Текст книги "Секреты прошлого"
Автор книги: Кэти Келли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Глава 23
Накануне визита к Кэри Воленскому Кристи приготовила самый лучший ужин за всю свою супружескую жизнь. Она поджарила, сварила, запекла и замариновала все то, что любил муж, щедро приправив блюда травами из сада и собственной любовью.
Тилли вертелась под ногами весь вечер, поскуливая «погладь, погладь» и «дай ням-ням, дай ням-ням». Порой Кристи наклонялась погладить собачку и угостить чем-нибудь вкусным. Тилли была ее любимицей, несмотря на всю нежность к Рокет. Тилли отвечала взаимностью, выделяла хозяйку из всей семьи. Кристи видела что-то волшебное в том, что есть на свете существо, которое любит ее безо всяких условий, просто потому, что это она и что она рядом.
Занимаясь готовкой, Кристи чувствовала себя чуть-чуть колдуньей, потому что пыталась сотворить нечто фантастическое. Конечно, в супермаркет она не летала на метле, а ездила на машине, вместо печи использовала духовку, а зелья заменила приправами, и все равно ощущение волшебства никуда не делось. Кристи не знала, чем закончится предстоящий визит к художнику, но заранее чуть-чуть колдовала, пытаясь призвать на помощь удачу.
– Чем это так потрясающе пахнет? – поинтересовался вернувшийся с работы Джеймс. Войдя на кухню, он поставил портфель на стол, обнял и нежно поцеловал жену в щеку и только потом наклонился к плите.
– Решила немного побаловать близких.
– Это, случайно, не минестроне с острыми колбасками? – спросил Джеймс, приоткрывая крышку кастрюли. – Ты же говорила, что с ним слишком много возни.
– Так оно и есть. Но сегодня меня посетило вдохновение, так что я решила приготовить все, что обычно готовить избегаю.
– Чудесный день, светит ласковое солнышко, а дома витает запах густого минестроне. Вот это и есть счастье! И что на тебя нашло, дорогая? Аж страшно пробовать.
– Если не доволен, можешь не есть, – засмеялась Кристи.
– Что ты, я жду ужина как манны небесной. – Джеймс ослабил галстук и снял пиджак. – Ты не представляешь, что творится у нас в офисе. Если мы не закончим отчет к концу недели, проще сразу уволиться.
Он присел за стол и достал из портфеля газету, открытую на развороте с кроссвордом.
– Смотрю, совсем заработался. – Кристи со смехом указала ложкой на газету.
– Купил на станции, разгадывал в поезде, – принялся оправдываться муж. – Почти все разгадал, но застрял на одном слове. Сейчас… одиннадцать по вертикали. Красный знак в повести Натаниела Хоторна. Знаешь?
– «Алая буква», – тотчас откликнулась Кристи, вспомнив, как несчастную героиню Хоторна вынудили носить алую метку на груди.
– Вот как? Хорошо, что у меня такая умная жена! – воскликнул Джеймс.
– Да, я очень умная, – скромно потупив глаза, согласилась Кристи. Наверное, ей было не суждено понять, как иные замужние дамы способны изменять своим любимым мужьям и не умирать от стыда и презрения к себе.
Она накрыла стол во дворе, и к ароматам пищи примешался тонкий, сладкий запах роз. За первым блюдом, густым минестроне с острыми колбасками, последовал краб в соусе, еще один фаворит Джеймса. Краба Кристи также готовила редко, потому что он стоил недешево.
– Уж не собираешься ли ты меня бросить? – спросил шутливо Джеймс, когда перед ним появилось крем-брюле, еще один абсолютный фаворит.
– Нет. – Кристи выдавила улыбку. Она выпила два бокала розового вина, чтобы вести себя непринужденно. – Просто я хотела отметить окончание учебного года. Экзамены кончились, уроков больше нет, впереди каникулы и солнечные деньки. Разве не повод для праздника?
– Так мы отмечаем конец учебного года?
– Ну конечно! – воскликнула она так, словно это было очевидно. – И потом, разве я не могу приготовить роскошный ужин просто так, без особого повода? Ты же знаешь, как я люблю возиться на кухне. Или во все остальные дни ты ешь сухари с плесневелым сыром, раз хороший ужин сразу наводит на подозрения? – Кристи засмеялась.
