Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава двенадцатая

Ракель сидела во дворе, шитье праздно лежало у нее на коленях. Иаков с братом сидели в стороне, занятые личной беседой, и девушка обратила внимание на разговор Бонафильи с отцом. Точнее, подумала она, на слушанье того, что Аструх говорит дочери, потому что ей, как будто, сказать было почти нечего.

– Согласны со мной, сеньора Ракель? – обратился к ней Аструх. – Что Бонафилье лучше будет оставаться здесь? У нее будет подруга в лице сеньоры Руфи, с ней можно будет поговорить, посоветоваться. Вести свой дом – тяжкая задача, если нет опыта.

– Другие ведут, – сказала Бонафилья.

– Оно так, – смущенно сказал Аструх и повернулся к мужчинам:

– Иаков, друг мой, я вспомнил об одной мелочи, которую хотел бы с тобой обсудить.

– Тогда пошли ко мне в кабинет, – сказал Иаков. – Там никто нам не помешает.

– Превосходно, – сказал Аструх. – Оставим молодых людей развлекать друг друга.

Давид с целеустремленным видом подошел к своей невесте.

– Бонафилья, нам тоже следует обсудить кое-что. Пойдем сядем в углу возле лимонного дерева?

Бонафилья бросила на Ракель быстрый, испуганный взгляд и поднялась.

– Конечно, – негромко ответила она, прижимая к груди шитье, будто щит, и пошла к скамье поддеревом, словно смелый заключенный, поднимающийся на помост виселицы.

Ракель повернулась спиной к жениху и невесте, перед ней стояла дилемма. Ее присутствие во дворе было необходимо для их разговора; если оставить их одних, то Бонафилья побежит за ней. Но в послеполуденной тишине, благодаря какому-то свойству теплого воздуха, ей со своего места было слышно каждое их слово. Если отойти, они поймут, что она слышала их разговор. Она решительно склонилась над своей работой и притворилась глухой.

– Приятная у тебя была сегодня прогулка? – спросил Давид.

– Я оставалась здесь, – тут же ответила Бонафилья. – У меня было много приготовлений на завтра, – добавила она.

– Также, как всегда во второй половине дня с тех пор, как ты здесь? – холодно спросил Давид.

– Мне что, нельзя выходить из дома время от времени? – сказала она вызывающе. Повернувшись, Ракель увидела, что она вскинула голову, как всегда при расспросах, и подавила порыв выкрикнуть ей предостережение. Бонафилья избрала потенциально гибельную стратегию атаковать противника, сила и реакции которого неизвестны. – Я никогда не выхожу без вуали или в одиночестве. Мне нужны свежий воздух и движение, как и всем.

– Тебе как будто не нравятся воздух и движение, когда на прогулку выходит семья, – сказал он, пристально глядя на нее, – или даже твоя подруга Ракель. Предпочитаешь тайком уходить, когда все отдыхают. За какого дурака ты принимаешь меня, Бонафилья?

– Ты шпионил за мной, – сказала она обвиняюще.

Ракель уронила наперсток и нагнулась вбок за ним, увидев при этом, что щеки Бонафильи красны от возмущения, а лицо Давида побелело от ярости.

– Нет, моя красавица Бонафилья, не шпионил. В этом нет нужды. Тебе недостает осторожности, как и добродетели. Трудно не заметить, что ты делаешь, когда все слуги и большинство домашних видят тебя. – Неожиданно голос его изменился, и подавляемый гнев вырвался стаккато четких, внятных слов. – Мне не нужна жена, которая делает из меня глупца и рогоносца. Какой бы ни была она красивой и богатой. Если думала, что покупаешь покладистого мужа, ты ошибалась. Кто он? – отрывисто спросил Давид.

– Ты о ком? – спросила Бонафилья так негромко, что Ракель едва расслышала.

– О твоем любовнике. Мужчине, который следовал за тобой из Жироны. С которым ты встречалась каждый день после обеда на площади у зернового рынка. Ты не умеешь лгать, Бонафилья. Твое поведение противоречит каждому твоему слову.

– Тут не то, что ты думаешь. Клянусь, Давид. Не то.

– Если не можешь объясниться, Бонафилья, и предоставить убедительные доказательства, обещаю, что перед Богом и всеми свидетелями на нашей свадьбе я отвергну тебя как распутницу. Ухожу и желаю приятно провести вечер.

Давид холодно поклонился и вышел со двора.

