Текст книги "Энчантра (ЛП)"

Автор книги: Кейли Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Когда они шагнули в освещённый квадрат, взгляд Женевьевы скользнул по рядам позолоченных кресел для братьев и сестёр Ровина. Эллин и Уэллс сидели рядом за спиной Реми, который явно пришёл туда не по своей воле. А в дальнем углу, у алтаря, их всех ждал Баррингтон.

А у конца дорожки, с хищным блеском в янтарных глазах, стоял её будущий муж.

Ровингтон Сильвер был воплощением тьмы на фоне снежной белизны и мрамора. Его чёрный костюм был расшит шёлковым узором тон в тон. Всё сидело идеально. Золотой шёлковый шейный платок перекликался с запонками и серьгами в его ушах. Даже волосы были аккуратно зачёсаны назад – неожиданная щепетильность.

Если платье произвело на него впечатление, он не выказал этого. Хотя взгляд задержался на лифе дольше, чем следовало бы. Севин передал её руку Ровину и поспешил к своему месту, оставив Женевьеву наедине с отцом и братом.

Сердце колотилось в груди – и Женевьева всерьёз задумалась, как долго она продержится.

– Дыши, – велел Ровин, сжав её ладонь, в то время как его отец прочистил горло.

Она судорожно втянула воздух, когда Баррингтон заговорил:

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями союза Ровингтона Сильвера и Женевьевы Гримм в священной церемонии Aeternitas. Вечный брак.

Слово вечный сжало её грудную клетку.

– Ровин, начнём с тебя. Повтори за мной: «Я, Ровингтон Сильвер, скрепляю свою судьбу с твоей».

– Я, Ровингтон Сильвер, скрепляю свою судьбу с твоей, – повторил он, не отводя взгляда и чётко выговаривая каждое слово.

– Моя душа – твоя душа. Моё сердце – твоё сердце. Моя кровь – твоя кровь. На вечность.

– Моя душа – твоя душа. Моё сердце – твоё сердце. Моя кровь – твоя кровь. На вечность, – сказал Ровин.

На бумаге эти клятвы не были ужасны. Но внутри у Женевьевы всё скручивалось в тугой узел.

– Теперь ты, Женевьева, – произнёс Баррингтон. – «Я, Женевьева Гримм, скрепляю свою судьбу с твоей».

Женевьева открыла рот, попыталась произнести слова, но язык не слушался. Кто знает, к чему она себя привяжет? Вдруг хуже Фэрроу? А это на вечность…

Она никогда не была фанаткой всего долговечного.

– Женевьева, – мягко подтолкнул Баррингтон.

Ровин молчал. В его глазах не было ни давления, ни поддержки.

Женевьева сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь сосредоточиться на уколах зимнего воздуха – на том, как он заставляет кожу покрываться мурашками, как он онемяет плоть. Она справится. Она сможет сыграть по их правилам.

Ровин наклонился к ней, чтобы прошептать на ухо, будто точно знал, о чём она думает:

– Не зацикливайся на слове «вечность». Ничто не вечно. Даже если ты этого хочешь.

Женевьева прошептала:

– Я, Женевьева Гримм, скрепляю свою судьбу с твоей.

Ровин едва заметно кивнул, ободряя её.

– Моя душа – твоя душа. Моё сердце – твоё сердце. Моя кровь – твоя кровь. На вечность, – закончил Баррингтон.

Женевьева повторила, стараясь сделать голос как можно живее.

– И вы оба обещаете защищать друг друга, выбирать друг друга – в болезни и здравии, во тьме и свете? – продолжил Баррингтон.

– Обещаю, – твёрдо произнёс Ровин.

– Обещаю, – успела выдохнуть Женевьева, прежде чем нервы её окончательно сдали.

Улыбка Баррингтона, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, выглядела искренне, когда он поднял голос и торжественно провозгласил:

– Объявляю вас мужем и женой. – Он перевёл взгляд на сына. – Можешь поцеловать свою невесту.

Баррингтон отступил, оставив Женевьеве в поле зрения только Ровина. Её мужа.

И тогда она почувствовала это. Взгляд Дьявола.

Нокс прибыл.

Тело Женевьевы напряглось от тревоги. Она попыталась отвернуться, чтобы отыскать, где он может быть, но Ровин сжал её руку, будто говоря: сосредоточься.

