Текст книги "Секреты прошлого"
Автор книги: Кэти Келли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Незаметная… невидимая. Разве не этого добивалась Фей каждым своим поступком? Неброская внешность, четко выверенные слова, холодность, почти чопорность в отношениях с мужчинами – именно так она и действовала.
Но ради чего? Ради кого? Фей верила: все, что она делала в жизни, она делала для дочери. И что в результате? Ее стиль воспитания привел к полному фиаско, а добровольная жертва была отвергнута как нечто лишнее, ненужное. Теперь, когда Эмбер ушла из дому, Фей открылось истинное положение вещей.
Она сидела на диване, прямая как струна, бледная, но с пылающими щеками, и смотрела в зеркало, где отражалась лишь ее голова повыше хромированного крана.
Она так долго лгала себе, выдавая за материнскую одержимость обычный страх – страх поддаться эмоциям, угодить в знакомую ловушку. Она маскировалась словно хамелеон, пытаясь слиться с окружающей средой, лишь бы не быть замеченной мужчинами. Фей годами твердила себе, что представители противоположного пола жестоки и вероломны, изо дня в день внушала это себе и дочери, как если бы мужчины были варварами, способными насильно ворваться в ее жизнь и разрушить выстроенную крепость. Бедная Эмбер! Какой конфликт она поселила в душе дочери! Образ идеального отца и собирательный образ мужчины-разрушителя не могли ужиться вместе.
Фей требовала от дочери невозможного. Она хотела, чтобы Эмбер укрылась от мира мужчин, так никогда и не столкнувшись с ним в реальной жизни.
А она, Фей Рид, гордая и независимая женщина, мать-одиночка и ценный работник, была всего-навсего трусихой, заковавшей себя в цепи из опасения снова наступить на знакомые грабли.
Фей закрыла лицо руками, сильно надавив пальцами на прикрытые веки. Она пыталась сдержать слезы. Возможно, Эмбер не нуждалась в своей матери, но она, Фей, нуждалась в своей.
Подхватив сумку, она направилась в кабинет. Натянув пиджак и взяв телефон, Фей сбежала вниз по ступеням и прокричала через плечо Джейн, сидевшей за конторкой:
– Спешу по делам. Если кто будет спрашивать, скажи, отлучилась по семейным обстоятельствам. Пусть на звонки отвечает Филиппа.
– Что-то случилось? Нужна помощь? – спросила Джейн, привставая с места.
– Нет, спасибо. Я сама.
Дверь распахнулась, едва Фей нажала на звонок. Джози выскочила на порог и крепко обняла ее за плечи.
– Я все знаю, – шепнула она на ухо.
– Откуда?
– Она звонила совсем недавно.
– Господи! – возопила Фей. – Где она? Что с моей девочкой? Она хочет вернуться?
– Нет. Она по-прежнему собирается с ним в Америку. – Джози погладила дочь по плечу. – Заходи, поговорим.
Рассказав друг другу новости, женщины умолкли. Они сидели на кухне.
– Что будешь делать? – спросила наконец Джози.
– Поеду за ней, – вздохнула Фей. – Найду и расскажу правду. Пусть решает сама.
– Тебе следовало рассказать много лет назад, – заметила Джози без малейшего упрека в голосе, просто констатируя факт. Она неоднократно просила дочь рассказать Эмбер свою настоящую историю, а не придуманную сказку. Материнская любовь заслуживала правды.
– А как… – Фей запнулась и опустила взгляд. – Каково тебе было тогда? Ну… когда я бросила колледж и связалась с той компанией? – Они с матерью давно похоронили события тех лет, но прошлое догнало их на повороте, а из шкафа один за другим стали вываливаться пыльные скелеты.
И двадцать лет назад Фей знала, что мать сильно переживала за нее, боялась, как бы она не загубила свою жизнь, однако не слушала ее увещеваний – совсем так же как теперь Эмбер.
– Я… считала себя плохой матерью, – признала Джози. – Друзья советовали дать тебе шанс, позволить самой выбрать свой путь. Они говорили, я сделала все, что могла, но мне по-прежнему казалось, будто твои ошибки – моя вина. Будь я хорошей матерью, ты бы не бросилась в омут с головой, думала я.
