Текст книги "Энчантра (ЛП)"

Автор книги: Кейли Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Так было проще убедиться, что ты действительно согреваешься, – пояснил Роуин.

Улыбка медленно расползлась по её лицу, а он в ответ метнул на неё раздражённый взгляд, но Женевьева не верила ни единому слову его объяснения.

– Ну, спасибо тебе за такую заботу, – сказала она.

– После того, что ты сделала ради Умбры, ты этого заслужила, – тихо ответил он.

Та искренняя, беззащитная благодарность, которая читалась в его глазах, сжала ей горло.

Она осторожно прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.

– Спасибо, что снова спас меня от неминуемой смерти. Или, по крайней мере, убедил свою сестру сделать это.

– Тебе не за что благодарить, – ответил он. – Мы с тобой партнёры. Мы будем спасать друг друга.

У неё перехватило дыхание.

Мы будем спасать друг друга.

Прошло меньше четырёх дней. А он уже стал первым человеком после её сестры, кто действительно был рядом, когда она в этом нуждалась. Каждый раз. И первым, кого она сама хотела спасти.

Она приехала в Энчантру, чтобы найти кого-то похожего на себя. Кто бы понял, каково это – быть чужой в собственной семье. Но нашла всех их – целую семью: шумную, странную, иногда жестокую, но по-настоящему преданную. И, возможно, способную на великое, если их перестанут стравливать друг с другом.

– Но всё равно я хочу сказать спасибо, – продолжил он, как всегда, точно зная, когда нужно вернуть её на землю своим голосом. Будто её разум всегда ждал его слов, даже когда она не была к ним готова. – За то, что спасла Умбру…

– Тебе не за что меня благодарить, – повторила она. – Ты мне ничего не должен, Роуин. Умбра – это часть тебя. А ты…

А ты кто? Не мой. Не по-настоящему. Не в том смысле, который будет иметь значение после этой Игры.

– А я кто? – поддел он.

– Если мы партнёры, – сказала она, – значит, и твоя пушистая заноза тоже идёт в комплекте.

Она бросила взгляд на Умбру, которая сидела рядом и смотрела на неё, не моргая, с таким обожанием, будто Женевьева сотворила целую вселенную.

Прекрасно.

Роуин усмехнулся Умбре и мягко отстранил её в сторону, а затем снова посмотрел на Женевьеву, глаза его потемнели:

– Ладно. Благодарить словами не буду. Но можно я хотя бы покажу, насколько я признателен?

У неё перехватило дыхание. По телу пронеслась дрожь предвкушения, но он всё ещё не двигался. Только ждал. Смотрел.

– Да, – прошептала она. – Пожалуйста.

Он не заставил её ждать. Плавным движением уложил её на спину, нависая сверху, и прижался поцелуем к чувствительной коже под её челюстью, оставляя горячий след на пути к шее. Женевьева увидела, как его тени вновь начинают расползаться по постели, и едва сдержала стон, предчувствуя, как они коснутся её кожи. Он усмехнулся, когда они начали скользить по её телу и под рубашку, вызвав у неё сладкий всхлип. Сердце гремело в груди, когда его руки пошли выше, поднимая ткань всё выше и выше, пока та не оголила изгиб её груди. Его взгляд потемнел, в нём плеснулась такая голодная жажда, какой она никогда не видела ни в чьих глазах.

Он говорил, что сердце не поддаётся логике, что ему нельзя верить. И всё же ей было плевать. Она хотела его до безумия. И если её сердце приведёт её в огонь – пусть так, лишь бы он не переставал прикасаться.

Он резко наклонился и провёл языком по одному из её напряжённых сосков, и разряд удовольствия метнулся между её бёдер, заставив её вцепиться в простыни, чтобы не выгнуться навстречу ему.

– Ты же говорил, что не будешь нежным, – выдохнула она, пока он осыпал её грудь горячими поцелуями, переходя ко второму соску.

– Я долго нежным не буду, шалунья, – пообещал он хрипло.

– Потому что мы просто трахаемся, верно? – бросила она с вызовом.

Он поднял взгляд, задержался. На мгновение – и только тогда в её груди вспыхнула робкая искра надежды.

– Верно, – наконец ответил он.

