Текст книги "Энчантра (ЛП)"

Автор книги: Кейли Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Она сделала шаг назад. Грейв шагнул вперёд.

– В качестве утешения – ты продержалась меньше четырёх часов, и из-за этого Ковин с Севином проиграли кучу монет. Это уже достижение. И я сделаю это быстро. Считай, это мой свадебный подарок.

Клинок пошёл вниз.

Женевьева не знала, что на неё нашло – она нырнула вниз, схватила с пола яблоко и проскользнула под его рукой, обогнув стол и избежав удара. Оба снова обернулись друг к другу. Когда он снова замахнулся, она с силой врезала яблоком по лезвию. Фрукт насадился на остриё, замедлив движение клинка, и Женевьева смогла отшатнуться и избежать удара – только чтобы врезаться спиной в край стола. Теперь она оказалась зажата между ним и убийцей.

Грейв с грохотом опустил нож на стол рядом с ней, расколов яблоко пополам и оставив глубокую царапину на отполированной древесине.

– Бабушка бы не обрадовалась, узнав, что ты испортил её стол, – послышался голос из-за её спины.

Женевьева резко повернула голову – в проёме стоял Роуин, лениво прислонившись к косяку и наблюдая за сценой с видом человека, пришедшего на представление.

– Мне плевать, – буркнул Грейв, даже не обернувшись. Женевьева тем временем медленно начала смещаться в сторону. – Она меня никогда не любила.

– Она никого не любила, – поправил Роуин. – Но у тебя хотя бы есть преимущество: ты больше всех похож на маму.

– Ты мог бы мне помочь! – рявкнула Женевьева, в тот момент, когда Грейв снова рванулся к ней. Она успела отпрыгнуть вбок, чуть не упав.

– Эй, проблемка? – лениво произнёс Роуин.

– Что?! – огрызнулась она, снова пятясь от Грейва.

– Чуть-чуть левее, пожалуйста?

Она послушалась – и через два удара сердца Роуин перемахнул через стол. Приземлился между ней и Грейвом и со всей силы врезал брату в челюсть. Голова Грейва дёрнулась в сторону, он застонал. Женевьева с восхищением наблюдала, как Роуин скользнул за спину брата, обхватил его шею железной хваткой – и лицо Грейва почти сразу посинело. Кажется, она услышала, как что-то хрустнуло.

Грейв попытался скинуть Роуина, но, не сумев, вонзил нож прямо в его бицепс. Женевьева поморщилась.

Но Роуин даже не дрогнул.

– Благодарю, – прохрипел он, выдёргивая Охотничий Клинок из своей руки.

Он зашипел – лезвие будто обожгло его, – и запустил нож через всю комнату. Клинок с треском пробил окно за пределами арки. Стёкла разлетелись, и в помещение ворвался холодный воздух.

Роуин отпустил брата как раз в тот момент, когда по дому пронёсся звон четырёх ударов колокола, и Женевьева расплылась в торжествующей улыбке.

Глава 21. МАЛЕНЬКАЯ ИГРА

– Ну вот, кто бы мог подумать, я всё-таки продержалась первые четыре часа… – Женевьева уже начала хвастливо, услышав бой часов, но не успела закончить, как Роуин потащил её за плечо прочь из комнаты.

– Первый закон ловушки для медведя – не продолжай совать в него палку, – буркнул он, волоча её в сторону бального зала, в то время как Грейв исчез за входной дверью в поисках клинка. – Когда он выберется, будет вдвое злее.

В голосе его звучала суровость, упрёк, но в глазах блеснула насмешка.

– Он чуть не убил меня! – возмутилась она с преувеличенным вздохом, едва поспевая за его огромными шагами. – Мне что, даже порадоваться нельзя?

– Только когда мы сами станем Охотниками, – отрезал он.

На полпути вверх по лестнице её вдруг накрыло жаром, и она остановилась.

– Это просто магия Игры – следит, чтобы все сменили комнаты, – успокоил он, стоя ступенью ниже. – Если бы мы остались в спальне или в столовой, тебе показалось бы, будто с тебя сдирают кожу.

– О, прекрасно, – протянула она с капающим сарказмом. – Ещё одно удовольствие в копилку.

Наверху их неожиданно встретила Эллин – та едва могла дышать, опираясь на колени.

– Чёрт… – вдох. – Нокс… – вдох. – И его игры.