– Это не так! – Фей теперь смотрела Джози в глаза. – В случившемся не было твоей вины, мама! Ты не смогла бы удержать меня, как бы ни пыталась.
– А ты не можешь удержать Эмбер, милая.
По лицу Фей словно прошла судорога. Она не хотела верить в то, что все потеряно.
– Тут другое. Ведь ты никогда не лгала мне. Ты была честна со своими детьми, понимаешь? А я… я строила отношения на лжи. Если бы я рассказала дочери о том, через что прошла, она знала бы, что парни вроде ее Карла – фальшивка. – Элла описала ей любовника дочери. Самовлюбленный красавчик, пустышка с привлекательным лицом. Такие парни думают только о себе, а не о тех, кто рядом.
– Тебе лишь кажется, что есть разница. На самом деле история повторяется. Сейчас тебе очень больно и кажется, что никто и никогда на свете не страдал, как ты. Но это не так, Фей! Наши ситуации похожи как две капли воды.
Слезы застили Фей глаза, лицо Джози казалось размытым и оттого выглядело моложе. Странно: они с Эмбер были так близки, но дочь без сомнений предпочла ей малознакомого парня, пустив под откос собственную жизнь.
– Тебе кажется, что Эмбер бросила тебя, променяв на другого человека? Это немного похоже на двух любовников, в отношения которых вмешался кто-то третий. Но Эмбер восемнадцать, не осуждай ее выбор слишком строго – ты ведь знаешь, что это за возраст. Она оттого и ушла так стремительно, не оборачиваясь, что боялась передумать: слишком мала на деле ее уверенность в собственной правоте.
Фей припомнился разговор с Кристи. Наверное, у каждой женщины есть свой секрет прошлого, если все они способны сопереживать и понимать других.
– Когда я бросила колледж и выбрала ту компанию… – начала Фей. – Ведь ты поняла, что не виновата в моем выборе?
– Не сразу, но поняла. Поначалу я винила во всем себя, потом своих родителей. Бессмысленно искать виноватого. Это не облегчает боль, поверь моему опыту. Винить других слишком просто, винить себя – разрушительно. Семья закладывает основы, но человек сам делает выбор, причем каждый день новый. На чужих ошибках, увы, не научишься, хотя они, видит Бог, неплохое подспорье в процессе самовоспитания. – Джози улыбнулась. – Этому меня научил Стэн. Не хочу сказать, что твой отец был глупей Стэна, но он был человеком конфликтным и никак не мог достичь гармонии с самим собой и близкими. Стэн говорит, человек меняется каждый день до самой смерти. И выбор, который он делает каждый день, не является заслугой его родителей.
– Наверное, это правда. Но нельзя недооценивать семейное воспитание. Если восемнадцать лет держать ребенка в вате, он выходит в жизнь совершенно не приспособленным к трудностям, наивным и самоуверенным. Я так не хотела, чтобы Эмбер пошла моим путем, но она полностью копирует меня, бедняжка! Этого следовало ожидать, ведь она моя дочь.
– Если бы ты открыла ей глаза раньше, она могла пойти тем же путем из упрямства. Или из любопытства. Ведь чужой опыт и собственный – далеко не одно и то же. – Джози взяла дочь за руку. – Если тебе станет от этого легче, расскажи ей правду. И не надо так переживать за Эмбер, она девочка неглупая. Я верю в нее и тебе советую верить. Она может совершить глупость, но сумеет постоять за себя в сложной ситуации. Вот увидишь.
Однако Фей, которая думала о наркотиках и алкоголе, а также о современном уровне преступности, было не так-то легко успокоить.
– Я вроде тоже не была дурой. Но моя наивность могла стоить мне даже жизни. Я до сих пор расплачиваюсь за свою ошибку. Посмотри на меня, мама! Видишь, какой я стала?
Джози крепко сжала ее руку, глаза блеснули.
– Вижу. И я горжусь тобой.
Глава 15
Возраст – штука странная, думала Кристи. Когда тебе шесть, одиннадцатилетние кажутся пришельцами из космоса. В шестьдесят пятилетней разницы в возрасте не замечаешь вовсе.
