Текст книги "Разбитый сосуд (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Её комната была на втором этаже того, что называли «домом постоялиц» – то есть, того здания, что стояло левее. Окно выходило в сад, окружённый высокой кирпичной стеной с острыми пиками наверху. Ни дорожек из гравия, ни клумб, как во второй части приюта. Только тропинка, что вела к небольшому приземистому строению из жёлтого кирпича в дальнем левом углу сада. Должно быть, Харкурт считал, что уборная внутри дома – это слишком хорошо для кающихся грешниц.
Как и все окна в доме постоялиц, это было забрано толстой железной решёткой. Салли потрясла её на пробу, но та была слишком прочно закреплена, чтобы её можно было вынуть, не оставив следов, а прутья были слишком частыми чтобы через них могла пройти склянка с лауданумом.
– Вот ты где! – раздался голос.
Салли обернулась и узнала Флорри Эймс.
– Привет! – воскликнула она, радуясь о того, что встретила кого-то, кто был почти как друг. – Откуда ты узнала, что я здесь?
– Я видела, как мисс Неттлтон привела тебя сюда и подумала подняться, чтобы поздороваться. Я гадала, придёшь ли ты снова, после того, что случилось с Мэри.
– Не моё дело, что с ней стряслось, – беспечно отозвалась Салли. – Об это ведь пошло много сплетен, да?
– Сперва – да. Но сейчас все успокоились.
– Это и твоя комната тоже?
– Нет. Я живу в передней комнате на третьем этаже – ненавижу лестницы! Но лёгкой жизни тут искать нечего.
– А как ты сюда попала? – с любопытством спросила Салли.
– А как все девчонки попадают куда бы то ни было? – Флорри рассмеялась. – Либо ищут мужчину, либо бегут от него. Я бежала.
– Это был твой сводник?
– Нет-нет! Мужчины… Если не раздвинешь ноги, не оберешься проблем, а раздвинешь – так ещё хуже!
– Он бил тебя? – спросила Салли, вспомнив Круглоглазого.
– Я и без этого была сыта по горло. Не спрашивай больше – мне от одних мыслей о нём тошно. О! Колокольчик. Это зовут на обед.
Она провела Салли на первый этаж.
– Мы обедаем в том доме – мы называем его «конторой», потому что там у мистера Харкурта кабинет. И ещё там молельня, кухни и комната, где спит дежурная сестра. А в этом – только наши спальни и прачечная в подвале. Видишь дверь? Это единственный путь между обоими домами. На ночь его запирают, так что в «контору» не попасть. А если тебе нужно будет навестить сэра Гарри, то выходишь в сад через заднюю дверь.
Вдруг Флорри замолчала и прижала палец к губам.
– Подойди, – прошептала она. – Я покажу тебе кое-что.
Она открыла узкую дверь напротив лестницы, между передней и задней комнатами. Салли протиснулась внутрь, пытаясь что-то разглядеть в тусклом свете. Это оказалась небольшая каморка, едва ли десяти квадратных футов площадью с маленькой кроватью без простыней и одеяла, деревянным сундуком и столиком с фарфоровым умывальником. Ни окна, на камина не было. На стенах блестела влага.
– Чёрная дыра! – прошептала Салли.
Флорри торжественно кивнула.
– Это здесь спала Мэри – и здесь же её нашли утром. С тех пор комнату не использовали.
Салли с нетерпением ждала, когда ей выпадет возможность осмотреть комнату Мэри, но сейчас и представить не могла, что искать. Комната была крошечной, чистой и выскобленной – ни дыры в стене, ни трещины в полу, где можно было бы что-то спрятать. Посадить девушку из хорошей семьи в такую тёмную сырую дыру – и не за то, что она совершила что-то дурное, а просто чтобы сломить её и заставить всё рассказать!
«Ну ничего, сейчас роли поменялись, – подумала Салли. – Теперь шпионить будут за Харкуртом».
Она пришла сюда как хорёк, что залезает в кроличью нору, и она охотится за тайной – быть может, за тайной убийства. Так что берегись, Восковая рожа! Я узнаю что-нибудь, отчего ты слетишь с пьедестала впереди своего визга!
