Текст книги "Энчантра (ЛП)"

Автор книги: Кейли Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Когда она, задыхаясь, отстранилась за очередной дрожащий глоток воздуха, его губы не остановились ни на миг – скользнули по щеке к её уху, и он прошептал:

– Я… я ведь всегда был прав насчёт тебя. Ты – сплошная беда для меня.

– Пора тебе встать на колени, – выдохнула она, и только это смогла произнести.

Он аккуратно поставил её на ноги и подчинился. И она бы соврала, если бы сказала, что это не было самым захватывающим зрелищем в её жизни.

Он медленно поднял подол её платья, задрав его до самого живота, и коснулся губами её внутренней стороны бедра.

– Ты увере⁠—

Остальное так и не было сказано – кто-то громко откашлялся. И в тот самый момент Женевьева почувствовала, как кольцо на её пальце обожгло кожу. Они оба резко повернули головы – и увидели Эллин, чьё лицо было искривлено от явного потрясения, и Севина, весело посасывающего леденец и ухмыляющегося во весь рот. А за ними… Грейв. Его лицо выражало неподдельное отвращение.

Женевьева с вызовом уставилась на него в ответ. Как будто он вообще имел право её осуждать.

– С днём рождения, без сомнений, – заметил Севин и, хлопнув в ладоши в замедленном, издевательском аплодисменте, удалился.

Роуин отстранился от Женевьевы, пока Эллин продолжала стоять на месте. Она привела в порядок платье, а он бросал на сестру настороженные взгляды.

– Любопытно, – протянула Эллин, бросив на Роуина взгляд с каким-то странным, многозначительным прищуром. Женевьева не до конца поняла, что это значило.

Когда его родня наконец скрылась в направлении столовой, Роуин повернулся к Женевьеве, слегка кивнув с одобрением:

– Хорошая работа, беда моя, – пробормотал он и направился за остальными.

Глядя ему вслед – ни разу не оглянувшемуся – Женевьева осознала, что он был абсолютно прав: она была той, кто потерял контроль.

И больше всего на свете ей хотелось потерять его снова.

Глава 31. ТРАДИЦИИ

Столовая была украшена центральной композицией из роз – розовых и золотистых. На каждом стуле лежали тарелки в тон, а по центру стола тянулось пышное, аппетитное пиршество, пестрое и ароматное. Розовый и золотой шёлк свисал со всех стен, скрывая зеркала.

– Мы уже достаточно устроили шоу в первых двух раундах, – заметил Роуин, когда она обратила внимание на последнее украшение. – Думаю, мы заслужили передышку.

Женевьева заняла место рядом с ним за столом, напротив явно повеселевшего Севина. Но прежде чем тот успел поддеть её за сцену в коридоре, появился Реми – и тут же перетянул всё внимание на себя. Поскольку Реми никого не выбыл в своём раунде, это, судя по всему, означало, что теперь его будут дразнить до конца вечера. И хотя он выглядел так, будто предпочёл бы быть где угодно, только не здесь, он остался – подальше от Роуина.

Когда за столом собрались все, последним подтянулся Ковин, – началось веселье. И, честно говоря, вряд ли стоило удивляться тому, что семейные традиции Сильверов в день рождения были сущим хаосом.

– А разве не я должна решать, как мы празднуем? – спросила Женевьева, когда все начали препираться, с чего начать.

– Если ты собираешься стать Сильвер, дорогуша, придётся смириться с тем, что день рождения – это общее дело, – назидательно сказал Севин. – Мы празднуем так, будто это день рождения у всех.

Она скрестила руки.

– Потому что?

– Потому что, если дать одному устраивать всё по-своему, кто-то другой начнёт истерику и выпустит в дом стаю Адских гончих, – пояснил Роуин, бросив выразительный взгляд на Севина и Ковина. – Проще позволить им делать, что хотят.

Она тяжело вздохнула:

– Ладно. С чего начнём?

С… праздничного окорока.

Чтобы выбрать, кто удостоится чести его нарезать, все встали вокруг стола и начали передавать огромный кусок мяса по кругу, как в игре «горячая картошка», пока не остался один Ковин. Женевьева вылетела в первом же раунде – под недовольное ворчание остальных – потому что уронила окорок. Отказалась его дальше держать: не собиралась пахнуть ветчиной весь вечер. И уж тем более есть её после того, как она побывала на полу. Ну серьёзно.

