Текст книги "Энчантра (ЛП)"
Автор книги: Кейли Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Всего лишь царапины, – яростно напомнила она себе. И ломота в костях. И уязвлённая гордость.
Когда она наконец добралась до – слава богам – пустой тайной комнаты, решение было уже принято. Хромая, она подошла к подносу с графинами, проверив – нет, перепроверив, нет, даже в третий и четвёртый раз убедившись, что не наливает себе стакан мочи. Видимо, Роуин избавился от этой мерзости, когда заново запечатывал дверь во время безопасных часов, потому что теперь внутри всех бутылок оказался чистый кленовый виски.
Она вынула стеклянную пробку и налила немного в бокал. Поднеся его к носу, чуть не задохнулась от запаха, но, заставив себя сделать глоток и ощутив, как по телу растекается жар – тот самый, правильный, – она с лёгкостью допила остаток.
После второго бокала она уже лежала, раскинувшись на диване, с полузакрытыми глазами – и кошмар начался снова.
Женевьева застонала, приподнимаясь, и потерла пальцами виски, пока глаза привыкали к темноте.
– Я думал, ты не пьёшь виски?
Женевьева резко вдохнула, вслушиваясь в голос и отыскивая Роуина в темноте. Он сидел, прислонившись к дальней стене, локти на коленях, глядя на неё с неразборчивым выражением. Умбра свернулась калачиком у его бедра и тихо посапывала во сне.
Наступила пауза. Женевьева поправила платье, а Роуин поднялся и подошёл к ней. Умбра недовольно зашуршала от того, что её потревожили.
– Если тебе хотелось, чтобы тебя кто-то придушил, – пробормотал он, опускаясь на колени перед ней и проводя подушечкой большого пальца по нежной коже её шеи, – могла бы просто попросить. Я бы и следов не оставил.
Щёки Женевьевы вспыхнули, но она лишь бросила на него раздражённый взгляд и отмахнулась, давая понять, чтобы он отступил – ей нужно встать. Боль пронзила лодыжку, но она постаралась не выдать себя, прихрамывая к барной стойке. Схватила зеркальный поднос и подняла его, чтобы рассмотреть пятнистый, воспалённый след от чокера на шее.
– Ужасно выглядит, – простонала она.
– Ты хромаешь? – резко спросил Роуин.
– Подскользнулась на лестнице по дороге сюда, – объяснила она, пока он снова опустился перед ней на колени и отодвинул её юбки, чтобы осмотреть опухшую лодыжку. – Нога провалилась сквозь гнилую доску, а чокер зацепился за щепку в перилах. Этот Дьявол может выковывать барьеры крепче стали на воротах и создавать фэнтезийные миры в спальнях, но не может справиться с парой гнилых досок? Кто вообще следит за этим местом?
– Я. Нокс наведывается в Энчантру только во время Охоты. Я готовлю комнаты к возвращению остальных, но чинить лестницы в потайных проходах было как-то не до того, пока я искал лекарство, – ответил Роуин. Он осторожно сжал её лодыжку – Женевьева зашипела, несмотря на его деликатность. – Растяжение. Покажи рану на боку.
Она отступила, пока он поднимался.
– Всё в порядке.
– Значит, ты готова в любой момент перебраться в другую комнату? Бежать, если придётся?
– А мы не можем остаться здесь?
– Мы уже слишком долго тут находимся. Думаю, стоит перебраться в одну из зачарованных комнат, – рассудительно сказал он. – Тебе не стоило позволять себе отключаться вот так. Если бы это был не я, кто тебя нашёл…
– Знаю, – искренне сказала она.
Его взгляд вспыхнул удивлением, и она закатила глаза.
– Была слабая минута, увидела виски и… не знаю, что на меня нашло, – призналась она. – Ещё я наткнулась на Реми. Он притворялся тобой. Так что да, денёк выдался странный.
– Что-то случилось? – спросил он, нахмурившись.
– Зависит от того, что ты подразумеваешь под «что-то», – хмыкнула она.
Мышца на его челюсти дёрнулась.
– Если он к тебе прикоснулся…
– Если бы я тебя не знала лучше, – перебила она, не дав ему договорить, – я бы подумала, что ты ревнуешь, мистер Силвер.
Он посмотрел на неё, будто она сошла с ума, но вслух сказал лишь:
– Ты сможешь идти?