Бонафилья уткнулась лицом в ладони и заплакала.

Подождав, пока Давид не отойдет за пределы слышимости, Ракель подошла к Бонафилье, грубо схватила ее за талию и, толкая, ввела в дом, к лестнице в их комнату. Когда они поднимались, увидела горничную.

– Найди Эсфирь, – сказала она ей, – скажи, пусть принесет чашу вина своей госпоже как можно быстрее.

По-прежнему направляя всхлипывающую Бонафилью, Ракель втолкнула ее в комнату и усадила в кресло.

– Сиди здесь, – приказала она. – Ну, что все это значит?

– Давид думает…

– Оставь, – сказала Ракель. – Вы так громко говорили, что я невольно слышала нескромное слово. Ты сказала, это было не то, что он думает. Я знаю, что думает Давид. Что это было?

Эсфирь открыла дверь, внесла кувшин вина и кувшин холодной воды из колодца. Достала из-под фартука две чаши и поставила их. Щедро налила вина в каждую и добавила до краев воды. Взяла одну и поднесла к губам своей госпожи.

– Выпейте, сеньора, – холодно сказала она. – Тогда сможете говорить.

И влила немного ей в рот, предоставив ей возможность проглотить или выплюнуть на платье. Бонафилья проглотила, и это усилие прервало спазмы горя и досады.

– Итак, – сказала Ракель. – Что это было? Если он не твой любовник, если ты не встречалась с ним в Жироне и не договорилась с ним обо всем заранее, то как объяснишь свое поведение?

– Ты так думаешь? Клянусь, ты ошибаешься, – сказала Бонафилья с испуганным видом. – Насколько я знаю, он никогда не бывал в Жироне. И, разумеется, я его никогда там не видела.

– Тогда после случайного знакомства на дороге, в крайнем случае, легкого флирта, ты готова рискнуть своим браком, своей репутацией, всем? Это уже хуже.

– Простите, сеньора Ракель, – сказала Эсфирь. – Но там было не просто случайное знакомство. Так ведь, сеньора?

– Не знаю, о чем ты, Эсфирь, – сказала Бонафилья, полностью овладев собой. – И я не потерплю, чтобы меня обвиняла и допрашивала как преступницу моя служанка.

Пропустив мимо ушей слова своей госпожи, Эсфирь заговорила, обращаясь к Ракели:

– Во время той жуткой грозы я не была с сеньорой Бонафильей. Она нашла себе место в лесу, а я вернулась к телегам, там было не так мокро. Когда увидела ее снова, она была в таком виде, сеньора, что вы не поверите. Вся мокрая, грязная, с прилипшими к спине листьями, платье тоже было грязным, помятым. И ее сорочка была в крови…

– Конечно, я была грязной, – резко прервала ее Бонафилья. – Я свернулась на крохотном месте под кустом, куда пришлось вползать, я поцарапала руки, ноги, вползая и выползая, а мое лицо и волосы…

Голос ее снова истерически повышался.

– Это выглядело не так, сеньора, – сказала Эсфирь, по-прежнему обращаясь к Ракели. – Я интересовалась, кто с ней был в лесу все это время. Но что они делали, я не интересовалась. Я знала.

У Бонафильи снова хлынули слезы. Она икнула, спрятала лицо в большом платке, который подала ей Эсфирь, и ни на кого не глядела.

Ракель взяла свою чашу, села на кровать и уставилась на Бонафилью.

– Что будем делать?

– Давид определенно узнает. Что будет делать он?

– Я очень боялась грозы, – сказала Бонафилья. – Решила, что мы погибнем, и так боялась, что не думала…

– Определенно не думала, – сказала Ракель. – Но больше всего меня удивляет не это. Почему ты встречалась с ним? Думала, он избавит тебя от твоих проблем? Надеялась, что он на тебе женится?

– Нет, Ракель. Ты все не так поняла, все не так. Он заставил меня приходить и разговаривать с ним, – заговорила Бонафилья. – Я не хотела, потому что Давид вправду самый замечательный мужчина, какого я только видела, но он сказал, что если не буду приходить и делать то, что он хочет, то позаботится, чтобы Давид и все остальные узнали о случившемся. Сказал, что представит доказательство…

– Какое доказательство помимо его слова?

– Он взял колечко, которое я получила от матери. Отец сразу же его узнает, потому что заказывал для нее…

– Ты отдала колечко ему, – сказала Ракель.

