Текст книги "За пригоршню чар (ЛП)"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Я повернулась, и Ник заморгал, увидев на моем лице ярость.

– Ах ты сволочь, – прошептала я. – Ты меня демонам продавал? Ты покупал услуги демонов, рассказывая обо мне? Что ты им рассказал?

Ник попятился, сделав большие глаза:

– Рэйчел…

Дыхание вырвалось из меня с шипением, я прыгнула на него, прижала к двери, локтем поперек горла.

– Что ты Алу обо мне рассказал?

Да ничего особенного! – Глаза у него блестели, с губ будто готов был сорваться смех. Ему еще и смешно? Ему моя реакция казалась чрезмерной, а я с трудом сдерживалась, чтобы не раздавить ему трахею прямо на месте.

Да глупости всякие, – заговорил он громко, но весело. – Твое любимое мороженое, какого у тебя цвета глаза после душа, сколько тебе было, когда ты потеряла невинность. Рэйчел, видит Бог, ничего такого не рассказал, что могло бы тебе повредить.

Я в ярости толкнула его локтем в шею, потом отступила на два шага.

– Как ты мог со мной так поступить? – прошептала я. Ник потер горло и отошел от двери, стараясь не подать виду, что я сделала ему больно.

– Не знаю, чего ты так переживаешь, – угрюмо буркнул он. – Я им ничего важного не сказал, пока не стал думать, что тебя на свете нет.

Тут у меня глаза полезли на лоб, я взялась за стенку, чтобы не упасть.

– Ты это делал еще до того, как мы расстались?

Все еще держась рукой за горло, Ник посмотрел на меня, злясь все сильнее.

– Я не дурак, я ему ничего важного не говорил. Никогда. Что за важность такая?

С усилием я смогла разжать зубы.

– Ник, скажи мне вот что. Демон, когда ты его целовал, выглядел как я? Это входило в условие? Что ты будешь делать вид, будто это я?

Он промолчал. Я дрожащим пальцем указала на дверь:

– Убирайся. Единственное, почему не я отдам тебя обратно вервольфам, так только потому, что они должны увидеть, как ты погибнешь, а я сейчас как раз думаю, как бы провернуть эту историю с подменой. Но если ты еще хоть когда-нибудь какому-нибудь демону что-нибудь обо мне расскажешь, я… я тебе плохо сделаю. Ник. Прости меня Бог, но я тебе очень плохо сделаю.

Вне себя, я дернула тяжелую дверь в сторону, скрип металла отдался у меня в костях. Боже мой, он покупал магию и услуги демона, давая обо мне информацию. Месяцами. Даже когда еще мы были вместе.

Рэйчел…

Пошел вон.

Мой голос прозвучал тихо и угрожающе, мне самой не понравилось, как. Едва его ноги коснулись асфальта, я захлопнула дверь. Задержала дыхание, обхватила себя руками и застыла неподвижно. Голова раскалывалась, слезы подступали. Но я не стану плакать. Не стану.

Будь он проклят, проклят, проклят!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Совершенно подавленная, я не стала выходить из машины, боясь, что если увижу Айви или Дженкса, то выложу им, что натворил Ник. Отчасти я не хотела говорить, потому что он мне нужен, чтобы закончить эту работу, а если они на него нажмут, он может соскочить. Отчасти от стыда, что я ему верила. От большей, черт побери, части. Ник меня продал на стольких уровнях и даже не понял, чем я недовольна. К такому я готова не была. О Господи, какая же я идиотка!

– Надо было его вернуть вервольфам, – шепнула я, но нет – надо, чтобы они увидели, как он погибнет вместе с Фокусом. А кто мне даст гарантию, что он перестанет выкладывать Any, в каких местах я боюсь щекотки, или как я иногда прячу от Айви пульт телевизора – просто чтобы посмотреть, как она мечется, или любую из сотен мелочей, которыми я с ним делилась, пока думала, что его люблю? Нельзя было ему верить, но так хотелось. Черт побери, я заслужила способность кому-то верить!

– Сволочь, – бормотала я, вытирая глаза. – Гад и сволочь.

Болтовня горничных и стук их тележки на выщербленном тротуаре успокаивали. Было уже за полдень, и в мотеле никого не было, кроме нас. Поскольку была среда, такое положение вполне могло сохраниться.