Салли быстро узнала распорядок дня в приюте. Домашние дела, шитьё, молитвы и ужин – а на следующий день всё по новой. Мисс Неттлтон порхала тут и там, заботясь о том, чтобы у каждой постоялицы была работа и давая новую, когда старая была сделана. Чистили окна, выбивали ковры, полировали дверные ручки и натирали перила воском. Кусочки ковра, прибитые к лестницы отрывали, чтобы починить и прибивали обратно. Порой полдюжины девушек выходили в сад за «конторой» и гуляли по нему четверть часа – здесь это называлось «отдыхом».
Все две дюжины постоялиц собирались вместе только на молитвы и трапезу. За подачей еды Салли следила особенно тщательно. Мисс Неттлтон и Проныра Пег ходили по комнате с большими блюдами, раздавая чёрный хлеб, овощи и немного сыра. Похоже, добавить что-то в еду было бы непросто. Как можно быть уверенным, что именно Мэри, а не кто-то другой взял бы отравленный кусок хлеба или ломтик сыра? Если только еду подавал не тот же, кто и добавлял яд. Салли заметила, что обед всегда подают двое – Пег и дежурная сестра. Стало быть, в тот день это были Пег и миссис Фиске. Но так ли это важно? Мистер Кестрель сказал, что если бы Мэри приняла смертельную дозу опия за ужином, признаки отравления появились бы ещё до отхода ко сну. Нет, Мэри отравили как-то иначе – яд почти наверняка был в том лекарстве. Неудивительно, что в первую очередь мистер Кестрель поручил вызнать, где храниться это лекарство, и кто мог его взять.
Соседки приглушёнными голосами жаловались на еду – одни овощи, ни кусочка говядины или хотя бы баранины. Жидковатый говяжий суп или сгущённое мукой водянистое варево с тушёным мясом было лучшим, что здесь получали. Мистер Харкурт утверждал, что овощи полезны – а сам лакомился отличными отбивными, когда обедал в приюте!
– Почему нам дают так много этой зелени? – спросила Салли.
– Потому что муж миссис Джессоп – зеленщик, – прошептала Флорри. – Миссис Джессоп – одна из сестёр-хозяек, и следит, чтобы мистер Харкурт получал все овощи, каких захочет, и за гроши.
– Он так достаёт все, – проскрипела Бесс – одна из старших постоялиц, чей голос напоминал звуки экипажа, что едет по гравию. – Вытягивает из сестёр-хозяек или других женщин, что сохнут по нему.
– Вытягивает из их мужей, ты хочешь сказать, – заметила румяная девушка, которую звали Рыжей Джейн – чтобы отличать от другой, черноволосой Джейн, – или братьев. У мисс Неттлтон брат – каменщик, и мистер Харкурт всегда обращается к нему, когда тут надо что-то починить. А миссис Фиске – жена аптекаря, так что лекарства идут от неё, а если кто из нас заболеет, то лечить тоже будет он.
– Странно, что он не позвал его, когда та девчонка – Мэри – перекинулась.
– Но он звал, – сказали они все хором.
– Враки! На дознании-то его не было… – Салли оборвала себя и мысленно обругала. Как она объяснит, откуда знает, кто был на дознании, а кто не был?
– Он болел, – пояснила Флорри. – Ещё до того, как Мэри умерла, несколько девочек лихорадили, и мистер Фиске приходил каждый день посмотреть их. Когда Мэри нашли мёртвой, за ним тут же побежали, но он сам слёг – ясно дело, подцепил лихорадку от кого-то из нас. Он был очень плох – весь трясся и выглядел паршиво, но всё равно пришёл. Посмотрел Мэри и совсем расклеился – она ему нравилась, и её смерть его чуть в гроб не загнала. Мистер Харкурт отправил его домой – сказал, что аптекарю лучше самому прилечь. Так он и лежит в бреду, а миссис Фиске не знает, жив он будет назавтра или мёртв.
– Да ей плевать, – вставила Бесс.
– Бедный мистер Фиске, – вздохнула Флорри. – Если кто и жил под каблуком, так это он. А ведь он славный.
– Он – добрая душа, – возвестила Рыжая Джейн. – Так все говорят. Он сочувствует таким как мы, если спросите меня. Эта старая карга только зубами скрипела! Она бы никогда и близко его к нам не подпустила, да ведь мистер Харкурт не станет тратиться на лекарства и врачей, если может задешево получить всё от мистера Фиске.