– А если скажу «нет»?
Он усмехнулся. И прежде чем она успела возразить, подхватил её на руки и понёс к вращающемуся книжному шкафу.
– Я думала, он не откроется, пока его не сбросят, – заметила она, когда стена закрутилась, и они оказались в библиотеке.
– Я говорил, что он не откроется со стороны библиотеки, пока его не сбросят, – уточнил он.
Как только стена замерла и он поставил её на ноги, Женевьева почувствовала, как кольцо на её пальце обожгло кожу.
– Роуин… – ахнула она, но было уже поздно.
– А я ведь пришёл сюда просто отдохнуть, – протянул Реми, входя в комнату.
Роуин скрестил руки на груди, в упор глядя на брата.
– Не вздумай нарываться, Ремингтон. Не после того, что ты устроил с моей женой.
– Я бы сказал, что мы с твоей женой квиты, после того как она вырвала из моей губы это идиотское украшение, – парировал Реми.
Роуин вскинул брови и перевёл взгляд на Женевьеву.
– Ты что, правда…
Женевьева пожала плечами:
– Радуйся, что я воплотила эту фантазию с ним, а не с тобой.
В глазах Роуина вспыхнула искра весёлого озорства. Реми раздражённо хмыкнул, выхватил Клинок Охоты и направил его на брата:
– Давай покончим с этим.
И он бросился вперёд. Запрыгнул на небольшой кофейный столик в центре гостиной и использовал его как трамплин, чтобы взлететь на кресло, опрокинуть его и в прыжке обрушить клинок в плечо Роуина. Женевьева зажала рот, чтобы не вскрикнуть, удивлённая тем, что удар действительно достиг цели – она ожидала, что Роуин увернётся. Но, похоже, всё пошло по его плану.
Когда Реми попытался вытащить клинок, Роуин обеими руками схватил его за вытянутую руку – и сломал.
Женевьева отвернулась и сдавленно застонала, когда перед глазами встал образ кости, прорывающей кожу. Комнату наполнил крик боли, затем тяжёлое дыхание и удары тел – близнецы сцепились в борьбе на полу. Даже с одной рабочей рукой Реми давал отпор, как и Роуин – с кинжалом всё ещё торчащим у него из плеча.
Наконец Роуин прижал брата к полу, и Женевьева не могла отделаться от ощущения, что наблюдает, как человек дерётся сам с собой.
– Я хоть до конца раунда здесь просижу, если придётся, – прорычал Роуин.
В ответ Реми высвободил здоровую руку, вырвал кинжал из плеча брата – и вонзил его в бок.
Сдавленный стон Роуина был удивительно сдержанным.
Женевьева наверняка сейчас выругалась бы от души.
– Чёрт побери, как же я от этого устал, – процедил Реми сквозь зубы. – Я хочу выбраться отсюда.
Последние слова он вырвал с отчаянным рыком – и от этого Женевьеве было тяжелее, чем от любого хруста ломающихся костей.
– Тогда позволь мне всё закончить, – прорычал в ответ Роуин, и она не была уверена, говорит ли он об их конкретной драке или об Охоте в целом.
Впрочем, это не имело значения. В одно мгновение Реми собрал остатки сил и резко ударил ногами, отбросив Роуина на пол. Выдернув нож из его рёбер, он поднял его, нацелившись теперь на сердце. К счастью, лезвие так и не достигло цели – вместо этого на Реми обрушился книжный шкаф.
Женевьева моргнула, не веря в то, что только что сделала. А Роуин выполз из-под тела брата, пока Реми распластался под тяжёлой полкой, потеряв сознание. Её грудь тяжело вздымалась от напряжения, пока Роуин, ошеломлённый, поднимался на ноги.
– Эти полки куда тяжелее, чем кажутся, – пробурчала Женевьева, затем обернулась к нему и добавила: – Прости. Но я просто не могла больше на это смотреть.
Роуин провёл рукой по волосам, как будто только сейчас пришёл в себя.
– Пошли. У него будет головная боль, но для бессмертного это ерунда.
Как только Роуин закрыл за ними дверь в зачарованную комнату, Женевьева ахнула, поняв, куда он её привёл.
Луг. Только теперь вместо солнечного неба над ними раскинулось чистое звёздное полотно, усыпанное миллионами искрящихся огоньков. Где-то вдалеке тихо журчала река, а ковёр цветов на холмах мерцал от светлячков.