Я свернулась на постели, головой на чистой и пахнущей чистотой гостиничной подушке, накрыв плечи тонким автомобильным одеялом. И я не плакала. Да, черт побери, не плакала! Слезы текли, да, пока я ожидала, чтобы схлынуло это чувство омерзения и несчастья, но не плакала я. Не плакала, и все!

Громко шмыгая носом, я уверила себя, что не плачу. Голова болела, болело в груди, и я знала, что если расцепить рук и, держащие одеяло под подбородком, они будут дрожать. Так что я лежала, постепенно проваливаясь в дрему в легком жаре дня, согревающего машину. Как сквозь вату слышала я, как вернулись в номер Дженкс и Джакс. Но долетевший из открытой двери крик заставил меня вздрогнуть и очнуться.

– Я думала, он с тобой! – кричала Айви. – Где он?

Ответ Дженкса я не расслышала, и вздрогнула от ударов в дверь машины. Я села, опустила ноги на пол, совершенно ничего не чувствуя.

– Ник! – крикнула Айви. – Вылезай, где ты есть!

Я встала, оцепенелая по-прежнему, отодвинула дверь со скрипом металла о металл. Передо мной стояла Айви с затуманенными пустыми глазами.

Она стояла, охваченная гневом, и почти полностью почерневшими глазами. осматривала салон и меня, скорчившуюся под одеялом. Туман поднялся, холодный ветерок шевелил кончики черных блестящих волос, переливающихся на свету. У нее за спиной в дверях номера стоял Дженкс, держа на плече Джакса, в руках у него было шесть сумок с цветными логотипами, а в глазах – настойчивый вопрос.

Нет его здесь, – сказала я тихо, чтобы не было слышно, как я сиплю.

Бог мой, – шепнула Айви. – Ты плакала. Где он? Что он тебе сделал?

Ее заботливый тон меня доконал. Совершенно несчастная, я отвернулась, обняв себя руками, она вошла за мной – машина даже не качнулась под ее весом.

Ничего, все в порядке, – сказала я, сама слыша, что говорю глупость. – Он… – Я глубоко вздохнула, посмотрела на собственные руки – чистые и безупречные. Душа у меня черная, а с телом все путем. – Он давал Алу сведения обо мне в обмен на услуги.

Как?!

Вдруг рядом с ней оказался Дженкс.

Джакс, ты об этом знал? – спросил он сдавленным голосом, и его гнев очень не подходил к восемнадцатилетнему лицу.

Нет, папа, – ответил маленький пикси. – Я только один раз это видел.

Я его убью. – Айви побледнела. – Где он? Я его прямо сейчас убью.

Я перевела дыхание, чувствуя благодарность – быть может, несоразмерную, – что они готовы вот так меня защищать. Вот кому доверять надо было.

Не убьешь, – сказала я, и Дженкс переступил с ноги на ногу, рвясь протестовать. – Он ничего такого уж плохого Алу не говорил…

Рэйч! – взвыл Дженкс. – Как ты можешь его защищать? Он же тебя продал!

Я резко вздернула голову:

– Не защищаю я его! – воскликнула я. – Но он нам нужен живой, и чтобы с нами работал. Надо, чтобы вервольфы убедились, что он погиб вместе с этой вот штукой. – Я ткнула ногой сумку. – А потом я уж подумаю насчет сделать из него котлету. – Я взглянула в непроницаемое лицо Айви. – Я его использую, потом выгоню. И если он еще когда-нибудь что-нибудь подобное мне сделает…

Договаривать мне не надо было: Дженкс уже переступал с йоги на ногу, явно желая взять дело в свои руки.

Где он? – спросил пикси с суровой гримасой. У меня перехватило дыхание:

Не знаю. Я ему велела убираться.

– Убираться! – воскликнула Айви, и я виновато потупилась.

– Из машины. Он вернется. Статуя-то у меня. Я опустила глаза к полу, все еще угнетенная.

Дженкс выпрыгнул из машины, стало светлее, когда он освободил проем.

– Я его найду. Притащу этого мерзавца сюда. А то что-то мы давно не… говорили.

Я посмотрела на него:

– Дженкс!

Он отмахнулся.