Казалось, взгляд Нокса давит на неё со всех сторон. Но когда Ровин поднёс палец к её подбородку, заставляя её поднять лицо, пока их носы почти не соприкоснулись, всё это отступило на второй план.

Он медленно обвил рукой её талию, притягивая к себе.

– Готова?

Нет. Но она кивнула.

– Глубокий вдох, – сказал он.

Она послушалась, пока он склонялся ближе, их носы едва касались, и весь остальной мир исчез.

А потом его губы нашли её.

Для поцелуя, не рожденного из желания, он был… всепоглощающим. Мысли мгновенно испарились, а жара его губ сжигала её изнутри. Он вплёл пальцы в её волосы, запуская их в заколотые пряди, придавая её лицу нужный наклон. Его движения были уверенными, точными. И когда он приоткрыл губы, углубляя поцелуй, она не стала колебаться. Вкус его наполнил её рот, когда он слегка откинул её назад. Инстинктивно она вцепилась в его бицепсы, хоть и не было в этом нужды.

Когда где-то вдалеке раздался свист, именно в тот момент, когда она собиралась коснуться языком кольца в его губе, Ровин внезапно отстранился.

Она невольно издала разочарованный звук, открыла глаза, дыхание сбилось, взгляд метался по его лицу в поисках причины. И тут она вспомнила. Где находится. Что происходит. Смущённо провела рукой по волосам – её унесло слишком далеко.

А он… как всегда – камень.

Это стало последней каплей.

Как ты это делаешь? – хотелось закричать. Как тебе удаётся притворяться, что всё это не имеет на тебя ни малейшего влияния?

К её левому боку подошёл Баррингтон.

– Осталось только подписать, – произнёс он, протягивая свиток жёлтоватой пергаментной бумаги.

Наверху в золоте сияло: Свидетельство о браке. Ниже были напечатаны их имена, а под ними – две пустые строки. В самом низу уже стояли подписи: Севингтон Сильвер и Эллингтон Сильвер. Свидетели.

Ровин взял ручку – Женевьева даже не заметила, как она оказалась в руке у Баррингтона, – и быстро расписался. Затем передал ручку ей. Женевьева стиснула зубы и вывела свою подпись рядом.

С коротким кивком Баррингтон свернул документ и повернулся к присутствующим:

– Встречайте мистера и миссис Ровингтона Сильвера.

Раздались редкие аплодисменты от братьев и сестёр Ровина, после чего – скрежет стульев и негромкое:

– Пошли уже в дом к чёрту…

И вместе с остальными исчез и удушающий взгляд Нокса. Женевьева с облегчением выдохнула.

– Нокс, вероятно, на какое-то время отлучится, чтобы рассказать своим покровителям в Аду о нашей свадьбе. Но тебе нужно быть осторожнее, – начал Ровин, когда они остались наедине.

– Осторожнее с чем? – бросила она.

– С тем, чтобы не показывать свои настоящие чувства.

Женевьева отвела взгляд. В этот момент над садом ударил бой часов. Полночь.

Звук был такой резкий, что она вздрогнула.

Проводя ладонью по волосам, она пробормотала:

– Раз уж самый странный день в моей жизни окончен, думаю, пора бы уже…

Но договорить не успела. Её тело накрыла волна усталости.

– Женевьева? – позвал Ровин.

Она опустила взгляд на руки – и увидела, как зрение начало расплываться. В висках словно вспыхнули лезвия боли, перед глазами замелькали тёмные точки, а вся магия, которую она ощущала в себе, начала вытекать, исчезать.

– Ровин… – прошептала она. Даже не зная, о чём просит.

Прямо перед тем как рухнуть на землю, она ощутила крепкие руки, обхватившие её.

И его глубокий голос, прошептавший:

– Я держу тебя.

***

– Ты демон. Лучше бы я тебя никогда не встречал. А теперь ты, сука, сгоришь.

Он уронил спичку, и Женевьева закричала – но рев пламени заглушил её голос. Никто уже не услышит её крика.

ВЕСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ

Глава 13. ПОДСЛУШАННОЕ

Женевьева очнулась в гостиной от гулкого шума голосов за стеной и чего-то тёплого, тяжело лежащего у неё на груди. В голове всё ещё клубился туман, и потребовалось несколько попыток, чтобы она наконец смогла распахнуть глаза —

– и встретиться взглядом с большими золотыми глазами, смотревшими прямо на неё.

