Текст книги "Разбитый сосуд (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Он не помнил, чтобы хоть раз слышал это имя в связи с Эвондейлом или его семьёй. Розмари. Розмарин – для памяти[48]. Розмари – начинается на «Р». Может ли эта шотландка и была той, кто вырезала «Р» на складной крыше экипажа и намалевала её же на парадной двери? Тогда почему она сегодня была у него? Имеет ли всё это отношение к Мэри и приюту? Возможно, нет. Но возможно, девушка, что в приюте называла себя «Мэри», лишь отбросила первую часть полного имени. Если так, то вопрос «Что Чарльз сотворил с Розмари?» может иметь довольно мрачный ответ.
Джулиан вышел из паба и отправился к Эвондейлу. Брюки были перепачканы грязью и нечистотами, но сейчас этому не поможешь. Он вытер обувь о коврик у парадной двери и позвонил.
Ему открыл Биркетт – Джулиан узнал его, вспомнив как Брокер сравнивал того с рыбой. Круглые, пустые глаза и слегка приоткрытый рот, слабый подбородок.
– Я хочу увидеть твоего господина, – сообщил Джулиан. – Это очень важно.
– Его нет дома, сэр.
Джулиан поднял брови. Биркетт кашлянул и уставился в пол. Кестрель вынул футляр с визитками.
– Я всё же оставлю карточку. У меня есть сообщение для твоего господина, и я не могу уйти, пока он его не получит. Так что я предполагаю, ты сможешь поискать и быть может, найдёшь его.
Он написал на обороте карточки «Нужно поговорить о Розмари». Биркетт проводил гостя внутрь, взял карточку и поднялся наверх.
Прошла минута или две. Джулиан неспешно прохаживался по холлу, заложив руки за спину. Вдруг на лестнице раздался топот. Это вниз бегом спускался Эвондейл, в сорочке, брюках и халате.
– Что вы хотите сказать? Что вы знаете о… о… о том, что написали на карточке?
– Что вы сотворили с Розмари? – невозмутимо произнёс Джулиан.
Эвондейл вцепился в перила и побледнел как бумага.
– Не здесь. Пойдёмте ко мне.
Он провёл Джулиана в переднюю комнату рядом с коридором. Это была неофициальная гостиная, усеянная боксёрскими перчатками, хлыстами для верховой езды, битами для крикета и рапирами. На стенах висели календари будущих скачек и картины со сценами охоты.
Эвондейл запер дверь и пару раз ткнул кочергой в камин, чтобы пламя разгорелось, после чего повернулся к Джулиану.
– Хорошо. Во имя всего святого, что вы знаете о Розмари?
– Что вы сотворили с ней? – повторил Джулиан.
– Я должно быть схожу с ума, – Эвондейл обхватил голову руками. – Как, чёрт возьми, Меган умудрилась заставить вас встать на её сторону?
Джулиан не собирался выдавать того, насколько мало о знает о происходящем.
– Я пришёл, чтобы поговорить с вами о лошади и встретился с ней в дверях. Мы… обменялись парой слов.
– Что… что вы собираетесь делать?
– Я пока не знаю. Розмари мертва?
Эвондейл вздрогнул.
– Нет, конечно, нет! Меган вам это сказала? Если так, значит она лгала – пыталась вызвать ваше сочувствие. Проклятие! Будь она проклята!
Он распахнул буфет и достал графин с бренди. Трясущимися руками Эвондейл налил себе стакан и выпил залпом. Только после этого к нему начало возвращаться обычное обаяние.
– Прошу прощения. Как чудовищно грубо с моей стороны. Не желаете выпить?
– Нет, благодарю. Если Розмари жива, то где она?
– Если я не сказал этого Меган, то Бога ради, почему я должен сказать вам?
– Чтобы я не подумал дурного? Исчезновение молодой женщины – дьявольски неприятное дело. Начинаются очень затруднительные вопросы. Если вы не объясните мне, я буду спрашивать кого-то другого. Я должен разобраться в этом.
Эвондейл посмотрел на гостя так, будто его хватили по голове. Потом он медленно отвёл взгляд и поднял графин, чтобы налить себе второй стакан, но передумал и поставил его обратно.