– Буду вести себя прилично, – сказал он, оглядывая парковку и ближайший бар. Лицо его закаменело, и это меня даже испугало. – Я ему не скажу даже, что ты нам рассказала про его подвиги. На обратном пути я возьму какое-нибудь кино у портье, и мы все его посмотрим, мирно и дружно.

– Спасибо, – прошептала я, отводя взгляд.

Я не слышала, как он ушел, но подняла голову на треск крыльев Джакса – они уходили вдвоем. Айви смотрела на меня, а когда я пожала плечами, она закрыла дверцу, потому что все-таки холодно было на улице. Скрип металла по металлу снова резанул слух, и я собралась, как-то все же взяла себя в руки. Айви постояла нерешительно, будто разрываясь между желанием меня утешить и страхом, что я не так ее пойму. Да, и еще с жаждой крови тоже. Всего день прошел, как она эту жажду утоляла, но день оказался очень напряженный. Сегодняшний пока тоже не выглядел лучше.

Я посмотрела на истрепанный коврик, думая про себя, что же я за зараза такая, что подругу свою обнять боюсь, а сплю с теми, кто меня использует.

– Все будет нормально, – сказала я, глядя в пол.

– Рэйчел, мне очень жаль.

Чувствуя боль в горле, я поставила локти на колена, положила голову в ладони, закрыла глаза.

– Не знаю, наверное, моя вина, что я ему верила. Мне и во сне не снилось, что он может такое сделать. – Я громко шмыгнула носом. – Айви, что ж я за дефективная такая?

Меня переполняло отвращение к себе, отчасти переходящее в жалость к себе же, и потому я с удивлением подняла голову в ответ на шепотом сказанные слова Айви:

Нисколько ты не дефективная.

Правда? – встрепенулась я. Она отошла к миниатюрной мойке в машине и включила чайник. – Давай-ка посмотрим на мои успехи. Я живу в церкви, с вампиршей – наследницей мастера вампиров, желающего моей смерти.

Айви, ничего не отвечая, достала пачку какао такую древнюю, что она уже задубела.

Я встречаюсь с ее бывшим бойфрендом, – продолжала я едко, – который тоже был раньше наследником того же мастера, а мой бывший бойфренд – профессиональный вор, который вызывает демонов и торгует информацией обо мне за наводку на артефакты, которые могут вызвать войну за власть во всем Внутриземелье. Какой-то должен быть во мне дефект, что я доверяюсь тем, кто может так меня подставить?

Не так все плохо.

Айви повернулась ко мне, держа в руках выщербленную кружку, и наклонила голову, дробя комки какао древней ложкой.

Не так все плохо? – засмеялась я лающим смехом. – Эту штуку прятали пять тысяч лет. Пискари будет дымиться от ярости, а с ним – каждый мастер в каждом городе всей этой занюханной планеты! И если мы не придумаем, что делать, и не сделаем, все они будут ломиться в мою дверь.

Я не о том. Я о том, что ты доверяешься тем, кто может тебе сделать плохо.

Я покраснела – вдруг ощутила как-то ее присутствие в конце салона в темноте.

– А!

Вода в чайнике закипела, пар размывал черты Айви.

– Тебе нужна щекотка для нервов, Рэйчел.

Господи боже мой! Я замерла, поглядывая на закрытую дверь.

Айви раздраженно пошевелилась, перешла в движение.

Не зацикливайся на этом, – сказала она, ставя кружку на узкий столик и выключая чайник. – Ничего тут нет плохого. Я на тебя смотрю еще с тех пор, как мы напарниками были в ОВ. И всякого мужика, который к тебе подбивал клинья, ты отшивала, как только выяснялось, что вся опасность только в твоем воображении.

И причем это здесь, когда я говорю, что Ник меня демону продавал? – спросила я чуть-чуть громче, чем следовало бы.

Ты ему верила, хотя не должна была, и так находила ощущение опасности, – сказала Айви, и голос ее стал злым. – Да, тебе больно, что он обманул твое доверие, но это тебе не помешает снова искать того же. Тебе бы лучше начать выбирать поаккуратнее, обо что нервы щекотать, а то так и до настоящей смерти недалеко.

Я занервничала, оперлась спиной на стенку.

– В толк не возьму, что ты такое говоришь.

