Текст книги "Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)"

Автор книги: Кэтлин Уинзор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Пошли, – сказал он.

– Куда?

– Домой. Разве тебе не хочется?

– Спасибо, я лучше пойду с тобой.

Он двинулся вперед по залитой лунным светом дороге и, когда вновь оглянулся, то совершенно не удивился, не обнаружив за спиной никаких джунглей. Виднелись лишь стены, покрытые буйной бугенвиллеей и освещаемые луной.

«Боже, – подумал он, – я надеюсь только на одно: чтобы никто в гостинице не проснулся. Как, черт возьми, я объясню, почему разгуливаю ночью в обществе черной пантеры?» Животное бесшумно шло рядом с ним, с интересом разглядывая поля, дома и деревья, мимо которых они проходили. Порой пантера жадно и с явным наслаждением вдыхала ночной воздух. Иногда поднимала на Эрика глаза и улыбалась. Каждый раз, когда это случалось, он чувствовал леденящий ужас.

– Если бы только ты не делала этого! – недовольно воскликнул он. И в следующую же секунду изумился тому, насколько быстро стал воспринимать все происходящее как само собой разумеющееся. Совсем недавно можно ли было вообразить этот разговор с пантерой, да еще в таком тоне! Наверное, он просто рехнулся.

– Не делала бы чего? – осведомилась она.

– Не улыбалась бы так. Так не по-человечески!

Когда в их поле зрения оказалась гостиница, он остановился и посмотрел вниз, на свою спутницу, надеясь взглядом намекнуть ей, что пора оставить его и вернуться обратно в джунгли. Но ничего подобного не произошло.

– Не хочешь ли зайти со мной? – предложил он.

– Спасибо, с удовольствием.

– Видишь ли, им это может не понравиться, уверяю тебя. Если они увидят нас. Поэтому давай постараемся вести себя тихо.

– Не беспокойся за меня. У меня никогда не бывало проблем с тем, чтобы вести себя тихо.

Снова она подшучивает над ним.

– Совершенно верно, – согласился он. – У тебя никогда не было с этим проблем. Превосходно, значит, мне надо постараться не шуметь. – Эрик снял ботинки и, держа их в руке, стал на цыпочках продвигаться к гостинице. – Здесь есть боковой вход, – прошептал он. – Вряд ли кто-нибудь заметит нас там. Следуй за мной.

Они осторожно прокрались по лестнице, пересекли небольшую открытую галерею, по коридору подошли к его комнате. Сердце Эрика бешено колотилось от опасения, что их обнаружат. Но у него не было времени волноваться по поводу того, что произойдет дальше, как только они войдут к нему в комнату. И вот они пришли. Он отпер дверь и вошел внутрь, пантера бесшумно проскользнула за ним.

– Дай я опущу жалюзи, прежде чем включать свет.

Он опустил жалюзи и включил одинокую лампочку, свисающую с потолка на проводе. Потом повернулся, и они с пантерой довольно долго разглядывали друг друга. «Какое все же восхитительное существо!» – подумалось ему. Вот если бы она была каким-нибудь другим животным, не таким вероломным и лукавым, он, наверное, привязался бы к ней, возможно, она могла бы даже стать его домашней любимицей. Однако каким же надо быть болваном, чтобы думать о подобных вещах! И он изумлялся, как легко она околдовала его – посредством самой обычной вежливости, присущей только людям, и он даже забыл о том, что был ее потенциальным обедом. Он представил себе пантеру, занятую своим обычным делом… Ее мышцы перекатывались под лоснящейся шкурой, а она жадно впивалась в его разорванную, окровавленную плоть. От этой мысли Эрик невольно вздрогнул. И подумал:

«Господь Бог наградил нас по меньшей мере одним величайшим благом. Когда мы находимся в смертельной опасности, то никогда не осознаем ее полностью. Если бы было иначе, я бы просто сошел с ума. А может, это уже случилось?»

Но пока еще нет абсолютной уверенности в этом, и ему надо по возможности избегать подобных заключений. Сами мысли на эту тему настолько сильны, что их вполне хватило бы, чтобы довести его до грани безумия.

– Ну, что будем делать? – спросил он.

