Текст книги "Империя света"

Автор книги: Ким Енха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

08:00
Ловушка для осьминога

6

Мари открыла дверь своего «Фольксвагена» и села в машину. Из-за вчерашнего дождя сиденье было влажным и липло к телу. Она открыла окно, чтобы проветрить машину. Ожидая, пока двигатель прогреется, она опустила козырек и посмотрела в зеркало. В темноте морщинки в уголках глаз были заметны еще сильнее. Мари захлопнула козырек и отпустила стояночный тормоз, держа загипсованную руку между грудью и рулем. Машина с металлическим лязгом тронулась с места.

Из-за сломанной левой руки приходилось ехать осторожнее, чем обычно, и она невольно вспомнила те дни, когда была еще новичком. Когда она впервые села за руль? Это было летом 1994 года. Стояла страшная жара, и были случаи, когда людей, заснувших с включенным вентилятором, наутро обнаруживали мертвыми. В машине инструктора не было кондиционера, и капли пота бежали по лбу, попадая прямо в глаза. Мари начала вспоминать те моменты в жизни, когда она что-то делала впервые. На велосипед она впервые села летом после третьего класса. Мальчишки на велосипедах выстроились в одну линию, как карами в пустыне. Она неуклюже взобралась на багажник к самому рослому из ребят. Когда они доехали до ручья, мальчик, который вез Мари, стал учить ее кататься. Велосипед под ней шатался из стороны в сторону, норовя свернуть куда-то помимо ее воли, и она битых полчаса не могла укротить этого двухколесного монстра. Когда она наконец-то смогла сама проехать по тропинке вдоль ручья, мальчишки издалека засвистели и захлопали в ладоши. Она вернулась на старт, тяжело дыша от восторга, и мальчик, который все это время бежал рядом, держа велосипед за заднее сиденье, протянул ей сигарету.

«Неужели? – недоверчиво переспросила она сама себя. – Разве мы в том возрасте уже курили?» Она засомневалась в верности своих воспоминаний, память ведь вообще штука ненадежная. Но эта сцена всплыла в ее голове на удивление живо и ясно. Вот зажженная сигарета оказалась у нее в руке, и она раскашлялась еще прежде, чем успела затянуться – не то чтобы она поперхнулась дымом, просто ей тогда почему-то показалось, что так надо. Мальчишки, погоготав над ней, затянулись в последний раз и выкинули окурки в грязную воду. После этого они снова оседлали велосипеды и направились домой.

Мари вдруг захотелось курить. В надежде на удачу, она заглянула в бардачок, но сигарет там не было. Хоть бы одну сигаретку найти. Она пожалела, что не купила заранее.

Тормозные сигналы машины спереди загорелись красным. Ряд стал плотнее. Она вытянула шею, высматривая причину затора: впереди, опрокинувшись на бок, лежал «Корандо» с помятым бампером, а вокруг сгрудились несколько эвакуаторов и полицейская машина. Видимо, автомобиль занесло вбок, и он врезался в ограждение набережной.

Поравнявшись с полицейской машиной, Мари остановилась и включила аварийку. Толстый полицейский, встав на одно колено, измерял длину следов шин на асфальте. Живот у него был такой огромный, что казался в обхвате не меньше покрышки пятитонного грузовика. Мари вышла из машины и подошла к нему. Тот закончил возиться с сантиметровой лентой и с трудом поднялся с колена.

– Вы из какой компании? Надо же, как быстро подъехали.

– Кто-нибудь умер?

Полицейский посмотрел на Мари, затем на ее загипсованную руку. Он только сейчас понял, что перед ним не сотрудник страховой компании. К ним подскочил мужчина в потертой кожаной куртке. Он был весь красный и слегка прихрамывал – видимо, это был водитель перевернувшегося автомобиля.

– Никто не умер. А вы, собственно, кто?

Мари слегка отвернулась в сторону.

– Никто.

– Вы из страховой?

– Нет.

Мужчина весь побагровел, как провинившийся ребенок.

– Тогда кто вы такая?

– Говорю же, никто.

