Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Она появилась утром, когда вас не было.

– Вам очень повезло.

– Возможно, – сказала Руфь. – Я в этом не уверена. Видит Бог, как остро нуждаюсь я сейчас в дополнительной паре рук, – добавила она в объяснение. – Но как брать в дом такого ребенка?

– А что тут такого? – спросила Ракель. – Девочка выглядит приятной, услужливой, И более чистой, чем большинство.

– Но, сеньора Ракель, ее мать проститутка, и, насколько могу судить, она росла в крохотной комнатке, рядом с той, где ее мать…

– Ну а помимо этого, – торопливо сказала Ракель, – как она в роли служанки?

– Превосходно, – смущенно заговорила Руфь. – Кухарка очень довольна тем, как быстро она все схватывает, и, кажется, с тех пор, как появилась, она работает не покладая рук. Но как только вернется моя Ева и пройдет свадьба, мне она будет не нужна. Притом Бонафилья хочет оставить Эсфирь при себе, а в этом доме у Эсфири будет больше дел, чем причесывать свою хозяйку. Но чтобы такая, как Хасинта, стряпала или ухаживала за детьми!

– Подумайте обо всех людях, которые доверяли слугам, матери которых были рабынями. Это почти одно и то же.

– Некоторая разница существует, – сказала Руфь. – У рабынь нет выбора.

– Во всяком случае, сейчас не время решать, – сказала Ракель. – Подождите до окончания свадьбы.

– Вы правы, – благодарно сказала Руфь. – Мне сейчас не стоит принимать решение. Извините, пожалуйста, я на минутку. Нужно зайти в дом, взять свою работу. У меня не было времени закончить штопку детской рубашки.

За городскими стенами трое верховых, выехавших из трех разных мест, встретились в приятной роще и остановились. Двое тут же спешились и подошли к оставшемуся в седле. Один из них был рослым, симпатичным, сильным; другой сухопарым, проворным, он шел по неровной земле с нервозной фацией оленя. Купа деревьев росла рядом с ухабистой дорогой, вдали от движения больших дорог; место было таким тихим, в каком приятно провести в праздности час, и таким укромным, какое только можно было найти вблизи от города.

Оставшийся в седле накинул на голову капюшон и держал возле рта шелковый платок, словно страдал зубной болью.

– Сеньор, мне, кажется, неожиданно повезло, – сказал рослый.

Сухопарый молчал, внимательно слушая.

– Каким образом? – спросил человек в капюшоне.

– Вчера утром по пути в город я случайно наткнулся на группу путников, ехавших из Жироны на свадьбу. Не стану тратить ваше время, сеньор, объясняя, как все получилось, но я рискнул провести с невестой значительное время.

– Я не стану опаздывать на обед из-за твоего хвастовства о любовных победах, – холодно сказал человек в капюшоне.

– Конечно, сеньор, – поспешил сказать рослый. – Она болтала, как все женщины, и пожаловалась, что им приходится везти лекарство для очень больного человека, лежащего в этом доме, – она считала, что больной дурное предзнаменование для свадьбы или какой-то женской глупости, думала, что нужно найти другого врача, чтобы ей благополучно вступить в брак. Я оставил это без внимания. Но она красивая девочка, и я условился встретиться с ней вчера во второй половине дня, если ей удастся ускользнуть. Она ускользнула.

– Надеюсь, есть смысл рассказывать все это.

– Думаю, да, сеньор. Не знаю, почему я спросил ее, считает ли она все еще больного дурным предзнаменованием после того, как встретилась с ним, но спросил, и она сказала, что его присутствие в доме держится в большом секрете. Никому не разрешается видеть его; никому не разрешается упоминать о нем. Очевидно, это делает его еще худшим предзнаменованием.

Рослый умолк и посмотрел на своих собеседников, оценивая их реакцию.

Наступила долгая пауза, слышны были только щебетание птички да шелест листвы на легком ветерке.

– Но этого не может быть, – сказал наконец человек в капюшоне. – Он мертв.

– Возможно, это кто-то другой, – предположил сухопарый.

– Возможно, но мы должны выяснить. Нужно разобраться с этим делом быстро – но осторожно. Где этот дом? Кто врач?

– Дом в еврейском квартале. Имя врача Иаков Бонхуэс.

– Разузнай о нем, что сможешь, – сказал человек в капюшоне сухопарому.