Когда-то между Кристи и ее сестрой Эйной лежала пропасть в пять лет. С годами пропасть сужалась, пока не исчезла вовсе и женщины не стали «почти одногодками».
И все же материнские чувства, которые Кристи испытывала к младшей сестре, никуда не делись. Она защищала Эйну, если отец злился, а мать делала вид, что ссора не имеет к ней отношения. Она водила сестру на прогулку и учила читать.
Именно поэтому воспоминания о Кэри Воленском были столь мучительными. Когда Кэри появился в жизни Кристи, мысли о сестренке отошли на второй план. Она до сих пор не могла простить себя за это.
Теперь, увидев имя художника в газете, Кристи пришла в невероятное возбуждение и не находила себе места. От этого она чувствовала себя виноватой. Эйна, позвонившая на неделе и предложившая встретиться, лишь подлила масла в огонь.
– Я хочу сделать сюрприз Рику на день рождения.
У Эйны был такой взволнованный голос, словно сюрприз предполагался совершенно невероятный.
– Увидимся в три в кафе на Саммер-стрит, – предложила Кристи.
Они заняли стол у окна, взяли кофе и маффины. Снаружи сидела компания старшеклассниц из школы Святой Урсулы. Девчонки заметили Кристи и принялись махать ей руками. Она улыбнулась, представляя, как они ругаются сквозь зубы, совсем не радуясь ее появлению. Одна из девочек пыталась спрятать под столом сигарету, остальные торопливо распихивали пачки по рюкзакам. Кристи знала, что кое-кто из старшеклассниц курит, и, хотя и осуждала их, никогда не лезла с советами. Юные создания в голубой форме и длинных полосатых шарфах, с ухоженными волосами и наращенными ногтями выглядели куда старше, чем в свое время Кристи и ее сверстницы.
Среди девчат Кристи заметила Эллу. У девочки был немного потерянный вид, как будто в отсутствие подруги она чувствовала себя не в своей тарелке.
Где сейчас Эмбер? И как справляется с горем Фей Рид?
Со дня побега Эмбер прошло несколько дней. Каждый вечер Кристи и Мэгги заходили к ее матери, чтобы узнать, как она справляется без дочки. Они пили чай в гостиной Фей и болтали.
Утром Фей улетала в Штаты. Она по крупицам вытянула из Эллы всю информацию о группе Карла и постаралась сложить полную картину.
– Ты знаешь, какая студия берется их раскручивать, но этого недостаточно, – качала головой Мэгги, поражаясь решимости Фей. – Не маловато ли фактов?
– Я знаю, в какой город ехать, – твердо ответила мать Эмбер. – Я найду дочь, можешь мне поверить.
Кристи радовалась, что Фей оклемалась и полна энергии. Давать ей советы она больше не пыталась. Собственная постыдная тайна не позволяла взять наставнический тон. Ей и самой требовался дельный совет. А может, с иронией думала Кристи, помогла бы лоботомия, которая делает любые проблемы несущественными.
Она никак не могла обрести покой. Выставка Кэри Воленского, о которой она прочла в газете, сводила ее с ума. Оставалось затаиться и выждать, пока художник укатит восвояси, а пласт воспоминаний, поднявшийся из темных глубин, вновь уляжется на место.
– Здесь так уютно, – сказала Эйна, размешав сахар в кофе и облизав ложечку. – Очень по-домашнему. Жаль, такой кафешки не было в Килшандре, скажи? На Саммер-стрит все друг друга знают, часто общаются. Это так здорово.
Хорошо, что соседи по Саммер-стрит не знали, где они с Эйной выросли. На них смотрели бы с жалостью, если бы подробности детства сестер Маккензи были преданы огласке. У отца был скверный, конфликтный характер, от вспышек его гнева страдали не только жена и дети, но и посторонние люди. Соседи сочувствовали Море, Эйне и Кристи, понимая, что ужиться с деспотом не просто. «Ваш отец… человек с тяжелым нравом» – вот самое мягкое высказывание соседей о главе семейства.