– Что на этот раз? – спросил Роуин без малейшего волнения, глядя, как его сестра отдувается.

– Пустыня… с оазисом… – выдохнула та, выпрямляясь и отбрасывая липнущие ко лбу белые пряди. – И где-то миллион скорпионов. И змей. Это было омерзительно.

Женевьева нервно хихикнула.

Роуин оглядел двери с правой стороны.

– Хочешь спрятаться с нами в этом раунде?

Эллин метнула в его сторону испепеляющий взгляд.

– Чтобы ты снова использовал меня как приманку при следующей смене комнат? Пошёл к чёрту, Роуингтон Сильвер.

Он криво усмехнулся.

– Где он? – спросила Эллин.

– На улице. Хотя вряд ли надолго, – ответил Роуин.

Она кивнула и исчезла.

– Пустыня? Скорпионы? Змеи? – переспросила Женевьева.

– У Нокса фантазия… даже в Аду легендарная, – пробормотал тот, как будто это объясняло что-то важное.

Он направился к одной из дверей и распахнул её. Женевьева ахнула.

– Все свободные комнаты в доме зачарованы – каждая превращается в отдельный ландшафт. Нокс каждый сезон придумывает новые. Так нам есть где прятаться, помимо спален. И, кстати, в каждой такой комнате спрятан жетон – если найдёшь его и вернёшься целым, получаешь иммунитет на один раунд Охоты.

Она едва уловила его слова, заворожённая открывшейся перед ней панорамой. В Фантазме, где Девы устраивали свои испытания, иллюзии были кровавыми и жуткими. А это… было словно сон.

Комната, если её вообще можно было так назвать, была огромным лугом, усыпанным диковинными цветами, над которым пролетали птицы. Вдалеке журчал ручей, перекинутый ажурным серебряным мостом. Над головой – голубое небо и лениво плывущие облака.

Она шагнула вперёд, но Роуин остановил её.

– Мы туда не пойдём? – удивилась она. – Там же идеально для пряток.

– У этих комнат только один выход. А нам нужно будет быстро менять локации. Они сами по себе уже смертельные ловушки. Снаружи – красота, а внутри – ловушки Нокса. Ты видела Эллин? Хорошо ещё, что мы отвлекли Грейва, и он не поджидал её в коридоре.

– Почему же она тогда туда полезла?

– Потому что понимала: фокус Грейва – на нас. И оказалась права.

Он махнул ей, указывая на двойные двери в конце коридора. Женевьева последовала за ним. Когда он распахнул их, перед ними оказалась библиотека, и её тут же накрыло ощущение, что за ними наблюдают. Но кольцо оставалось холодным. В комнате было всего одно зеркало – над камином в центре дальней стены. И всё же, чувство тревоги не исчезало.

– Ковин где-то на этом этаже, – пробормотал Роуин, словно читая её мысли.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, пока он осматривал книжные полки слева от неё.

Как для загородной библиотеки, интерьер был удивительно… скромным. Здесь не было вычурности, присущей остальной вилле: только тёплое дерево, мягкие кресла и удивительная чистота.

Женевьева подошла к полкам у камина и вытащила старую книгу с выцветшим корешком «Суть душ». Быстро пролистала жёлтые страницы: главы о сборе душ, их обработке, превращении в валюту для сделок с Дьяволами… Её передёрнуло. Она захлопнула книгу.

– Сатана спит вон там, на верхней полке, – сказал Роуин, и Женевьева в первый момент забыла, что он вообще отвечал на её вопрос. – А Ковин, вероятно, в одной из соседних комнат.

– С-сатана? – переспросила она с явным беспокойством и перевела взгляд на полуоткрытую книгу, оставленную на подлокотнике дивана.

«Тёмнейшие желания Дьявола». Женевьева хихикнула – уж очень роман этот напоминал ей старые, затёртые книжонки, которые её сестра Офелия прятала от матери.

– Сатана – фамильяр Ковина, – пояснил Роуин, наконец вытащив с полки ту самую книгу, которую искал.

Женевьева наблюдала, как одна из книжных секций начала поворачиваться – ну конечно, какое зачарованное поместье обходится без потайных комнат? – и Роуин поманил её за собой. Она протиснулась мимо кресла с высокими подлокотниками, стоявшего перед камином, и направилась к дальней стене, позволив ему притянуть её к себе прямо на вращающуюся платформу – в тот самый момент, когда она завершала поворот, открывая новый, спрятанный за полками зал.

