Текст книги "Разбитый сосуд (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Я думаю, что ты чувствуешь себя виноватым, Чарльз. Из-за моего брака с майором Торндайком. Ты же знаешь, что не должен. Пусть нас с тобой сватали ещё детьми, это не значит, что мы должны быть вместе сейчас. Я никогда не верила, что… – она попыталась снова. – Я знаю, ты младший сын. Наследство перейдёт к твоему брату. Если ты хочешь продолжать жить так, как живёшь сейчас, тебе нужно жениться на деньгах. Я всегда понимала это…
– Нет! – он схватился за голову. – О Боже, ты совсем ничего не понимаешь!
– Чего? – взмолилась она. – Чего я не понимаю?
Он застыл и закрыл глаза.
– Мне лучше пойти. Здесь я не сделаю ничего хорошего. Если я понадоблюсь тебе, просто напиши. Я сразу же приеду.
– Я знаю. Спасибо. Но я не думаю, что тебе стоит приходить... пока… пока всё не устроится. Это беспокоит маму. Она не знает, как это воспринимать. И ты прав – из этого не выйдет ничего хорошего.
Он стоял и смотрел на неё. На один ужасный миг. Ада подумала, что он может поцеловать её на прощание. Этого она бы не вынесла. Её самообладание было сильно, но не несокрушимо. Да и как иначе? Это же Чарльз, что учил её танцевать, ездить верхом, играть в пикет. Чарльз с его мальчишеским обаянием и уже не мальчишескими грехами, вспышками щедрости и неизменным эгоизмом. Она знала его лучше, чем себя. В конце концов, она была влюблена в него всю жизнь.
Он не поцеловал её. Просто сказал: «Ну… до свидания», засунул руки в карманы и вышел так, будто ему было всё равно, куда идти, и что с ним станет.
Ада была рада, что Чарльз ушёл, но всё равно подошла к окну, чтобы бросить на него последний взгляд. Он как раз выходил из дома. «Тигр», что заигрывал со служанкой с другой стороны улицы, поспешил к кабриолету. Шёл лёгкий дождь, так что Чарльз опустил складную крышу над местом возницы, потом сделал шаг назад и вздрогнул.
На кожаной крыше зияли три разреза, складывающиеся в большую, жирную букву Р[17].
– Откуда эта чертовщина? – воскликнул Чарльз.
– Знать-не знаю, сэр. Хоть режьте, не знаю!
– Ад и проклятие! – зашипел Чарльз. – Вот как ты следишь за моим имуществом? Бога ради, мне стоило бы всю душу из тебя вытрясти…
На улице появились две почтенные пожилые леди. Чарльз унял свой гнев и буркнул что-то «тигру», который уже складывал крышу обратно. Чарльз прыгнул на место кучера, «тигр» взобрался на запятки, и кабриолет рванул с места, оставляя за собой клубы пыли.
Ада отвернулась от окна, хмуря брови. Она не удивилась, что Чарльз так разозлился. Он ненавидел находить царапины или вмятины на своём лёгком, стремительном, щегольском экипаже. Она подумала, что над кузеном так подшутил один из его знакомых. Но это очень странно. Шутка шуткой, но к чему портить кабриолет? А почему «Р»?
Глава 5. Как обхитрить дракона
На следующее утро после того как в его доме появилась Салли, Джулиан поднялся рано – то есть побрился, оделся и позавтракал его ещё до полудня. Брокер вызвал для господина экипаж с ближайшей станции, и Кестрель отправился к дому 9 по Старк-стрит, намереваясь узнать, что скрывается под адресом из письма неизвестной женщины.
Старк-стрит была тупиковой улочкой в уныло-респектабельном районе к югу от Госпиталя найдёнышей[18] и к востоку от Рассел-сквер. Джулиан вышел из экипажа на углу, желая пройти по улице пешком и осмотреться. Он миновал несколько непримечательных домов, бакалейную и книжную лавки и силящийся выглядеть достойно пансионат, объявление в окне которого гласило, что один из жильцов преподает французский, а другой – игру на фортепиано. Дом 9 был следующим.