Айви повернулась ко мне лицом:

– Быть живой – этого тебе мало. Тебе нужно ощущать, что ты живая, и ты добиваешься этого чувства через опасность. Ты знала, что у Ника гешефты с демонами. Да, он переступил черту, когда продавал им о тебе информацию, но ты была готова этим рискнуть, потому что опасность тебя заводит. И когда боль пройдет, ты снова поверишь кому-нибудь не тому – просто потому, что мысль о дурном исходе наполняет тебя радостной дрожью.

Я боялась заговорить. Айви налила в кружку кипяток, запахло какао. Боясь, что она может быть права, я быстренько пересмотрела свое прошлое. Да, это много бы объясняло. Аж до самой школы. Нет, блин, нет!

Не нужно мне ощущение опасности, чтобы завестись! – горячо возразила я.

И здесь тоже не так все плохо, – сказала она сдержанно. – Ты сама опасна, и ищешь таких же. Я знаю, потому что вся моя жизнь такова. Как у всех вампиров. Вот почему мы тусуемся среди своих, если не считать дешевых развлечений и романов на одну ночь. Никто менее опасный, чем мы сами, не удержит нас, не сдержит, не поддержит в нас жизнь – и не поймет. Только рожденные вампирами могут понять. И еще ты.

Не понравилось мне это. Совсем не понравилось.

– Мне пора, – сказала я и перенесла вес на ноги, чтобы встать.

Взлетела в воздух ее ладонь, уперлась в борт машины, перегораживая мне путь намертво.

– Посмотри правде в глаза, Рэйчел, – сказала он, когда я подняла испуганный взгляд. – Никогда ты не была тихой и милой девушкой как все, вопреки всему, что ты для этого делала. Потому-то ты и пошла в ОВ, и даже туда не вписалась, потому что – сознательно или нет – ты была потенциальной угрозой для всех, кто тебя окружает. И это на некотором уровне ощущается. Я все время это в тебе вижу. Опасных привлекают равные им, а слабые их боятся. И они тебя избегают, или изо всех сил стараются испортить тебе жизнь, чтобы ты ушла, а они будут дальше себя обманывать, что живут безбедно. Ты доверяла Нику, зная, что он может тебя предать. Ты жила этим риском.

Я проглотила волну опровержения, вспомнив свои страдания в школе и историю отношений с неудачными бойфрендами. Не говоря уже об идиотском решении вступить в ОВ и еще более идиотской попытке соскочить оттуда, когда Денон стал мне давать отстойные задания и щекотка для нервов кончилась. Я знала, что мне нравятся опасные мужчины, но нельзя же сказать, будто это потому, что я сама опасная, – это же просто смешно… или было бы смешно, если бы не провела я весь вчерашний день в виде гибрида волка с ведьмой, и все это по милости демонского проклятья, активированного моей кровью, а сейчас я сижу в новенькой шкуре Рэйчел – без веснушек и шрамов.

– Значит, ты – угроза, – сказала Айви, садясь на ящики напротив меня и распространяя запах какао. – Значит, тебе нужно щекотать нервы смертельной опасностью, чтобы душа не заснула, чтобы тебя заводило что-то. Это само по себе не плохо, это только говорит, что ты из сильных стерв, осознаешь ты это или нет. – Подавшись вперед, она протянула мне выщербленную кружку. – Опасный – это еще не значит ненадежный. Теперь пей какао и успокаивайся. Потом найди кого-нибудь надежного, кому можно доверить прикрывать спину.

Стиснув зубы, я уставилась на кружку. Это она мне? Я ее отпаивала какао в ту ночь, когда Пискари изнасиловал ей и разум, и душу, и тело. Сейчас я подняла взгляд вверх, по ее обтягивающим джинсам, по свободному длинному свитеру.

– Вот почему я жду, – прошептала она, встретившись со мной взглядом.

Я резко вздохнула, ощутив, как закололо невидимый под новой кожей шрам.

Наверное, Айви тоже почувствовала, потому что встала.

Извини, – сказала она, протягивая руку к двери.

Айви, погоди.

Ее слова меня напугали, и мне не хотелось оставаться одной. Надо было все это осмыслить. Может, она права. Боже мой, да неужто я действительно такая вывихнутая?

Длинные пальцы Айви сомкнулись на ручке, готовые отодвинуть дверь.