– Постараюсь.

– И потом обсудим, как выкурить этого пациента. А ты разузнай, что еще сможешь, у этой женщины, – обратился человек в капюшоне к рослому.

– Непременно, сеньор.

– Теперь возвращайтесь в город, пока никто не заметил вашего отсутствия.

Едва договорив, человек в капюшоне повернул свою лошадь и поскакал так, словно за ним гналась стая демонов.

Его собеседники молча пошли к своим лошадям.

– Нам лучше не возвращаться вместе, – сказал сухопарый, взяв поводья. – Я поеду к воротам святого Мартина.

– Тогда я к восточным, – сказал другой.

Через час Руфь снова поспешила во двор. Солнце согрело город, и большинство ее гостей спокойно сидело в тени. Ракель вышивала; отец ее с головой ушел в разговор с Иаковом Бонхуэсом; Аструх и Давид негромко беседовали в стороне от остальных. Дуран должен был присоединиться к ним после вечернего седера.

Ракель поднялась и стала предлагать Руфи занять свое удобное место в тени.

– Нет-нет, – сказала Руфь. – Я только вышла убедиться, что все довольны. Скажу Хасинте, путь принесет чего-нибудь перекусить, пока ждем обеда. – Посмотрела, как высоко поднялось солнце над крышей дома. – Но сперва, – сказала она с беспокойством, – отправлю ее отнести бульона нашему пациенту.

– Превосходно, – сказал Исаак. – Пусть разобьет в бульон яйцо и захватит хлеба.

– Думаешь, он достаточно здоров? – спросил Иаков.

– Давай выясним, – сказал Исаак. – У меня не было пациента, который бы так стремился выздороветь. Завидую тебе. Но без питания это невозможно.

– Да, – сказал Иаков, – он сильный, непреклонный человек.

Исаак пошел вместе с маленькой служанкой в комнату пациента, там возле окна сидел Юсуф, праздно глядя на крыши.

– Как у него дела? – спросил врач.

– Он почти все время спит, господин, – ответил Юсуф. – Жаль, я не захватил какой-нибудь книги. Мог бы проводить это время в полезных занятиях, поскольку он редко нуждается во мне.

– Спустись к сеньору Иакову, попроси его дать тебе на время одну из своих книг. Я посижу с пациентом, пока он будет есть. Хасинта, можешь помочь ему?

– Я уже помогала, сеньор Исаак, – ответила та.

– Господин, разбудить его перед уходом? – спросил мальчик.

– Только осторожно, Юсуф.

– Не нужно, – послышался голос с кровати. – Я не сплю. Привет, Хасинта. Откуда ты появилась?

– Меня прислала мама, – ответила девочка. – Помогать сеньоре Руфи.

– Это замечательно находчивый и умный ребенок, сеньор Исаак, – сказал пациент. – Хозяевам с ней повезло. Что ты принесла мне?

– Бульона с яйцом, сеньор, – ответила она, – и с хлебом, чтобы макать туда.

– Поднеси мне чашку к губам, – сказал пациент, – попробую этого хлеба в бульоне с яйцом.

Он неловко обмакнул левой рукой кусочек хлеба в горячий бульон, подхватил кусочки яйца и стал жадно есть.

Исаак спокойно ждал, пока пациент не прикончил почти весь бульон и отодвинул чашку. Служанка взяла ее, сделала реверанс и вернулась на кухню. Врач наконец повернулся к пациенту.

– Кажется, сейчас вам гораздо лучше, чем вчера.

– У меня появился аппетит, – сказал он, – и я повсюду ощущаю сильную боль, но она не мешает мне есть и спать.

– Дышать больно?

– Да, но я дышу, предпочитая это альтернативе.

– Раз вы способны шутить, сеньор, состояние ваше лучше, чем вчера. Но теперь, будьте добры, расскажите, как вы оказались в таком состоянии. Только, пожалуйста, не нужно истории с мулом и горной дорогой. Я ее не приму. Можете начать с того, как стали последователем катаров.

– Катаров? – переспросил в изумлении пациент. – Я? Сеньор Исаак, с чего вы взяли? Я ни единого катара в глаза не видел. Помню, дедушка говорил о них – о священнике, который был катаром, и о торговце, которого он хорошо знал. Но это было много лет назад. Сейчас их здесь почти нет. И уже давно.