– Вы всё не так поняли, Кестрель, – резко сказал он. – Я не устраивал никаких исчезновений. Вы уверены, что Меган вообще была в своем уме?
– Вы хотите сказать, что Розмари – это игра её воображения? Но это имя имело какой-то смысл и для вас всего пару мгновений назад.
– Розмари настоящая. А мысль о том, что я… что-то сотворил с ней… ошибочная, – он подошёл ближе, будто школьник, готовый поделиться тайной. – Послушайте, что Меган сказала вам? Что за мысль проползла ей в голову на этот раз?[49]
– Она сказала достаточно, чтобы пробудить моё любопытство. Я знаю, что это не первый раз, когда она бывала в вашем доме так поздно. Я подозреваю, что она напоминает вам о Розмари.
– Она… Да чёрт с ней! Послушайте, Кестрель, мы оба светские люди. Я скажу вам правду, но вы дадите мне слово джентльмена, что не будете болтать об этом. С недавних пор я обручён. Моя кузина Ада приняла моё предложение.
Он замолчал, давая Джулиану возможность поздравить его. Но Кестрель продолжал хладнокровно смотреть на собеседника, лишь подняв выжидающе брови.
– Что ж… – Продолжил Эвондейл. – Вы можете понять. Мне не нужно вмешиваться в скандал сразу после того как Ада пообещала выйти за меня. Розмари… Она родственница Меган. Я… Это обычная история. У меня была интрижка с ней, Меган это узнала и проследила за нами до Лондона. Но Розмари со мной больше нет, я не могу сказать Меган, где её искать, потому что я и сам того не знаю. Быть может, она нашла себе другого. Такие девушки обычно находят.
Джулиан не был уверен, сколько в рассказанном правды, но последняя фраза точно была ложью. Эвондейл должен знать, что случилось с Розмари – Джулиан спрашивал его где она, и получил в ответ «Если я не сказал этого Меган, то Бога ради, почему я должен сказать вам?» Звучало очень похоже на то, будто он решил спрятать любовницу где-то или распрощаться с ней перед женитьбой. Конечно, это не дело Джулиана. Но что если он решил спрятать её в приют, которому покровительствует его отец? И что если он не может раскрыть, где Розмари сейчас именно потому что знает, что она уже мертва?
Джулиан вспомнил письмо Мэри, винящей себя за безрассудство и лелеющей надежду на то, что какой-то родственник может простить её и забрать к себе. Может ли это письмо быть адресовано Меган, но перехвачено и доставлено Эвондейлу? Мэри была убита в ночь после того как Салли стащила письмо у самого Эвондейла. Быть может, Чарльз решил действовать быстро и не дать Розмари возможности написать второе.
В голове Джулиана продолжали роиться вопросы. Если Эвондейл убил Мэри – или Розмари? – это явно было не для того, чтобы скрыть старую интрижку от невесты. Мисс Грэнтем наверняка понимает, что у Эвондейла были любовницы. Даже самая невинная и респектабельная девушка понимает, что молодые светские люди не живут как монахи. Нет, у Эвондейла должна быть более убедительная причина избавиться от Розмари. Джулиан не мог придумать никакого мотива, что согласовывался бы с письмом Мэри и её поведением в приюте.
– Эта женщина, что я встретил вечером, – начал Джуиан, – мисс..?
– МакГоуэн, – неохотно подсказал Эвондейл.
– Она явная шотландка. Розмари тоже была шотландкой?
– Не знаю, почему вы говорите «была». Разве я не твержу вам, что Розмари жива! А если нет, – поспешно добавил он, – то я ничего об этом не знаю.
– Но она шотландка? – это было важно. Ни из письма Мэри, ни из сказанного на дознании нельзя было понять, шотландка ли она.
– Наполовину шотландка, наполовину англичанка. Какое это имеет значение? Послушайте, я бы предпочёл больше не говорить о ней. Это болезненная тема. Вы ведь никому об этом не будете говорить? Я не хочу причинять Аде боль.
– Я не думаю, что вам это понравится, но я нахожусь в затруднительном положении. Я не хочу влезать в ваши дела, но женщина просила меня о помощи. В конце концов, именно так я понял её просьбе передать вам это сообщение. Она была объята гневом и отчаянием. Она явно верила, что вы сделали с Розмари нечто дур…
– Вздор! Повторяю, Меган просто сумасшедшая. Вы не можете верить тому, что она говорит.