– Нет, милая, прости за беспочвенные обвинения, – смутился Джеймс. – Это была просто шутка. Я очень люблю тебя. Надеюсь, я достаточно часто говорю тебе это? А то за тридцать лет совместной жизни можно превратиться в отвратительного, всем недовольного брюзгу. Я еще не успел тебе надоесть? Дорогая, я каждый день благодарю провидение, которое свело нас вместе.
– Ах, перестань, – отмахнулась Кристи, у которой внезапно на глаза навернулись слезы.
– Я серьезно, милая, – со значением произнес муж.
Поужинав, они еще какое-то время сидели в саду, допивая вино и наблюдая за тем, как темнеет небо. Розы пахли оглушительно. Кристи чувствовала себя невероятно счастливой и несчастной одновременно. Затем они с Джеймсом поднялись в спальню.
Кристи обожала спальню. В детстве она делила ее с сестрой, и это была очень унылая комната с голыми стенами бледно-голубого цвета. Отец терпеть не мог, когда в девственно-гладких крашеных стенах остаются дырки от гвоздей, поэтому решительно запрещал вешать на них даже полки. О постерах и картинах не шло и речи. Занавески на окнах были простыми квадратами серой ткани, на большее попросту не хватило денег, шкафы также выполняли сугубо практическую роль, поэтому внешне напоминали сосновые гробы, которые поленились даже покрасить. В спальне не было ни одной вазы или горшочка с цветами, которые могли немного разбавить этот крайний аскетизм.
В противовес своей детской спальню в новом доме Кристи отделала со всей любовью, какую только была способна вложить в дизайн, а также с безупречным вкусом художника. Здесь каждая деталь – от деревянных масок на стенах до драпировок окна из шелка и тафты – несла свою смысловую нагрузку. В центре стояла огромная кровать, на которую было наброшено пестрое бежево-оранжевое одеяло. Здесь когда-то она кормила грудью кроху Шейна и складывала пазлы с Итоном, здесь они всей семьей играли в скрабл, поедая из огромной вазы чипсы и орешки. И здесь они с Джеймсом занимались любовью.
Иногда Кристи что-то меняла в интерьере спальни, убирала какие-то мелочи, вносила новую струю. Муж соглашался с любым вариантом и постоянно говорил, что у нее превосходный вкус. Вот и сейчас в спальне добавилось осенних красок, на стене появилась картина из кусочков ткани, изображавшая листопад, в вазах возникли яркие пятна сухих листьев клена, собранных и проглаженных утюгом еще прошлой осенью.
Джеймс потянул Кристи за руку к кровати. Она редко плакала во время секса, хотя относилась к тому типу женщин, которые близки к слезам в самые эмоциональные моменты жизни. Но в этот раз каждый поцелуй, каждое прикосновение приносило такие острые ощущения, что под закрытыми ресницами постоянно дрожала предательская влага. Кристи всем своим существом чувствовала, что эта совместная ночь может оказаться для нее и ее любимого мужа последней.
Джеймс ласкал ее с особой нежностью, словно что-то тоже чувствовал, нежно сжимал ее грудь, когда-то высокую и полную, но теперь, после стольких лет и двоих детей, потерявшую форму, но все еще привлекательную для него. Кристи снова и снова едва сдерживала слезы, когда губы мужа касались ее тела. Она знала каждое его движение наизусть, как Джеймс знал, что именно доставит ей удовольствие. Она знала, как именно меняется его лицо в момент оргазма, словно это было ее собственное лицо.
Кончив, Кристи все-таки разрыдалась, потому что у нее больше не осталось сил сдерживать слезы. Ужасное чувство, что все произошло в последний раз, не покидало ее ни на секунду.
– Что с тобой, милая? – взволнованно спросил Джеймс.
– Все в порядке, – прошептала она. – Просто мне было очень хорошо… безумно хорошо. – Прижавшись всем телом к мужу, она словно пыталась удержать этот прекрасный момент, который постепенно таял и отдалялся. Когда дыхание Джеймса стало более глубоким и шумным, Кристи поняла, что он спит.