Это был рай.
– Женевьева?
Она оглянулась через плечо.
– Просто хотел сказать, что ты молодец, – произнёс Роуин.
На его лице, как обычно, не отражалось никаких эмоций, но грусть в глазах сжала её сердце.
И тут ей вспомилась строчка из письма: Ремингтон, я не знаю, как залечить этот разлом.
Скинув туфли, чтобы ощутить траву под ногами, она зашагала к реке, стараясь не наступать на больную лодыжку.
– Два правда, одна ложь? – предложила она.
Он кивнул, засунув руки в карманы, и пошёл за ней. Некоторое время они шли молча под звуки лягушек и сверчков. Женевьева обрывала лепестки с лаванды, сжимая в руках цветок и обдумывая вопросы. Оставалось всего два лепестка, когда она заговорила вновь:
– Откуда у тебя это кольцо? Если бы Охоты не было, и ты мог бы жить где угодно – здесь или на Той Стороне, – где бы ты остался? И… – она наклонилась, чтобы сорвать фиолетовый цветок, – какие у тебя есть зацепки по поводу…
– Осторожно, – вставил он. – Здесь нет зеркал, но всё, что происходит в этих комнатах, транслируется с кристальной чёткостью.
– По поводу… очень редкого подарка ко дню рождения, который ты собираешься мне подарить, – поправилась она.
– Пятнадцать лет назад я стал Избранным – именно тогда началась моя победная серия, – начал он. – Кольцо стало моим даром от Нокса из его хранилища. Тогда же, на балу-маскараде, я серьёзно повздорил с Грейвом. Это была жестокая игра. Публика Нокса осталась в восторге от той моей стороны.
Он посмотрел на звёзды, и Женевьева подумала, не жалеет ли он, что эта сторона в нём вообще существует.
– Я не знаю, где хотел бы жить, если покину Энчантру. Прошло столько времени с тех пор, как она по-настоящему ощущалась домом… и всё же я не могу представить себе другое место, достойное этого звания, – он вновь посмотрел на неё. – А теперь о твоём… подарке. Увы, пока всё, что я нашёл, – тупики. Я пишу письма… – он мельком глянул на неё, и Женевьева поклялась, что увидела в его глазах вину. – Но большинство вообще не отвечает. А те, кто отвечает…
Всё, что он сказал, звучало правдиво, и Женевьева засомневалась, понимает ли он, как вообще играть в эту игру. Но вслух она сказала лишь:
– О чём вы с Грейвом тогда поссорились на балу?
– Теперь моя очередь, – напомнил он.
Женевьева вздохнула и кивнула, отшвырнув изуродованный цветок, прежде чем двинуться дальше – к изящному серебристому мосту впереди. Роуин шёл рядом, не отставая. Тем временем Умбра носился по траве вокруг них, то выпрыгивая, то зарываясь в неё, щёлкая зубами в попытках поймать светлячков – и Женевьева не смогла сдержать смешок.
Роуин по-прежнему молчал, даже когда они подошли к переправе, но Женевьева была слишком увлечена, чтобы подталкивать его к разговору. Вблизи мост оказался куда шире, чем она ожидала, а текущая под ним река – гораздо глубже. Поверхность воды была гладкой, словно зеркало, отражая мерцающие над ними звёзды.
Когда она ступила на мост, одна из каменных плит под ней просела, и Женевьева едва не споткнулась.
Роуин тут же обвил её талию рукой, удерживая на ногах – и в тот же миг внизу вспыхнула золотистая тень: сквозь воду промелькнули светящиеся рыбы.
– Ты это видел? – выдохнула Женевьева, вцепившись в его рукав и бросившись к перилам.
Она наклонилась над водой, всматриваясь в глубину, но единственное золото, что сейчас было видно, – это отражение глаз Роуина рядом с ней. Она нахмурилась.
– Кажется, ты нашла игру внутри игры.
Женевьева повернулась к нему:
– Что?
Он махнул рукой, указывая на пейзаж вокруг, и присел, чтобы внимательно осмотреть просевший камень.
– Помнишь, я говорил, что в каждой из этих комнат Нокс спрятал жетоны? В каждой комнате есть загадка. Разгадай её, выживи – и жетон твой.
– А жетон даст нам иммунитет в следующем раунде, – повторила она.
