Текст книги "Узор из шрамов (ЛП)"

Автор книги: Кэйтлин Свит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 39

Некоторые главы я начинала с описания неба или размышлений о словах. С мыслей о том, где нахожусь сейчас, а не где была. Долгое время я этого не делала, отчасти потому, что у меня больше нет нужды задумываться о словах, а кроме того, я кое-что поняла и боюсь, что если перо остановится слишком надолго, мне придется об этом написать.

Я сосредоточилась на том, что было и что есть, но начинаю видеть и то, что будет. Оно надвигается, как нечеткий образ в тусклом медном зеркале, но его края уже определены. Я и боюсь, и радуюсь, но от этого мне еще страшнее.

Впрочем, достаточно – об этом я писать не собираюсь. Не сейчас. Мне нужно подольше вглядеться в этот образ.

Поэтому я вернусь к тому, что было.

* * *

Скоро все пришли к выводу, что королева Земия не любит свою дочь.

– По словам Джаменды, принцесса постоянно плачет, – рассказывала мне Лейлен, – а королева просто смотрит в окно. Только король пытается успокоить ребенка. А еще Джаменда говорит, что у королевы есть островитянка, которая кормит дитя, и что в Белакао так никогда не делается.

Никто их не видел, кроме слуг и короля. Мои ученики шептались, будто королева сошла с ума или даже умерла, а Халдрин так боится гнева Бантайо, что скрывает этот факт. Я слышала, как они говорили, будто ребенок тоже умер. Будто у него необычные отстраненные глаза, которые не видят этот мир.

– Прекратите болтать, – осадила их я. – Они в порядке. Скоро мы их увидим.

Это случилось спустя месяц, на празднике в честь именования ребенка. Зима сменялась весной; вечером, проходя по двору провидцев, я вдруг почувствовала запах цветов ликаса. Я взглянула на деревья и не увидела ничего, кроме голых черных ветвей, но запах все-таки был: лепестки и зелень, где-то недалеко.

В окна Тронного зала светило вечернее солнце. Медные тарелки на столах внизу блестели, как и серебряные на королевском столе, как и драгоценные камни в волосах Земии. Казалось, их были сотни: ее окружали цвета и блики, которые бы танцевали, если бы она двигалась. Но она не шевелилась. Она сидела рядом с Халдрином и смотрела в тарелку. Она не глядела ни на него, ни на младенца, которого король держал у груди.

Ребенок плакал. Не просто плакал – орал, и так пронзительно, что его крик заглушал звяканье металла, а позже – звучный голос поэта и музыку. Сев рядом с Земией, я обрадовалась шуму, думая, что мне не придется говорить с ней или с Телдару, сидевшим справа от меня. Но плач быстро напомнил мне о собственных братьях и сестрах, о голоде, грязи и нашей матери, которая ни о ком из нас не заботилась. Я покосилась на королеву. У младенца была маленькая круглая голова, черные волосы и пара стиснутых кулачков, которые Халдрин ловил своей огромной рукой и целовал. Вопли ему не мешали. Он легко покачивал украшенный кружевами комок и весь светился, кроме тех моментов, когда смотрел на Земию.

Он подвинул к ней тарелку и что-то проговорил. Она взяла кусок белакаонской песчаной рыбы, но есть не стала. Сегодня почти вся еда была белакаонской: рыба, крабы, суп из темно-зеленого растения, такой острый, что у меня слезились глаза.

– Все для нее, – прошептал Телдару. – Чтобы она улыбнулась. – Он улыбнулся сам и легко коснулся под столом моей ноги.

В конце концов ее сердце растопил десерт: фрукты, вырезанные в форме раковин. Большим и указательным пальцем она взяла маленький желтый кусок (дыню) и повернулась к Халдрину. Я не видела ее лица, но видела его:облегчение на нем было таким же явным, как боль, которую оно сменило.

Он встал и поднял руку. Он все еще держал дочь; ее кружевные одежды доставали ему почти до колен. Она сопела и вертела головой в поисках молока. «Быстрее, мой король, – подумала я. – У вас мало времени – скоро она опять закричит».

– Пелор! – позвал он. Человек у дверей зала выпрямился, гости смолкли. – Это блюдо порадовало меня и королеву. Мы бы хотели видеть поваров, которые его приготовили – всех до одного, даже низкого происхождения. Приведи их сюда.