Комната, в которой они оказались, была, пожалуй, самым унылым местом из всех, что Женевьева когда-либо видела. Голые каменные стены. Прогнившие деревянные полы. Диван, выглядевший так, будто стоило на него сесть – и можно подхватить столбняк. Ни одного уютного элемента. Ни ковра, ни яркого пятна, ни даже тусклого света от свечи. Только газовая лампа возле дивана, которую Роуин зажёг спичкой.

Единственным плюсом этого укрытия было то, что поблизости не наблюдалось ни одного зеркала.

– Выпьешь? – спросил он, направляясь к углу комнаты, где, как оказалось, пряталась целая сервировочная тележка с алкоголем.

Женевьева прищурилась:

– А что у тебя есть?

– Виски… или, насколько я понимаю, моча Севина с последней Охоты.

Она чуть не поперхнулась от отвращения.

Он ухмыльнулся:

– Когда кто-то из нас застревает здесь слишком надолго, иногда… ну, сам понимаешь…

– Я поняла, – перебила она. – Это отвратительно.

– После того, в каком состоянии я нашёл свою спальню, не уверен, что ты вообще имеешь право кого-то осуждать, – заметил он.

– Прости, но я – неряшливая, а не омерзительная. Это две большие разницы. Одно дело – разбрасывать платья, другое – оставлять бутылку мочи на год, чтобы она забродила.

– Логично, – согласился он. – Но ты так и не ответила на мой вопрос.

– Какой?.. Ах. Выпить. – Женевьева сморщилась. – Нет, спасибо. Виски я не пью, а остальным бутылкам после всего услышанного точно не доверяю.

Он пожал плечами.

– А если сюда попытается спрятаться кто-то ещё? Или нас найдёт Охотник и заблокирует выход? – поинтересовалась она.

– Как только кто-то оказывается внутри, открыть дверь снаружи уже невозможно – разве что сбросить весь механизм. Плюс здесь есть люк, – сказал он и направился к центру комнаты. Опустившись на корточки, он нащупал щель между досками и приподнял едва заметную крышку. – Эти ступени ведут в туннель, откуда можно попасть на кухню внизу. Одно из самых надёжных укрытий. – Он аккуратно опустил люк на место. – Так что устраивайся поудобнее. Ждать придётся ещё пару часов, пока не придёт время снова сменить комнату.

Это и есть Ад.

***

Роуину потребовалась почти целая бутылка виски, прежде чем он устал от молчания.

– Почему нет?

Женевьева лежала на одном конце дивана, подпирая голову подлокотником, а пружина под изношенной обивкой болезненно впивалась ей в бедро. В какой-то момент она даже задремала.

– Почему нет, что? – пробормотала она, не открывая глаз.

– Почему ты не пьёшь виски?

Она медленно моргнула, разлепляя веки.

– Мне не нравится вкус.

– Врёшь. Если бы дело было во вкусе, ты бы так и сказала. А ты сказала, что не пьёшь его.

– Я думала, ты больше не хочешь играть в правду, – парировала она.

– Хм, – только и произнёс он, пристально вглядываясь в неё янтарными глазами. – Значит, либо однажды перебрала и до сих пор не можешь забыть, либо связано с кем-то, о ком тебе неприятно вспоминать.

– Ты гадаешь, – сказала Женевьева. Но он угадал и то, и другое.

– Как его звали? – спросил Роуин.

Женевьева тяжело вздохнула:

– Почему тебе вообще это интересно? Ты пьян? Или тебе скучно? Если скучно, можем придумать новую игру, как в прошлый раз.

– Думаю, чтобы меня хоть немного развезло, понадобится винокурня, а не бутылка, – пробурчал он. – И вообще, ты моя жена. Разве не логично, что я хочу тебя узнать?

Она знала, что у бессмертных невероятная устойчивость к алкоголю, но не была уверена, верит ли ему. А уж фраза «ты моя жена» – и вовсе звучала как очередной спектакль.

Он заметил её взгляд и вздохнул:

– Ладно, возможно, дело и правда в скуке.

– Хорошо, тогда давай модифицируем нашу прежнюю игру, – предложила она. – Мы по очереди задаём три вопроса. Два ответа должны быть чистой правдой, а один можно соврать – на выбор.