На самом деле он состоял из двух соседних, кое-как соединённых домов того облика, что строили по всему Лондону уже больше сотни лет – узкий, но глубокий, в двумя или тремя комнатами на каждом этаже. Впрочем, дом 9 оказался паршивой овцой в своём племени – он был сложен из желтушного кирпича, да и тот, вероятно, лишь прикрывал более дешёвые стройматериалы. Парадным входом служила дверь в правой части дома – там была сонетка и внушительная, но маленькая медная табличка, которую было не прочесть, не подойдя ко входу. Левая же часть дома была кроткой и скромной. Дверного молотка не было, колокольчика тоже, окна заперты и забраны железными решётками.
Джулиану это место совсем не понравилось. Дом справа прямо излучал суровость, скаредность, подозрение. Так и хотелось отделить эти дома друг от друга и отпустить левый на свободу. Кестрель подошёл к парадной двери и прочитал надпись на табличке. Она гласила: «Общество возвращения».
«Возвращения чего? – Подумал он. – Краденого добра? Американских колоний? Потерянных пуговиц и ботинок? На самом деле, это скорее одно из обществ, что печётся об общественной морали. В наши дни в Лондоне их полно».
Он позвонил. Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула женщина. У неё было маленькое, угловатое лицо, которое туго обтягивала кожа, будто ткань на станке. Глаза у привратницы были чёрные и круглые, волосы – цвета соли с перцем, а со рта будто бы никогда не сходила кривая ухмылка.
– Да?
– Доброе утро, – Джулиан приподнял шляпу. – Я просто проходил мимо и увидел табличку у вас на дверях. Не будете ли вы добры рассказать, возвращением чего занимается ваше общество?
– Пропащих женщин. Мы помогаем им сойти с дурного пути и стать скромными, сожалеющими о своём прошлом, полезными членами общества. Быть может, вы слышали о нашем основателе, – с гордостью добавила она, – преподобном мистере Харкурте.
Он слышал. Харкурт был священником из какого-то сельского прихода, что недавно читал в Лондоне проповеди о вреде проституции. Они принесли ему преданных сторонниц из числа респектабельных женщин, что к своим падшим сёстрам были куда суровее мужчин. Джулиан припомнил, что Харкурт, кажется, открыл приют для проституток. Должно быть, это он и есть.
– К кому я имею честь обращаться? – спросил он.
– Я миссис Фиске, одна из сестёр-хозяек. – Но в этом прямо ответе явно читалось «И это явно не ваше дело».
Если на свете и существовал мистер Фиске, Джулиан сочувствовал ему ото всей души.
– Это очень трудное дело – изменить этих женщин, сделать их скромными и полезными. Как вы этого добиваетесь?
– Мы требуем исповедаться в грехах – это первый шаг к покаянию. Они должны упорно трудиться, молиться и каяться. У нас строжайшая дисциплина. Лишь научившись обуздывать свои порочные желания и побуждения они смогут вернуть себе частицу себя самих.
– А если они не смогут – что тогда?
Она выпрямилась.
– Если они окажутся слишком испорченными, чтобы воспользоваться примером и возможностью, что мы даём, они вольны уходить. Это не тюрьма. Но та, что уйдёт, навсегда закрывает себе дорогу назад. Иначе они бы толпились у нас на порога всякий раз, когда проголодались или потеряли жилье, жили и наедались бы у нас, а потом возвращались к своему порочному ремеслу!
– Я думал, вы занимаетесь благотворительностью.
– Благотворительность для тела – погибель для души. Кто вы, сэр? Вы из газеты?
В то, что Джулиан газетчик она бы нипочём не поверила – газетчики так не одеваются. Вопрос был риторическим, едко подчёркивающим его любопытство. Миссис Фиске начала закрывать дверь.
– Одну минуту… – начал Кестрель.
– Хорошего вам дня, сэр. У меня нет времени для любопытных бездельников. Здесь и без того околачивается слишком много молодых людей.
Кестрель сообразил.
– Возможно, я захочу сделать пожертвование.
Дверь замерла в дюйме от косяка и неохотно отворилась снова.
– Уверена, мы будем очень благодарны вам, сэр, – сухо сказала сестра-хозяйка.
– Конечно, мне нужно узнать о вашей работе чуть больше. Каких женщин вы принимаете? Только англичанок? Какого-то определённого возраста? Из каких семей?