– Разве это не то, что сказал бы катар?

– То же самое сказал бы добрый христианин – и, полагаю, добрый еврей. Это правда.

– Здесь многие считают, что вы катар, спустившийся с гор с какой-то зловещей целью.

– Не будь это так опасно, – заговорил пациент, – это было бы очень смешно. Но Бог свидетель мне, сеньор Исаак, я не катар. Возможно, смогу найти человека, который это подтвердит.

– Мы не станем беспокоить вас этим. Но мне желательно знать правду. По крайней мере, часть ее. Если вы не катар, то кто же?

– Вы считаете, что я лгал вам, сеньор Исаак?

– Считаю, что вы не захотели сказать то, что мне нужно знать.

– Вы готовы поверить, что у меня есть враги? – спросил пациент. – И что мое молчание объясняется этим? – Сделал краткий, неглубокий вдох. – Сеньор Исаак, на столе возле вашей правой руки есть вода. Я не могу дотянуться до нее без больших усилий и боли.

Исаак нашел стол и осторожно водил по нему пальцами, пока не нашел чашу. Понес ее на голос пациента.

– Держу ее, – сказал мужчина и напился. Сунул чашу в протянутую руку врача.

– Я не думал, что эти повреждения причинил вам друг, – сказал Исаак.

– Если удовольствуетесь частью моей истории, поведаю ее вам. Я слишком усталый, чтобы сейчас рассказывать всю.

– Я удовольствуюсь частью правды. Давайте начнем с вашей рубашки, сеньор. Она вызывает у меня любопытство.

– Моя рубашка, сеньор Исаак? С какой стати?

– По словам моей дочери, она резко отличается от остальной вашей одежды и вещей.

– Говорил я вам, что, хотя сам беден, женат на богатой женщине? Из-за этого у меня есть враги.

– Ваша жена покупает вам рубашки из тонкого полотна, а вся остальная одежда у вас старая и заштопанная.

– Это мой способ не вызывать зависти, – сказал пациент. – Я очень устал, мой добрый врач. Мне нужно поспать.

Юсуф открыл дверь в комнату.

– Господин, вас зовут на обед.

– А твоему пациенту нужен отдых. Пока что мне хватит испытывать его силы.

Глава девятая

На другой день дом погрузился в субботний покой. К диете пациента добавили заварной крем; он спал немного поменьше и больше разговаривал с тремя своими юными сиделками, но не говорил ни слова о своем прошлом или повреждениях.

Когда Ракель сменила Юсуфа у ложа пациента, он подошел к Исааку.

– Господин, если я не нужен, – сказал он, – то хотел бы осмотреть город.

По субботам он обычно уходил из дома и свободно разгуливал, заводил друзей, каких хотел, и удовлетворял свое любопытство обо всем окружающем.

– Да, конечно, – сказал Исаак. – Наслаждайся покоем, пока он длится.

Но Юсуфу нужен был не покой. Он надел старый камзол, сунул за пояс кошелек с несколькими монетками и пошел по широкой центральной улице – достаточно широкой для проезда телеги – к воротам гетто.

Шагнув за массивные ворота, мальчик оказался в вихре шума и людей, спешащих во всех направлениях. Тут же застрял между двумя толстыми женщинами и позволил себе, чтобы толпа несла его на запад, вниз по склону холма, к центральной части города. На полпути он юркнул в узкий, заваленный мусором переулок и вышел на более деловую улицу, где находились мастерские серебряных дел мастеров и ювелиров. Они его мало интересовали; он повернулся к первому человеку, которого увидел, мужчине в несколько поношенном камзоле, и коснулся ладонью его руки.

– Что это там такое? – спросил он, указывая направо.

– Королевская тюрьма, – ответил человек в камзоле, – и, судя по твоему виду, маленький негодник, там тебе и место. Убери руку с моего рукава.

– Благодарю за любезность, – сказал Юсуф с низким поклоном. И повернул налево. Шел на доносящиеся с той стороны звуки и запахи до беспорядочно раскинувшегося открытого рынка. Все лучшие фрукты, рыба, птица, мясо были раскуплены, но там было еще полно отчаянных домохозяек, запоздало наполнявших корзинки тем, что осталось. Мальчик купил себе маленький хлебец, жареного мяса к нему и пошел дальше.

