Текст книги "Узор из шрамов (ЛП)"

Автор книги: Кэйтлин Свит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 32

Очнувшись, я обнаружила, что Телдару плачет у меня на груди. Позже я думала, что это мне показалось, поскольку в глазах и в голове все плавало от лихорадки, а когда я действительно очнулась, он вновь был самим собой, спокойным и улыбчивым. Странно, но сейчас я уверена в этом больше, чем тогда. Он был там. Его голова лежала на моей груди, а сам он плакал, как ребенок.

У меня были сломаны челюсть, нос и несколько ребер. Много дней целительница поила меня сонным зельем. Когда отпала нужда в постоянном сне, я грезила (но не о нем). Я видела свою мать и старые нары, где спала с другими ее детьми. Видела серебряный пояс Хозяйки и поношенное синее бархатное платье. Я грезила, будто проснулась, сижу на краю постели и качаю голыми ногами, готовая встать и выйти во двор.

Когда я открыла глаза, он был рядом и плакал, но боль под кожей оказалась слишком реальной и слишком внезапной; я вновь потеряла сознание, выпав в Иной мир, в котором прежде никогда не была.

Я пыталась прогнать боль, но она была слишком сильной. Я просыпалась снова и снова, на все более долгие промежутки, и лежала, слушая звуки собственного дыхания. Мои глаза пересохли, а все, что я видела, окружало голубое пламя. Окно (не мое) и занавески. Чьи-то руки – чьи? Телдару? Селеры? – держат чашу. Я ожидала увидеть ее косу, думая, что в окружении голубого пламени она будет очень красивой, но скоро поняла, что Селера не может быть рядом, хотя не знала, откуда мне это известно.

Однажды голубое мерцание начало гаснуть. Я перекатила голову на подушке. В челюсти пульсировала боль, стонать было нельзя. Одну из занавесок отдернули, и на постель падал солнечный луч. Я смотрела на зеленое покрывало и выпирающие под ним коленки. На Телдару, который сидел в кресле, протянув ноги на солнечный квадрат, а его склоненная голова оставалась в тени.

Помню, как смотрела на него спящего. Слои снов исчезали, пока не остались только реальные образы. Тогда я застонала. Борл положил морду мне на руку; он лежал рядом, вытянувшись во всю длину. «Тебе тоже досталось, – подумала я. – Ты пострадал из-за меня». Он заскулил, голова Телдару поднялась, и его черные глаза открылись.

– Нола, – сказал он. На лице возникла нежная улыбка, та, что рождала во мне ощущение безопасности и ценности, даже несмотря на мысль: «Мне надо было тебя убить».

– Я боялся, что потеряю тебя, – сказал он. Он наклонился, и его пальцы коснулись покрывала. Борл напрягся и зарычал, так низко, что это было больше вибрацией, чем звуком. – Но Узор привел тебя обратно, и я ему благодарен.

«А я нет, – хотелось сказать мне. – Ты лжешь или безумен?» Не знаю, какие слова у меня бы появились, но дыхание застряло в горле, и Телдару щелкнул языком.

– Тихо, любимая. Ты пока не можешь говорить.

Я подняла руку. Она дрожала и казалась очень тяжелой, но мне удалось коснуться головы. Челюсть, щеки и уши были закрыты повязкой. Я не находила узлов. Когда я коснулась ткани, кожа под ней, которая до сих пор пульсировала, начала гореть. Я могла бы зарычать на него сквозь стиснутые зубы и мышцы, которые разрывало на части от боли. Но я молчала.

Он встал и пересек комнату, на миг скрывшись из виду. Я услышала, как он отжимает воду, и внезапно поняла, что хочу пить. Он сел рядом и оттолкнул скулящего Борла ногой. Поставил на кровать таз и приложил к моему лбу тряпку. Она была такой холодной, что я вновь закрыла глаза. Я слышала, как он опускает тряпку в воду, вынимает ее, и почувствовала на губах капли, которые покатились по шее вниз.

– Позже я велю принести тебе суп, – сказал Телдару. – Возможно, завтра ты поешь что-нибудь мягкое – очищенный фрукт или хлеб, смоченный в молоке. Или что-то более экзотическое, что осталось после свадебного пира.