Как только Пелор ушел, гости зашептались. Лорд Деррис, сидевший по другую руку от Телдару, пробормотал:

– Глупости. Заниматься поварами и младенцами, когда столько проблем с Лорселландом и Белакао.

Он нагнулся к Телдару, и я перестала слышать его голос.

«Хорошо, – подумала я, когда Телдару отвернулся к лорду Деррису. – Теперь мне ни с кем не придется говорить».

– Она была мертва. – Королева произнесла это тихо, но ее слова коснулись моей кожи, как кончики пальцев. – А ты ее вернула.

«Да. Он меня этому научил».

– Нет.

– Моя сестра так делает. Я видела. Не лги мне.

«Я должна».

– Я просто вычистила ей слизь изо рта.

– Это сделала повитуха. Почему ты лжешь, испаНола? Почему ты все время лжешь?

Я смотрела ей в глаза – темные, но не глаза провидицы. Мое сердце стучало. Я ничего не ответила.

– Если бы сестра была здесь… – начала королева, а потом замолчала, закусила губу и не стала продолжать, все еще не отводя от меня взгляда.

Я поерзала на стуле. «Говори, – подумала я в бессмысленном и отчаянном порыве, – подумай о словах, которые окажутся достаточно правдивы», но в этот момент двери зала распахнулись, в нем появились люди, и король снова встал.

– Добро пожаловать! – воскликнул он. – Подойдите ближе, чтобы мы могли с вами поговорить.

Я начала их считать – два низкорослых приземистых мужчины и высокая женщина, еще две женщины, низкие и круглые, – но увидев шестого, забыла о счете. Тонкий молодой человек со светлыми волосами и шрамом на лбу, хромающий среди остальных. Его кожа была рыжеватой и блестела от пота.

«Хромота из-за того, что Телдару его избил, – четко и ясно подумала я. – Пот из-за кухни». Он сделал еще один спотыкающийся шаг, поднял глаза, и больше я ничего не слышала.

Он смотрел прямо на меня. Не на короля или королеву – на меня, словно знал, где я буду. Он не улыбался, но выглядел победителем.

– Прекрасно, прекрасно, – говорил король первым поварам, собравшимся перед помостом. Бардрем встал за их спинами. Он смотрел на меня еще секунду, а потом его глаза переместились на того, кто сидел рядом.

– Мастер Телдару! – сказал Халдрин. – Какое блюдо понравилось тебе больше всего?

Телдару обернулся и посмотрел на короля. Я перевела взгляд на Бардрема, и его глаза округлились, а рот открылся.

«Теперь он знает, – подумала я. – Орло – не Орло, а величайший провидец Сарсеная. Бардрем снова в опасности».

Телдару пожал плечами.

– Рыба, – сказал он, махнул рукой поварам, даже не взглянув на них, и вернулся к лорду Деррису.

– А моабеЗемия? Каков твой выбор? Фрукты, да? Кто их делал?

Все молчали. Высокая женщина оглянулась и прокашлялась.

– Хмм, мой король… – Однако Бардрем уже ковылял прочь к двойным дверям.

– Эй, ты! – закричал Халдрин, но Бардрем не остановился.

– Он странный человек, сир, – сказала женщина. – Прибыл недавно и не говорит, откуда. Раковины – его идея.

– Как его зовут?

Женщина улыбнулась. Она тоже раскраснелась – от жара кухни и, возможно, от того, что говорит с королем.

– Бардо, – ответила она.

Король позвал его по имени, и Бардрем замер, ухватившись за дверные ручки. Он обернулся на миг, показавшийся мне бесконечным, и на его лице я прочла страх или гнев.

Телдару разворачивался – я чувствовала это, видела краем глаза. «Иди», сказала я Бардрему губами и взглядом. Он распахнул двери и вышел во двор, где на влажной земле удлинялись тени.

– В чем тут было дело? – спросил Телдару, когда служанка закрывала двери.

– Ни в чем, – мой голос дрожал, и я сказала лишь это.

– Хмм. – Он взял кусок дыни в форме длинной тонкой раковины с кристалликами сахара и сунул в рот. Я смотрела, как он втягивает щеки, высасывая сок, осела на стуле и закрыла глаза.