Палатки со старой одеждой в дальнем конце рыночной площади ненадолго заинтересовали его; он с любопытством осмотрел рваный, грязный камзол. В нем он бы не выделялся среди кишевших там мелочных торговцев и воришек. Однако денег у него было мало, и он пошел дальше. Вышел на другую улицу, казавшуюся значительной, повернул налево, в сторону гетто, снова вышел на улицу серебряных дел мастеров и ювелиров, только на сей раз южнее королевской тюрьмы. Суета дальше к югу разожгла его любопытство, и он пошел туда.

Впереди были арки первых бастионов города. Юсуф пришел на зерновой рынок, куда каждое утро привозили на телегах зерно и муку на продажу. Пшеница, рожь, овес, ячмень, пшено и рис заполняли мешки и закрома – зрелище для многих привлекательное, но мальчика оно не интересовало. Однако под арками, защищавшими от дождя и солнца, неровными кружками сидели группы людей, кто на земле, кто на старых бочонках, ящиках или кусках досок. Юсуф потихоньку подошел к одной из групп и увидел, как высокий, широкоплечий человек бросил кости в центр кружка.

– Ха, – произнес он с гортанным акцентом. – Я выиграл, Роже.

– Нет, Грос, не выиграл, – сказал сидевший рядом. – Деньги пока мои. Так ведь, парень? – неожиданно обратился он к Юсуфу.

– Я не видел твоего броска, – правдиво ответил Юсуф.

– Мальчишка лжет, чтобы спасти своего друга, – сказал худощавый человек с темной кожей и волосами. Он обращался к соседу на языке, который Юсуф хорошо знал, но остальные, видимо, нет.

– Как твоя мать, – ответил Юсуф с блестящим произношением арабского языка, которому научился дома у родителей и который в последние несколько лет старался не забыть. – И он мне не друг.

– Недостаточно богат для тебя, красавчик? – спросил худощавый, смуглый человек.

– Я пришел бросать кости, а не…

И пока он искал способ выразить то, что хотел, с помощью небольшого запаса непристойных слов на арабском, его выручило вмешательство со стороны.

– О чем это вы говорите? – спросил тот, кого звали Грос, это было подходящее имя для человека такого роста и сложения.

– Красавчик хочет поиграть, – ответил худощавый. – Как тебя зовут, красавчик.

– Юсуф. А тебя, урод?

Тот расхохотался.

– Ахмед.

– Не боитесь, что вас арестуют за азартные игры у всех на виду? – спросил Юсуф.

– Мы не играем, – ответил Грос с невинным видом. – Мы работаем. Мы носильщики. Нужны здесь, разве не так? Что, если кому-то нужно что-то отнести? Меня прозвали эль Грос, – добавил он с усмешкой, – так как в городе нет человека сильнее меня.

– Сколько я знаю его, эль Грос не носил на спине ничего, кроме одежды, – сказал Роже.

– Неправда, Роже. Я отнес бочонок скверного вина одному человеку, а он вместо денег расплатился со мной бурдюком. Это было четыре года назад. Я усвоил этот урок.

– Будь осторожен, Юсуф, – сказал Роже. – Эль Грос обдирает мальчишек вроде тебя, как липку.

– Мальчишек – может быть, – ответил Юсуф. – Но не вроде меня.

– Возможно, – сказал эль Грос. – Но, когда нечего нести, нам становится скучно, так ведь? А если нам скучно, мы, чего доброго, станем искать другую работу. И поэтому все делают вид, что мы не играем.

– Лишь бы мы откладывали кости, когда зазвонят колокола к мессе, – сказал Роже. – Присаживайся, мальчик.

– И прекращаем игру на ночь, когда колокола зазвонят к вечерне, – добавил эль Грос.

– Да, – сказал Роже. – Всегда прекращаем в это время, так ведь?

И подмигнул.

– По крайней мере, на час, – сказал Ахмед.

– Человеку иногда нужно есть, – сказал эль Грос.

– Вы из Перпиньяна? – спросил Юсуф.

– Где ты был всю жизнь? – спросил Роже. – Здесь нет никого местных, так ведь? Вот почему нас не могут тронуть.

– Могут, – сказал Ахмед, – но считают, что не стоит труда.

– Это верно, – сказал Роже.

– Даже Ахмед откуда-то из другого места, – сказал эль Грос. – Только не любит говорить откуда.