Мари повернулась к толстому полицейскому, который опять собирался опуститься на колено, и спросила:

– У вас случайно не найдется сигаретки?

К ее удивлению, он молча достал из кармана пачку сигарет и протянул ей. Оказалось, полицейский курил «Салемс». Мари вытянула сразу две и, как бы спрашивая разрешения, посмотрела на него с улыбкой. Тот одобрительно кивнул и, лукаво улыбаясь, спросил:

– Любите ментоловые?

– Спасибо.

Полицейский протянул ей зажигалку, но она вежливо отказалась. Вернувшись в машину, она щелкнула своей зажигалкой и не спеша затянулась. Если бы левая рука была здорова, она могла бы и выехать, пока курит. Никотин еще не достиг легких, но уже отозвался в ее мозгу. Мари расслабилась; жизнь стала как-то посветлее. Она выдохнула дым и открыла глаза. Полицейский и водитель уставились через тонированные стекла машины на маленький круглый огонек ее сигареты. Из люка в крыше змеился дым, похожий на нити спагетти. Она снова начала вспоминать о том, как что-то было с ней в первый раз. Сколько ей было лет, когда она впервые столкнулась со смертью?

На одной из парт лежит хризантема. Место за партой пусто. Пожилая учительница прижимает к раскрасневшемуся носу платок. Дети тихо всхлипывают. Мари сидит прямо перед партой с хризантемой. У нее такое чувство, будто и учительница, и одноклассники наблюдают за ней, желая увидеть, насколько она опечалена. Дети действительно поглядывают на нее, потому что она одна не плачет. Понимая это, она прикрывает лицо обеими руками, но все это кажется ей несправедливым. Может, она еще слишком мала, чтобы разбираться в печали? Соседка по парте в розовом платье рассказала ей, в чем дело. Девочку, которая раньше сидела за той партой, обманом заманил в ловушку и похитил какой-то маньяк, и через несколько дней ее тело обнаружили в старом чемодане, выброшенном напротив прачечной. Мари не понимала, что значит «похитил». Но лицо одноклассницы, найденной в чемодане, настойчиво всплывало в ее памяти. И зачем ей вздумалось лезть в чемодан и заставлять людей грустить? Не слишком ли она заигралась в прятки? Мари бросила сердитый взгляд на опустевшую парту. Место той девочки теперь заняла хризантема. Хотя за партой уже никто не сидел, это отсутствие овладело всем классом. При жизни эта девочка ничем не привлекала к себе внимания, но ее исчезновение вызвало сочувствие каждого без исключения. Неужели она действительно никогда не вернется? Маленькая Мари все еще немного сомневалась в необратимости смерти. Однако погибшая девочка так и не вернулась. Долгое время дежурный по классу каждое утро клал свежий цветок на парту, но в какой-то момент и это прекратилось. Тогда у нее в голове сложилось свое смутное определение смерти. Умереть – значит для начала исчезнуть, а исчезнув, продолжать занимать мысли других людей. Если это и в самом деле так, то это очень даже здорово. Мари решила попробовать сама. Вернувшись из школы, она взяла в руки свои ботинки, тихонько пробралась в комнату бабушки и спряталась в стенном шкафу. Сначала никто даже не заметил ее исчезновения. Мари стало скучно, но она терпеливо ждала. Ее начинало клонить в сон. Надо еще немного потерпеть, ведь даже о той похищенной девочке все заговорили только через несколько дней. Она заснула, а когда проснулась, весь дом был в панике, как она того и хотела. Вокруг даже запахло по-другому. Сквозь щель между дверьми шкафа она разглядела полицейскую форму. Это была та же темно-синяя форма, что и на полицейских, которые приходили в школу. Она также увидела своего дедушку с мрачным выражением лица. Кто-то уже начал рыдать – наверняка тетя. Вся эта суматоха продолжалась довольно долго. Бабушка позвонила матери Мари, которая была в то время в Сеуле, оставив на нее ребенка. Ее не было всего каких-то полдня, но все уже не находили себе места, помня о недавнем случае с похищением. Мари была настолько поражена тем, во что вылилась ее маленькая шалость, что ей захотелось умереть по-настоящему. Вот бы правда умереть и парить над всеми, как невидимый ангел! Тогда не придется разочаровывать бабушку, тетю и маму. Она предпочла бы видеть их расстроенными, нежели разочарованными. Мари сдавила горло руками, пытаясь задушить себя, но раскашлялась. В этот момент она нечаянно стукнула ногой дверь шкафа. Раздался глухой звук. Бабушкина обожаемая чихуахуа – кажется, ее звали Джери – громко залаяла на шкаф. Бабушка подскочила к шкафу и резко распахнула дверь. Невероятно сильная, ростом в сто семьдесят с лишним сантиметров, она схватила внучку за волосы и одним резким движением выдернула из шкафа. Мари повезло, что она ничего себе при этом не сломала.