–  ИспаНола. – Моей щеки коснулось горячее дыхание королевы. – Почему ты лжешь?

* * *

На кухнях было жарко и тихо. Стояло утро: первый пир кончился, второй еще не начался. Когда-то мы с Грасни приходили сюда, чтобы попросить у Деллены сладостей или мягкого горячего хлеба.

– Давно это было, госпожа, – проговорила Деллена. Она состарилась, как и госпожа Кет, но глаза у нее оставались ясными и яркими, а волосы были стянуты в такой тугой узел, что из него не выскальзывала ни одна прядь. Она сидела на скамье и чистила бобы. «Такая работа не для нее, – подумала я, – но, может быть, она ее успокаивает». Вокруг носились черные и белые котята, играя с шелухой, которую она им бросала.

– Здесь я просто Нола, – сказала я.

– Нола иногда у меня воровала. И ругала мою баранину. Я рада, что вместо нее здесь госпожаНола. Хотя не знаю, зачем она пришла.

Я одернула складки платья, темно-синего, со спиральными узорами, вышитыми серебряной нитью. Я думала, что оно поможет мне чувствовать себя сильной и красивой, но нет – я выглядела нелепо, как ребенок в одежде матери. Подмышки и спина были мокрыми.

– На вчерашнем пиру, – начала я и остановилась, на секунду сжав губы. – Там был один человек, Бардо. Он вышел из зала до того, как король успел с ним поговорить. Я хотела – король хотел – убедиться, что этот Бардо знает, как высоко оценили его работу.

Кроме нас, в кухне было всего несколько человек – самые младшие слуги, чистившие очаги, столы и внутренности железных котлов. Бардрема не было, что меня огорчило и обрадовало.

Деллена нахмурилась и улыбнулась одновременно.

– Бардо – да, я слышала о его побеге из зала. Это меня не удивило. Он не очень любит компании. Он здесь с середины зимы, но так ни с кем и не подружился.

– И он не скажет, откуда пришел – так вчера говорила одна из поварих.

Деллена бросила на пол последнюю шелуху и дважды хлопнула в ладоши. Подбежала девочка и опустилась на колени, собирая шелуху в корзину. Котенок вцепился в кружева ее фартука и перекатился на спину, тихо и яростно заворчав.

– Нет, не скажет. Когда он появился, то сказал только, что когда-то был поваренком. Я велела ему нарезать картошку и разделать утку – простые испытания для любого, кто ищет здесь работу. Он разрезал картошку такими тонкими спиралями, что они казались прозрачными, и уложил ее на тарелке с зеленью в виде цветов. – Она пожала плечами. – Теперь он повар, не поваренок – Путь несколько иной, но это не делает его счастливым.

«Он поэт, – подумала я, – и все же Узор всегда приводит его на кухню».

– Вы не могли бы отвести меня к нему?

– Сейчас он спит. Да и в любом случае, вряд ли станет разговаривать.

– Пожалуйста.

Она прищурилась, открыла рот, словно собиралась что-то сказать, а потом медленно встала, держась за поясницу, и повела меня между длинных, покрытых царапинами столов к узкой лестнице.

– Его комната третья от конца, с деревянной дверью. Тебе придется искать ее самой, потому что по лестнице я не спущусь и должна готовить. Иди осторожно: я всегда велю вытирать ноги, но никто меня не слушает.

Ступени действительно были скользкими: я представила поколения ног, покрытых жиром, мыльной водой, мокрыми очистками овощей и фруктов. Я шла медленно, даже добравшись до низа. Миновала помещения, похожие на комнаты Джаменды и Селви, где вместо дверей были занавески, и добралась до третьей от конца. Гладкая деревянная дверь была в маленьких дырками. Я провела пальцем по одной из них и наклонилась, чтобы заглянуть внутрь.

– Заходи, госпожаНола.

Он говорил устало, словно издалека. Я дождалась, пока с лица сойдет краска, и открыла дверь.

Он стоял, прислонившись плечом к стене. Из-за низкого потолка голова была слегка опущена. Я помнила его крошечную комнатушку в борделе, записки, которые он оставлял для меня на матрасе (похожем на этот), если знал, что я его ищу, одеяло, испачканное чернилами и сломаными кончиками перьев. Здесь одеяло было плотно натянуто на матрас, и на нем не было ничего, даже контуров его тела.