– Она не выглядела сумасшедшей. Мне она показалась весьма рассудительной.
– Что ж, она хитрая. Безумцы все такие, я думаю. Им что-то приходит в голову, и они могут действовать довольно разумно, но сама идея подтачивает их – как моего двоюродного деда, что воображал себя Генрихом VIII.
– Мой дорогой друг, вы можете быть правы, а мисс МакГоуэн – безумной как мартовский заяц, но этого недостаточно, чтобы я признал её страхи за Розмари беспочвенными. Другим словами, хоть это и будет крайне утомительно, мне придётся сообщить на Боу-стрит или иным властям, об исчезновении молодой женщины.
– Нет, вы не должны… Проклятие, чего вы хотите? Как мне переубедить вас?
– Можете вы ответить на несколько вопросов?
Эвондейл заметался по комнате, лихорадочно размышляя. Джулиан был уверен, что тот пытается решить, как много он может рассказать.
– Хорошо, увёртки прочь. Но вы дали мне слово, что всё останется между нами.
– Если я буду убеждён, что Розмари не грозит опасность, я буду счастлив забыть всё, что узнаю.
– Видимо, мне придётся с этим смириться. Так что вы хотите знать?
– Когда вы в последний раз видел Розмари?
– В июле.
– Где?
Эвондейл замялся на мгновение.
– В Брайтоне.
Интересно. Биркетт рассказывал Брокеру, что его господин куда-то уезжал в июле. Но он говорил, что Эвондейл поехал на север, а не на юг, судя по багажу. Кроме того, на такой модный курорт как Брайтон джентльмен не мог не взять с собой камердинера.
– Как вы с Розмари расстались?
– Она ушла от меня. Это продолжалось недолго – несколько недель. Мы повстречались в Брайтоне. Она была там с Меган.
– Где именно?
– В коттедже недалеко от города. Я не могу точно описать место.
Джулиан не стал допытываться. Он был уверен, что всё, связанное с Брайтоном – ложь. Но он хотел, чтобы Эвондейл продолжал говорить. Чем больше он скажет, тем выше шансы, что в полотне лжи окажется несколько нитей правды.
– Кажется, ваше знакомство с Розмари началось и оборвалось довольно внезапно.
– Иногда такое бывает. Вы знаете – ты уезжаешь ненадолго, думаешь, что хочешь побыть один, но начинаешь скучать и глядеть по сторонам. И тут рядом оказывается какая-то особенная женщина, вы сближаетесь, но это все равно ничего не значит. Розмари просто ушла – я не знаю куда – а я вернулся в Лондон. Дьявольщина в том, что Меган вбила себе в голову, что я это знаю, и пришла за мной. Когда я сказал, что ни сном, ни духом, она совсем потеряла голову и обвинила меня в том, что я прячу её или что… Не знаю.
– Как давно мисс МакГоуэн преследует вас, рисует на ваших дверях и тому подобное?
– Несколько недель.
– Стало быть, с конца сентября? Что же она делала с июля до сентября?
– Откуда мне, чёрт возьми, знать? Искала Розмари, наверное?
– Если она думала, что Розмари с вами, почему не пришла к вам сразу?
– Я не знаю! – он лихорадочно зашагал по комнате. – Быть может, не смогла меня сразу найти. Кроме того, я ей не нравлюсь – на самом деле, она меня ненавидит.
– Кажется это взаимное чувство.
– А вы бы не ненавидели женщину, что повсюду вас преследует, запускает в вас свои когти и не отпускает? Мне не нужны никакие проблемы с Меган. Я был бы счастлив ни разу больше её не видеть, но она вцепилась в меня как пиявка.
– Почему вы это позволяете? По меньшей мере, она повредила ваше имущество – складную крышу экипажа. Вы могли бы обратиться к мировому судье. Если она и правда сумасшедшая, вы могли бы добиться её заключения в Бедлам.
– Как вы не понимаете! Это же создаст скандал, которого я и хочу избежать!
– Зато не даст ей продолжать свои выходки. Мисс Грэнтем рано или поздно всё равно об этом узнает.
– Тогда я просто расскажу ей правду. Но я надеюсь, что Меган раньше устанет от своих игр.