Женевьева вскрикнула, резко приподнявшись, и это заставило Умбру вскочить и соскользнуть с её груди. Проведя рукой по шёлковому корсету своего уже порядком помятого платья, она поморщилась и бросила взгляд на лису, которая теперь сидела у её ног и прихорашивалась.

– Этот дом и впрямь управляется животными, – проворчала Женевьева, поднимаясь с плюшевого дивана, на бархате которого остался отчётливый отпечаток её тела. Приглушённые голоса, что она услышала прежде, доносились теперь яснее – с противоположной стороны стены, и её любопытство моментально взыграло. Подобрав юбки свадебного платья, она приблизилась к двери. Приоткрыв её ровно настолько, чтобы можно было заглянуть в коридор, Женевьева убедилась, что он пуст, зато голоса стали гораздо отчётливее. Умбра юркнула в образовавшуюся щель и помчалась направо. Женевьева последовала за ней, наблюдая, как лиса шмыгнула в арку, ведущую в столовую, и исчезла из виду. Тут же раздался громкий грохот, и Женевьева замерла, прижавшись к стене коридора, затем осторожно наклонилась, заглядывая в проём, чтобы остаться незамеченной.

– Ну и истерика, Грейв, – пробурчала Эллин, сидевшая во главе длинного стола рядом с Уэллсом.

– Посмотри на это с другой стороны – у тебя появился новый человек, которого можно пырнуть ножом. А ты это всегда любишь, – заметил Севин с того конца стола, вытаскивая очередную карамельку изо рта, чтобы откусить яблоко. Он опасно раскачивался на задних ножках стула, и Женевьева всерьёз удивилась, как он ещё не грохнулся.

– Вопрос только в том, простит ли Роуин кому-нибудь из нас, если мы её убьём, – отозвался Уэллс.

– А это важно? Он же не говорит с нами за пределами Охоты, – буркнул Реми, стоявший за спиной Севина.

– Только не начинай, – рявкнул знакомый голос, и Женевьева тут же перевела взгляд на источник звука.

Роуин. Его лицо, как всегда, застыло в равнодушной маске. Золотистые глаза смотрели холодно, рот был плотно сжат в раздражённую линию. Эти губы совсем недавно прикасались к её губам…

Женевьева вспыхнула, воспоминание об их поцелуе обдало её жаром, дыхание сбилось. Почему у неё такая острая реакция, если это был всего лишь спектакль? Просто часть их игры. Не самый страстный поцелуй в её жизни, – укорила она себя, стараясь загнать образ поглубже в темноту памяти. Он всего лишь мужчина.

Но теперь уже не просто мужчина, верно?

Он был её мужем.

Жар в крови мгновенно сменился другим ощущением – более тревожным. Она заставила себя сосредоточиться на происходящем. И, пробежав глазами по лицам его братьев и сестёр, поняла, что никогда прежде не видела настолько явных проявлений родства. Даже если бы она встретила их поодиночке и в других обстоятельствах, она бы всё равно поняла – они семья.

– А почему бы и не начать? – отозвался Реми, точь-в-точь отражая выражение лица своего брата-близнеца. – Нокс сейчас в Аду, сочиняет, как представить твою фиктивную женитьбу. Самое подходящее время.

– Ладно. Моё общение между раундами Охоты⁠– начал Роуин.

– Или его отсутствие, – пробормотала Эллин Севину и Уэллсу. – не имеет отношения к делу, – продолжил Роуин, голос его звучал ровно, но с угрозой. – Хотите сосредоточить всё внимание на попытках убить Женевьеву – дело ваше. Но если она умрёт, вы наказываете не только меня. Она – удобный инструмент. Не более и не менее. Если я смогу выбраться, вы все получите выгоду.

– Когда ты найдёшь лекарство? – зарычал Грейв. – Хватит уже нести чушь. Этого лекарства не существует, Багровая гниль заражает могущественных Демонов уже веками. Их семьи были так же отчаянны, как и мы. И что нашли? Ничего. Мы продолжаем играть в эту чёртову Охоту – или наша мать умрёт. Так что надеюсь, твоя новая кандальная умеет драться.