Он внимательно следил за моими глазами. Когда они расширились, он улыбнулся.

– Ты спала очень долго, дорогая.

Он вернулся к своему креслу. Придвинул его ко мне и сел, положив руки на край постели. Его ладони легли на мой правый бок, и я почувствовала вокруг ребер тугую повязку. Любое место, которого касались он или я, пробуждало в моем теле воспоминания.

– Они поженились два дня назад. Как мило. Селере бы понравилось. Хочешь, я расскажу тебе подробности?

«Ненавижу тебя, – подумала я, – ненавижу, ненавижу». Слова путались даже в голове; я вновь хотела спать, меня трясло и вдавливало в постель. Я пыталась остановить на нем сухие, горячие глаза.

– Ритуалы происходили на холме Раниора. Представь, Нола, насколько больше смысла в нем было для меня, чем для любого из моих предшественников! Стоять под землей, в гробнице Пса Войны, в самом сердце нашей земли, где ты и я недавно управляли мощью Узора… Там было чисто, – оживленно продолжал он, – слуги целыми днями скребли стены и саму гробницу. Камни сверкали. В коридорах светили факелы. Лорд Деррис плакал от потрясения, когда я еще и рта не раскрыл.

Я устала и не хотела его слушать, но все же слушала и думала: «Сколько в этойистории лжи?»

– Думаю, тебе интересно узнать, во что была одета Земия, – сказал он и усмехнулся. Если бы я могла, я бы свернулась калачиком и натянула на голову покрывало. Меня затошнило, и я на миг подумала, что будет, если меня вырвет.

– На ней были белакаонские одежды и по дороге к холму и после, в замке. Я думал, что она наденет сарсенайское – с этой своей коричневой кожей и толстыми мускулистыми руками она выглядела нелепо. Но под холмом Раниора на ней было островное платье, зеленое с желтым. Одежду украшали маленькие ракушки, которые звенели при движении. В волосах тоже было несколько ракушек. Ее сестра не надевала украшений.

Я попыталась представить прямую высокую Нелуджу у каменного саркофага Пса Войны и не смогла.

– Я произнес слова клятвы над Королевским зеркалом.

Маленькое, старое зеркало, сделанное из бронзы, а не из золота. Его использовали только для ритуалов свадеб и рождений, и я никогда его не видела, только слышала рассказы. Госпожа Кет учила нас словам этих ритуалов: «Путь, который вы пройдете вместе, да будет прямым и гладким и проведет вас через все преграды». Телдару произносил эти слова глубоким, торжественным голосом. Халдрин и Земия держали край зеркала, а он положил свои руки на их, темную и светлую, и сказал, что они пойдут прямым и гладким путем, вместе.

– Пальцы Земии были стиснуты, но все равно немного дрожали. Она боялась. Гордая принцесса, рожденная в море, жившая среди вулканов, боялась комнаты из сарсенайского камня – или меня, Узора, который она видела в моем взгляде. Не знаю, но мне было приятно. А потом мы вышли на солнце, и король с королевой сели на лошадей. Они поехали вперед, а лорд Деррис, Нелуджа и я ехали за ними в карете. Вдоль дороги стояли люди – больше, чем когда мы проезжали туда на рассвете. Люди на сельской дороге и на городской. Некоторые бросали лепестки, ленты и яркие полосы белакаонской ткани. Бедные радовались. Богатые молчали.

Не знаю, почему в тот момент я подумала о Бардреме. Возможно, из-за слов Телдару о богатых и бедных. Я увидела бордель, девушек, которые приходили туда в грязи и синяках, и мужчин в шелках, которые им платили. Бардрема, сидящего на камне во дворе, и кончики его длинных волос, что касались бумаги на коленях. Бардрема, лежащего на животе, избитого, в крови. Я отвернулась от Телдару, закрыла глаза, но голова еще кружилась, и я его слышала.

– Белакаонские купцы в верхнем городе колотили ладонями или деревяшками по балконам и дверям – неудивительно, что сарсенайские соседи так таращились на них и на свою новую темную королеву. Дикари, но все же они живут в городских домах, а одна из них теперь в замке. Наши богачи имеют право тревожиться.