– Ахмед не помнить, – сказал рослый, костлявый человек, сидевший рядом с Юсуфом. Говорил он очень неуверенно.

– Молодец, – сказал Роже с одобрительной улыбкой.

– Кто он? – спросил Юсуф.

– Нормандец. Вот почему говорит так плохо. Не спрашивай его имени. Его никто не может произнести.

– Не нормандец, – сказал Ахмед. – Он солдат из Англии. Мы заботимся о нем. Он не может работать, потому что был ранен в ногу в сражении.

– За кого? – спросил Юсуф.

– За кого ты сражался? – спросил эль Грос.

Англичанин бессмысленно посмотрел вокруг и попытался негромко повторить эти слова. Смущенно покачал головой.

– Он кормится попрошайничеством, – сказал Роже. – Если не считать раненой ноги, он очень сильный. Сильный, – громко повторил Роже, указывая на англичанина.

– Да, – сказал англичанин. – Сильный.

И в доказательство, обхватив Юсуфа своими громадными руками за талию, поднял его над головой. Очень мягко опустил на место и снова сказал с широкой улыбкой: «Сильный».

– Это одно из слов, которые он знает, – сказал эль Грос. – Он очень этим гордится.

Юсуф достал из кожаного кошелька хлеб, начиненный жареным мясом, разорвал его надвое и отдал половину англичанину.

– Хлеб. Мясо. Тебе, – сказал он. – Потому что ты такой сильный.

– Спасибо, – сказал англичанин. – Я голодный. Спасибо.

– Это другие слова, которые он знает, – сказал эль Грос. – Давай, парнишка. Рискни поиграть с нами в кости, по грошу за бросок.

И решив, что это развлечение стоит больше гроша, который наверняка проиграет, Юсуф вынул монетку и положил перед собой.

Монетка оказалась проиграна, и эль Грос усмехнулся. Юсуф встал.

– Мне нужно возвращаться, – сказал он. – Можно я вернусь сюда?

– С удовольствием предвкушаем встречу с тобой, – ответил Ахмед.

– Мы всегда здесь, кроме того времени, когда колокола звонят к мессе, – сказал Роже.

– В следующий раз, может, я позволю тебе отыграться, – сказал эль Грос.

Когда Юсуф вернулся во двор, сцена там изменилась. Маленькая Хасинта в тенистом углу у стены играла с ребенком. Бонафилья сидела под деревом одна, наблюдая за Хасинтой и маленьким мальчиком. Исаак, Иаков, Аструх и Давид сидели за столом, увлеченные послеобеденным разговором о текущих проблемах, вызванных войной на Сардинии. На столе были холодные блюда: цыпленок, запеченная рыба, турецкий горох с травами в масле и уксусе, чечевица, фрукты и хлеб. Он положил себе на хлеб рыбы и кусочек цыпленка.

Ребенок, устав от игры, залез на колени Хасинте и уснул. Лия вышла из кухни, взяла его и понесла в кроватку. Хасинта посмотрела, не наблюдает ли кто за ней, и потихоньку ушла со двора. Через несколько секунд, посмотрев на верх окружающей сад стены, Давид тоже поднялся и пошел к сидевшей Бонафилье.

Юсуф понес свою еду в укромное место за кустами и сел, чтобы поесть в покое. Покой его продлился недолго.

– Я думала, вы избегаете меня, сеньор Давид, – услышал он голос сеньоры Бонафильи. Он показался мальчику резким, нервозным и вместе с тем странно кокетливым.

– Будь это так, был бы я здесь? – ответил Давид, не задумываясь.

– Возможно, если вы подошли только по указанию вашего брата.

– Сеньора Бонафилья, как вы можете считать, что кто-то станет избегать вас? – сказал Давид. – Ваша красота привлекла бы и железо, и камень.

– Вы действительно считаете меня красивой? – спросила Бонафилья. Она оставила свою жеманную манеру речи и говорила робко и мучительно искренне. – Вы не были разочарованы, увидев меня?

– Право же, нет, – ответил Давид. – Я был очень изумлен, увидя вас. Я предполагал, что художник, писавший ваш портрет, солгал, однако надеялся, что не очень.

– Вы говорите правду? – спросила она. – Или это ваша обычная любезность? Я заметила, что вы всегда любезны и вежливы.