Эйна была слишком мала, чтобы разбираться в происходящем, и принимала грубые крики отца как должное. Кристи, еще слишком юная, чтобы дать отпор, но уже сообразительная, страдала от сочувственных взглядов соседей. Переехав на Саммер-стрит, она постаралась забыть о Килшандре и своем невеселом детстве.
Внезапно Кристи вспомнила о Мэгги Магуайер, хотя не увидела в этом особой логики. На ее памяти Мэгги никогда не сидела в кафе с хихикающими сверстницами, пряча под столиком сигареты, хотя кафе находилось совсем рядом со школой Святой Урсулы и ее домом. Была ли Мэгги замкнутой? Кристи совершенно не помнила деталей. С кем она общалась? И почему с неохотой возвращалась на Саммер-стрит, словно родной дом навевал печальные воспоминания?
– На самом деле, – начала Эйна, – я вовсе не собиралась обсуждать день рождения Рика. Это был предлог. – Ее щеки пылали. – Я хочу поделиться с тобой секретом. Только с тобой, понимаешь?
По спине Кристи прошел холодок, и она бессознательно вцепилась в фарфоровую чашечку, готовясь к дурной новости.
– Ты ведь никому не расскажешь? Особенно Джеймсу? Знаю, у тебя нет секретов от мужа, но тут такое дело…
– Договорились, – просипела Кристи.
– Речь о Кэри Воленском. – От этой фразы Кристи бросило в жар. – Я упоминала, что он будет в городе с выставкой. Так вот, я позвонила в отель, в котором он остановился, и оставила сообщение. Все так странно… – Эйна опустила глаза, став совершенно пунцовой. – В том смысле, что… очень необычное ощущение, когда ждешь встречи с бывшим парнем. Конечно, Рик не стал бы препятствовать нашей встрече, потому что уверен во мне и знает, что Кэри Воленский остался в прошлом. Но я не стала ничего ему рассказывать. Вдруг он расстроится?
– Думаю, он точно расстроится, – согласилась Кристи.
– Короче, я скрыла, что звонила в отель, а теперь чувствую себя неловко. Наш роман с Кэри кончился до появления в моей жизни Рика, но ведь это были серьезные отношения. Обманывать Рика нехорошо, но и обижать его не хочется. Что скажешь на это, сестричка?
Кристи сидела прямо, словно кол проглотила, и молча смотрела на Эйну. Ей было очень, очень плохо. Словно именно теперь страх, постепенно накрывавший ее в последний дни, достиг своей кульминационной точки. Пожалуй, страшные события, которые она предчувствовала, все же нашли ее, и теперь от них было не скрыться.
– У Кэри, конечно, были другие женщины с тех пор, как мы расстались, – продолжала Эйна. – Я, знаешь ли, следила за его жизнью по газетам и новостям. Понимаю, в этом есть… что-то преступное, ведь я люблю Рика. Наш с Кэри роман был с самого начала обречен: он был старше, опытнее, жестче. И искусство для него значило, увы, больше, чем я. Пожалуй, Кэри куда больше подходил тебе, нежели мне! – Эйна нервно хохотнула. – Вы оба помешаны на искусстве, а я даже фамилию Пикассо впервые услышала от Кэри. И веришь, подумала, что он говорит о марке машины!
Кристи медленно кивнула.
– Ах, но ведь следить за судьбой того, кто был тебе дорог, так интересно! – воскликнула сестра. – Понятное дело, Кэри всегда искал встречи с женщинами моложе себя. И как мужчинам это удается? Вот я даже представить себя не могу с молодым парнем лет тридцати. А ты? Да все бы смеялись и тыкали пальцем. Почему мужчинам можно, а нам нельзя, а? – Эйна перевела дух. – Кэри даже был женат. На какой-то польке. Она похожа на тебя в молодости: длинные темные волосы, чуть раскосые глаза – словом, красотка.
Эйна схватила нож и посмотрела на свое отражение в узком зазубренном лезвии, внимательно изучила глаза, словно желая убедиться, что сеточка морщин не слишком заметна. Внешностью она пошла в отца с его бледно-серыми глазами, светлой веснушчатой кожей и пепельными волосами. В отличие от сестры Кристи унаследовала черты бабушки, которая умерла задолго до ее рождения.
