когда палочка с черным пеплом, который он обнажил, рассыпался в прах.

– Чертово ведро с гноем! – выругался он и, проявив необычную вспыльчивость, толкнул книгу, которая скользнула по столу и врезалась в испачканное сито. Стеф подскочила, чтобы удержать его от опрокидывания, и Дженкс спрыгнул вниз, его крылья предупреждающе захрустели, когда он приземлился мне на плечо.

– Сработало, – настаивала я, собираясь руками смахнуть песок и свернуть еще три трубки. – Я знаю, что это произошло. Я почувствовала это! – Но там не было ничего, кроме рассыпающегося коричневого песка, и я откинулась назад, сбитая с толку. – Ты когда-нибудь делал это заклинание? – обвинила я, и он сердито посмотрел на меня, угрюмо опускаясь в кресло. – О, так ты думал, что дашь мне это выяснить? Может быть, взорву себя в безвременье в процессе?

– Вы с Тритон думаете одинаково, – пробормотал он задумчиво.

Я взглянула на Стеф, раздраженная тем, что она не сказала мне, что это заклинание в процессе. Может быть, она не знала.

– Ты хоть представляешь, насколько опасно пытаться воспроизвести одно из чар Тритон? Никто больше даже не вытаскивает их из коллектива.

Ходин пожал плечами.

– Я думал, ты сможешь это сделать.

Что было одновременно приятно и бесило; приятно, потому что он думал, что я искусна, и бесило, потому что теперь у меня не было проклятия исполнения.

– Вот почему в Цинциннати нет ртутного мела, – сказала Стеф, начиная прибираться. Все, что она положила в плетеную корзину, исчезло, вероятно, снова появившись в кухонной раковине. – Он израсходовал всю свою заначку. И финиш.

Ходин сердито посмотрел на нее, и она ухмыльнулась ему.

– Но я почувствовала, что это сработало, – сказала я, смахивая испачканный песок с зеркала, чтобы увидеть, что ртутные линии исчезли. Остались только руны. Даже круг исчез.

– Я тоже, – почти прорычал Ходин. – Однако я не вижу никаких палочек.

Мой взгляд метнулся от книги к рунам. Линии исчезли. Куда делась сила?

Я застыла от внезапной идеи, ища на столе ртутный мел.

– Где он? – спросила я, не видя его.

– Где что? – Ходин уставился в потолок, явно выведенный из себя.

– Ртутный мел! – сказала я, и Дженкс сорвался с моего плеча, крылья пикси резко захрустели, когда он упал на стол.

– Осторожно! – крикнул Ходин, вскакивая, когда я последовала за Дженксом туда, где он был спрятан под кучей неиспользованных листьев грецкого ореха. Кончики моих пальцев покалывало, когда я схватилась за гладкую поверхность палочки, потому что теперь это была именно она. Сила из пепла впиталась в линии с помощью гасителя, а затем заклинание сконцентрировало ее в мел. «Все шесть его чар», удовлетворенно подумала я. Я могла чувствовать это, кипящее внутри защитного воскового покрытия.

– Все здесь, – сказала я, размахивая им, и Ходин наклонился вперед, схватив меня за запястье и подняв мою руку, чтобы я случайно не вызвала его.

– Отпусти ее! – взвизгнул Дженкс, и я выдернула запястье.

– Расслабьтесь! – Я накричала на них обоих. – Боже, Ходин. Я не собираюсь зачаровывать тебя, – сказала я, но он не сводил с мела взгляда, и я встряхнула рукавом, чтобы прикрыть его. – Смотри. Для этого нужен и жест, и призывное слово одновременно.

Я указала свободной рукой на книгу, которую открыла Стеф, и Ходин поджал губы, выражение его лица сменилось с беспокойства на… облегчение?

– Потрясающе, – мягко сказал он, и я улыбнулась исчезающей тревоге Стеф. – У тебя есть потенциал стать одной из самых могущественных практиков безвременья, если ты оставишь этого лишенного воображения халдея-заклинателя.

Мое хорошее настроение сразу же испортилось.