Женевьева даже с расстояния заметила, как сильно Роуин сжал челюсть. Но больше всего её разозлило то, что он не стал отвечать. Даже больше, чем то, что Грейв назвал её кандальной.

– Мы ведь все знаем, как это закончится, – проговорил хриплый голос из тени. Женевьева едва не вскрикнула, заметив в углу мужчину, которого прежде не видела. Тёмные волосы, алые глаза – и огромная чёрная змея, обвивающая его ногу и торс.

Тот самый, что резал себя в спальне?

Значит, она наконец видела всех семерых детей Сильвера в одном месте. Потому что обсуждение её участи теперь было делом семейным. Лишь вскользь Женевьева отметила, что весь этот разговор шёл на их родном языке, и она, как и говорил Баррингтон, едва заметила переход.

– И как же, по-твоему, это закончится, Ковин? – спросил Роуин, в его глазах промелькнул тёмный блеск.

– Либо ты победишь снова, и мы больше тебя не увидим. Либо твоя серия побед прервётся, и ты наконец вкусишь Ад вместе с нами. В любом случае, завтрашний маскарад – последний шанс побыть вежливыми, так что предлагаю прекратить перепалки и устроить вечеринку на прощание, – произнёс Ковин, и пока он говорил, Женевьева с ужасом отметила, что у него, как и у питомца-змеи, был раздвоенный язык.

Она передёрнулась.

– Ты серьёзно сейчас? – приподнял бровь Роуин. – Думаешь о вечеринке?

– А я – да, – бодро отозвался Севин.

Ковин пожал плечами:

– А чем ещё наслаждаться в нашей ситуации? За десятки лет проигрышей тебе и Грейву, и с учётом того, что Севин девять раз из десяти выигрывает звание Избранника, я успел привязаться к Аду и вечеринкам Нокса.

– Ты, скорее, привязался к постелям демонов, – фыркнула Эллин, закатив глаза.

Ковин пожал плечами снова:

– И к ним тоже.

– Если вам от этого станет легче, то романтический фарс Роуина почти наверняка лишит меня титула Избранника, – с сочувствием вставил Севин. – А жаль, потому что у Нокса есть одна занятная карманная часушка, на которую я давно засматриваюсь. Говорят, она показывает, сколько времени осталось до того, как ты⁠—

– Заткнитесь к чертям, – прошипел Грейв. Севин швырнул в него огрызок яблока. Тот поймал его одной рукой и швырнул на пол, после чего повернулся к Роуину:

– Ты и твоя невеста можете спать спокойно этой ночью, но как только начнётся Охота, пощады от меня не жди. Так что я бы на твоём месте прислушался к Ковину и хорошенько повеселился на маскараде.

Роуин сделал шаг вперёд, на губах у него заиграла опасная полуулыбка:

– И ты не жди пощады, если посмеешь дотронуться до моей жены.

У Женевьевы по спине пробежал холодок.

Роуин обошёл Грейва и направился к выходу, и Женевьева едва успела отпрянуть от дверного проёма, прячась обратно в гостиную с бешено колотящимся сердцем.

Когда Роуин ворвался в комнату через несколько мгновений, она поняла две вещи. Во-первых, она явно не создана для быстрых побегов – ей ещё никогда не приходилось так себя вести. И во-вторых, Роуин прекрасно знал, что она подслушивала. Это подтверждалось тем внимательным, колючим взглядом, которым он окинул её лицо, кожу на щеках, всё ещё горевшую от волнения, и сдержанную дрожь дыхания, стеснявшегося в жёстком корсете.

Но прежде чем он успел что-то сказать, Женевьева задала свой вопрос:

– Почему я упала в обморок?

– Отец считает, что твой организм не справился с наложенной Ноксом блокировкой магии – особенно в сочетании с заклятием, связывающим наши жизни на время Охоты, – ответил Роуин. – Мне тоже было паршиво – на мгновение.

– С какой стати Нокс вообще заблокировал мою магию?

– Не только твою, – заверил он. – У всех. Во время Охоты день будет разделён на два периода – охотничьи часы и безопасные. С полуночи до полудня – охота. В это время нам запрещено использовать магию. Блокировка уже вступила в силу.

– Чёрт, – выругалась она.

Это было катастрофой. В Фантазме она спокойно проходила сквозь этажи, не испытывая ни малейших затруднений. Исчезать, становясь невидимой для мира, когда всё становилось слишком – было её единственным спасением, единственным способом оставаться в безопасности.

