Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава одиннадцатая

В понедельник опять пошел дождь, и сеньора Руфь, поднявшаяся рано накануне свадьбы, с досадой посмотрела на хмурое небо. Когда в доме столько людей и столько еще нужно сделать, жизнь была бы легче, если б членов семьи и гостей можно было оставить во дворе. Она обошла дом, убедилась, что Лия встала и сидит с ребенком, разбудила горничную от глубокого сна, чтобы та могла приняться за работу задолго до того, как проснутся гости, и, наконец, зашла на кухню. Там, по крайней мере, все было в порядке. Огонь жарко горел, Хасинта принесла утренний хлеб, кухарка и новая кухонная служанка ели. Руфь села с ними, отрезала кусочек сыра, разломила булочку и принялась есть.

– Сеньора, нет смысла, – сказала кухарка с уверенностью главной служанки, – бегать так по дому, рисковать здоровьем. Сегодня вам нужно отдыхать. Мы управимся сами, правда, Хасинта?

– Да, сеньора, – сказала девочка. – Пациент не требует стольких трудов, как раньше.

– Теперь он хорошо ест, – заметила кухарка. – Как и все мы. Вчера сеньора Ракель спустилась и отнесла ему на ужин тушеного цыпленка с чечевицей и хлеба. Он съел все.

– Превосходно, – сказала Руфь. – Но перед тем, как думать об отдыхе, что остается сделать сегодня?

И они сблизили головы в оживленной дискуссии о покупках, приготовлениях и стряпне, не забывая еду для гостей.

Вскоре после того, как колокола прозвонили к заутрене, проглянуло солнце и стало высушивать двор. Исаак и сеньор Аструх неторопливо завтракали в столовой; Бонафилья только кончила одеваться с помощью Эсфири; Юсуф отправился на рынок с Хасинтой и кухаркой, у которой был целый список необходимых покупок, и она нуждалась в помощи, чтобы отнести их домой. Жена сеньора Самуила Каракосы уже пришла и уже была на кухне вместе с Руфью, где взвалила кучу обязанностей на свои сильные плечи. Ракель спокойно сидела наверху в комнате пациента, поглядывая на крыши, от которых шел пар, и наблюдая, как он завтракает хлебом, сыром и фруктами.

У двери зазвонил звонок. Ракель стало любопытно, кто мог явиться в самый хлопотливый час утра, и она была довольна, что к ней это не имеет никакого отношения. Звонок раздался снова. Убиравшая постели молодая служанка спустилась, открыла парадную дверь и ахнула в удивлении. На пороге стоял священник-доминиканец, великолепный в своей рясе, один.

– Доброе утро, – любезно произнес он. – Не могли бы вы сказать своему хозяину, что пришел отец Миро из ордена проповедников и хочет поговорить с пациентом? Полагаю, в доме у вас есть пациент.

Испуганная девушка кивнула.

– Я хочу немного побеседовать с ним.

– Я передам хозяину, – сказала в испуге служанка, захлопнула дверь перед его носом и побежала искать Иакова. Тяжело дыша, сообщила ему.

– Спасибо, – сказал Иаков. – Где он?

– У порога. Он у порога, сеньор, – ответила она и побежала сообщать хозяйке.

– Отец Миро, – сказал Иаков, открыв дверь и впустив священника. – Добро пожаловать в мой дом. Я должен извиниться за свою служанку, – добавил он. – Это необученная, невоспитанная девушка, но должна бы понимать, что нельзя оставлять гостя на пороге.

– Это неважно, сеньор Иаков, – сказал священник, следуя за врачом в его кабинет. – Она передала мое сообщение? По-моему, у вас здесь лежит пациент.

– Да, – ответил, не колеблясь, Иаков.

– Его состояние позволяет ему разговаривать со мной?

– Думаю, позволяет, – ответил врач. – Вы сможете судить сами, когда его увидите. Только прошу вас иметь в виду, что повреждения у него серьезные, и хотя он поправляется, опасность еще не миновала. Сюда, пожалуйста, – сказал он, ведя священника во двор. – Я поместил его в тихой комнате, подальше от домашней суеты.

Когда священник и врач вошли, пациент спокойно приканчивал завтрак, состоявший из хлеба и сыра, Ракель спрыгнула с подоконника и быстро сделала реверанс незнакомцу.

– Позвольте представить сеньору Ракель, – сказал Иаков. – Она помогает ухаживать за моим пациентом. Отец Миро хочет немного поговорить с ним, – добавил он.