– Ты имеешь в виду оставить Ала и работать с тобой? – Я покачала головой, окидывая взглядом свою новую палочку. – Нет. Это была удача. Ты давишь слишком много раз, и в итоге на потолке остается темное пятно. – Держа палочку за спиной, я посмотрела на него. – И если ты когда-нибудь снова принесешь мне один из своих экспериментов под видом хорошо написанного проклятия, я надеру тебе задницу и отправлю в безвременье, и ты будешь предоставлен сам себе. Понял?

Стеф тихо прибиралась, напоминая мне Кери. Меня и раньше использовали демоны, так что это не было полной неожиданностью, но я была разочарована тем, что Стеф ничего не сказала. Она знала, что у Ходина были проблемы с этим.

– Оно мое, – сказала я, используя телефон, чтобы сфотографировать заклинание. – Все это, – добавила я, переворачивая страницу в поисках контрзаклинания, и нахмурилась, когда поняла, что его там нет. Твою мать.

Ходин потуже затянул пояс, зазвенели колокольчики.

– Я не собирался объяснять тебе, как это делается.

– Нет, ты хотел, чтобы я разобралась с этим и оставила тебя с действующим проклятием, в то время как все, что у меня есть, – это жалкая палочка. – Я закрыла книгу и подтолкнула ее через стол. – Тебе еще многому предстоит научиться касательно дружбы, Ходин.

Стеф, казалось, замкнулась в себе, явно тоже чувствуя укол.

– А тебе еще многое предстоит узнать о происхождении силы. – Ходин прищурился. – Преподаешь целому классу ведьм, потому что тебя попросил друг?

Мои губы приоткрылись, когда я повернулась к Стеф. Женщина не смотрела на меня, но было очевидно, что она рассказала Ходину о моем преподавательском выступлении.

– Это называется отдавать, Ходин, – сказала я, вставая, чтобы уйти. – Как только достигаешь определенного уровня, начинаешь отдавать. Дали обучает студента бесплатно. Ал учил меня бесплатно. – Но это не было бесплатно. Ему требовалось мое доверие. И вот я здесь, работаю с демоном, который, как он предупреждал, будет использовать меня, демоном, который, очевидно, предал их всех, когда они были наиболее уязвимы. Дерьмо на тосте, насколько сильно я все испортила? – Ходин, что ты сделал с Селфной?

Вспышка гнева пробежала по Ходину.

– Не могла бы ты извинить нас, Стефани? – сказал он мягко, но я могла слышать его разочарование, и мои мысли вернулись к палочке. «Встать и щелкнуть, и он не вспомнит, что я спрашивала».

– Эм, конечно. – Опустив голову, Стеф собрала остатки того, что было на столе, и ушла, закрыв на ходу французские двери между нами и кухней.

Я стояла и ждала. Взгляд Ходина переместился между Дженксом и мной. Расправив мантию, он сел.

– Селфна погибла, пытаясь сбежать от эльфов, – коротко сказал он. – Галли винит меня.

– Это была твоя вина? – Он молчал. Я сжала челюсти и заставила себя их расслабить. – Тебе нравится здесь жить? – добавила я.

– Я должен был стать кротом демонов, – сказал он, его голос был легким и горьким. – Мой собственный брат послал меня на поимку, чтобы я мог помочь ему вытащить остальных. Триста лет я работал с рабским ошейником на лодыжке, понимая, что спасения нет. Даже смерть не была разрешена. Я научился доставлять им удовольствие. Как раздобыть теплую одежду и мягкое место для сна. Как развлекать их, пока меня не продали тому самому эльфу, у которого были ключи от нашей свободы.

– И? – спросила я, и его взгляд обратился ко мне. – Ал, кажется, думает, что ты имел большее отношение к ее смерти, чем это, – сказала я, и Ходин издал звук отвращения. – Что у тебя был шанс освободить их, и ты сдал их. Для своего же блага.

– Сдал их, чтобы они ели малину и спали на шелке, – с горечью сказал он. – Это он тебе сказал, да? Я был тем, кого пытали, когда они разрабатывали баку, урезали почти до нуля снова и снова, пока эта тварь съедала мою душу. Я был тем, на ком они практиковали свои грязные заклинания и проклятия, совершенствуя их. Они сохранили мне жизнь, потому что я развлекал их, научившись так хорошо изображать зверя, что даже они не могли заметить разницы. Меня послал мой собственный брат, – Ходин практически выплюнул. – Он умолял меня пойти и даже пальцем не пошевелил, не произнес одно заклинание, чтобы вытащить меня, когда было очевидно, что я был в такой же ловушке, как и те, кого, как он думал, я мог освободить. Он винит меня в ее смерти? Что ж, я виню его за то, что они делали со мной, за тысячу лет пыток. Тысячу лет, Морган, и он оставил меня там гнить, когда мог бы вернуть меня одним словом.

