Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Дороги на Конфлент?

– Да, господин.

– Если так, Юсуф, то это злое дело. Он был человеком холодного, рассудительного ума, и, видимо, не предпринимал никаких действий, если к тому не было основательных причин. Таких людей на свете мало.

– Вы имеете в виду – среди священников?

– Среди всех. И зачем было его убивать? Разве что за честность.

Вскоре после этого в гетто въехала влиятельная дама, за ней следовали двое слуг. Она спросила у привратника, как проехать к дому врача, сеньора Исаака Бонхуэса, и, получив указания, поехала прямо по улице.

Даму впустила маленькая служанка, и она спросила о Фелиситат.

– Фелиситат с сеньорой Хуаной, – добавила она, видя смятение на лице девочки. – Это ее служанка.

– Той сеньоры, которая рожает? – спросила девочка.

– Той самой.

– Сейчас, сеньора, – сказала девочка и ушла.

Фелиситат спустилась и сделала глубокий реверанс.

– Сеньора Маргарида, вы хотели меня видеть?

– Да, Фелиситат. Как Хуана?

– По-моему, хорошо, сеньора. Повитуха кажется довольной.

– Я приехала от ее королевского высочества, принцесса велела мне дожидаться, пока не родится ребенок. Она очень беспокоится о сеньоре Хуане.

– Да-да, сеньора. Я найду вам удобное место, где вы сможете ждать.

– Спасибо, Фелиситат. – Она оглядела коридор. – Можно я посижу во дворе?

– Конечно, сеньора, – ответила Фелиситат и пошла к двери во двор.

Маргарида взяла ее за руку.

– Фелиситат, подожди. Не знаю, как сказать это… – Она замялась. – Со вчерашнего дня сеньора Хуана не разговаривала со мной. Избегает меня, как только может. Я сказала ее высочеству, что лучше всего ехать сюда не мне, следует послать кого-то другого. Она отказалась.

– Я спрошу сеньору Хуану, хочет ли она видеть вас, – холодно сказала Фелиситат. – Возможно, она не хочет видеть никого.

– Конечно. Я подожду здесь.

Фелиситат вернулась в комнату своей госпожи.

– Сеньора Маргарида хочет видеть вас, – сказала она отнюдь не ободряющим тоном.

– Пошли ее ко мне, Фелиситат, – сказала Хуана. – Я должна сказать ей кое-что.

Когда Маргарида вошла в комнату, повитуха поднялась со стула у кровати.

– Надеюсь, сеньора, я не помешала вам, – сказала придворная дама.

– Нет, – ответила повитуха. – Сейчас мы ждем. Ждем, чтобы последовало еще что-то, так ведь, сеньора?

– Да, – ответила Хуана. – Маргарида, мне не хочется долгого разговора, поэтому буду прямой. Говорила ты принцессе об этом доме и врачах?

У нее снова начались схватки, и она подняла руку, веля Маргариде подождать.

Повитуха утерла пот с ее лица прохладным платком и мягко потерла ей живот.

– Сейчас все будет в порядке.

– Нет, – ответила Маргарида. – Как я могла сказать? Я ничего не знала о них. Это тот дом, куда принесли Арнау…

Она не договорила.

– Этот самый, – сказала Хуана. – Но откуда принцессе известно об этом?

– Не знаю, – ответила Маргарида. – Клянусь, Хуана, я не говорила ей. Пока она не отправила меня сюда, я о нем и не слышала.

Хуана вскрикнула и сделала глубокий вдох.

– Становится хуже, – прошептала она повитухе.

– И отлично, – сказала повитуха. – Сейчас все кончится. Прошу вас, сеньора, – твердо сказала она, направляясь к Маргариде с таким видом, будто собиралась вышвырнуть ее из комнаты, – ее нельзя беспокоить. Ей нужны все ее силы.

– Да будет с тобой Бог, – торопливо пробормотала Маргарида. Поднялась, вышла из комнаты и стала ждать.

Глава пятнадцатая

Свадебные гости с удовольствием набросились на блюда рыбы, запеченной с травами и маслом, или поданной холодной, с пряностями, в уксусе и меде, на груды жареных сардинок с подливками, бобами, овощами в масле, уксусе или с солью, в зависимости от воображения кухарок. Когда первый голод был утолен, музыканты заиграли оживленную танцевальную музыку. Молодые люди подняли Давида; молодые женщины – Бонафилью, и танцы начались.