«Фольксваген Гольф» медленно въехал на стоянку. Увидев Мари, смотритель в замызганной форме выскочил из кабины и преградил ей дорогу. Когда она остановилась, он подошел к машине и открыл водительскую дверь.

– Куда ж со сломанной рукой-то? Ну-ка, вылезайте.

Мари, как будто не в силах возражать, послушно вышла из машины. Смотритель сель за руль и одним рывком загнал машину в лифт-подъемник. Этот был тот самый смотритель, который недавно говорил, что у него дочь поступила в университет. Мари поблагодарила его и, оправив одежду, прошла в демонстрационный зал. Внутри на всю ширину зала, словно макеты динозавров в музее естественной истории, выстроились новенькие сверкающие автомобили. Миновав зал, Мари вошла в офис. Директор автосалона был уже там. Она поздоровалась с ним, широко улыбаясь, и прошла на свое место. Мари окинула взглядом аккуратно прибранный стол, открыла большой ящик справа и положила в него сумку – этот момент всегда доставлял ей особое наслаждение. Еще она любила ощущение твердого мрамора под каблуками, когда, открыв дверь демонстрационного зала, входила в офис. По сравнению с работой дом казался ей неуправляемым монстром. Возле раковины на кухне постоянно находились чуждые ей предметы: соусы и приправы, которые она сама не помнила, когда купила; непонятного происхождения чаи, подолгу занимавшие место на полке по той лишь причине, что никогда не портились. О чистке холодильника она даже не помышляла. В комнате дочери всегда был жуткий беспорядок, словно по ней прошлось стадо выпущенных из загона поросят. У нее был муж, которого она так и не научилась понимать, и дочь, которая с возрастом все больше отстранялась от матери. Проблемы, возникавшие дома, всегда были исключительно сложными. От одной только мысли о них у нее болела голова.

Компьютер полностью загрузился. Одновременно с этим в углу экрана всплыло мгновенное сообщение. Оно было от директора. Он сидел прямо за ее спиной, но частенько использовал для общения мессенджер.

– Доложите о планах на утро.

Она напечатала ответ:

– Придет клиент, который попросил тест-драйв «Пассата». После обеда собираюсь составить список для рассылки приглашений на автосалон.

Мари оглянулась. Начальник сосредоточенно смотрел на экран компьютера, после чего снова застучал по клавиатуре. Через мгновение у нее на экране появилось сообщение:

– Вы разве не говорили, что бросили курить?