– Я дам вам брошюру, где обо всё рассказано. Мистер Харкурт сам её составил. Сейчас его здесь нет, но, быть может, если вы вернётесь позже, он найдёт время встретиться с вами. – Она говорила об этом как кардинал – об аудиенции у самого папы.
– Я обязательно прочту. Спасибо.
– Я сейчас принесу. Мне придётся попросить вас подождать снаружи. Джентльменов мы пропускаем только для встречи с мистером Харкуртом или, если они смогут доказать, что здесь находится их дочь или сестра. Не думайте, что здесь не было сводников, что пытались выдавать себя за братьев и отцов! – Она пождала губы, а её маленькие глазки вспыхнули.
Она скрылась в доме. Джулиан вынужден был признать, что малого достиг. Да, теперь он знал, что расположено в доме 9 по Старк-стрит. Скорее всего, та женщина и правда находится здесь – или была здесь три дня назад, когда писала письмо. В нём она выражала стыд и сожаления, достойные кающейся Магдалины. Теперь Кестрель понимал, почему писавшая скрывала, кто она – здесь требовали исповеди и публичного унижения – неудивительно, что ей не хотелось выдавать себя. Особенно, если она происходит из уважаемой семьи – а это, скорее всего, именно так – тогда она не захочет, чтобы родственники делили её позор.
Вопрос – что делать теперь? У него не было средств ни определить, кто писал это письмо, ни поговорить с автором. Джулиан не мог и надеяться сойти за родственника – он не знал ни имени женщины, ни возраста, ни внешности. Он мог бы показать миссис Фиске письмо, но не доверял ей – а что если сестра-хозяйка запугала бы написавшую, заставила бы её рассказать, кому адресовано послание или вовсе выставила на улицу? И хотя покинуть это место – скорее благо, возможно, несчастной больше некуда идти.
Если бы он смог поговорить с этой женщиной всего пару минут, он бы мог объяснить, откуда у него её письмо и предложить доставить его, куда требуется. Джулиан сам не знал, почему так сильно хочет помочь. Просто скука или его проклятая рыцарственность? Кроме того, миссис Фиске, с её религиозным узколобием напомнила ему семью матери, с которой он, после смерти отца, провёл несколько несчастных лет ещё мальчишкой.
Вдруг у него родилась идея. Когда миссис Фиске вернулась с брошюрой, он спросил:
– Много ли у вас сейчас постоялиц?
– Две дюжины.
– Вы принимаете ещё?
– Мистер Харкурт считает, что мы можем устроить не меньше тридцати. Конечно, мы тщательно их отбираем. Никаких паписток, никаких преступниц. А если они больны, мы отправляем их в больницу.
– Как вы их находите?
– Они сами находят нас. Узнают о наших трудах и приходят. Мы проводим беседу, и если женщина искренне раскаивается, мы принимаем её. Некоторые не выдерживают и пары дней – слишком слабые и себялюбивые. Они думают, что здесь их ждёт лёгкая жизнь. Но мы быстро их переубеждаем!
– Не сомневаюсь, – мрачновато согласился он. – А они часто уходят?
– Что вы имеете в виду – «часто»?
– В последние несколько дней кто-нибудь уходил?
– Нет, – в её глазах читалась озадаченность и подозрение.
– Спасибо, миссис Фиске. Вы были чрезвычайно добры. Доброго вам дня.
– Доброго дня, мистер…?
Но Джулиан уже уходил прочь.
Он прочитал брошюру по пути домой. Поясняла она немного. Большую часть занимали выпады против проституции – «пятна на душе нации», как её называл Харкурт, и для сведений о приюте и его обитательницах оставалась совсем немного места. Впрочем, глупой или поверхностей брошюра тоже не была. Харкурт писал веско и красиво, но без лишней вычурности, что заставляла многих реформатов выглядеть смешными, а не искренними. Но было ли его красноречие искренним? Джулиан понял, что должен больше узнать о преподобном Гидеоне Харкурте.
Кестрель вернулся домой и поднялся наверх. Когда он клал шляпу и трость на стол в прихожей из гостиной появилась Салли. Её орехово-каштановые волосы были мокрыми и растрёпанными, а босые ноги оставляли на полу отпечатки. На девушке красовался его домашний халат из зелёного шёлка (и, насколько понял Джулиан, ничего больше). Пояс был едва затянут, рукава закатаны до локтей. Подобрав подол, она подбежала к Кестрелю.