– Я не думала, – снова захныкала Бонафилья. – Сама не знала, что делаю, я так боялась…

– Так начни думать сейчас, – сказала Ракель, – и не принимайся опять плакать, иначе мы ничего не решим.

– Но что мне делать завтра ночью? – спросила Бонафилья в неподдельном ужасе.

– Есть меры, которые можно принять, – сказала Эсфирь.

– Верно, – сказала Ракель. – Но для этого нам понадобится помощь кого-то в городе, а это будет рискованно. Бонафилья будет жить здесь.

– О чем вы говорите? – сказала Бонафилья и заплакала еще горше.

– Бонафилья, мне нужно подумать, – сказала Ракель. – А я не могу, когда ты всхлипываешь мне в ухо. Можно спросить моего отца. Он что-нибудь посоветует.

– Нет, – сказала Бонафилья, снова закрывая лицо. – Не надо. Я умру, если он узнает.

– Если кто-нибудь не найдет какого-то выхода, уверяю тебя, в среду утром знать будут все.

– Я посижу с ней, сеньора Ракель, – сказала Эсфирь. – Идите, посоветуйтесь с сеньором Исааком.

Выйдя, Ракель увидела маленькую Хасинту, сидевшую на нижней ступеньке лестницы, ведущей на чердак.

– Привет, Хасинта, – сказала она. – Что ты делаешь?

– Подслушиваю, – прошептала девочка. – Сеньора Ракель, я хочу с вами поговорить.

– Слушаю, Хасинта.

– Сеньор Давид дал мне монетку, чтобы я последовала за сеньорой Бонафильей и выяснила, что она делает после того, как он говорил с ней, – сказала та.

– Это очень некрасиво с его стороны, – сказала Ракель.

– Ему нужно знать, разве не так? – заметила девочка. – Он ведь завтра на ней женится.

– Почему ты мне говоришь это? – спросила Ракель.

– Потому что вы сказали ей, что вам нужно подумать, что вам может понадобиться помощь, и я подумала, что моя мать может вам помочь. Она многое знает о мужчинах, – сказала маленькая девочка обыденным тоном. – Если хотите, пойду и скажу сеньору Давиду, что сеньора Бонафилья пошла к себе в комнату и плакала, пока не уснула. Это почти правда, и он ничего не узнает из этого. Потом приведу свою мать. Вы можете встретить нас на площади за стеной гетто. Она не хочет входить в ворота.

– Почему? – спросила Ракель.

– Она не говорила, – ответила Хасинта. – Не хочет, и все.

Ракель спустилась по склону холма на недалекую площадь и стала ждать. Звук быстрых шагов возвестил о приближении закутанной в вуаль женщины, скромно одетой в легкое коричневое шерстяное платье, она вела за руку Хасинту.

– Это моя мать, – сказала девочка.

– От нее была польза? – спросила женщина.

– Была, – ответила Ракель. – Не знаю, что делала бы сеньора Руфь без нее.

– Я послала ее не ради сеньоры Руфи, – заметила женщина, – но рада, что она находит ее нужной. Предпочитаю, чтобы она работала не в моем доме, – добавила она. – Девочка достаточно большая, чтобы понимать, почему. Однако Хасинта сказала мне, что вам нужен мой совет, хоть это и кажется странным. Что я могу посоветовать, сеньора, такой, как вы?

– Я не знаю никого, кто может помочь нам в нашем затруднении, – сказала Ракель, – но Хасинта, кажется, считает, что, возможно, вы можете.

– Скажите, в чем ваше затруднение, – ответила женщина таким тоном, словно ее забавляла эта ситуация. – И я скажу вам, есть ли у меня ответ.

Ракель изложила все ясно и кратко, как только могла.

– Чего хочет этот мужчина?

– Думаю, денег, – ответила Ракель. – Она так сбивчиво говорила и так сильно плакала, что было трудно понять. Сперва я подумала, что он хочет жениться на ней и потребовать приданое, но не думаю, что дело в этом.

– Я тоже не думаю, – сказала женщина. – Но золото, чтобы он помалкивал, кажется более правдоподобным. Итак, у нас две проблемы. Будь это просто потеря девственности, то есть способы обмануть самых недоверчивых мужчин.

– Я слышала о них, – сказала Ракель.