Он кивнул, затем положил ладонь на камень и вновь перенёс вес вперёд. Вода под мостом вновь вспыхнула, когда сквозь неё прошла новая стайка светящихся рыб.
– Думаешь, здесь есть и другие такие триггеры? – спросила Женевьева.
Один уголок его рта приподнялся в предвкушении.
– Полагаю, нам придётся это выяснить.
Глава 27. ДЛИННАЯ ИСТОРИЯ
После получаса изучения каждого шатающегося камня на мосту они выяснили, что каждый из них выпускал стайку золотистых рыб – за исключением трёх или четырёх, откуда вперемешку с золотыми всплывали и белые.
Сначала Роуин подумал, что жетон скрыт где-то среди белых рыб, и нужно поймать одну из них. Но даже несмотря на свои недавние раны, он сумел выловить троих – и никаких подсказок это не дало.
Теперь они лежали на покатом берегу, опустив ноги в струящуюся воду. Роуин по-прежнему был без рубашки после того, как нырнул в реку, и Женевьева изо всех сил старалась сосредоточиться на звёздах, а не на его блестящих от воды кубиках пресса. Пока что она придумала тридцать пять новых созвездий.
– Что произошло в ту ночь, когда ты перестала пить виски? – спросил он первым.
Она повернулась к нему, игнорируя царапающую траву под щекой.
– Ты всё ещё об этом?
– Я любопытный, – пробормотал он.
Ну, это у нас общее.
Она глубоко вдохнула. Было ровно четыре человека в мире, которые знали эту историю. Она сама. Фэрроу. Базиль. И Салем. Пятеро, если Салем всё же рассказал сестре, несмотря на её просьбу не делать этого.
– Эта история может изменить твоё мнение обо мне, – предупредила она.
Он бросил на неё взгляд искоса:
– Ты даже не представляешь, что я сейчас о тебе думаю, проказница.
Это правда.
– История длинная, – вновь попыталась она.
– Время у нас есть, – сказал он.
– Ладно, сдаюсь, – отозвалась она. – Полагаю, мне всё-таки придётся объяснить, кто такой Фэрроу.
Он усмехнулся. Видно было, что именно этого он и добивался. Что только подтверждало: мужчины любят сплетни и драму ничуть не меньше женщин.
– Я впервые встретила Фэрроу Генри, когда мне было пятнадцать. Я пробралась на благотворительный бал в Hotel Monteleone, неподалёку от Ройал-стрит. Тогда это было моё второе любимое место в Новом Орлеане. Столько утончённых людей, за которыми можно было наблюдать.
Она вспомнила женщин, которых видела на таких приёмах, как они повлияли на её вкус – на любовь к роскошным вещам… и на отвращение ко всему паранормальному.
– Я заметила его почти сразу, – продолжила она. – Во-первых, он был единственным, кто хотя бы приблизительно был моего возраста. А во-вторых – он явно затевал неудачное ограбление, пытаясь утащить целую бутылку бурбона из-за стойки. Ну и я решила вмешаться.
– Удивительно, – буркнул Роуин.
Она пнула его здоровой ногой и продолжила:
– Бармен его заметил и уже собирался выкинуть вон, но, к счастью, я очень хорошо умею падать в обморок.
Роуин фыркнул:
– А как можно хорошо научиться падать в обморок?
– Носить корсеты.
– М-м-м, – усмехнулся он. – Продолжай.
– В общем, я отвлекла внимание. Бармен бросился ко мне, а Фэрроу успел улизнуть с бутылкой. Когда я чудесным образом пришла в себя, начала его искать – но нигде не нашла.
Хотя жаль, что всё было не так. Она уставилась в звёзды, сжав зубы, чтобы досказать историю. Несмотря на то что Фэрроу продолжал являться ей в кошмарах почти каждую ночь, вслух рассказывать о нём было куда болезненнее.
Что-то коснулось тыльной стороны её ладони – пальцы Роуина.
Ласковое. Утешающее.
Она глубоко вдохнула.
– Я шла домой и решила зайти на набережную. Это моё любимое место в Новом Орлеане. Под звёздами, в свете газовых фонарей, глядя на воду, я могла притвориться, что стою на краю чего-то большего, а не застряла там, где всегда была. И, как назло – как же любит это судьба, эта жестокая стерва, – именно там я снова встретила Фэрроу. Он был с друзьями. И, конечно, с бурбоном. Впервые я напилась не в Гримм-Мэноре. Он отвёз меня к себе – в роскошный особняк в Гарден-дистрикт. Всё было таким, как в мечтах. Когда его друзья ушли, я впервые осталась с мальчиком наедине. Впервые…
Слова застряли в горле от эмоций.