Осторожно, стараясь не разбудить его, она выскользнула из-под одеяла и прошла с ванную, чтобы умыть лицо. Из зеркала на нее смотрела женщина, у которой было все, о чем было можно только мечтать. И эта женщина не заслуживала того, что имела. Кристи принялась плескать в лицо ледяную воду, ненавидя саму себя.
Утром она вышла из дома, полная решимости.
Иногда повседневная рутина душит и хочется променять ее на все, что угодно, лишь бы вырваться из цепких объятий однообразия. Поэтому в молодости так тянет на экстравагантные поступки, так хочется свершений, подвигов. С годами все больше понимаешь, что за каждый поступок рано или поздно придется отвечать, и чем он экстравагантнее, тем страшнее могут быть последствия. Та рутина, которая мучила в юности, в зрелом возрасте кажется уютной гаванью, несущей покой и дарящей комфортное существование.
Увы, призраки прошлого могут настичь и в этой гавани, вызвав настоящее цунами, способное разрушить все до основания.
Никогда еще Кристи не представлялись такими желанными повседневные дела – мытье посуды, поход в магазин за продуктами, – как этим утром. Но увы, у нее не было выбора. Она шла на встречу с Кэри Воленским. Она брела по Саммер-стрит чуть медленнее обычного, потому что надела босоножки на высоком каблуке. Несмотря на все доводы разума, Кристи все же подчеркнула свое главное достоинство – красивые ноги. На ней было легкое платье кораллового цвета, обрисовывавшее достоинства и умело скрывавшее недостатки. Кристи, как любой другой женщине, хотелось выглядеть привлекательно. Интересно, что подумает о ней Кэри Воленский? Что она по-прежнему хороша собой или что время неумолимо?
– Эй, Кристи, как дела? – крикнула Уна Магуайер из своего сада. Она сидела в инвалидном кресле на крыльце и давала указания Деннису, который ковырялся в земле. Несчастный муж Уны совершенно не разбирался в садоводстве, однако ползал чуть ли не на коленях, выпалывая сорняки. Вид у него был такой, словно он чувствовал скорую смерть. – Куда собралась? В город, на шопинг?
– Да, пробегусь по магазинам, – откликнулась Кристи, замедлив шаг. Отвечать что-то иное было бессмысленно: уж слишком не вязался ее наряд с утром буднего дня. Даже для шопинга высокие каблуки казались нелепой задумкой, но иного объяснения на ум не шло. – А как твоя нога? – Кристи остановилась у калитки Магуайеров, не планируя заходить внутрь, но и не желая показаться невежливой.
– Гораздо лучше, – покивала Уна, бросив косой взгляд на мужа. – Не успеешь оглянуться, как я стану прыгать кузнечиком.
Кристи снова ощутила привычное чувство проникновения в чужое сознание, уже однажды принесшее ей знание о хрупкости костей Уны Магуайер. Теперь она сомневалась, что соседка когда-либо встанет с инвалидного кресла.
– Тебе нужна забота, – твердо сказала она.
– У меня для этого есть Деннис. Он обо мне заботится, – улыбнулась Уна. – Правда, дорогой?
Ее муж с энтузиазмом покивал головой.
– А как Мэгги? – спросила Кристи, прекрасно понимая, на ком на самом деле лежит забота обо всей семье Магуайер.
– Она молодец! Ты не представляешь, как много работы с этим комитетом. Наша девочка организовала поддержку прессы и совета. Думаю, дело пойдет!
Помахав друзьям рукой, Кристи направилась дальше. Когда она проходила мимо кафе, у нее засосало под ложечкой. Захотелось сесть за пластиковый столик, выпить чашечку кофе и съесть пирожное. И никуда, никуда не идти, не вести трудную, мучительную беседу, не бороться с собой, не оплакивать свою мирную жизнь, которая уже никогда не будет прежней.
Она редко бывала в центре Дублина и никогда не бывала в холлах роскошных отелей вроде того, где остановился Кэри Воленский. Ей казалось, что все на нее смотрят и задаются вопросом, что она здесь забыла.