– Я хочу спать, – ответила пантера и посмотрела в сторону кровати. – Какая узкая, не правда ли?

– О, это совсем неважно. Я с радостью лягу на полу, – поспешно проговорил Эрик.

– Не думаю, что это необходимо. Нам может быть вполне удобно вместе.

Что ж, делать нечего. Ему придется лечь в одну кровать с этим животным. Если она почует, что он не доверяет ей, то, весьма вероятно, не теряя зря времени, просто прикончит его. А сейчас, похоже, ей доставляет удовольствие развлечься с ним.

Бесшумным легким прыжком пантера запрыгнула на кровать и изящно вытянулась у стены. Она лежала, красивая, расслабленная и элегантная, наблюдая за ним.

Эрик расстегнул рубашку и отбросил ее в сторону, а когда обнажил грудь и плечи, то, взглянув на животное, увидел, что оно медленно облизнулось. «Не важно, – подумал он. – Я настолько сейчас устал, что меня совершенно не волнует, проснусь ли я завтра утром или нет…»

И все-таки мысль о том, что его обнаженная кожа соприкасается со шкурой этого зверя, вызвала в нем глубокое отвращение. Он не чувствовал никаких диких или неприятных запахов, исходящих от нее, но не сомневался, что ее шкуру увлажняют различные выделения, и если однажды они попадут на его кожу, то уже век не отмыть ее, даже если долго скрести мочалкой. И несмотря на то что ночь была теплой, он взял легкое шерстяное одеяло и накрылся им.

– Я всегда, когда сплю, так укутываюсь, – объяснил Эрик, без долгих разговоров выключил свет и улегся, стараясь устроиться так, чтобы не касаться телом животного. Несколько минут они лежали бок о бок и не двигались. Ни один из них не проронил ни слова.

«Что ж, – с грустью подумал Эрик, – судя по этому хвосту рядом, нет никакого сомнения, что я впервые в жизни засыпаю в такой компании». И сразу же провалился в сон. Вообще-то он не надеялся, что когда-нибудь проснется, но сейчас им овладело такое ощущение нереальности происходящего и отчужденности ото всего на свете, что, похоже, его совершенно не волновало, удастся ли остаться в живых после этой ночи.

Эрик проснулся, почувствовав, как что-то влажное и шероховатое ласкает его щеку, и сразу же осознал, что уже давно наступило утро и нестерпимо жарит солнце. Он открыл глаза шире, посмотрел прямо на пантеру, лежащую рядом и лижущую ему лицо, издал протяжный, полный отчаяния стон и отвернулся.

– Тебе не следовало бы делать этого, – устало проговорил Торстен, качая головой. Должно быть, он очень крепко спал, поскольку не мог вспомнить ничего, кроме того, что смертельно устал этой ночью.

– Делать чего?

– Не надо было позволять мне проснуться на следующий день в тревоге! Неужели ты ничего не понимаешь? Неужели не понимаешь, что у человеческого существа есть границы терпения, того, что оно может вынести… Да и как тебе понять это? Тебе известно, как произносить человеческие слова, и только…

Легко прыгнув, животное оставило кровать и бесшумно заходило по комнате.

– Мне хочется выбраться отсюда. Тебе не нравятся джунгли, а мне – дома. Верни меня обратно.

– Вернуть тебя обратно? – в ужасе переспросил он.

– Да. Верни же меня…

– Я не могу… – начал он. Но тут же увидел, как пантера остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.

Эрик послушно сел на кровати, потом сжал ладонями голову и несколько минут неподвижно разглядывал пол. Затем вздохнул так глубоко, что у него чуть не разорвалось сердце, встал, сунул ноги в индейские мокасины, надел рубашку и медленно застегнул ее на все пуговицы. Затем ополоснул лицо, почистил зубы и причесался, попутно изумляясь, как можно совершать такие обыденные действия, принадлежа одновременно к совершенно разным мирам.

– Пошли, – уверенно проговорил он, но у двери остановился. – Послушай, у меня идея. Может, я надену на тебя ошейник, ну, какую-нибудь веревочку. А то вряд ли кто-нибудь обрадуется, если увидит нас вместе вот так…

Пантера улыбнулась и покачала головой.