– Ему нравилась Мэри, говоришь? – задумчиво спросила Салли.
– О, да, – кивнула Флорри. – Но не то, чтобы ухлёстывал за неё, он же ей в отцы годился…
– Это его не останавливало, – припечатала Бесс.
– Я знаю, но всё было не так. Мэри была хорошенькой и всегда очень грустной, а ему было её жаль. У него было доброе сердце. Его позвали, как только она к нам пришла – уж больно была слабой и совсем убита горем. Он прописал ей то лекарство, а потом всякий раз заглядывал к ней, когда приходил, чтобы посмотреть, как она.
– А она к нему привязалась? – спросила Салли.
– Да, немного. Конечно, о Мэри сложно сказать. Она мало говорила, Но если с кем-то и общалась, так это с ним. Кажется, она доверяла ему больше всех.
– Думаете, ему она сказала, кто она такая? – с нетерпением спросила Салли.
– Кто знает? – пожала плечами Рыжая Джейн. – Я о таком не слышала.
И никто не говорил это коронеру, подумала Салли. Имя мистера Фиске вообще не всплыло на дознании – а ведь он лечил Мэри с самого первого дня в приюте и прописал для неё лекарство! Более того – он был первым врачом, что осматривал тело. Понятно теперь, почему Великий доктор вёл свой осмотр только через три часа. А ещё понятно, куда так спешила миссис Фиске сразу после того как обнаружилось, что Мэри мертва. Харкурт должен был послать её за мужем – но потом передумал, отослал аптекаря прочь и пригласил Великого доктора.
Самый настоящий заговор. Харкурт, миссис Фиске и Великий доктор ни слова не сказали об аптекаре. Только ли потому мистер Фиске не появился на дознании, что бы слишком болен, и не потому ли Харкурт хотел устроить всё побыстрее? Или Фиске знал что-то, что Харкурт хотел скрыть подальше?
Она должна увидеть Фиске, поговорить с ним и понять, что он знает. Когда он поправится, то обязательно снова будет приходить. Здесь всегда есть постоялицы, которым нужен врач. Но что если Харкурт больше не будет его звать? Или хуже – если Фиске вообще не поправится, а умрёт и унесёт все тайны в могилу?
Глава 12. Трио подозреваемых
В полдень в субботу Салли отправили мыть окна в передних комнатах. Она смогла увидеть Брокера на улице, который глазел на витрину канцелярской лавки. Выбрав минуту, когда никого рядом не было, Салли махнула куском белой ткани, которым мыла окно. Брокер будто бы и не смотрел в сторону приюта, но девушка знала, что он видел её знак, потому что сунул руки в карманы и беспечно зашагал прочь.
Воскресение отличалось от обычных дней.
– Сегодня работы не будет, – сказала Рыжая Джейн, что была одной из трёх соседок Салли по комнате. – Ну, кроме готовки и мытья посуды.
– А что мы будем делать весь день? – спросила Салли.
– В основном – случать болтовню мистера Харкурта, – ответила Веснушка – рыжеволосая конопатая девица.
– Ну хоть погреемся в молельне, – сказала Рыжая Джейн. – Мистер Харкурт всегда требует, чтобы там было натоплено.
– Грех так говорить, – сказала юная Нэнси, что очень серьёзно относилась к своему исправлению.
– Во всём приюте холодно и сыро как в могиле, – возразила Джейн, – но только когда там нет мистера Харкурта.
Все остальные закивали, поеживаясь от холода. Девушки умылись и оделить в сером утреннем свете – от холода у них дрожали пальцы и сами собой сутулились спины. Они двигались как разбитые ревматизмом старухи.
– Похоже в Обществе возвращения не нашлось ни одной жены угольщика, – заметила Салли.
– Соображаешь, – одобрительно кивнула Рыжая Джейн.
Салли хотела вывести их на разговор о покровителях Харкурта.
– Я слышала, один из попечителей – большая шишка и ещё сэр какой-то.
– Да, лорд Кербери, – отозвалась Веснушка.