– Прекрасно. Значит, ты наконец поняла, насколько всё серьёзно, – удовлетворённо кивнул Роуин. – Думаю, пора отправиться в нашу спальню.

– Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду под «наша» спальня?! – вскипела она.

Он рванулся вперёд, пытаясь зажать ей рот рукой, но она отмахнулась с таким ледяным выражением, что он сразу передумал.

– Осторожней, – прорычала она. – Я кусаюсь.

Он сузил глаза:

– Да, я в курсе. – Он приблизился. – Прошу тебя говорить тише. Нокс сейчас в Аду с моим отцом, но к ночи он, скорее всего, будет слоняться по дому, обсуждая детали маскарада. Так что какие бы у тебя ни были трепетные чувства по поводу совместного жилья – забудь. Быстро.

Она фыркнула. Никакие чувства не были трепетными. Просто она не хотела, чтобы он оказался рядом, когда ей снова приснится кошмар. Этого зрелища ей не нужно было ни для кого.

Она вздёрнула подбородок:

– Нет.

Золотистые глаза Роуина потемнели:

– Я не спрашивал. Не заставляй меня снова тащить тебя на плече. Мне плевать, как ты кусаешься.

Как только эти слова сорвались с его губ, в комнату ворвались Севин и Ковин.

Ковин свистнул:

– Кусается? Звучит неплохо.

Севин склонил голову к Роуину:

– А я-то думал, тебе больше по душе удушение.

Женевьева взглянула на Роуина с насмешкой:

– Вот удушение я бы попробовала. Захотелось придушить тебя ещё с первой твоей реплики.

Роуин закатил глаза, а Севин, усмехаясь, добавил:

– Не думаю, что именно ты будешь душить, милая.

Женевьева почувствовала, как уши слегка вспыхнули от образа, который тут же нарисовали его слова. Но прежде чем кто-то успел заметить, в комнате промелькнула тень.

– Удивлён, что вы, голубки, всё ещё не в постели, – раздался хриплый голос, и между ними возник высокий силуэт. – Я уж думал, где-то уже хрустнула кровать.

Даже если бы Женевьева не узнала голос, по тому, как Роуин застыл, она поняла сразу – это был он.

Нокс.

Он был ошеломляюще красив. Даже по меркам демонов. Лицо, выточенное из мрамора: резкие скулы, точёный подбородок, фиалковые глаза под густыми чёрными ресницами и бровями. Волосы, длиннее её собственных, прямые и чёрные, как смоль, спадали по спине. Два изогнутых рога венчали его голову – Метка Дьявола. Женевьева узнала её сразу.

– Уже вернулся? – осведомился Роуин. – Я думал, ты будешь ещё часами распространять весть о нашей свадьбе по всему Третьему Кругу.

Нокс усмехнулся:

– Вернулся только для того, чтобы установить ещё пару зеркал для моих нетерпеливых зрителей. Все в восторге от вашей новобрачной пары.

– Восхитительно. А теперь, с твоего позволения, мы с Женевьевой как раз направлялись в спальню, – заявил Роуин и повернулся к ней: – Готова, беда моя?

Он протянул ей руку, и Нокс с интересом наблюдал за ними.

Женевьева одарила Роуина ослепительной улыбкой, положила ладонь в его ладонь:

– Абсолютно.

В глазах Роуина мелькнула искра – что-то тёплое, почти читаемое, но прежде чем Женевьева успела определить, что именно, это исчезло.

Когда он потянул её прочь, она протянула, не оборачиваясь:

– Приятного вам всем вечера.

– Было приятно официально познакомиться, мисс Гримм, – произнёс Нокс на прощание.

Женевьева резко остановилась, повернулась к нему и, встретившись с фиалковым взглядом, хладнокровно уточнила:

– Миссис Силвер. И мне с величайшим отвращением официально познакомиться с вами. Доброй ночи.

С этими словами она решительно увела Роуина прочь из комнаты.

Когда они зашагали по коридору, направляясь в другую часть особняка, он заметил:

– Знаешь, не так уж много смертных осмеливаются говорить с Дьяволом в таком тоне.

Она начала ковырять ноготь:

– Ну, насколько я понимаю, сейчас он больше хочет, чтобы я осталась в живых, чем мёртвой – ради своей игры. Так зачем мне сдерживаться?

