Текст книги "Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)"

Автор книги: Кэтлин Уинзор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

– О, мы знаем, что это! – громко смеясь, проговорила Джасинта. – Правда, Шерри? – И, не переставая смеяться, слегка наклонилась вперед, чтобы уловить взгляд матери.

Шерри улыбнулась в ответ и тоже изобразила нечто вроде полупоклона.

– Ну разумеется, знаем! – прозвучала ее уверенная реплика.

И тут Джасинта увидела то, чего ей так хотелось: Шерри в ярости, Шерри отвергнута. Это означало, что ей, Джасинте, удалось взять верх. «Я победила! – мысленно говорила она себе. – Я знала, что одержу победу, и я ее одержала!»

И все же ощущение триумфа быстро шло на убыль, подобно надувной игрушке, из которой выпустили воздух. Триумф постепенно превратился в исковерканное ничто. Где-то совершена ошибка, за что ей придется расплатиться позднее.

«Я не права. Я ведь люблю Шерри, и мне хочется, чтобы она была счастлива. Мне нельзя быть счастливой за ее счет». Джасинта почувствовала себя не в своей тарелке, полностью сбитой с толку, сейчас ей безумно захотелось остаться одной, чтобы подумать о том, что она сделала правильно, а в чем ошиблась.

Но, разумеется, у нее не было на это времени.

Сейчас они спускались с горы медленно и осторожно. Он ухаживал за обеими женщинами, как самый галантный кавалер: по очереди предлагая каждой руку в особенно труднопроходимых местах, предупреждая их о ямах и опасностях, не забывая при этом очаровательно улыбаться и развлекать дам непринужденной веселой беседой. Он выглядел восхитительно в своей неприступной крепости из мужской самонадеянности и самоуверенности. По пути рассказывал им об этой массовой встрече: почему она имела место в незапамятные времена и почему он разрешил устраивать ее время от времени, – после того как выслушал ностальгические рассказы старых трапперов, попавших сюда за свои грехи… Естественно, он дал им такую возможность ради своего же развлечения, а не чьего-нибудь еще.

– У каждого свои забавы, – смеясь, проговорил он.

Но Джасинта никак не могла избавиться от взгляда Шерри, который та бросила на дочь. «Я никогда, никогда не прощу этого! Никогда!» – говорил этот зловещий взгляд.

Джасинте показалось, что солнце движется по небу намного быстрее обычного. Возможно, потому, что для нее все было новым, волнующим и опасным, она потеряла ощущение времени. И сейчас испытывала какую-то непреодолимую тягу вперед, вперед, к какой-то неведомой цели, которую уже определила, но никак не могла подчинить своему контролю. Ей казалось, что внутри ее существа появилась какая-то могучая сила, которая вот-вот взорвется и полностью уничтожит все ее чаяния, верования и надежды.

Но для того чтобы как следует обдумать это, у нее тоже не было времени. Ибо эта самая сила неумолимо подталкивала ее, словно чья-то могучая рука крепко взяла за локоть и теперь вела куда-то, а вот куда, Джасинта пока не знала… А ведь и в самом деле, чья-то невидимая длань уводит их с Шерри в неизвестном направлении. Она чувствовала себя так, словно очутилась в каком-то таинственном, полном чудес цирке.

Теперь до нее долетал ужасный шум. Да, несомненно, это были звуки огромного лагеря, раскинувшегося внизу. Правда, на этот раз они показались ей еще более сильными и стройными, чем тогда, когда только-только начался их с Шерри подъем на гору.

И еще ей казалось, что не только время побежало быстрее, но и движение всего вокруг заметно ускорилось. Лошади скакали резвее. Молодые индейские воины проносились так стремительно, словно к их ногам были приделаны колеса. Вся троица остановилась, чтобы понаблюдать за кругом танцующих индейцев, поймать ритм их обнаженных тел, разрисованных ярко-красной, синей и белой красками; изумляли их маски, изображавшие животных, – с рогами, перьями и хвостами. Индейцы то высоко поднимали ноги, то страшно шаркали ими по земле, то вдруг прыгали, издавая при этом жуткие вопли, то отскакивали назад с печальными причитаниями. Потом этот горестный вопль подхватывали остальные, изображая завывание койотов.