– Точно. Я знаю, кто он такой, – сказала Салли. – Я видела однажды его сына – мистера Чарльза Эвондейла – такой красавчик! Волосы золотые, а глазищи такие синие-синие. Он здесь не бывает?
– Нам так не повезёт! – засмеялась Джейн.
– А лорд Кербери бывал, – ответила Веснушка. – Я видела его. Нескольких тогда позвали поблагодарить попечителей, так что я видела его так же хорошо, как тебя. Он мне улыбнулся.
– Ещё бы – это же как смотреть на ручных обезьянок, что танцуют для тебя, – усмехнулась Рыжая Джейн.
– Чтоб тебе удавиться! – крикнула Веснушка.
– Иди к дьяволу и скажи, что от меня!
Девушки рванулись друг к другу, Салли и Нэнси попытались их разнять.
– Что за шум? – в двери появилась голова Проныры Пег. – Остыньте, проклятые шлюхи – если вы опоздаете в молельню, то спросят с меня. И если Сам поинтересуется, кто виноват, я молчать не буду. Так что живей!
Рыжая Джейн и Веснушка бросили друг на друга недобрые взгляды, но разошлись и закончили одеваться. Салли уже не впервые видела, как Пег унимает постоялиц. Каждый знал, что она может сказать Харкурту – не говоря уже о том, что любой проступок может дойти до его ушей как-то ещё. Статус наперсницы Харкурта давал её немалую власть. Девушки, что ссорились с Пег, в приюте не задерживались. Но ещё она могла использовать своё влияние на благо постоялиц – смягчить наказание или спасти от изгнания. Именно поэтому девушки подчинялись её тирании и никогда и не думали разоблачить перед преподобным её двуличие. Она была нужна им.
Пег по-разному делала себя полезной. Она знала, как добыть любые запретные для постоялиц вещи. Её обязанность подавать на стол, давала ход в кладовую, где она могла срезать кусочки холодного мяса, оставшегося от ужина сестёр-хозяек или вытащить дно пудинга, не потревожив верхушку.
Ещё она крала свечи для тех, чей недельный запас вышел. Свечи держали в небольшом чулане – кладовке хозяек между кабинетом Харкурта и комнатой дежурной сестры на первом этаже «конторы». Пег часто посылали туда что-то принести, не говоря уже о том, что она каждый день убирала там пыль. Конечно, свечи считали, но Пег знала, как обхитрить любые подсчёты. Она просто отрезала от каждой свечи небольшой кусочек и слепляла их вместе.
Салли не могла не восхититься таким талантом. Но за помощь Пег приходилось дорого платить. Понемногу она вытягивала у постоялиц то немногое, что у них было. Когда отдавать становилось нечего, девушкам приходилось делать её работу или прислуживать как камеристки. Пег умела извлекать пользу из своего положения. Поэтому ли она продолжала жить здесь или у неё были иные причины?
Порой Салли гадала, почему та или иная постоялица пришли сюда. Впрочем, многие были уже немолоды – та же Бесс явно уже разменяла четвёртый десяток. Уличной девице, чьи лучшие годы позади, стоит пережить то, что Харкурт называет «исправлением», и найти честную работу. Некоторые девушки, стоит отдать им должное, каялись искренне. Обычно это были соблазнённые служанки или модистки – те, кто начали торговать собой от отчаяния, от безысходности.
Нескольких оказалось непросто понять – ту же Флорри. Она сказала Салли, что хочет отделаться от мужчины, но больше не говорила ничего. Флорри были слишком ленива и не любила трудностей, но недурно держалась в этом приюте. Это была чистая душа – искренняя и добрая. Салли было трудно поверить, что она что-то скрывает.
По пути в молельню её мысли приняли другой оборот. Девушка подошла к Флорри и резко спросила:
– То лекарство, что принимала Мэри – где оно сейчас?
– И тебе доброе утро! – Флорри весело ткнула её под ребро.
Салли со смехом отскочила. Пег метнула в них предупреждающий взгляд, и обе быстро успокоились. Салли зашептала:
– Мы тут как раз сплетничали о Мэри, и я подумала о её лекарстве. Кто захочет его теперь принимать – после того как пившая его девчонка перекинулась? Думаю, оно проклято. Я бы ни капли не проглотила – даже за золотого Георга[33] не проглотила бы. Что же они с ним сделают?