Мари поднесла к носу рукав и принюхалась. Пахло неприятной смесью ментола и табака. Она достала из ящика стола дезодорант и вышла в туалет. Кудрявый директор в роговых очках ни на миг не отводил взгляда от монитора, но всегда был в курсе всего, что происходит в офисе. Кто бы говорил, сам-то сидел на марихуане! Мари прекрасно знала, почему он так чувствителен к запаху курева. В молодости он держал магазин импортной одежды, доставшийся ему от разбогатевшего отца, где вместе с «Гуччи» и «Феррагамо» приторговывал марихуаной. И сам он, конечно же, тоже всегда с нетерпением ждал товар. Прослышав, что в этом магазине можно достать «травку», к нему зачастили актеры, музыканты и богатая молодежь. Пока он шатался по отелям, покуривая марихуану и нюхая кокаин, ему незаметно перевалило за тридцать. Самого его ни разу не арестовывали, тогда как музыканты и актеры, которых он снабжал, один за другим попадались на наркотиках. Ему удавалось оставаться на свободе, сдавая полиции имена своих именитых клиентов. Чего Мари не могла понять, так это почему все те, кого он в свое время заложил, после выхода на свободу снова приходили к нему и продолжали поддерживать связь. Неужели сила зависимости настолько страшна? Или в этом человеке было нечто особенное, что привлекало к нему? Мари мельком взглянула на начальника. На вид – обычный мужчина средних лет. Роста он был невысокого и далеко не красавец. Конечно, он, в прошлом хозяин модной лавки, знал толк в одежде и обуви, но этого было недостаточно, чтобы скрыть врожденные недостатки внешности. Они проработали вместе уже лет пять, но Мари так и не удалось обнаружить в нем ни капли мужской привлекательности. Хотя, судя по тому, что его вторая жена – бывшая фотомодель, а женщины не переставали виться вокруг него даже после свадьбы, в нем, наверное, и правда было что-то такое, чего Мари просто не замечала.

Он все еще поддерживал полезные связи, приобретенные в те годы, когда торговал марихуаной. Иногда в автосалон заходили бывшие рокеры с сиплыми голосами, и он сам показывал им автомобили. Они все как один публично заявляли, что завязали с наркотиками, но верить им на слово было сложно. Однако в отношении его самого это вполне было похоже на правду. Как ни странно, он, по его же словам, бросил наркотики, когда обратился в христианство. В дни, когда его мучили приступы ломки, он повстречал бывшего одноклассника, и эта встреча воскресила в нем давно забытые воспоминания из прошлого. Он вспомнил чувство исступленного восторга, испытанное им в далеком детстве, и решил снова пойти в ту самую церковь. Там он обнаружил, что состояния блаженного забытья и эйфории можно достичь без всяких наркотиков. Он исправно ходил в церковь каждые среду и воскресенье и даже бросил курить. Он говорил, что теперь верит в Иисуса Христа, но на самом деле было не ясно, что его в действительности привлекает в церкви – вера в Христа или желание испытать эйфорию.

7

Восемь часов тридцать минут. Киен прибыл в офис. Сегодня он вышел на работу чуть раньше обычного. Его единственный сотрудник Сонгон был уже на месте. Бедняге еще только перевалило за тридцать, но волос на его голове уже практически не осталось. Он признался, что начал лысеть в двадцать с небольшим. Окончив университет, он устроился на работу в сталелитейную компанию в Похане, но скоро ушел оттуда и какое-то время шатался по разным киношколам. Сонгон мечтал стать режиссером, но, помыкавшись тут и там, в конце концов оказался в этой конторе. Он выступил поручителем отца-изобретателя, влезшего в долги, и в итоге сам вышел из доверия кредиторов. Чтобы его зарплату тут же не конфисковали, сняв со счета, Киен платил ему наличными.

– Вы сегодня рано.

– Да, немного. А ты по утрам-то хоть завтракаешь?

– Ну, стараюсь.

– Я по радио слышал, что надо обязательно завтракать, иначе голова будет плохо работать.

– Да, все так говорят. А вы сами-то завтракаете?

– Нет.

Сонгон перевел взгляд на монитор и вдруг громко сказал:

– О, тут ответили, что «В зеленой тени» прокатить вряд ли получится.

– Хм, да? Ну что ж, нет так нет. И вообще дороговатый фильм. Что там насчет Бергмана?

– Скорее всего, копию достать можно. Но подходящих кинотеатров, похоже, особо нет.

– Все равно проверь разок.

– Хорошо.

– Как остальные фильмы?

– Все идет хорошо. У вас будут какие-то особые планы на сегодня?

– Вряд ли.