– Как думаешь, ботокс поможет? – спросила Эйна внезапно. – Я вся в морщинах, словно мопс. Никакие возрастные кремы не действуют. Я использовала самую дорогую косметику годами, скупала тоники, лосьоны, сыворотки, увлажняла и мазала кожу век исключительно безымянным пальцем, стирала косметику на ночь, спала на спине… и погляди на меня! Я хуже мопса. Я шарпей!
Несмотря на комок в горле, Кристи рассмеялась.
– Никакой ты не шарпей, Эйна! Ни капельки не похожа, хотя они очень и очень милые существа. Хочу завести одного, но, боюсь, мои девочки не потерпят конкуренции. – Кристи знала, что Тилли и Рокет – ужасные собственницы. Даже незнакомые люди в доме вызывали у них настороженность, а то и враждебность, что уж тут говорить о собаках. – Ты очень хорошо выглядишь для своих лет, милая. – Кристи привыкла утешать сестру. Она старалась внушить ей уверенность, потому что Эйна постоянно была недовольна собой. То она была слишком толстой, то слишком костлявой, а теперь вот внезапно стала старой.
– Я позвонила в отель и наговорила сообщение, – снова вернулась к оставленной теме Эйна. – Как считаешь, это было глупо?
Кристи хотелось закричать, что сестра совершила чудовищную ошибку. Она с трудом взяла себя в руки.
– Скорее всего он не перезвонит, – осторожно сказала она, моля Бога о том, чтобы Кэри Воленский и думать забыл о существовании сестер Маккензи.
– А вот и нет. – Эйна покусала губу. – Мне позвонила его помощница, сказала, что Кэри хочет встретиться и поболтать о прошлом. Но к сожалению, у него такой плотный график, что трудно найти свободное окно. Она сказала, Кэри позвонит, как только выберет время. Но он хочет встретиться! Он ничего не забыл!
Эйна проводила Кристи до дома и отправилась к себе. У нее был такой счастливый вид, что от дурных предчувствий у Кристи ныло сердце.
Она налила себе большой бокал вина и вышла в сад. Джеймс был бы изумлен, увидев ее с выпивкой в столь ранний час. Кристи могла сказать, что просто решила посидеть на солнышке и порефлексировать с бокалом прохладного шабли, но это была бы наглая ложь. Ей требовалось привести в порядок эмоции, расслабиться и затолкать поглубже в подсознание страх, острыми иголочками коловший мозг. Кэри Воленский вновь бесцеремонно вторгся в ее жизнь. Столько лет ушло на то, чтобы похоронить связанный с ним секрет! А он с легкостью возродился из пепла, словно все было только вчера.
Все последние месяцы перед своим тридцать пятым днем рождения Кристи была ужасно занята. Она как раз начала работать на полставки преподавателем искусств в школе Святой Урсулы для девушек да еще, желая побольше заработать, рисовала акварелью натюрморты, которые ее друг продавал на рынке. Джеймс много работал над проектом по защите окружающей среды, допоздна задерживался в офисе и постоянно говорил лишь о делах.
Кристи обожала Итона и Шейна, ценила каждый момент, проведенный с детьми, и жалела, что не может уделять им больше внимания. Порой она чувствовала, как остро щемит сердце, когда смотрела на занятых играми мальчишек.
– Нельзя быть такой сумасшедшей мамашей, – сказала она как-то сестре. – Меня пугает, как сильно я их люблю. Стоит прочесть в газете о катастрофе или несчастном случае, я тотчас примеряю трагедию на себя, на своих детей. И веришь, переживаю с такой силой, словно все взаправду. Боль при этом почти физическая!
Эйна, работавшая в администрации больницы и как раз переживавшая очередной роман с каким-то врачом, вкалывавшим в две смены, только вздохнула. Ее приятели работяги были слишком ограничены во времени, чтобы уделять ей достаточно внимания.
– Хотела бы я испытывать столь сильные эмоции. Мне кажется, я вообще не найду себе мужчину, достойного отцовства, и останусь бездетной. За последние три года у меня не было ни одного романа, который продлился бы дольше трех месяцев. Словно у меня на лбу стикер «Девяносто дней – максимум!». Через три месяца все они сбегают, промямлив: «Ты прекрасная женщина, но…» Варианты концовок разные, однако смысл один: я требовательна, а у врачей нет времени на женские капризы. Все, больше никаких медиков! Мне надо чаще выбираться в город и знакомиться с людьми, а то загнусь в этой больнице.