После ужина – который, к слову, оказался весьма вкусным, несмотря на то, как ей не хватало маминого гамбо – появился Баррингтон. В руке у него была маленькая коробочка с розовым бантом.

– Дети, – поприветствовал он остальных, а затем кивнул Женевьеве и протянул подарок. – Просто шоколад. Любимые твоей матери. С днём рождения, девочка. Хотя должен признаться – дата твоего рождения для меня весьма неудачна.

– Почему? – спросила она, отложив подарок, стараясь не думать о том, что он связан с её мамой.

– Потому что каждый раз, как мы отмечаем день рождения, отец получает нож в спину – подарок от нас всех, – объяснил Ковин, пока лицо Баррингтона заметно напряглось. – Теперь ты тоже Сильвер. Так что считается.

Женевьева уже собиралась спросить, шутит ли он, как вдруг из кухни вышел Грейв, неся в руках семь огромных ножей.

– Чёрт, – выдохнула она, в изумлении уставившись, а Роуин едва сдерживал ухмылку.

– Ладно, у кого самый лучший секрет – тот и начинает, – объявил Севин. – Эллин сделал предложение Гарет Серпентайн на балу-маскараде.

Эллин тут же вспыхнула, как пион, а все повернулись к ней в изумлении.

– Севингтон Сильвер, ты, грёбаный сплетник! Кто тебе это сказал?

Севин ухмыльнулся:

– Я не раскрываю свои источники.

– Наша младшенькая выходит замуж! – Ковин поднял бокал вина.

– Я не сказала «да», придурок, – фыркнула Эллин.

– Почему нет? Семейство Серпентайнов – один из самых могущественных кланов демонов в Аду, – заметил Реми с места у стены. – Может, если бы ты вышла за одного из них, в следующем году смогла бы попробовать обойти систему.

– Я не собираюсь вступать в их семейку. Они – пережиток прошлого. Их традиции делают наши похожими на норму, – отрезала Эллин. – Ковин бы подтвердил – он ведь уже давно трахается с Несcой Серпентайн.

Все разом повернулись к Ковину в изумлении, и Женевьева была уверена – у неё на лице было бы то же выражение, если бы она знала, о ком именно идёт речь.

Эллин довольно усмехнулась:

– Я приберегла это для особого случая.

– Несса? – Баррингтон сверкнул на него глазами. – Ковингтон, ты хоть представляешь, что с тобой сделали бы Серпентайны, если бы узнали⁠—

– Прекрасно представляю, отец, спасибо, – резко отрезал Ковин.

– Вот видите? Архаика, – повторила Эллин. – Гарет может трахать кого угодно, и никто даже бровью не поведёт.

– Гарет не унаследует империю Серпентайнов. Всем наплевать, что он делает, – заметил Севин.

– Да хоть что, – буркнула Эллин.

– Ладно, Ковин, твоя очередь – выкладывай секрет, – подтолкнул его Роуин, и Женевьева заметила, как под столом у него нервно подпрыгивает нога.

– Грейв уже несколько месяцев не навещает мать, – объявил Ковин.

Лицо Грейва исказилось яростью, глаза метнулись в сторону брата:

– Я знал, что ты за мной следишь, ублюдок.

– Я как раз хотел это с тобой обсудить, – вставил Баррингтон, обращаясь к старшему сыну.

– Как будто мне есть дело до твоего мнения, – рявкнул Грейв, прежде чем перевёл взгляд на Севина: – Это Реми украл твою кровь.

– Я знал, – воскликнул Севин и тут же бросился на брата, ударив его кулаком в плечо. – Куда ты её дел?

– Даже не надейся, – продолжил Грейв. – Он обменял её на «Дыхание демона».

– Реми, – упрекнула Эллин. – Ты не слишком стар для таких скучных развлечений?

– Да, хватит быть малышом, переходи к тяжёлой артиллерии, – поддел его Ковин.

– «Дыхание демона» было не для меня, – пробурчал Реми.

– Для друга, конечно, – рассмеялся Севин.

Реми не удостоил его ответом.

– Реми? Секрет? – подстегнула Эллин.

– Пас, – лениво бросил он.

– Ладно, Роуин? Женевьева? – Эллин перевела взгляд.