Киен сел за свой стол в углу и включил компьютер. Сонгон снова повернулся к монитору и начал что-то печатать. Раньше его монитор стоял так, что с места Киена был виден экран, но в какой-то момент он его слегка развернул в другую сторону. Теперь Киен мог видеть лишь заднюю панель. Но достаточно было провести рядом с Сонгоном несколько дней, и становилось ясно, что у того безнадежная порнозависимость. Киен пару раз принимал на работу девушек, но все они мигом увольнялись, как только замечали, что Сонгон втихаря смотрит порнографию. Нельзя было сказать, что он вел себя непристойно по отношению к женщинам, но они на удивление быстро выносили ему суровый приговор. Лысый порноман, к тому же финансово неблагонадежный, он, казалось, обладал всеми качествами, вызывающими отвращение у современных женщин.

«Есть люди, которые коллекционируют ножи, а другие любят странное кино. Так почему же я не могу точно так же увлекаться порнофильмами?» – возмутился как-то Сонгон, и Киен не стал ему возражать: «Хм, действительно».

Однако ему так и хотелось сказать Соигояу: «Все дело в обаянии. Если бы ты источал обаяние, никто бы слова тебе не сказал про то, что ты смотришь порнуху. Обаятельному человеку все про щается. Безнравственность, ложь, злые поступки – все будет встречено с пониманием. Но лысому неудачнику, работающему в захудалом офисе, увлечение порнухой простить невозможно».

Киен оторвал взгляд от Сонгона и осторожно открыл верхний ящик стола. По дну катались три кассеты от 35-миллиметровой кинопленки. Кто-то шарил в его столе. Аккуратно поставленные пустые кассеты были его любимым приемом. Он взглянул украдкой на Сонгона. Вряд ли это мог быть он, хотя и такую возможность нельзя полностью исключать. Киен перебирал пальцами кассеты. Это был уже второй раз. Работавшие под прикрытием американского посольства в Москве агенты ЦРУ составили в свое время список так называемых «московских правил». Одно из них гласило: «Первый раз – случайность, второй – простое совпадение, третий – вражеский умысел». Выходит, оставался еще один раз.

Киен потер пальцами виски. У него опять начинала болеть голова. Кто шарил ночью по ящикам его стола? Он не держал там ничего важного. Все, что там было, – канцелярские принадлежности и документы, которые можно найти у любого дистрибьютора, занимающегося импортом зарубежных фильмов. Может, поставить видеонаблюдение? Это, конечно, поможет предотвратить нежелательное вторжение, но поймать злоумышленника вряд ли получится. Настоящий профессионал не станет соваться в комнату с видеонаблюдением, а ради какого-то новичка принимать такие меры не имеет смысла. Можно установить скрытую камеру, но ее несложно обнаружить с помощью электромагнитного детектора. От дурного предчувствия зазудело в носу. Раздался телефонный звонок. Ответил Сонгон.

– Шеф, это вас.

Киен взял трубку.

– Это Ким Киен?

– Да, я вас слушаю.

– Я направил вам электронное письмо, но вы его еще не прочитали.

– Кто это?

Мужчина на другом конце провода немного помолчал.

– Это друг вашего дяди из Ансона. Я недавно открыл кредитное агентство. Если вам вдруг срочно понадобятся деньги, обращайтесь.

– Что? Кто это?

Мужчина ничего не ответил и повесил трубку.

– Алло? Алло?

Киен, нахмурившись, положил трубку на место. Перед глазами на экране красовался пейзаж со снежными вершинами Гималаев. Киен нервно прикусил ноготь большого пальца. Он несколько раз посмотрел по сторонам, постучал костяшками пальцев по столу. Немного поколебавшись, навел курсор мыши на иконку «Outlook Express», но перед тем как сделать двойной щелчок, снова замер в нерешимости. Кто знает, что может выскочить из этой маленькой иконки? Наконец он щелкнул кнопкой мыши. Жесткий диск тихо загудел, и на экране открылось окно почтовой программы. Киен открыл папку «Входящие». Самым первым на глаза попалось уведомление о том, что копия иранского фильма, контракт на который он подписал прошлой осенью на Пусанском кинофестивале, скоро пройдет таможенный контроль в порту. Еще пришли приглашение на благотворительное мероприятие в обществе выпускников его университета и письмо от агента с описанием нескольких недорогих фильмов. Остальное практически все было спамом. Он внимательно прошелся взглядом по заголовкам нескольких десятков новых сообщений, удаляя ненужные. Можно было бы пометить все как спам и разом удалить, но Киен не стал этого делать. Курсор вдруг остановился на одном из сообщений. Заголовок был таким: «[реклама] Экспресс-кредит без справок и поручителей для сотрудников компаний и госслужащих». Он бегло огляделся по сторонам. Сонгон приподнялся с места, и их взгляды пересеклись.