– По рукам.

Она даже не дала ему начать первой.

– Я помню, как Грейв сказал что-то о лекарстве для вашей матери. Он говорил, что не верит в его существование. А ты – веришь?

Роуин долго молчал. Словно решал, достаточно ли ему скучно, чтобы продолжать.

– Да, – наконец сказал он. – Лекарство – причина, по которой я так одержим победой каждый год. Я… провожу исследования. В Аду у меня не было бы на это времени – Нокс загнал бы меня в своё дерьмо. И я никому из остальных не доверяю.

– Потому что они не верят в это лекарство? – уточнила она.

– Отчасти. Даже если бы мы нашли его, Нокс наверняка придумал бы другой способ держать нас под контролем. Мы слишком ценны для его империи. Грейв считает, что если пытаться играть по правилам Нокса, всё только усугубится. Для него игра терпима, пока мать жива. Но я…

Он сжал губы, и Женевьева сразу заметила в нём вину.

– Всё в порядке, – мягко сказала она. – Обещаю, я последний человек, который осудил бы кого-то за сложные чувства к семье.

Он посмотрел на неё. По-настоящему. И, видимо, увидел в её взгляде что-то, что дало ему право продолжить.

– Я предпочитаю верить, что лекарство существует. Что если удастся спасти мать, избавить её от опасности – мы сможем начать бороться. Все. – Он провёл рукой по волосам, будто пытаясь вырвать это признание из своей головы. – Я понимаю, что желание спасти её только ради того, чтобы спасти себя, не самый чистый мотив…

– Некоторые назвали бы это эгоизмом, – заметила Женевьева.

Он, казалось, дёрнулся от этих слов, но только пробормотал:

– Ты называла меня и похуже.

– О, я – не некоторые, – поспешила заверить она. – Я здесь всего пару дней, и уже мечтаю оказаться где угодно, только не здесь. Если ты понял, что не можешь вынести этого вечного ада… думаю, ты заслужил право быть немного эгоистом.

Он фыркнул, но замолчал, и Женевьева честно пыталась тоже замолчать. Но не смогла.

– Поэтому ты больше не навещаешь её? Всё время уходило на поиски лекарства?

– Это и вина, – сказал он. – Смотреть ей в глаза, зная, что за пятнадцать лет я так и не нашёл ничего настоящего…

Он покачал головой, не договорив.

– Если мы выиграем, и тебе больше никогда не придётся участвовать в этой игре… ты продолжишь искать лекарство? – спросила она.

– Нет, – ответил он твёрдо.

– Ты не должен так быстро выдавать ложь, – вздохнула она. – Это же портит всю суть игры.

Он лишь пожал плечами. А потом, почти шёпотом:

– Я не успокоюсь, пока не освобожу их всех.

Она слегка склонила голову набок:

– Если ты и эгоист, Роуин Сильвер, то в самом лучшем смысле.

Он отвёл взгляд, и Женевьева не удержалась от улыбки. Смотреть, как он извивается от комплимента, оказалось даже приятнее, чем злить его.

– А теперь мой следующий вопрос – начала она.

– Ты задала свои три. Теперь моя очередь, – перебил он.

– Подожди, большинство из них были уточнениями…

– Мошенничаешь, – протянул он, и всё прежнее уязвимое исчезло, будто его и не было.

Она закатила глаза:

– Ладно. Твоя очередь.

– Почему ты не пьёшь виски? Почему писала моему отцу, выдавая себя за свою мать? Кто такой Фэрроу?

Услышав это имя, она застыла.

– Откуда ты его знаешь? – прошипела она.

Он приподнял бровь:

– От тебя. Умбра нашла тебя, когда ты была без сознания после демонических ягод, и когда я отнёс тебя обратно за ворота, ты спросила, не Фэрроу ли я.

– Это всё, что я сказала? – переспросила она, и в животе у неё всё сжалось от мысли, что между ними могли быть произнесены слова, которых она не помнила.

Его выражение оставалось невозмутимым:

– Ты едва могла связать два слова. Я просто запомнил имя – оно было слишком странным. Моя магия вывела из тебя большую часть демонических ягод, но целиком – нет. Исцеление Эллин намного сильнее, чем у кого-либо из нас. Но ты всё равно была немного не в себе.