– Я бы даже не предположил, что ты вообще умеешь сдерживаться, – пробормотал Роуин, когда они достигли одной из дверей в крыле с портретами. Он толкнул её и, распахнув, жестом пригласил войти первой. – Прошу вас, миссис Силвер.

Глава 14. КОЛЬЦО

Женевьева и Умбра смотрели друг на друга с деланным равнодушием, пока Роуин тащил её сундуки из коридора. Лиса устроилась на чёрном бархатном покрывале, аккуратно застелившем кровать Роуина, и неторопливо покачивала кончиком пышного чёрного хвоста из стороны в сторону.

– Что? – выдохнула Женевьева, раздражённо глядя на Фамильяра.

Умбра только прижала уши.

Отведя взгляд от хитрого зверя, Женевьева огляделась по комнате и отметила, насколько тщательно в ней всё прибрано. Ни одного зеркала – и за это она была особенно благодарна. Не было и окон, ни одной картины – только богато отделанные стены с лепниной, обрамляющей золотистые обои.

А вот гардероб… Гардероб был огромным – таким, какой ей снился в самых безумных мечтах, и к тому же безупречно организован. Глянцево-чёрные дверцы были украшены изображением двух бегущих лис, чьи морды сходились посередине, на линии стыка. Источником света служили лишь восковые свечи в канделябрах по обе стороны от кровати.

А сама кровать… Чёрт побери. Это была самая большая кровать из всех, что она когда-либо видела. Казалось, в ней с комфортом могли уместиться человек пять, и Женевьева невольно задумалась, случалось ли это на самом деле. Изголовье, как и двери гардероба, было вырезано с потрясающей детализацией, узор переходил на четыре массивных столба по углам конструкции.

Но какой бы внушительной и соблазнительно удобной ни казалась эта постель – она не собиралась делить её с ним.

Как по заказу, Роуин вернулся с её багажом и поставил сундуки на комод напротив кровати, бросив на неё многозначительный взгляд.

– Сколько же ты притащила? – проворчал он.

– От своей сестры я ещё могу выслушать критику по поводу сборов, но от тебя – точно нет, – парировала Женевьева, распахнув крышки сундуков и прислонив их к стене. – Считай, тебе повезло, что я ограничилась этими двумя. Если бы не чёртовы вороны, я бы привезла целый гардероб.

– Заклятье не позволило бы птицам причинить тебе вред, – заметил он.

– А как, по-твоему, я должна была это понять? – вспылила она, в памяти вновь всплыла сцена у Колизея. – Думаю, пора уже прекратить обсуждать, что я должна была делать перед тем, как попасть сюда. Разве ты действительно хочешь провести брачную ночь, выясняя отношения? – Она хлопнула ресницами.

– Прекрати, – сказал он, и голос его опустился на полтона, отчего у неё вопросительно приподнялись брови. – Повернись.

– Зачем? – насторожилась она, уперев руки в бока.

– Чтобы я мог расшнуровать твой корсет.

Она захрипела от возмущения:

– Ты с ума сошёл? Ни за что!

– Обязательно ли ты должна быть упрямой во всём? – процедил он.

– Я не собираюсь с тобой спать только потому, что мы женаты, – холодно бросила она.

Он поднял бровь:

– Скажи мне, беда моя, при чём тут секс и переодевание?

– Ты же пытаешься меня раздеть!

– Я лишь хочу избавиться от платья, которое занимает полкомнаты, – пожал он плечами.

Она огляделась. Чёрт возьми, он был прав. Юбки действительно занимали половину пола, и двигаться в этом наряде было невыносимо неудобно.

– Не уверена, что у меня найдётся ночнушка, которую можно надеть при тебе, – буркнула она.

Он фыркнул:

– Уверен, в ней нет ничего такого, чего бы я раньше не видел.

– Ненавижу, когда так говорят, – отозвалась Женевьева. – Ты этого не видел. Меня. А я – зрелище исключительное.

Он задумчиво взглянул на неё, но промолчал.

Наконец она выдохнула:

– Ладно. Расшнуруй. Но если только подумаешь тронуть что-то, кроме лент⁠—

В мгновение ока он оказался совсем рядом. Его тепло ощущалось на всей открытой коже её шеи и плеч.