В его словах я слышала улыбку.

– Потом начался пир. Королева Земия, – он сказал «королева» так, словно это было ругательство, – надела красное платье, так густо усеянное драгоценными камнями, что оно едва шевелилось. Камни в спиральных узорах отражали свет ламп и факелов, и она была будто в огне. Халдрин пялился на нее, как глупый ребенок. Я произнес речь из тех, которую встречают пьяными возгласами. А потом были пьяные танцы, и я вернулся сюда. К тебе. Смотрел, как ты спишь.

Его голос стихал. Я осторожно потянулась к темноте, возникавшей вокруг меня.

– И еще кое-что о пире, – сказал он. – Вещь, которую Нелуджа подарила сестре после моей речи. Браслет из костей.

Такие далекие слова. Тени плотно накрывали мои уши.

– Кости Мамбуры, Нола. Ты слышишь? Кости героя – и мы их используем.

Я не понимала его слов, но это было неважно. «Бардрем», подумала я и последовала за его именем во тьму.

* * *

Кости Мамбуры. Слова кружились и плавали в моем сне. Они тоже были снами. Бессмысленными, летящими, и я забыла бы их, пробудившись.

Но когда я открыла глаза, надо мной стояла Земия. Ее платье было оранжевым, ракушки в волосах – желтыми, а браслет, который оборачивался вокруг запястья до самого локтя – белым. Он был сделал из полированных частей, похожих на бусины, но это были не бусины. Одни части выглядели неровными и узловатыми. «Костяшки», подумала я и вспомнила Игранзи. Другие были длинными, тонкими, изящно изогнутыми, следуя подъему ее предплечья. Некоторые гладко блестели, а некоторые были покрыты линиями, напоминавшими твердые желтоватые вены.

«Кости Мамбуры», вновь раздалось у меня в голове, и я подняла глаза, чтобы взглянуть на королеву.

– Нола, нам жаль, что мы тебя разбудили. – Говорил Халдрин. Он возник в поле моего зрения и остановился рядом с женой. Он улыбнулся. Она – нет.

– Но мы рады, что ты очнулась. И должны поблагодарить тебя.

«Теперь ты скажешь ложь, которую услышал от Телдару», сказала бы я, если бы не проклятие, и если бы моя челюсть не была перевязана. Я попыталась поднять брови. «Давай, рассказывай».

–  ИспуТелдару говорит, что ты его спасла, – продолжила Земия. В ее голосе не было благодарности. «Холодный, – подумала я, – подозрительный», но эти слова не могли полностью описать ее интонацию и выражение глаз.

Халдрин сказал:

– Он считает, ты можешь ничего не помнить. Это так?

Я покачала головой. Мои волосы на подушке зашуршали. Коса, словно змея, свернулась на зеленом покрывале, натянутом до плеч.

– Тогда мы не станем тебе напоминать, – продолжил король. – Это неприятно, а ты должна набраться сил. Знай только, что Сарсенай тебе благодарен. Я благодарен.

Я подшевелила ногами и плечами. «Благодарен? Нет. Он убил Селеру. Мы убили. Наверное, Бардрем тоже погиб. Он бы и меня убил, если бы не нуждался в моей помощи, чтобы уничтожить еще больше людей, белакаонцев, в битве, о которой рассказала ему ты, моя королева».

– Так что мы тебя оставим, и…

– Халдрин, – странно было слышать его имя из уст Земии. – Она вся чешется. Кожа под повязками вокруг грудной клетки. – Я двигалась по другой причине, но как только Земия это сказала, поняла, что она права: мне было жарко, я вся взмокла и чесалась. И я вновь пошевелилась под одеялом.

– Я развяжу ее, – сказала королева, – и осмотрю. Бабушка по отцу учила нас таким вещам. За испойбудет хороший уход.

Халдрин слегка нахмурился. Земия протянула руку – голую, коричневую, мускулистую, – положила ладонь на его живот и улыбнулась.

– Иди, муж.

Он улыбнулся в ответ.

– Ладно, – сказал он, – но не задерживайся.

Земия посмотрела, как он закрыл дверь, потом повернулась, подошла ко мне и стянула покрывало до бедер. Я увидела, что на мне нет ничего, кроме чистых белых полос ткани, плотно обернутых вокруг тела от пояса до груди.