– Все беспокоишься о том, что о тебе подумают люди. А ты подойди к делу иначе: ну допустим, кто-то и увидит нас, так попытается ли остановить или хотя бы приблизиться к нам?

– Да, ты совершенно права. Никто даже и не осмелится на такое. Если, конечно, он не сумасшедший.

– И еще. Допустим, ты наденешь на меня ошейник. Но сможешь ли ты удержать меня?

– Нет, конечно. Пошли.

Они вышли из комнаты, прошли коридор, и, к великому облегчению Эрика, который все время украдкой посматривал по сторонам, никто не попался им на пути. Однако уже у гостиничного входа Эрик заметил Мефистофеля в его грязном матросском костюме, сидящего на каменной скамье. Он пристально смотрел на озеро. Эрик прошел позади скамьи, надеясь выйти на дорогу, прежде чем Мефистофель заметит их. Трое мальчишек-индейцев поливали водой из консервных банок сухую землю. Они не подали никакого знака, что заметили Эрика с пантерой, но это было вовсе не удивительно, поскольку индейцы, как правило, относятся равнодушно почти ко всему на свете.

Когда их от Мефистофеля отделяло всего несколько ярдов, Эрик вдруг услышал его голос и вздрогнул от неожиданности.

– Доктор!

Эрик с унылым видом обернулся. Пантера остановилась.

– Доброе утро, – как можно веселее поздоровался Эрик.

– Доброе утро, доктор!

Эрик ждал. Мефистофель не произнес больше ни слова. Он просто сидел на скамье и, ухмыляясь, приветственно помахивал рукой. Не подпрыгнул и не вскрикнул от изумления, даже не посмотрел на них выпученными глазами, словно не заметил ничего необычного. Эрик посмотрел на пантеру и увидел, что она очень внимательно рассматривает сидящего человека. И тут ужасная мысль пришла в голову Торстену: а что, если эти двое состоят в некоем заговоре?! Теперь такое показалось ему вполне вероятным.

– Вышли прогуляться, доктор? Неплохое утро, не правда ли?

– Да, вот вышел немножко подышать свежим воздухом…

Он помахал Мефистофелю рукой и двинулся вперед. Пантера мягко бежала рядом. Они прошли мимо двух индейцев, но ни один из краснокожих даже не взглянул на них. Индейцы так и прошли мимо, согнутые под тяжестью корзин с углем.

У дома Дульчи Эрик с ужасом подумал о том, что произойдет, если она увидит его в столь необычном обществе. Но ничего подобного не случилось. Он позвонил в колокольчик, укрепленный на воротах, и стал ждать. Тут до него донесся какой-то свистящий звук, и он нагнулся, чтобы погладить пантеру по загривку. Но вот ворота открылись, и появилась Дульчи. Она тихонько воскликнула:

– Порфирия! – Девушка быстро протянула руки, взяла у Эрика белого котенка, начала гладить ему спинку и что-то нежно приговаривать при этом. Потом взглянула на Торстена и проговорила: – А я так боялась, что она потерялась! После вашего ухода вчера я все искала, искала ее и никак не могла найти. А ведь шарила повсюду…

Эрик в полнейшем замешательстве смотрел на Дульчи, а потом, спустя несколько секунд, почудилось, будто что-то заскользило и внезапно перевернулось внутри него, и он ощутил величайшее облегчение; больше не казалось странным, что Дульчи прижимает котенка к щеке и улыбается ему. Все оказалось вроде бы на своих местах. Дульчи дотронулась до его руки.

– Ну входите же, Эрик. Извините, я, наверное, была невежлива с вами, но так боялась, что Порфирия пропала! Последних несколько дней я постоянно запирала ее в доме, поскольку мне известно, что вы не очень жалуете кошек, а вчера Марсия по забывчивости оставила дверь открытой, и, скорее всего, когда вы ушли, Порфирия отправилась за вами.