– Могу я вам помочь? – спросила молодая женщина за стойкой, вежливо склоняя голову.
– У меня назначена встреча с мистером Воленским, – спокойным тоном ответила Кристи, очень надеясь, что поза и лицо не выдают ее нервозности. Она предпочла бы, чтобы ее приняли за коллекционера, а не за женщину с прошлым. – Моя фамилия Девлин. Миссис Кристи Девлин, – добавила она со значением, чтобы исключить всяческие подозрения.
– Ах да! Мистер Воленский ждет вас в номере «Махараджа». Вам нужен сопровождающий? – В глазах женщины заплескалось подобострастие. Видимо, Воленский числился в списке самых дорогих гостей. Или же он все еще был так же хорош собой, как годы назад, когда под его сокрушительное обаяние подпала Кристи.
– Да, мне нужна помощь, я не знаю, где находится номер «Махараджа», – ответила Кристи холодно, словно предстоящий визит не заставлял ее ужасно нервничать, а был простой повседневностью.
Парень в униформе проводил Кристи до лифта. Они поднялись на пятый этаж, где портье провел ее мимо нескольких дверей в дальний конец коридора. На стенах висели неплохие картины в массивных рамах, ворс ковровой дорожки щекотал пальцы ног в босоножках. Когда Кристи оказалась перед дверью с надписью «Махараджа», портье открыл ее своей карточкой и предложил пройти внутрь.
Кристи оказалась в просторной комнате, декорированной в восточном стиле.
– Чай, кофе? – спросил парень в униформе. Кристи качнула головой. – Может, коктейль?
– Тогда уж лучше кофе, – сдалась Кристи. Почти тотчас в номер впорхнула молчаливая горничная и подала ей чашечку с крепким напитком.
Присев на краешек мягкого кресла, Кристи огляделась. Обстановка была богатой, вычурной и очень восточной. Здесь были такие ткани, какие Кристи ни за что не смогла бы себе позволить купить, если бы пожелала. Тяжелые драпировки на окнах с воланами и золотыми кистями нельзя было назвать безвкусными, но Кристи никогда не выбрала бы для себя такой номер. Как же ее жизнь отличалась от той, какую вел Кэри Воленский!
И вдруг дверь справа открылась, и художник возник рядом с ней.
– Здравствуй, – сказал он. Его голос был прежним, и он все так же оказывал какое-то магическое воздействие на Кристи, но лицо сильно изменилось.
Он постарел. Роскошные черные волосы стали почти седыми и поредели. Черты лица потеряли былую резкость, вокруг рта и глаз залегли глубокие морщины, овал лица стал нечетким. Видимо, Кэри не удалось заключить контракт с дьяволом, по которому старел бы его портрет, а не он сам.
– Здравствуй, Кэри, – откликнулась Кристи, чувствуя, как глупо звучит эта фраза. Двадцать пять лет воспоминаний и ожидания, шесть недель сумасшедшего страха и возбуждения, и все, что она смогла выдавить, – это «здравствуй». – Красивый номер. – Она встала и прошла к окну, чтобы хоть чем-то себя занять, однако совершенно не видела улиц внизу.
– А ты совсем не изменилась, – сказал Кэри.
Кристи, стоя к нему спиной, почувствовала, как по шее и рукам пробежали мурашки.
Она повернулась к Кэри, решив, что так будет безопаснее.
– Конечно, изменилась, Кэри. Я стала старше и мудрее, как, надеюсь, и ты сам. Расскажи, как ты жил эти годы.
Она присела на диван в стиле Людовика XIV и улыбнулась Кэри как старому другу, которого не видела много лет и с которым ее связывают добрые воспоминания. Кристи отчаянно желала, чтобы их беседа не выходила за рамки дружеской болтовни, не скатывалась к опасной теме любви и похоти, которая обуяла их когда-то.
– Ты так странно разговариваешь, – сказал Кэри, присаживаясь рядом, – Что за тон? «Расскажи, как жил»! Словно мы на официальном приеме. Как будто мы незнакомцы.
– Ты всегда отказывался играть в игры, придуманные для соблюдения условностей, – вздохнула Кристи.