Он повел обеих женщин к палатке, где продавали спиртное, возле нее стояли мужчины, которые отчаянно спорили, ругались, смеялись и толкали друг друга, протискиваясь поближе к стойке, – грязные, непричесанные, бородатые, угрожающего вида горцы. Шерри с Джасинтой отпрянули было назад, испугавшись этого мало презентабельного сборища, ибо все представители сильного пола были в стельку пьяны и вызывали естественный женский страх своим диким видом, в котором почти не осталось ничего человеческого. Необузданные пьяницы, полностью утерявшие самоконтроль и представление о приличиях… Женщинами внезапно овладело какое-то робкое желание прижаться к нему, поскольку подсознательно они чувствовали, что он – их защита в этом безобразном месте. И он начал протискиваться через толпу.

Люди поворачивались, чувствуя могучую силу его тела, и расступались, давая им пройти. Сейчас и женщины, и пьяные индейцы вели себя так, словно находились в каком-то светском обществе и принадлежали к одному классу, а уважение с обеих сторон покоилось на одном: и те и другие чтили его мощь, огромный рост и опыт в обращении с оружием и лошадьми. Однако ничто в манерах горцев не свидетельствовало о том, что они испытывают какой-то благоговейный страх и поэтому расступаются, давая ему и его спутницам пройти. В глазах бражников читалось лишь одно – чувство товарищества и дружеского восхищения им. Однако при его появлении они запели как можно громче, начали сквернословить еще сильнее и никоим образом не попытались утихомирить свои мятежные натуры. Наверное, у них имелись основания полагать, что он полностью одобряет такое поведение.

Шерри с Джасинтой проследовали за ним к стойке, и толпа мужчин снова сомкнулась. Несчастные женщины, прятались за его спиной, боясь пошевельнуться, крепко держа друг друга за руки и то и дело бросая по сторонам встревоженные взгляды.

Мужчины стояли так близко к ним, что нельзя было даже переступить с ноги на ногу, чтобы не коснуться их. Женщины съежились от страха, им казалось, что не удастся избежать грубого надругательства над собой, что в эти минуты все мужчины мира окружили их и им никогда не вырваться отсюда. В этой пьяной толпе трудно найти хоть какой-то мирный путь отступления, достойный женщин; да, воистину здесь не избежать раздражающей мужской грубости. Они затаили дыхание, страх обуревал их все сильнее и сильнее, чудилось, что еще какие-то несколько секунд – и больше всего этого не вынести.

Они чувствовали, что какая-то огромная безжалостная ноша давит на них все сильнее и сильнее, медленно, неумолимо, безжалостно и очень скоро уничтожит их, превратив в прах. В ушах стоял жуткий рев, шум заставлял думать о разрывающихся на поле боя снарядах, и эти страшные звуки оглушали, приводили женщин в оцепенение. Они закрыли уши ладонями, потом зажмурили глаза, но по-прежнему им казалось, что сейчас их повалят наземь и изобьют. А хуже всего было проникающее повсюду жуткое зловоние, исходящее от немытых потных тел, равно как и омерзительные запахи из пропитых прогнивших глоток. Этот запах был настолько неистребим, что просачивался под кожу и одежду Джасинты и Шерри, просачивался по капельке, вязкий и всепроникающий.

– Давайте-ка выпьем! – услышали они его голос и одновременно подняли глаза, так и не отнимая ладоней от ушей. Женщины испуганно и оцепенело смотрели на него. А он по-прежнему широко улыбался, и им обеим стало совершенно очевидно, что он не только получает удовольствие от всего этого бедлама, но надеется сделать его еще более лихим.

До чего же порочно-радостно он взирал на все это! Как же ему удавалось такое: получать истинное наслаждение от участия в этой гнусной оргии и в то же самое время казаться совершенно отчужденным от происходящего вокруг?! До чего же могуществен он был!

И они смотрели на него в полнейшем изумлении беспомощно-зачарованным взглядом.