– Да, – солгал Эрик. – Она пошла по моим следам. Когда я возвращался в гостиницу, совершенно случайно оглянулся и увидел эту мошенницу, которая, видимо, увязалась за мной. Вот я и взял ее с собой, а то мало ли что могло случиться с такой малышкой. – Похоже, Дульчи удовлетворило это объяснение, ведь дело оборачивалось таким образом, что все происходящее получило разумное объяснение, как и то, что случилось с Эриком на самом деле.

Ворота с грохотом захлопнулись, и они медленно побрели по патио. Эрик огляделся. Все выглядело совершенно так же, как до того момента, когда все цветы, деревья и кустарники стали увеличиваться до чудовищных размеров. Опять патио был наполнен благоуханием цветов и яркими потоками солнечного света; снова на джакарандовом дереве беззаботно резвилась обезьянка, забавно волоча за собой веревку; опять попугай недовольно бормотал какую-то несусветную чушь, перепрыгивая с ветки на ветку. Дульчи крепко держала котенка. Она то поглаживала его, то снова прижимала к груди, смеясь и радуясь возвращению своей любимицы.

– Я так рада, что вы сегодня пришли к нам пораньше, Эрик. – Наверное, сейчас Торстен выглядел крайне смущенным, поскольку она пристально посмотрела на него, потом быстро отвела взгляд и продолжала с улыбкой: – Разве вы не знаете, который час? Всего лишь половина восьмого! Я только что встала. – Дульчи забавно поджала губы и изящно дотронулась до его щеки. Все выражение ее лица говорило о том, что она безгранично рада его приходу. – Наверное, вам очень хотелось прийти к нам, правда?

Эрик провел рукой по своим светлым волосам.

– О да, очень.

– Мы можем позавтракать вместе – правда, здорово? И даже поесть в саду. Я так люблю есть на открытом воздухе! – Она хлопнула в ладоши, и тут же появилась Марсия. – Будь добра, принеси нам с доктором Торстеном завтрак в сад. – Девушка-индианка молча кивнула и робко улыбнулась. Эрик заметил, что всякий раз, когда они встречались, Марсия смотрела на него со страшным смущением, разумеется, не пялилась на него, но весь ее вид говорил о том, что она сильно потрясена видом мужчины с такой внешностью: коричневый, со светлыми волосами, к тому же намного крупнее мужчин ее страны.

Служанка повернулась, чтобы уйти, но Дульчи подбежала к ней с котенком на руках.

– Ты даже не заметила Порфирию! – укоризненно воскликнула она.

– О сеньорита, слава Богу, она вернулась!

– Отнеси ее на кухню, Марсия. И смотри, не давай ей больше сбегать из дому.

Марсия протянула руки к Порфирии.

– Постойте, – проговорил Эрик. – Послушайте, Дульчи, давайте оставим ее с нами. Говоря по правде, я успел очень сильно привязаться к ней. – Ему пришло в голову, что, если постоянно держать котенка рядом, можно будет проследить за ним и избежать метаморфоз, какие произошли вчера.

– О, как мило! – благодарно улыбнулась Дульчи. – Я так рада, что вы полюбили ее, Эрик. Она такая прелесть, да просто стыдно относиться к ней, как к парии!

Эрик стоял, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Он глубоко вдыхал благовонный свежий воздух цветущего сада и чувствовал, как по всему телу разливается приятная истома. Небо было синим и сверкающим; от стен исходило умиротворяющее тепло. Он видел, как Дульчи медленно прохаживалась по саду, иногда наклоняясь и нюхая какой-нибудь цветок. Потом подходила к следующему, радостная, красивая, счастливая…

Очевидно, она чувствовала на себе его взгляд, но продолжала играть свою роль, делая вид, что увлечена ароматом цветов и прогулкой. При этом двигалась так, что Эрику был виден только ее профиль. Неожиданно Дульчи повернулась.

– Как вы думаете, наверное, именно такой день стоял тогда, когда Господь завершил сотворение мира?

Он смотрел на нее и чувствовал, как боль медленно распространяется по его телу, даже не боль, а острая тоска, становясь все более мучительной.

– Наверное, так и было… – произнес Эрик в ответ.

Несколькими быстрыми шагами она подошла к нему и, остановившись напротив, заглянула ему в глаза.