И волна разочарования накрыла её с головой. Она сама пообещала себе, что справится, что не будет привязываться. Но в эту секунду поняла – солгала. Она могла остановить его прямо сейчас. Но тогда лишилась бы того, что он собирался ей подарить. А это казалось ещё больнее.

Прежде чем разочарование успело захлестнуть её полностью, он склонился и нежно прикусил её сосок. Её тело выгнулось от удовольствия, вырвался сдавленный стон. Его тени обвили запястья и лодыжки, натягивая её тело, пока она не оказалась полностью в его власти.

Он посмотрел ей в глаза:

– Ты умеешь щёлкать пальцами?

– Что? Да, – удивилась она. – Зачем?

– Покажи.

Она щёлкнула. Тени не ослабли.

– Если не сможешь говорить – щёлкни, понятно? В любой момент. Я остановлюсь.

Интересно, чем он таким собирается заняться, что нужна такая предосторожность?..

Будто услышав её мысли, он пояснил:

– Ковин – большой поклонник этого. У него вкусы куда более садистские, чем у меня. Но запасные сигналы – никогда не лишние, особенно когда рот… занят.

Женевьеве пришлось сглотнуть очередной стон. Только от его слов по телу разлилось тепло. Он снова склонился к её груди, языком лаская чувствительные соски, заставляя их напрячься почти до боли, пока влага под ней не стала предательски пропитывать простыни. Он держал вес на предплечьях, не давая ей того трения, которого она жаждала.

– Прикоснись ко мне, – прохрипела она.

– Я уже прикасаюсь, – лениво обвёл он языком её сосок.

– Тогда трахни меня, – вырвалось у неё с хрипом.

Он опустил руку между их телами, едва касаясь её самого чувствительного места. Она попыталась потянуться к нему, но тени только сильнее натянули её руки и ноги, полностью распластав. Он хмыкнул и выпрямился, вставая на колени между её разведённых ног, и с наслаждением окинул взглядом её измождённое тело.

– Я не собираюсь тебя трахать, – сказал он, проводя рукой по округлостям её живота. – Пока нет.

– Но…

– Я же сказал: это моя благодарность. Позволь мне показать, что значит быть объектом моей признательности, шалунья.

Он опустил ладонь ниже, медленно, мучительно, пока его палец не скользнул по её пульсирующему клитору.

– Если ты думала, что я упрям в бою – подожди, пока узнаешь меня в постели.

Она едва понимала, что он говорит – разум размывался, как и всё вокруг. Он давил на её клитор, массируя медленно, но с точностью, от которой её извивы становились всё яростнее, а тени – всё крепче. Не отрывая большого пальца, он ввёл в неё два пальца, и она закричала от облегчения, когда он начал двигаться – медленно, глубоко, без пощады, каждый раз нащупывая ту точку, от которой у неё темнело в глазах.

– Пожалуйста, – задыхалась она. – Мне нужно…

– Что тебе нужно? – пробормотал он, глядя, как она корчится. – Говори чётко.

– Хочу, чтобы ты меня попробовал, – сказала она. Голос, прозвучавший из её уст, был чужой – низкий, хриплый, наполненный похотью. – Хочу, чтобы ты… обожал меня.

Он усмехнулся.

– Я из Ада. Поклонение не в моей природе.

И тут же опустился между её ног, коснувшись языком её самой горячей, пульсирующей точки.

– Но пока ты в моей постели – я сделаю из неё святилище.

– Чёрт, – выдохнула Женевьева, задыхаясь от экстаза.

Несколько новых отростков теней отделились от остальных, скользя по её коже, обвиваясь вокруг сосков, запутываясь в волосах, пока Роуин продолжал неумолимо ласкать её языком. Он был мастер своего дела – кончиком языка он водил медленные круги по её клитору, доводя её до грани. Но как только она почти достигала разрядки, тени сжимались чуть сильнее – до боли, перехватывая дыхание, лишая её кульминации и отбрасывая назад. Она чувствовала, как он улыбается, когда опускался ниже, к самому её входу, и снова начинал доводить её до безумия.

Он пожирал её так долго и без пощады, как и обещал, что Женевьева уже начала опасаться, что просто не выдержит. А когда волна оргазма вновь нависла над ней, он снова отступил – тени удержали её от вершины.