– В машине вонь от нас обеих, – сказала она, на меня не глядя. – Я бы должна была еще несколько дней продержаться, если бы не этот стресс… сейчас мне надо отсюда убраться. Прости… О черт. – Она резко вздохнула. – Прости, но если бы я тебя сейчас обняла в утешение, жажда крови взяла бы свое. – Она посмотрела на меня с кривой улыбкой, наполненной застарелой болью. – Видишь, какая из меня хреновая подруга?

Я, не вставая, сунула руку под занавеску и толкнула окно снизу, чтобы его открыть. Сердце прыгало. Ворвавшийся воздух донес сосновый аромат и шорох проезжающих машин.

– Ты хорошая подруга. А с окном лучше? – спросила я робко.

Айва покачала головой:

– Вернись в номер. Дженкс скоро притащит Ника, посмотрим все кино и будем делать вид, будто ничего не случилось. Неловко будет до безумия, веселья – вагон. А со мной ничего не случится, только не надо будет мне сидеть с тобой рядом.

Выражение лица ее было спокойным, но голос звучал мрачно. Я скривилась, охватив пальцами теплую кружку. Непонятно было, что и думать, но в одном я была уверена: Ник не должен знать, что я из-за него плакала.

– Ты иди. Я приду, когда глаза не будут такими красными.

На меня навалилось чувство утраты, когда она вышла и повернулась ко мне, обхватив себя руками от холода. Она тоже понимала, что чем дольше я буду здесь, тем труднее мне будет собраться с духом, чтобы вернуться в номер.

У тебя чар для цвета лица нет? – спросила она.

На красные глаза они не действуют, – ушла я от прямого ответа. Черт побери. Что же со мной такое?

Айви прищурилась от солнца и сильного ветра, потом лицо ее прояснилось.

– Знаю… – Она вернулась и закрыла за собой дверь, чтобы оставить снаружи холод. Я видела, как она откидывает переднюю занавеску и шарит в бардачке. Глаза у нее стали опять нормальными – туги свежий воздух, и смена темы. – Наверняка у Кистена тут есть, – бормотала она себе под нос, потом обернулась с чем-то вроде трубочки губной помады: – Та-да!

Та-да так та-да.

Я выпрямилась, Айви пробралась среди коробок и села рядом.

– Помада? – удивилась я, не привычная, чтобы она была так близко.

– Нет. Эту штуку наносишь под глазами, и пары не дают зрачку расширяться. Красноту тоже снимает. Кист эту штуку использует, в числе прочего, с похмелья.

– Во как.

И вдруг мне стало вдвойне неспокойно – я не знала, что существует и такая штука. Всегда думала, что зрачки вампира выдают его настроение.

Положив ногу на ногу, Айви открыла тюбик и повернула, высунув столбик матового геля.

Закрой глаза и подними голову. Я раскрыла рот:

Вообще-то я и сама могу.

Едва заметная досада прозвучала в ее ответе:

– Если положить слишком много или слишком близко к глазам, зрение нарушится, пока эта штука не выветрится.

Я себе сказала, что не надо быть дурой. У Айви был вполне приличный вид, да и не вернулась бы она обратно, если бы не так. Ей хочется что-то для меня сделать, а обнять меня она не может, чтобы не проснулась жажда крови, так видит Бог, я могу дать ей намазать этой дрянью у меня под глазами.

– О'кей, – сказала я, меняя позу и поднимая голову. «Тебе нужна щекочущая нервы опасность», – мелькнула мысль, и я подавила ее.

Айви придвинулась ближе, я почувствовала легкое прикосновение под правым глазом.

– Закрой глаза, – тихо сказала она, и ее дыхание шевельнуло волосы.

У меня зачастил пульс, но я закрыла глаза, а все остальные чувства насторожились. От геля пахло чистым бельем, и я постаралась не вздрогнуть, ощутив под глазом холодок.

Вы это не часто используете? – спросила я, чуть ежась от прикосновения пальца к носу.

Кистен часто, когда работает. – Голос ее прозвучал правильно – чем-то занята и спокойна. – А я нет. Мне кажется, так нечестно.

Ага.

Что-то я сегодня очень красноречива.

Постель шевельнулась – Айви отодвинулась от меня. Я опустила голову и несколько раз моргнула. От паров ощущалось жжение, и я не могла себе представить, чтобы так можно было уменьшить красноту глаз.