– Вы нашли её? Что она сказала о письме? Что это за место? И правда бардак?
– Вы не боитесь простудиться?
– Да плевать! Кто она? Что там твориться?
– Я пока не знаю, кто она, но похоже это обитательница приюта для падших женщин. Именно приют находится на Старк-стрит, 9.
– О, знаю такие местечки, – Салли поморщила нос. – Вы видели её?
– Нет. Двери охранял дракон, – он описал свою встречу с миссис Фиске. – По крайней мере, мы знаем, что женщина, писавшая письмо, всё ещё там, если принять на веру то, что она – одна из постоялиц. Миссис Фиске сказала, что никто не уходил от них последние несколько дней.
– Что мы будем делать теперь?
– Мы найдём для вас что-нибудь потеплее, чем мой домашний халат.
– Мне ничего другого не нужно. Он просто шик! Я будто закуталась в облако!
– Где вы его взяли?
– В шкафу, – она пожала плечами, подчёркивая очевидность своего ответа. – Мне подходит, правда?
– Правда.
По её лицу медленно расплылась улыбка.
– Я вам нравлюсь, мистер Джулиан Кестрель.
– Я думаю, вы очень привлекательны, – вежливо произнёс он.
– И только-то? Враки! Я знаю, когда у мужчин зудит. Я нравлюсь вам в вашем халате, но ещё больше понравлюсь без него. Разве нет?
Он снял перчатки.
– А где Брокер?
– Он пошёл в Севен-Дайлз за моими пожитками. Но ещё до того он притащил целый ушат горячей воды, так что я вымылась. Даже волосы и даже грязь из-под ногтей! Никогда раньше так не делала.
Джулиан был немного озадачен.
– Выскоблила себя до чистоты. Раз Брок теперь так хорош, я должна соответствовать. А вы… Господи, я никогда раньше не встречала такого франта! Брок сказал, вы меняете бельё каждый день. Хорошо, что не я вас обстирываю!
Внезапно Джулиан понял, что ещё не спросил, как она себя чувствует. Салли была такой живой и весёлой, что он почти забыл, что случилось той ночью. Он гадал, насколько её нахальство порождено чистой, упорной храбростью. За всё время, что Салли была здесь, он не слышал от неё ни единой жалобы, хотя девушка всё ещё покачивалась при ходьбе, а под левым глазом оставался синяк. Она перехватила его взгляд.
– Обычный фонарь. Выглядит страшнее, чем болит.
– Я сожалею, Салли.
– Пустяки, – она слегка дёрнулась, будто бы отбрасывая его сочувствие. – Вы не сказали, что мы будем делать теперь. Вы хотите спросить Красавчика?
– Думаю, нет. Возможно, его это вовсе не касается, а если касается – то он предпочёл бы, чтобы никто не совал в это нос, – после беллегардского убийства, Джулиан не горел желанием выдавливать из грешных аристократов вынужденные признания. – Я думаю, самым умным и тактичным было бы найти автора письма и узнать, что она хочет с ним сделать.
– Но вы сказали, что не можете попасть в этот дом.
– Верно, я не могу.
– Тогда как… О, я поняла! Вы хотите, чтобы попыталась я!
Джулиан ответил не сразу. Вообще-то он и правда намеревался попросить Салли об этом и чувствовал, что она согласится без колебаний – неважно, ради того, чтобы исправиться самой или просто в силу природного любопытства. Но осознание того, что он имеет на ней власть, заставило Кестреля задуматься.
– Если вы этого хотите, – сказал он наконец. – Это неприятное место – я пойму, если вы броситесь от него как от чумы. Но миссис Фиске сказала, что они могут принять новых постоялиц. И, если вы окажетесь внутри, найти автора письма, вероятно, будет нетрудно. Там не может быть много образованных и хорошо воспитанных женщин. Вам нужно будет лишь сказать ей, что письмо у нас, и спросить, что с ним делать, а потом вы сможете оттуда уйти.
– Вот это будет забава! Я готова! Мне уже не сидится!
– Я не имел в виду, что нужно срываться с места прямо сейчас. Нужно подождать, пока вы не выздоровеете.
– Да я уже хоть куда!
– Не сомневаюсь. Но Бога ради, потерпите хотя бы до завтра. Один день ничего не изменит.