– Отец, мне остаться? – спросила Ракель.

– Спасибо, сеньора, но в этом нет нужды.

– Если вам что-то потребуется, я буду во дворе, – сказала Ракель. Снова сделала реверанс и вышла. Иаков немного помедлил, словно не желая оставлять этих людей наедине, потом поклонился и последовал за девушкой.

Отец Миро повернулся к человеку в постели.

– Сеньор, что за злое существо обошлось с вами так?

– Злое? – сдержанно переспросил пациент.

– Значит, вы оспариваете существование злых людей в этом мире? – спросил с улыбкой отец Миро.

– Вы говорите о людях, – ответил пациент. – Отец, я повидал слишком много злых людей, чтобы сомневаться в их существовании, но этот вопрос к моему случаю не относится. Мои повреждения результат моей беззаботности, не людской злобы. Я упал с мула.

– Сомневаюсь, – твердо сказал отец Миро. – Но, если по какой-то причине хотите выгородить человека, который напал на вас, дело ваше. Это не моя забота. Имейте это в виду.

– Я привык быть осторожным, отец, но у меня нет причин кого-то выгораживать, – сказал пациент и сделал паузу, чтобы собраться с силами. – Луна была яркая, когда это произошло, и хотя улица была несколько темной, я видел людей, которые это сделали. Я провел много часов, размышляя о них, и, в общем, думаю, что они не злые.

– Хотя они едва не убили вас? Вы необычайно великодушный человек, сеньор.

– Я бы хотел быть таким, отец, – сказал пациент и закрыл глаза. – Я видел, как они действовали, – заговорил он наконец. – Это были сильные мужчины, тупые, бедные. Кто-то научил их словам, которые нужно мне крикнуть, эти слова не пришли бы на ум обычным грабителям. Кто-то заплатил им серебром или золотом, чтобы они сделали то, чего не хотел делать он сам. Делает это их злыми?

– Вы не считаете, что все люди злы?

– Считаю, что у каждого время от времени могут возникать злые желания, – сказал пациент и сделал паузу, чтобы перевести дыхание. – Трудно быть совершенно добрым, но я отказываюсь думать, что мы совершенно злы. Человек, который нанял этих людей, чтобы самому не поднимать на меня руку, вполне может быть злым. Но эти трое, которых он нанял?..

– Они причинили вам вред. Это дурно.

– Скажите, отец, Бог осуждает с рождения необразованного и тупого за то, что он делает, что может, дабы кормить своих детей?

– Он мог бы не только совершать убийство. Мог бы обрабатывать землю.

– Только если он родился на земле. Если б эти трое родились на моей земле, они были бы обеспечены работой. Они не родились там. – Пациент умолк, тяжело дыша от усилий так много говорить. – Мы пренебрегаем такими с самого их рождения. Никто не учил их истине и добродетели. Нужно ли бросать их за это в пламя? Разве ваш орден не основан отчасти для того, чтобы учить людей этим необходимым знаниям?

– Это мучительные вопросы, сын мой, – ответил священник. – Они могут завести нас на пути, которыми нам идти не следует. Как по-вашему?

– Скажу откровенно, отец, не знаю, и меня это тревожит. Даже лежа здесь, я верю, что Бог, зная положение каждого в жизни, видит яснее, чем я, или даже вы, отец, кто заслуживает милосердия.

– Даже ваш враг, тот, кто нанял этих убийц?

– Отец, вы задаете мне трудный вопрос.

– По вашему утверждению, он тоже может заслуживать милосердия. Дело только в том, что жертвой стали вы, а не кто-то другой.

– Нет, отец. Богатый человек – я предполагаю богатство, раз он в состоянии нанять убийц…

– Неумелых, – перебил его священник.

– К счастью. Этого богатого человека учили тому, что хорошо и что дурно, однако же он, несмотря на свои знания, злой, цепкий, алчный, или использует золото для удовлетворения своих порочных желаний – он наверняка злой. Мое сердце вопиет о мести не бедным глупцам, которые переломали мне кости, а ему. Однако я не могу заглянуть ему в душу и у меня нет мудрости и образованности великих людей. Я не знаю, что верно.

– Вы до сих пор испытываете сильные боли?

– Уже не такие, отец. Мои сломанные конечности распухли и непослушны, но, благодарю Бога от всего сердца, жар почти прошел и вернулся аппетит. За мной здесь очень хорошо ухаживают, – добавил он.