– Нет, спасибо, – выпалила Женевьева в тот самый момент, когда Роуин спокойно сообщил:

– Я убил Седрика Рэтблейда на балу-маскараде, а Севин помог избавиться от тела.

– Я так и знал, что ты вытащишь этот козырь, – проворчал Севин.

Грейв поперхнулся вином, а лицо Баррингтона стало багровым. Эллин же сияла от восторга.

– Я голосую за Роуина, – провозгласила она.

– Ты что сделал?! – взревел Баррингтон, повернувшись к сыновьям.

Севин пожал плечами:

– Поверь мне, он это заслужил.

– Связываться с наследием Деймоники – это просто напрашиваться на неприятности, – прорычал Баррингтон. – А с Рэтблейдом? Вы оба что, с ума сошли?

– Мы скинули тело в гущу высших вампиров, – спокойно ответил Роуин. – Если слухи и пойдут, все подумают, что Седрик не выдержал посвящения, а вампиры перестарались.

Пока Баррингтон разражался чередой проклятий, а остальные начали голосовать за обладателя лучшего секрета, Женевьева наклонилась к Роуину и прошипела:

– Ты убил его, потому что он хотел причинить мне боль?

– Он тронул мою жену без разрешения, – процедил тот. – Я бы убил его и за меньшее. Даже если это означает, что Деймоника теперь против меня.

– Что такое Деймоника? – спросила она.

– Престижное тайное общество демонов, – вмешалась Эллин. – Как университетский клуб с зловещими плащами и секретным рукопожатием. Задницы редкостные. Но вечеринки устраивают невероятные. Севин всегда мечтал вступить.

– Зачем? – Женевьева уставилась на Севина.

– Ты что, не слышала про вечеринки? – осклабился он, но улыбка не дотянулась до глаз. Женевьева вспомнила, как он держался в стороне на балу, и вдруг подумала: с Севином всё куда глубже, чем кажется на первый взгляд.

– Ладно, Роуин, – процедил Баррингтон. – Похоже, ты победил в этом году.

Роуин расплылся в улыбке, поднялся из-за стола и подошёл к ножам, которые Грейв аккуратно разложил в центре. Женевьева наблюдала с замиранием, как он взял один из клинков и направился к отцу. У неё возникло нехорошее предчувствие.

– С днём тебя, мать его, рождения, миссис Сильвер, – сказал Роуин и вонзил нож отцу прямо в рёбра.

Женевьева ахнула, но Баррингтон даже не пошатнулся – лишь слегка поморщился. Бессмертная выносливость по-прежнему вызывала у неё благоговение.

Севин радостно рассмеялся:

– Добро пожаловать в семью, Виви. Не забудь загадать желание на каждый нож.

Роуин вернулся на своё место, а остальные начали вставать, чтобы выполнить ритуал. Баррингтон стиснул зубы, но не отпрянул и не издал ни звука. Когда остался последний нож, Ковин протянул его Женевьеве:

– Даже не думай, – отрезала она.

– Тогда мой! – тут же воскликнул Севин.

Когда последний удар был нанесён, Баррингтон, кривясь, процедил:

– С днём рождения, Женевьева.

А потом вытащил из себя ножи и вышел из комнаты, оставляя за собой кровавый след.

Женевьева смогла вымолвить только одно:

– Я не понимаю эту семью.

Но в другой жизни, наверное, я бы и правда хотела быть её частью.

– Это он нас всех втянул в эту грёбаную игру, – пояснила Эллин, пожав плечами. – Так что пусть хоть иногда и пострадает.

– Ладно, кто готов к торту? – радостно спросил Севин.

Через час Женевьева и Роуин вернулись в его комнату – переодеться и немного отдохнуть перед следующим раундом Охоты. Он снял простыни со своей кровати, пока она вытаскивала шпильки из растрёпанных волос.

– Хочешь, помогу? – спросил Роуин, когда закончил, приподняв бровь: она как раз мучительно пыталась дотянуться до шнуровки на спине.

Она замерла.

– Ты что, специально так туго затянул, чтобы потом самому и распускать?

Но на его лице не было и намёка на усмешку. Он просто сделал жест, чтобы она повернулась, и она прикусила губу, не понимая, в каком он сейчас настроении. Он медленно потянул за один из шнурков, развязал узел, потом аккуратно и тщательно расплёл корсет, пока тот не ослаб настолько, что она наконец смогла нормально дышать.