Её первый опыт не был ни болезненным, ни неловким, ни полным стыда. Фэрроу был добрым. Страстным. Именно таким, каким она себе это представляла в мечтах. Во всяком случае – тогда, в том возрасте.
Он не выгнал её из кровати, как только всё закончилось. Не отказался обнять. И очень долго она хранила память об этой первой ночи, как нечто дорогое.
Роуин ждал, не торопя, и она чувствовала: он слушает. Весь. Целиком.
– После той ночи он пообещал, что мы снова увидимся, – прошептала она. – И правда появился. Всё лето он ухаживал за мной, показывал места, где я никогда не бывала, дарил ощущения, которых я не знала. Его семья – невероятно богатая. Та, у кого сервиз на каждый случай жизни. У кого фамилия красуется на табличках исторических зданий и улиц. Та, что отправляет сыновей в элитные интернаты за границу, чтобы обеспечить им лучшее образование.
– А, – только и сказал Роуин.
Она кивнула в небо.
– Я была убита. Не выходила из комнаты месяц. Маме было всё равно. Офелия – да, но я ей никогда не рассказывала, как далеко всё зашло, так что соврала и научилась прятать правду. Фэрроу обещал писать. И сначала действительно писал каждую неделю. Потом – пару раз в месяц. Потом – последнее письмо на мой шестнадцатый день рождения. И всё. Я годами приходила в себя. Пыталась через других забыть его. В конце концов получилось. Я перестала о нём думать. – Она вырвала пучок травы и стала рвать его в мелкие кусочки. – А потом этот ублюдок вернулся.
Теперь она села, раздражённо перебирая стебли у себя в руках. Роуин тоже поднялся, подтянул колени к груди и, подперев щёку кулаком, уставился на неё.
– Полагаю, дальше всё пошло наперекосяк?
Она горько рассмеялась:
– Он вернулся так, будто ничего не произошло. Будто он не разорвал мне сердце, а я не пыталась годами вычистить его из себя. Я велела ему оставить меня в покое. У меня были другие друзья – Люси, Айрис, Базиль – и мне было хорошо без него. Это была первая компания, где я чувствовала себя своей. И он отравил это. Он с Базилем стали неразлучны. Айрис он познакомил со своим братом, и она влюбилась по уши. Постоянно умоляла меня ходить с ними. Люси была на моей стороне, но у её семьи начались проблемы, и она немного отдалилась.
– Не говори, что ты просто сдалась, – лениво произнёс Роуин.
– Конечно, нет, – фыркнула она. – Я заставила его выпрашивать. Три месяца. Прежде чем согласилась увидеться снова.
– Три месяца? Это почти вечность, – заметил он, пропитав голос сарказмом.
– Без хорошего секса – точно, – буркнула она.
Уголки его губ поползли вверх:
– Попробуй пять лет – и потом поговорим.
Она вытаращила глаза:
– Пять лет?
Он отвёл взгляд:
– У меня были дела поважнее, помнишь? Ну так вот – к твоей истории.
Она почти и забыла, что рассказывала всё это вслух.
– Да. Я согласилась, и он поклялся, что пришёл надолго. Начал работать с дедом, говорил, что готов к серьёзным отношениям. Месяцами я засыпала рядом с ним под его обещания. Что он сделает мне предложение. Построит дом моей мечты. Поможет с семьёй. Потому что Офелия ещё не знала, но мама собиралась ввергнуть нас в полное банкротство. – Дыхание сбилось. – А двадцатого февраля прошлого года он передумал.
Она бросила траву в ручей, наблюдая, как каждый стебелёк оставляет за собой рябь. Разговор с Фэрроу в тот день, она знала, не сотрётся из памяти, пока не станет прахом.
– Он сказал, что его семья слишком благородная, чтобы пустить в родословную кого-то с паранормальной кровью. Что я сошла с ума, если считала иначе. Сказал, что обручен с какой-то девицей в Лондоне. И что мы можем провести ещё две последние ночи. – Лицо её пылало от стыда. – Я написала ему записку: хочу напоследок устроить весёлый вечер, попросила встретиться в шесть ровно внутри одной из платформ для парада Марди Гра. И потом… очень, очень сильно напилась.