–  ИспуТелдару говорит, что ты решила еще раз попрощаться со своими друзьями, – она развязывала узлы, наблюдая за моим лицом, а не за пальцами. – Он говорит, ты взяла из конюшни лошадь и отправилась за каретами. Одна из них повернула на север, а другая лежала на боку у гробницы вашего героя-пса.

Костяной браслет холодил кожу, и после тех дней, что я лежала перевязанной, воздух тоже казался холодным. Мои соски напряглись, и я увидела, как взгляд Земии скользнул по ним.

–  ИспаСелера сошла с ума, говорил Телдару. – Королева смотрела на мою грудь; ее голова склонилась набок. «Она видит синяки, – подумала я, а потом, в очередном приступе головокружения, поняла: она видит шрамы. Пожалуйста, смотри дольше, Земия, пожалуйста, спроси, откуда они взялись. Даже если мой голос тебе не скажет, может, сумеют глаза».

Она перевела взгляд с груди на лицо.

– Она уже убила возницу. Когда ты приехала, она стояла над испу. Он был зажат под колесом кареты. Она кричала. Он заставил ее уехать, а она не хотела. Он не имеет права отсылать ее так далеко от него. Но он вынудил ее уехать, а потому будет страдать. Так, по его словам, она кричала. Стояла над ним с ножом и собиралась его опустить, – Земия была так близко, что складки ее платья касались моей руки, – когда ты схватила палку у дороги и ударила ее. Один сильный удар, и она упала, нож отлетел, а ветка оказалась у ее руки. Она схватила ее. Селера ненавидела тебя, говорит испу.С того самого момента, как ты пришла сюда много лет назад, вы были с ней как огонь и вода. Она напала на тебя, словно горный поток, но ты сопротивлялась. Когда испуосвободился, ты была уже на земле, вся в крови. Он поднял нож и ударил ее в спину, а потом, когда она повернулась, в грудь. Чудовище погибло, красавица стала народным героем. Что ж, – она села в кресло и расправила оранжевую одежду, – это помогло тебе вспомнить? Или нет, потому что в этом нет ни слова правды?

Я издала низкий звук, и она улыбнулась широкой холодной улыбкой.

– Ну да, ты ведь не можешь говорить. – Улыбка погасла. Она смотрела на мое обнаженное тело, в мои глаза. – Что произошло на холме? И что он для тебя?

Я подняла руки и положила их под груди, где были шрамы. Это словно напомнило ей, зачем она здесь; Земия встала и начала завязывать полотнища, на этот раз свободнее. Я коснулась кожи в черно-желто-зеленых пятнах, которые увидела только сейчас, а потом ухватила ее за руку и приложила к шраму.

– А, – сказала она, оттолкнула мою руку и завязала на этом месте узел. – Значит, в этом все дело. – Земия выпрямилась, пока я издавала придушенные звуки, и опустила ворот своего одеяния, обнажив большую грудь и фиолетово-черную границу соска. Она прижала палец к коже, и я увидела шрам, розовато– коричневый, длиной и толщиной с мой большой палец.

– Меня он тоже порезал, – сказала она. – Однажды, разбитой ракушкой. В Белакао, когда мы были молоды, и он разозлился. Моя кровь… восхищала его. – Она отошла, поправляя платье. – Я сопротивлялась. А ты, судя по всему, нет. Может, тебе кажется, что ты его любишь?

Я хотела расхохотаться ей в лицо тем своим безумным смехом. Хотела спрыгнуть с постели, ухватить ее за плечи и закричать: «Нелуджа бы поняла!» Но я не сделала ничего, ибо в эту секунду дверь отворилась, и в лучах солнца появился Телдару.

– Земия, – сказал он. Его рот и глаза широко раскрылись. – О, прости меня – королеваЗемия.

– Халдрин зовет меня моабене, – сказала она, внезапно показавшись мне выше и ярче. Она прошла мимо него и покинула комнату, больше не взглянув ни на кого из нас.