– Не знаю, – ответила Флорри, – обычно он был в кладовке хозяек, но с тех пор как Мэри умерла, я ничего о нём не слышала.
Они дошли до молельни и заняли места. Салли устроилась у окна, чтобы в полдень подать сигнал. Всё утро слушали проповеди, а после полудня – Библию. Что же, решила Салли, это отличная возможность привести в порядок мысли. Пока Харкурт распинается о грехе и покаянии – этот человек мог бы болтать за двоих – она обдумывала каждый факт о том, как Мэри была отравлена. Если, конечно, это правда было отравление, а склянка лауданума – просто обманка.
Доступ к лекарству был у трёх человек. Во-первых, миссис Фиске. Она налила Мэри лекарство тем вечером. Её муж – аптекарь, так что она легко может достать опий в любом виде. Конечно, кто угодно может купить опий, и не только у аптекаря – его продают бакалейщики, зеленщики и даже уличные торговцы. Но миссис Фиске должна знать об опии больше чем обычные люди и о том, сколько его нужно, чтобы убить человека. А ещё, похоже, она ненавидела Мэри – потому что та нравилась мистеру Фиске. Постоялицы говорили, что хозяйка не больно-то любит своего мужа, но это не значило, что она потерпит, чтобы тот оказывал знаки внимания хорошенькой девушке. Кроме того, у неё была отличная возможность подсунуть склянку из-под лауданума в комнату Мэри. Миссис Фиске ведь признала, что ночью ходила проверить, все ли спят и даже заглянула к Мэри. Что может быть проще, чем тогда же и оставить бутылочку у неё на столике? Мэри в тот миг была бы уже спала беспробудным – если не вечным – сном. Чтобы создать видимость самоубийства, миссис Фиске было достаточно добавить пару капель лауданума и воды в опустевший стакан от лекарства, чтобы все подумали, что Мэри сама смешала для себя смертельное питьё.
Но ещё была Проныра Пег. Салли не знала, нашлись ли у неё причины убить Мэри, но ирландка была достаточно умна, чтобы продумать убийство, а возможностей всё устроить у неё хватало. Мистер Кестрель предположил, что раз никто, кроме Мэри, не принимал это лекарство, преступник мог отравить всю бутыль. Её держали в кладовой хозяек, а Пег была единственной вхожей туда из постоялиц. Она могла добавить опий в любой час и быть на другом конце приюта в те минуты, когда миссис Фиске наливала лекарство для Мэри.
Оставить склянку от лауданума в комнате Мэри Пег тоже могла. Передняя комната на первом этаже, где спала Пег, соседствовала с Чёрной дырой. Заскочить к Мэри и вернуться к себе – дело на полминуты. Если бы кто-то застукал её вне своей комнаты ночью, она могла просто сказать, что идёт в уборную – это отличный предлог, под которым можно выйти ночью. А ещё Пег могла оставить склянку в комнате Мэри уже утром, когда пошла за ней. Но тогда получилось бы, что Флорри солгала, когда сказала, что видела эту склянку, когда сама шла завтракать.
Был и ещё одна трудность с Пег. Мистер Кестрель указал на это, когда наставлял Салли. Он сказал: «Конечно, если Мэри убила одна из постоялиц, значит она действовала не одна. Как запертая в приюте, могла достать лауданум – и тот, которым отравила её и тот, который оставила в комнате? У такой убийцы должен быть сообщник – кто-то снаружи, кто-то, кто передал ей всё необходимое…»
Салли ощутила тычок. Флорри толкнула её и указала на молитвенник. Все остальные уже открыли их и читали вслух вместе с Харкуртом. Салли редко бывала в церкви и не понимала, о чём сейчас идёт речь. Звучало величественно и безрадостно. Не стоило и пытаться найти нужную страницу – всё равно она едва умеет читать. Так что Салли просто открыла книгу, где пришлось, и принялась шевелить губами вместе со всеми, продолжая думать.