– Вам что-нибудь нужно?

– Нет.

– Может, кофе?

– Есть готовый?

– Нет.

– Сделай мне чашечку.

Сонгон, напевая что-то себе под нос, принялся варить кофе, а Киен тем временем открыл электронное письмо с рекламой частной кредитной компании. Сообщение пестрило броскими картинками и графическими эффектами. Он внимательно прочитал текст и, дойдя до фразы «Расчет кредитной ставки вы можете получить здесь», нажал на выделенное красным слово «здесь». Открылось новое окно. В нем он опять щелкнул по какому-то слову, снова открылось другое окно… Он проделал то же самое еще несколько раз, постепенно приближаясь к цели. Дойдя до последнего окна, он еще раз огляделся. Кофеварка с шумом выпустила последний пар. Сонгон вытащил из нее кувшин с готовым кофе, взял кружку и подошел к Киеву. Тот быстро развернул на экране окно поисковика.

– Ваш кофе.

Сонгон поставил кружку на стол и налил в нее кофе.

– Спасибо. Ах да, говорят, тот иранский фильм скоро пройдет таможню.

– Хорошо. Когда получим, опять работы прибавится.

– Да, наверное.

Дождавшись, пока Сонгон вернется на свое место и сядет за стол, Киен снова открыл письмо. Он свернул все пооткрывавшиеся окна и оставил лишь последнее. Наконец показалось ключевое послание.

 
В ловушке осьминог.
Он видит сон – такой короткий! —
Под летнею луной.
 

Киен сглотнул густую слюну. Залпом осушил кружку уже остывшего кофе, стоявшую рядом с мышью. Если память ему не изменяла, это трехстишие означало приказ № 4. Он развернулся и достал с полки пятьдесят третий том «Шедевров мировой поэзии» издательства «Минымса». На шестьдесят седьмой странице было то самое хокку Мацуо Басё. На ладонях выступил пот. Киен несколько раз согнул и разогнул пальцы рук, пытаясь снять напряжение. Он с дрожью в сердце отнял от шестидесяти семи шестьдесят три, год своего рождения. Четыре. Отрицать дальше было уже невозможно: это был он, приказ № 4 – впервые за все эти двадцать лет.

Это хокку предваряет пояснение поэта: «Провожу ночь на корабле в бухте Акаси». Местечко Акаси славилось ловлей осьминогов. Рыбаки, зная, что осьминоги любят забираться в углубления, по ночам расставляли по дну ловушкм в виде глиняных горшков. Наутро их доставали из воды вместе с добычей. Угодивший в такую ловушку осьминог видел свой последний сон «под летнею луной».

Киен стал листать сборник. В восьмидесятые книги и поэзию снова начали использовать для передачи секретных сообщений благодаря Ли Санхеку из «35-й комнаты». Не нужны были никакие таблицы случайных чисел и коротковолновые радиоприемники. Достаточно только нескольких книг и хорошей памяти. Для отдачи приказа № 4 использовались несколько стихотворных сборников. Среди них были и поэтические циклы Пабло Неруды, и афоризмы Халиля Джебрана. Это трехстишие по своему содержанию было чем-то близко приказу № 4, отчего ощущение реальности происходящего приходило с трудом. Это был он. Хокку Мацуо Басё об осьминоге идеально соответствовало значению приказа. Попавшее в руки Киена стихотворение средневекового японского монаха было истощено, подобно исхудалому верблюду на исходе долгого перехода через пустыню. От обилия тонких поэтических деталей и подтекстов ничего не осталось, существовало лишь одно-единственное значение: «Ликвидировать все следы и немедленно вернуться. Приказ не подлежит отмене».