Она отложила про себя эту деталь об их способностях – вернётся к ней позже. А вслух нехотя призналась:

– Я не пью виски из-за Фэрроу. Писала письма, потому что мать скрывала от сестры почти всю свою жизнь, и мне это казалось несправедливым. Когда я узнала о существовании твоего отца, подумала – а вдруг он тоже некромант? Или кто-то из его семьи. Вдруг они знали, каково это – быть «запасной» дочерью. – Она глубоко вдохнула. – Если бы я знала, к чему всё приведёт… конечно, я бы оставила это в покое.

Он резко рассмеялся:

– Нет, не оставила бы.

– С чего ты взял? – нахмурилась она, скрестив руки на груди. – И с чего ты, чёрт возьми, вообще знаешь?

– За эти два дня ты ещё ни разу не оставила ничего в покое.

– Эти два дня ничего общего не имеют с моей настоящей жизнью. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.

– Вот. Ты же не можешь не спорить, – указал он с усмешкой.

– Я не спорю постоянно⁠—

– А это сейчас что, по-твоему? – перебил он. – Если ты пытаешься не спорить – выходит у тебя ужасно.

Она возмущённо сжала губы, но глаза у него внезапно заискрились от веселья, и от этого у неё словно кровь заиграла в венах.

– Ну? – спросил он, спустя паузу.

– Что – «ну»?

– Ты мне ещё не ответила. Кто такой Фэрроу?

Вот вопрос, которого она пыталась избежать с самого начала.

– Это никто важный, – пробормотала она.

Он не моргнул:

– Это и есть ложь.

Она скривилась:

– Не думала, что ты так строго следишь за правилами. И почему ты так решил?

– Потому что у тебя все эмоции написаны на лице, – ответил он. – Не похожа ты на ту, кто позволит какому-то мужику так влезть под кожу, чтобы потом он испортил тебе даже хороший алкоголь.

– Ну, – пробормотала она, опуская взгляд и ковыряя ноготь, – некоторые люди – как яд. Достаточно одного прикосновения – и потом всё, чего касаешься, уже заражено.

Она чуть не потеряла всех подруг из-за этого ублюдка. Чуть не потеряла себя. К счастью, по пути нашла кое-что покрепче – злость.

– Надеюсь, ты не о нём говорила, когда заявила, что у тебя есть «опыт».

Она вскинулась:

– А если о нём?

– Значит, тебе срочно нужен другой опыт, – спокойно заявил он.

– То, что кто-то – подонок, не значит, что он не умеет трахаться, – огрызнулась она, с горечью вспоминая, как несколько часов назад у неё был шанс на другой опыт… и он сам его остановил.

– Это правда, – тихо согласился он.

Прежде чем она успела моргнуть, он уже склонился над ней, упершись руками по обе стороны от её бёдер, загоняя её обратно в спинку дивана. Их лица были на таком расстоянии, что она могла бы коснуться кончиком языка золотого кольца в его нижней губе.

Хватит уже думать об этой проклятой серьге, мысленно упрекнула она себя.

Взгляд Роуина же был абсолютно греховным.

– Учитывая, как сильно на тебя подействовал маракуйя⁠, – прошептал он, – смею предположить, что тебя давно никто не доводил до оргазма по-настоящему.

Она ни за что не собиралась признаваться, насколько он прав, но самодовольная усмешка на его губах говорила – он и так знал.

Он был слишком близко. От его запаха кружилась голова. От тепла его тела – сжимался живот. Она почти не могла думать.

Слова вырвались сами:

– И? Ты предлагаешь исправить это недоразумение? Закончить то, что мы начали на балу?

– Только во сне, проблема, – пробормотал он и отстранился, вставая.

– Тогда зачем флиртуешь со мной? – обвинила она.

– Флиртую? – теперь его усмешка стала надменно самодовольной. – Думаю, ты просто находишь меня очень привлекательным. А мы, случайно, говорим о сексе.

– Сколько ещё ждать этой долбаной смены? – пробурчала она, отталкиваясь от дивана. – Пожалуй, на сегодня мне тебя достаточно.

И в тот же миг по дому раздался перезвон колоколов.