– Ну давайте же! – настойчиво проговорил он, резко поднеся каждой по жестяной кружке, наполовину наполненной какой-то жидкостью. – Выпейте! Вы обе выглядите так, словно перепугались до смерти! А тут, черт подери, никто никогда не боится смерти! Ну, быстрее! Как только выпьете, все покажется вам совершенно другим.

С сомнением в глазах, подобно двум маленьким девочкам, которые совершенно не уверены в благотворном влиянии прописанного им лекарства, женщины продолжали смотреть на него. Продолжали несколько секунд. Потом одновременно, словно по обоюдному молчаливому согласию, подняли кружки обеими руками и выпили содержимое тремя или четырьмя судорожными глотками. И сразу же у обеих начался сильнейший приступ кашля, как будто по горлу прокатилась серная кислота. Слезы выступили у них на глазах, дрожь охватила тело, и, увидев это, мужчины разразились диким хохотом. От напряжения пьяницы даже приподнимались на каблуках сапог. Наконец Джасинта с Шерри более-менее пришли в себя и с упреком воззрились на него.

– Что это такое?

– Я знаю… это был какой-то яд!

– Меня сейчас вырвет…

– Нет, не вырвет, – уверенно возразил он. – Напротив, сейчас вам станет намного лучше. Ладно, пойдемте-ка немного прогуляемся и посмотрим, что там еще напридумывал народ. Знаете, кое-кто из этих парней – настоящий гений.

– Могу себе вообразить! – с вызовом заметила Джасинта.

Виски все еще нестерпимо жгло ее горло, а в желудке творилось такое, словно она только что проглотила горящую головешку. Несколько мгновений ее так сильно тошнило, что было страшно не сдержаться и извергнуть все на землю, но очень скоро неприятные ощущения куда-то исчезли и по желудку разлилось тепло, постепенно овладевая всем телом, до кончиков пальцев.

«А мне ведь понравилось, – подумала она. – Он оказался прав. И мне больше не страшно. Я совсем ничего не боюсь. Совсем ничего!»

И они втроем снова протиснулись сквозь скопище мужчин, которые, казалось, навеки окружили их, причем прошли настолько легко, что даже не сообразили, как это случилось. Потом он взял их под руки, и троица двинулась вперед.

Они увидели индейцев и трапперов, усевшихся в кружок и занятых какой-то игрой, и остановились понаблюдать за ними.

Игроки сидели или полулежали вокруг груды различных предметов: бус, рубашек из кожи оленя, бриджей, замшевых рубашек, украшенных бахромой, блузок, кофточек, карманных зеркалец, колокольчиков, головных уборов из перьев, ножей для снятия скальпов, ленточек с бисером, томагавков и шелковых подвязок. Всеобщее внимание сосредоточилось на одном из трапперов, сидевшем, сжав кулаки, и что-то монотонно напевавшем себе под нос. Но вот он неожиданно вознес руки над головой, потом резко завел их за спину и опустил вдоль бедер, ни на секунду не прекращая своего заунывного пения, в то время как остальные, пожирая его жадными взорами, точь-в-точь повторяли каждое его движение, раскачиваясь из стороны в сторону. Так и пели вместе с ним, издавая непрерывный низкий стон, который своей монотонностью доводил всех до гипнотического состояния. Все они выглядели хмельными участниками какого-то непонятного и жуткого религиозного ритуала.

Этот стон был прерван неожиданным громким воплем, когда один из трапперов схватил за запястье молодую женщину и толкнул ее в груду одежды и побрякушек в качестве своей ставки. Она покачнулась и рухнула на колени, а затем стала с полным безразличием ждать, когда мужчина, доводящий весь кружок до экстаза, прекратит свою бесконечную песню.

– О! – закричала Джасинта. – Не позволяйте этого делать! – Она вцепилась ему в руку. – Остановите их!