– Видела? – Он подхватил меня под руки и посадил на кровати. я задохнулась от боли и облегчения. – Браслет, – добавил он нетерпеливо. Жаль, что я не могла ухмыльнуться: «Нить с белыми костями на половину ее руки? Нет, не видела». Я кивнула.

– Он нужен нам, Нола. Имея кости Мамбуры, мы его восстановим. Огненная Птица снова полетит.

«Разумеется», подумала я, когда он прикоснулся к ткани вокруг моей головы. Я пыталась засмеяться, но это прозвучало как фырканье Борла.

– Я буду щедрым. Возможно, щедрым дураком, но все же я собираюсь тебе довериться. После все твоих попыток меня предать ты докажешь свою пользу. Ты украдешь для меня кости Мамбуры.

Время остановилось. Его пальцы легко двигались за моей головой. Прошло несколько минут, и он повернулся. Его улыбка заполнила собой все пространство. Гладкая золотистая щека почти касалась моей.

«Пока ты не восстановишь мои Пути, я не стану тебя убивать, – подумала я. – Буду притворяться. Буду женщиной, которую ты хочешь, и когда я узнаю столько, сколько знаешь ты, а проклятие исчезнет, я пойму, как тебя уничтожить».

– Нола? Ты меня слышишь?

Ткань упала. На миг я закрыла глаза, ожидая боли, но почувствовала только приятную расслабленность, которая заполняла щеки и проникала между зубами. Я открыла глаза и улыбнулась.

– Да, – ответила я.

Книга третья

Глава 33

Это была игра. Всего лишь слова и кровь, которая быстро высохла (даже кровь Бардрема). Я бы хотела сказать, что выбросила из головы все ужасы, потому что онемела от потрясения или не могла с ними жить. Потому что должна была сосредоточиться на планах, играть роль благодарной женщины Телдару – провидицы, которая его спасла. Но это было не так. Мне нравилосьбыть такой провидицей, а быть такой женщиной оказалось очень легко. Кровь высохла, я была героиней, люди приветствовали меня, кланялись, а симпатичные стражники краснели, когда я им улыбалась.

Игра. И даже сегодняшняя ненависть к себе кажется ее частью.

* * *

Прошли недели, прежде чем героическая госпожа Нола смогла выйти в замок. Недели ожидания, за которые срастались кости и исчезали синяки.

– Мы должны быть терпеливы, – говорил мне Телдару. – Когда ты решишь забрать браслет, Нелуджи здесь быть не должно. Она слишком умна. Надо дождаться, пока она уедет.

Сам он терпел почти месяц после смерти Селеры, до одного вечера в Тронном зале. Он едва притрагивался к еде и пил больше, чем обычно в присутствии короля. Я ела и наблюдала за ним. (Теперь я могла есть твердую пищу – картофель, яблоки, хлеб, не вымоченный в молоке). Он покраснел, глаза горели и метались от одного человека к другому.

– Почему она не уезжает? – шипел он.

Я повернула голову, искоса глядя на Нелуджу. Она сидела рядом с сестрой, поднимая куски картофеля плоской белакаонской ложкой. Маленькие куски она давала ящерице, примостившейся на ее плече. Я заметила мелькание крошечного черного язычка.

– Почему он это позволяет? – спросил Телдару. – Разве он не видит, что людям и так сложно принимать островную королеву, а островную провидицу и подавно?

– Ты ведь должен этого хотеть, – пробормотала я. – Напряжение, гнев. Разве нет? Разве не это – часть твоего замысла?

Когда он скривился, я мысленно улыбнулась. «Глупец, – думала я. – Ты ребенок, который не получил того, что хочет. Ты ревнуешь или нервничаешь – неважно. Она тебя беспокоит, и этобеспокоит тебя».

– Возможно, она будет на дне Пути Раниора, – сказала я.

Он повернулся и уставился на меня. Я едва заметно улыбнулась. За прошедший месяц я выучила новую улыбку – зовущую и невинную, больше в глазах, чем на губах. Она позволяла говорить откровенно, но при этом мои слова не звучали неуважительно или чересчур прямолинейно. Прежней Ноле для этого не хватило бы сдержанности.

– К тому времени я надеялся получить кости Мамбуры, – сказал он и придвинулся ко мне. Его дыхание было теплым и пахло вином. – Хочу тебе кое-что показать. Надеялся сделать это сразу после ритуалов на холме.