Третьим подозреваемым был Харкурт. Он легко мог подмешать опий в лекарство – его кабинет рядом с кладовой. Мог он и оставить склянку в комнате Мэри и добавить лауданума в стакан. Он оставался в приюте в ту ночь, когда умерла Мэри. С ним была миссис Фиске, но она выходила на кухню заварить чаю. Он мог прокрасться в дом постоялиц. Да, он всегда говорил, что не может бывать там, после того как девушки отошли ко сну, но если бы его поймали, преподобный выдумал бы какой-нибудь предлог.
Но зачем ему убивать Мэри, если у него были все причины оберегать её? Все говорили, что Харкурт хочет найти её семью, чтобы вернуть им девушку и собрать лавры. Салли вспомнила, что сказал об этом мистер Кестрель: «Постоялицы запомнили, что Харкурт наказывал Мэри за молчание. Но что если это только предлог, чтобы отделить её от остальных и получить возможность убить? Её не получилось бы отравить и оставить склянку на столике, если бы она жила в комнате с тремя или четырьмя другими девушками. А если бы это получилось, кто-то из соседок мог бы заметить, что Мэри спит слишком уж глубоко, позвала бы на помощь, и девушку бы привели в чувство, пока не стало слишком поздно. Нет, очень важно, чтобы она спала в одиночестве, а решать это мог только Харкурт».
Салли не знала, как она сможет пролить свет на эти загадки. Она могла попытаться узнать больше о Проныре Пег – откуда она, почему остаётся здесь и как сблизилась с Харкуртом. Она могла исследовать способы проникнуть к дом постоялиц, чтобы понять, как общались убийца и сообщник. Наконец, она могла осмотреть сам «Укрепляющий эликсир Саммерсона». Для этого придётся пролезть в кладовую, а за это её могут и выгнать. Но риск того стоил.
Доктора МакГрегора пригласили на Кларджес-стрит в воскресенье вечером. Войдя, он увидел Джулиана, разлёгшегося на диване в гостиной.
– Не вставай. – Проворчал доктор. – Не хочу, чтобы бы перетруждался. Хороший же способ провести воскресенье – валяться тут как болонка!
– Я должен сказать вам, что последние несколько часов провёл в фехтовальном зале, так что моя усталость понятна.
– Вот уж не думал, что денди занимаются чем-то насколько деятельным как фехтование.
– Обычно нет, но я ненавижу быть предсказуем, – он продолжил более серьёзно. – Я занимаюсь с тех пор, как жил на континенте, и не хочу терять форму.
– Лучше бы ты сходил в церковь. Впрочем, я всё равно рад, что ты занял чем-то тело или разум.
– Вообще-то сегодня у меня получилось и то, и другое. Я пошёл фехтовать, надеясь повстречать Чарльза Эвондейла или хотя бы узнать о нём побольше. Он из тех кругов, где всё время либо фехтуют, либо боксируют, так что я бы обязательно встретился бы, если не с ним, так с его друзьями.
– И?
– Я пожал скудный урожай и осознал, как мало друзья-мужчины знают друг о друге. За три часа я услышал, что Эвондейл – славный парень, у него первоклассный экипаж, он платит свои проигрыши как джентльмен и чертовски удачлив, когда дело доходит до женщин – всё это я уже знал, и больше ни из кого не выудил ничего нового. Какой восхитительный, мгновенный интерес к мужчине проявляет женщина! Она всё может узнать о его здоровье, сердце и кошельке за полчаса знакомства.
– Так что же, ты принялся расспрашивать его подруг?
– Это было бы просто, будь сейчас сезон. Я был просто побродил по гостиным и бальным залам, упоминая Эвондейла и позволяя сплетням запустить в него когти. Но в это время года в Лондоне не остаётся почти никого из высшего света. С одним исключением – сегодня я узнал, что леди Гэйхарт, сестра Эвондейла, всё ещё в городе. Не думаю, что они с братом близки – она не их тех женщин, что будет тратить время на всего лишь брата – но она всё равно может много о нём знать.
– Ты собираешься нанести ей визит?
Джулиан скорчил гримасу.
– Нет, если смогу придумать, как обойтись без этого. Я едва её знаю, а такой внезапный визит она может принять за то, что я решил присоединится к сонму её обожателей – а от такой славы трудно отделаться. Леди Гэйхарт славиться красотой и требует постоянной дани в виде лести и флирта. В прошлом году один герцог едва не вызвал скандал, поцеловав её в Брайтоне, но подозреваю, что бедняга не любил много болтать и хотел поберечь голос.