– Сыграем в «Две правды и ложь»? – вдруг предложил он.

Она удивлённо развернулась к нему.

– Хорошо.

– Тебе понравилось? Какой твой любимый день рождения? И какой момент сегодняшнего вечера был лучшим?

– Это было… интересно, – ответила она на первый вопрос. – Совсем не то, что у нас дома. Мама всегда готовила моё любимое блюдо, а я играла с Офи. Наверное, лучший день рождения – тринадцатый. Тогда мама впервые разрешила мне самой сходить в город.

Пока она говорила, он снял жилет, аккуратно сложил его и положил на комод. Потом снял туфли и галстук.

– А лучший момент вечера… – Она замолчала, пытаясь не смотреть, как он расстёгивает рубашку.

Твои губы на моём теле. Безусловно.

– Когда Ковин проглотил нож размером с моё предплечье, – солгала она.

На самом деле этот момент был совершенно ужасным и не вызывал желания повторить.

– Его стандартный трюк, – усмехнулся Роуин. Но по его взгляду она поняла: он знает, что это была ложь. Впрочем, умолчал.

– Твоя очередь, – бросил он.

– Ты правда ненавидишь своего отца так же сильно, как все остальные?

На другой вопрос у неё пока не хватало смелости.

– Всё не так однозначно, – ответил он. – Но иногда – да. Не за то, что он однажды поступил опрометчиво, испугавшись за жизнь жены. А за то, что после этого даже не пытался быть рядом. Он слишком стыдится того, к чему нас приговорил. Но, ошибся ты или нет – если обрёк свою семью на проклятие вроде Охоты, то должен хотя бы смотреть им в глаза чаще, чем два раза в год.

Женевьева кивнула.

– Моя мать никогда не рассказывала нам об отце – о том, как встретила его в Фантазме, о проклятиях, что разрушили нашу семью, о долгах, повисших на нашем доме. А потом умерла и просто… оставила нас. Она нас бросила. Меня – вообще без подготовки к жизни.

Роуин скрестил руки на обнажённой груди и облокотился на комод, погружённый в размышления.

– Тяжело осознавать, что те, кто должен был нас защищать, могут оставлять самые глубокие раны.

Женевьева тяжело вздохнула. С этим ей приходилось мириться слишком долго.

– Наверное, именно поэтому я так упрямо пошла внутрь, несмотря на твои предупреждения, – призналась она. – Я хотела найти тех, кто похож на меня. Хотела встретиться с твоим отцом, надеясь, что его связь с моей матерью даст мне хоть какие-то ответы – почему она… сделала то, что сделала. Но вместо этого я выяснила⁠—

– Что он не лучше? – закончил Роуин.

– Ага, – кивнула она, отчётливо выделив финальный звук. И попыталась вернуть лёгкость в голосе: – Сколько у нас осталось до полуночи?

– Меньше часа, – ответил он.

– Пойду переоденусь. В этом платье мне точно не убежать, – она указала на себя.

– Женевьева?

Она обернулась:

– Да?

– У тебя осталось ещё два вопроса.

А я, между прочим, именно их и избегала. Спасибо, что напомнил.

– Не уверена, что мне есть что ещё спросить, – ответила она чуть слишком непринуждённо.

– Ложь, – сказал он. – Ты – бездонный колодец вопросов, Женевьева Гримм.

Она пожала плечами:

– Может, колодец пересох.

Она попыталась пройти мимо него. Он преградил путь.

– Ты раздражаешь, – проворчала она.

– А ты нарушаешь правила игры, – парировал он. – Ты хочешь, чтобы между нами было доверие? Тогда задай вопрос. Какой он?

Почему тебе так легко воспринимать всё это как просто секс, а я… не могу? – подумала она. Но вслух сказала совсем другое:

– Почему в твоём столе лежат письма из поместья Гримм? Мои письма.

Он застыл. Но прежде чем успел ответить – пробили полночь.

ТРЕТИЙ РАУНД ОХОТЫ

Глава 32. ОТРАЖЕНИЯ

В её сознании перезвон позолоченных часов Энчантры окончательно слился с понятием Ада.

Челюсть Роуина оставалась сжата, когда они, почти впритык, спустились к церемонии выбора. Он не сказал ни слова.