– О, ладно-ладно, мистер Большая Шишка. Вы командуете этой девчонкой. – Он склонила голову на бок и оценивающе на него поглядела. – Я всё гадаю – есть у вас женщина? Я спрашивала Брока, но он ничего не сказал.
– Какая затруднительная для вас сдержанность.
– Так есть или нет?
– Я холостяк.
– Это я знаю, – нетерпеливо отозвалась она. – Я не говорю «жена». Я про женщину – вроде меня.
– Это как со скаковыми лошадьми. Иногда я теряю на них деньги, но своих у меня нет.
– Умеете же вы красиво говорить.
– Спасибо за похвалу, но сыр изо рта не выроню[19].
Салли усмехнулась.
– Хорошо. Я поняла, Блеск.
– Блеск?
– Я так решила вас называть. Потому что вы такой… такой… блестящий. Вы знаете, что значит это слово?
– Броский, модный… Воры тоже порой используют это слово…
Она покачала головой.
– Мы, уличные девчонки, имеем в виду совсем другое. У нас все парни делятся на «блестящих» и «дурачков». Дурачок – это тот, кто должен платить. «Блестящий» – тот, кому всё даёшь даром. – Их глаза встретились.
Вдруг внизу раздались шаги и в комнату вошла миссис Мэббитт, домовладелица Джулиана. Седые волосы были убраны под большой клетчатый чепец, а рукава закатаны до локтей. Щеки этой женщины пытали от здоровья и труда. В миссис Мэббитт жизнь била ключом – порой от одного взгляда на неё Джулиану хотелось лечь в кровать и не вставать месяц. Следом вошёл Брокер, что в одной руке нёс свёрток с одеждой, а в другой – большой чепец с красным султаном.
– Я столкнулась с Брокером внизу, сэр, и… – миссис Мэббитт замолчала, глядя на наряд Салли.
– Я только что принимала свою первую ванну, – объявила девушка.
– А я только что вернулся домой, – поспешно добавил Джулиан. – И уже про это наслушался.
– Так вот, как я говорила, сэр, я столкнулась с Брокером внизу, и он сказал, что его сестра придёт с визитом. Теперь, я думаю, всё в порядке, если это его сестра, – она пронзительно посмотрела на Брокера и Салли, выискивая семейное сходство. – Но всё же это неприлично, когда молодая женщина остаётся с двумя мужчинами. Вы должны это понимать, сэр.
– О да, конечно.
– Вот что я скажу, сэр. У меня есть маленькая задняя комната, где спит служанка, когда она есть. – Миссис Мэббитт время от времени нанимала служанок, но ни одна не могла долго исполнять её требования к чистоте. Джулиан подозревал, что квартирная хозяйка была бы счастливее, делая всю работу сама. – Я могла бы позволить мисс Салли остаться там, пока она гостит у своего брата и… приводит дела в порядок.
– Вы очень добры, миссис Мэббитт. Прошу вас соответственно поднять плату.
– Это моя забота, сэр, – вставил Брокер.
– Глупости и ерунда! – весело сказала миссис Мэббитт. – Ничего не нужно поднимать. Мисс Салли – моя гостья. Мне будет приятно, если она останется рядом.
– Я не хочу быть обузой, – буркнула Салли, которой это предложение показалось немного подозрительным.
– И не будешь, девочка моя. Мне нравится принимать гостей. Пойдём, я покажу тебе комнату. Это твои туфли сушатся у камина? Надень их сейчас же, я не могу допустить, чтобы ты простудилась, ходя своими бедными босыми ножками. Как только ты устроишься, мы позаботимся об подходящей одежде, – она цокнула языком, глянув на чепец с красными перьями. – И ты не умылась как следует за ушами. Теперь ещё многое предстоит узнать о купании, девочка моя.
Она железной хваткой схватила Салли за руку и увела прочь. Девушка оглянулась, беззвучно моля о спасении. Джулиан и Брокер улыбнулась и развели руками, являя собой яркий пример мужской беспомощности. Когда дамы вышли, Джулиан сказал:
– Кажется, Салли повстречала равного противника. Что наша Королева Мэб[20] знает о ней? – добавил он.