– Часто она что-то предпринимает?
– Бог знает. Я никогда не уверен, где сейчас Меган, и что она может делать.
– Где она живёт?
– Не знаю. Мне она не говорила.
Это звучало правдоподобно. Досаду в голосе Эвондейла было ни с чем не спутать.
– Вы были знакомы с Меган до того, как встретили Розмари?
Эвондейл посмотрел на него как зверёк смотрит на мучающего его мальчишку через прутья клетки.
– Нет.
– Вы называете её просто по имени. Это предполагает некую близость.
– С врагом можно быть ближе чем с другом. Не всегда можно показывать себя, какой есть, другу – ему может и не понравится, что он увидит! Но враг всё и так знает.
– Так Меган знает о вас больше чем мисс Грэнтем?
– Она знает… разное.
– А Розмари – как много знает она?
– Немного, – безрадостно улыбнулся Эвондейл.
– В каком она родстве с мисс МакГоуэн?
– О, я не знаю. В Шотландии все друг другу родственники.
– Но её фамилия также МакГоуэн?
– Да, – сказал Эвондейл с лёгкой запинкой.
Джулиан очень хотел услышать от него про Мэри и приют. Если Мэри – это и есть Розмари, а Эвондейл приложил руку к её смерти, одно упоминание о приюте напугает его так, что он выдаст себя. Но Чарльз был умён, и вопросы Джулиана его насторожат. Он может суметь скрыть потрясение, и Джулиан добьётся только того, что лишь предупредит врага и заставит его замести следы.
Лучше начинать противостояние с письмом Мэри и теми сведениями, что Салли сможет вызнать о её жизни и смерти. Эвондейла, кажется, беспокоило молчание Джулиана.
– Я рассказал вам всё, что мог о Меган и Розмари. Могу я рассчитывать, что ради Ады, вы будете об этом молчать?
– Конечно, я не вижу необходимости расстраивать мисс Грэнтем или выставлять вас в дурном свете перед ней.
– Именно! Это личное дело – просто интрижка, которыми балуется любой молодой человек. Просто окончилась не так как все.
– Очевидно. Поскольку я, кажется, ничем не могу помочь мисс МакГоуэн…
– Совершенно ничем!
– …а также поскольку это совершенно не моё дело, я не вижу больше причин упоминать об этом. Прошу простить меня за этот перекрёстный допрос.
– О, не берите в голову. Мне самому стало немного легче от того, что я доверился вам.
Его улыбка был подкупающей, мальчишеской, искренней – и Джулиан не поверил ей ни на миг. Эвондейл не доверился ему. Он испытывал облегчение от того, что ему сошло с рук… убийство ли? Пока об этом рано говорить.
Кестрель наскоро обсудил с Эвондейлом гунтера и ушёл с Бери-стрит. По пути домой он размышлял о Меган. Если принять на веру, что она в своём уме, зачем она разыскивает Розмари? Чего ради она мучит Эвондейла и почему так мучится сама? Была ли Розмари так дорога для неё или Эвондейл столь ненавистен, что она была готова портить его экипаж и парадную дверь, поджидать его у дверей, приставать к его друзьям – невыспавшейся, растрёпанной, представляя собой живое воплощение навязчивой любви или ненависти?
«Я что-то упускаю, – сказал себе Джулиан. – Я не знаю, пытался ли Эвондейл сбить меня со следа или я запутался сам. Я знаю, что тут есть связь, которую я пока не понял. Но что это за связь, черт возьми?»
Глава 18. Мне отмщение[50]
План Салли по слежке за Калебом Фиске столкнулся с практическими проблемами. Она была одна и не нагружена работой лишь по ночам, а окна её спальни выходили в сад за домом постоялиц, а не на Старк-стрит. Она рассудила, что если Калеб достаточно ловок, он смог бы перелезть через стену сада, это был бы слишком трудный и рискованный ход. Когда миссис Фиске заметила Калеба, он смотрел на приют со Старк-стрит – самого простого и неподозрительного способа приблизиться к зданию. Так что Салли решила, что ночью она должна наблюдать за улицей.