В комнате возник Нокс.

– Говорят, у кого-то сегодня день рождения, – заявил Дьявол, усмехнувшись Женевьеве. – Надеюсь, ты загадала желание, миссис Сильвер.

– Загадала, – парировала она. – Больше никогда не видеть твою физиономию. Так что, считай, ты его только что испортил.

Улыбка Нокса заметно натянулась, зато Севин и Ковин прыснули со смеху. Роуин же так и не посмотрел на неё.

Эллин негромко прочистила горло:

– У меня есть жетон, который я хочу использовать, Нокс.

Тот перевёл взгляд с Эллин на Роуина и обратно, но ничего не сказал, когда она достала багровую рыбку – ту самую, за которой Женевьева с Умброй чуть не погибли. Только теперь это была уже не рыбка, а небольшая драгоценность в форме рыбы, размером с ладонь.

Эллин небрежно бросила жетон, и Нокс поймал его в воздухе.

– Эллин получает иммунитет в этом раунде, – объявил он. – А теперь, остальные…

Он поднял Охотничий Клинок, как и в прошлые разы, и на этот раз лезвие устремилось прямиком к Севину, который довольно ухмыльнулся.

Нокс махнул ему:

– Игра?

– Изоляция, – ответил Севин, затем бросил взгляд на Женевьеву и подмигнул. – Считай это моим подарком ко дню рождения, Виви. Не благодари.

– Ну всё, ублюдки, увидимся позже, – зевнула Эллин, неспешно разворачиваясь. – Я иду в ванну. На долго. Так что даже не думайте врываться.

Остальные начали расходиться, кроме Севина, которому по правилам предстояло подождать десять минут. Роуин повёл Женевьеву по лестнице, молча. Наверху их уже ждал Умбра.

– Изоляция? – наконец спросила она. – Значит, мы должны выбрать одну комнату и оставаться в ней весь раунд, верно?

Это был один из типов игр, о которых он рассказывал ей ещё до свадьбы. Теперь же, пока он вёл её по коридору с дверьми, он даже не потрудился ответить.

– Ты ведёшь себя, как обиженный ребёнок, – пробормотала она, когда он потянулся, чтобы открыть одну из дверей слева.

Но прежде чем он это сделал, она встала между ним и дверью:

– Я туда не войду, пока ты не поговоришь со мной.

– Женевьева, у нас восемь минут, чтобы выбрать укрытие, – предупредил он.

– Ого. Ты довольно быстро сдался в своём молчаливом протесте, – съязвила она. – Вот бы ты знал, сколько моя мать могла не разговаривать, когда злилась.

Он метнул в неё мрачный взгляд, затем схватил за руку и повёл дальше по коридору – в ту самую ванную на втором этаже, где он застал её с Седриком на балу-маскараде.

Закрыв за ними дверь, она спросила:

– То есть теперь нам придётся торчать здесь весь раунд?

– Магия не заблокирует нас, пока не истечёт отведённое время, – ответил он, накрывая полотенцем зеркало над раковиной. Потом повернулся к ней, скрестил руки. – Ты рылась в моих вещах.

– Ну да. Я же тебе уже говорила, – напомнила она.

– Ты сделала это снова, – уточнил он.

– Возможно, – призналась она, крутя его перстень у себя на пальце.

– Эти письма не для твоих глаз, – сказал он с укором, но виноватый оттенок в его взгляде лишал слова остроты. – Ты всё это время знала про проклятие?

Проклятие. Он имел в виду…

– Подожди. Подожди, – выдохнула она, замирая. – Ты говоришь о проклятии на приглашении, которое привело меня сюда? Эти чёртовы вороны – это была твоя идея?

Она вспомнила, как мелькнула мысль, когда она нашла письма его братьям и сёстрам: почерк там показался ей до боли знакомым…

Приглашение.

– Это ты пригласил меня сюда? – осознала она.

– Я сказал, что ты – моя ноша, – произнёс он. – Из-за того, как ты сюда попала. Я никогда не хотел, чтобы всё обернулось так. Мой отец не собирался читать эти письма, Женевьева. А даже если бы прочёл, он бы понял, что это не почерк твоей матери. Это первое, что я проверил. Но я слишком долго пытался найти кого-то, кто поможет мне найти лекарство. И даже если понял, что это писала не Тесси, я подумал, может, Офелия…

Мир перевернулся под ногами Женевьевы. Она отшатнулась на шаг назад:

– Офелия?