Исаак был погружен в разговор с Аструхом; Ракель танцевала; Юсуф сидел на месте и медленно разрывал булочку.

– Если не считать еды, – раздался над его ухом полудетский-полумужской голос, – свадьбы скучны, тебе не кажется?

Юсуф повернулся с улыбкой.

– Скучны. Меня зовут Юсуф.

– Я знаю. Все знают, кто ты. Я Абрам Дайот, ученик сеньора Иакова.

– Почему я не встречал тебя раньше? Разве ты живешь не в этом доме? – спросил Юсуф.

– В этом. Ты спишь в моей постели. Учитель отправил меня домой.

– Почему?

– Не знаю. С учителем не поговоришь, но я спросил у сеньоры Руфь, она ответила, что в доме мало места для всех свадебных гостей, но места тут достаточно. Они могли бы отправить меня и слуг на чердак. Дом большой. Думаю, дело в другом, – прошептал он.

– В чем, как думаешь? – тоже шепотом спросил Юсуф.

– По-моему, в этом странном пациенте, которого они взяли. Они не хотели, чтобы я увидел, кто он. Ты его видел?

– Да, – ответил Юсуф.

– Говорят, он какое-то чудовище. Это правда?

– Нет, – сказал Юсуф. – Ничего подобного. Самый обычный человек, – добавил он, надеясь направить разговор в другое русло.

– Как он выглядит?

– У него темные волосы, темная борода. Глаза, думаю, тоже темные. Но поскольку ставни в его комнате закрыты, разглядеть трудно.

– Похож на южанина?

– Пожалуй. Но он не темнее тебя, а по речи не определишь. Говорит он мало, потому что очень болен. Скоро подадут еще еды?

– Только после танцев. Но подождать стоит. Три целиком зажаренных барана, множество блюд птицы в разных соусах, и козленок – я был на кухне, когда там завершали работу. Только не говори никому.

– Не скажу, само собой, – ответил Юсуф. – Пошли, посмотрим, все ли уже готово.

Абрам Дайот встал, распрямив долговязое, тонкое, нескладное тело. Споткнулся о скамью, вылезая из-за нее, и едва не опрокинул кувшин вина, который подхватил сидевший рядом мужчина.

– Этим летом я все расту и расту, – сказал он извиняющимся тоном. – Кажется, никогда не знаю, где мои ноги.

– Я бы хотел бы быть с тебя ростом, – сказал Юсуф, и оба мальчика направились к кухне.

Кухарки кончили разделывать жареного барана, и поданные на столы блюда жареного и тушеного мяса быстро пустели. Слуги сновали туда-сюда, наполняли кувшины вином и несли их к столам вместе с кувшинами воды и холодного мятного напитка для утоления жажды, вызванной пиршеством, танцами, разговорами.

На ступень возле музыкантов поднялся певец, те заиграли мелодию, и он начал петь о радостях брака, вставляя в нее имена брачующейся пары и обстоятельства. Песня становилась все более и более непристойной, Бонафилья покраснела от смущения и смеха, как подобает невесте. Слушатели одобрительно зашумели, и Давид положил ладони ей на руки.

Наконец песня завершилась, со столов убрали и принесли чаши с фруктами – свежими, сушеными в меде или коньяке, а также тарелки с конфетами и громадные блюда с пирожными и тортами. Все блюда были усыпаны приносящим счастье изюмом. Они стояли на столах в таком количестве, что никто не мог пожаловаться, что не может дотянуться до того, что ему нравится.

Пока гости были отвлечены таким образом, к сеньору Иакову подошел слуга и что-то негромко сказал ему на ухо.

– Мордехай, – весело спросил Иаков, – открыт бочонок для тех, кто на кухне? И для музыкантов?

– Да, сеньор, – ответил слуга, – но вас кто-то спрашивает у ворот. Говорит, дело важное.

– Что может быть важнее свадьбы моего брата? – сказал Иаков, выпивший к этому времени больше вина, чем обычно.

– Иаков, – сказал, подавшись вперед, Исаак. – Думаю, какой-то пациент остро нуждается в твоей помощи. Хочешь, пойду я? Я не так много… – Он тактично приумолк. – Я не так много должен здесь делать, как ты. Где Юсуф? Он может пойти со мной.

– Нет, дай мне посмотреть, кто это. Пошли со мной, старый друг. Нам обоим будет полезно слегка размять ноги.