– Выглядишь ужасно. – Он надул губы так, словно обиделся, но глаза его сверкали. Я раскрыла рот, он засмеялся и протянул руку. Тонкие пальцы немного дрожали. Мизинец был согнут, сустав казался воспаленным.

– Нет, – сказал он, – не трудись объясняться. Все равно единственное, что ты скажешь, это что ты не можешь говорить. Позволь мне: ты действительно выглядишь ужасно. Старше. Осунулась. Щеки ввалились, глаза тоже – и какие они теперь! Черные, с серебряными центрами – глаза настоящего провидца. Но твои выглядят мертвыми.

Он тяжело дышал. Я думала о палатке, в которой мы стояли в тот последний раз, когда нашли друг друга, когда он ударил по ткани, а люди с той стороны назвали его «мастер Бардремзо». Свой страх перед силой его гнева, радость от его живого присутствия. Сейчас я чувствовала то же самое. Я хотела прикоснуться к нему или хотя бы улыбнуться.

– Мне сказали, ты не слишком разговорчив, – произнесла я. Я не ожидала, что он улыбнется или раскроет другую руку, но надеялась на это. Он покачал головой, скривил рот, и я быстро добавила:

– Я не собираюсь ничего облегчать, Бардрем, но я так рада тебя видеть. Я была уверена, что ты умер.

«Дура, – подумала я, когда он оттолкнулся от стены и сделал нетвердый, хромающий шаг. – Какая же ты дура».

– Почти, – проговорил он сквозь зубы. – Надо мной уже кружили птицы. Если бы меня не нашли, я был бы трупом. Из-за… – Бардрем провел рукой по лбу, по шраму от ножа. – Из-за него. И из-за тебя. Я здесь из-за тебя. Я долго не хотел возвращаться, но постоянно слышал: у госпожи Нолы было видение на дне Пути Раниора; госпожа Нола молода, красива и однажды затмит самого мастера… Я говорил себе, что не желаю видеть эту госпожу Нолу, но все равно хотел и вот вернулся, когда поправился. С тех пор я здесь, но не искал тебя специально, знал, что и так встречу. А теперь нашел и его. Орло. – Он вновь засмеялся. – Я мог бы узнать его еще в борделе. Мог заметить мастера Телдару в какой-нибудь процессии: в детстве я достаточно болтался у стен замка. Но я ни разу его не видел. Ни тогда, ни в последние месяцы. А прошлым вечером услышал, что король зовет нас, и подумал, что Узор, наконец, позволит мне увидеть тебя, а тебе – меня.

– И ты увидел, – сказала я, когда он сделал еще один шаг. Он был очень близко. Я могла коснуться его щеки, взять мизинец, погладить его. – Ты увидел меня и…

– И его, и как только я его увидел, все изменилось. Я благодарен. Поскольку причина, по которой я здесь, больше не ты, а он.

– Нет, – быстро сказала я, – ты не понимаешь, ты не должен ничего делать. Тебе надо уходить, немедленно.

Он нахмурился, и я подумала о мальчике, который копал носком ботинка сухую землю двора Игранзи.

– В последний раз ты говорила это до королевской свадьбы. Значит, ты хочешь, чтобы я сбежал от Телдару, предупреждаешь меня, но не говоришь, почему. Тебе так стыдно из-за того, что вы с ним делаете, что ты не можешь сказать мне правду?

– Бардрем, – произнесла я тихо и резко, – ты почти понял, ты близок. – Я стиснула его руку. – Но если ты подойдешь еще, я уже никогда не буду той, какой была в детстве – я изменюсь…

– Значит, в конечном итоге ты боишься за себя. – Он пожал плечами. – Ты ужеизменилась. Иди, Нола. Уходи. – Он высвободился из моих рук, и я словно уменьшилась, почувствовав его отвращение – и свое.

– Нет, – сказала я, но все же ушла, пошатываясь и поскальзываясь на лестнице.

Вернувшись в кухню, я сумела собраться. Я научилась вести себя спокойно: любое другое поведение служило поводом для слухов и вопросов, на которые при всем желании я бы не смогла ответить.

– Ну что? – спросила Деллена, когда я проходила мимо. – Как Бардо? Он хотя бы поздоровался?

