Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Кэролайн Роу
«Эликсир для мертвеца»

Список действующих лиц

Жирона:

Исаак, лекарь из Жироны

Юдифь, его жена

Ракель, его дочь

Лия, служанка семьи Исаака

Даниель, поклонник Ракель

Аструх Афаман, богатый банкир

Дуран, его сын

Бонафилья, его дочь

Эсфирь, ее служанка

Беренгер де Круильес, епископ Жироны

Перпиньян:

Арнау Марса

Хуана Марса, его жена

Хорди, их слуга

Фелиситат, няня Арнау

Фелип Касса, поверенный

Отец Миро, монах-доминиканец

Синдикат:

Пере Видаль

Пере Пейро

Дон Рамон Хулиа

Мартин, представитель некоего виконта

Иаков Бонхуэс, врач

Давид, его брат

Руфь, его жена

Абрам Дайот, подмастерье Иакова

Мордехай, слуга Иакова

Хасинта, их служанка

Дворец:

Принцесса Констанса, дочь Педро, короля Арагона

Леди Маргарида, одна из ее фрейлин

Угет, поверенный на время отсутствия короля

Бернард Бонсом, Лорд Пигбаладор

Остальные персонажи:

Гарсия де Альмунья, тюремщик

Эсклармонда, проститутка

Носильщики:эль Гросс, Ахмед, Роже, англичанин

Путники:

Вениамин, делец из Фигуэрес

Хуан Сервиан, христианский неофит

Франсеска, его жена

Историческая справка

В то время, когда происходит действие романа, территории, принадлежавшие арагонской короне, простирались от его западной границы до различных островов в Средиземном море, которые представляли собой его восточные пределы; от Валенсии на юге до провинций Руссильон и Сердань. Земли, которыми правили короли Арагона, теперь представляют собой части Испании (Арагон, Каталония, Валенсия и Балеарские острова), Италии (Сардиния) и Франции (Руссильон, Сердань и местность вокруг Монпелье).

У Хайме Первого, арагонского короля (1213–1276), прозванного Завоеватель, были сыновья от обеих жен. Вторая жена, которой хотелось видеть своих детей правящими собственными королевствами, убедила его разделить свои земли между его сыновьями. В конце концов до раздела дожили двое: Пере и его младший брат Хайме. Пере получил территории Каталонии, Арагона и Валенсии, Хайме – Балеарские острова Мальорка, Менорка и Ибиса, а также провинции Руссильон, Сердань и район Монпелье. Юный Хайме был прозван Хайме Вторым Мальоркским и получил свои земли как отдельное и независимое целое внутри Арагонской империи. Дар Хайме Завоевателя в течение почти столетия был причиной ожесточенных конфликтов и войн между потомками обоих ветвей королевского дома.

Задолго до смерти отца Хайме Второй Мальоркский начал строительство великолепного, сильно укрепленного дворца на холме к югу от города Перпиньяна в провинции Руссильон, на территории нынешней Франции, Он поселился там в 1275 году, после женитьбы на Эсклармонде, за год до того, как стал королем. В 1276 году, после смерти Завоевателя, его сын, отвергнув многие выдающиеся кандидатуры на эту честь, сделал этот город столицей своего королевства, обеспечив тем самым его процветание и вечную любовь жителей к себе.

Более шестидесяти лет спустя, когда Пере Чопорный, граф-король Арагона, унаследовал разделенное его прадедом королевство, ожесточенность между родственниками еще не пошла на убыль. Хайме Третий был королем Мальорки. Он был популярным монархом в Руссильоне, Сердане и Монпелье, но им возмущались на средиземноморских островах из-за тяжелого налогового бремени. Воспользовавшись недовольством островитян, Пере набрал армию, отплыл со своим флотом и в 1343 году захватил Мальорку. Руссильон и Сердань пали в 1344-м, и Хайме Третий был вынужден сдать свою крепость в Перпиньяне.

Взятый в плен и содержавшийся в Вилафранка де Конфленте, Хайме Третий устроил побег и решил возвратить свои территории. Отправился на север, где продал Монпелье – место своего рождения – французам, чтобы набрать армию. И погиб на Мальорке в 1347 году; пытаясь отвоевать этот остров.

Теперь Перпиньян, ставший частью королевства, в которое входили Сарагосса, Валенсия, Барселона и другие богатые, значительные города, внезапно утратил свою относительную значимость. Прекрасно понимая, что вызовет возмущение, Пере предпринял немалые усилия, чтобы расположить к себе население этого города, общался с людьми, устраивал для них во дворце популярные развлечения и танцы. Его дети проводили там много времени, как он сам, и его жены, Мария (скончалась в 1347 году) и Элеанора. Его наследник, инфант Хуан, родился в Перпиньяне в 1350 году.