– Да… И мы с вами – это Адам и Ева. О Эрик, как я люблю вас…

Он удивленно поднял брови и посмотрел на нее в полном замешательстве, словно она только что произнесла какую-то трудную для восприятия математическую формулу.

– Вы… – медленно начал он.

– Да, я люблю вас, Эрик. Я влюбилась в вас с первого взгляда. Но до сих пор боялась в этом признаться. А потом, вчера, когда сказала вам это… вы повели себя так странно. Вам что, не нравится сказанное мной, Эрик? Я никого прежде не любила. Никогда…

Он подошел к ней и крепко обнял ее за плечи, а потом прижал к себе; она была такая маленькая по сравнению с ним, что ее голова едва достигала его подбородка. Дульчи отпустила котенка, потому что одной рукой держала его, и котенок быстро спрыгнул на булыжный пол патио. Ее руки страстно обнимали Эрика, и, когда она вздохнула, он ощутил ее теплое дыхание у себя на шее.

– Дульчи, дорогая, дорогая… – шептал он. Ему хотелось говорить и говорить ей нежные слова, но, казалось, что-то сдавило его горло… Торстен чувствовал себя, как его пациенты, утопающие в собственной крови. От этих мыслей стало нехорошо, совершенно нельзя было понять, почему вдруг возникло такое сравнение именно в эти секунды, когда счастье переполняло его, как никогда в жизни.

Тут до них донесся тихий кашель. Эрик сразу же выпустил Дульчи из своих объятий и отпрянул, опасаясь, что это ее мать неожиданно увидела их. Но, оказалось, перед ними была всего-навсего Марсия, принесшая поднос с завтраком. К Эрику пришло такое великое облегчение, что он тут же почувствовал неимоверную слабость и отвернулся, стыдясь своего испуга и надеясь, что ни Дульчи, ни Марсия не заметили его. Дульчи устремилась на помощь Марсии, накрывавшей столик, они расставили на нем тарелки и чашки, корзиночку с булочками, серебряный кофейник и вазочку с фруктами. Затем Марсия, робко посмотрев на Эрика, постепенно пришедшего в себя, несмотря на взгляды обеих женщин, ушла обратно в дом.

– Разве это не чудесно?! – воскликнула Дульчи, счастливая, как ребенок, которого родители взяли с собой на пикник. – Никогда мне еще не было так хорошо и весело! Ведь я всегда завтракала в полном одиночестве. Я встаю рано, а мама обычно спит допоздна, потому что ночами читает… – Тут она понизила голос. – Видите ли, у нее бессонница, и она долго не может заснуть. – Ее голос снова обрел былую бодрость. – Эрик, почему бы вам не сесть вот тут, а я сяду на стул. Вот ваша салфетка. Я налью вам чашечку кофе, да? Представьте себе… – Она закончила разливать кофе, выпрямилась и посмотрела на него с сияющей улыбкой. – Вы только представьте себе, как счастливы люди, которые всегда завтракают вместе! – С этими словами Дульчи села.

За едой они продолжали весело болтать, и Эрик слушал девушку, но в основном не то, что она говорила, а звук ее голоса, который казался веселым прохладным водопадом, освежающим некое засушливое место, образовавшееся внутри его естества. Котенок резвился рядом; сначала охотился за упавшим листом, потом начал подпрыгивать, пытаясь уцепиться лапками за веревку, болтающуюся на обезьянке. Та тоже вступила в эту беззаботную игру, но делала это с некоторой злобой – так показалось Эрику. Обезьянка дразнила котенка, размахивая веревкой перед его розовым носиком, а когда тот поднимал лапку, чтобы схватить веревку, резко дергала ее, подвергая Порфирию ужасным мучениям. При этом обезьянка крепко сжимала бечевку зубами и поглядывала на котенка злыми черными глазками.