– Получается, – сказала Айви с довольной легкой улыбкой, отвечая на вопрос раньше, чем я успела его задать. – Я так и думала, что на ведьм тоже подействует, но уверенности не было.

Она жестом велела мне смотреть на потолок, чтобы она закончила работу, и я задрала подбородок и закрыла глаза.

– Спасибо, – тихо сказала я, но мысли у меня спутались и стали еще более противоречивыми. Айви только что сказала, что вампиров интересуют только люди, которые не слабее их. Как-то одиноко звучит, и опасно. И вполне осмысленно. Она как раз искала смесь опасности и надежности. И поэтому она мирится с моими капризами? Ищет ее во мне?

Меня пронзила тонкая ленточка страха, и я задержала дыхание, чтобы Айви не учуяла его у меня на выдохе. То, что мне опасность нужна для страсти, – смешно. И неправда. Но, а если Айви права?

Когда-то она сказала, что делиться кровью – это способ выразить глубокую привязанность, верность, дружбу. Я все это к ней чувствовала, но то, чего она от меня хочет, настолько далеко от всего доступного моему пониманию, что мне страшно. Она хочет разделить со мной нечто столь сложное и нематериальное, что скудного эмоционального словаря человеческого языка мало, не выразить, а в культуре ведьм тоже таких слов нет. Она ждала, чтобы я сообразила сама, а я все списала на секс, потому что не понимала.

Мне так жалко стало Айви с ее одиночеством, ее жаждой эмоциональной поддержки, ее отчаянием, так стало жаль, что я не могу понять ее желаний, что слеза скатилась у меня из-под века; я боялась броситься ей навстречу, поверить ей. И у меня перехватило дыхание, когда она осторожно вытерла эту слезинку пальцем, не зная, что слеза – о ней.

Сердце стучало. Под глазом кожа похолодела, Айви отодвинулась. Стараясь не дышать глубоко от звенящих во мне мыслей, я посмотрела вниз, энергично моргая. Айви со щелчком надела на тюбик наконечник и улыбнулась мне осторожно и настороженно. Я пошутила, что передо мной шанс сделать так, чтобы завтра было совсем не похоже на сегодня, и всплеск эмоций всколыхнул меня, неожиданный и пьянящий. Может, стоит слушать тех, кто мне роднее всего душевно; – подумала я. – Может, надо начать верить тем, кто сам мне доверяет.

– Вот и готово, – сказала Айви, не зная, что у меня в мыслях бушует гроза, расставляя их по-новому и освобождая место для новой мысли.

Я посмотрела на нее – нога на ногу, она приподняла занавеску бросить гель на переднее сиденье. Машинальным движением она протянула руку и размазала гель на пропущенное розовое пятнышко у меня под глазом. Снова запахло чистым бельем.

– Бог ты мой, – шепнула она, разглядывая карими глазами свою работу. – Какая у тебя идеальная кожа, Рэйчел. По-настоящему красивая.

Она уронила руку, и у меня в груди стеснило дыхание. Она собралась и встала, и я услышала свои слова:

– Не уходи.

Айви резко остановилась. Повернулась ко мне подчеркнуто медленно, напряженная, как натянутая проволока.

– Прошу прощения, – сказала она голосом таким же оцепенелым, каким было ее лицо. – Я не должна была этого говорить.

Я облизнула губы, чтобы их смочить. Сердце колотилось.

– Я больше не хочу бояться.

У нее глаза вспыхнули черным.

Выброс адреналина пронизал меня, сердце понеслось вскачь. Айви нашаривала за собой ручку двери, лицо ее побледнело – она оказалась на незнакомой территории.

– Мне нужно уйти, – сказала она, будто убеждая себя. Будто во сне, я протянула руку, закрыла окно, задернула занавеску.

– Я не хочу, чтобы ты уходила.