Усилия Пере были не совсем успешными. В постоянных разъездах по королевству он часто посещал Перпиньян, нередко оставался там подолгу, но дворец стал в равной степени и королевским двором и военным гарнизоном. Это было замкнутое, не подчиненное местным властям общество, состоявшее из «чужаков», родившихся за пределами Руссильона. Солдаты были холостяками или оставили жен дома; платили им по сравнению с местными жителями хорошо. Как и любая армия, расквартированная на несколько враждебной, но безопасной территории, солдаты скучали и причиняли беспокойства. Помимо преследования женщин и азартных игр, чтобы скоротать время, их обвиняли в неоплате больших счетов, присвоении чужих денег и воровстве.

Король боролся с общественными пороками введением контроля и проверок, которые то совершенно прекращались, то сурово усиливались. Проституция, хоть и легальная, была строго ограничена; азартные игры запрещались под страхом больших штрафов как для игроков, так и для организаторов игр. Оба рода деятельности процветали.

Во время описываемых в этой книге событий король с королевой вели войну на Сардинии; несмотря на различные проблемы, Перпиньян оставался центром ремесла и торговли. В том году некий синдикат добыл деньги для того, чтобы зафрахтовать судно «Санта-Мария Нунсиада». Оно отправилось в восточное Средиземноморье с грузом высококачественных товаров, изготовленных в Руссильоне или ввезенных туда для окончательной обработки. Вложение столь больших денег было обычным делом в таком порту, как Барселона, где собрать значительные суммы было проще. В Перпиньяне такое предприятие осуществить было труднее, особенно в отсутствие их величеств, когда преданность им становилась слабой даже во дворце.

Пролог

Жирона, среда, 17 сентября 1354 года

– Кто там был у ворот? – спросила жена врача. Она сидела в саду под деревьями, с тонкой льняной тканью на коленях, с иголкой в руке, и смотрела вдаль поверх крыш.

– Посланец, мама. Он сказал, что из Перпиньяна, с письмом для папы, – ответила ее дочь.

– Тогда приведи его, Ракель, дорогая, – сказала ее мать.

– Юдифь, он пришел сам, – сказал ее муж. – Я слышал звон колокола. Что там для меня из Перпиньяна?

Ракель сломала печать и вскрыла письмо.

– Папа, это от сеньора Иакова Бонхуэса.

– Иаков, – заговорил врач Исаак. – Бедный маленький Иаков. Мы с ним вместе учились. Как много лет прошло с тех пор. Я всегда был привязан к нему – он был в то время печальным, серьезным парнишкой. Прочти, дорогая моя, что он пишет мне.

Ракель села рядом с матерью и принялась читать.

– Датировано десятым сентября, и он пишет:

«Мой дорогой сеньор Исаак.

Прошло много времени с тех пор, как у нас была возможность поговорить, но я постоянно о тебе думаю. Надеюсь, ты и все в твоей семье здоровы. В последние дни я много о тебе разговаривал, и это вызвало у меня сильное желание вновь увидеть тебя.

Я всей душой хочу пригласить тебя на свадьбу моего младшего брата Давида и Бонафильи, дочери Аструха Афамана из Жироны. Она состоится в Перпиньяне во вторник четырнадцатого октября.

Давид был для меня как сын с тех пор, как мои родители умерли, тогда ему было семь лет, и одинокий, несчастный мальчик остался на моем попечении. Я старался заботиться о нем, как ты заботился обо мне, когда родители решили отправить меня к нашему почтенному учителю сеньору Видалю. Мне тоже было всего семь лет, и я был таким же одиноким и озадаченным, как Давид. Хорошо помню, как ты утешал и наставлял меня – и я старался делать для братишки то же, что для меня ты. Теперь он внушительный мужчина, и я был бы очень рад, если б ты мог стать свидетелем на его бракосочетании.

Сейчас у меня несколько интересных пациентов. Я очень хочу ознакомить тебя с моими диагнозами и способами лечения, услышать твои замечания. Ты всегда превосходил меня мастерством, особенно в диагностике жалоб и в составлении лекарств. Тот ученый сеньор из Гранады, у ног которого ты сидел перед тем, как прийти к сеньору Видалю, научил тебя большему, чем я могу надеяться узнать. Аструх уверяет меня, что потеря зрения не мешает тебе заниматься лечением, потому что тебе помогают искусная дочь и умный ученик.