Все это время Киен жил в полной уверенности, что никогда не получит этот приказ. Нет, не только этот приказ – он думал, что все приказы вообще были отсрочены навсегда. Но приказ получен. Он не мог понять, кто, зачем и почему именно сейчас направил его. Постукивая пальцами по столу, он пытался собраться с мыслями. После отстранения Ли Санхека в течение десяти лет никто ни разу не направлял никаких приказов. Все агенты, которых тот заслал на Юг, оказались полностью отрезаны, и каждый сосредоточился лишь на собственном выживании, ничего не зная – нет, скорее, не желая знать, – о существовании другого.

Может, это ошибка или чья-то дурацкая шутка? Возможно, приказ предназначался кому-то еще, а к нему попал по ошибке, или его должны были прислать позже, но он пришел слишком рано. Нет, тот человек по телефону явно назвал его имя. Может, Ли Санхек вернулся в группу связи № 130 и теперь собирает всех засланных им агентов? Киен был в замешательстве, как будто увиденный накануне страшный сон стал реальностью. Он никак не мог поверить в происходящее. Чтобы узнать подробности о том, когда, куда и как возвращаться, необходимо было пройти еще несколько этапов расшифровки, но он не стал этого делать. Вместо этого Киен встал и направился к двери. По пути он задел ногой пластмассовую мусорную корзину в проходе, и та с шумом перевернулась. Она стояла на своем месте несколько лет, и он ни разу на нее не натыкался. Вывалившиеся бумажки и одноразовые стаканчики рассыпались по полу. Сонгон встал с места.

– Вы в порядке?

– Да, все нормально.

Киен поставил корзину и принялся собирать с □ола мусор, как вдруг порезался пальцем о край банки из-под апельсинового сока. Он скривился и, сам того не ожидая, резко выпрямился и изо всех сил пнул корзину ногой. Корзина отлетела в другой конец комнаты и треснулась о стол Сонгона.

– Вот дрянь, какого черта!

Сонгон испуганно подскочил.

– Вы поранились?

Тяжело дыша, Киен взял в рот раненый указательный палец правой руки.

– Извини, Сонгон.

– Я все уберу.

Сонгон, поглядывая на него, взял корзину и стал собирать мусор. Киен стоял и молча наблюдал за ним. Головная боль вновь стала невыносимой. Он не представлял, что и как ему теперь делать. Забыв, что собирался выйти из кабинета, он снова сел за стол. Снял трубку и набрал номер. Прозвучало сообщение, что телефон абонента выключен. Немного подумав, он вышел из кабинета и достал мобильный телефон.

– Это учительская? Могу я поговорить с Со Чжихен? А, на уроке? Когда она вернется? Да, я родитель. Хотел поговорить с ней по поводу своей дочери, она учится в ее классе. Понятно. Не могли бы вы тогда передать ей сообщение? Я отец Ким Хенми. Да, да… Передайте, пожалуйста, что я заеду около десяти часов. Спасибо!

Киен посмотрел на часы и оправил костюм. Потом сделал шаг и почувствовал легкое головокружение, но оно тут же прошло. Издалека послышались звуки сирены «скорой помощи».

8

В туалете Мари овладело мучительное желание содрать с руки повязку и до крови расчесать кожу под ней. Но взрослые и разумные люди, конечно, так себя не ведут. Она распылила дезодорант на одежду. В воздухе запахло смесью мяты и нашатырного спирта. Мари приоткрыла форточку. Карниз был усыпан табачным пеплом – следы преступления куривших в туалете женщин. Она знала, что на этаже курили трое. Все работали в разных фирмах, но собирались в туалете, словно давние подруги, вместе курили и обменивались сплетнями.

Мари вымыла руки и вернулась на рабочее место. Пока ее не было, директор, видимо, куда-то отошел. Она не имела ни малейшего представления о том, как пройдет этот день. Хорошо, если получится продать машину клиенту, который записался на тест-драйв.