Он не обратил на ее слова никакого внимания и посмотрел вниз с серьезным и задумчивым выражением лица. Потом слегка усмехнулся и смерил Джасинту презрительным взглядом, оценив ее отношение к происходящему. Он смотрел на нее столь уничижительно, что Джасинта зарделась и поникла головой. Тем временем индейская девушка села рядом с мужчиной, который ее выиграл. Спустя несколько секунд они куда-то удалились.

– Оглядись вокруг, – произнес он. – Все это только подогревает воображение и воодушевляет на необычайные поступки! А через час-другой уже нельзя будет сказать, кто здесь относится к дикарям, а кто – к цивилизованным людям.

– До чего все это отвратительно! – заметила Джасинта больше из чувства долга, нежели по убеждению. Похоже, он понял это и посмотрел на нее сверху вниз, одарив при этом ласковой улыбкой. Она же отвернулась и уставилась в одну точку. «Да я просто пьяна, – промелькнуло в ее голове. – Да, действительно пьяна! Вот-вот начну шататься…»

Куда бы она ни взглянула, все представало перед ней в виде неясных, полустертых контуров. С таким же успехом можно было находиться под водой. Столь же расплывчатыми виделись ей очертания людей, палаток и деревьев. Все вокруг тоже выглядели пьяными. Казалось, глаза у всех смотрят в разные стороны, а лица перекошены. В ушах Джасинты раздался звон, причем настолько сильный, что он заглушил происходящее вокруг. Это принесло странное облегчение. По ее венам поплыл какой-то гул, отдаваясь во всем теле. И она пошла, не чувствуя под собой ног, не обращая ни на что внимания, приятно удивляясь тому, что окружающее ее не интересует. Она словно парила в воздухе, полностью освободившись от костей и мышц.

Единственное, что ощущала Джасинта, это жару.

Ее платье было застегнуто на пуговицы до самого горла, под ним находилось множество нижних юбок и прочего. Непроизвольно вытащив из шляпки булавки, она отвязала вуаль и протянула шляпку проходящей мимо индианке, которая, пробормотав слова благодарности, с радостью приняла подарок и тут же нахлобучила его на свои сальные черные волосы. Джасинта откинула голову и как следует встряхнула ею, желая полностью освободиться от каких бы то ни было мыслей. Что вызвало подозрение – похоже, ей удалось это сделать.

Сейчас она чувствовала себя так, словно все части ее тела свободно парят в воздухе, независимо друг от друга, разлетаясь куда-то в стороны. Если это действительно случилось, ей никогда не найти их. И индейская девушка нацепит на себя то, что от нее останется, как детали ее туалета.

Джасинта облокотилась на его руку и закрыла глаза, ощущая на лице жаркие лучи солнца, настолько нестерпимые, что губы ее начали сохнуть. «О-о-ох! – тяжело вздохнула она. – Да мне какое до всего этого дело? Чего я, собственно, так разволновалась?»

Тут до нее донесся веселый смех Шерри, и Джасинта открыла глаза. Из-за его широченной груди было видно, как Шерри вытащила булавки не только из шляпки, но также из волос, которые роскошной волной раскинулись по ее плечам и спине. Джасинта подняла руки, тоже вынула булавки и тоже распустила волосы.

– Как я рада, что мы приехали сюда! – восклицала Шерри.

– И я тоже! – не сказала, а пропела Джасинта.

Они миновали группу трапперов, сидящих и стоящих на четвереньках, держа по куску сочащегося кровью мяса, которое они с жадностью пожирали. По их бородам и рубахам текли кровь и жир. Джасинта с ужасом увидела эту омерзительную трапезу и тут же отвернулась, чтобы ее не стошнило от отвращения. В этот момент один их едоков, поглощавший колыхающийся кусок сырой печени, отшвырнул его в сторону, с яростным воплем набросился на своего соседа, повалил его наземь, и оба, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, с нечленораздельными выкриками покатились по земле. Вокруг дерущихся начала собираться толпа. Все с остервенелым видом наблюдали за противниками, которые изо всех сил молотили кулаками, кряхтя, смачно ругаясь и брызжа слюной. Все случилось настолько неожиданно, что Джасинта не успела отбежать и оказалась в самом центре потасовки.