Кристи почувствовала себя виноватой. Зря она завела разговор о детях с сестрой, мечтающей стать матерью. Следовало найти другого собеседника, а не травить душу бедной Эйне. Во всем была виновата страшная занятость Джеймса, с которым Кристи в последнее время говорила мало и только о работе. Все, что не укладывалось в тему «Загрязнение окружающей среды», превратилось едва ли не в табу.
– Я так устал, – вяло говорил Джеймс, стоило Кристи сделать попытку его разговорить.
– Я устаю не меньше твоего, – бурчала она обиженно.
– Тогда пойдем спать, – предлагал муж.
– Ты встретишь подходящего парня, вот увидишь, – попыталась утешить сестру Кристи. – Ты же красавица и умница, Эйна! Всему свое время. Просто ты не там ищешь. Действительно, почаще выбирайся в люди, ходи в музеи, на выставки, вечеринки. Наслаждайся жизнью, а о мужчинах забудь. И нужный человек сам найдет тебя, вот увидишь! Счастливые встречи происходят, когда их совсем не ждешь.
О как она жалела о данном совете годы спустя!
За сутки до дня рождения Кристи сказала Джеймсу, что идет с сестрой в галерею. Эйна хотела представить ей своего нового парня, какого-то польского художника, который был старше ее и, похоже, в скором времени тоже собирался сказать ей: «Ты прекрасная женщина, но…»
После выставки сестры хотели поужинать и отметить тридцать пятую годовщину Кристи.
– Прости, дорогая, я так закрутился… – виновато сказал Джеймс. – Совсем забыл о дне твоего рождения. Что тебе подарить?
– Внимательного мужа.
– Что ты болтаешь, у тебя уже есть один.
– Вроде есть, а вроде бы и нет, – вздохнула Кристи. – Мы с мальчишками почти не видим тебя. Ты помешался на работе, Джеймс! Я готовлю, убираю, приглядываю за детьми и работаю на двух работах. А ты даже о дне рождения забыл! Я не устраиваю сцен, пойми, но твое невнимание обидно. Мне не нужен дорогой подарок, но хотя бы открытку ты мог подарить. Ведь ты даже не подумал об открытке?
– Могу сделать открытку своими руками, – смущенно предложил муж.
– Ты ужасно рисуешь. – Кристи была расстроена. – И потом, ты немного опоздал.
Она внезапно подумала о браке родителей. Зачем было выходить замуж? Достаточно родить ребенка и жить без мужчины. Должно быть, мужчины и женщины сделаны из разного теста и не способны уживаться вместе. Мужчины находятся в вечном поиске, словно древние завоеватели и охотники, тогда как женщина всегда стремится обрести стабильную гавань, поддерживать очаг и заботиться о детях.
Кристи грустно посмотрела на мужа, а затем в пыльное окно автобуса. Они с Джеймсом ехали в город по делам, и Кристи надеялась, что муж зазовет ее в ресторан, где давно заказал столик. Увы, он не просто не планировал сюрприза, но и вовсе забыл о дне рождения.
Художник, роман с которым переживала Эйна, выставлялся в галерее «Бамбу». Кое-что зная о нем, Кристи заранее была настроена против него.
– Ну… – решился прервать затянувшееся молчание Джеймс. – Расскажи мне об этом парне.
Кристи, увлеченная искусством, была наслышана от знакомых о Кэри Воленском, его сокрушительном очаровании и диком, необузданном темпераменте. Художник бросал женщин, едва его интерес к ним начинал угасать, и то, что Эйна выбрала столь ветреного мужчину, беспокоило ее.
– Думаю, он совершенно ненормальный, – раздраженно пожала плечами Кристи. – Чем талантливей художник, тем он больший псих.
– Ты тоже талантлива, но ты не псих, – подольстился Джеймс.
– Я неплохой преподаватель искусства и посредственный художник, – вздохнула Кристи. – Мне далеко до гения, именно поэтому в моей крови нет гена безумия. И слава Богу!