– Рад это слышать, – сказал священник. – То, о чем я хочу спросить, возможно, не удивит вас, – начал он, но тут дверь неожиданно отворилась, и в проеме появилась сеньора Руфь с тарелкой, прикрытой льняной салфеткой, и корзинкой с хлебом и фруктами.

– Извините, сеньор, – сказала она. – Я не знала, что у вас посетитель. Прошу прощенья. Но наш пациент сказал, простого завтрака ему недостаточно, чтобы утолить аппетит. Он должен есть все, что может, поэтому я принесла ему хорошего, вкусного супа. – Поставила тарелку на столик у кровати и сняла салфетку. – Вот, – сказала она, – сытный суп с бараниной, бобами, луком, чесноком и травами. Вы должны есть, сеньор, чтобы поправляться.

– Признаюсь, я все еще голоден, сеньора, – сказал пациент и взглянул на священника.

– Пожалуйста, сеньор, ешьте. Запах восхитительный. – Доминиканец взглянул на тарелку с супом. – Но ведь человеку в вашем состоянии такие большие куски баранины не рекомендуются?

– Вчера он съел тушеного цыпленка и поклялся, что мог бы съесть бедро быка, – довольным тоном сказала Руфь. – Думаю, он считает, что мы хотим выжить его отсюда голодом, – добавила она с чуть принужденным смешком. Постелила салфетку ему на колени и поставила на нее тарелку, положила хлеб. Дала ложку, которую он неуклюже взял в левую руку, и так же быстро, как вошла, вышла из комнаты.

– Заметьте, отец, это очень маленькая порция баранины и бобов, – сказал пациент и принялся есть с очевидным удовольствием. – Замечательное блюдо, – добавил он между глотками. – Но у вас есть ко мне вопросы, отец. Начинайте, пожалуйста, я отвечу на них в меру своего знания и способности.

Когда колокола зазвонили к обедне, доминиканец умолк и взглянул на пациента.

– У вас очень усталый вид. Боюсь, я чрезмерно истощил ваши силы.

– Это неважно, отец. У меня впереди остальная часть дня, а затем еще дни, чтобы спокойно поспать.

– Могу я сделать что-нибудь – то есть, сделать то, что в моих силах, – чтобы помочь вам?

– Можете молиться за меня, отец. Я очень нуждаюсь в молитвах, и за исключением одной души, которая не перестает просить небеса смилостивиться надо мной, думаю, делать это больше некому.

– Я охотно буду молиться за вас.

– А если будете проходить мимо дворца, там есть некто, нуждающийся в духовной поддержке и утешении.

– Кто это?

Пациент поманил священника поближе к себе и прошептал ему на ухо имя.

– Исполню, сын мой, – сказал доминиканец.

Во дворе Иаков с женой сидели неподалеку от лестницы, ведшей в комнату пациента, и ждали. Время от времени подходили слуги, их отправляли обратно. На кухне прекратилась всякая деятельность, хотя кухарка, испугавшись неожиданной приостановки, взяла Хасинту, служанку Самуила Каракосы и несколько кастрюль на кухню соседки. Бонафилья спустилась к членам семьи Давида, ее отправили в кабинет Иакова поработать над своим изысканным столовым бельем.

– Этот священник пришел из-за слуха, что он катар? – спросила дрожащим голосом Руфь.

– Несомненно, – ответил Иаков. – Иначе зачем присылать члена этого ордена? Я встревожен его присутствием в нашем доме. Обвинения легче предъявить, чем опровергнуть, дорогая моя. Как ему доказать, что он во что-то не верит? Как нам доказать, что мы не помогаем еретику?

– Должен быть какой-то способ, – сказала Руфь. – Возможно, они просто разговаривают.

– Священник там уже долго.

– Он не может вынуждать у него признание, так ведь?

– Без свидетелей, в нашем доме? Сомневаюсь. Но у них есть вопросы, которые заведут в западню неосторожного члена секты.

– Иаков, не знаю, правильно ли я поступила, – с беспокойством сказала его жена. – Но когда пришел священник, наш пациент завтракал хлебом и сыром, тут я вспомнила, что катары не едят мяса и яиц, даже молока и сыра. Я была очень испугана, но принесла ему тарелку баранины с бобами. Само собой, будь он членом этой секты, то отказался бы это есть под каким-то предлогом, правда?

– А он ел? – раздался другой голос.

– Да, сеньор Исаак, ел, – ответила Руфь, поворачиваясь к слепому. – Когда я уходила, он ел этот суп с большим аппетитом.