Они пошли следом за слугой к воротам. Это была медленная процессия, нарушаемая оживленными разговорами и громким смехом гостей, мимо которых они проходили.

– Вот этот человек, сеньор, – сказал слуга. – Надеюсь, могу оставить вас с ним, у меня много дел.

– Сеньор Иаков, – сказал человек, стоявший в темноте на неосвещенной улице. – Мой хозяин очень болен и просит вас немедленно прийти к нему. Или как только сможете, он знает, что вам придется потихоньку уйти со свадьбы. Он очень извиняется, но ему кажется, что умрет, если не получит помощи.

– Кто твой хозяин? – спросил Иаков.

– Сеньор Пере Пейро.

– А кто ты? Судя по голосу, не слуга сеньора Пере.

– Я просто-напросто посыльный, сеньор Иаков. Думаю, слуга сеньора Пере ухаживает за ним.

– Можешь сказать, что у него болит, чтобы я знал, что брать с собой?

– Мне сказали, что у него тяжесть в груди и затрудненное дыхание – от боли он едва может вдохнуть достаточно воздуха.

– Ясно, – сказал Иаков.

– Я должен вернуться, сообщить, что вы идете, – сказал посыльный, и черная фигура растаяла в черноте ночи.

– Ну, что ж, Исаак, друг мой, – сказал Иаков. Повернулся, споткнулся в темноте и ухватился за руку Исаака. – Извини. Кажется, я выпил больше, чем следовало. Беспокоясь о моем пациенте и о том, состоится ли это бракосочетание… Глупо с моей стороны. Ханна! – позвал он. – Принеси мне воды.

Подбежала девочка-служанка с кувшином и чашкой. Налила в нее воды и подала ему. Он жадно выпил, велел вновь наполнить чашку и выпил снова. Потом протянул сложенные в пригоршню руки, девочка налила туда воды, и он умылся.

– Теперь лучше. Найди Абрама, умница. Скажи, пусть немедленно идет к сеньору Пере.

– Может, позволишь заняться этим мне? – спросил Исаак. – Я возьму с собой Юсуфа и кого-нибудь из слуг, кто знает дорогу. Похоже, кому-то нужно срочно идти туда.

– Ничего подобного, – сказав Иаков. – Этот посыльный дурак. Сеньор Пере время от времени страдает этим. Его это очень беспокоит, но вызывается Усталостью, огорчением, и лечится легко. Волнений в последнее время у него было много.

– Чем ты его лечишь?

– Ты прекрасно это знаешь, друг Исаак. Этот рецепт я узнал у тебя еще мальчишкой. Это твоя травяная смесь для успокоения духа и смягчения боли, настоянная в теплой воде.

– Ты пользуешься теми травами, что я указал тогда?

– Да, и у него их большой запас; думаю, когда Абрам придет туда, он уже будет спать. В доме все знают, как готовить настой. Если он страдает от чего-то иного, Абрам пришлет за мной. Он умный, толковый, когда это нужно.

Абрам выслушал сообщение, которое прошептала ему служанка, и повернулся к Юсуфу.

– Мне нужно идти. У одного из пациентов сеньора Иакова, христианина и значительного человека, приступ.

Юсуф увидел, что сеньор Иаков и Исаак возвращаются к столу и садятся.

– Твой учитель не идет?

– Нет. У сеньора Пере эти приступы постоянно. Я знаю, что делать. Пошли со мной. Так мы сможем, уходя, прихватить больше сладостей с кухни. Или предпочтешь остаться на танцы?

– Еще будут танцы? – сказал Юсуф и поднялся.

– Мы возьмем с собой Мордехая, слугу сеньора Иакова. Он будет рад уйти и не убирать со столов за гостями. Очень это не любит. Пошли, найдем его.

Когда Абрам встал, все гости подняли крик.

– Что это? – спросил Юсуф.

– Ты что, никогда не бывал на свадьбе? – спросил Мордехай. – Невесту ведут в постель. Это весело, но мне надо идти. Можешь остаться, если хочешь, – добавил он с унылым видом.

– Лучше пойду с вами, – сказал Юсуф.

Бонафилья съежилась под тонкой вуалью, а Давид перешучивался с друзьями и соседями, которые сопровождали их к дому. Так и полагалось, все были довольны. Толпе были нужны развязный жених и ежащаяся невеста.