– А если этот Воленский не так уж плох? Может, это лучший мужчина в жизни Эйны?
– Сомнительно. Если он бросит мою сестру, я оболью его полотна кислотой, – мрачно сказала Кристи. – Я всю жизнь опекала Эйну, особенно от психов с манией величия. Защитить ее от Кэри Воленского – мой долг.
На то, что польский художник гениален, указывало все: толпы людей, бесновавшихся у входа, счастливчики, уже посетившие выставку и выходящие на улицу с одухотворенными лицами.
– Выше всяких похвал! Какой талант! – неслись отовсюду восторженные возгласы.
Кристи и Джеймс влились в толпу страждущих, и уже через десять минут им удалось пробраться внутрь галереи, где со стен на них смотрели картины Воленского, наводящие на мрачные размышления. Кристи любила искусство в различных проявлениях, но работы в стиле темного абстракционизма, как правило, не вызывали у нее восхищения.
Однако произведения поляка потрясали и даже подавляли. Да, здесь чувствовалась рука гения: точные мазки, удивительно глубокая палитра подняли в душе Кристи бурю эмоций, настоящее торнадо. Картины были такими энергичными, емкими, что от них нельзя было оторвать взгляд.
В коллекции были и портреты, но люди на них казались холодными, отстраненными и заносчивыми. Кристи не любила таких портретов, ей по душе были нежные, теплые краски гогеновских женщин, а не хрусткий, почти ощутимый лед на лицах, изображенных Воленским.
Но похоже, Кристи оказалась единственной, кому творчество поляка пришлось по душе не целиком. Большая часть картин уже была продана, если судить по ярким стикерам на рамах. Да уж, Кэри Воленскому не требовалось работать на полставки учителем в школе Святой Урсулы, чтобы оплачивать аренду.
Ощущение, что мужчина, творивший в столь суровой, мрачной манере, никак не может составить гармоничную пару с Эйной, усиливалось с каждой минутой. Человек, писавший картины с такой яростью, почти ненавистью к окружающему миру и своим зрителям, вряд ли мог когда-либо стать хорошим отцом. Такую силу нельзя обуздать и контролировать, нечего даже и пытаться. Страшно даже представить, какой из Кэри Воленского вышел бы муж. Второй отец Кристи и Эйны, это точно!
– А вот и ты, моя драгоценная сестрица! – воскликнула Эйна, выныривая из толпы. – Заранее не поздравляют, так что о дне рождения пока не будем. Как добрались?
В честь праздника Кристи уложила волосы на прямой пробор, а концы накрутила горячими бигуди. Теперь роскошные пряди кольцами вились по ее плечам словно причудливые змеи. На ней было бархатное платье сливового цвета с высоким горлом и открытыми руками, подчеркивавшее фигуру.
– На свои сорок ты не тянешь, – подшутила Эйна, и Кристи рассмеялась своим густым, низким смехом.
Рядом с Эйной неожиданно оказался мужчина, который уставился на гостью неподвижным взглядом. Внезапно Кристи ощутила странное волнение, даже дурнота накатила. Чувство, будто она все знает об этом человеке, заставило ее сделать шаг назад.
От Кэри Воленского исходила почти физически ощутимая мощь, у него была та же энергетика, что у его картин, ему хотелось доверять и подчиняться. Он оказался выше Кристи, которая отнюдь не была коротышкой. У поляка было худое, гибкое тело и густые непослушные черные волосы. Его глаза смотрели гипнотически, вбирая каждую деталь, без тени смущения. Вокруг сновали люди, очень разные, яркие, но мрачная демоническая фигура Воленского все равно выделялась в толпе, словно все они были просто бледным фоном.
– Рад встрече, – сказал Джеймс.
Кэри кивнул и улыбнулся. Мрачное выражение спорхнуло с лица, уступив место приветливости.
Несколько человек подошли ближе, чтобы выразить свое восхищение, а подруга Эйны, Хлое, пригласила всех на вечеринку по случаю открытия выставки.
– Будут все! – воскликнула она, пожирая взглядом художника. – Приезжайте, это на Харрингтон-роу. Такой здоровенный особняк с бассейном.