Глава 22. ЖЕСТОКОСТЬ

Женевьева и Роуин не проронили ни слова на пути вниз, в кухню, пробираясь по пыльному потайному коридору из библиотеки. Молчание хранилось и в тот момент, когда он наспех соорудил им по тарелке чего-то, отдалённо напоминающего еду. Они не разговаривали даже в течение последующего часа. И уж точно не сказали ни слова, когда на кухню с грохотом ворвался Веллингтон Сильвер.

Роуин выругался, когда Уэллс врезался в одну из мраморных стоек в центре комнаты, оставив на белой поверхности размазанные полосы чёрной крови – он опирался на руки, пытаясь удержаться на ногах. Женевьева заметила, что одна его рука висела под неестественным углом, словно вывихнутая, и уже шагнула к нему, чтобы предложить помощь, но Роуин вцепился в спинку её платья и резко притянул к себе.

– В полезняк, – рявкнул он, подтолкнув её к маленькому проёму в стене слева.

– Я ни за что не полезу⁠– начала она с возмущением.

– Сейчас не время спорить, Женевьева, – отрезал он.

Она уже открыла рот, чтобы парировать, но тут увидела, как Уэллс с трудом откашливается, а перстень на её пальце внезапно стал горячим. Без дальнейших возражений она позволила Роуину подхватить её и подсадить внутрь. Она упёрлась в дальнюю стенку, оставляя место, чтобы он тоже втиснулся рядом. Он дёрнул вниз металлическую дверцу всего за секунду до того, как в кухню ворвался Грейв.

Женевьева подалась вперёд, щурясь, чтобы заглянуть сквозь узкую щель в двери подъёмника. Она видела, как Уэллс схватил стеклянную миску с островка и с хрустом разбил её об лицо Грейва. Тот едва моргнул. Из носа у него хлынула кровь, а осколки стекла посыпались на пол. Улыбка расползлась по лицу Грейва, и Женевьева увидела, как в глазах Уэллса проступает поражение.

Когда нож опустился, а глухие стоны боли заполнили узкое пространство, Женевьева отпрянула. Она лишь краем глаза заметила, как Роуин зажмурился и сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки – будто старался силой воли изгнать из сознания звуки братоубийственной схватки. Смерти Уэллса.

Сидеть там, бессильной, было невыносимо.

И тогда она по-настоящему поняла: Энчантра – это совсем другой ужас, не такой, как Фантасма. Ближе. Личнее. Здесь не было кровавых ванн, призраков и криков незнакомцев, но смерть близких была куда страшнее.

Она украдкой взглянула на Роуина и медленно протянула руку, сжав его ладонь.

– Мне жаль… – Что тебе приходится это терпеть. Что твоя семья снова и снова вынуждена проходить через это.

– Не надо, – процедил он сквозь зубы.

Она кивнула и уже собиралась отдёрнуть руку, но он сжал её крепче.

Сердце забилось быстрее, пока они так сидели в тесной коробке, прижавшись друг к другу. В какой-то момент Женевьева задремала, уронив голову на холодную стальную стенку. Но когда вокруг зазвенел металлический лязг и подъёмник дёрнулся вверх, она проснулась в одно мгновение.

Роуин выругался сквозь зубы и бросился к дверце, пытаясь успеть выскочить. Но платформа двигалась слишком быстро – окно возможности захлопнулось.

– Дай пройти, – бросил он и втиснулся перед ней, заслоняя собой выход.

На секунду всё замерло. Затем дверца со скрипом распахнулась – и на пороге возник бледный, как смерть, Грейв. По его вискам стекал пот, чёрная прядь прилипла ко лбу, а рубашка на груди была залита кровью.

– Вылезай, – приказал он Роуину, и в глухом, выжженном голосе прозвучал холод, от которого у Женевьевы по спине пробежали мурашки.

Лифт вернул их в библиотеку – прямо у камина. Комната с книгами и закусками. В другой жизни её сестре бы здесь понравилось.

– Я не позволю тебе забрать её, – сказал Роуин.

Грейв оскалился:

– Тогда я убью вас обоих. Будто рыбу в бочке.

Нож вспорол воздух и вонзился между рёбер Роуина прежде, чем Женевьева успела выдохнуть. Он только тихо застонал, когда Грейв ухватил его за грудки и вытащил из подъёмника. Женевьева выскочила следом, но едва её ноги коснулись пола, как Грейв ударил Роуина кулаком в висок – и тот рухнул без сознания.

Грейв повернулся к ней.

Если он думал, что после того, как уложил Роуина, она испугается – он ошибался.