– А ты хочешь, чтобы я притворялся, будто мы просто старые приятели, которые встретились ради чашечки кофе? – хмыкнул он. – Я никогда не играл по правилам, тут ты права. И меняться не собираюсь.
– Иногда прямота граничит с грубостью, – заметила Кристи.
– Уж лучше прослыть грубияном, нежели лжецом, который всю жизнь носит маску, – презрительно сказал Кэри. – Это твой путь. Ты выбрала ложь, отказавшись от того, что нас связывало.
– А ты, я вижу, плевать хотел на чужие принципы. – Кристи внезапно осознала, что повышает голос. – Взгляни, всего пять минут в твоем обществе, и все маски слетели словно шелуха. – И она внезапно рассмеялась.
– Вот эта твоя черта мне всегда нравилась, – улыбнулся Кэри. – Ты тоже никогда не умела притворяться. А если и пыталась, то хватало тебя ненадолго. Поэтому ты сбежала так скоро.
– Наверное, ты прав, – задумчиво сказала Кристи. Она подняла взгляд на Кэри и несколько секунд смотрела не отрываясь ему в лицо, затем спросила напрямик: – Зачем ты вернулся? Зачем искал меня?
Именно ради этого вопроса она и пришла.
– У меня в Дублине выставка. Разве ты не знаешь?
Кристи впилась взглядом ему в лицо. Когда-то давно Кэри мог скрыть от нее свои мысли, но теперь она стала старше, умнее и умела читать в чужом сердце.
– А вот теперь ты играешь в игры, – сказала она внезапно. – Ты лжешь. Зачем ты приехал?
– Я хотел тебя видеть.
Она знала, что услышит именно это. Двадцать пять лет Кэри Воленский не покидал ее мыслей, жил на задворках памяти, тревожил воспоминаниями. Похоже, и он не забывал ее все эти годы.
– Ах, Кэри, Кэри, – вздохнула она. – Еще тогда я просила тебя исчезнуть из моей жизни. Я заклинала тебя всем, что для тебя свято, оставить меня в покое. Зачем ты возник на горизонте теперь?
– Я хотел тебя видеть, – упрямо повторил он. – Хотел убедиться, что ты все так же прекрасна, что по-прежнему имеешь надо мной власть. И убедился в этом. Ты видела мои картины, Кристи?
Она кивнула.
– На всех картинах я изображал тебя, мою Темную Леди, мое наваждение.
– Я догадалась. И меня это напугало. Я боялась, что меня каким-то образом узнают, что правда выплывет наружу.
– Ведь я не рисовал лица…
– Да, знаю. Спасибо тебе за это.
– А ведь я мог нарисовать тебя открыто. Мог рассказать всему миру о нашем влечении. Мог разрушить твой брак несколькими мазками кисти. – В голосе Кэри сквозила настоящая боль, и Кристи захотелось обнять его, но она не двинулась с места. Первое же прикосновение разрушило бы стену, которой она себя окружила. Кэри Воленский до сих пор оказывал на нее странное воздействие, кровь медленно бурлила в венах, густая, словно мед, внизу живота тлели горячие угли. Поздно было что-то менять в себе; видимо, Кэри был ее проклятием, на его близость откликалось темное начало Кристи, и оставалось только сопротивляться изо всех сил, чтобы не поставить на карту все.
Она снова взяла в руку чашку с кофе, отпила немного, размеренно глотнула, стараясь унять дрожь.
– У нас в любом случае ничего бы не вышло. Тебе не нужна была жена да еще двое чужих детей в придачу. Для художника подобное ярмо означает конец карьеры. А я думала о детях, об их будущем. Я хотела, чтобы они ходили в одну школу, чтобы у них были семейные праздники. Если бы мы с тобой стали жить вместе, мои сыновья не узнали бы как следует Джеймса, но и тебя бы они тоже почти не видели. Твоей единственной настоящей любовью было и остается искусство.
Лицо Кэри выражало печаль.