– Клянусь, я тебя убью, – прорычала она сквозь зубы.

Он лишь рассмеялся и отстранился.

– Глубокий вдох, шалунья, – сказал он с хрипотцой, голосом, пропитанным желанием. – Он тебе пригодится.

Его тени скользнули по её телу вниз – все, кроме тех, что удерживали её запястья и лодыжки, – и добрались до её самого сердца. Роуин наблюдал за ней, опираясь на колени, полуприкрыв глаза, в то время как его магия ласкала её, доводя до нового предела. А когда тени вошли в неё, заполняя её до краёв – ровно так, как она мечтала, – Женевьева закричала.

Оргазм захлестнул её волнами – одна за другой, вновь и вновь, пока она не потеряла остатки дыхания, пока из неё не вытянули всё. И только тогда, когда она начала приходить в себя, тени рассеялись, словно дым, а Роуин бережно коснулся её щиколоток, массируя покрасневшую от давления кожу. Она тяжело дышала, силясь хоть как-то собрать мысли в голове.

Он лёг рядом, всё ещё в одежде, но она сразу ощутила его возбуждение, прижимающееся к её бедру, когда он протянул руку, чтобы теперь заняться её запястьями.

– Ты в порядке? – спросил он.

Она повернула к нему лицо, взгляд всё ещё затуманенный.

Он улыбнулся с самодовольной ухмылкой. Она только фыркнула в ответ:

– Ты слишком собой гордишься.

– А ты слишком довольна, чтобы жаловаться, – парировал он.

Она отвела взгляд. Он был прав. Слишком довольна для чего-то, что, по словам обоих, должно было быть просто сексом. Он мог легко переключаться – здесь он был её любовником, за дверью снова будет кем-то другим. Но она внезапно осознала: никто другой, ни один человек, не сможет заставить её чувствовать то же самое. И это было страшно.

Я не позволю ему сломать меня.

– Мне нужно в ванну, – пробормотала она и, сев, проигнорировала тот факт, что ноги у неё были, как вата. Натянув рубашку, она направилась к ванной, но услышала, как Роуин тоже встал с кровати.

– А ты куда? – спросила она, обернувшись с приподнятой бровью.

Он прошёл мимо и направился к чёрной чугунной ванне, занимающей всю заднюю стену, открыл воду и сказал:

– Грейв не знает о проходе между нашими комнатами. Но даже несмотря на это, я не оставлю тебя одну, пока ты не оправишься.

– Я не позволю тебе смотреть, как я купаюсь, – фыркнула она.

Он ухмыльнулся:

– Тогда остаётся только Умбра. Она, к слову, отказалась покидать тебя с тех пор, как ты её спасла.

Женевьева посмотрела вниз – и действительно, лисица с нежностью тёрлась мордой о её ноги.

Вздохнув с капитуляцией, Женевьева пробурчала:

– Ладно. Пусть лисица останется.

– Полотенца под раковиной. Бери любое мыло, – сказал Роуин и вышел, оставив её с Умброй наедине.

– Хоть отвернись, пока я не залезу в воду, – бросила Женевьева лисице.

Умбра как будто кивнула и развернулась к шкафу со свежим бельём. Женевьева чуть расслабилась и повернулась к ванне, расстёгивая рубашку Роуина. Она стянула с себя горячую ткань, уронив её на пол, и без промедления вошла в ванну, вздохнув от удовольствия, когда горячая вода окутала тело, снимая напряжение с ноющих мышц. Она сразу же потянулась к одному из флаконов с мылом, стоящих на бортике ванны, вылила в ладонь немного перламутровой жидкости и начала растирать по телу. Разглядывая свою кожу, она пыталась найти следы от укусов пираньей – и не нашла ни одного.

Эллин – точно моя любимица.

Но внутренние шрамы остались. Женевьева не знала, удастся ли ей когда-нибудь забыть, как острые зубы впивались в её плоть. И уж точно больше никогда не хотела видеть ни одной рыбы.

Она опустилась глубже в воду, полностью погрузившись под поверхность. Но едва её лицо оказалось под водой, воспоминания о реке и пираньях нахлынули снова. Паника вспыхнула в груди. Она зажала рот, пытаясь закричать, и зашевелилась, хватаясь за край ванны, чтобы вынырнуть.