– Ты мог бы убить его и победить, – бросила она. – Но ты всё равно хочешь меня?

– Я его уже не раз убивал, – отозвался Грейв. – А за тебя мне могут отдать звание Любимца.

Он рванулся. Она увернулась.

– Позволь мне сделать это быстро, – прорычал он.

У неё почти вырвался вздох раздражения. Женевьева вовсе не собиралась позволять ему что-либо. Победить в схватке с ним было невозможно – не без магии. Но победа и не требовалась. Ей нужно было только дотянуть до конца раунда. А по часам на стене за его спиной оставалось шесть минут. Всего шесть.

В голове молнией мелькнула мысль.

Может, стоит дать ему ударить первым.

Риск, что один точный удар окажется смертельным, был слишком высок. Роуин выдержал нож в боку, но для смертных – даже таких, как она, – всё иначе. Она и её сестра умели отсыпаться от переломов и укусов змей. Но то, что собирался сделать с ней Грейв, явно не входило в список заживающих за ночь травм.

Он снова взмахнул клинком – и лезвие рассекло её плечо. Кровь потекла по руке, но Женевьева не отводила взгляда. Она метнулась к полке, сгребла охапку книг и начала швырять их в противника. Одна из них угодила ему прямо в лицо, оставив кровавую полосу на подбородке и щеках.

Грейв зарычал. А она едва не улыбнулась.

Это его не остановило.

Он с силой впечатал её в книжную полку, обхватив горло рукой. Затылок ударился о дерево, и перед глазами поплыли чёрные точки.

– Ты уже замедляешься, подруга, – усмехнулся Грейв. – Готова сдаться?

– Ну и ладно, – прохныкала она наигранно-драматично, хотя на самом деле голова гудела от удара. – Но… по крайней мере, дай мне сделать последний вдох, чтобы передать послание семье.

Он не возразил, просто ослабил хватку, и она жадно втянула воздух в лёгкие.

Когда дыхание немного восстановилось, Женевьева подняла голову, выпрямив подбородок, и заявила:

– Я бы хотела, чтобы они знали, что я их любила. Офелии нужно немедленно сжечь мои дневники. И похоронить меня нужно в чём-нибудь розовом, с мистером Дейзи в руках.

Грейв приподнял бровь при упоминании последнего, но лицо оставалось напряжённым.

– Моего детского плюшевого мишку, – пояснила она. – С ромашкой за ухом.

На самом деле мистер Дейзи отправился в последний путь, когда ей было десять – она бросила его в Миссисипи, решив, что он хочет поплавать. Пусть покоится с миром.

Грейв кивнул с мрачным пониманием и произнёс:

– Тебе, возможно, стоит закрыть глаза.

Она покачала головой.

В его взгляде мелькнул отблеск уважения, прежде чем он пожал плечами:

– Как хочешь.

Он поднял нож. Женевьева напряглась. Когда лезвие обрушилось, она рванулась влево со всей силы. Нож вошёл под правую ключицу и вышел из спины, вонзив её в полку и пригвоздив к дереву.

Из горла вырвался сдавленный крик. Ярко-красная кровь залила перед платье, слёзы обожгли глаза. Грейв изо всех сил пытался выдернуть клинок, но вложил в удар слишком много силы, и теперь не мог освободить оружие.

– Да вы, блядь, издеваетесь, – прорычал он.

Всё размывалось.

– Кто вообще называет игрушку мистером Дейзи? – выругался он, пытаясь нащупать рычаг, чтобы вытащить нож.

– Мистер Дейзи был очень даже настоящим, – пробормотала Женевьева, оседая на пол. Всё тело горело, будто в ней вспыхнул адский огонь.

Грейв перехватил клинок, приготовившись нанести последний удар.

– Попробуем ещё раз.

Но когда нож снова опустился, Женевьева полностью исчезла. И вместе с ней – Охотничий Клинок.

Кулак Грейва прошёл сквозь воздух.

Она успела. Шесть минут прошли.

Женевьева удерживала магию ровно настолько, чтобы пройти мимо него, и только тогда вновь обрела плоть. И прежде чем её тело рухнуло на пол, Роуин оказался рядом – он подхватил её и прижал к себе.

Похоже, все его раны за последние минуты успели затянуться.

– Завидую, – прошептала она, но слова прозвучали бессвязно и глухо.