Я почувствовала холод, замерла там, где стояла.

Ходин встал, и я вздрогнула, пораженная.

– Я был бы признателен, если бы узнал, работает ли палочка. – С мрачным выражением лица он взял книгу, исчезнув как раз в тот момент, когда переплет покинул грифельный стол.

Крылья Дженкса были холодными на моей шее, и я вздрогнула.

– Я должен кое-что проверить в саду, – сказал он, затем, напевая, поднялся и ушел.

Я была одна, не зная, все ли рассказал мне Ходин или только то, что заставило его хорошо выглядеть. Утомленная, я опустилась перед пустым камином, колокольчики на поясе зазвенели. Мне действительно нужно было поговорить с Алом и услышать другую сторону этой истории. Жаль, что он не хочешь со мной говорить.

Глава 6

– Который сейчас час? – прошептала я, мягкий серый цвет задернутых штор не давал мне ни малейшего представления.

Повеяло теплым воздухом, пахнущим корицей, когда Трент перевернулся на бок, обняв меня рукой, вызывая восхитительное чувство сопричастности.

– Возвращайся ко сну, – прошептал он, и меня пробрала дрожь.

Я сильнее его сжала, когда он начал отстраняться, и сонная улыбка расплылась по моему лицу.

– Сегодня воскресенье. Ни за что, – прошептала я. Взгляд его зеленых глаз прошлся по моим изгибам, и я потянула его к себе, находя его губы своими.

Желание проснулось внутри, шокирующее своей внезапностью, но, о, такое желанное. Его рука, обнимавшая меня, стала более уверенной, а его вес был приятным теплом. Щетина была шершавой на кончиках моих пальцев, и я провела рукой по его плечам, притягивая ближе. Простыни были скомканы, и я сбросила их… Все резко оборвалось, когда завибрировал его телефон.

Трент оторвал свои губы от моих. Подняв голову, он уставился на него на прикроватном столике, затем вздохнул.

– Это девочки. Я думал, ты спишь, и отправил им сообщение, – сказал он, и я отпустила его, зная, что он ответит. Дело было не в том, что две малышки, воспитывавшиеся как сестры, были избалованы – а так оно и было, – а в том, что они по рождению были пешками в очень опасной игре. Пройдут годы, прежде чем они проделают свой теоретический путь по шахматной доске и снова станут королевами. Пока они не обрели свою силу, он был их рыцарем.

«Дерьмо на тосте. Еще слишком рано для метафор», – подумала я, перекатываясь на другой бок и спуская ноги на пол. Зарывшись пальцами ног в мягкий ковер, я потянулась за телефоном. «Восемь тридцать?» с отвращением подумала я, отпуская его. Но если для меня было рано, то для Трента было поздно, и я ценила, что он задержался в постели так долго, как мог. Эльфы были полуночниками, что означало, что они дремали в полдень и полночь. Его естественный ритм сна не так плохо сочетался, как можно было бы подумать, с привычкой ведьмы спать почти до полудня и ложиться спать далеко за полночь. В данный момент он казался раздражающе бодрым и свежим, но к полудню клевал носом, готовый к своему четырехчасовому сну.

Я почувствовала себя хорошо, когда Трент поздоровался, его музыкальный голос приобрел тот твердый и любящий тон, о котором он, вероятно, не подозревал, он использовал его с девочками и только с девочками. Его подтянутый силуэт вырисовывался в полумраке, заставляя меня пожалеть, что, какая бы беда ни постигла Рей или Люси, они не подождали еще хотя бы тридцать минут.

– Люси? Люси, – терпеливо сказал он, пытаясь вставить хоть слово, пока маленькая девочка болтала о хлопьях и желе. – Позволь мне поговорить с твоей матерью. Люси, я слышу тебя, и я знаю, чего ты хочешь. Но твоя мать является решающим фактором, когда ты в ее доме. Если ты позволишь мне поговорить с ней, я, возможно, смогу вмешаться от твоего имени.