– Правда, для этого девушке нужна ясная голова, – сказала женщина. – Но угроза здесь в том, что живущий в городе человек хочет получить золото, или он все расскажет мужу. Знаете, он не отстанет. Если она обманет мужа относительно девственности, то ее положение станет более уязвимым. Этот человек будет иметь власть над ней до конца жизни. Или, по крайней мере, до смерти ее мужа.

– Я тоже думала об этом, – сказала Ракель. – Что же нам делать?

– Есть выбор, – спокойно сказала женщина. – Вы можете подослать к нему убийц – думаю, есть такие, кто возьмет за это меньше золота, чем хочет он. Потом вы должны постараться обмануть новобрачного – как его имя?

– Давид.

– Или можете серьезно поговорить с Давидом. Кто-нибудь с хорошо подвешенным языком должен убедить его, что обстоятельства были необычными, потом указать, как она красива, как богата и как маловероятно, что она вновь сделает то же самое.

– Что бы вы посоветовали?

– Хотя полагаю, что такого паразита, как ее соблазнитель, вряд ли будут оплакивать, я предпочитаю второе. Это дешевле и безопаснее, поскольку он мог сказать о случившемся сообщнику или слуге. Когда муж узнает, никто не будет иметь власти над ней. Единственная опасность – муж может отвергнуть ее, когда узнает.

– Такая опасность существует, – сказала Ракель.

– По крайней мере, это не может ухудшить ситуацию, – сказала мать Хасинты.

– Возможно, я уговорю отца поговорить с ним, – сказала Ракель, придя в ужас при мысли взяться за это самой.

– Я поговорю с вашим отцом. Отправьте его ко мне, в дом Эсклармонды. Я буду там. И поскольку я обещала ей узнать, как чувствует себя ее пациент, возможно, вы будете настолько любезны, что скажете.

Давид вернулся в дом врача, когда ужин близился к концу, выражение его лица было задумчивым. Он приветствовал всех с почти всем своим обычным обаянием и любезностью, извинился за опоздание, сославшись на срочное дело, и сел рядом со своей невестой.

Глава тринадцатая

В день свадьбы Руфь, ее сестра Далиа, приехавшая из Эльны, и жена Самуила Каракосы принялись готовить невесту к бракосочетанию. Пока Бонафилья с Руфью, подругами и служанками, пришедшими помогать, находилась в ванной, а Давид, Иаков и Аструх обсуждали множество деталей, дом погрузился в обманчивое спокойствие. Печи пекаря топились всю ночь, поскольку свадебный пир требовал дополнительной работы. Служанка Каракосы усердно трудилась вместе с кухаркой и Хасинтой, готовя блюдо за блюдом. Лия присматривала за ребенком, мальчик ходил, а Ракель, Исаак и Юсуф находились в комнате пациента.

– Как думаете, что там у жениха с невестой? – спросил пациент. – Я невольно слышал всхлипывания, плач и гневные слова. Было похоже, что бродячие актеры развлекают меня драмой и комедией, отвлекая от моих мелких забот.

– Сегодня утром он приветствовал ее с любовью в голосе, – сказал врач. – Кроме того, я обратил внимание, что она пришла на завтрак гораздо раньше обычного.

– Возможно, чтобы выяснить, выйдет ли она сегодня замуж, – сказал Юсуф, который тоже подслушивал вчерашние бури. – Прошу прощения, господин, я обещал кухарке принести с рынка кой-какие травы.

– А она выйдет? – спросил пациент, когда Юсуф вышел из комнаты.

– Женщины думают, что да, – ответил Исаак. – Они готовят ее к бракосочетанию. Моя жена говорит, что это большой труд, и он пойдет прахом, если свадьба не состоится.

– По-моему, вы оба очень недобры к Бонафилье, – сказала Ракель. – Говорите о ней подобным образом.

– Возможно, – сказал Исаак. – Но я доволен, что он женится на ней, несмотря на то что она сделала.

– Папа, так ты не считаешь, что он должен ее отвергнуть?

– Нет, – ответил Исаак. – Бонафилья прожила эти дни в страхе, страх ее образумил, и, когда подрастет немного, она станет хорошей женой.

– Ты знал, что произошло в лесу?

– Скажем так, я знал, что она провела тот долгий час во время грозы не в одиночестве.

– Как ты узнал?

– Дело в том, что, когда она искала удобное место, чтобы укрыться от дождя, я услышал, что Бонафилья, пробегая мимо нас, остановилась, заметив, что мы там. Она очень боялась грозы. Будь она одна, то при первом ударе молнии неподалеку от нас бросилась бы к нам. Значит, была не одна. С ней был кто-то, кто успокаивал ее. Если б ты прислушивалась к чему-то, кроме грома и дождя, то услышала бы их.