– Правду; – ответил он сухо. – Все хвалили вашу добродетель и вашу скромность – они меня не удивили. И робость, на которую жаловался ваш брат до того, как было заключено соглашение о браке, показалась мне дополнением к вашим добродетелям. Но я не верил, что они будут сочетаться с такой красотой. Все, что говорили о вас, правда, – сказал он так негромко, что уже заинтересовавшийся Юсуф едва расслышал.

Мальчик услышал резкий вдох, а затем шелест одежды.

– Бонафилья, в чем дело? – спросил Давид. – Куда вы?

Повернувшись, Юсуф увидел движение подола платья Бонафильи по камням, когда она встала. Потом и все остальное – в том числе и залитое слезами лицо, – когда она побежала по двору, затем по ступенькам в дом.

– Черт возьми, что это значит? – услышал он недоуменный голос Давида.

В эту же дремотную вторую половину дня сеньора Хуана искала покоя в саду ее величества, где сидела с шитьем на коленях и наблюдала, как пестрая кошка Маргариды крадется к листу под кустом. Это ее занятие прервал знакомый голос:

– Сеньора Хуана, я не ожидал вас здесь обнаружить. Весь мир спит в послеполуденной жаре.

Хуана подняла шитье и повернула голову.

– Сеньор Пигбаладор, в саду я искала только прохладного ветерка. Не ожидала найти здесь что-то иное – даже вас.

– Ее королевское высочество занято где-то в другом месте, поэтому я осмелился искать вас в этом убежище. Но неужели я для вас всего лишь что-то иное?

– Нет, не всего лишь, – ответила Хуана. – Думаю, вас можно назвать веселым собеседником. Хотя я знаю вас не особенно хорошо и не уверена, можно ли доверять вам…

– Доверять мне? – резко переспросил Бонсом.

– Видеть в вас постоянно источник веселья. Я уверена, что у вас, как и у большинства людей, бывают скучные минуты.

– Никогда, – сказал он.

– В январе, когда льют дожди, вы страдаете от холода, а земля слишком мокрая для охоты?

– Тогда я велю развести в камине огонь, принести горячего вина с пряностями и рассказывать веселые истории.

– Должно быть, это очень утомительно, – сказала Хуана.

– Когда хочу быть хмурым, сварливым, – сказал Бонсом, – я покидаю друзей и срываю дурное настроение на нескольких избранных слугах, которым хорошо плачу, чтобы они это терпели.

– Нужно запомнить, – сказала Хуана.

– Но я забылся, сеньора. Непростительно шутить в доме плача. Судьба нанесла вам жестокий удар. Оставить вас в покое?

– Нет, сеньор, – сказала Хуана. – Вы отвлекли меня от печальных мыслей. Я благодарна.

– Я удивляюсь, что вы не возвращаетесь в загородное имение, чтобы избежать бездумных разговоров с такими, как я, – сказал Бонсом.

– Ее королевское высочество упорно настаивала, чтобы я вернулась к ней, – сказала Хуана. – Она считает, что при создавшихся обстоятельствах так будет лучше.

– Принцесса Констанса в высшей степени любезна, – сказал Бонсом.

– И хотя после смерти моего мужа прошло совсем немного времени… – Хуана сделала паузу. – Она уже говорит о различных партиях для меня. Боится, что одной мне будет трудно. Говорит, кто-нибудь приятный, кто сможет охранять мои интересы.

– Помните, я предлагал то же самое, – сказал Бонсом.

– Да, сеньор. Предлагали. Тогда я надеялась, что в этом не будет необходимости. Но теперь, – сказала она с тревогой в глазах, – право, не знаю, что мне лучше всего делать.

– Вот потому другие и берутся думать за вас. Прислушайтесь к ним, сеньора.

Хуана подалась вперед и посмотрела прямо в глаза Бонсому.

– Но скажите, сеньор, как я могу выбрать мужа из Перпиньяна? Всякий раз, когда кто-нибудь называет какое-то имя, я боюсь, что этот человек затравил моего мужа до смерти.

– Вы верите в это?

– Я этого боюсь. Скажите, что вы знаете о доне Рамоне Хулиа?

– То, что знают все, – осмотрительно сказал Бонсом.

– Скажите мне, – попросила Хуана. – И не вежливую ложь, сеньор, а правду.

– Это труднее. Могу сказать, что сейчас он отчаянно нуждается в деньгах.

– Мог бы он пойти ради них на убийство?