Я улыбнулась. Люси было всего два года, но привычка Трента разговаривать с ними на твердо, а не свысока, казалось, срабатывала… в большинстве случаев.

– Люси, отдай телефон своей матери, – добавил он, направляясь в главную гостиную, а я встала и, ухмыляясь, побрела в ванную. Мне нравились обе девочки, но, черт возьми, я была рада, что не принимала участия в принятии решения о том, является ли желе приемлемой приправой к хлопьям.

Ничто меньшее, чем аромат кофе, не смогло бы вытащить меня из чрезмерно снисходительного душа Трента, и двадцать минут спустя я вышла в общую комнату в халате и тапочках, переехав на постоянное жительство в поместье Трента. Я все еще не проснулась, но, по крайней мере, мои волосы были укрощены уходовым средством и чарами. Трент возился на маленькой кухне, и я плюхнулась на диван, довольная тем, что наблюдаю за ним, пока пытаюсь проснуться.

Четырьмя этажами ниже поместье Трента располагалось в бесчисленных комнатах для развлечений и работы, часто одновременно. Первый этаж с примыкающим к нему подземным гаражом был в основном предназначен для вечеринок, с кухней для персонала на восемь человек, огромным баром и большой комнатой, выходящей к экстравагантному бассейну. Недавно открытая лаборатория чар его матери находилась справа, а коридор, ведущий к офисам его отца, которые сейчас в основном не использовались, – слева. Над большой комнатой с видом на нее располагались жилые апартаменты для персонала, который когда-то был необходим для управления заведением. Большинство из них были пусты, особенно в выходные. Медицинский и административный этажи были выше, опять же, открытые в большую комнату. Они тоже были в основном пусты, заброшены, когда Трента обвинили в производстве и продаже незаконных лекарств… что он и делал. Делает. Неважно.

Трент по-прежнему жил в разных концах своего поместья, но именно здесь, высоко над большой комнатой, он начинал и заканчивал свой рабочий день в четырех больших апартаментах, выходящих в общую гостиную и небольшую кухню-столовую. Здесь Трент добросовестно пытался быть нормальным родителем-одиночкой, и я нежно улыбнулась, когда он достал из тостера поднос с утренним печеньем, похожим на бисквит.

Я любила Трента, когда он колдовал, его светлые волосы были в порядке, а зеленые глаза блестели от осознания того, какой силой он может обладать. Я любила Трента, когда он заклеивал царапины пластырем с единорогом и превращал слезы маленькой девочки в хихиканье. Я любила Трента в зале заседаний, его ледяной контроль вызывал сомнение у тех, кто сталкивался с ним, поскольку он перехитрял их с помощью отношений на всю жизнь и хитрого предвидения. Но думаю, что больше всего я любила его, когда он был на кухне, довольный и счастливый, поскольку он был свободен быть… тем, кем он хотел.

Взгляд его глаз встретился с моим, и я ощутила восхитительный прилив любви.

– Да поможет мне богиня, ты прекрасна по утрам, – сказал он, когда тостер щелкнул.

– Ты тоже, – выпалила я в ответ. – Люси вывалила желе в свои хлопья?

Трент рассмеялся, теплый звук проник прямо в мой центр.

– Одна мерная ложка, да, но мы согласились, что Бадди это не подходит.

Я кивнула, радуясь, что маленькая собачка присоединилась к переселению на выходные в пентхаус Эласбет на Холлоуз-сайд-Ривер.

– Они скучают по тебе, – сказал он, выходя, держа в руках две огромные кружки черного крепкого кофе и поднос с крошечной выпечкой. – У тебя найдется время на следующей неделе сходить с нами в зоопарк?

Он сел, и я осторожно устроилась рядом, когда поднос с кофе оказался на низком столике. Я бы сказала, что пирожные с глазурью были куплены в магазине, но раз в неделю к Тренту приходил кто-то из кулинарной школы и готовил большую часть его блюд.

– Мы – это ты и девочки, и Эласбет, и Квен, и Джон? – мрачно спросила я. Быть самым известным эльфом в Цинциннати означало быть в центре внимания службы безопасности, и, хотя в большинстве случаев это была моя работа, Тренту нравилось, чтобы на него смотрели еще несколько пар глаз, когда дело касалось девочек. Не говоря уже о том, что Квен был бы рад провести день в зоопарке со своей дочерью Рей. Это была странная семья, но девочек любили, и это все, что имело значение.