– Терпеть не могу те свадьбы, где невеста выглядит очень довольной собой и перешучивается с музыкантами и мальчишками, – сказала одна из женщин.

– Ты знаешь, почему эти невесты не нервничают, – злобно сказала ее приятельница. – Но Бонафилья выглядит не просто нервозной, так ведь? У нее такой вид, будто идет на виселицу.

– Ну – матери у нее нет. Может, она не знает толком, чего ожидать. Сеньора Руфь была бы должна объяснить ей.

– Или ее служанка. Я слышала, у нее своя служанка.

– Небось забила голову страшными историями о том, какими бывают брачные ночи. Кто будет укладывать невесту?

– Руфь, ее сестра из Эльны, и Ракель, подружка невесты. Вон они.

И среди ободряющих выкриков, взрывов смеха и непристойных намеков четыре женщины вошли в дом и поднялись в приготовленную для невесты комнату.

А в доме выкрики и смех толпы смешались с последним, торжествующим воплем сеньоры Хуаны, Родившей сына в приготовленные руки повитухи.

– Очень красивый мальчик, сеньора, – сказала она. – Замечательный, большой, с виду крепкий.

– Я хочу подержать его, – сказала Хуана, и повитуха положила его, как есть, на ее руку. Протянула ей чистый платок, и жена Арнау осторожно вытерла ему рот, нос, лицо.

– Ты очень похож на своего папу, – сказала она. – Вылитый он.

И снова в этот день по ее лицу потекли слезы.

– Я очень счастлива. Кто-нибудь, немедленно идите к Арнау, скажите, что у него сын. И приведите Маргариду.

После долгих усилий Эсфири, которой не то помогали, не то мешали остальные женщины, с Бонафильи были сняты свадебные одежды, и она была одета в сорочку из вышитого шелка. Ей помогли улечься в постель, натянули покрывало и пошли к двери.

– Ракель, – сказала Бонафилья, схватив ее за руку и удержав. – Что я скажу?

– Не знаю, – ответила Ракель. – Думаю, это будет зависеть от того, что скажет он. Но тебе нужно будет сделать все возможное. Мы больше не можем оставаться и помогать.

– Я притворюсь спящей, – сказала Бонафилья.

– Думаю, делать этого ни в коем случае не стоит, – ответила Ракель. – Желаю удачи, – добавила она и вышла.

Когда Давид вошел в комнату новобрачных, из многих свечей горела только одна. Она находилась в дальней от кровати стороне комнаты, стояла так, что раздвинутые до отказа портьеры кровати затеняли лицо Бонафильи. Он был все еще одет в свадебный наряд, ниспадающее широкими складками одеяние, сшитое из одного куска ткани. Это старомодное изящество очень шло ему; в нем его красивое лицо становилось пугающе властным, он походил на короля или древнего, пришедшего вынести приговор пророка. Давид взял свечу и подошел к кровати. Бонафилья лежала на спине, глядя на него расширенными от страха глазами. Он повернулся, зажег еще три свечи, поставил ту, что держал, на стол, где она освещала его лицо, и сел у конца кровати.

– Сядь, Бонафилья, – сказал он. – Не люблю смотреть на людей сверху вниз, когда разговариваю с ними.

Испуганная, она суетливо поднялась в сидячее положение.

– Пора поговорить откровенно. До сих пор у нас не было такой возможности.

– Я всегда была…

– Прошу тебя, – твердо сказал Давид. – Пока что дай говорить мне. У тебя будет сколько угодно времени, чтобы ответить, когда я закончу. Я прошел через сегодняшнюю церемонию только по одной причине. Человек, который хорошо знает жизнь, убедил меня, что отвергнуть тебя перед самой свадьбой было бы не только жестоко, но и глупо.

– Кто? – спросила Бонафилья слабым голосом. – Ракель?

– Нет. Что она знает о жизни? – ответил Давид. – Женщина, с которой я разговаривал, указала, что я потеряю больше, чем приобрету. Сказала мне просто и ясно, безо всяких оправданий, что ты сделала по дороге в Перпиньян и почему, как она думает, ты это сделала.

– Ты уже знаешь? – сказала Бонафилья и заплакала.

– Не плачь, – раздраженно сказал Давид. – Тем более раз тут твоя вина. Это попусту отнимает время и усложняет положение вещей. Она объяснила причины твоего странного поведения с тех пор, как ты приехала сюда. Правда то, что она сказала? Я хочу это знать.