– Так было когда-то. Но все могло сложиться и по-другому. Ради тебя я мог наплевать на искусство, на карьеру. Я любил тебя больше, чем свои картины, Кристи. Мы могли быть вместе…
– И всю жизнь ты был бы несчастлив. Несколько лет счастья, а затем полное разочарование. Ты бросил бы меня, пойми. Это было неизбежно. – Кристи вздохнула. – У нас был единственный выход, и мы сделали верный выбор. Мы пошли каждый своей дорогой.
Повисшая пауза вместила в себя все «если», которые рождались и умирали все последние двадцать пять лет.
– Зачем же ты пришла сегодня? Неужели только для того, чтобы это сказать?
– Я пришла… – У Кристи перехватило дыхание при мысли, что ее слова сейчас положат конец многолетнему кошмару, оборвут ниточку, связывавшую ее с прошлым, сожгут его дотла. Это было прекрасно и ужасно одновременно. – Я действительно пришла, чтобы расставить точки над i. В прошлый раз я попросту сбежала, потому что не нашла сил для разговора. Теперь они у меня есть. И я хотела убедиться, что ты не причинишь боли и вреда мне и моей семье теперь, двадцать пять лет спустя, из чувства досады или мести.
– Не хочешь выпить? – спросил Кэри, вставая и направляясь к стеклянному шкафу с бутылками и бокалами.
«Какой роскошный выбор напитков», – как-то отстраненно отметила Кристи.
– Нет. Я ничего не хочу, спасибо.
Кэри налил себе в стакан чего-то красно-карамельного, затем смешал коктейль для нее. Видимо, отказ ничего для него не значил. Он поставил стакан перед Кристи.
– Значит, ты все же следила за моей карьерой?
– Нет, – солгала Кристи, пытаясь убедить его, что все эти годы вовсе не думала о нем, а забыла спустя короткое время.
– Это неправда, – качнул головой Кэри. – Я всегда мог определить, когда ты врешь. Твое лицо выглядит совершенно искренним, но твой взгляд – нет. Зрачки немного расширяются, если ты пытаешься обманывать. Вот как сейчас. Впрочем, так можно вычислить почти любого лжеца, это удобно при игре в покер. Я ведь теперь играю в покер, ты в курсе?
– И часто приходится блефовать? – почти враждебно спросила Кристи.
– Случается. Но сейчас я говорю вполне искренне. Так ты следила за моей карьерой?
– Да, – сдалась она. – Ведь я преподаю искусство. Я не могла рассказывать своим ученикам о современных художниках, не упомянув Кэри Воленского.
– Но ты ведь не рассказывала им, кем является Темная Леди, которую он изображает на своих картинах?
– О, ради Бога, хватит! – почти с раздражением сказала Кристи. Она схватила стакан и сделала глоток коктейля. Напиток оказался крепким и явно содержал коньяк. Глоток прокатился по пищеводу и обжег его, словно расплавленный свинец. Кристи поняла, что больше не в состоянии сдерживать рвущиеся наружу эмоции. – Или мне стоило рассказать девочкам, сидящим за партами, что именно меня рисовал голой известный художник? Наплевать на приличия, на свою карьеру учителя, на мужа и детей?
– Мне нравится, когда ты злишься, – прошептал Воленский с улыбкой. Кажется, впервые с начала разговора он начал получать от него удовольствие. – В тебе столько страсти, Кристи! Как тебе удавалось столько лет ее скрывать? Мы стали бы идеальной парой.
– Нет, не стали бы. Мне есть что терять, и поверь, я ценю то, что у меня есть.
– Прости, – внезапно сказал Кэри. По его взгляду было понятно, что извинения искренни. – Я не хотел мучить тебя. Просто мне требовалось… увидеть тебя еще раз. У меня есть твои фотографии, но они не умеют улыбаться, а их глаза не сияют, как твои. Я хочу и дальше рисовать тебя, а для этого мне было необходимо оживить воспоминания. – Он помолчал. – А твой муж? Он видел мои картины? Не замечал сходства?
– К счастью, мой муж далек от искусства. Я не хотела, чтобы он знал. Мне важен наш брак. Я люблю мужа, пойми. И всегда любила.
– Но если ты его любила, что же было между нами?