Сама не могла поверить, что я это делаю, но я хотела знать. Я жизнь прожила, не зная, почему никак в нее не встраиваюсь, а с простым объяснением Айви нашелся и ответ, и средство. Я заблудилась, а Айви хотела убрать камни, мешающие мне идти. Я не могла прочесть слов, и Айви хотела провести моими пальцами по буквам, чтобы я заново определила свой мир. Если она права, то таящаяся во мне угроза превращает меня в парию среди тех, кого я люблю, но я могу найти понимание среди таких же изуродованных силой, как я. Если это значит, что я должна найти новый способ показать дорогому мне человеку, что он мне дорог, то надо бы мне затаить свои страхи, пока Айви не заставит их молчать. Она мне верит – может быть, настало время мне поверить ей.

Она увидела мое решение, и заставила себя ничего не выразить на лице, когда ее инстинкты налетели на нее бурей.

Это неправильно, – сказала она. – Не заставляй меня говорить «нет». Потому что я не смогу.

Так и не надо.

Ниточка страха заструилась во мне, превращаясь в ленту восхитительного напряжения в паху, в покалывание кожи. Господи, что же я творю?

Я чувствовала, как она бьется со своими желаниями, я смотрела ей в глаза и не видела страха в этой абсолютной черноте. Я была покрыта ее ароматом, а мой собственный шелковыми кружевами расходился по салону, смешиваясь с запахом Айви, дразня, маня, обещая. Пискари был слишком далеко и вмешаться не мог, такой шанс может никогда и не повториться.

– Ты в смятении, – сказала она, тщательно сдерживаясь, недвижная, застывшая.

Я облизнула губы и ощутила в них покалывание.

Я в смятении. Но не в страхе.

А я в страхе, – выдохнула она, и черные ресницы упали на бледные щеки. – Я знаю, чем это кончается, слишком много раз видела. Рэйчел, ты в обиде, ты не можешь ясно мыслить. Когда это случится, ты увидишь, что ошиблась. – Она открыла глаза. – Меня все устраивает и так. Я почти весь год убеждала себя, что, лучше ты мне будешь подругой, которая не разрешает до себя дотронуться, чем разрешишь – и убежишь от страха. Прошу тебя, скажи, чтобы я ушла.

Адреналин волнами уходил все глубже, я стояла, не в силах дышать. Мысли вернулись к руководству для свиданий, которое она мне давала, к ощущениям, невероятно манящим и пугающим темным ужасом одновременно – тем, что она внушала мне, пока я не запомнила, чего не надо делать. Мелькнула мысль, что я прямо сейчас ею манипулирую, зная, что она не в силах подавить свои инстинкты, когда есть доброволец. Я могу ее повернуть сейчас в любую сторону, и от этой мысли предвкушение ужаса плеснуло в меня волной.

Стоя перед ней, я покачала головой.

Скажи, почему, – прошептала она, и лицо ее прорезали морщины глубокого страдания, будто она почувствовала, как сползает куда-то, куда ее влечет и отпугивает одновременно.

Потому что ты мой друг, – сказала я дрогнувшим голосом. – И потому что тебе это нужно, – добавила я.

В глубине ее глаз, черных в тусклом свете, мелькнуло облегчение.

– Этого мало. Я так хочу тебе показать, что это такое… До боли хочу. – Голос ее вился серой лентой. – Но не стану, если ты не признаешь, что тебе это нужно не меньше, чем мне. Если нет, то оно того не стоит.

Почти в панике я попыталась понять: что она хочет, чтобы я признала? Я даже не знала, как назвать те эмоции, от которых у меня глаза увлажнились непролитыми слезами, а тело жаждет чего-то, мне непонятного.

Увидев мое испуганное молчание, она отвернулась. Длинные пальцы взялись за ручку двери, я застыла, увидев, как все это превращается в неприятный инцидент, который навеки раскроет между нами пропасть. В панике я быстро выговорила:

– Потому что я хочу тебе, верить. Потому что я уже тебе верю. Потому что я этого хочу.

Она уронила руку с дверцы, у меня пульс забился громом, а у нее задрожали пальцы. Я знала: она услышала в моем голосе правду в тот же миг, как я ее осознала. Она почувствовала. Она почуяла ее в воздухе своими неимоверно изощренными чувствами и еще более изощренным мозгом, который умел их понимать.

– Зачем ты со мной это делаешь? – спросила она, не оборачиваясь. – И почему сейчас?

Она обернулась – и ее страдающие глаза меня потрясли. Едва дыша, я шагнула ближе, протянула руки – но остановилась нерешительно.