– Виски, – догадался Роуин.
– Да, – на глаза навернулись слёзы. – Он нашёл меня с Базилем… в довольно компрометирующем положении. Я хотела, чтобы он почувствовал себя так же отвратительно, как заставил чувствовать меня. Доказать, что я первая забыла.
Глаза Роуина сузились, челюсть сжалась:
– И что он сделал?
Женевьева сглотнула слёзы:
– Назвал меня всеми грязными словами, какие только знал. Шлюхой. Тварью. Демоншей. Какая разница. Эти слова не важны. – Она обняла себя руками. – Я его унизила. А он в ответ поджёг платформу. Запер нас с Базилем внутри.
Губы Роуина приоткрылись в шоке:
– Женевьева…
– Я была слишком пьяна, чтобы использовать магию. Думаю, именно из-за этого в первую ночь я потеряла сознание – когда магия исчезла, нахлынуло то же самое чувство беспомощности. Я это ненавижу.
На лице Роуина промелькнула тень вины.
– Когда нас нашли, у Базиля было обожжено больше половины тела. Я, конечно, восстановилась. Но это заняло недели. А отец Фэрроу заплатил полиции, а потом чек пришёл и в Гримм-Мэнор.
Она снова глубоко вдохнула.
– Базиль попросил меня помочь – вложить деньги из этого «молчаливого» фонда в дорогое зелье, чтобы убрать шрамы. Зелье сработало. А вот чувство вины – нет.
– И ты просто позволила Фэрроу уйти безнаказанным?
– К счастью, теперь у меня есть связи, которых раньше не было. И я использовала их, чтобы отомстить – по-настоящему.
– Надеюсь, ты сожгла его заживо, – жёстко сказал Роуин.
– Почти, – пробормотала она.
Сейлем, если честно, оказался даже слишком воодушевлён идеей сжечь поместье семьи Генри. Несмотря на то, что Женевьева ясно дала понять: в доме не должно быть ни души. Правда, она так и не заставила Сейлема поклясться в этом… и внутри неё теплилась крохотная надежда, что он, возможно, ослушался.
– И в какой именно части этой истории я должен был подумать о тебе иначе? – спросил Роуин.
– Это был вопрос? – уточнила она.
– Да.
– Я не горжусь ни одним эпизодом, – призналась она. – Я мечтаю всё забыть, но не думаю, что имею на это право. Не тогда, когда Базиль до сих пор помнит. С тех пор я пытаюсь отыскать хоть какой-то свет во всей этой тьме… Но, наверное, этот свет мне никогда не достанется. И мне просто нужно это принять.
– Свет не обязательно искать, Женевьева, – сказал он. – Свет там, где ты.
Её пронзило искренностью этих слов. Настолько, что пришлось отвернуться.
– Ты ведь понимаешь, что в случившемся нет твоей вины? – настойчиво произнёс Роуин. – Это всё вина того ублюдка. Фэрроу. Что за идиотское, к чёрту, имя.
– Говорит человек по имени Ровингтон, – отшутилась она без особого пыла.
– Я серьёзно, – произнёс он и дотянулся, чтобы мягко коснуться пальцем её подбородка, заставив взглянуть ему в глаза. Его золотые радужки были предельно серьёзны. – Ты ведь правда знаешь, что не виновата, да?
– Это твой последний вопрос? – прошептала она.
– Женевьева…
– Я не знаю, – призналась она.
Он покачал головой, и в его лице промелькнула тень ярости.
– Надеюсь, это, чёрт возьми, и было твоей ложью.
Глава 28. ЖЕТОН
За следующие несколько часов Женевьева успела сплести столько венков из полевых цветов, что хватило бы на небольшую армию. Один она вплела в собственные мягкие кудри, а другой – размером поменьше – повязала Умбре на шею, как ошейник. Умбра осталась не в восторге, хотя выглядела куда более довольной, чем Роуин, который сейчас был украшен цветочными гирляндами: одна венчала его голову, другая свисала с шеи, и ещё по одной было повязано на каждом запястье. Нежные пастельные лепестки казались таким контрастом на фоне его татуированной кожи… и всё же, как ни странно, этот контраст лишь усиливал её влечение к нему.