Но не успела – две сильные руки подхватили её и вытащили на поверхность.

Она закашлялась, с трудом открывая глаза сквозь капли, грудь вздымалась в попытке набрать воздух. Слёзы жгли, но она изо всех сил старалась их не отпустить.

– Женевьева, ты в безопасности, – сказал Роуин, присев рядом, убирая волосы с её лица. – Я здесь. Всё хорошо. Никаких рыб. Никакой реки. Ты здесь.

Его голос действовал как бальзам. Как и его прикосновения. И от этого ей захотелось разрыдаться ещё сильнее.

Она медленно успокаивала дыхание. Он не отвёл взгляда. Ни разу не опустил глаза ниже лица. И только тогда она поняла – она ведь всё ещё была совершенно обнажённой.

Она подтянула колени к груди, обхватив их руками, и попросила дрожащим голосом:

– Можно мне, пожалуйста, полотенце?

Он кивнул и уже через несколько секунд вернулся с самым большим полотенцем, которое она когда-либо видела. Он развернул его и натянул между собой и ванной, отвернув голову в сторону, чтобы ей было комфортнее встать. Когда она выпрямилась, он аккуратно укутал её в мягкую белую ткань.

Когда полотенце плотно облегло её тело, он протянул руку, помогая ей выбраться из ванны. Она взяла её, расплескав воду по белоснежному мраморному полу.

– Прости, – пробормотала она, когда он вздохнул и начал спускать воду из ванны. – Я правда не хочу постоянно всё вокруг превращать в хаос.

Он бросил на неё выразительный взгляд – с сомнением, но без раздражения. Потом взял ещё полотенец, чтобы вытереть лужу. И почему-то это простое, почти домашнее действие заставило что-то потеплеть у неё внутри. Женевьева резко отвернулась к туалетному столику, притворившись, будто занята волосами. Она отодвинула угол полотенца, прикрывающего зеркало, и взглянула на своё отражение. Один взгляд – и она издала пронзительный визг, снова накрыв стекло, пока никто больше не успел увидеть это ужасающее зрелище.

– Что случилось? – спросил он, появляясь у неё за спиной.

Она указала на спутанные комья в своих вьющихся каштановых волосах:

– Мои волосы.

Пальцы вцепились в пряди, она отчаянно пыталась распутать их, но всё только ухудшалось. Ком в животе затянулся. Без ножниц это было не решить – и при этой мысли слёзы, сдерживаемые в ней последние дни, наконец вырвались наружу.

– Нет, нет, нет… – всхлипнула она, трясясь от отчаяния.

Это было слишком. Чересчур в точку. Эмоции – спутанный клубок. Секс – сплошная путаница. Хотя она клялась, что никаких нитей не будет. И теперь вот волосы.

Роуин тяжело вздохнул, отстранив её руки от запутавшихся локонов.

– Магический кинжал в плечо и кровопотеря – ни слезинки. Почти съедена пираньями – всё спокойно. А несколько узлов в волосах – и…

– Легко тебе говорить, когда ты каждый день просыпаешься, выглядя вот так! – огрызнулась она, резко поворачиваясь к нему.

Он приподнял бровь, с дерзкой полуулыбкой:

– Вот так – это как?

Слёзы отступили, но раздражение только усилилось:

– Ты прекрасно знаешь, как. Я не собираюсь стоять тут и говорить тебе, какой ты привлекательный. Ты и так это знаешь.

– Пока это только привлекательность, – кивнул он и положил руки ей на плечи, разворачивая обратно к зеркалу, поверх которого всё ещё было накинуто полотенце. Его слова вызвали в ней укол гнева, но он уже открыл ящик и достал тонкий гребень.

– А что, ужасно, если мне вдруг начнёт нравиться общество собственного мужа? – спросила она с показной иронией, но внутри затаила дыхание, ожидая ответа.

Может, это от того, что она чуть не умерла, или от того, как он потом её ласкал, но рядом с ним она чувствовала слишком много. И дело было вовсе не только в том, насколько он был чертовски красив.

– Не двигайся, – бросил он. – И да, было бы ужасно. По множеству причин. Это игра, Женевьева.