Время от времени веревка опускалась, Порфирия, вставая на задние лапки, подпрыгивала, пытаясь до нее дотянуться, но не тут-то было! Это состязание продолжалось несколько минут, пока наконец котенок не схватил веревку обеими лапками. Тогда обезьянка сильно дернула веревку вместе с котенком вверх. Но Дульчи оказалась проворнее. Она вскочила, быстро сняла Порфирию с веревки и, с укоризной посмотрев на обезьянку, погрозила ей пальцем, при этом приговаривая: «Как не стыдно так всем себя вести по отношению к маленьким!» Обезьянка сидела и слушала выговор, но, судя по всему, угрызения совести были ей чужды, и она, повернувшись к Дульчи спиной, скрылась где-то на высокой ветке. Эрик наблюдал за этим представлением с веселым изумлением и неожиданным теплом, думая о том, какими значительными могут быть такие на первый взгляд простые события.

– Этот котенок удивительно похож на вас, – заметил он, поворачиваясь к Дульчи. – Такой же симпатичный, грациозный и игривый. – «И беззащитный», – добавил Эрик мысленно. Но ведь и пантера чем-то очень напоминала ему Дульчи. В самом деле, если задуматься как следует, разве это не так? Разве не Дульчи исчезла в тот самый миг, когда появилась пантера? Другого объяснения тут быть не могло. А может, она соединяет в себе и этого белого котенка, и черную пантеру? Да, есть тут что-то, о чем очень не хочется думать…

Дульчи вновь уселась в шезлонг и медленно пила кофе, улыбаясь Эрику, который не сводил с нее пристального взгляда. Он ощущал себя все более и более беспомощным перед этой девушкой. «А ведь я мог бы провести вот так всю оставшуюся жизнь, – подумал он и изумился своему былому нежеланию стать счастливым. – Не знаю как, но она создает вокруг себя какую-то волшебную ауру сладостного возбуждения и совершенной радости. И постепенно отнимает у меня все – мою инициативу, независимость и все остальное, что я постоянно охранял в себе, относясь к нему с великим уважением. А ведь она может уничтожить мое «я», если я поддамся и позволю ей сделать это».

Наверное, это все сад, такой теплый, наполненный множеством ароматов и приносящий приятную сонливость; это сад таит такую опасную чувственность и навевает разные странные мысли. И Эрик встал, сделав значительное усилие, поскольку ему вообще не хотелось двигаться.

– Давайте пройдемся, – предложил он. – Приглашаю вас.

– Прекрасно! И куда же вы меня поведете? – По-видимому, Дульчи не боялась, что ее чары действенны только в саду; наверное, была убеждена, что они не покидают ее везде, куда бы она ни пошла. Вероятно, она права.

– Неподалеку отсюда живет один богатый индеец, у которого я как-то был в гостях. Давайте попросим показать нам его коллекцию масок.

– О да, конечно! – проговорила она с такой радостью, словно Эрик только что протянул ей какой-то бесценный подарок. Девушка хлопнула в ладоши, сказала Марсии, что они идут прогуляться, и приказала ей взять к себе Порфирию. При этом Дульчи дала служанке массу других указаний, касающихся в основном того, как обращаться с котенком во время их отсутствия. – И передай маме, что мы вернемся в… – Она вопросительно посмотрела на Эрика, затем рассмеялась и, пожав плечами, сказала: – Поздно.

Дульчи повернулась и направилась к воротам. Эрик открыл их и пропустил ее вперед. Затем закрыл ворота; девушка взяла его под руку, и они отправились в путь.

Некоторое время шли молча, с жадностью вдыхая ароматы цветов, чувствуя близость гор и озера. Время от времени она с улыбкой поглядывала на него, и он улыбался ей в ответ.

– Разве вы не счастливы сейчас? – наконец спросила Дульчи, и в ее голосе звучал такой восторг, что Эрику стало понятно: она задала свой вопрос, чтобы он разделил ее радость.

– Да, – ответил Эрик. – Я счастлив. Счастлив настолько, что мне становится страшно.

– Страшно? Но как же можно бояться быть счастливым? – С этими словами она остановилась посреди дороги и взяла его руки в свои.

– Вы так молоды, Дульчи, – покачал головой Эрик. – Если бы вы не были так молоды…

– Да какая разница? Я уже достаточно взрослая.

– Достаточно взрослая для чего?

– Для всего, – ответила она решительно. – Для всего, о чем вы думаете.

– Да, наверное, – рассмеялся он. – Полагаю, это действительно так.