Возвратясь, Юсуф отнес корзинку с травами на кухню и весело заметил кухарке, когда та попыталась вновь воспользоваться его помощью, что он не входит в число кухонной прислуги.

– Учитель ждет меня в комнате пациента.

– Раз идешь туда, – сказала кухарка, – отнеси ему кое-что поесть. Завтрак у него был очень скудный.

Она дала ему тарелку турецкого гороха с пряностями, небольшую булочку и отправила его из кухни.

– Я принес пациенту кое-что перекусить, – сказал Юсуф. – Этого мало, но на кухне сейчас суматоха. Потом будет гораздо больше сеньор, я сказал кухонному прислужнику, чтобы он принес вам кое-что.

– А ты где будешь, Юсуф?

– Я хотел сходить на рынок, узнать, как поживают мои новые знакомые, – ответил мальчик. – Если мы завтра уезжаем, это моя последняя возможность увидеть их.

– Уезжаете завтра? – спросил пациент.

– Вы здесь в хороших руках, – сказал Исаак. – Мы вам не нужны. А ты можешь идти, Юсуф. Только веди себя осторожно.

– Хорошо, господин, – ответил мальчик и убежал.

Едва за ним закрылась дверь, Исаак обратился к пациенту.

– Сеньор, у меня вчера был интересный разговор с епископом относительно вас.

– И что мог его преосвященство епископ сказать о столь незначительном человеке, как я?

– Многое, – ответил Исаак. – У него есть о вас любопытные неверные представления, но кое-что из его слов подтвердило мои догадки о том, кто вы.

– Я никто, – сказал пациент. – Какие у него неверные представления?

– Самое значительное заключается в том, что вы мертвы. Не только мертвы, но и похоронены. Кроме того, он убежден, что у вас есть жена.

– Говорю вам, у меня нет жены. Нет. И прошу вас, сеньор Исаак, не забывать этого.

– Может, у вас нет жены, сеньор, но уверяю вас, вы не мертвый. Тут вам меня не обмануть. Думаю, пора вам прекратить этот маскарад и сказать мне правду.

– Правда может быть самым опасным оружием, каким может воспользоваться человек, – сказал пациент. – Она зачастую уничтожает того, кто владеет ею, гораздо вернее, чем его противника.

– Тем не менее, думаю, я должен ее знать.

– Нас может кто-нибудь слышать?

– Не считая тех, кто на кухне, мы почти одни, – сказал Исаак. – Ракель, спустись к подножью лестницы, посмотри, не подслушивает ли кто наш разговор.

– Хорошо, папа, – неохотно ответила Ракель и вышла.

– Кажется, будучи в горячке, я говорил вам, что женат, – сказал пациент.

– Говорили. Что женаты, притом на богатой женщине. Объясняли, почему у вас рубашка из тонкого полотна.

– Ах, да. Эта рубашка. Поразительно, как мелочи жизни выдают человека. Может, я не упомянул, что женился на ней по любви?

– Не сочли нужным сказать, – ответил Исаак.

– То, что я завоевал не только ее, но и, к моему удивлению, значительное состояние, стало началом моих счастливых дней. Ее отец был имеющим патент менялой, у него было много вложений в надежные, доходные предприятия. Я знал это, но, кроме того, знал, что у него есть племянник, которого он принял в свое дело. И думал, что большая часть его состояния перейдет племяннику. Не знал, что он собирался передать почти все единственной дочери в виде приданого и по завещанию. Видимо, он одобрял наш брак. Он знал мои семейные обстоятельства и хотел, чтобы мы жили как можно беззаботнее. Я доволен, что этот добрый человек не дожил до того, чтобы увидеть меня сейчас.

– Не думаю, сеньор, чтобы у него была причина изменить о вас свое мнение. Мне кажется, он хорошо разбирался в людях, – негромко сказал Исаак.

– Увидим, – сказал пациент. – Сеньор Исаак, она не только богатая, но умная, верная и любит меня. Мы поженились к огорчению тех немногих благородных родственников, что у меня остались, и с тех пор она управляла моими делами. Это ради нее я не могу умереть.

– Сильный мотив, сеньор. Но вы поправляетесь, этого достаточно, чтобы породить надежду.