Она снова повернулась к нему, и тут его тени вырвались наружу, обвившись вокруг её запястий и талии, прижимая её к краю раковины. Он наклонился над ней с утомлённым взглядом.

– Перестань вертеться, или станет ещё хуже, – велел он.

Она попыталась вырваться, но его тени не шелохнулись.

– Да твою же… Что случилось, а? Настроение у тебя испортилось ещё до того, как ты выбралась из кровати. Что я сделал?

– Ничего, – сказала она, едва не задыхаясь от слов. – Ты был… есть… чёрт. Я не знаю, когда ты вдруг стал терпимым за эти дни, но мне это не нравится. Я же говорила – я не умею в это. Я не умею притворяться. Не могу делать вид, будто ты только что не подарил мне лучший оргазм в жизни… Ой, только не улыбайся! – Она злобно прищурилась, заметив, как он прикрывает самодовольную ухмылку кашлем в кулак. – Этот брак – всего лишь игра. А я чувствую себя пешкой, а не игроком.

– Скажи, что тебе нужно. И это будет сделано, – спокойно произнёс он.

Она сглотнула. Его близость, его голос, его тени, обвивающие её кожу, – всё это сводило её с ума. Мысли путались.

– Я разрешаю тебе просить что угодно – и ты вдруг решила замолчать? – пробормотал он, приближаясь.

– Я… я не думаю, что мы должны продолжать интимную связь, – прошептала она. – Не уверена, что… смогу…

Справиться с этим – хотела сказать она, но в памяти всплыло предложение Нокса, и она вдруг поняла: может, нужно просто переосмыслить происходящее.

– С этого момента всё, что мы делаем, – только для публики, – сказала она. – Никаких «спасибо», если нет зрителей. Нокс говорил со мной до того, как ты нашёл Грейва в библиотеке – он предложил, чтобы мы с тобой… сделали представление для публики поинтереснее. Так что если ты всё равно собираешься разрушить мне всех будущих любовников, я хотя бы хочу что-то с этого получить. Я хочу выиграть Фаворита.

Хотя бы будет оправдание, почему мне так нестерпимо хочется его прикосновений.

Его лицо стало безмятежным, почти каменным.

– Если этого ты хочешь, – произнёс он.

Она кивнула, и его тени мягко развернули её, позволяя ему снова заняться её волосами. Ленты теней аккуратно сняли полотенца, освобождая обзор, и Женевьева наблюдала в зеркале за тем, как он работает.

– Но если ты снова меня перебьёшь, с узлами будешь разбираться сама, – добавил он.

Но по тому, как нежно он прикасался к её волосам, она знала – он не всерьёз.

И она не сказала больше ни слова.

На то, чтобы распутать все узлы в её волосах, у Роуина и его теней ушёл почти час. Женевьева с восхищением наблюдала за их движениями – завораживающе ловкие, мягкие, точные. Наверное, она тоже стала бы любовницей из разряда легендарных, если бы у неё было пять дополнительных пар рук.

И всё же в этой заботливости было нечто, что вызывало у неё бешенство. Одну минуту – она будто ничего для него не значит. А в следующую – он так трепетно о ней заботится? Захотелось укусить его ещё раз.

Когда он добирался до последних прядей, она, наконец, спросила:

– Откуда ты вообще так хорошо это умеешь?

Ни разу за всё это время он не потянул слишком сильно, и это было поразительно – учитывая, как чувствительна её кожа головы, о чём знала вся её семья.

– Раньше я расчёсывал Эллин, – ответил он. – Наша мать не всегда могла быть рядом, а у остальных моих братьев терпения не хватало.

Он отложил гребень на край столешницы и позволил ей повернуться лицом к нему.

Его взгляд задержался на её лице дольше, чем обычно, прежде чем он отступил назад и окинул взглядом результат.

– Всё. Теперь ты вполне сможешь показаться на ужине.

– Ужин? А сколько времени?

Он сунул руку под жилет, вытащил изнутри карманные часы, открыл крышку и ответил:

– Почти пять. Спала ты не так уж долго.

– Знаешь, – сказала она, – самое ужасное в том, чтобы каждую ночь почти умирать – это то, что вообще перестаёшь понимать, сколько времени прошло. Я даже не назову сегодняшнюю дату.