Дерущиеся катались по земле. Толпа визжала и улюлюкала от восторга, уподобившись дикому зверью. Внезапно совсем рядом с Джасинтой оказалась Шерри, и они ухватились друг за друга, как утопающие за бревно в океане во время шторма. Затем переглянулись и одновременно спросили:

– Где он?

Тут один из дерущихся издал жуткий крик от боли. Женщины обернулись и увидели, что соперник уселся на поверженного врага верхом и с силой воткнул пальцы ему в глаза. Затем резко повернул пальцы, и глаза несчастного вывалились из глазниц. Какой-то приблудный пес, все время находившийся рядом с драчунами, подкрался к ним совсем близко, но, получив удар сапогом, с жалобным воем отлетел прочь.

Джасинта, оказавшаяся ближе всех к участникам драки, развернулась и, не сдержавшись, изо всех сил ударила сумочкой победителя по голове. Она яростно оскалилась, глаза ее гневно сверкали, ей безумно хотелось убить мерзавца.

Но, похоже, прежде чем траппер осознал, чем его ударили – а ведь этим предметом оказалась маленькая дамская сумочка, совершенно не подходящая для убийства, – он схватил Джасинту за запястье и с силой вывернул его. Потом ее схватил огромный потный бородач, со всего маху прижал Джасинту к своей необъятной груди и впился в нежный рот мокрыми грязными губами. Джасинта почувствовала себя так, будто ее схватил гризли, и стала истерически вырываться из железных объятий, беспомощно размахивая руками. Хрупкой ладошкой она отталкивала огромный подбородок и в конце концов вонзила ногти в щеку обидчика. Он снова поймал тонкую руку, завернул ее за спину и громко расхохотался.

Джасинта ощущала зловонное дыхание, рожденное гнилой пищей и алкоголем. Зловоние, исходящее от бородача, напоминало запах сорной травы, разложившейся в воде. Он начал жадно облизывать лицо и губы Джасинты, словно собирался сожрать ее. Она чуть-чуть раздвинула зубы, его язык угодил ей в рот, и Джасинта стала неистово кусаться, пока не почувствовала соленый вкус крови. Мужчина взревел от боли и отпустил ее, а она, недолго думая, высоко поднятым коленом изо всех сил ударила его в пах. Он заорал и оттолкнул ее с такой силой, что она отлетела на несколько футов и растянулась на животе, едва не перестав дышать от жуткого удара оземь.

Она молча лежала на земле, чувствуя, как по телу пробегают какие-то волны, которые то появляются, то исчезают, то вновь возвращаются. Ей, совершенно беспомощной, оставалось только отдаться на волю этих волн, надеясь на спасение, как на чудо. Спустя несколько секунд пришлось окончательно сдаться, провалившись в какую-то бездонную пропасть.

Ей казалось, что прошло много часов, хотя в действительности пролетело всего полминуты. Джасинта снова как бы всплыла на поверхность и, по-прежнему не открывая глаз, почувствовала под ладонями влажную траву. Она начала ощупывать все вокруг, делая неуверенные, мягкие движения, как сонный котенок. Потом расслабилась и ощутила прилив какого-то умиротворения, как бывает с человеком, проснувшимся слишком рано и с удовольствием предвкушающим еще несколько часов крепкого, целительного сна. И чудилось, что ей довелось лежать вовсе не в траве, а посреди прохладных белоснежных простыней в своей собственной постели. И тут ее сон материализовался, ибо она увидела склонившуюся над ней Шерри. Джасинта неуверенно улыбнулась и, продолжая лежать на прохладной влажной траве, посмотрела на мать сквозь полуприкрытые веки.

Однако лицо Шерри было смертельно бледным и напряженным от волнения и тревоги, и следующее, что почувствовала Джасинта, как Шерри трясла ее за плечо, не переставая при этом приговаривать:

– Ну вставай же, Джасинта! Вставай! Очнись! Ты должна очнуться! Он убьет тебя! Вставай! – Из ее глаз потоком полились горячие слезы. Она попыталась приподнять Джасинту с земли.