– Конечно, Эрик, и я ничего не боюсь. Будьте же счастливы. Будьте счастливы настолько, насколько можете, будьте счастливы всегда, когда вам это удастся. Ведь счастье может продлиться не очень долго, вы же знаете…

Торстен почувствовал, как от этих слов мурашки пробежали по его коже. Он схватил ее за плечи и резко встряхнул.

– Зачем вы это говорите? Почему? Что вы имеете в виду?

Она выглядела такой маленькой, хрупкой и озадаченной, что ему стало стыдно. Его руки бессильно повисли, он вытащил носовой платок и вытер повлажневшее лицо.

– Такая жара… – извиняющимся тоном проговорил он.

– Вы всегда с чем-нибудь воюете, Эрик, – тихо сказала Дульчи. – С погодой, с Порфирией, со счастьем, со временем… со мной. – Она сорвала розовый цветок гибискуса и медленно вертела его в руках, внимательно изучая. – По-моему, вам надо объявить перемирие со всеми нами. – И сделала округлый жест рукой, словно охватывая мир всего сущего, а вместе с ним и себя. И снова улыбнулась.

Он смотрел на нее и чувствовал, что не может отвести взгляда от ее лица, словно какая-то неведомая сила притягивала его к Дульчи и заставляла столь пристально разглядывать ее. Да, по-видимому, она не была такой простодушной, какой показалась на первый взгляд. И никогда не отличалась простодушием. Он смотрел и смотрел на нее, все пристальнее и пристальнее; такого не случалось с ним ни разу в жизни. И где-то в его подсознании витало, что за этими еле заметными переменами в выражении ее лица или интонации ее голоса скрывается нечто вероломное, зловещее и предательское и это нечто только и ожидает подходящего момента, чтобы обмануть его и взять верх над ним. Но вместе с тем ее глаза цвета морской волны были так чисты, так нежны и невинны, что ему даже показалось, будто он может заглянуть в самую их глубину. В этих чистых глубинах не скрывалось ничего скверного – ни чудовищ, ни иных неведомых существ, ожидающих, что он предаст себя.

«Я могу доверять ей, – подумал он. – Я знаю, что могу доверять ей. Могу и должен. Возможно, она и спасет меня». Однако в следующую же секунду его вновь пронзила страшная мысль: «А что, если это не так? Если она этого не сделает? Что, если, доверившись ей, я отдам себя полностью, а она только и ждет того, чтобы пленить меня ради своего развлечения, как ту обезьянку, которую она держит на веревочке в патио? Если это так… я убью ее».

И от этой мысли, неожиданно пришедшей ему в голову, он испытал такой сильный шок, какого не испытывал еще ни разу. Не в силах больше смотреть на нее, Эрик отвернулся и опять вытер повлажневшее лицо. Она тоже отвернулась, словно что-то угрожало ей, а потом медленно побрела вперед с поникшей головой.

Он смотрел ей вслед, полный тревоги и презрения к себе. Казалось просто невероятным, что так очерствела его душа, что ему больше не дано верить в чью-то доброту и искренность.

– Дульчи, – наконец прошептал он, догоняя ее и ласково беря за руку. – Дульчи, простите меня… – Эрик не мог сказать, за что нужно его простить, и очень надеялся, что останется неразгаданным сам ход его мысли.

– Да, Эрик, конечно, – произнесла она, нежно касаясь его волос. В этом прикосновении были беспредельная любовь и ласка. – Давайте лучше отправимся к этому богатому индейцу, – сказала Дульчи, выговаривая слова медленно и осторожно, словно ребенок, упражняющийся в правильном произношении.

Невольно ему захотелось упасть перед ней на колени и рассказать обо всем, чего он боялся и так стыдился. Он хотел высказать ей все, чтобы навсегда очистить себя, на всю оставшуюся жизнь. Эрик наклонился, коснулся губами ее лба, и они пошли по дороге, взявшись за руки.

«Так вот, оказывается, что это, – размышлял он. – Так вот чего я всегда избегал, стараясь отрицать само его существование. А оно, оказывается, есть». Он чуть ли не оцепенел от неожиданного открытия, хотя по-прежнему предпочитал думать, что это просто воздействие необыкновенной жары.