Ты мог бы приехать с Аструхом, который собирается тронуться обратно в Перпиньян в последний понедельник этого месяца. У него есть дела в Фигуэресе и Сольиоуре, и он должен прибыть в Перпиньян в среду вечером или в четверг утром.

Моя жена искренне присоединяется ко мне в этом приглашении, и надеется, что твоя почтенная жена Юдифь и дочь Ракель смогут приехать с тобой, как и твой ученик».

– Хоть он и твой старый друг, Исаак, в Перпиньян я сейчас не поеду, – сказала Юдифь.

– Мама, почему? – спросила Ракель. – Это недалеко. Гораздо ближе Таррагоны. Мы проведем в пути всего две-три ночи. И будем останавливаться у знакомых или друзей, не на постоялых дворах.

– Ракель, дочитай письмо. Потом можешь обсудить с матерью ее нежелание путешествовать, – сказал ее отец.

– Хорошо, папа, – сказала Ракель. – Только, думаю, у меня больше причин отказываться от поездки. Даниель только что вернулся домой.

– Дочитывай письмо.

– Там осталось немного. Он пишет: «Посланец вернется в Перпиньян. Пожалуйста, передай с ним свой ответ». Да, папа, я забыла сказать, что посланец обещал прийти за ответом завтра рано утром.

– Поручи Ракели сейчас написать твои извинения, – сказала Юдифь. – Тогда письмо будет готово к приходу посланца.

– Я отвезу Исааку некоторые мои новые лекарства, – заговорил ее муж. – И склянку сильного средства от боли. Но у нас их сейчас слишком мало, чтобы отдавать. Ракель, мы примемся за работу рано утром. Нужно будет на рассвете отправить Юсуфа за травами.

– Неужели ты собираешься ехать в Перпиньян? – спросила Юдифь. – И как его преосвященство? А если с нами что-то случится?

– Его преосвященство в превосходном здравии, ответил Исаак. – И что еще более важно, ты тоже. Мы выедем в первый понедельник, свадьба назначена на следующий вторник, и на другой день с рассветом отправимся домой. Если Аструх Афаман захочет остаться подольше, позаботиться о том, чтобы его дочь была хорошо устроена, вернемся сами. В любом случае мы будем дома в пятницу, задолго до субботы. В крайнем случае, дорогая, мы будем отсутствовать одиннадцать дней.

– Почему бы маме не быть в превосходном здравии? – спросила, нахмурясь, Ракель. – Она никогда не болеет. Правда, в последние дни, мама, ты кажешься не совсем в себе. Если ты нездорова, я ни в коем случае тебя не оставлю.

– Ракель, я вполне здорова, – резко ответила ее мать. – Только… – Дочь неотрывно смотрела на нее, и Юдифь внезапно покраснела. Взяла свое шитье и склонилась над ним, чтобы скрыть лицо. – Я беременна.

– В твоем возрасте? – встревоженно спросила Ракель.

– Что значит – в моем возрасте? Я не так уже стара. Мне было пятнадцать лет, когда я вышла замуж за твоего отца, и Ребекка – то есть ты, родилась три года спустя. Неужели я выгляжу такой уж старой?

– Конечно, нет, мама, – поспешно ответила Ракель. – Ты больше похожа на мою сестру, чем на мать. Все так говорят. Но поскольку я собираюсь выходить замуж, это кажется странным, вот и все. Хотя такое случается постоянно. После того как Анна вышла замуж, ее мать родила двоих детей…

Ее голос замер на удивленной ноте.

– Тогда тебе нужно свыкнуться с этой мыслью, – сказала Юдифь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Иногда слегка поташнивает, иногда быстро устаю, но чувствую себя хорошо. Но это не означает, что хочу трястись на муле всю дорогу до Перпиньяна и обратно.

– Ее величество трясется, – сказала Ракель. – Она как будто бы постоянно бывает беременной и разъезжает по всему королевству.

– У нее наверняка такой хороший мул, на каком я никогда не буду ездить, – резко ответила ее мать. – Притом эти королевские процессии по пути из города в город может обогнать даже улитка.

– Ну, что ж, между моей свадьбой и рождением твоего ребенка придется много шить. Мариам надо бы приниматься улучшать владение иглой, – оживленно сказала Ракель. – Я не могу делать все сама. И дистиллировать лекарства для папы.

– Нам потребуется еще одна служанка, – угрожающе сказала Юдифь.

– Я давно уже это предлагал, – сказал Исаак. – Подыщем ее, когда вернемся из Перпиньяна. Прости, что оставляю тебя, дорогая, но я предвкушаю поездку к юному Иакову. Мне интересно, почему он считает меня таким близким другом.