– Он назвал меня госпожой Нолой, – сказала я, улыбаясь одним ртом, и растворилась в утре.

Глава 40

Через день после того, как я поговорила с Бардремом, город вновь был объят огнем. МоабуБантайо решил торговать только с Лорселландом, сообщил мне лорд Деррис – уже несколько недель назад, добавил он, глядя на меня так яростно, будто я должна была это знать (а я должна была). Прошлой ночью самый богатый белакаонский купец города был убит своим конюхом, который на допросе сознался, что группа сарсенайских купцов заплатила ему золотом и обещала больше, когда дело будет сделано. Теперь убийца сидел в камере; прежде, чем купцы успели к нему присоединиться, некоторые из них погибли от рук собственных белакаонских слуг. Через несколько часов Сарсенай горел.

– Король Бантайо идиот, если думает, что наши люди смирятся с унижением, – прохрипел лорд Деррис.

– Не смирятся, нет, – сказал Халдрин, склоняясь над столом в библиотеке, – а будут убивать и поджигать. Мы должны быть выше этого.

Лорд Деррис все еще хмурился.

– Иногда Узор может сотворить покой только из хаоса. Разве не так, мастер Телдару?

– Да, – сказал Телдару, глядя на меня. – Верно.

– Если бы Деррис был королем, – сказал мне Телдару позже, когда мы шли к школе, – битва была бы не за горами. Но нет, пусть лучше так – нам с тобой нужно больше времени. Хотя мы все равно должны торопиться.

Он говорил очень быстро, захлебываясь словами. Подбородок и щеки заросли щетиной. Я почувствовала надежду, за которой, как всегда, возник страх – если он ослаб, как он меня восстановит? А если умрет, если Бардрем доберется до него, я и дальше буду жить калекой?

– Сегодня вечером, – Телдару положил ладони мне на щеки. Его лицо было в солнечных пятнах и подвижных тенях ветвей с набухшими почками, которых вчера еще не было видно. Ветер пах весной и дымом.

– Сегодня Раниор. О провидица, которая скоро станет королевой. Сегодня Раниор, и завтра, и все ночи до тех пор, пока он не начнет дышать. У нас мало времени.

Как и раньше, я всюду воображала Бардрема. Среди толпы на главном дворе, где были солдаты, слуги, конюхи и стражники. Город почти опустел (все прятались за стенами, еще не тронутыми огнем), но я представляла его и там, мысленно видела, как он прячется за углами зданий или в переулках, почему-то вновь мальчишка. Каждую ночь мы с Телдару уходили в дом, вдыхая тяжелый воздух с запахом гари, и я все сильнее уставала от воссоздания Пса Войны, от мыслей о том, что Бардрем где-то рядом, хотя рядом его не было.

Но он был.

– Госпожа, – однажды утром сказала Лейлен. С начала пожаров прошел месяц – месяц поджогов по всему городу, и ни один из поджигателей не был пойман; месяц, в который Бантайо выражал свою ярость в пространных письмах. – Госпожа, я должна вам кое-что передать.

Ее голос был странным; я чувствовала это, хотя еще не окончательно проснулась. Я спала всего час. В те дни я редко могла позволить себе больше – это был даже не сон, а простая смена образов: куски плоти и чистые, острые, красные кости.

– Госпожа! Вот, у меня в руке…

Это был маленький клочок бумаги. Я взяла его в ладонь и вспомнила – так внезапно, что у меня закружилась голова, – как Бардрем оставлял записки в борделе, под ковриком или в туфле.

Я села. Лейлен краснела и теребила край косы.

– Он симпатичный, этот Бардо. Это он передал записку. Сказал, что когда-то давно вас знал. И что не хочет, чтобы об этом узнал мастер Телдару. Большой секрет, сказал он. – Она закусила губу и посмотрела на меня.

– Спасибо, Лейлен, – ровно ответила я. – Ты можешь идти.

– Но я должна помочь вам одеться… и ваши волосы…

– Иди, Лейлен. Сегодня я оденусь сама.

Я осталась в одиночестве.

И дрожащими руками развернула записку.

Два плаща, капюшоны

Дом

Ограда

Засов

И так каждую ночь

Я пойму, Нола.

Я коснулась строк, будто могла их почувствовать. Его перо и чернила, его слова, которых я не понимала еще несколько минут после того, как прочла. Записка, как те, другие, которые я находила в самых неожиданных местах.