Тут доминиканец спустился по лестнице во двор. Иаков Бонхуэс любезно поднялся и пошел с ним к фасаду дома.

– По-моему, мы вчера встречались, – сказал отец Миро, остановясь в коридоре возле кабинета, чтобы проститься. – Ее королевское высочество вызвала меня во дворец. Кажется, вы очень искусно позаботились о ее бедной собачке. Когда я уходил, она спокойно спала – я имею в виду собачку. Принцесса очень счастлива.

– Рад это слышать, отец. Надеюсь, маленькая Морена продолжает поправляться.

– Пожалуйста, передайте своей жене извинения, сеньор Иаков, и примите их сами за мой несвоевременный визит, – сказал священник. – Я бы не пришел в столь ранний час, если б не было нужно ехать в Конфлент.

– Сегодня? – спросил врач. – Боюсь, вы отправитесь слишком поздно.

– Проеду, сколько смогу, – сказал священник. – Я надеялся посетить сегодня вечером Санта-Марию де Серрабона, – добавил он.

– Отец, разве это не в стороне от вашего пути? – спросил врач.

– Сеньор Иаков, вы хорошо знаете ведущие на запад дороги?

– Я ездил по ним. А эта дорога, насколько я помню, нелегкая.

– Мне так и говорили. Если будет слишком поздно, не тронусь в путь. Я просто хочу повидать старого друга и удовлетворить свое любопытство, – мечтательно добавил священник, словно редко позволял себе такие отклонения. – Долг призывает меня в Конфлент. Видимо, остановлюсь на ночь там, где смогу найти приют.

– Надеюсь, доедете до Санта-Марии, – сказал врач, – и желаю вам, отец, доброго пути.

– И пусть у вас и вашей семьи все будет хорошо, – сказал священник. – Мой визит сюда, – добавил он ясным голосом, открывая дверь, – был напрасной тратой времени. Должно быть, мой осведомитель ошибся.

– Такие ошибки случаются, – с готовностью ответил Иаков и проводил незваного гостя до дороги.

Когда доминиканец повернулся, чтобы попрощаться, из двери позади него вышли Исаак и Юсуф.

– Сеньор Исаак, не так ли? – спросил священник.

– Да, это я, – ответил Исаак. – А вы, полагаю, отец Миро.

– Да, – сказал священник. – Вы идете к воротам гетто?

– Туда. Мне нужно доставить сообщение в собор Святого Иоанна.

– Тогда пойдемте вместе, по крайней мере, до доминиканского монастыря, вам это по пути, – сказал отец Миро. – Право, неудобно идти на север, чтобы выйти из гетто, когда у тебя дела на юге или на западе, но таковы города. Они странно растут.

– Не было разговора об установке еще одних ворот? – с невинным видом спросил Исаак, хотя прекрасно знал, что это постоянный источник раздражения и многочисленных разговоров в гетто.

– Да, был. И его величество сказал, что благосклонно посмотрит на такую просьбу. Это должно произойти скоро, однако недостаточно скоро для моей сегодняшней поездки. – Он сделал паузу, подбирая рясу, чтобы не замочить ее в большой, глубокой луже. – Насколько я понимаю, сеньор Исаак, вы вправляли кости этому несчастному. Я восхищаюсь вашей искусностью.

– Спасибо, отец Миро. Но его нынешнее хорошее состояние больше объясняется хорошим уходом в Доме сеньора Иакова. И его твердым стремлением поправиться. Все, чего я мог добиться своим жалким мастерством, это направить его на путь выздоровления, – сказал врач.

– Тогда будем надеяться и молиться, чтобы он следовал этим путем. Вы много с ним разговариваете?

– Да, – ответил Исаак. – Насколько позволяет его сломанное ребро. То, что он сказал мне, весьма интересно, но пользы от этого мало. Он не особенно откровенничает о себе.

– Я это заметил, сеньор Исаак, – сказал со смехом доминиканец. – Однако надеюсь, что смогу узнать кое-что о причинах его умалчивания.

– Думаю, это будет превосходно, – сказал Исаак.

– Вот мы и дошли туда, куда мне нужно, – сказал отец Миро. – Знаешь дорогу к собору, молодой человек? – спросил он Юсуфа.

– Знаю, отец, – ответил мальчик.

– Тогда желаю вам обоим всего доброго.

Отец Миро быстро поднимался по ступенькам доминиканского монастыря, и тут его остановил голос из тени, создаваемой стеной и большим деревом.

– Отец.