Трент глубже устроился на диване с кружкой и вздохнул, сделав глоток.

– Ты, я и девочки, – сказал он. – Квен брал Рей с собой на прогулки. Это их время наедине, и он думает, что ей нужно больше времени с тобой.

– Со мной? – Я посмотрела на него поверх своей кружки. – Почему?

Его улыбка стала нежной, и меня пронзил страх перед тем, что может сорваться с его губ в следующий момент.

– Она видит в тебе мать больше, чем в Эласбет, – прошептал он. – Эй-эй, не психуй, – сказал он, отставляя кофе, когда я начала психовать. – Я не говорю, что ты должна переехать ко мне и начать готовить ей обеды. Просто Рей больше нравится то, что делаешь ты, чем то, что делает Эласбет. Квен считает, что ей было бы полезно проводить с тобой больше времени. Вот и все. – Он медленно вздохнул. – И я согласен.

«Дерьмо на тосте, как это произошло?» подумала я, но потом нахмурилась. Квен. Он был главой службы безопасности Каламаков еще до того, как Трент родился. Эласбет была милой, в некотором роде колючей, но дочь Квена, Рей, проявляла все признаки коварной, могущественной эльфийки, которая лучше всего работала в тени. Эласбет заставляла обеих девочек одеваться в розовые платья и сарафаны, есть бутерброды с арахисовым маслом в пятизвездочных ресторанах, и если Люси привыкла к этому, как утка к воде, то день в зоопарке в пуловерах и кроссовках был для Рей куда более приятным времяпрепровождением. Эласбет все испортила бы, попытавшись поместить девочек на первую полосу светских хроник Цинциннати.

– Позволь мне сначала уладить это дело с Финнисом, – сказала я, и Трент притянул меня ближе, счастливый вздох вырвался у него.

– Меня никогда не перестает удивлять, как кто-то может обладать всем миром или вообще ничем, и при этом его счастье зависит от маленьких моментов между ним и теми, кого он любит. – Трент уткнулся носом во влажные волосы у меня на шее, заставляя меня дрожать, когда он довольно вдыхал мой запах.

Я поставила кофе на стол, новое шевеление полностью пробудило меня.

– Где Дженкс? – спросила я, разглядывая выпечку и гадая, действительно ли все четырехэтажное поместья Трента было в нашем распоряжении. Более или менее.

Трент губами коснулся моей шеи, от легких поцелуев по телу пробежали мурашки.

– Со своим сыном и внуками в солярии, – прошептал он, и я вздрогнула, поворачиваясь к нему лицом более полно. – Он учит их новой мере безопасности. Должен быть занят в течение нескольких часов. – Он улыбнулся, демонстрируя свою любовь. – Должен поблагодарить тебя за то, что убедила Квена включить их и фейри в его план безопасности. Вместе они поймали три вторжения на территорию перед системами Квена только в этом году. О, и Иззи снова беременна, так что к осени у нас должен быть еще больший охват.

– Такое случается с пикси. – Но мое хорошее настроение испортилось, когда я подумала о Дженксе, и, видя это, Трент пальцем приподнял мой подбородок, чтобы он мог изучить выражение моего лица.

– Беременность Иззи расстраивает тебя? – предположил он, неправильно истолковав мое настроение. Эльфы и ведьмы, даже те, кто был демоном, не могли иметь общих детей. Но я беспокоилась о Дженксе.

– Это из-за Дженкса, – призналась я, и Трент кивнул, явно не убежденный. – У него все хорошо, но воспоминания о Маталине угнетают его, и он не позволит себе заводить новые отношения ни с кем другим. Он также скучает по Бису.

– Ходин не придумал никаких новых идей для отделения его души от баку? – спросил Трент, и я покачала головой.

– Ни один из них мне не нравится. И Ал не будет разговаривать со мной, пока Ходин в церкви, – сказала я. – Дженкс разочарован пикси, которым он сдает сад в обмен на безопасность. Они проверяют все на предмет угроз для пикси, ладно, но не для нас, и он в замешательстве. – Я в удивлении приподняла брови. – Хотя он в какой-то степени заставил их работать с фейри. Вчера он заставил их играть в игру.