– Все равно покажи. – Я пыталась выглядеть безразличной, но вилка в руке слегка дрожала. Я представила, как вонзаю зубцы в его предплечье, и это меня немного успокоило.

Он хмыкнул. Как легко его отвлечь.

– Нет. Сначала принеси кости. Тогда покажу.

В день Пути Раниора, через две недели после нашего разговора, Нелуджа все еще оставалась в замке. Утром стоял плотный туман – густой белый туман конца лета, – и его присутствие казалось неправильным. Он должен был исчезнуть к полудню или перейти в дождь, но этого не случилось: туман окутал город и восточную дорогу, заглушая музыку и голоса, которые должны были чисто звучать под ясным небом.

– Путь скрыт, – сказал лорд Деррис, пока наша карета ехала по дороге, подпрыгивая на кочках. Я впервые совершала путешествие к холму Раниора в карете, впервые не шла среди друзей и горожан. Но теперь я была госпожой Нолой, избранной Телдару; я ехала с ним, с королем и лордом Деррисом (Земия и Нелуджа сидели в другой карете). Снаружи доносились приглушенные голоса: люди пели, кричали, но словно вдалеке. Я пыталась представить их предвкушение, их ожидание, когда дверь кареты откроется, и перед ними окажется Мастер, готовый вести на вершину холма. Готовый заглянуть в будущее страны и раскрыть его перед народом. Я пыталась представить это, но не могла: колени лорда Дерриса стучали о мои, король пытался застегнуть пряжку плаща, а Телдару рядом со мной опустил голову на руки.

– Путь скрыт из-за тумана, кузен, – сказал Халдрин, облизывая уколотый палец.

Деррис скривился.

– Разумеется. Но туман вплетен в Узор; он послан, чтобы противостоять нам или бросить вызов. Не так ли, мастер Телдару?

Телдару не двигался.

– Мастер? – Глаза лорда Дерриса расширились. Я представила, какими круглыми они станут, проведи я рукой по бедру Телдару или запусти пальцы в его густые рыжие волосы.

Он все еще не поднимал головы.

– Дару. – Халдрин склонился и нахмурился. – Что с тобой? Ты нездоров?

Телдару выпрямился так внезапно, что оба мужчины вздрогнули.

– Лорд Деррис прав, – тихо сказал он. – Узор странный и туманный. Я вижу это.

– Даже сейчас? – прошептал лорд Деррис. – Без Великого зеркала?

Мне хотелось закатить глаза. Хотелось ударить пятками о сиденье или вытянуть ноги вперед, закинув руки за голову.

– Он близко, – сказал Телдару, сплетая и расплетая пальцы. – Иной мир, все Пути, здесь и там. Я чувствую, как они тянут мои ноги, ведут к откровению, от которого пробивает дрожь.

«Откровение, – подумала я. – Он, наконец, собирается произнести пророчество». Я знала это, видела так ясно (возможно, Узор тянул и мои ноги?). Я засмеялась. Негромко – скорее, смешок, чем смех, – но теперь все трое посмотрели на меня.

– Госпожа Нола? – сказал лорд Деррис своим странным задыхающимся голосом. – Вам это кажется смешным?

Я повернулась к Телдару, который смотрел на меня, подняв бровь.

– Нет, господа, – медленно проговорила я, сама серьезность. – Просто я чувствую то же, что и мастер Телдару. Это наполняет меня восторгом. В такие моменты я лишь дитя перед чудом Узора.

Телдару улыбнулся, но глаза его оставались холодными. И тогда меня осенило: сегодня я должна сделать что-то, что его удивит. То, в чем ему не удастся меня обвинить – просто чтобы позлить его. Встревожить, но не выглядеть непослушной. «Я так устала от твоих игр, – подумала я, улыбаясь в ответ. – Пришло время сыграть в мою».

Туман начал рассеиваться в ту минуту, когда я ступила на землю у подножия холма Раниора. Позже я узнала, что тогда говорили люди: будто в момент моего приезда миры начали смешиваться и меняться. Когда я об этом услышала, мое сердце забилось сильнее. И даже сейчас, после всего, что случилось потом (стыд добавляет гордости не слишком приятную остроту), я вспоминаю об этом с волнением.