– Если б считал, что при этом может избежать опасности для себя. Он не особенно смелый человек, но страсть его жизни, сеньора, азартные игры. К сожалению, он не разумный и не искусный игрок. Я слышал от него, что ему принадлежит доля в рейсе «Санта-Марии Нунсиады», и он надеется вернуть утраченное состояние, когда она вернется. Возможно, будь у него состояние, он перестал бы играть.

– Разве может леопард избавиться от своих пятен? – сухо спросила Хуана. – Или, что еще более важно, готов ли Рамон Хулиа нарушить закон, чтобы обрести это состояние?

– Только если будет уверен, что не попадется.

– И притом он все-таки ваш друг.

– О, да. Я нахожу его очень веселым, хотя, когда много жалуется, он может стать утомительным. А почему вы спрашиваете?

– Я думаю, что без такого мужа можно обойтись.

– Полагаю, он был бы веселым, но расточительным мужем, – сказал Бонсом. – Но я никогда не общаюсь с ним дольше одного-двух дней. При более долгом общении он может стать утомительным. Но мне нужно идти, сеньора. Меня призывают другие, менее приятные обязанности.

Он встал, любезно поклонился и ушел.

Беспокойная, неуверенная Хуана поднялась со скамьи и стала ходить взад-вперед по саду в тени деревьев, многие из которых были все еще усеяны плодами. Кошка Маргариты прекратила охоту и спала в прохладной тени кустов. Глядя невидяще на их темную листву, Хуана услышала тактичное пошаркивание ног поблизости. Пришел один из слуг принцессы.

– Санчо, ты ищешь меня?

– Сеньора, – сказал тот, – кое-кто хочет с вами поговорить.

– Кто, Санчо?

– Она назвалась Хасинтой, сеньора.

– Проводи ее сюда. Я поговорю с ней.

И сдержанная маленькая девочка осторожно вошла, сделала реверанс, а потом огляделась с большим интересом.

– Сеньора, – негромко сказала она, – я пришла с сообщением. Долго оставаться не могу, – добавила она, и на ее лице отразилось беспокойство. – Хозяйка не знает, что я ушла, правда, сегодня суббота, и никаких работ делать не нужно.

– Понимаю, – сказала Хуана. – Кто-нибудь может хватиться тебя и поинтересоваться, где ты, но не потому, что твоя работа не выполнена. Тогда садись сюда, в тень, и передай мне свое сообщение.

Девочка с подозрительностью оглядела сад, потом подалась поближе к сеньоре Хуане.

– Ваш верный слуга, – прошептала она, – велел мне сказать вам, что он как будто поправляется.

– И это все?

Хасинта кивнула.

– А он в самом деле поправляется?

– У сеньора Иакова есть друг, замечательный врач, приехавший сюда на свадьбу. Он заново вправил кости пациента – нам разрешается называть его только пациентом, сеньора, – и дал ему настойки, которые позволяют спать и есть. Выглядит он гораздо лучше, чем раньше. Только не плачьте, сеньора, – добавила девочка с сильным беспокойством. – Он сказал, вы не должны плакать.

– Здесь все знают, что я оплакиваю смерть мужа. Несколько слезинок ничего не изменят, – ответила Хуана, утирая глаза. – Что еще говорит этот врач?

– Он сказал сеньору Иакову, что от пациента перестал идти запах смерти. А сеньор Иаков сказал хозяйке, что это очень хорошая новость, потому что сеньор Исаак почти всегда знает, будет человек жить или умрет. И у сеньора Исаака есть ученик, подопечный его величества, по имени Юсуф. Он сказал мне, что сеньор Исаак врач из Жироны, который вылечил наследного принца Хуана, когда мальчик в младенчестве был очень болен и их величества опасались за его жизнь.

– Передашь от меня сообщение моему верному слуге? Скажи ему, что я здорова и желаю здоровья ему.

Хуана наклонилась и зашептала на ухо девочке.

– Да, сеньора. Я передам ему. А теперь мне надо идти, иначе меня хватятся.

– Возьми это, – сказала Хуана, – и не теряй.

Хасинта взглянула на тяжелую серебряную монету в своей руке и быстро сунула ее в складки пояса.

– Спасибо, сеньора, – сказала она. – И я желаю вам здоровья.

– Что это за милый ребенок, с которым ты разговаривала? – послышался голос за спиной Хуаны.