– Прекрати хихикать, – скомандовал он.
Она прижала ладонь к губам, стараясь не рассмеяться вслух. В этот момент он снова прохаживался взад-вперёд по мосту, вызывая волны светящихся рыбок в потоке под ними – всё пытаясь разгадать загадку, оставленную Ноксом.
– Всё дело в белых рыбах, – пробормотал он в который уже раз. – Нет никакой другой причины, чтобы они отличались по цвету.
– Сколько всего таких триггеров? – крикнула она.
– Восемь.
– А в каких появляются белые рыбы? – поинтересовалась она, откидывая в сторону очередной цветочный ободок и поднимаясь на ноги.
– Это случайно. – Он надавил на один из камней, и в воде тут же разошлась рябь. – Первый и второй – только золотые. А вот на третьем появляются белые. Четвёртый – снова только золото. Пятый – с белыми. Шестой – тоже. Седьмой – золото. Восьмой – снова белые.
– А каждый раз белых рыб одинаковое количество? – уточнила она.
Он замер. А потом выругался:
– Да чтоб меня…
Она наблюдала, как он поочерёдно нажимал на те камни, с которых всплывали белые рыбы. И точно – количество каждый раз было разным. Сначала три, потом четыре, где-то пара, а в одном случае и вовсе только одна белая рыбка.
Роуин тут же принялся наступать на камни по порядку – от наименьшего количества рыб к наибольшему. Но ничего не произошло. Тогда он попробовал в обратном порядке. Опять ничего.
– Попробуй в порядке возрастания, но чередуя с другими камнями, – предложила она.
Он кивнул – и начал: одна белая рыбка, все золотые, две белые, снова только золотые… и так далее, пока вся последовательность не была завершена.
И тогда что-то произошло.
Все рыбы одновременно вернулись в реку, и вместо того чтобы исчезнуть вниз по течению, начали плавать медленно, вальяжно. Их золотистое свечение наполнило всё луг.
– Это было… слегка разочаровывающе, – сказала Женевьева, уперев руки в бока. – Я ожидала чего-то поэффектнее…
– Смотри, – перебил её Роуин, указывая на воду.
Женевьева прищурилась, вглядываясь под гладкую поверхность.
Вот она. Одна-единственная алая рыбка.
– Умбра, взять, – скомандовал Роуин.
Лиса, которая до этого вылизывала себя в нескольких шагах от Женевьевы, подняла голову. На приказ Роуина она задрала лапу, поскрёбла венок у себя на шее, пока тот не порвался, а затем ринулась в воду.
Женевьева недовольно цокнула – она старалась над тем венком.
Они смотрели, как Умбра плывёт по течению, держа голову над поверхностью, ловя взглядом алую цель. Когда она нырнула, Женевьева с восхищением подалась вперёд, затаив дыхание.
И Умбра схватила её.
Но в ту же секунду, как зубы лисы сомкнулись на алой рыбке, всё изменилось.
Звёзды на небе начали поочерёдно гаснуть, а затем их свет сменился зловещим кроваво-красным сиянием. То же самое произошло и с рыбами внизу – они теперь испускали не золотой, а багровый свет, превращая всё вокруг в тревожный, болезненный оттенок красного. Будто в крови.
А потом рыбы начали меняться.
Их чешуя потемнела, став чёрной, как ночь. А лица…
Лица всех рыб в одночасье повернулись к Умбре.
И тут Женевьева увидела зубы.
Роуин крикнул имя Умбры в отчаянном предупреждении, но было уже слишком поздно.
Все рыбы метнулись одновременно.
Прежде чем Роуин успел нырнуть с моста за своей беспомощной Фамильяркой, серебряные перила начали извиваться, как живые, протянулись к нему, обвили торс – и сжались. Клетка.
Женевьева не успела подумать, что делает. Всё, что она видела – это агония в глазах Роуина, его отчаянные попытки вырваться, чтобы спасти Умбру… и клубящаяся тьма крови, расползающаяся в центре реки.
Она нырнула.
Щиколотка по-прежнему болела, бок саднил после удара Охотничьим Клинком Реми, но она не останавливалась. Как и надеялась, пираньи не обратили на неё внимания, продолжая кружить в безумии, зацикленные только на Умбре и алом сиянии приманки.