В доме постоялиц было лишь одно место, откуда можно было следить за Старк-стрит, не вызывая вопросов или подозрений – окно в прачечной. Из него открывался довольно неплохой вид наружу, пусть и обзор был не очень хорош. Ночью во вторник, девушка прокралась в подвал, где была прачечная. Шаги жутковато звучали на голых ступенях. Салли подтащила к окну стол и забралась на него, укутавшись в широкую коричневую шаль. На улице было тихо. Прошёл случайный выпивоха, проходили своим обычным маршрутом сторож и продавец горячей картошки, попрошайка шмыгал по мостовой, выискивая слетевшие гвозди от подков, но не было никого, кто бродил бы вокруг приюта или следил за ним издалека. Прошёл час или два, когда Салли пришлось признать поражение и вернуться наверх, чтобы немного поспать.
В среду и четверг повторилось то же самое. В пятницу решимость Салли совсем ослабла. Не было никаких причин думать, что именно сегодня Калеб появится. Девушка подхватила простуду, её суставы ныли, а соседки по комнате начали спрашивать, где она пропадет по ночам. В общем, эта затея приносила больше тумаков, чем пятаков.
Но Салли ненавидела сдаваться. «Ещё одну ночь», – сказала она себе. На дежурстве сейчас миссис Фиске. Подтолкнёт это Калеба к действию или отпугнёт? В любом случае, сегодня Салли должна быть особенно осторожна. У миссис Фиске самые острые глаза и чуткие уши во всём приюте.
Когда Рыжая Джейн, Веснушка и Нэнси уже спали, Салли выскользнула из кровати и отправилась вниз. Она уже достаточно хорошо знала приют, чтобы обходиться без света, да не могла тратить на ночные походы свои свечи. Девушка вошла в прачечную и пробралась к окну, ориентируясь по желтоватому свечу уличных фонарей, что падал на стену.
Сегодня будто бы было темнее. Лишь добравшись по середины комнаты она поняла почему. Окно что-то загораживало. Едва она успела разглядеть мужской силуэт, как он пропал.
Салли бросилась к окну, открыла его и прижала лицо к прутьям решётки. Сюда падало достаточно света со Старк-стрит, так что если бы он решил не затаиться, а бежать прочь, она бы точно его увидела, а если у него не было бы ключа, он бы долго провозился, перелезая через ограду, что отделяла дом от Старк-стрит. Нет, он точно прятался тут – скорчившись за большим свинцовым баком. Она видела край его шапки. Это было даже немного жалко – он не мог не понимать, что его легко заметят.
– Эй, выходи оттуда, – мягко позвала она.
Единственным ответом было подёргивание шапки.
– Нечего играть в прятки. Я отлично тебя вижу. Так что ты всё равно можешь выйти, и мы познакомимся.
Из-за бака медленно показалась голова. Это был человек лет двадцати двух с худым лицом и круглыми глазами немного навыкате. Одежда у него была ношеная и заплатанная. Длинные каштановые волосы взъерошены, а шапка сползла на ухо. Он смотрел на девушку с испугом.
– Поправь шапку, она сбилась, – посоветовала Салли.
Он поднял руку и поправил головной убор.
– Так-то лучше. А теперь выходи, – уговаривала она. – И мы поговорим. Я тут одна. Мне больше не с чем поговорить.
Он неловко поднялся, всё так же оставаясь за баком, хотя он скрывал его едва ли по колено. Салли заметила, как он бросил взгляд в сторону улицы.
– Хочешь бросить всё и бежать? – спросила она. – Вот что, если ты побежишь, я так закричу, что перебужу весь район.
Он вздрогнул, в его глазах появился страх.
– Ну же, успокойся, – продолжала умасливать она. – Я тоже не хочу, чтобы кто-то пришёл. Я просто хочу поговорить с собой. Меня Салли зовут, – она сделала небольшую паузу, и наконец спросила. – Можно называть тебя Калебом?
Парень вздрогнул.
– Если ты хочешь, – с запинкой ответил он.
Салли подумала, что очень рада разделяющей их решётке. Калеб явно был слегка не в себе. Возможно, этот человек убил девушку в своей родной деревне. Хотя было сложно поверить, что он может причинить кому-то вред. Парень выглядел совершенно безобидным и робким, как мышка – это и неудивительно после нескольких лет побоев и придирок этой старой кошки Фиске.