В ответ на эти отчаянные попытки Джасинта встала на ноги. Шерри чуть не упала от неожиданного напора дочери, которую по инерции повело вперед, на нее.

– Знаешь, минуту назад мне казалось, что все происходившее со мной было сном, – прошептала Джасинта. – Будто Мартин никогда не стрелял в меня, а я никогда сюда не попадала.

– Джасинта! Перестань грезить наяву! Нас обеих разорвут на кусочки!

Сейчас Джасинта стояла, пошатываясь, а Шерри крепко держала ее за руку.

– Ну пошли же скорее отсюда! Ради Бога! Поторопись! Пока он не заметил нас!

– Где он? – спросила Джасинта, оглядываясь вокруг.

– Он там! Не смотри туда, он может заметить тебя! – Шерри почти билась в истерике и, отбежав на несколько шагов от дочери, снова вернулась к ней и потянула за руку.

Однако Джасинте пришлось посмотреть туда. Она должна увидеть своего противника. Она должна увидеть, как выглядит этот человек и что она сотворила с ним. Спустя несколько секунд удалось отыскать его. Он стоял примерно в пятнадцати футах от них. Мимо постоянно проходили какие-то люди, заслоняя его, но все же Джасинта сумела засечь бородача быстрым мимолетным взглядом. Он был огромен и безобразен, а вся борода пропиталась темной кровью. С искаженным от боли лицом, опираясь гигантскими кулачищами о колени, бородач то складывался вдвое, то вновь выпрямлялся, временами ощупывая живот. Он что-то выкрикивал, причем так громко, что его ругательства перекрывали стоявший повсюду неимоверный шум.

Джасинта некоторое время разглядывала его, ощущая какое-то дикое, первобытное удовлетворение. Ей даже показалось, что некогда пришлось быть свидетельницей точно такого же зрелища, но, прежде чем ею овладели эти глубокие размышления, Шерри удалось вывести ее из транса, и обе женщины стремглав помчались прочь.

Они бежали что есть сил и насколько им позволяли обтягивающие длинные платья. Их нижние юбки пропитались потом и прилипали к ногам; ноги, обутые в узконосые туфельки на высоких каблуках, выворачивались из них. Сумочки яростно били по запястьям. Вот кто-то из индейцев ловко сорвал сумочку с руки Шерри и теперь стоял, высоко подняв ее, глупо ухмыляясь своему новообретенному сокровищу. Волосы женщин развевались за спиной, спутавшиеся локоны прилипали к их вспотевшим и раскрасневшимся от быстрого бега лицам. Казалось, в груди беглянок поселился какой-то зверек и разрывает ее острыми коготками. Но они продолжали мчаться, делая один поворот за другим, то и дело сбиваясь с пути и вновь попадая на главную дорогу, ведущую к опушке леса.

Солнце достигло зенита и теперь, стоя прямо над головой, низвергало на землю свои лучи с неимоверной силой. Наступили самые жаркие утренние часы.

Кое-кто из трапперов, индейцев и их жен с детьми улегся спать в тени вигвамов. Остальные же шумели и продолжали пить еще усерднее. Когда Шерри с Джасинтой бежали, подвыпившие трапперы с животным смехом пытались схватить их за юбки и волосы. Женщины с трудом уворачивались от жилистых рук, напоминающих щупальца, платья рвались. Трапперы выкрикивали вслед непристойности. Вот прямо навстречу им вышел какой-то горец. Он, покачиваясь от выпитого виски, встал на дороге, широко растопырив руки, и с глупой ухмылкой попытался схватить беглянок, но Шерри с Джасинтой резко нагнулись и проскочили прямо под его руками. Так они бежали до тех пор, пока им не стало совсем невмоготу и пришлось сбавить скорость. Наконец беглянки остановились в полном изнеможении. Так и стояли, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Их груди высоко вздымались, стараясь поймать воздух, сердца неистово колотились. Наконец-то им удалось достичь края этого гигантского лагеря.

Шерри села, потом улеглась на живот, Джасинта тоже распласталась рядом на спине, закрыв ладонями глаза. Несколько минут они пролежали, тяжело дыша и не произнося ни слова.