– Давай кое-что проясним, – сказал он, и в голосе его темнело с каждым словом. – Я не прикасаюсь к тебе, если это не ради твоей защиты или если ты сама меня не попросишь. Ясно?

Она отвела взгляд и буркнула что-то неразборчивое.

– Женевьева.

Она раздражённо вздохнула и посмотрела на него.

– Если мы собираемся быть партнёрами в этой игре, мы должны доверять друг другу, – произнёс он.

Она задрала подбородок:

– Доверие нужно заслужить. И что ты такого сделал, чтобы заслужить моё? Заставил выйти за тебя?

– Я дал тебе шанс выжить, – напомнил он. – Это как раз подпадает под категорию защиты, как я уже сказал. А насчёт второго… я сказал это и имел в виду. А значит, тебе стоит доверять мне хотя бы потому, что я говорю правду, нравится она тебе или нет. Я никогда не стану лгать, чтобы пощадить твои чувства.

– Какой же ты романтичный муж, – протянула она с наигранной томностью, хотя про себя вынужденно признала – он не лжёт. И в этом было что-то достойное.

– Мы можем победить, – сказал он. – Я выигрывал последние пятнадцать лет подряд, потому что, кроме Грейва, мои братья и сёстры давно устали от этой игры. Сейчас они думают, что ты – их шанс сломать мою серию. Не оправдывай их надежд.

– Я и не собиралась ложиться и умирать, если ты об этом, – бросила она.

– Если ты откажешься мне доверять, именно это ты и сделаешь, – отрезал он. – С этого момента все будут пытаться настроить нас друг против друга, изолировать одного, чтобы прикончить. Наше доверие должно быть безоговорочным. Мы – на одной стороне, несмотря ни на что. Даже если кто-то скажет иначе.

Женевьева понимала, насколько опасным могло быть такое условие.

– К несчастью, в последний раз, когда я доверилась мужчине без остатка, он разбил мне сердце, – прошептала она. – Повторять не особо хочется.

– Эта игра не про сердца, – ответил Роуин, и в его взгляде промелькнуло нечто, чего она не смогла разобрать. – Сердцам вообще нельзя доверять. Они не подчиняются логике и не знают верности. Они легко предают.

Словно в подтверждение, её сердце забилось с удвоенной силой, когда его пальцы коснулись её спины, развязывая шнуровку.

– А ты не предашь? – спросила она, оборачиваясь через плечо. – Даже если тебя об этом попросит твоя семья?

Он обошёл её, поднял руки между ними и снял одно из многочисленных колец, которые носил. Протянул ей на раскрытой левой ладони. Женевьева наклонилась ближе, чтобы рассмотреть чёрный оникс, инкрустированный в толстое серебряное кольцо. На полированной поверхности был вырезан замысловатый завиток – перстень-печатка.

– Считай это моим свадебным подарком, – сказал он, подхватив её левую руку и аккуратно надев кольцо на безымянный палец. Село идеально, чуть впритирку. – Я хотел отдать его тебе ещё раньше. Если поблизости окажется кто-то, кто желает тебе зла, кольцо тебя предупредит. Чем горячее камень, тем ближе угроза.

Как в той детской игре с Офи – «горячо-холодно».

– Сейчас оно ледяное, – отметила Женевьева, глядя на мерцающий чёрный камень.

Уголок его рта чуть дрогнул:

– Именно.

– Я, конечно, редко отказываюсь от мужских подарков, особенно украшений, – она кивнула на кольцо, – но это… уродливо.

– Оно не должно быть модным, – закатил он глаза. – Оно должно быть полезным. Я даю тебе неопровержимое доказательство своих намерений, а ты жалуешься на его внешний вид?

– Нет, я переживаю, что все подумают, будто я сама его выбрала.

– Какой ужас, – мрачно отозвался он.

Женевьева сглотнула:

– Ладно. Я… готова сотрудничать. У нас же одна цель, верно? Сохранить мне жизнь?

– Верно, – подтвердил он. – Если мы время от времени будем играть влюблённую пару, у тебя есть шанс стать Любимицей публики. Тогда я получу свободу, а ты – подарок из коллекции Нокса. Не помешает уйти отсюда с чем-то ценным.