– Что она сказала?

– Что он требовал у тебя золото за молчание о своем поступке.

Бонафилья покачала головой.

– Нет. Он не просил у меня золота. Он требовал сведений, больше, чем я могла ему дать.

– Сведений? – удивленно переспросил Давид. – Ты уверена? Ладно. Дай мне высказать то, что хочу, а потом можешь объяснить, чего он хотел. Я разговаривал с этой женщиной вчера вечером. Долго думал о том, что она сказала, а потом решил поужинать вместе с тобой и членами семьи. Решил, что нужно понаблюдать за твоим поведением с другими людьми. И потом подумать о том, как мне поступить. Это было очень познавательно. Мне стало ясно, что ты думаешь только о себе…

– Неправда! – возразила Бонафилья. – Я всегда думаю о других.

– Только задаваясь вопросом, что они думают о тебе. Разве не правда?

– Возможно. Иногда, – прошептала она, снова прячась в тень.

– Кроме того, я увидел, насколько ты испугана и одинока. Понял, что Ракель тебе даже не подруга, просто знакомая, так ведь?

– У меня больше нет подруг, – печально сказала Бонафилья. Давид едва слышал голос, идущий из темноты в изголовье кровати. – Или сестер. У меня были две подруги, но умерли от лихорадки, а потом скончалась мать. Теперь у меня есть только мачеха, братья и отец. Я очень боялась покидать их и ехать в незнакомое место.

– Это многое объясняет о тебе. После бессонной ночи я пришел к выводу, что эта женщина права. Это не самое лучшее начало для брака, но, по крайней мере, честное. С немалым состоянием, которое оставили мне родители, и твоим приданым, которое еще больше, мы сможем жить вместе независимо и обеспеченно. Это важно. Она сказала мне, что вместо узнавания твоих талантов и добродетелей и открытия твоей дурной стороны, я начну с узнавания твоих слабостей и узнаю твою силу. Теперь – если ты уже беременна…

– Но, Давид, – сказала Бонафилья с отчаянием в голосе, – если да, мы этого не узнаем. Разве что ты отлучишь меня от ложа до тех пор, пока не узнаем, а потом решишь, как быть со мной, – робко добавила она. – Это твое право.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Смелый ответ. Однако незнание лучше всего и для нас, и для ребенка. Насколько это касается меня, любой ребенок, которого ты родишь отныне и вплоть до девяти месяцев после моей смерти, мой, понимаешь? Происшествия в лесу никогда не было. Ты девственница. Имей это в виду. В довершение к обещаниям, которые мы дали друг другу сегодня, ты должна поклясться мне, что будешь хранить эту тайну, как могила.

– Клянусь жизнью, – с пылкостью сказала Бонафилья. – Я и не знала, что мужчина может быть так добр.

– Бонафилья, это не доброта. Я просто решил, что хочу тебя больше, чем расстроен тем, что услышал. Теперь остается сделать последнее.

– Что же?

Давид вынул нож из короткого голенища мягкого сапога.

– Что ты делаешь? Ты не собираешься меня убить? – спросила она, вжимаясь в угол кровати. – После всего, что говорил, ты не убьешь меня, правда? Пожалуйста, Давид.

– Не глупи. Ты просто ребенок. Она сказала о тебе и это.

Он откинул покрывало, поднял свой широкий, расшитый рукав и, усмехаясь, быстро провел ножом по наружной стороне руки.

– Что ты делаешь?

Когда в узком порезе появилась кровь, он вытер руку о ее брачную сорочку, потом задрал ее и покрыл пятнами крови ее бедра, остальную кровь промакнул простыней.

– Отвечаю на твой вопрос. Я спасаю честь моей жены, – сказал он. – Теперь дай мне взглянуть, стоишь ли ты этой боли и страданий. – Снял через голову ее сорочку, поднял свечу и стал смотреть на нее. – Если бы ты принесла мне только свою красоту, – сказал он благоговейным тоном, – без твоей честности и мужества, она одна стоила бы гораздо больше небольшого пореза на руке.

– Ты действительно считаешь меня привлекательной? – нервозно спросила она.

– Я еще не видел такой красивой женщины, – сказал он. – Ну, давай, жена, перевяжи мне руку, чтобы я мог снять сапоги, не измазав все остальное кровью.