– Сперва тебе нужно повидать епископа. Возможно, он не позволит тебе покинуть его, – сказала Юдифь.

– Совершенно верно, дорогая, Я отправлюсь к нему, как только кто-нибудь сможет найти Юсуфа.

– Мама, я не поеду в Перпиньян, – сказала Ракель. – У меня очень много дел, и я не хочу снова откладывать свадьбу. Даниель подумает, что я не хочу выходить за него.

– Чепуха, – сказала ее мать. – Он знает, что ты хочешь замуж.

– И не хочу оставлять тебя одну.

– Ракель, я не больна. И Наоми может обо мне позаботиться. Поезжай с отцом.

– Даниеля не было несколько месяцев, он только что вернулся. Жестоко с моей стороны так быстро покидать его.

– Дорогая, у вас впереди целая жизнь вместе, – сказала Юдифь. – И, пожалуйста, открой ворота. Если будем ждать, когда Ибрагим об этом подумает, наши гости уйдут.

– Хорошо, мама, – вызывающе ответила Ракель.

У ворот стояла высокая, стройная девушка в темном платье, густо закутанная в вуаль. Позади нее находилась скучающего вида служанка, вуаль которой по контрасту ненадежно держалась на темени воткнутой в узел волос булавкой.

– Привет, Ракель, – сказала закутанная девушка. – Я Бонафилья, дочь Аструха.

– Бонафилья, – сказала пораженная Ракель. – Добро пожаловать к нам. Очень рада тебя видеть. И пусть я буду первой в нашей семье, пожелавшей тебе большого счастья.

– Ты уже слышала, – прошептала Бонафилья, кошкой проскальзывая в открывшиеся ворота.

Юдифь отложила работу, поднялась и подошла прибавить свои добрые пожелания к пожеланиям дочери.

– Извини, пожалуйста, я ненадолго, Ракель не даст тебе скучать. Мне нужно сделать кое-что до возвращения мужа.

Ракель открыла рот, собираясь заговорить, но свирепый взгляд Юдифи пресек возражения, которые она могла бы сделать. Она пригласила гостью сесть на скамью под деревьями и села сама.

– Мама, не перетруждайся, – сказала Ракель. – Сейчас жарко. Мать не имеет понятия, когда ей нужно прекратить работу и отдохнуть, – добавила она в объяснение и стала ждать, когда Бонафилья заговорит.

Тишину нарушало только чириканье птиц на деревьях и мурчание Фелиу, кошки, запрыгнувшей Ракели на колени.

– Волнуешься? – спросила наконец Ракель. – Я сперва очень волновалась и слегка нервничала.

– Мне страшно.

Эти слова были еле слышны из-под густой вуали.

– Бонафилья, убери вуаль, – сказала Ракель. – Пожалуйста. Как мне с тобой разговаривать, не видя тебя и не слыша? И тебе, должно быть, очень жарко.

Девушка сняла верхнюю вуаль, полностью покрывавшую ее от головы до бедер, и положила на скамью. Под ней была другая, закрывающая волосы и часть лица.

– Почему ты стала так укрываться?

– Не люблю, когда незнакомые пялятся на меня.

– В гетто? Но ведь тебя здесь все знают, – сказала Ракель.

– Все равно пялятся, будто со мной что-то очень неладное, – прошептала она.

– Глупости, Бонафилья. Уверяю, здесь на тебя никто не будет таращиться.

Она опустила вторую вуаль на плечи.

– Вот так лучше, – сказала Ракель. – Я рада видеть по лицу, что это в самом деле ты. Ты сказала, что тебе страшно? Почему?

– А тебе не было бы? – спросила Бонафилья. – Я должна выйти за него замуж, хотя в глаза его не видела. Мне прислали портрет Давида, но портрет ничего не говорит. Мой отец давным-давно решил, что мы должны пожениться.

– Ты влюблена в кого-то другого? – спросила Ракель?

– В кого-то другого? Нет, – с горячностью ответила она. – Просто не хочу выходить за незнакомца в далеком городе. Ракель, я иногда жалею, что не христианка, тогда я могла бы стать монахиней и не выходить замуж.

– Думаю, христианским девушкам, которым родители подготовили хорошие браки, нелегко уйти в монастырь, – заметила Ракель. – Как-никак, им придется отдать туда свое приданое.