– Двадцать третье, – сообщил он, накрывая зеркало полотенцем.

Женевьева застыла. Роуин приподнял бровь, насторожившись.

– Завтра у меня день рождения, – осознала она.

– Что? – Он метнул в неё тяжёлый взгляд. – Почему ты раньше не сказала?

– А раньше бы тебя это волновало? Хотя, помнится, я упоминала, что тебе стоит поискать какой-нибудь редчайший подарок ко дню рождения.

Он нахмурился:

– Я подумал, ты говоришь в коде. Про лекарство.

– Так и было, – подтвердила она. – Но день рождения – тоже правда.

– Ладно. Тогда мне нужно кое-что подготовить, – сказал он, направляясь в свою спальню. – А ты – одевайся. У нас будет праздник.

– А что насчёт спектакля? – поддразнила она, следуя за ним.

Он обернулся через плечо:

– Спектакля?

– Ага. – Женевьева кивнула. – Может, в этом году подарком ко дню рождения станет титул Фаворита.

Глава 30. ВЕСЬМА УБЕДИТЕЛЬНО

23 марта

Накануне моего дня рождения. И я напрочь о нём забыла. Сейчас я должна бы наслаждаться оперой в Teatro Argentina в Риме – сестра подарила билеты. А вместо этого я решила приехать в эту проклятую дыру. Впервые в жизни я встречу день рождения без мамы и Офелии. Без праздничного гамбо с андуйской колбасой, без пудинга из белого шоколада. Если бы Роуин не напомнил мне о дате, я бы так и не вспомнила.

Роуин настоял, чтобы я позволила ему и остальным устроить мне праздник – в их стиле. В основном потому, что нет никакой гарантии, что я переживу следующий раунд Охоты и доживу до завтра. Мрачно, но если будет торт – я не возражаю.

Похоже, у семьи Сильверов строгие традиции на дни рождения. Поскольку его братья и сёстры в последние годы празднуют исключительно в Аду, он пропустил все их торжества. Он пообещал, что сегодняшний ужин будет, по меньшей мере, восхитительно весёлым.

Хотя, конечно, всё это меркнет на фоне главного события – мы с ним вот-вот начнём срывать друг с друга одежду прямо в коридоре, у всех на виду: и его семьи, и извращённой публики Нокса. Надеюсь, шоу получится достаточно ярким, чтобы удовлетворить изголодавшуюся публику. И ту голодную жажду, от которой я никак не могу избавиться.

X, Женевьева

Женевьева защёлкнула крошечный замочек на дневнике в форме сердца и сунула его обратно на дно сундука. Аккуратно прикрывая его вещами, она краем глаза заметила книгу, взятую из библиотеки – ту самую, где был раздел о Багровой гнили. Она пообещала себе заглянуть в неё до следующего раунда Охоты. Или хотя бы взять её с собой, чтобы, когда они с Роуином окажутся в укрытии, у неё было хоть какое-то развлечение.

А это значит, что придётся сказать ему, что она хочет помочь. Даже когда Охота закончится – если ей удастся выжить – она всё равно хочет помочь.

А ещё… мне нужно будет поговорить с ним о письмах, – подумала она. – Тех самых, что он писал своей семье. И об конвертах из поместья Гримм…

Она была уверена, что это именно те конверты, в которые она клала письма для Баррингтона… но с какой стати Роуину их хранить?

Она поступила правильно, настояв, чтобы между ними больше не было «ничего без обязательств». Дело было не только в том, как он мог быть нежным и заботливым в один момент – и тут же заявить, что всё это «просто секс». Нет, всё было глубже. Она открылась ему, рассказала свою самую тёмную тайну… а он, судя по всему, всё ещё скрывал от неё свои.

– Готова, беда моя? – прозвучал голос Роуина с порога.

Женевьева вздрогнула, услышав его. Её нервы вспыхнули от раздражения и одновременно от предвкушения. Он оставил её с Умброй, пока сам готовился к «празднику» с остальными в столовой – сразу после их небольшого представления.

Все соберутся в столовой ровно в семь. Значит, нам надо выйти туда хотя бы без пятнадцати.

Она была не готова. Не только к предстоящей сцене. Она была ещё даже не до конца одета.