– Я думал… – начал он.

– Конечно, это приглашение было предназначено для Офелии, – перебила Женевьева со смехом. – Ну конечно. Даже проклятие не могло быть адресовано мне.

– Женевьева, я не знал, что ты существуешь, – попытался объясниться он. – Ты хоть представляешь, насколько я благодарен за то, что именно ты вошла в ту дверь, и⁠—

– Нет, – перебила она. – Не надо. Не ври. Ты хотел, чтобы я ушла. Ты бесился, когда я ослушалась и не покинула замок.

– Да, бесился, – согласился он. – Пока не встретил тебя. Ты упрямая, и голова у тебя каменная, и воля железная. И, возможно, ты мой единственный шанс выбраться из этой Игры. Я отправил то приглашение, потому что пытался спасти свою семью. За это я извиняться не собираюсь.

– Тогда тебе хотя бы следовало извиниться за то, что ты скрывал это, – резко сказала она. – Ты сам говорил о доверии, а сам до сих пор прячешь от меня правду.

– Я знаю, – произнёс он. – Но я так долго живу в этом Аду. Или в полном одиночестве, или с семьёй, которая хочет меня убить. И, видимо, это здорово мешает мне учиться доверять, даже если я и стараюсь. Тебе, может, легко говорить со мной обо всём, но⁠—

– Кажется, что легко, потому что я, как бы это ужасно ни звучало, начала тебя любить, Роуин! – выпалила она. – Ты понимаешь, насколько это катастрофа? Последний раз, когда я открыла кому-то сердце, он… он…

– Я – не он, – прорычал Роуин. – Я хочу найти этого ублюдка, содрать с него кожу и сжечь заживо за то, что он сделал с тобой. Не смей меня с ним сравнивать.

Женевьева сглотнула от этой ярости – настоящей, чистой. Но всё же сказала:

– Ты – не он. Но когда я влюблялась в него… ты думаешь, он казался таким человеком, каким оказался в конце? Ты сам сказал мне не доверять сердцу. У меня остаётся только одно – доверять твоим поступкам. Тем словам, которые ты говоришь, – и тем, которые утаиваешь. Я отдала тебе доверие, клятвы, верность в этой игре. А что ты дал мне взамен? И не смей говорить ничего, связанного с сексом.

Он посмотрел на неё с видом обречённого, но произнёс только:

– Ты права.

Она не ожидала этого ответа.

– Мне следовало найти момент и рассказать тебе, что приглашение написал я. Возможно, мне стоило сильнее стараться, чтобы ты ушла с самого начала. Но мне нужно, чтобы ты продолжала пытаться доверять мне. Дашь мне ещё один шанс?

Она сглотнула. В его голосе звучала искренность.

– Нам нужно возвращаться в зачарованные комнаты, – напомнил он. – Пошли.

Он снова повёл её по коридору – к той самой двери, которую хотел выбрать ранее. Когда открыл её и жестом пригласил войти, у Женевьевы отвисла челюсть.

Внутри раскинулся мрачный лес из изогнутых чёрных деревьев и… зеркал.

Прекрасно.

Зеркала были повсюду. Куда бы она ни посмотрела – везде отражения. Десятки версий её самой. Ни одно из которых не было совсем правильным. Деревья оплетались ветвями, спускающимися до земли, с массивными листьями оттенков серого и чёрного. Эти деревья напоминали ей старые дубы с родины – те, что легко было карабкаться и чьи ветви обвивались испанским мхом.

Роуин закрыл дверь, а Женевьева, ступая по ковру из листьев, подошла к особенно большому зеркалу впереди. Её отражение в нём казалось зловещим. Она была в том же белом платье, с тем же лицом и волосами… но глаза – полностью чёрные. Ни радужки, ни зрачков, ни белков. Только бездонная тьма.

Роуин подошёл сзади, и она увидела, что его взгляд стал таким же. Безжизненная пропасть. Женевьева поёжилась.

– Как ты думаешь, что это всё значит? – прошептала она, когда между ними появилась Умбра, уставившись в зеркало с любопытством, словно не могла понять, что это за штука.

Если такое возможно, взгляд лисы казался ей ещё более жутким. Наверное, потому что чёрные глаза на фоне теневой шерсти сливались слишком уж органично.