– Не очень-то она тебе полезна, если с ней нельзя встречаться.
– Это правда. Быть может, я смогу поговорить с ней где-то на нейтральной территории – а если нет, то поеду к ней сам и встречу последствия.
– А как ты найдёшь тех двоих – Колючего и Круглоглазого?
– С Колючим ничего не добились. Мы с Брокером наводили справки на стоянках дилижансов, на тот случай, если он сбежал из Лондона, но это как искать иголку в стоге сена – слишком много стоянок, а на них бывает слишком много людей в обезличивающих пальто и шляпах. Вот Круглоглазый – другое дело. Мы напечатали описание его зонтика и разослали во все мастерские. Этим занимается Брокер, и он с этого следа не собьётся – у него есть веские причины добраться до Круглоглазого. Даже если забыть о расследовании, мы оба с удовольствием пустим ему кровь.
– Дело стало личным, а?
– Я не одобряю людей, что колотят молодых женщин как кегли, если вы об этом.
– Особенно одну определённую молодую женщину.
– Особенно сестру Брокера.
– Хмф! И только-то?
Джулиан внезапно перестал бороться. Он просто откинулся назад, уложив голову на руки.
– Не злорадствуйте, мой дорогой друг.
МакГрегор бросил на него короткий пронзительный взгляд и тактично сменил тему.
Глава 13. Полночная встреча
Салли казалось, что воскресенье не закончится никогда. Даже обычный день, полный работы, был лучше дня проповедей. К вечеру её разум был иссушён, но тело – полно нерастраченных сил. Девушке хотелось вытянуть руки и ноги, бегать, кричать и выпрыгнуть из окна.
Она послушно отправилась в кровать, но спокойно лежать не могла. Когда Рыжая Джейн, Веснушка и Нэнси заснули, Салли выскользнула из-под одеяла. В доме было сыро и холодно как никогда. Девушка сжала зубы, чтобы не стучать ими, обулась и накинула широкую коричневую шерстяную шаль. Эта была одна из тех скучных, но полезных вещей, что заставила её купить миссис Мэббитт. Сейчас, кутаясь в эти толстые, тяжёлые складки, Салли была ей благодарна.
Девушка зажгла одну их своих немногочисленных свечей и на цыпочках вышла из комнаты, прикрывая огонёк рукой. В коридоре было темно – лишь со стороны лестницы падал тусклый лунный свет, приглушённый облаками. Салли двинулась вперёд как можно тише, но здесь, в отличие от другой половины дома, на полу не было ковра, и каждый шаг отдавался сухим треском голых, неровных досок.
К счастью, если кто-то поймает её в коридоре, ничего страшного не случится. Она просто скажет, что шла в уборную. Когда стояла не настолько гадкая погода, постоялицы часто использовали такой предлог, чтобы выйти ночью на воздух. Конечно, в такие промозглые вечера как этот, лишь самая отважная девушка решится по своей воле вылезти из кровати. Стало быть, Салли могла рассчитывать, что её никто не потревожит. Кроме того, дежурной сестрой-хозяйкой сегодня была миссис Джессоп. Салли слышала, что та всегда крепко спит и вряд ли пойдёт проверять, в кроватях ли её подопечные.
Надо было понять, как сообщник убийцы пробрался ночью в дом постоялиц. Она помнила, что Харкурт говорил на дознании – ни окна, ни двери не были взломаны. Скорее всего, это правда – такую ложь легко опровергнуть, а преподобный был слишком умён. Возня с окнами и дверьми неминуемо оставляет следы. Салли была дочерью взломщика – ей ли не знать? Стало быть, если дом постоялиц не пробивались силой, у преступника был ключ. У самих постоялиц ключей не было – замки здесь должны были сдерживать не только непрошенных гостей, но и вздумавших выбраться наружу девушек.