– Я мало ей рассказывал, сэр, но думаю, она сама о многом догадалась. Миссис М. не так просто провести. Она поймала меня на лестнице, когда я нёс тряпки Салли, так что пришлось рассказать про неё. Это было не спрятать. – Он помахал чепцом с перьями.
Джулиан изложил свой план – послать Салли в приют.
– Кажется, ей очень понравилась эта мысль.
– План первый сорт, сэр. Может быть, так она сможет ненадолго держаться подальше от неприятностей.
– Ты беспокоишься за неё?
– Конечно, сэр. У неё нелёгкая жизнь.
– Ты знаешь, я могу помочь ей найти работу. Попрошу кого-нибудь из друзей составить ей рекомендацию.
– Вы очень добры, сэр, но я не думаю, что она этого захочет. Потому что, сэр, она на улице может собрать больше джорджиков за одну ночь, чем за месяц заработает служанкой на все работы[21] или на какой-нибудь фабрике. И работа у неё не такая тяжёлая, и свободы больше. Если начистоту, то что может это перебить?
– Самоуважение? – с сомнением предположил Джулиан.
– Самоуважение – это хорошо, сэр, но его нельзя есть, его нельзя пить, в него нельзя воткнуть красное перо и завязать ленточками под подбородком.
Ответить было нечего. Вот вам и задачка, мистер Харкурт. Напишите, как решить эту проблему, и мы будем славить вас как гения наших времён.
На следующее утро Салли проснулась затемно. Она не могла больше спать – миссис Мэббитт суетилась по дому, гремела кастрюлями и сгребала золу в очаге. В полседьмого девушка уже была на пути к приюту. Она была уверена, что там никто не спит – эти реформаторы не тратят время, нежась в кроватях, когда можно трудиться во имя Господа.
Салли взяла экипаж до Старк-стрит – от этого её распирало от важности. Она никогда прежде не нанимала себе экипаж. Но девушка всё же вылезла из него ещё на углу, понимая, что кающаяся шлюха не должна приезжать на место покаяния в карете. Возница опустил ступеньки, и Салли ступила на улицу, задрав нос, будто была леди, а это – её собственный экипаж, но через мгновение испортила всё, захихикав. Расплатившись с кучером, она отпустила его.
Салли подошла к номеру 9. Он был точно такой же как описывал мистер Кестрель – два слепленных вместе дома с главным входом справа. Она подошла к дверям, сделала лицо, что считала скорбным и покаянным, и позвонила.
Дверь приоткрылась. Салли подумала, что перед ней – тот самый дракон мистера Кестреля.
– По какому вы делу?
– Пожалуйста, мэм, я пришла, чтобы осознать ошибки и спасти свою душу.
Дракон сурово оглядел её с головы до ног.
– Хорошо, можешь войти. Поговорят с тобой позже. Сейчас у нас утренние молитвы и завтрак. Может, мистер Харкурт найдёт время поговорить с тобой потом, а может и нет. Сегодня он очень занят. Мы ждём попечителей.
Она открыла дверь шире, позволяя Салли войти. Девушка оказалась в скупо обставленном коридоре. Одна лестница уходила вниз, на кухню, вторая вела на второй этаж. Стены были выкрашены в чинный свинцово-серый цвет. В левой стене коридора была проделана дверь. Салли поняла, что её пришлось прорубить, когда два дома соединили вместе.
– Как тебя зовут? – требовательно спросил дракон.
– Салли Стоукс, мэм.
– Салли – это неподобающее христианке имя.
«Если ты подобающая христианка, – подумала Салли, – то я уже хочу сбежать отсюда».
– Это сокращение от «Сара», мэм.
– Если тебя крестили как Сару, значит и называть тебя следует Сарой. Я миссис Фиске, дежурная сестра-хозяйка. Идём со мной. Не сюда. – Резко добавила она, когда Салли пошла в сторону элегантной гостиной. – Та комната для покровителей и попечителей.
Миссис Фиске провела Салли в тщательно выскобленную заднюю гостиную. Здесь почти не было мебели – только четырёхугольный обеденный стол да четыре простых, жёстких стула.
Из окна открывался вид за сад – несколько чахлых деревьев, пара-тройка теснящихся там же аккуратных клумб и дорожки из гравия. Огораживала сад высокая кирпичная стена и железными шипами наверху.