Я свернула ее, иначе стала бы на нее глазеть и опоздала на занятия. Потом спрятала записку под шкаф. Там лежала другая, которую он оставил мне в ту ночь, когда Орло выманил меня из борделя. Я не смотрела на нее и потом, когда вернулась, но чувствовала эти слова даже ночью, покидая замок вместе с Телдару.

Я пойму, Нола: слова, такие же завершенные и необходимые, как вены у меня под кожей.

* * *

Три месяца. Прошло три месяца с тех пор, как я встретилась с Бардремом. Три месяца, как я взяла череп Раниора из золотой чаши зеркала. Принцессе Лаиби исполнилось три месяца. Город продолжал гореть, образуя ночной узор из мерцающих оранжевых огней и дыма.

Было начало лета, и к Сарсенаю приближался моабуБантайо.

– У нас нет времени, – сказал Телдару.

Я никогда не видела его таким потрясенным.

– Ты такого не планировал, – сказала я. – Не предвидел.

Он развернулся, прищурив черные глаза.

– Ты надо мной смеешься?

Я улыбнулась – для него и для людей, сидевших за столами внизу, которые могли за нами наблюдать.

– Нет, нет, что ты. Теперь, когда я понимаю так много… Я только спросила, поинтересовалась.

Он продолжал смотреть на меня, барабаня пальцами по столешнице.

– Сегодня мы их заберем, – сказал он. Я подняла бровь, но в груди все сжалось, и я испугалась, что задохнусь.

– Я хотел дождаться, пока мы его завершим, – продолжал Телдару, – но теперь мы должны торопиться. Сегодня мы увезем их на холм и будем надеяться, что это ему не повредит.

Ночью он пришел гораздо позже обычного. Я дремала, когда Борл встряхнулся и заскулил. Я села и услышала тихий, настойчивый стук.

Пока мы шли к дому, он молчал. «Бардрем», вновь думала я, но теперь это было лишь слово; записок и встреч больше не было, и я потеряла надежду.

На улице перед домом стоял открытый фургон и спокойная лошадь.

– Садись, – велел Телдару. После тишины слово прозвучало резко. Я забралась на длинную деревянную скамью. Борл попытался запрыгнуть, соскользнул, и я подняла его, обхватив за пояс. Обернулась, посмотрела на повозку, но не увидела ничего, кроме кучи мешков и садовых инструментов.

Телдару сел рядом, натянул поводья и засмеялся.

– Только представь! Два древних героя лежат в обыкновенном фургоне, и никто ни о чем не подозревает!

Я вновь хотела обернуться, но не стала. Пока мы ехали по мощеным улицам к восточным воротам, я пыталась понять, как Телдару спустил их с лестницы – Мамбуру, высокого, мускулистого, и Раниора, которому мы уже нарастили кожу, но чьи мышцы не выглядели плотными.

Когда навстречу вышел привратник, я подумала, сможет ли Телдару быть убедительным на этот раз. Но как только он нас увидел, то поклонился, нервно улыбнулся, и я поняла, что сложностей не будет.

– Мы с госпожой Нолой собираемся за растениями, – сказал Телдару, кивая через плечо на мешки, лопаты и совки.

Стражник заглянул в фургон. «Приподними мешки своим мечом, – подумала я. – Спроси его, почему мы собираемся за растениями ночью». Но на это у Телдару наверняка имелся ответ.

– Госпожа Нола, – сказал стражник, отходя с пути. – Я… моя семья была в тот день на холме Раниора, и мы вас видели.

«Улыбка для меня», подумала я и тоже улыбнулась, радуясь, что темнота скрывает румянец. Когда мы выехали на дорогу, Телдару хмыкнул:

– Прошел почти год! Легенда о Ноле… а впереди еще столько величия.

Повозка остановилась у холма, и я увидела, что Мамбура и Раниор привязаны к носилкам. Телдару спустил с фургона Мамбуру. Несмотря на покрывавшую его ткань, я поняла, кто это: он был большим, а контуры – определенными и четкими. Я вздрогнула, когда носилки ударились о землю, а Телдару снова засмеялся и дернул меня за косу. Помогать он не разрешил. Он протащил носилки с Мамбурой по лестницам и темным, сырым коридорам, оставил их за дверью гробницы и сразу же отправился назад.