С этого можно было бы начать красивую историю, но мне все помнится иначе: туман не исчезал, пока мы не добрались до середины холма. Я смотрела под ноги, поскольку только их я могла хорошо разглядеть. Телдару был где-то впереди; король и его семья – сзади. Замыкал процессию лорд Деррис, наверняка с волнением размышляя о том, что означает весь этот туман, и беспокоясь, что добрые сарсенайцы не смогут увидеть то, что должны. Они спотыкались и смеялись, ничего не видя перед собой. Я слышала смех и думала о Грасни, о Селере, и мне хотелось, чтобы всем нам снова было четырнадцать.

Я задыхалась от усталости, взбираясь по крутому склону, когда заметила медные бусины на подоле плаща Телдару. Я оглянулась и увидела Халдрина, который держал за руку Земию. Через несколько минут я уже могла разглядеть силуэты идущих позади людей. На вершине туман стал больше похож на изморось, и небеса наполнились светом. Большое золотое зеркало, висевшее на монументе Раниора, было ярким, но не слепило глаза.

Мы с Телдару встали перед ним, ожидая, когда соберется народ. Люди подходили, и смех стихал. Здесь были ученики-прорицатели, бабушки и дедушки, дети, и все они молча ждали, когда мы с Телдару заглянем в зеркало. Оно висело на черной металлической раме и было размером с него. Оно отражало все лица и небо. Оно показывало будущее Сарсеная.

– Образов будет множество, – когда-то говорил мне Телдару. – Подумай, какими сложными бывают видения одного-единственного человека, а теперь увеличь эту сложность в сотню раз. Мы должны смотреть по-настоящему: люди должны быть уверены в видении, а кроме того, за нашими глазами будет наблюдать лорд Деррис. Однако слова будут отличаться от образов. – Я подняла брови, и он пожал плечами. – Знаю, это публичный и самый знаменитый ритуал прорицания, но все же слова выдуманы. Спланированы. И это правильно, поскольку неважно, о чем видение – люди хотят быть уверены, что их земля и дальше будет процветать.

«Выдумка, – подумала я, когда вперед выступил король Халдрин. – План». И глубоко вдохнула холодный сырой воздух, пахнувший землей.

На холме Раниора не было речей (это происходило позже, во дворе замка и в Тронном зале). Здесь король произносил всего пять слов. Раньше я слушала их, стоя на склоне холма, и воображала, будто они обращаются ко мне. Но теперь я думала: «Нет, мой король, обратись к Телдару, только к нему, чтобы на меня не повлияло проклятие, не заставило меня смотреть, потому что на самом деле я ничего не должна видеть…»

Халдрин посмотрел на Телдару и сказал:

– Скажи нам, что ожидает Сарсенай.

Мы с Телдару повернулись к зеркалу. В этот миг остатки тумана рассеялись. Небо стало чистым, синеву затопили золотые лучи солнца. В следующую секунду Халдрин повторит эти слова, и металл покроется образами. Я слегка подвинулась, чтобы Телдару оказался между лордом Деррисом и мной. Все остальные были сзади.

– Скажи нам, что ожидает Сарсенай, – произнес король. Его голос был глубоким и сильным.

Я закрыла глаза.

* * *

Слова короля едва успели стихнуть, когда я отвернулась от зеркала и упала на колени. Кто-то раскрыл рот, кто-то всхлипнул; засмеялся ребенок. В золотистых небесах пела птица. Когда вернулась тишина, король Халдрин наклонился ко мне. Я почувствовала движение, но не увидела его – глаза все еще были зажмурены. Я ухватилась за руку и позволила себя поднять. Встав, я прислонила лоб и руки к монументу Раниора. Мои пальцы искали резьбу: спирали, изломанные линии, отметки жизни героя, его Пути, сформированные и формирующиеся.

– Госпожа, – король говорил тихо, но его услышали многие. – Что ты видела?

Я приоткрыла глаза. Телдару подвинулся. Он тоже отвернулся от зеркала, хотя двигался медленнее. Те, кто был там, позже рассказывали, как он стоял, мигая, а в его глазах светились золотистые точки, исчезающие видения Иного мира. Говорили о том, как он смотрел на свою бывшую ученицу, и одни уверяли, что на его лице читалась гордость, а другие полагали, что гнев.