Наконец обе пришли в себя настолько, что смогли сесть. Тряхнув волосами, огляделись вокруг. Оказывается, они очутились рядом с вигвамом, и теперь за ними с неподдельным интересом наблюдали старуха индианка с трубкой в полусгнивших зубах и совершенно голенький малыш, который ползал рядом с женщинами, разглядывая их своими выпученными от изумления глазками. Шерри с Джасинтой попытались улыбнуться, сначала старой женщине, потом ребенку, а Джасинта ласково погладила малыша по головке. Шерри потянулась за сумочкой, но обнаружила лишь две оборванные ручки. Потом они причесали друг другу волосы гребешками и вытерли грязные вспотевшие лица.

– Ну что ж! – наконец проговорила Джасинта. – У меня уже нет никаких сомнений, где мы окажемся завтра! – Она резко поднялась и попыталась привести в порядок платье. – С меня достаточно! Давай попробуем найти экипаж и добраться до дома.

Она протянула Шерри руку. Пропасть между ними исчезла, судя по поступку Шерри, спасавшей ей жизнь и заставившей забыть о своем поведении там, у кипящего кратера. Однако им обеим нечего было сказать по этому поводу.

Они находились в безопасном убежище, рядом со старухой и младенцем, в то время как вокруг не смолкал страшный шум. Создавалось такое впечатление, что обнаружилось спокойное, тихое место посреди поля боя, где в любой миг их могут смести с лица земли. А совсем неподалеку стояли дикий гвалт и суматоха.

Джасинта приподняла свои пышные волосы и подставила шею приятному прохладному ветерку. Шерри как-то по-детски пыталась отряхнуть платье. Внезапно она схватила Джасинту за руку и указала на истерически орущую толпу.

– Да ты только взгляни на это!

В нескольких футах от них какой-то траппер грубо обнял за талию молоденькую индианку, другой рукой забрался под платье и неистово водил ею между ног девушки. Его алчная ручища поднималась все выше и выше. Спустя несколько секунд он издал яростный вопль и отпустил девушку. Потом поднял ее обеими руками над головой, в то время как она что-то протестующе кричала и отбивалась. Однако озверевший разбойник изо всех сил отшвырнул ее от себя, и девушка, пролетев несколько футов, рухнула на землю. Раздался жуткий треск ломающихся костей. Шерри с Джасинтой бросились ей на помощь. И… единодушно вскрикнули от изумления, увидев то, что предстало их взорам под высоко задравшимся платьем девушки:

– Это же мужчина!

– А одет как женщина!

Он лежал на земле без сознания. Проходящий мимо траппер пнул беспомощное тело ногой. Вокруг раздавался веселый хохот, и Шерри с Джасинтой снова поспешно бросились бежать подальше от этого проклятого места.

– Нам нельзя даже и думать о том, чтобы помогать кому-нибудь, – решительно произнесла Шерри. – Во всяком случае, никто здесь не нуждается в помощи.

– Мы будем помогать только друг другу, – согласилась Джасинта. – Но где же экипаж?

– Боже! А ты не знаешь?

Они стояли посреди взвинченной толпы и с ужасом смотрели друг на друга. Затем истово огляделись по сторонам. Не найдя того, что искали, начали проталкиваться сквозь скопище людей, но спустя несколько секунд беспомощно переглянулись.

– Понятия не имею, где экипаж, – проговорила Джасинта. – А ведь я была совершенно уверена, что смогу отыскать его. Но, с тех пор как мы попали сюда, все так изменилось. За это время собралось столько людей… О, что же нам делать? – Она в отчаянии положила руки на голову, словно пригибая себя к земле.

– Найдем кого-нибудь из отеля и спросим…

И они снова двинулись вперед. Теперь им казалось, что людей из отеля намного меньше, чем раньше. К тому же стоило им поймать взгляд кого-нибудь из отдельных постояльцев, как толпа тут же смыкалась за этим человеком и он пропадал из виду. В конце концов им удалось заметить двух хотя и абсолютно пьяных, но очень хорошо одетых джентльменов. Шерри приблизилась к ним с чрезвычайно серьезным выражением лица и спросила, так, словно речь шла о жизни и смерти, где находятся экипажи.