Платье, которое она выбрала, было тем самым, о котором говорила Офелии – собиралась надеть его в оперу. Бархат цвета морской волны, идеально подходящий к её глазам. Заниженная талия, с заострением чуть ниже пупка. Глубокое декольте в форме сердца выставляло на показ немалую часть её груди, но длинные рукава возвращали наряду хоть каплю скромности – пышные на плечах, они сужались к бицепсам и дальше по руке. Корсет на спине нужно было шнуровать – а сама она с этим не справлялась.

– Женевьева?

– Мне нужна помощь, – вздохнула она, когда он вошёл в комнату. – Поможешь зашнуровать?

Он перешёл комнату молча, осматривая платье, и принялся за работу. Когда его пальцы случайно коснулись обнажённой кожи её спины, пока он продевал ленты в шёлковые люверсы, по её телу пробежала дрожь.

– Глубокий вдох, – велел он, и она подчинилась, чувствуя, как он затягивает ленты, а затем завязывает их аккуратным бантом.

Она отошла от него и сделала лёгкое кружение.

– Ну как? Не слишком вычурно?

Он долго ничего не говорил, его золотистые глаза скользили по ней, будто раздевали её заново – и от этого в животе вспорхнули проклятые бабочки.

– Нет. Совсем не вычурно.

Она скорчила недовольную мину. Это было не то, что она хотела услышать. Вот «великолепно», «ошеломляюще» или хотя бы «безупречно» – это другое дело.

– Готова? – повторил он.

Нет, снова нет, но она всё равно кивнула.

Он, похоже, уловил её колебание.

– Только ты и я, беда моя. Всего пару дней назад ты ненавидела меня за то, что я, цитирую, «чертовски грубый ублюдок», помнишь? Просто направь эту страсть в нужное русло – и никто ничего не заподозрит.

Она ведь действительно это говорила, да? Но это было до всего, что произошло в его постели. Теперь фраза «ненавижу его» казалась… неправильной. Вот кого она по-настоящему ненавидела – так это Фэрроу. Оливково-зелёный цвет. Влажность. Ворон.

А к Роуину… она испытывала раздражение. Или нет – нечто более сложное. Она больше не знала, в какую категорию его отнести. Они ведь не муж и жена. Но и не друзья. Или всё же?..

– Только не увлекайся слишком, – перебил её мысли Роуин.

Она прищурилась.

– А почему ты решил, что именно я буду тем, кто увлечётся?

Он фыркнул, будто мысль о том, что это может быть он, была абсурдной. Звучало как вызов. И она это подхватила.

Как только Роуин вывел её в фойе, он увёл её в тёмный угол между колонной у входа в бальный зал и смежной стеной. Он развернул их тела так, чтобы она оказалась прижатой к стене, а он – наклонился над ней, прямо напротив одного из огромных зеркал.

Сколько бы она ни старалась сохранить спокойствие, воспоминания о его губах на её теле всего несколько часов назад заставили сердце забиться чаще. Она целовалась со многими – двадцать семь человек, если быть точной, – но, за исключением Фэрроу, ни один из этих поцелуев не остался в её памяти. И хотя всё это должно было быть притворством, тело её явно отказывалось понять этот момент. То, как сердце дрогнуло, когда Роуин провёл подушечками пальцев по её челюсти и под подбородком, заставляя её поднять лицо к нему, – было неопровержимым доказательством.

– Расслабься, беда моя, – прошептал он прямо у неё уха, и в тот же миг его тени начали обвивать их, мягко касаясь её волос, обвивая её талию. – Забудь, кто может наблюдать. Сосредоточься только на мне.

Она уставилась ему прямо в глаза.

– Вот так, – пробормотал он. – И помни, если хочешь остановиться – просто щёлкни пальцами. Если что-то станет слишком… интенсивным.

– Взаимно, – прошептала она.

Он усмехнулся:

– Думаю, тебе вряд ли придётся об этом волноваться, беда моя.

Снова этот вызов.

Улыбка на её губах сначала была невинной. Сладкой. Она расправила плечи, опираясь о стену, и едва заметно подалась бёдрами вперёд – не вызывающе, просто чтобы устроиться поудобнее. Кудри были заколоты в небрежный французский пучок, но несколько прядей обрамляли лицо – и именно с ними она стала играть, обвивая пальцами, извиваясь, будто случайно.