Мари достала ежедневник и проверила, ничего ли она не забыла. В глаза бросилась отметка в календаре, что через два дня годовщина смерти ее отца. Ей вдруг невольно стало стыдно: не прошло еще и двух лет, а она уже напрочь забыла. Отец Мари, Чан Икдок, родился 14 ноября 1925 года, в один день с легендарным борцом реслинга Рикидодзаном. В тот же день родился и известный активист движения за чистоту корейского языка Ли Одок, однако проблемы родной речи отца Мари мало интересовали. Куда больше его привлекала судьба японского спортсмена корейского происхождения, с которым он ни разу в жизни не встречался лично. Однажды он даже ездил в Японию и привез оттуда купленное за огромные деньги у одного японского корейца полотенце, которым Рикидодзан якобы вытер пот с лица во время поединка. 15 декабря 1963 года, за два дня до того, как лидер майского переворота генерал Пак Чонхи, оставив военную службу, занял пост президента Третьей Республики, тридцатидевятилетний хозяин оптового магазина спиртных напитков Чан Икдок выпивал с друзьями на одной из самых оживленных улиц Кванчжу, как вдруг почувствовал острую боль внизу живота. Стокилограммовый гигант пронзительно вскрикнул и рухнул на пол весь в холодном поту. Друзья вместе с хозяином пивной тут же подхватили его и помчались в больницу.

У него был острый аппендицит. Диагноз поставил дежурный врач «скорой помощи». На соседних койках в ряд лежали пять человек – целая семья, пытавшаяся отравиться супом из рыбы-собаки. Один из них уже скончался, остальные были в критическом состоянии. Все внимание врачей было приковано к семье самоубийц, и Икдоку с его банальным аппендицитом пришлось ждать, пока очередь дойдет до него. Лишь спустя некоторое время его наконец перевезли в операционную. Лоб больного был покрыт холодным потом. Врач и медсестры готовились начать операцию. Сквозь помутившееся от невыносимой боли сознание Икдок уловил доносившиеся откуда-то звуки радио. Приемник стоял в углу операционной. Музыкальную передачу прервал срочный выпуск новостей. Врач со шприцем в руке подошел к операционному столу. Превозмогая боль, Икдок поднял в воздух руку и жестом остановил его. Врач стряхнул с иглы капли анестетика. Икдок перестал стонать и указал пальцем на радио. Голос диктора из нового транзисторного приемника сообщил новость о том, что Рикидодзан скончался от раны, полученной неделю назад в драке с якудза.

«Как сообщает японское информационное агентство Киодо, 15 декабря в 10 часов вечера звезда профессионального реслинга Рикидодзан скончался в больнице Санно от перитонита, развившегося в результате ножевого ранения в живот. Рикидодзан был госпитализирован в ночь на 8 декабря, после того как в ходе ссоры в одном из ночных клубов Токио член преступной группировки Кацудзи Мурата нанес ему удар ножом в пах».

По щеке Икдока скатилась слеза. В этот же момент он почувствовал острые спазмы внизу живота. В сочетании с физической болью горе Икдока, потерявшего со смертью Рикидодзана своего брата по духу, переросло в нечто новое. Позже он с гордостью вспоминал тот приступ аппендицита, считая, что это было не что иное, как проявление особой духовной солидарности с умирающим Рикидодзаном. Врач, который был не особо высокого мнения о реслинге, выключил радио и вколол больному анестетик. Икдок с заплаканным лицом потерял сознание, и врач приступил к операции.

Тогда ему во сне явился Рикидодзан. Он рассказывал, что видел его прямо перед собой одетым в дорогой костюм. Очнувшись после анестезии, Икдок обвел взглядом собравшихся вокруг койки членов семьи и вдруг выдал по-японски: «Жить надо так, будто песню поешь!» Он утверждал, что слова эти были последним заветом покойного Рикидодзана. Все были ошеломлены, ведь после снятия японской оккупации по-японски он не говорил уже лет восемнадцать.