Жилище богатого индейца представляло собой строение из саманного кирпича, выкрашенного в белый цвет; две комнаты выходили окнами во двор, а третья – на конюшню. Вся семья собралась во дворе, покрытом пылью. Вокруг ходили домашние животные. В стойле находились две коровы, поблизости бродили несколько тучных свиней, а в тени спали две дворняги. Жена индейца и две ее младшие дочери ткали материю для одежды, в то время как старшая дочь грелась на солнышке, расчесывая роскошные черные волосы. Вокруг стояла мертвая тишина, порой прерываемая криками животных. Эрик с Дульчи вступили в эту заговорщическую тишь и шепотом заговорили с хозяином дома, который тем временем показывал им свою коллекцию народных костюмов и масок, стоящую, как он сказал, пять тысяч американских долларов – именно за такую сумму он давал напрокат свою коллекцию устроителям выставок во время разных праздников.

В большинстве своем маски изображали белых людей, и старшая дочь индейца, взглянув на Эрика, тут же показала на одну из масок, что-то сказав захихикавшим сестрам. Отец нахмурился и с укором посмотрел на дочерей; те перестали смеяться и послушно принялись за работу, а старшая продолжала расчесывать волосы.

Эрик подробно расспрашивал у индейца насчет старинных обычаев и народных праздников, казалось, желая бесконечно продлить свой визит. Дульчи не выказывала ни малейшего нетерпения. Она внимательно слушала хозяина и сама постоянно обращалась к нему, прохаживаясь по двору с таким задумчивым и счастливым видом, словно всю жизнь мечтала о таком времяпровождении. Очевидно, ей совсем не хотелось уходить. Однако, когда Эрик намекнул, что им пора покинуть этот гостеприимный дом, с готовностью кивнула. Создавалось впечатление, что она ждала от Эрика решения, а когда он что-то решал, ей это было в любом случае приятно.

Пожимая Эрику на прощание руку, старый индеец взглянул на него и тихо произнес по-испански:

– Если эта девушка ваша жена, то вы счастливейший человек.

Эрик покраснел и взволнованно посмотрел на Дульчи, надеясь, что она не слышала слов индейца, а если и слышала, то не поняла, не зная испанского. Помахав на прощание рукой, они удалились. Уходя, в последний раз оглянулись и увидели старшую дочь индейца, которая стояла, прислонившись к стене, и, глядя на них, по-прежнему расчесывала свои длинные черные волосы.

На обратном пути Эрик тщательно обдумывал все происходящее с ним. И спросил ее, на этот раз не боясь выдать свое желание услышать благоприятный ответ:

– Вы с мамой уже решили, когда уедете домой?

– Нет. Мы все еще ждем папу.

– И сколько времени намереваетесь ждать?

– До тех пор пока не успокоимся. Ведь сейчас он здесь, и его присутствие все заметнее. Когда ему покажется, что пора уходить отсюда, мы, наверное, сможем вернуться домой… – Она покачала головой и грустно добавила: – Как все-таки ужасно говорить о смерти человека, которого очень любишь. Не правда ли? – Сейчас у нее было лицо маленькой девочки, которая сознает, что все время ведет себя плохо, но все равно продолжает озорничать.

– Да… Ведь вы обе любите его, и, безусловно, он не может потребовать от вас большего.

– Конечно. Мне кажется, это самое большее, что мы можем сделать по отношению к нему. Надеюсь, когда я умру, на земле останутся люди, которые тоже будут по-прежнему любить меня.

– Дульчи! – воскликнул Эрик, и сейчас его голос больше напоминал испуганный стон. Она взволнованно повернулась к нему.

– Эрик! Что случилось?!

– Да как вы только можете говорить такие ужасные вещи? Да как вы только можете?..

Она с ласковой улыбкой покачала головой.

– Бедный Эрик! Оказывается, вы воюете и со смертью тоже…

– Разумеется! – почти гневно произнес Торстен. Наверное, сейчас он впервые рассердился на нее. – Я всю жизнь провел, воюя со смертью! Какой же из меня был бы хирург, если бы я этого не делал?