Этот вопрос Кристи задавала себе не раз, просыпаясь ночами после жарких, страстных снов о художнике, мучительно искала ответ, но не находила. Как можно любить одного Джеймса, обожать своих сыновей, но почти пожертвовать ими ради сомнительного романа с таинственным художником, о котором она совсем ничего не знала? Ответа на этот вопрос не было, как не было ответа на вопрос, почему идет дождь или почему светит солнце.
Просто так сложилось… да, так сложилось.
– Говорят, женщины моногамны, – печально сказала Кристи. – Но либо это неправда, либо я отношусь к исключениям. Я люблю Джеймса, но я люблю и тебя. Ты открыл другую меня, открыл Кристи, которой нечего терять, которая способна бросить все ради страсти. Но выбор между Джеймсом и тобой… был слишком нелегким. Ведь у меня уже тогда были дети, а это склонило чашу весов в сторону Джеймса. Я выбрала семью, и не жалею об этом. Пойми, я пришла не для того, чтобы ранить тебя или обижать. Да ведь и ты знал не всю Кристи, а лишь ее темную сторону.
Ей хотелось объяснить, как трудно было уйти, как трудно было жить дальше, словно ничего не случилось. Она сделала выбор, но он дался ей дорогой ценой: всю дальнейшую жизнь образ Кэри Воленского был рядом, не покидая ни на миг.
Кристи смотрела ему в лицо, пытаясь свыкнуться с мыслью, что больше его не будет в ее жизни, что вот-вот она простится со своим личным адом, освободит свою душу. Наверное, на месте воспоминаний о Кэри останется черная, зияющая яма, но это лучше, чем вечные сомнения, отравляющие существование, и неизбывный страх, что правда выплывет наружу.
– Если бы жизнь можно было разделить надвое вдоль и пойти двумя дорогами одновременно, по одной из них я шла бы вместе с тобой, – сказала Кристи.
Она пересела ближе к нему, больше не чувствуя страха при мысли, что может случайно соприкоснуться с ним руками. Магнетизм Кэри Воленского больше не был для нее проклятием. Да и Кэри не стал бы мучить свою Темную Леди, пытаясь вновь и вновь соблазнить. Их странный роман длиной в двадцать пять лет подходил к концу.
Кристи накрыла ладонью руку Кэри и удивилась, что его кожа вовсе не кажется ей горячей, как расплавленное олово, а через кожу не переходят электрические токи. Кожа была просто тонкой и сухой, как бумага, словно Кристи коснулась руки старика. Да он и был уже почти старик, пусть и по-прежнему весьма привлекательный внешне.
– Мне так жаль, Кэри, что ты столько лет жил иллюзией, будто у нас есть будущее. Я и сама жила в мучениях, но никогда не думала о продолжении нашего странного романа. Каждый раз, вспоминая о нас, я испытывала угрызения совести, а вовсе не восторг и желание все повторить, как тебе могло казаться. Я сполна расплатилась за все и хочу забыть о том, что между нами было, Кэри. Я хочу жить свободно, пойми.
Он коснулся рукой ее лица, и Кристи закрыла глаза. Его пальцы проследили линию бровей, скул, дотронулись до век и губ, до подбородка, как когда-то, годы назад, когда она едва не кричала от желания.
– Ты все так же прекрасна, Кристи, – с тоской сказал Кэри. – Возраст не имеет власти над твоей красотой, потому что дело не только во внешности. Лишь теперь я понял, что меня влекла к тебе не красота тела, а красота твоей души. Ты умна и благородна, и над этими качествами не властно время. Я встречался со многими женщинами, и большинство из них так или иначе походили на тебя внешне. Но они не были тобой, ни на мгновение их глаза не озарялись тем светом, каким озарялись твои. Годы шли, и разочарование становилось все горше. Я приехал в Дублин не ради выставки. Меня зовут в разные города, и я имею право дать согласие или ответить отказом. Я приехал, чтобы в последний раз увидеть твое прекрасное лицо.
– Почему ты так странно говоришь – «в последний раз»? – встревоженно спросила Кристи. – В этом есть какая-то фатальность…
И внезапно, с шоком и ужасом, она прозрела.