Она поняла, что времени почти не осталось, как только оказалась рядом. Чем ближе Женевьева подплывала, тем гуще становилась кровь, затуманивая зрение, мешая разглядеть алую рыбину в пасти Умбры.
Но вот – янтарные глаза, чёрные лапы, отчаянно барахтающиеся в воде.
Женевьева схватила Умбру как могла – за бока, за спину, и вырвала её из центра роя. Прижав лису к себе одной рукой, другой она отталкивалась, гребла, изо всех сил стараясь добраться до берега.
Пираньи бросились вдогонку.
Она слышала, как её платье рвётся, будто кто-то сжирал его живьём, слышала, как клочья ткани увлекают её вниз. А затем – зубы. Острые, мелкие, беспощадные. Они вонзались в плоть, и Женевьева закричала, выпустив последний воздух из лёгких в сотнях пузырьков. Она билась в воде, чувствуя, как её кровь смешивается с речной.
Но хватка на Умбре не ослабевала. А зубы Умбры по-прежнему сжимали алую рыбку.
Когда они наконец добрались до берега, Женевьева на последних силах забросила Умбру на сушу. И в ту же секунду, как только алая рыба оказалась вне воды, пираньи отступили. Их чешуя снова обрела золотое свечение.
А Женевьева… осталась в реке. С истекающим кровью телом.
Мир начал темнеть.
Сознание тонуло в тумане. Мысли рассыпались. Что было сном, а что – реальностью, уже невозможно было различить. Но, по крайней мере, в этот раз она не видела огня.
Нет. Сейчас было только…
холодно.
Звон колоколов разносился вокруг, сливаясь с замедляющимся биением её сердца.
– Она такая холодная, – прорычал низкий голос.
– Она потеряла слишком много крови, – отозвался другой.
Что-то мягкое и пушистое прижалось к её боку, а горячие ладони осторожно убрали волосы с лица. Женевьева попыталась что-то сказать, но слова не вышли.
– Я держу тебя, – прошептал первый голос. – Я не отпущу.
– Это будет дорого тебе стоить, – проговорил кто-то тихо.
– Забирай жетон, – пообещал знакомый голос. – Только помоги ей.
– А если я откажусь? И она умрёт? – вкрадчиво поинтересовался первый.
Молчание.
Через мгновение – резкий, электрический укол пробежал по коже. Женевьева не могла пошевелиться, но ощутила, как ощущение расползается от кончиков пальцев и охватывает всё тело. Магия. Незнакомая, жгучая. Её хотелось почесать, хотелось закричать, но она оставалась недвижима.
– Потерпи, – прошептал знакомый голос. – Ещё чуть-чуть.
Тишина. Волны магии продолжались.
– Я тебя раскусил, – снова раздался мягкий голос.
Опять – ни ответа, ни реакции.
Женевьева не знала, сколько времени прошло, прежде чем зуд наконец исчез.
– Ты должна выжить. Ради меня, – произнёс тот голос, который дарил тепло.
– А что я получу за это? – попыталась спросить она.
Пауза. Долгая.
– Что ты хочешь? – почти шёпотом.
– Что-то настоящее, – сказала она.
Тишина.
Глава 29. СВЯТИЛИЩЕ
Тёплое, уютное тепло охватывало Женевьеву сзади, а крепкая тяжесть надёжно обвивала её талию. Ей никогда не было так комфортно. До тех пор, пока что-то влажное и шершавое не провело по её щеке.
Язык Умбры.
– Фу, – застонала она, открывая глаза и смахивая слюни Фамильярки с лица. – Умбра, хватит.
На мгновение Женевьева застыла, когда её сознание окончательно уловило, кто именно лежит позади неё. Роуин. Он приподнял руку, позволяя ей повернуться лицом к нему, и она с облегчением отметила, что в комнате достаточно темно, чтобы не было видно, как горят её щёки.
– Ты занял мою сторону кровати, – хрипло заметила она.
– Безупречное наблюдение, – пробормотал он.
Она легонько шлёпнула его по руке, которую он так и не убрал с её талии.
– Что, чёрт возьми, произошло?
– Ты потеряла много крови. Температура тела опустилась до опасного уровня для смертной.
– И нельзя было просто укрыть меня одеялами? – проворчала она, осматривая себя. Платье, как она и ожидала, снова исчезло, вместо него была надета одна из его рубашек, кожа тщательно очищена от крови.