– Я не знаю, что надо делать, – сказала я. – Терпеть не могу чувствовать себя дурой. Делай что-нибудь, прошу тебя.

Она не шелохнулась. Слеза выкатилась из ее глаза, и я потянулась ее стереть. Айви дернулась, поймав меня за кисть. Ее пальцы сияли белизной рядом с черным золотом Кистенова браслета, их бледная удлиненность закрыла метку демона. Я подавила инстинктивное желание выдернуть руку, подчинилась, когда она подтянула меня ближе, положила мою руку себе на поясницу.

Так неправильно, – прошептала она. Наши тела не касались друг друга, но ее волосы переплелись с моими, и моя рука обнимала ее за талию, а она держала меня за запястье.

Так сделай правильно, – сказала я, и карее кольцо вокруг ее зрачка сузилось.

Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, на запах определяя, на что я пойду и на что нет. Когда ее глаза открылись, карего там не было – сплошь чернота.

– Ты боишься, – сказала она.

– Я не тебя боюсь. Я боюсь, что не смогу забыть. Боюсь, что это меня изменит.

Она приоткрыла губы:

Изменит, – выдохнула она в дюйме от меня.

Я задрожала и закрыла глаза:

Тогда помоги мне не бояться, пока я не пойму.

Она легонько тронула меня за плечо – и я вздрогнула, широко распахнула глаза. Что-то во мне сместилось. Я глубоко вздохнула и ахнула, когда Айви скользнула ко мне. Я невольно попятилась, а она одной рукой придержала меня за плечо – другая все еще держала мое запястье у нее за спиной – и подалась за мной, пока я не уперлась спиной в стену. Не сводя с нее пристальных глаз, я задержала дыхание, не собираясь сопротивляться. Пробовала уже как-то раз. Живой осталась, слава Богу.

Глаза у Айви горели; выпущенная на волю жажда крови задела во мне струну, от которой забился пульс. Пальцы Айви вдавились тверже, она задышала быстрее. Я сказала себе, что это то, чего я хочу. Я верила в это. Принимала.

– Не бойся, – шепнула она, нацеливаясь.

Я не боюсь, – соврала я, подавляя мелкую дрожь. О Боже, сейчас это случится…

Если будешь бояться, включишь парализацию. Мне это не подконтрольно, реакция запускается от твоего страха.

Она отвела от меня взгляд, и восхитительное чувство падения пронизало меня, когда она посмотрела мне на шею. Я закрыла глаза, а во мне боролись, бушуя и переплетаясь, блаженство и страх. Я ощутила чувство ее близости, приняла его в себя. Мне и правда нужно ощущение опасности, чтобы помнить, что я жива? А это плохо? И какая разница, если никому, кроме меня, дела нет?

Айви придвинулась, наклонив голову.

– Пожалуйста, не бойся. – Ее слова покалывали кожу, проникали глубже. – Я хочу, чтобы ты могла обнять меня в ответ… если хочешь.

Последние ее слова прозвучали потерянно и одиноко – она боялась снова сделать мне больно. У меня распахнулись веки:

– Айви, – сказала я с оттенком мольбы в голосе. – Я же тебе говорила: это все, что я могу тебе…

Она подняла руку, и слова замерли у меня на губах, когда она приложила к ним палец.

– Этого достаточно.

Ее легкое, как пух, прикосновение послало через меня искру адреналина. Айви убрала палец, и я с наслаждением вдохнула воздух, выдохнула, и свободная рука Айви скользнула в узкий просвет между моей поясницей и стенкой микрика. Пальцы Айви вдавились в меня, потянули вперед, и я закрыла глаза, дыша прерывисто, стиснула колени, сообразив, что от неожиданного рывка могу рухнуть. Эмоции поднимались во мне, и я знала, что Айви испытывает то же самое.

– Айви?

Мой голос прозвучал испуганно, а Айви отвела мне волосы с шеи, шепча:

– Как же я этого ждала!

Губы ее ласкали гладкую кожу у меня под ухом, теплая влага ее дыхания заставляла дрожать от смеси знакомого чувства и незнакомого. Тихонько вздохнув, она сдвинула голову, губы попали на ключицу, в дразнящей близости от старого шрама. Ниточки возбуждения затрепетали в такт с сердцем, побежали, навиваясь друг на друга до необозримой высоты…