– Разве что у него есть артефакт, стирающий ненужные воспоминания. В остальном мне плевать на утешительные призы. Но сыграть я готова. Даю слово.

Он кивнул:

– Посмотрим, чего стоит твоё слово.

– Намного больше, чем моё сердце, – пробормотала она.

Он смотрел на неё долго, молча. И как всегда, она не могла понять, о чём он думает – и это бесило.

Наконец он прочистил горло и сказал:

– Тебе стоит переодеться.

Женевьева опустила взгляд на платье:

– Ах, точно.

Схватив ночную рубашку из сундука на комоде, она скрылась в примыкающей ванной. Огромное помещение с белоснежным мрамором встречало её тишиной и прохладой. Сбросив с себя свадебное платье, которое соскользнуло с её пышных форм, она отшвырнула его ногой и натянула нежно-голубую сорочку из шифона. Длинные рукава сужались к запястьям, а затем расходились пышными манжетами. Под грудью её перехватывал милый шёлковый бантик, а квадратный вырез был чуть ниже допустимого для посторонних глаз.

Только вот он уже не посторонний. Он – мой муж. Ей придётся привыкнуть к этому титулу, прежде чем они снова увидятся с Ноксом.

Когда она вернулась в спальню, то остановилась как вкопанная, и по телу прошла горячая волна: Роуин тоже сменил одежду. Теперь на нём была обтягивающая чёрная майка, ткань плотно облегала мышцы рук и торса, как вторая кожа. И по его обнажённым рукам и шее струились завитки чёрных узоров – как дым, как пепел, как тьма.

Хочу обвести их языком.

Она издала сдавленный звук, сама ошеломлённая мыслью.

Нет. Категорически нет.

Роуин бросил на неё вопросительный взгляд, но Женевьева тут же отвернулась:

– Куда мне повесить платье?

Он кивнул в сторону гардероба:

– Туда. Завтра сам разберусь.

Спрятав платье, она вернулась и увидела, что он выстроил из подушек баррикаду по центру кровати. Что выглядело глупо – кровать-то была огромной, – но она не стала возражать. Когда он потушил свечу с своей стороны, в комнате повисла почти полная темнота, и вены наполнились адреналином.

– Не верится, что после всего ты всё-таки затащил меня в свою постель, – буркнула она.

Уголки его губ дрогнули, хоть он и старался скрыть это.

– Так что теперь мы просто… ложимся спать? – спросила она, когда он приподнял край одеяла со своей стороны.

Это шло вразрез со всеми её инстинктами – ложиться рядом с ним. Он мог бы так легко причинить ей вред. Она и раньше спала рядом с незнакомцами, но всегда с магией наготове. Сейчас же её не было. Но именно здесь, в его постели, она чувствовала себя в большей безопасности, чем где бы то ни было в этом доме монстров.

Роуин встретился с ней взглядом:

– А ты хотела чего-то ещё? Разве день был недостаточно насыщенным?

– Есть кое-что, что мы забыли обсудить, – подала голос она.

– Что именно? – с лёгкой насмешкой приподнял бровь.

И прежде чем она смогла себя остановить, с языка слетело:

– Вопрос нашей консуммации.

На его лице мелькнуло удивление, но тут же сменилось раздражающе самодовольным выражением:

– Разве ты не говорила, что свадьба не обязывает нас⁠—

– Я не это имела в виду! – поспешила перебить она. – Просто… ты сам слышал, что говорил Нокс. Думаешь, он следит за нами? Ждёт… подтверждения?

– В наших спальнях нет зеркал. Если он захочет подглядеть, придётся сделать это лично. И я это почувствую, – ответил Роуин, откинув одеяло и позволив Умбре запрыгнуть на подушку.

Женевьева сморщилась при мысли делить кровать с лисой, и поклялась – зверь на неё злобно уставился.

– К тому же доказательства – вещь относительная. Спать может кто угодно с кем угодно. А вот эмоциональная связь – вот что придаёт игре вкус, – добавил он, раскинувшись рядом с Фамильяром, сложив руки под головой и прикрыв глаза.

– Как жаль, – пробормотала Женевьева, подходя к последней свече и гася её, – эмоции куда сложнее имитировать.

***

Впервые кошмар начался не с огня.

Женевьева была в своём свадебном платье, стоя посреди замёрзшего озера. Куда ни глянь – лишь темнота над головой и лёд под ногами.