– Я живу здесь, – беззаботно сообщила Салли, – но мне не очень нравится. А тебе, наверное, нравится – ты ведь был здесь раньше, так?
– Я… я не делал ничего дурного. Ты думаешь, я пытался вломиться внутрь, но я не… Я знаю, что здесь живут порочные женщины. Молюсь, чтобы не впасть в искушение. Похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть[51].
Салли была ошеломлена.
– Я знаю, что ты не пытался пролезть внутрь. Ты не мог – двери заперты, а на окнах решётки. Ты не можешь войти, а я – выйти. Так что всё в порядке – мы можем поговорить, но вреда от этого никому не будет.
Но Калеб был не настроен на разговор. Он закрыл глаза, сложил руки и быстро зашевелил губами. Салли поняла, что он молился – нервно, судорожно, так как другой на его месте метался бы туда-сюда и заламывал руки.
– Калеб! – резко обратилась она, чтобы привлечь его внимание. – Почему ты бродишь вокруг этого дома?
– Потому что я очень грешен.
– Но ты не сделал ничего дурного.
– Не пожелай красоты её в сердце твоём, и да не увлечёт она тебя ресницами своими. Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы.[52]
– Эй, нет ничего грешного в том, что тебе нравится какая-то женщина. Всем парням они нравятся – так и должно быть, иначе уже и людей бы не было.
Он категорично затряс головой.
– Хорошо человеку не касаться женщины. Тело же не для блуда, но для Господа[53].
Салли попыталась зайти с другой стороны.
– Калеб, ты недавно видел своего папу? Хотел попросить его о помощи?
– Я всегда обращаюсь в Отцу моему за помощью, – его глаза выкатились ещё больше, – и порой он помогает мне, но странными путями.
– Нет, я про твоего земного папу. Ты приходил в его аптеку. Ты искал его?
На это он не ответил, а снова скорчился за баком, поджав ноги и вновь принялся молиться.
«Это она сделала его таким, – подумала Салли. – Я не верю, что ты мог кого-то убить – ни в своей деревне, ни здесь». – Но ей нужно было услышать, что он знает про Мэри.
– Калеб, ты приходил сюда, потому что знаешь кого-то, кто живёт здесь? Девчон… Одну из девушек?
Он уставился на неё в изумлении.
– Блондинку? – не отступала она. – И очень хорошенькую?
– Боже, смилуйся над моей душой, – прошептал он, пряча лицо.
– Эй, в этом нет ничего стыдного.
Он почти плакал.
– Да не уклоняется сердце твоём на пути её, не блуждай по стезям её. Дом её – пути в преисподнюю, нисходящие во внутренние жилища смерти.[54]
Она попыталась поставить себя на его место – думать, как религиозный фанатик. После недели в приюте Харкурта, это было не так сложно.
– Калеб, грешников нужно наказывать, так ведь?
Он кивнул, всё ещё не глядя на неё.
– Может быть, бить или запирать в подвале?
Он снова кивнул, не то всхлипнув, не то икнув.
– А беззаконные будут истреблены с земли, и вероломные искоренены с неё[55].
– Значит порочную девчонку нужно убить, чтобы спасти её душу и не дать больше грешить?
– Нет! – его лицо вытянулось. – Ну, может быть.
– Ты сделал это, Калеб? Ты убил её своими руками?
Он поднял голову, вперившись в неё своими большими, чистыми глазами.
– Мне отмщение, – мягко сказал он. – Я воздам.
Внезапно на лестнице, что вела в подвал, раздались шаги.
– Спрячь свою бестолковку! – шикнула она. – Кто-то идёт!
Девушка пригнулась, скрылась в темноте под окном и осторожно обернулась, чтобы увидеть нежданного пришельца. В дверях стояла миссис Фиске со свечой в руках – должно быть, совершала свой обычный ночной обход. Сестра-хозяйка вошла, освещая себе путь, и принялась заглядывать в каждый угол. Салли затаила дыхание.
Как никогда вовремя откуда-то сверху донеслись голоса и звуки драки – похоже Рыжая Джейн и Веснушка опять что-то не поделили. Маленькие глазки миссис Фиске загорелись рвением, и она бросилась наверх, чтобы поймать драчуний с поличным. Салли вздохнула с облегчением, вскочила и выглянула в окно.