Когда священник обернулся, из тени вышел человек.

– Я хотел узнать – то есть, надеюсь, ваш визит оказался полезным.

– Ни при каких обстоятельствах, сеньор, нельзя говорить о полезности, – ответил священник. – У меня был длительный разговор с человеком, обладающим здравым смыслом и благочестием, – я обнаружил, что он значительно более добродетелен в мыслях и поступках, чем вы. Этот разговор стоил ему многих страданий из-за его болезни, а мне гораздо больше времени, чем я мог себе позволить. В нем не было необходимости.

– Вы не верите, что он катар?

– Не верю. Он не катар. Это нелепое предположение.

– Если он не катар, то христианин, нарушающий закон тем, что живет в гетто.

– Этого я сказать не могу, – ответил священник. – Могу только сказать, что он не перфектус, как вы утверждали. Вы сами убедились бы в этом, если бы приняли приглашение пойти со мной.

– Мне очень жаль, отец, что другие обязанности помешали принять ваше любезное приглашение.

– Из-за вашего неуместного рвения или вашей злобы я провел время, необходимое для других обязанностей, наблюдая за человеком, о котором мне было сказано, что он не только последователь, но и перфектус, глава обновленного катарского движения, он ел хлеб с сыром, потом с аппетитом суп с бараниной – с большими кусками мяса. В следующий раз, когда захотите причинить кому-нибудь неприятности, придумайте причину получше. Из-за вас я напрасно провел большую часть утра в этом злонамеренном, подлом старании. Прощайте. Я бы хотел поговорить об этом подольше, но этим утром я начинаю поездку и должен немедленно тронуться в путь.

– Куда вы едете?

– Увидимся ровно через неделю вечером, когда я вернусь. Не подводите меня, сеньор, иначе я буду искать вас.

За углом доминиканского монастыря Исаак с Юсуфом, остановясь у фонтана, с интересом прислушивались к этому разговору.

– Узнал ты другого человека – того, с кем священник разговаривает? – спросил Исаак.

– Господин, мне его лица не видно, поэтому я не узнаю его. Голос его кажется слегка знакомым.

– Ты знаком с акцентом того города, откуда он, вот и все, – сказал врач. Но все же вид у него был несколько обеспокоенным.

Когда Исаака и Юсуфа проводили в кабинет епископа Перпиньяна, его преосвященство сидел за столом. Он отрывисто приветствовал их, предложил им сесть и приступил сразу к сути дела.

– Я получил письмо епископа Беренгера и благодарю за то, что лично принесли его моему секретарю. В пятницу, кажется.

– Да, ваше преосвященство. Мы получили его в пятницу, – негромко произнес секретарь.

– Вы знакомы с его содержанием? – спросил епископ.

– Я знаю только, оно связано с беспокойством, что настоятель монастыря Сант-Фелиу сталкивается в этом городе с определенными трудностями, – тактично ответил Исаак.

– Трудностями! – сказал епископ. – Вы уже достаточно долго здесь и знаете, что они собой представляют?

– Знаю только те, которые сейчас связаны с плаванием «Санта-Марии Нунсиады».

– Да. Это предприятие организовал дон Арнау Марса. Весьма прискорбный случай. Я не могу решить, было ли это честное торговое предприятие, каким-то образом ставшее безнадежно бесчестным, или с самого начала представляло собой часть той смеси греха, распущенности и беззакония, от которых мы здесь страдаем.

– Разве исключена возможность, что это вполне законный торговый рейс?

Епископ пристально посмотрел на невыразительное лицо слепого.

– Если законный, сеньор Исаак, тогда человек погиб ни за что, только из-за слухов и болтовни. И у меня нет слов, чтобы должным образом охарактеризовать случившееся.

– Ваше преосвященство очень озабочено этим.

– Да. Дон Арнау был моим другом, я воспринимаю его смерть и мнимое предательство – я с самого начала говорил «мнимое», потому что мне было трудно в это поверить – очень тяжело. – Епископ поднялся и стал расхаживать по кабинету. – Я могу поверить, что раньше он мог безрассудно сунуться в такое предприятие, но теперь – нет.

– Боюсь, от меня ускользает ход мысли вашего преосвященства.

– Конечно. Вы не знаете дона Арнау. Великодушный, смелый, дерзостный – подчас чересчур – и зачастую безрассудный. Но женщина, на которой он женился несколько лет назад, – когда? – резко спросил он у секретаря.

– Четыре года назад, ваше преосвященство.