Бонафилья хихикнула, беззаботно взяла свой лучший шелковый платок, стерла кровь с его руки, а потом перевязала порез. Муж заключил ее в объятья.

– Твои сапоги, – прошептала она.

– Сейчас не время думать о сапогах.

И утром, несмотря на трагичные события прошедшей ночи, крайне озадаченная Эсфирь вывесила на перила балкона проветриться окровавленные простыни. Те, кто собрался на улице ради новостей, узнали, по крайней мере, то, в чем никто за пределами дома не сомневался – что красивая, юная сеньора Бонафилья была чистой и целомудренной невестой.

Глава шестнадцатая

Абрам, Юсуф и Мордехай вышли на улицу.

– Можем сберечь денежки у ворот, если перелезем через стену сада, который я знаю, – сказал Абрам.

– Простите, юный сеньор, – сказал слуга, – но это никуда не годится. Сеньор Пере вызвал врача и не будет ожидать, что его задержат, поймав перелезающим через стены.

– Нас не поймают, – сказал Абрам. Слуга поднял факел и посмотрел ему в глаза. – Ладно, ладно, пойдем через ворота, поднимем с постели привратника.

– Сейчас не так уж поздно, юный сеньор, – сказал слуга. – Сомневаюсь, что привратник спит.

Они пошли к воротам, разбудили дремавшего привратника, тот открыл им, и направились в сторону превосходного дома сеньора Пере Пейро.

Парадная дверь дома выходила прямо на улицу. Когда Мордехай громко позвонил, ее почти сразу же открыл слуга и удивился, увидя их. Из задней части дома доносился смех и оживленный разговор.

– Мы пришли повидать сеньора Пере, – сказал Абрам.

– Как мне передать ему, с какой целью?

– Он послал за моим учителем с сообщением, что болен. Учитель отправил меня… э… вперед, выяснить, могу ли я что-то сделать немедленно.

Слуга уставился на Абрама, как на спятившего.

– Сеньор Пере болен? Послал за врачом? Сеньор в саду, принимает гостей. Он как будто прекрасно себя чувствует. Но входите. Может, я чего-то не знаю.

Абрам с Юсуфом вошли и сели в маленькой комнатке. Мордехай остался снаружи ждать их, а слуга поспешил к хозяину. Продолжительное время спустя в комнату вошел сеньор Пере Пейро, еще более щеголеватый, чем был в Кольиуре.

– Абрам, – спросил сеньор Пере, – что привело тебя сюда? Мой слуга несет какую-то чушь о срочном вызове.

– Сеньор, пришел посыльный и сказал, что вы при смерти. Мой учитель послал нас вперед. Видимо, он ошибся. Извините, что потревожили.

– Ошибся? Мне кажется, кто-то сыграл с нами дурную шутку. Я не ближе к смерти, чем был вчера или, надеюсь, буду завтра. Выпейте вина за свои труды, – радушно предложил он. – Я бы остался поговорить с вами, но меня ждут гости.

– Нет-нет, – ответил с достоинством Абрам. – Вы очень любезны, но мы не останемся. Мой учитель будет рад услышать, что вы в добром здравии.

И, поклонясь, он и Юсуф направились к выходу.

Мордехай с горящим в черноте ночи факелом стоял у третьего дома в глубине улицы, увлеченный разговором с кем-то.

– Держу пари, ты не представляешь, где находишься, – сказал Абрам Юсуфу.

– Я знаю городские маршруты, – ответил Юсуф. – Мне достаточно дня или двух, чтобы изучить их. Даже в Барселоне. Перпиньян меньше ее.

– Не будь меня, ты не знал бы в какую сторону сейчас идти, – сказал Абрам.

– Ну, как же не знал бы. Вот сюда, – сказал Юсуф.

– Так, но, когда дойдешь до площади, куда повернешь?

– Мне сперва нужно увидеть ее, – упрямо сказал Юсуф.

– Иди, смотри, – сказал Абрам, – пока Мордехай разговаривает с кем-то. С меня денежка, если дойдешь туда и укажешь нужное направление.

– Идет, – ответил Юсуф и зашагал вверх по улице.

Абрам позвал слугу.

– Мы готовы? – откликнулся Мордехай. – Сейчас догоню вас, – сказал он и повернулся.

Человек, с которым он разговаривал, подождал, чтобы Мордехай отошел на два шага. Потом занес свой посох и обрушил его на голову слуги. Слуга упал и выронил факел. Нападавший отступил назад и скрылся в темноте.