Парень пропал. Должно быть, перелез через перила и сбежал. Салли досадовала сама на себя. Она не узнала о нём ничего толкового – ни где он живёт, ни на что живёт, ни где был, с тех пор как сбежал из деревни. Хуже всего – она так и не спросила о преступлении, в котором его обвиняли.
Ну и ладно. Меньше говорить, меньше согрешить. Повезло, что она вообще с ним встретилась. Зачем он вообще приходил? Был ли смысл это спрашивать? У него явно с чердаком непорядок. У него могло и вовсе не быть причины – по крайней мере, понятной разумному человеку.
Салли задумчиво посмотрела на прутья решётки. Между ними вполне можно просунуть два пальца. Мэри могла отправить письмо и так – свернуть его и просунуть через прутья тому, кто ждал с другой стороны. Калебу? Могла Мэри встретиться с ним и попросить передать письмо? Он выглядел очень ненадёжным посланником – но у Мэри не было выбора. А он всё равно что признался, что знаком с хорошенькой блондинкой, что жила здесь. Но если Мэри отдала ему письмо, как оно оказалось у того, у кого Салли его стащила?
Она почти уверилась, что этот парень не убивал Мэри. Убийство, если это и правда убийство, было очень аккуратным и хитрым. Как мог этот юродивый его совершить? Кроме того, Салли не верила, что Калеб был опасен или злонамерен, что бы там не говорили про него в его же деревне. Похоже, деревенские думали, что если парень слегка не в себе, то он точно убийца.
Правда, были ещё и эти зловещие последние слова: «Мне отмщение». О ком они были сказаны и зачем? Если он правда думал, что Мэри была злом, мог ли он убить её просто из извращённого чувства долга? Калеб выглядел человеком с благими намерениями, что не сделает ничего дурного по своей воле. Но вдруг с его ненормальной точки зрения расправа над Мэри была благим делом?
Ада улыбалась, глядя на все приглашения, что внезапно начала получать. Едва объявили о её помолвке с Чарльзом, как свет страстно захотел принять её. Хозяйки, что вчера не знали о существовании Ады Грэнтем, наперебой приглашали на праздники в загородные дома. Каждый считал, что она, само собой, будет принята при дворе. Ей даже намекали, что стоит только пожелать, и она попадёт в «Олмакс»[56], этот храм beau monde[57], где мужчины всё ещё должны были носить бриджи до колен, а бесчисленные дочери богатых и власть имущих тщетно искали женихов.
Чарльз был куда больше чем просто «хороший улов», как его назвала Кэролайн. Все любили его и восхищались им; каждый хотел улучить возможность превозносить и восхвалять его невесту – или завидовать ей и придираться. Ада смотрела на него глазами, лучащимися любовью. Он не замечал; его голова всё время была опущена, как нос у игрушечного кораблика, что как-то они как-то смастерили с Джеймсом. Он был так добр – Ада чувствовала, что не ценит его и вполовину так, как он заслуживает. Она старалась держать свои чувства в рамках приличий, отчего преувеличивала его недостатки и обходила вниманием добрый нрав и щедрость.
Она умом понимала, что любит его, но не знала, как выразить эти чувства. Счастье пело внутри неё. Сдержанность, которую она почувствовала, когда Чарльз делал предложение, не могла расти в таком солнечном свете – она отступила и спряталась, как ночной зверь.
– Вот ещё одно, – сказала миссис Грэнтем. Они с Адой сидели за маленьким столиком в гостиной и разбирали почту. – Надушено чем-то сладким.
Чарльз закатил глаза в притворном негодовании.
– Не думаю, что мне нравится, когда моя невеста получает записочки, пахнущие одеколоном.
– Это совсем не одеколон, – Ада смотрела на письмо в замешательстве.
Паутина букв складывалась в её имя и адрес, но почерк она не узнавала. Ада сломала печать. Внутри не было письма – только горсть засохших листьев. Она поднесла их к носу.
– Как странно. Это розмарин.
– Мама, Чарльз такой смешной, – вставил Джеймс. – Весь побелел.
– Ничуть! – Чарльз вскочил, заулыбался и подошёл взглянуть на конвент. – Что бы это значило? Какой-то новый способ пожелать невесте счастья?
Солнце счастья Ады затмила туча.