– Моей жизни угрожают не только телесные повреждения. Вы не знаете всей истории.

– Расскажите, сеньор. Времени у нас достаточно.

– Жена – ее зовут Хуана – предложила использовать часть ее денег для покупки четвертой части груза одного судна из Байонны, которое сейчас стоит на якоре в Кольиуре.

– «Санта-Марии Нунсиады», – сказал Исаак.

– Я сказал название судна в горячечном бреду? Неважно. Я и мои партнеры – их восемь человек – закупили тонкого льняного полотна, шерстяных тканей, качественные доспехи и оружие, чтобы отправить на Восток. На обратном пути судно должно было привезти шелка и пряности.

– Я слышал об этом предприятии от других людей, – сказал Исаак. – Оно представляется значительным.

– Возможно, – сказал пациент. – Но из-за оружия и доспехов требовались дорогие экспортные лицензии. В противном случае их пришлось бы везти контрабандой. Я не хотел делать этого; дело не стоило риска, даже если б я хотел пренебречь эдиктами его величества.

– А что думали по этому поводу ваши партнеры?

– В нашем консорциуме были люди из дальних мест, они отправили мне указания добиться законных разрешений, но я был единственным членом здесь, в Руссильоне, который твердо возражал против этого опасного, но более дешевого пути. Мне этот путь казался глупым; отправляемый груз стоил дорого. Тот, который мы привели бы с Востока, стоил бы еще больше. Чего рисковать всем ради нескольких золотых монет?

Пациент умолк, словно ожидая ответа.

– Позвольте мне, сеньор, изложить следующую часть вашей истории, – сказал Исаак. – Поправьте меня, если ошибусь. Вас зовут Арнау Марса, и ваше судно, «Санта-Мария Нунсиада», уже прошло значительное расстояние к месту своего назначения.

– Оно отплыло?

– Более недели назад, дон Арнау, – заговорил Исаак. – В день его отплытия вас арестовали по обвинению в попытке контрабанды из провинции Руссильон необходимого королевству оружия. Это серьезное обвинение, так как его величество находится на войне. Не прерывайте меня, сеньор, пока я не изложу всего, что знаю о вашей истории. Ваши обвинители сказали, что оружие и другие военные материалы были отправлены без ведома ваших партнеров под прикрытием невинного груза тканей и продовольствия. То, в чем обвиняли вас, дон Арнау, является, в сущности, изменой, преступлением, которое карается смертной казнью. Вас должны были судить и наверняка приговорить к казни, когда вы предприняли попытку бежать из тюрьмы. Пока что я верно излагаю?

– В основном да, сеньор Исаак.

– Затем эта история утверждает, что вы погибли при этой попытке. Что вы не только мертвы, дон Арнау, но и лежите рядом со своими предками.

– Это не совсем верно, – сказал Арнау. – Как сами знаете. Не могли бы подать мне чашу с водой?

Исаак взял чашу и подал пациенту.

– Как вы оказались здесь, в доме сеньора Иакова?

– Приговор по такому обвинению, сеньор Исаак, означал бы, что не только я лишусь жизни, но и моя жена с ребенком, которого она носит, будут лишены наследства и мои поместья перейдут его величеству. Жена превосходно организовала мне побег из королевской тюрьмы в этом городе. К несчастью, один из людей, которых она подкупила, кому-то проболтался. На нас напали четверо негодяев и сильно избили.

– На нас?

– Там были Хуана, мой слуга Хорди и я. Хуана пошла за помощью, и когда этих скотов отогнали, она и Хорди, повреждения которого казались более легкими, чем мои, отвели меня в Ло Партит, где меня приютила его знакомая.

– Та, которая устроила, чтобы сюда прислали Хасинту.

– Она самая. Мы провели у Эсклармонды два дня. Она сходила на рынок старой одежды и купила все, что требовалось для моей роли бедного торговца из Каркассона, но, к сожалению, ни она, ни пьяный костоправ, какого она нашла для меня, не догадались снять рубашку, которая выдала вам и вашей дочери мое происхождение. Эсклармонда же уговорила сеньора Иакова принять нас. Считала, что в гетто мне будет безопаснее, чем где-либо еще в этом городе.

– А ваш слуга, Хорди?

– К моему глубочайшему горю, оказалось, что Хорди пострадал сильнее, чем я. Вскоре после того, как мы прибыли сюда, он скончался от горячки, вызванной гнойной инфекцией ран.