– Эй, ты! – крикнул Абрам. – Стой! – и побежал в ту сторону, где скрылся нападавший. Мордехай пошевелился, потом протянул руку и схватил факел, пока он не скатился в канаву и не погас. С трудом поднялся на ноги, все еще шатаясь от удара, и оперся рукой о стену ближайшего дома. Когда Абрам оказался у входа в узкий переулок, кто-то обхватил его вокруг груди и утащил, неистово кричавшего, в темноту.

Услышав крики Абрама, Юсуф остановился посреди площади и воззрился в ту сторону. В неверном свете факела увидел шатавшегося Мордехая. Пламя то вздымалось, то опускалось, и эта сцена появлялась и исчезала, как тени от облаков в ветреный день. Абрама нигде не было видно. Мордехай выпрямился, обрел равновесие и описал факелом полукруг, ища Абрама, крики которого звучали уже приглушенно. В неверном свете Юсуф увидел брыкающиеся ноги, удалявшиеся в переулок.

Он выхватил меч и побежал вниз по улице. Крики Абрама прекратились.

– Ты пострадал? – спросил Юсуф Мордехая.

– Не особенно. Это юный Абрам, – ответил тот. – Он потащил его туда, – добавил слуга, указывая на самое черное место в черноте.

– Дай мне факел и ступай за помощью, – сказал Юсуф.

– Куда?

– К сеньору Пере. Я пойду посмотрю, что смогу сделать.

Оказавшись в темноте, мальчик поднял потрескивающий факел. В круге света видны были только мостовая и стены домов. Где-то вблизи послышался глухой, противный удар оружия о плоть. Других звуков не было – ни стонов, ни криков о помощи, ни даже невольного вздоха потерявшего сознание человека. Внезапно Юсуф почувствовал себя маленьким, беззащитным, не умеющим владеть мечом. Он попятился к выходу из переулка, и тут из дома сеньора Пере появились четверо-пятеро людей с факелами и оружием.

– Сюда, – крикнул Юсуф и отступил с дороги.

Однако нападавший позаботился о том, чтобы найти переулок с проходом между домами. Как только яркий свет факела упал на конец переулка, он пустился наутек, бросив Абрама лежать.

– Это сеньор Иаков, – сказал первый слуга. Внезапно воцарилось безмолвие, в котором никто не шевелился.

– Нет, – сказал подоспевший Юсуф. – Это его ученик, юный сеньор Абрам.

Юсуф опустился на колени и осторожно приложил ухо к его груди, он видел много раз, как это делал учитель. Абрам неглубоко, неровно дышал, но был еще жив.

– Он дышит.

– Иди за носилками, – торопливо приказал Пейро человеку, стоявшему к нему ближе всех. – Несите его в отцовский дом как можно быстрее. И осторожно.

– Слушаюсь, сеньор. Сейчас, – ответил тот, и внезапно вся сцена ожила снова.

– Жуткое дело, – сказал Пейро.

– Сейчас после наступления темноты на улицах небезопасно, – сказал один из гостей.

Пейро покачал головой и мрачно посмотрел вслед людям, несшим юного ученика в гетто.

– Принесите мне плащ и меч, – сказал он. – Еще нужны вооруженный человек и два факельщика. Извинитесь за меня перед гостями, – добавил он. – Я должен нанести визит своему врачу. Если хочешь благополучно вернуться к сеньору Исааку, иди с нами, – обратился он к Юсуфу. – Бери с собой своего слугу.

Сеньора Пере проводили в кабинет врача, принесли вина и блюдо с сушеными фруктами и орехами и оставили его вместе с Юсуфом. Маленькая служанка прошептала ему, что Иаков пошел к родителям Абрама, и свадебные торжества прекратились. Сквозь окно с незакрытыми ставнями Юсуф слышал приглушенный шум разговора, в котором выделялся низкий, звучный голос Исаака.

– Прошу прощенья, сеньор Пере, – сказал он, – я приведу своего учителя. Служанка сказала, он был с сеньором Иаковом, когда пришло это сообщение. Учитель сможет сказать вам больше о положении дел, чем я.

– Иди, парень, – сказал сеньор Пере, воинственность его угасла. – Приведи своего учителя как можно скорее.

Исаак появился в кабинете меньше чем через минуту.