Оба джентльмена, еле держась на ногах, тупо оглянулись по сторонам, а потом высказали предложение, что всем им надо выпить.

– О, до чего же все это омерзительно! – воскликнула Джасинта в полнейшем отчаянии, ибо была совершенно уверена, что, несмотря на нетрезвое состояние, джентльмен всегда останется джентльменом. – Ну ответьте же на наш вопрос!

Мужчины переглянулись, одновременно вскинув брови и ухмыляясь, а потом, элегантно, но пьяно поклонившись дамам, указали туда, где, по их мнению, ожидали кареты и экипажи. Судя по указанному ими направлению, путь лежал обратно через лагерь.

Жара немного спала. Солнце, уже проделав половину своего дневного пути, по-прежнему катилось с той же противоестественной скоростью, которую заметила Джасинта еще рано утром. И чем быстрее двигалось солнце, тем, казалось, быстрее двигалось все вокруг: индейцы, трапперы, собаки и лошади. Все в лагере бежало, спешило, скакало галопом и прыгало, все пришло в какое-то безумное коловращение. А шум превратился в непрекращающийся монотонный рев, от которого закладывало уши.

Барабаны били все громче. Собаки не просто лаяли, а надрывались от лая. Койоты неистово выводили свою траурную скорбную песнь. Их вой был совершенно невыносимым. Повсюду танцевали индейцы и белые, они приплясывали и топтались вокруг костров, а в глазах у них застыло какое-то экстатическое безумие. Кругом орали, спорили, сквернословили, пили, дрались, блевали и слезливо признавались друг другу в неизменной дружбе. Повсюду прохаживались молоденькие девушки и предлагали себя за колокольчик, побрякушку или отрез на платье. А поверх всего раскачивались и пестрели разноцветные перья вождей. Каждые несколько минут где-нибудь раздавался выстрел.

Тем временем Шерри с Джасинтой искали его.

Они не говорили о нем с минуты его исчезновения, но обе думали только о нем.

И сейчас, несмотря на их уговор искать экипаж, ни одна из них не хотела уехать, не повидавшись с ним. Или, возможно, поиски экипажа давали им повод поговорить о нем.

И Шерри и Джасинта подозревали, что он опять разыгрывает их, хотя и не признавались в своих догадках друг другу. Обе женщины не сомневались, что он прекрасно знает, где они и что делают, а кроме того, знает, что они ищут его. Ибо чувствовали его незримое присутствие, очень явственно ощущали где-то рядом только ему принадлежащую беспредельную власть над всем происходящим. Он был и не был, мучительно возбуждая и волнуя их, заставляя испытывать танталовы муки. Он являл собой некий воплощенный соблазн, из-за которого они до изнеможения бродили по этой сумасшедшей долине, беспомощно оглядываясь по сторонам и при этом догадываясь, что эти поиски тщетны. Словно он управлял ими, дергая за веревочки, привязанные к их запястьям.

Издалека каждый вождь высокого роста казался им. Он мог находиться в центре любой толпы.

Мог быть здесь… равно как и находиться там.

«Наверное, мы просто разминулись с ним, – думала Джасинта. – Возможно, именно тогда, когда он проходил совсем рядом, мы смотрели в другую сторону».

– Ты внимательно смотри направо, – сказала она, – а я буду смотреть налево. Если мы обе будем смотреть в одну и ту же сторону, то обязательно упустим его.

Внезапно раздались пронзительные крики, загрохотали копыта, и он приблизился к ним стремительным галопом. Все с удивительной быстротой расступались, давая ему дорогу, отчего людская масса напоминала волнующееся море, а между волнами проезжал он. Резко ударив жеребца по бокам, он остановился рядом с Шерри и Джасинтой, которые от неожиданности отпрянули назад. Жеребец встал на дыбы прямо над их головами, и женщины испуганно пригнулись к земле, не выпуская друг друга из объятий. Он ловко спешился и остановился возле них.