У кого есть ключи? Насколько знала Салли – только у Харкурта и сестёр-хозяек. Муж миссис Фиске часто приходил лечить постоялиц – у него тоже мог быть ключ. Впрочем, даже если нет, он мог брать ключ жены. Салли не давало покоя то, что Фиске – аптекарь. Он должен был знать о ядах больше всех, кто был как-то связан с приютом. Но все говорили, что он привязался к Мэри. Зачем ему убивать её? Салли покачала головой. Нет смысла гадать о Фиске – она слишком мало о нём знала. Девушка заставила себя вернуться к насущным проблемам.
Как можно тихо пробраться в дом постоялиц? Передняя дверь исключена – она всегда заперта, ведь главный вход в приют – через контору. Но никто в своём уме через неё не пойдёт, ведь сначала ему будет нужно попасть в саму контору. Днём при этом заметят кого угодно. Даже ночью можно попасться дежурной сестре. А ещё такому преступнику будет нужен второй ключ, ведь на ночь дверь между домами запирают. Слишком сложно и слишком рискованно. Нет – убийца явно сумел миновать контору – или прошёл через переднюю дверь, что ведёт в подвал[34] или попал в дом постоялиц через сад.
Салли прокралась в подвал. Там было ещё более сыро и мрачно. Стены и грубый каменный пол покрывала плёнка холодной влаги. Салли заглянула в переднюю часть подвала, где была прачечная. Там стояли большие и маленькие лохани, стиральные доски и медный котёл. В прачечной было забранное решёткой окно, выходившее на улицу, и запертая дверь, через которую доставляли уголь или носили воду.
Недурной способ пролезть внутрь. Можно было прийти ночью, когда на улице тихо, перелезть через ограду и спуститься по узким ступеням к двери в подвал. Человека, что стоит у двери, не видно с улицы, и преступник мог легко войти незамеченным – если у него был ключ. А если бы он действовал очень осторожно и тихо, то легко бы прошёл по подвалу до лестницы на первый этаж.
И оказался бы совсем рядом с Чёрной дырой. Зная, что Мэри уже будет опоена или даже мертва, нет ничего проще, чем проскользнуть к ней в комнате и оставить склянку лауданума и накапать его же в стакан. Так преступник мог обставить её смерть как самоубийство, но как же было совершено само убийство? Чтобы отравить лекарство – или любую другую еду или питьё Мэри – нужно иметь сообщника в приюте. А если уже есть сообщник – зачем лезть внутрь самому? Почему не оставить всю работу тому, кто знает это место и уже находится внутри?
Салли решила, что всё переусложняет. Куда проще будет, если виновной окажется миссис Фиске – ей проще всего было подмешать отраву в лекарство, и она мерзкая старая кошка, так что Салли не станет грустить, глядя как её хватают за убийство. Вот только против неё не было ни единого твёрдого доказательства. Салли решила идти дальше хотя бы потому, что стоять без движения было холодно. Она прошла в заднюю комнату подвала, где стояли гладильные доски, а у окошка – сушилки для белья. Оно тоже было зарешёчено, как и все в доме постоялиц. Через него не пролезть.
На обратном пути Салли ушибла большой палец об отжимной валик, и пока девушка подпрыгивала от боли, ругаясь себе под нос, порыв ветра задул свечу.
– Проклятье! – прошептала она. – Нет уж! Я не пойду спать, пока хоть что-то могу видеть!
Девушка наощупь двинулась в почти кромешную тьму. Никого не было слышно, и Салли прокралась к двери в сад и нащупала щеколду. Перед там как выйти на свежий воздух, девушка поплотнее закуталась в шаль и подняла подол ночной рубашки, чтобы не испачкать его в грязи. Дождь прошёл, но теперь висел густой туман, слегка разбавленный лунным светом. Она едва могла различить, где кирпичная стена, что ограждала сад, встречалась с небом.
Преступник мог попасть в дом к девушкам через дверь в сад, но это сложнее, чем через подвал. Эта дверь не запиралась, но чтобы проникнуть в сам сад, нужно миновать дверь, запертую на дюжий висячий замок, который пришлось бы ломать. Кирпичная ограда высока, хотя ловкий верхолаз мог бы преодолеть её, даже не смотря на жутковатые шипы наверху. Попав в сад, злоумышленник мог выждать, чтобы убедиться, что никто не идёт в уборную или из неё, а потом прокрасться к задней двери. Или оставить прямо здесь что-нибудь для своего сообщника – записку, быть может, или лауданум.