Умбра тихо пискнула и убежала от зеркала. Женевьева последовала за ней, пробираясь глубже в лес, мимо десятков отражений. Они напоминали ей Призраков из Фантазмы – осязаемых, но неестественных.

В одном дереве, прямо в стволе, было вмонтировано овальное зеркало – в нём она была с белыми волосами и в чёрном платье. В другом, квадратном, её глаза стали золотыми – как у Роуина. Одно зеркало показывало её с рожками, венчающими голову.

Но именно одно заставило её остановиться.

Отражение изменилось: теперь её глаза стали ледяного, до боли знакомого цвета. Голубые. Цвета Гримм.

Она подошла ближе, коснулась пальцами собственной кожи под глазами. Никогда раньше она не замечала, насколько похожа на сестру – даже когда у Офелии были точно такие же синие глаза. Но сейчас она видела это ясно. Насколько они были схожи. Какой могла бы быть её судьба, если бы она родилась старшей, а не Офи.

Её накрыла волна благодарности к сестре – за то, что та была той дочерью, которой Женевьева никогда не смогла бы стать. Иногда она задумывалась, не сломался бы она под тем давлением, что обрушилось на Офелию.

Надо будет подарить Офи что-нибудь действительно хорошее… если я её снова увижу.

Нет. Когда. Потому что я выберусь отсюда. Даже если Роуин – скрытный засранец, я протащу его к финалу так же, как он протащил меня к алтарю.

Ветка хрустнула под ногой – Женевьева вздрогнула, но, обернувшись, увидела только Роуина.

– Как думаешь, где тут искать жетон? – спросила она, когда он подошёл ближе.

Он пожал плечами:

– Я бы искал что-то неуместное в одном из зеркал, но их тут, наверное, тысяча.

– И в каждом – что-то странное, – заметила она.

Он кивнул:

– Я сказал Умбре следить за входом. Она даст знать, если Севин покажется. Так что можно пока устроиться поудобнее. У нас впереди двенадцать часов.

Они встретились взглядами, и в её голове эхом отозвалось «с днём рождения, Виви», как бы в насмешку. Взгляд Роуина стал жарким, притягательным. Ей захотелось сказать, чтобы он забыл ссору, поцеловал её снова, отвлёк от всего этого водоворота чувств, в котором она утопала каждый божий день. Но в то же время – она не знала, где они стоят. Доверяет ли ему. И имеет ли это вообще значение, если в любом случае им предстоит играть вместе.

Она вздохнула и села у ствола одного из деревьев. В голове – полнейшая каша.

Роуин остался стоять, переминаясь с ноги на ногу, словно ждал, когда она скажет, что ему можно подойти ближе.

– Роуин?

– Да?

– Ты был серьёзен, когда сказал, что хочешь, чтобы я дала тебе ещё один шанс доверять тебе? – спросила она.

– Да, – ответил он. Без тени сомнения.

– Тогда расскажи мне всё, что ты знаешь о Багровой гнили, – произнесла она, похлопав по месту рядом с собой. – Я хочу понять, как она повлияла на твою мать.

Он раньше отказывался говорить обо всём, что касалось его матери, но если он действительно хочет, чтобы она ему доверяла – нужно же с чего-то начать.

Он кивнул:

– Хорошо.

Сев рядом, бок о бок с ней, он начал говорить. Женевьева перевела взгляд на зеркало напротив. Оно было самым большим из всех, что она видела – почти шесть футов в высоту, с резной рамой в стиле барокко, как у ворот Энчантры. Отличия в отражениях бросались в глаза сразу, и Женевьева закатила глаза, узнав игру, которую вновь затеяла магия Нокса. Они были одеты в свои наряды с бала-маскарада. Роуин – тёмный лис, она – позолоченный кролик.

И, возможно, это должно было быть самым пугающим отражением из всех. Хитрый лис, сидящий вплотную к настороженному зайцу. Зайцу, что доверчиво прижался к хищнику.

Но Женевьева не могла избавиться от мысли, что настоящий лис стал бы преследовать.

А не расставил бы сверкающую ловушку, не заманил бы её в неё самую – и не сжёг всё, во что она только начинала верить, дотла.