– От нее трудно уберечься, – сказал Исаак, – и еще труднее ее лечить, когда она обнаружена. Мне очень жаль.

– Хорди был рядом со мной всю мою жизнь. Мы были почти ровесниками и близки, как только могут быть господин и слуга. Это он лежит вместо меня в склепе, построенном для моих предков.

– Но как его тело могли принять за ваше?

– Моя жена увезла его туда и объявила, что это я. Хорди был очень похож на меня, сеньор Исаак. Нас вполне можно было принять за братьев.

– Такие сходства случаются, – сказал Исаак.

– Совершенно верно, и наше сходство было неудивительно. Он был сыном рабыни-мусульманки Фелиситат, принадлежавшей моему деду. Хорди был его ребенком и таким образом моим дядей. В своем завещании дед освободил мать и сына и дал Фелиситат хорошее приданое. Она приняла христианство, вышла за человека из деревни и родила еще двух детей. Я провел детство с Хорди, – продолжал Арнау. – Он был для меня другом, собеседником, учителем. В возрасте между нами была разница в год, и Фелиситат заботилась о нас обоих, пока мне не исполнилось девять лет. Потом дед умер, она вышла замуж, а меня отправили пажом в поместье родственника. Я просил, чтобы Хорди поехал со мной как личный слуга, и года два спустя его отправили ко мне. Мы оставались близкими друзьями даже после того, как стали господином и слугой.

– И он спас вам жизнь.

– Дважды, сеньор Исаак. В ту ночь, когда на нас напали, и потом заменив меня в смерти. Ему вполне подобает лежать в склепе наших предков, потому что он был самым смелым из трех сыновей моего деда.

– Но вы не можете ожить без риска немедленной смерти, – сказал Исаак. – Это проблема. Скажите, дон Арнау, кто ваш враг?

– Мой враг?

– Вы знаете, что какой-то враг у вас есть. Кто обвинил вас в контрабанде оружия в военное время? И было ли оно погружено на судно или нет? Кто следил за вами так пристально, что знал о вашем побеге, и пытался во время него убить вас? Кто потрудился Узнать, что вы находитесь здесь под видом еврея-торговца из Каркасона. Кто направил агента инквизиции в этом дом? Вам очень повезло, что отец Миро умный и думающий человек.

– Сеньор Исаак, я провел бесконечные часы, задавая себе эти вопросы и думая о мщении.

– Дон Арнау, мщение бессмысленное блюдо, если его некому есть, – сказал Исаак.

– Кто-то пытался лишить меня всего – тех, кого я люблю, здоровья, сил, владений и даже самой жизни. Я считаю, что должен отомстить, мой превосходный врач.

– Сначала вам нужно вновь обрести здоровье, – сказал Исаак.

Двое из троих, привыкших встречаться в тихой роще, приехали туда и спешились.

– Где человек в капюшоне? – спросил сухопарый. – Я думал, он хотел встретиться с нами здесь. Мне нужно срочно вернуться в город. Это очень затруднительно.

– Он хотел, – сказал рослый. – Но у него есть очень трудные обязанности, не выполнять которые нельзя. Гораздо более трудные, чем твои, друг мой.

– Разве он не богат? – спросил сухопарый. – Что ему нужно делать?

– Даже богатым приходится держать ответ кое перед кем, – беспечно сказал рослый. – Но он велел передать тебе, что сегодня ночью ты будешь нужен, а потом, если все сойдет удачно, получишь плату и можешь делать, что угодно.

– Делать, что угодно? А что? – испуганно сказал сухопарый. – Здесь я не могу ничего делать. Я боюсь уходить из дома, где служу, и ходить по улицам. Священник знает, кто я такой, и тебе хорошо известно, что есть и другие, способные узнать меня.

– У меня есть простое предложение. Когда сделаем ночью то, что нужно, возвращайся туда, откуда прибыл. Наш наниматель человек щедрый; нуждаться ты не будешь. А о священнике не беспокойся. Я позаботился о нем.

– Как это понять?

– Окончательно. Теперь неважно, что он знал, кто ты.

Рослый по-волчьи усмехнулся.

– Да простит нас Бог! – сказал сухопарый, перекрестился и забормотал под нос молитву. – Священника! Как ты мог пойти на такое?

– Запросто, – ответил рослый. – Итак – мы должны встретиться здесь, – оживленно добавил он, оба сели на ствол упавшего дерева и серьезно заговорили.