– Маргарида, – ответила та. – Когда ты спустилась?

– Только что. Принцесса идет сюда. – Маргарида хлопнула в ладоши, появился слуга. – Сейчас здесь будет принцесса, – сказала она. – Ей нужны кресло и подушки, А также закуски.

– Сейчас, сеньора, – ответил он и скрылся.

– Так кто эта девочка?

– Она принесла мне сообщение от слуги моего мужа. Он вернулся к своей семье в Валенсию. Понимаю, почему он захотел уехать, – сказала Хуана. – Но если б подождал до завтра, я позаботилась бы, чтобы он получил все, что ему причитается.

– А что причитается слуге, который покидает свою госпожу при первом признаке неприятности?

– Маргарида, ты слишком сурова. Он не получал платы последние три месяца, и я уверена, Арнау захотел бы дать ему больше. Он был очень преданным слугой.

– Удивляюсь, – сказала Маргарида. – Ты думаешь, преданным. А что, если нет? То, что напавшие убили Арнау, но слуга уцелел, вызвало бы у меня подозрение. И с какой стати убегать сейчас?

– Думаю, он уехал из опасения за свою жизнь, – ответила Хуана.

Принцесса Констанса и ее придворные дамы появились у входа в сад через несколько секунд после того, как суета приготовлений утихла. Хуана и Маргарида встали и сделали реверанс; слуги попятились и заняли незаметное положение. Ничто не двигалось, кроме шелестевшей на ветерке листвы. Маленький спаниель принцессы, нарушая придворный этикет, вбежал и поднял радостную возню у ее ног, потом бросился искать пеструю кошку. Его хозяйка села, спаниель прибежал назад и со счастливым видом улегся у ступней принцессы.

– Сеньора Хуана, подойдите, сядьте рядом со мной, – сказала Констанса. – Давайте поговорим еще.

Хуана снова сделала реверанс, подошла и села на самое почетное среди придворных дам место, рядом с принцессой.

– Я предприняла несколько шагов, чтобы облегчить ваше положение, – сказала Констанса. – Однако не знаю, будут ли они успешными.

– Ваше высочество, – сказала Хуана, и на глаза у нее вновь навернулись слезы, – я глубоко благодарна и польщена, что вы снизошли до помощи мне. Это гораздо больше, чем я заслуживаю.

Принцесса посмотрела на нее с любопытством.

– Это доставило мне удовольствие, – сказала она. – И доставит еще большее, если мои усилия окажутся успешными. Но, увы, несмотря на все это, – она обвела рукой слуг, придворных дам, сад, – у меня очень мало реальной власти, разве что в мелочах. Я зависима от прихотей других. С другой стороны, у меня больше возможностей, чем у большинства людей, обратиться к тем, кто в силах вам помочь. Я использовала эти возможности. Посмотрим, что из этого выйдет.

Дом врача, казалось, свернулся калачиком и заснул в тепле послеполуденного солнца. Ракель праздно сидела у окна с вышиванием на коленях, подумывая, сможет ли сбегать вниз и принести какую-нибудь книгу до того, как пациент проснется. Дверь неслышно открылась, вошел Юсуф.

– Я понаблюдаю за ним, – прошептал он. – Ты здесь с самого утра.

– Ненадолго приходила Хасинта, – негромко сказала Ракель. – Она говорит, что любит сидеть с ним. Но я принимаю твое предложение. Поесть что-нибудь остаюсь?

– Мало чего, – с сомнением в голосе ответил Юсуф. – Фрукты и турецкий горох в уксусе.

– Мне этого хватит, – сказала девушка. – Может, я принесу ему зрелую грушу. Он проснется голодным.

Она сбежала вниз по ступеням, почти не производя шума в своих башмаках из мягкой кожи. Вышла в тихий двор, потянулась, разминая затекшие руки и ноги, и пошла к столу, где были оставлены различные блюда, аккуратно прикрытые льняными салфетками. Завернула в салфетку две груши и яблоко, положила в тарелку гороха в соусе и налила чашку холодного лимонно-мятного напитка. Взяла немного курятины почти очищенную от костей и пока ела ее, ища взглядом еще, услышала осторожные шаги из передней части дома. Торопливо вытерев жирные пальцы, перенесла свою еду в затененный угол стола и села, готовясь к тому, что ей помешают.