Где-то за спиной что-то с грохотом рухнуло. За этим последовала длинная, сочная тирада проклятий – видимо, от Грейва. Но Женевьева уже была слишком слаба, чтобы открыть глаза.

– Спать… – прошептала она, уткнувшись в шею Роуина. Только так её тело могло справиться с раной. Если вообще могло.

– Нет, – приказал он.

Но, как обычно, она не послушалась.

***

– Зачем? – прошептала она, умоляюще. – За что?

– Ты создание из Ада, – сказал Фэрроу. – И ты заслуживаешь сгореть, как одно из них.

***

Очнулась Женевьева не от запаха гари, а от запаха мяты. Она резко села на постели, сердце бешено колотилось, взгляд метался по комнате – где она? Что произошло?

– Осторожнее.

На резкий голос она обернулась и увидела Роуина, стоявшего у кресла в углу. Умбра спрыгнула с его колен, пока он приближался к кровати, скрестив руки на голой груди. На голой груди.

В животе у неё вспыхнули непрошеные бабочки.

Она не могла решить, что возбудило её сильнее – идеальная прорисовка пресса, закрученные татуировки, спускавшиеся ниже пояса, или золотые кольца, сиявшие в его сосках и пупке.

Она вдруг осознала, что снова хочет его укусить. Очень.

– Что случилось? – спросила она сипло.

– Случилось то, что ты чуть не сдохла, – резко ответил он. – Мне пришлось подкупить Эллин, чтобы она тебя исцелила.

– И чем ты её подкупил? – Она коснулась висков, пульсирующих от боли. – И вообще, почему ты ворчишь? Я пережила первый раунд, разве не это повод для праздника?

Он раздражённо провёл рукой по волосам:

– Одевайся. Мы опаздываем к ужину.

И тут до неё дошло: на ней только слишком большая чёрная рубашка на пуговицах.

Щёки вспыхнули:

– А что случилось с моим платьем?

– Оно было в крови, – коротко сказал он.

– Ты меня раздел?

Она хотела, чтобы это прозвучало раздражённо, но из-за хрипоты голос вышел слишком… чувственным.

Он не улыбнулся, но в его взгляде на мгновение мелькнуло что-то похожее на веселье.

– Не радуйся раньше времени. Тебя раздела моя сестра, пока лечила и отмывала. Я только рубашку дал.

Женевьева закатила глаза, но не успела возразить, как у неё громко заурчало в животе.

– Если хочешь поесть, все будут в столовой, – бросил он, уже направляясь к двери. – Или я могу принести что-нибудь…

– Нет, я пойду, – сказала она, отмахнувшись рукой. – Хочу, чтобы все, кто ставил против меня, видели моё лицо, пока не возненавидят его.

Глава 23. ЛАЗЕЙКИ

Женевьева вошла в столовую под громкое приветствие.

– Ах, смотрите-ка, она жива, – провозгласил Севин, завидев её в проёме арки, и начал хлопать в ладоши с откровенно раздражающей наигранностью.

– Ты лишила многих людей их денег, крольчонок, – с ухмылкой добавил Ковин.

Женевьева метнула в него злобный взгляд и направилась к уставленному яствами столу. После стольких пропущенных приёмов пищи она была зверски голодна.

Ковин, Севин и Реми сидели рядышком в дальнем конце стола, с жадностью поглощая ужин. Роуин стоял, прислонившись к стене, наблюдая за всеми, и потягивал тот самый фиолетовый напиток, который она уже видела у других накануне свадьбы. В противоположном конце стола сидела Эллин, ковыряя вилкой в кучке ягод с таким видом, будто у неё на душе похороны – Женевьева могла лишь догадываться, что это связано с выбыванием её близнеца. Грейва за столом не было.

– Слышал, вы сработались как команда, – сказал Ковин, поглаживая по голове своего чешуйчатого фамильяра. – Грейв сейчас в бешенстве.

– Прямо сейчас закатывает истерику, – подхватил Севин.

Даже Эллин при этих словах слабо улыбнулась.

Женевьева проигнорировала их болтовню о событиях прошедших суток: Ковин, пустившийся в оргии с шестью любовниками одновременно, Севин, едва не проткнутый в одной из зачарованных комнат, и Реми, получивший с дюжину непристойных предложений от тех, кто принял его за Роуина.