– Подожди здесь, – велела миссис Фиске. – После завтрака я скажу, когда у мистера Харкурта будет на тебя время. Он говорит со всеми женщинами, что приходят сюда, чтобы понять, подходят ли они.
Она вышла. Салли гадала, что делать теперь. Если сидеть тут и дальше, автора письма ей не найти. Почему вы не выйти и не осмотреться? Худшее, что с ней могут сделать, если застукают – это выгнать прочь. А ей не очень хотелось оставаться.
Девушка приоткрыла дверь и выглянула. Никого. Кажется, кто-то живой есть этажом ниже – оттуда Салли слышала шаги, скрип стульев и стук кастрюль да сковородок.
Она на цыпочках спустилась вниз. Передней комнатой здесь была кухня – Салли заглянула туда, но никого не увидела. Весь шум доносился из задней комнаты. Девушка прокралась к ней, спряталась за открытой дверью и заглянула в щелку между стеной и дверью.
Обычная общая столовая – два длинных стола, за каждым около дюжины женщин разных возрастов – должно быть, от пятнадцати до тридцати. Одни были свежими и хорошенькими, другие – потасканными и растерявшими всю красоту, что у них была. Все были одеты похоже – строгие серые платья с белыми воротничками, передники и головные платки. Салли прошлась по постоялицам взглядом, прикидывая, если ли среди них автор письма. А если есть – как её отличить?
Миссис Фиске, вытянувшись, стояла перед одним из столов. Рядом с ней была молодая женщина, которую Салли сочла ирландкой – у английских девушек не бывает такой нежной кожи и столь тонких черт лица. У незнакомки были чёрные волосы, стройная и прямая фигура; на вид ей можно было дать лет двадцать пять. Девушка носила ту же «униформу», что и остальные постоялицы. Видимо, она подавала завтрак – рядом с ней была большая супница и груда деревянных мисок, а в руках – половник.
Во главе стола высился мужчина с внушительной книгой в руках – Салли решила, что это Библия. Он был одет просто, но с претензией на изящество. Кожа у него была очень бледной и гладкой – его будто вылепили из воска. У мужчины были соломенного цвета волосы, тонкие губы и презрительно раздувающиеся ноздри.
Некоторые постоялицы разговаривали друг с другом. Миссис Фиске хлопнула в ладоши и мгновенно настала гробовая тишина.
– Сегодня нам повезло – мистер Харкурт прочтёт нам утренние молитвы, – провозгласила она. – Сегодня прибудут попечители, и мистеру Харкурту пришлось провести без сна всю ночь, готовясь к встрече… – она оборвала себя, бросив взгляд через всю комнату. Салли поняла, что дракон смотрит на маленький, одинокий столик, стоящий в углу. Рядом с ним была цепь.
– Где Мэри? – прогремела миссис Фиске.
Постоялицы обменялись взглядами и заерзали на стульях.
– Кто-нибудь видел её утром? – голос мистера Харкурта был мягок как бархат; казалось, священник может говорить тихо, но его услышат все.
Воцарилась напряжённая тишина. Наконец, одна из постоялиц неуверенно поднялась на ноги. Это была пышная и хорошенькая девушка чуть за двадцать с льняными локонами, выбивающимися из-под платка. Её грудь и бедра натягивали жёсткую ткань платья.
– Если угодно, сэр, я заглянула к ней, всего на минутку, прямо перед завтраком.
– И что она делала?
– Спала, сэр. Я сказала: «Эй, Мэри! Уже почти семь!», но она спала крепко и не проснулась. Потом ко мне подошла Пег… то есть Маргарет, – она кивнула в сторону ирландки, – и сказала поспешить к завтраку.
– Лежать кровати в такой час! – воскликнула миссис Фиске.
Ирландка присела в смиренном книксене.
– Мне сходить к ней, мэм?
– Сперва ты должна закончить здесь. Мистер Харкурт возложил на тебя ответственность за то, чтобы все постоялицы были накормлены и должным образом помолились.
– Я думаю, нам не нужно слишком винить Маргарет, – вмешался мистер Харкурь. – Я боюсь, это лишь ещё одно проявление неуступчивости Мэри. Маргарет, ступай и приведи её сюда на молитвы. Раз она опоздала на завтрак, сегодня она его не получит.