– Ты же видишь сама, цыганка, – усмехнулся Кэри. – Я болен, и я умираю. Мне нельзя пить, мне нельзя волноваться. Врачи запретили мне летать самолетом, но я все равно полетел. Если бы не лекарства, я давно был бы мертв, медицина шагнула вперед. Но и она бессильна отменить приговор природы.
Кристи не хотела знать, от чего именно он умирает.
– Сколько тебе осталось?
– Несколько месяцев. Надеюсь, что у меня есть в запасе полгода, но я могу и ошибаться. – Кэри грустно улыбнулся. – Я приехал не для того, чтобы внести смуту в твою жизнь. Я приехал попрощаться.
– Ой, Кэри. – Кристи крепко сжала пальцы, касавшиеся ее лица. – Ведь ты был счастлив? Ты прожил хорошую жизнь?
– Да. Пожалуй, да. У меня ведь была ты. Даже когда мы разошлись в разные стороны, ты осталась со мной. Ты вдохновляла меня в моем творчестве, а воспоминания о тебе согревали мои дни. Ты так много дала мне.
– Ты тоже дал мне немало. Благодаря тебе я поняла, что во мне есть страсть, о которой я не подозревала. Благодаря тебе я поняла, что дорожу своей семьей, – честно призналась Кристи. – Быть может, эти слова ранили тебя, но я все равно благодарна тебе. Я хотела забыть тебя, но, боюсь, уже не смогу…
Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Кэри отвел взгляд.
– Хорошо, что мы смогли проститься, – сказал он уже совсем другим, официальным, тоном.
Внезапно Кристи порывисто обняла его. Под хорошо скроенным пиджаком тело Кэри было худощавым и хрупким. Кристи чувствовала приближение его смерти. В запасе у Кэри не было полугода. У него не было и пары месяцев, она знала это. Наверное, он и сам это чувствовал.
– Не надо жалости, – сказал он и запечатлел на ее лбу прохладный поцелуй. – Не жалей меня. Я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, каким я был раньше.
– Понимаю. – Кристи встала.
– У меня есть для тебя подарок. Возможно, ты никому не сможешь им похвалиться, но он будет дорог тебе, я уверен. – Кэри вытащил из-за кресла старую коробку, потертую, словно ее долго возили с собой в разных поездках, прежде чем решились вручить. – Портье поможет тебе донести коробку до машины. Прощай, Кристи. – Он отвернулся, вставая, слишком поздно, и Кристи успела увидеть слезы в его глазах. Кэри вышел из комнаты в ту же дверь, в которую вошел.
В лифте Кристи не отрываясь смотрела на коробку, которую нес в руках портье. Она не хотела открывать ее в отеле. Парень проводил Кристи до машины и аккуратно пристроил коробку на пассажирском сиденье рядом с ней. Только когда он ушел, она сняла потертую крышку. Откинув оберточную бумагу, Кристи увидела небольшой альбом для набросков, очень старый и потрепанный. В нем были карандашные наброски и фрагменты различных картин, идеи, которые вынашивал Кэри Воленский, прежде чем перенести их на холст.
Первые листы содержали наброски, типичные для мистера Воленского, мрачные, но невероятно притягательные. Дальше шли незаконченные портреты женщины, которой могла быть только Кристи. Это были наброски к циклу картин «Темная леди».
Кристи листала страницы, и перед ней представали все новые и новые наброски и фрагменты ее собственного тела, все более и более живые, настоящие. Здесь были рисунки карандашные и выполненные углем, некоторые нарисованные пастелью. Это был дорогой подарок, настоящее сокровище, и у Кристи сжималось сердце, когда она представляла пальцы художника, склонившегося над альбомом.
Еще ниже был новый слой оберточной бумаги, и Кристи дорожащими руками раздвинула шуршащие листы. Под ними оказалась небольшая картина, миниатюрная копия самого известного полотна художника из цикла «Темная леди». Женщина на портрете лежала на диване в мастерской художника и смотрела на него, но лицо ее не было скрыто волосами. Копия молодой Кристи Девлин, словно живая, смотрела на нее с картины.
Ошеломленная, несколько минут Кристи смотрела вглубь на портрет, не в силах отвести взгляд, думая о человеке, который так много для нее значил и который был обречен.
А потом она заплакала.