– Сеньор Исаак, – спросил Пейро, – есть ли у вас новости об Абраме? Поверить не могу, что такое могло случиться почти у меня на пороге.

– Я только что оттуда, – ответил Исаак, грузно садясь. – Когда я уходил, родители его были в отчаянии и не без причины. Сеньор Иаков и отец мальчика делают все возможное, однако некоторые повреждения неизлечимы. Думаю, у него такие.

– С какой стати кому-то нападать на него? На мальчика? Безобидного ученика. Это было не случайное нападение, сеньор Исаак. Там была не группа пьяных буянов, – добавил он. – Эти люди его поджидали.

– Это произошло не ради ограбления, – сказал Исаак. – Его кошелек цел. Почему они совершили нападение, я не знаю, но уверен, что его собирались убить.

У двери зазвонил колокольчик, и служанка побежала открывать хозяину.

– Сеньор Пере у вас в кабинете, – сказала она.

– Спасибо, дитя, – устало сказал Иаков. Поднял фонарь и осветил ей лицо. – Тебе пора уже быть в постели. Иди.

Он вошел в кабинет, налил себе чашу вина, поставил ее на стол и сел рядом с Исааком.

– Добрый вечер, сеньор Пере, – сказал он. – Что привело вас в мой дом? Ясно, что вы не больны.

– Как мальчик? – спросил Пейро.

Иаков покачал головой.

– Умер. Я не мог ничего поделать. Но от потрясения и горя я становлюсь невежливым. Я ничего вам не предложил.

– Иаков, его никто не мог спасти, – сказал Исаак. – При всем мастерстве и желании никто не мог бы спасти твоего ученика.

– То же самое сказал его отец, искусный врач. Для него это тяжелый удар. И для меня, – угрюмо добавил он.

– Я пришел к вам, сеньор Иаков, – заговорил Пере, – чтобы расспросить о человеке, который принес вам ложное сообщение. Я его не посылал, но хочу знать, не из моего ли он дома.

– Ничего не могу сказать вам, сеньор Пере. Он был черной тенью за воротами в темную ночь.

– И вы не узнали его голоса, – сказал Пейро.

– Нет. Ничего в нем не заметил. – Иаков поднял взгляд. – Но я знал, что это не Роже, ваш слуга. Помню, я спросил, кто он такой, этот человек ответил, что случайный посыльный, нанятый для этого случая, или что-то в этом роде. Так ведь, Исаак? Ты был там.

– Да, – сказал Исаак. – Не стал особенно распространяться о том, кто он такой.

– Если б не выпил слишком много вина, – угрюмо сказал Иаков, – я сразу бы пошел сам, и жизнь мальчика была бы спасена. Возможно, и узнал бы посыльного.

– Думаю, он хорошо позаботился о том, чтобы ты не узнал его, – сказал Исаак.

– Пойду домой, расспрошу домашних. Как поздно уже? – спросил сеньор Пере. – Мне кажется, уже близится рассвет. Луна еще не взошла?

– Относительно луны не знаю, я не вижу ее, но еще не слишком поздно, – ответил Исаак. – Полуночные колокола зазвонят через час-другой.

– И луна не взойдет над стенами, по крайней мере, раньше чем через час, – сказал Иаков. – Вам придется идти домой в темноте.

– Будет луна или нет, я ничем не могу вам помочь, – сказал Пере. – Мне нужно возвращаться. Очень жаль, что случилось такое.

– Я провожу вас на улицу, – сказал Иаков. – Служанку я отправил спать.

И вывел гостя из комнаты.

– Господин, – сказал Юсуф, когда они остались одни, – я забыл сказать вам кое-что.

– Что же?

– То, что сегодня говорили носильщики. Думая об отце Миро, совсем забыл.

– Пока не говори. Подожди, пусть Иаков пойдет во двор.

– А что, если не пойдет? Он захочет посидеть, поговорить с вами, потому что мы уезжаем завтра на Рассвете.

– Думаю, пойдет, – сказал Исаак. – Он очень расстроенный и усталый. Не думает о том, что мы завтра трогаемся в путь.

– Мне нужно повидать Руфь, – сказал Иаков, возвратись в кабинет. В ночной тишине прозвучал крик. – Что это за звук?

– Это новорожденный, Иаков, кричит, как ему положено, – ответил Исаак. – Сеньора Хуана родила замечательного сына. Слышишь? Мать взяла его на руки, и он уже умолк.