– Мой король, – произнесла я. Голос задрожал, но постепенно выровнялся, поднимаясь над толпой и холмом. – Я видела гору посреди моря, которая дышала огнем и дымом.

Должно быть, королева Земия склонила голову, и камни, вплетенные в ее волосы, зазвенели, как маленькие колокольчики. Я представила ее глаза, прищуренные и темные. Представила ее сестру, смотрящую в землю.

– За горой стояла стена из красного камня. О нее разбивались волны, которые были подобны пламени. – Я замолчала, словно у меня перехватило дыхание. – А потом из горы вырос человек, – продолжила я, распрямив плечи, но не открывая глаз. Теперь я представила шелк своего синего платья, переливающийся, как вода или длинные гладкие перья. Те, кто был неподалеку, позже говорили, что мои глаза под веками закатились. Некоторые утверждали, что отметины, которые Селера оставила на моих руках, начали светиться серебристым светом.

– Он был высоким, широкоплечим, и его голова была как черный блестящий камень. Вместо рта у него был черный клюв. Он пошел по воде, а его копье высекало дорожку из искр. Когда он подошел к красной стене, из камней появился другой человек, яркий, с длинными зубами охотничьей собаки. У него был меч и щит с двумя серебряными руками на синем фоне. Эти люди начали сражаться среди летящих камней и огромных приливных волн. Их битва переворачивала землю и порождала гигантские волны, и ничто не могло остановить их, пока не появился третий.

Я открыла глаза. Хотя я знала, что они чистые, люди говорили, будто в них была темнота видений, похожая на туман, который только что рассеялся. Я была спокойна, как и все остальные, кроме королевы, переводившей взгляд с меня на Телдару, и самого Телдару, который глядел только на меня. Нелуджа продолжала смотреть под ноги. Ее длинная шея изящно изгибалась под красным платком.

– Он был выше их обоих, – сказала я. – Из его глаз лился черный огонь. Этот огонь окружил воинов, и те застыли, словно вмерзнув в море. Их глаза остановились. Он поднял руки, и из кончиков его пальцев полился черно-золотой свет. Волны успокоились. Оранжевый огонь превратился в пепел и рассыпался. Воины в почтении склонили головы. Красная каменная стена становилась выше, устремляясь к солнцу, но глаза этого человека были ярче. – Я повернулась, подняла руку и вытянула указательный палец. – Глаза этогочеловека. Телдару.

Воцарилась тишина. Тихо застонал ветер; зеркало заскрипело на металлических петлях. Вскрикнула птица – другая или та же самая, – а потом ребенок, которого быстро утихомирили. Кто-то закричал: «Телдару!», рядом воскликнули «Раниор!» и «Сарсенай!», и от их радости небеса стали ярче.

* * *

Телдару не говорил со мной, пока мы наблюдали, как внизу, на равнине, люди исполняют танец Узора. Сейчас там собрались почти все, хотя на вершине еще оставались дети, танцуя вокруг камня собственные танцы. Иногда они останавливались, чтобы перевести дыхание, и глазели на короля, королеву и провидцев.

Телдару молчал, поэтому заговорила я.

– Телдару, – произнесла я тихо, хотя рядом никого не было, и нас не могли подслушать. – Ты недоволен. Почему?

– Почему? – Он хмыкнул, но в его голосе не было удивления. – Это мой вопрос, не твой. Почему ты сказала то, что сказала?

– Я хотела тебе помочь. Сделать то, что будет иметь больше силы, если сделано мной, а не тобой. Ты расстроен? – Я положила руку ему на спину, ощутив напряжение его мышц и мягкий изгиб поясницы. – Ты сомневаешься в видениях, моих или Нелуджи?

Он завел руку за спину и накрыл мою.

– Не сомневаюсь.

– Значит, ты не боишься, что люди разочаруются или будут негодовать, если видения не окажутся истинными?

– Они были истинными. И есть.

Он не смотрел на меня; я улыбнулась, чтобы он мог услышать эту улыбку в моем голосе.