– Да-да. Четыре года. Я сам сочетал их браком, о жена образец благоразумия и добродетели. Не говоря уж об уме. Она мягко направляет его, и ради нее он больше не рискует жизнью или состоянием в нелепых предприятиях.

– Он очень удачлив в своем выборе.

– Да, и теперь она очень страдает. У нее близятся роды. К счастью, принцесса дала ей приют во дворце. Но как ни прискорбна эта история, еще больше огорчений причиняет мне другой человек. Которого я подозреваю во многих злых делах, не имея ни малейших доказательств. Признаю, нет смысла сообщать об этом дону Видалю де Бланесу. И по этой причине я не ответил на его вопросы. Но когда вы пришли, мой секретарь и я бились над ответом. Если немного подождете, мы изложим его дипломатическим языком.

В роще у тихой дороги за городскими стенами те трое встретились снова.

Главный опять натянул на голову капюшон и остался в седле, глядя сверху вниз на своих подвластных.

– Объясните, почему мы встречаемся теперь, – потребовал он. – Это неблагоразумно.

– Я разговаривал со священником, – ответил сухопарый. – Кажется, он злится на нас за то, что послали его в гетто.

– На нас?

– Прошу прощенья, сеньор. На меня.

– Так-то лучше.

– Со священником нужно что-то делать, – сказал рослый.

– Что ты предлагаешь? Подкупить его? – спросил человек в капюшоне. – Я почему-то не вижу в нем подходящего объекта для подкупа.

– У меня есть разные соображения, – сказал рослый. – Куда, говоришь, он едет?

– Не знаю, – ответил сухопарый. – Он не сказал.

– А когда?

– После полудня. Думаю, он уже в пути.

– Мы можем догнать его, – уверенно сказал рослый.

Несмотря на частые утверждения, что спешит, отец Миро приехал в королевский дворец, когда большинство людей уже пообедало. Без труда нашел человека, которому должен был передать сообщение от пациента. И, поговорив час-другой с различными людьми, снова сел на мула и поехал в сторону Конфлента.

Солнце было уже на юго-западе и клонилось к горизонту. Отец Миро подгонял мула, пока он не пошел тряским, неловким галопом, покрывая милю за милей. Мысли священника разделялись поровну между испытываемым неудобством, человеком, с которым провел утро, и положением, с которым столкнется, когда прибудет на место.

Он был осведомленным человеком, провел годы, изучая материалы длившихся около двух веков упорных сражений с катарской и вальденсианской ересями. Поэтому его отправили расследовать обвинения, содержавшиеся в плохо написанном письме, пришедшем к архиепископу. В письме неясно говорилось о колдовстве, старых ересях и новых непристойных ритуалах, которые, по мнению автора письма, развращали души жителей его деревни и порочили епархию.

Отец Миро был согласен с теми, кто его посылал, что в таком случае нужно приехать быстро. Пусть прошли годы с тех пор, как песчаные берега реки Тет видели огромные костры, на которых сжигали обвиненных в Перпиньяне, но вскоре в маленькой деревне, куда он направлялся, кто-то мог вздумать решить проблему, повесив всех подозреваемых, а заодно и членов их семей. В митрополии многие – хотя он не принадлежал к их числу – считали, что в дополнение к образованности он обладает полученным от Бога даром читать в сердцах людей и может отделить злонамеренные обвинения от искренних подозрений.

Когда его спрашивали, как ему это удается, он отвечал: «Это легко видеть. Когда разговариваешь с людьми, ясна разница между ужасом несправедливо обвиненного и сокрушением действительно виновного. Я слушаю их ответы, вот и все». Но ему никто не верил, и эта репутация закрепилась за ним.

Отец Миро продолжал путь, коротая время за недоумениями по поводу этого дня и раздумьями о завтрашнем. Когда солнце зашло за горы, он, не замедляя бега мула, пробормотал благодарственную молитву за дарованный ему день, потом другую о прощении грехов.

После этого он стал думать о том, где провести ночь. Дорога заметно сузилась и стала круто подниматься. Мул перешел на шаг, и отец Миро рассчитал, что через час движения умеренным шагом он подъедет к монастырской гостинице. Закатное небо еще пылало красно-оранжевым; мулу будет достаточно света, чтобы благополучно дойти до монастыря.

Позади него послышался топот лошади, скакавшей галопом вверх по склону так, словно спасалась от смерти. Не успел отец Миро обернуться и взглянуть, что происходит, как получил жестокий удар по затылку и скатился через край дороги к речушке внизу.