– Мы не сможем, потому что запланировали ужин в ресторане, – покачала головой Кристи. – Так что ничего не получится. – Ей все больше хотелось сбежать.
– Почему? Отличная возможность совместить приятное с полезным, – возразил Джеймс. – Гости, музыка, напитки… отличная возможность забыть о том, что тебе тридцать пять.
– Я вовсе не стремлюсь об этом забыть, – сказала Кристи. – И мне не хочется тащиться на Харрингтон-роу.
– Если кто-то не хочет ехать, заставлять бессмысленно, – сказал Воленский. Художник впервые заговорил, и Кристи удивилась тому, до чего его акцент похож на акцент Ленкии, полный мурлычущих звуков. «Язык любви», – почему-то мелькнуло в голове Кристи, и она смутилась, но не отвела взгляда.
Они с Воленским смотрели друг на друга, безучастные к окружающему. Кристи чувствовала, что сможет нарисовать лицо поляка даже годы спустя – так остро западала в память каждая черта.
Кэри смотрел на нее так, словно тоже сожалел, что рядом нет холста и красок. Кристи коротко взглянула на его пальцы и почему-то сразу представила, как они ощупывают ее лицо, запоминая детали, затем двигаются вниз, вдоль линии подбородка, по шее и ключицам, забираются под бархатное платье.
– Он очарователен, правда? – выдохнула Эйна восхищенно, хватая сестру под локоть. – Думаю, я нашла того, кто мне нужен, – шепнула она уже на ухо.
Кэри по-прежнему сверлил ее взглядом, и Кристи поняла, что должна сейчас же, немедленно отвернуться, иначе всем и каждому станет ясно: польского гения и замужнюю Кристи Девлин с невероятной силой тянет друг к другу.
– Воленский, ваша выставка – настоящее событие. – Коренастый толстяк с сигарой в зубах схватил Кэри за руку и энергично встряхнул.
Богатый коллекционер, вспомнила Кристи. Знакомство с такими людьми много значило для любого художника, поскольку давало пропуск в мир денег и славы. Взгляд Воленского оторвался от лица Кристи. Он уставился на коллекционера.
Кристи перевела дух и напомнила себе, что давно замужем. К тому же Кэри Воленский был мужчиной ее сестры. Между Кристи и поляком не могло быть никакого притяжения! Ни-ка-ко-го притяжения!
– Давайте я покажу вам лучшие картины, – предложила Эйна.
– Да, отличная мысль, – с готовностью поддержала Кристи.
Вместе с сестрой и мужем Кристи сделала круг по широкому залу, где возле стен кучками толпились люди, восторгавшиеся шедеврами мистера Воленского. Эйна объясняла, почему та или иная картина носит такое название, а Джеймс вежливо кивал и приподнимал брови. Обычно Кристи хихикала, когда муж делал что-либо из вежливости (уж больно серьезный у него становился вид), шептала на ухо чепуху вроде «здесь изображен не рассвет, а малиновое ухо натурщицы». Однажды она искренне согласилась с Джеймсом, что собаки, играющие в покер, – вершина современного искусства, потому что у мастифов были уж очень потешные морды.
Но в этот раз у нее не было сил подначивать мужа. Картины с каждой минутой нравились ей все больше и больше. Они были полны невиданной энергетики, и скучающее лицо мужа едва ли не раздражало.
Кристи чувствовала обжигающий взгляд Воленского и боялась обернуться. Ей казалось, он видит ее насквозь, словно рентгеном просвечивает каждую трясущуюся от напряжения косточку. Она вела себя так, как ведут себя все, кто знает, что за ними наблюдают: смеялась, держала плечи прямо, шагала по-кошачьи, стараясь придать себе привлекательности. Даже зная, что подобное поведение постыдно, запретно, Кристи ничего не могла с собой поделать.
Они-таки поехали на вечеринку.
– Какая разница, где веселиться? – убеждал Джеймс. – Мы обещали вернуться к двенадцати, а сейчас лишь половина десятого. Можем позвонить по дороге Фионе и сказать, что в ресторан не поехали, но все равно собираемся задержаться.