Я села рядом с Мамбурой и начала ждать. Я представляла, что случится, если сейчас появится Бардрем. Я представляла, как возвращается Телдару, как я кричу: «Убей его!» Я представляла, как мы с Бардремом делаем это вместе – ножами, кулаками и ногами. «Это был ужасный, ужасный сон; я боялась, что он никогда не кончится, – сказала бы я, когда все завершилось. – Я не могла говорить, не могла действовать, потому что он меня проклял». И мои глаза, смотрящие на Бардрема, могли видеть оба мира, а рот, который его целовал, мог говорить все.

Но нет – этобыл сон.

Телдару втащил в гробницу вторые носилки. Он положил их рядом с носилками Мамбуры и развязал веревки. Слепые глаза Мамбуры смотрели на сводчатый потолок. У Раниора глаз не было, только две влажные глазницы над мясистой шишкой нового носа.

– Зачем мы их сюда принесли? – спросила я. – Это ведь так далеко.

Телдару провел по гладким желтым бровям Раниора, а потом потер пальцы друг о друга. Я почти чувствовала липкую влагу.

– Бой будет рядом и скорее, чем мы можем себе представить. Мы закончим Раниора в его гробнице, чтобы быть готовыми наверняка. В любом случае, это егоместо. Здесь он умер, и будет правильно, если здесь мы его воссоздадим.

Одной рукой он вынул из сапога нож, а другую протянул мне.

– Подойди. Нам надо работать.

В город мы вернулись на рассвете, позднее обычного, и меня уже ждала Лейлен.

– Госпожа, где вы были? – спросила она, и я вяло отмахнулась:

– За городом. Мы с мастером Телдару собирали растения.

Сквозь туман усталости я видела, как она переминается с ноги на ногу. Взяла у нее из руки клочок бумаги, отослала ее прочь и прочла.

 
Сегодня не дом
А знаменитый холм
Там Пес встретил смерть
А повар – хромоту
Но провидцы в ночи —
Что встречали они?
 

Я убрала записку под шкаф. Забралась в кровать, но заснуть не смогла.

* * *

Сарсенайский юноша изнасиловал белакаонскую девушку: такое в горящем городе случалось и прежде, но теперь это была дочь богатого купца, чьи товары – ткани и одежду, – покупали женщины из замка. Один из ее братьев убил юношу.

Четыре корабля Бантайо пристали к восточным берегам Сарсеная.

– Это пока, – сказал мне Телдару. Островитяне были в нескольких неделях пути.

– Нам не хватает времени, – говорил он, расхаживая перед столом. Я сидела у окна. – Все это насилие, пожары… должно быть больше, если мы хотим спровоцировать Бантайо.

– Но мы еще не готовы, – начала я, и он повернулся.

– Время пришло, Нола. Время настало. Я мог бы ждать и дольше, но Узор ведет нас быстрым путем. – Его глаза сверкали. «Как в лихорадке», подумала я, глядя на них и на его ввалившиеся худые щеки. Он побрился, но, должно быть, делал это впопыхах: его подбородок и горло покрывали мелкие порезы с засохшей кровью.

– Огненная Птица Белакао и Пес Войны Сарсеная. – Он улыбнулся. Встал передо мной на колени и положил руки мне на талию. – Они будут сражаться на равнине. И они не умрут.

– Но они умрут, – медленно произнесла я, пытаясь найти слова, которые можно было сказать, минуя проклятие, – если умрем мы.

Он рассмеялся. Все его тело дрожало, даже когда он замолчал. Он дергался, трясся, но, кажется, не осознавал этого.

– Мы не умрем, любимая. Они не умрут. Разве ты не веришь в собственные видения?

А потом он замер, и его глаза уставились в пустоту. Я почти ожидала боли, но на этот раз он не уходил в мой мир – он был где-то еще, хотя так же далеко.

Он улыбнулся. Его зубы были прямыми, хотя утратили белизну, и на некоторых появились серые полоски. Я подумала, не так ли сейчас выглядят и мои.

– Как же просто, – сказал он. – Единственный способ вызвать гнев Бантайо. Я давно должен был это придумать.

– Расскажи, – попросила я, но он покачал головой, уткнулся в мои колени и закрыл глаза.