– Знаешь, что я думаю, мистер Сильвер? – проворковала она, взглянув на него из-под густых ресниц и постукивая указательным пальцем по нижней губе, как будто задумалась. Специально, чтобы он посмотрел ей на рот. Это работало. Каждый раз.

– И что же ты думаешь? – его голос стал чуть ниже.

– Я думаю, нам стоит показать всем, насколько ты готов встать передо мной на колени, – пропела она, сдвинув бёдра вперёд, теперь сильнее прижимаясь к нему.

Она слегка покачалась, будто просто сменила стойку, но, заметив, как его зрачки расширились, а под поясом начала расти твёрдость, она поняла – он в её власти.

– Хочешь, чтобы я встал на колени, беда моя? – хрипло отозвался он. – Тогда я встану. Но сначала…

Он направил тени обвить её бёдра и в одно плавное движение приподнял её, заставив обхватить его талию ногами, даже не коснувшись её руками. Ладони он прижал к стене по обе стороны от её тела – демонстрируя, что способен свести её с ума, не прикасаясь.

Он наклонился и впился жгучим поцелуем в её обнажённую ключицу, в то время как другие щупальца теней зарылись в её волосы, лаская кожу головы, виски, чувствительные впадины на затылке. К тому моменту, как его губы добрались до шеи, кольцо в его губе соблазнительно скользило по её коже. Всё её тело дрожало от желания. И когда он коснулся нежного участка за левым ухом, тени скользнули вверх по внутренней стороне её бёдер, приближаясь к пульсирующей точке между ног. Её тело выгнулось к нему. Грудь налилась и умоляла о прикосновении. Возбуждение пропитало её нижнее бельё – всё внутри неё искало давление, которого так не хватало. Он надавил напряжённой эрекцией сквозь брюки прямо на тот самый чувствительный пучок нервов под её юбками – и в тот же момент обвил её шею кольцом теней, сжав так, что она захрипела, не в силах выпустить стоны, рвущиеся наружу.

– Чёрт, – прохрипела она, почти задыхаясь, чувствуя, как он усмехается у её щеки.

– Тише, – приказал он, и тени сжались ещё сильнее.

– Я ведь стараюсь быть тихой⁠—

Её непокорность была тут же наказана – кольцо теней сжалось сильнее, и она всхлипнула, мечтая, чтобы его тени сжимали и другие места. Она никогда в жизни не испытывала столько ощущений одновременно – и ей было нужно больше.

Она впилась ногтями в его плечи, когда его губы опустились к её челюсти, осыпая её поцелуями, и он снова прижался к ней. Тени забрались ещё выше под платье, едва касаясь её белья. Она не удержалась и снова застонала – и тогда всё давление исчезло. Всё, кроме мучительного сжатия на шее.

Её терпение лопнуло.

Она схватила его за рубашку, притянула его к себе и впилась в его губы с голодной жадностью. Их поцелуй был яростным, языки переплелись, пальцы Женевьевы скользнули в его волосы, запутались в длинных прядях и потянули – в отместку за всё его дразнящее поведение. Он на вкус был точно таким же, как пах – мёд с острыми нотками желания. Он с удовольствием застонал, и она проглотила этот звук, потянув его сильнее – его тело отозвалось с жаром, ещё крепче прижимая её к стене.

Когда он чуть отстранился, чтобы дать им обоим перевести дыхание, она прикусила маленькое золотое кольцо в его губе и осторожно потянула зубами.

По тому, как напряглась каждая мышца в его теле, и по проклятию, вырвавшемуся у него с губ, она поняла – ему это чертовски понравилось.

Она хихикнула, и он снова впился в её рот, заглушив смех страстным поцелуем. И, наконец, наконец-то, он коснулся её. Одна рука поползла вверх, задирая подол платья до бедра, а вторая легла ей на щеку, наклоняя голову под лучшим углом, чтобы углубить поцелуй. Мышцы её живота судорожно сжались, когда его ладонь приблизилась к источнику её возбуждения, и только железная сила воли не дала ей умолять его коснуться её там, где жажда стала невыносимой.