– Да, мистер Харкурт, – ирландка выскочила вон. Салли замерла на месте, боясь даже дышать, пока та не скрылась на лестнице.
Полненькая девушка не спешила садиться. Мистер Харкут посмотрел на неё и поднял брови.
– Тебе есть ещё что сказать, Флоренс?
– Н-ну, сэр, разве что… – Флоренс с трудом сглотнула. – Я не думаю, что Мэри могла так проспать, сэр. Я думаю, это из-за её лекарств. Я видела склянку у неё на столе у кровати и…
– Какую склянку? – нетерпеливо спросила миссис Фиске. – Она не принимает лекарство из склянки. Я приношу его в стакане.
– Но я видела…
– Ты можешь сесть, Флоренс, – сказал мистер Харкурт.
– Да, сэр.
– Пока мы ждём Мэри, – проговорил он, – у нас как раз хватит времени прочесть урок о мудрых и неразумных девах[22]. – Он открыл Библию.
Внезапно в столовую ворвалась сбежавшая по ступеням сверху Маргарет. Она замерла на пороге, сживая руки в замок. Все взгляды обратились к ней.
– О, мистер Харкурт, миссис Фиске, я видела нечто ужасное! Мы знали, что Мэри не раскаивается, но я никогда не думала, что она опуститься до такого!
– О чём ты? – требовательно спросил Харкурт. – Она оставила нас?
– Да, сэр! – всхлипнула Маргарет. – Я боюсь подумать, где она сейчас!
– Что ты несёшь? – прикрикнула миссис Фиске. – Где она?
– Там, где уже нет ни надежды, ни помощи! Она мертва, мэм – она наложила на себя руки!
Глава 6. Воздаяние за грехи
Среди постоялиц раздались вздохи, восклицания, крики.
– Тихо все! – приказал Харкурт, чей голос легко пробился сквозь шум. Маргарет сама бросилась к подругам и принялась трясти их за плечи и раздавать тычки, пытаясь успокоить.
Миссис Фиске стояла, сжимая и разжимая кулаки. Её лицом владели эмоции, но Салли – её горящие глаза всё так же не отрывались от щели между дверью и косяком – не могла сказать, какие именно.
– Ты уверена? – с нажимом спросила она. – Если окажется, что вся эта суматоха была попусту…
– Я уверена, мэм, клянусь! Чтоб мне провалиться, если я вру! Я видела её так же хорошо, как сейчас вас – она вытянулась в кровати, холодная как лёд! А рядом на столике была склянка от лауданума, почти пустая, и ещё немного лауданума оставалось в стакане, из которого она всегда его пила. Видит Бог, она напилась его, чтобы покончить со своей несчастной жизнью…
– Не кощунствуй, Маргарет, – лаконично прервал её Харкурт. – Идёмте, нам нужно увидеть её. Миссис Фиске, будьте добры, пойдите со мной. Маргарет, ты мне тоже нужна. Остальные – завтракайте как обычно. Бесс, ты можешь подать хлеб и кашу, Нэнси ты будешь читать благодарственную молитву.
Он вышел, миссис Фиске и Маргарет последовали за ним. Салли пряталась за дверью, пока не услышала, как эти трое поднимаются по лестнице и тихо пошла за ними. Она поднялась как раз, чтобы увидеть, как они скрываются за дверью, что соединяла этот дом с соседним. Увы, вслед за этим раздался звук ключа, поворачиваемого в замке. Салли толкнула дверь, но та не поддалась – ожидаемо.
Что же делать теперь? Миссис Фиске явно забудет про неё. Уходить Салли не хотела – она ещё ничего не узнала, а теперь ей страсть как хотелось допытаться, что случилось с этой Мэри. Быть может, стоит спуститься и поговорить с постоялицами, пока рядом нет надзирателей?
В замке снова повернулся ключ. Салли метнулась вниз по лестнице и прижалась к стене. Свет тут был довольно тускл, и девушка могла заглядывать в коридор с лестницы, не боясь, что её заметят.
В дверях появилась миссис Фиске, бросила взгляд себе за спину и заспешила наверх. Салли сперва пошла за ней, но миг спустя снова бросилась в укрытие – сестра-хозяйка спускалась обратно, закутавшись в шаль и путаясь в лентах чепца, которые пыталась связать. Она вышла через дверь на улицу.