Глава 33. ЛИС ГОВОРИТ

– Очко в мою пользу, – с гордой ухмылкой объявила Женевьева, когда её маленький серый камешек грациозно подкатился вплотную к большому плоскому камню.

Роуин недовольно хмыкнул – его четвёртое поражение подряд. Он утверждал, что раньше никогда не играл в бочче – хотя вряд ли эта импровизированная версия была хоть сколько-нибудь близка к оригиналу – но, по правде говоря, он просто не понимал, что значит бросать мягко.

Они провели первые пару часов, обсуждая всё, что было известно о Багровой гнили. Он рассказал ей все слухи о её происхождении. Объяснил, как Гниль медленно вплетается в кровь демона, так что сама его жизненная сила становится тем, что разрушает его изнутри. Временное средство, которое Нокс вводил его матери после Игр, очищало её организм, но с каждым годом Гниль возвращалась – снова и снова, пожирая её изнутри.

Его готовность и терпение в ответах на все её вопросы постепенно уняли остатки сомнений в его намеренном молчании насчёт проклятого приглашения. Помогало и то, что он действительно пытался выгнать её из Энчантры в день прибытия – и что неоднократно уговаривал Эллин спасти ей жизнь. К тому же трудно было оставаться на него в обиде, когда она знала, каково это – нести в себе множество тайн. Сколько из них она утаивала от Офелии на протяжении лет? И сколько ещё скрывала до сих пор?

После столь тяжёлой беседы Женевьева предложила сыграть во что-нибудь – чтобы разрядить обстановку.

– Чёрт, – пробурчал Роуин, когда его очередной камешек откатился в сторону.

На этот раз она всё-таки сдержалась и не расхохоталась:

– Ты просто ужасен в этой игре.

– А ты, похоже, не умеешь достойно побеждать, – упрекнул он, бросая остальные камешки на землю. – Давай сыграем во что-нибудь другое.

– Какой ты соревновательный, – усмехнулась она. – Ну ладно. Во что хочешь играть? Или… хочешь заняться чем-нибудь другим?

В его золотом взгляде мелькнула опасная искорка:

– Ты намекаешь на что-то конкретное, миссис Сильвер?

Женевьева огляделась:

– Ну, как по мне, сейчас самое подходящее время показать нашей аудитории, насколько хорошо мы… работаем в команде.

Жар в его взгляде вспыхнул ярче, и она мгновенно поняла, что только что сама напросилась на «выступление», которое будет куда жарче предыдущего.

– Ты уверена? – прошептал он, мягко убирая прядь волос с её лица. – Хочешь показать им всё?

– Да, – ответила она твёрдо. Без колебаний.

Честно говоря, Женевьева раньше никогда не задумывалась о том, смутила бы её такая демонстрация. Конечно, она знала, что уже устроила нешуточное представление для наблюдателей Нокса – но ведь они были тогда полностью одеты. И всё же, Женевьеве всегда нравился секс. И выражение своей сексуальности. А почему бы и нет? Маскарадники ведь не стеснялись устраивать оргии у всех на виду – сомнительно, что её действия хоть кого-то шокируют.

Тем более, с тем голодным взглядом, которым сейчас смотрел на неё Роуин, она вообще не думала ни о ком другом.

– Ты когда-нибудь играла в «Лис говорит»? – спросил он, начиная медленно обходить её по кругу.

Она скрестила руки:

– Разве это не детская игра?

– Только не в той версии, в которую будем играть мы, – промурлыкал он.

В зеркале перед ними отражался его силуэт в маске, повторяя хищные, выверенные движения. Лис до кончиков пальцев.

Она встретилась с ним взглядом, приподняла подбородок и спокойно сказала:

– Покажи мне.

Улыбка Роуина стала шире:

– Лис говорит: сними платье.

Жар в её крови вспыхнул мгновенно.

Что ж. Переходим сразу к главному.

Он продолжал кружить вокруг неё, сцепив руки за спиной и пристально наблюдая за каждым её движением. Женевьева потянулась к вороту платья, развязала атласный бант, затем, не торопясь, расстегнула каждый из обтянутых тканью пуговок, тянувшихся до самого пупка. Когда воздушная ткань платья мягко упала к её ногам, устилая лесной пол, ей было всё равно, что она снова губит одно из своих любимых платьев. С выражением, с которым Роуин смотрел на неё, было ясно – оно того стоило.