«Не лги мне сейчас! – умоляли её глаза. – Ты можешь сделать мне больно, больнее чем, когда бы то ни было раньше».
Он не смотрел ей в глаза. Пока что Ада отложила конверт, но позже, когда они гуляли в парке вместе с сёстрами и братом, она снова подняла эту тему. Джеймс как раз запускал кораблик в Серпентайне[58], а Эмма и Лидия отошли в сторону, чтобы дать Чарльзу и Аде побыть наедине.
– Чарльз, – она положила руку на его предплечье, – ты знаешь что-то о том конверте с розмарином, что пришёл сегодня?
– Нет. Откуда мне знать?
– Джеймс сказал, что ты переменился в лице, когда я открыла его.
– Я часто меняюсь в лице рядом с тобой, – легко ответил он.
– Будь серьёзным хоть на миг, – она остановилась и прямо посмотрела на него. – Есть ли что-то, о чём ты должен мне рассказать? Пожалуйста, не бойся, что я рассержусь или расстроюсь. Меня не так легко потрясти, как ты думаешь. Я могу понять больше, чем ты, наверное, предполагаешь – и простить больше, если это нужно.
– Мне нечего тебе рассказать, Ада.
– Я доверяю тебе, ты же знаешь. Я должна доверять тебе или быть совершенно несчастной. Когда я была маленькой, а ты учил меня ездить верхом, я знала, что со мной не случиться ничего плохого, потому что ты никогда не посадил бы меня на лошадь, с которой я бы не справилась или не подверг бы меня другой опасности. Я была уверена в тебе, как ни в ком другом. Могу ли я так же доверять тебе сейчас? Больше я тебя об этом не спрошу, но если ты сейчас скажешь «да», я буду верить в тебя, что бы не случилось.
Он долго смотрел не неё, а в его глазах невозможно было что-то прочесть. Наконец он спокойно сказал:
– Ты можешь мне доверять, Ада.
Она сделала глубокий вдох. Рубикон перейдён. Она взмолилась, чтобы он оказался прав и честен, но если это не так, она могла справиться и с этим. К добру ли, к худу, но её сердце и честь были в его руках.
Салли была в ярости. Мистер Фиске наконец побывал в приюте, а она ничего не смогла узнать. Он приходил днём в субботу, чтобы пополнить запасы лекарств и проведать постоялицу, подхватившую простуду. Салли услышала о его визите только вечером – об этом за ужином упомянула Флорри. Она сказала, что рада снова видеть его на ногах, хотя он всё ещё нездоров.
Это никуда не годится. Конечно, Салли была рада узнать, что Харкурт не отказался от услуг Фиске, несмотря что всеми силами пытался замять упоминание о нём на дознании. Но она всё равно могла не столкнутся с ним, даже приходи он в приют десять раз в неделю. Как тут вообще поговоришь с ним с глазу на глаз?
Был только один способ, но он её пугал. Всё воскресенье Салли пыталась придумать другой путь, но ничего не выходило. Вечером в воскресенье, когда все были в молельне, девушка проскользнула в кладовую хозяек с маленькой склянкой, что она украла на кухне. В кладовке Салли нашла бутылку с этикеткой «Ипекакуана», наполнила из неё склянку и забрала с собой в постель.
Ночью Рыжую Джейн, Веснушку и Нэнси разбудил громкий стон. Проснувшись, они увидели Салли, согнувшуюся в три погибели и пытающуюся нашарить тазик. Нэнси пододвинула ей один, и девушка распрощалась с ужином – и, как ей показалось, с большей частью своих внутренностей.
Салли распрямилась – бледная, тяжело дышащая, с испариной на лбу. Нэнси бросилась за Пег, а за позвонила в колокольчик, вызывая сестру-хозяйку. На дежурстве была мисс Неттлтон. Она ворвалась в комнату в сдвинутом набекрень ночном чепце и с жёлтыми папильотками в волосах. Сестра крутилась вокруг Салли и сжимала её руки, пока Пег поправляла постельное бельё и готовила успокаивающий поссет[59]. Салли бессильно лежала на кровати, пытаясь говорить и умоляя мисс Неттлтон не слишком отчаиваться, если она умрёт. Мисс Неттлтон издала слабый вскрик и послала за аптекарем.