– Я об этом не думала, – рассеянно сказала Бонафилья. – На будущей неделе мы с папой должны ехать в Перпиньян, совсем одни, не считая моего никчемного брата и Эсфири, моей служанки, от которой столько же утешения, как от куска льда в зимний день. – Указала подбородком на служанку, которая болтала с Лией в другой стороне двора. И внезапно схватила Ракель за руку. – А если приедем туда и мы возненавидим друг друга, а я знаю, что так и будет, никто не поможет мне сказать папе, что я не могу выходить за него. На брата никакой надежды. Дуран лишь все время твердит, что единственные приличные мужчины здесь либо уже женаты, либо наши родственники.

На глаза ее навернулись слезы; она выпустила руку Ракели и закрыла лицо ладонями.

Ракель ждала, пока Бонафилья не подняла голову и утерла глаза шелковым платком.

– А что твоя мачеха?

– Пресиоса? От нее никакого проку. Она не хочет оставлять своих замечательных детишек с нянькой.

– Разумеется, – сказала Ракель.

– Можешь ты поехать со мной? – спросила Бонафилья. – Пожалуйста. Я знаю, твой папа едет, потому что брат Давида его старый друг, но мой папа говорит, что ты не поедешь, потому что радуешься предстоящей свадьбе и очень занята приготовлениями к ней. Сказал это, чтобы я поняла, до чего нехорошая, – добавила она и заплакала снова.

– Бонафилья, пожалуйста, перестань, – сказала Ракель, с отчаянием оглядываясь на лестницу в надежде, что мать спускается во двор.

– Не могу, – ответила та, высморкалась и утерла глаза, словно готовясь к новому потоку слез. – Нужно, чтобы со мной был кто-то, кому я могу доверять. Кто-то сильный, чтобы помогать мне с папой. И примерно моего возраста.

Когда Юдифь наконец спустилась во двор, Бонафилья с улыбкой поднялась ей навстречу.

– Сеньора Юдифь, – сказала она, – Ракель добросердечно вызвалась поехать со мной в Перпиньян, если вы дадите ей разрешение.

– Вот как? – сказала Юдифь. – С ее стороны это любезно. Я разрешаю. Думаю, получить разрешение Даниеля будет нелегко, – добавила она поддразнивающе. – Но, уверена, мы сможем это уладить.

Беренгер де Круильес, епископ Жироны, поднял взгляд, когда врача ввели в его личный кабинет, и свирепо посмотрел на слугу.

– Сеньор Исаак, – сказал он, пытаясь скрыть раздражение. – Кто из этих бестолковых негодников, которыми я окружил себя, послал за вами? Должно быть, сегодня я выгляжу бледным и нездоровым.

– Никто не посылал за мной, ваше преосвященство, – ответил его личный врач. – Я нарушил ваш покой по своей воле, за что приношу извинения.

– В таком случае, для этого есть причина, мой друг, – сказал епископ. – Я знаю, что для ваших поступков всегда есть причина. Но сегодня я не могу уделить вам много времени. Мне предстоит обед с группой утомительных гостей. Может, сыграем в шахматы?

– Как ни искушающе звучит это предложение, – сказал Исаак, – я пришел попросить вас о любезности.

– Тогда просите побыстрее, – сказал Беренгер, слегка хмурясь, – чтобы потом, если эта просьба не чрезмерна, у нас осталось время для шахмат.

– А если да?

– У меня пропадет желание играть в шахматы. О чем вы просите?

– Позвольте мне уехать в Перпиньян в понедельник седьмого октября, ваше преосвященство, и отсутствовать одиннадцать-двенадцать дней. Меня ждут на бракосочетание дочери Аструха и Давида Бонхуэса, брата моего старого друга.

– Какого Аструха?

– Его фамилия Афаман, – ответил Исаак.

– Состоятельный человек, – заметил епископ. – А если я заболею?

– Надеюсь, ваше преосвященство сможет оставаться в добром здравии двенадцать дней. Я оставлю достаточный запас лекарств от подагры и других лечебных средств у вашего слуги, он очень заботливый человек, и, пожалуй, дам кой-какие указания вашему повару относительно того, чем вас кормить.

– Не угрожайте мне этим, сеньор Исаак, – со смехом сказал Беренгер. – Обещайте не разговаривать с поваром и получайте мое разрешение ехать в Перпиньян на свадьбу. Поедете вместе с сеньором Аструхом?

– Да. С ним, его дочерью, сыном и их слугами.

– Ваша семья едет с вами?

– Только Юсуф и Ракель. Невеста очень настойчиво просила, чтобы Ракель сопровождала нас.

– Ваша дочь будет ей собеседницей, – сказал Беренгер. – Женщины, насколько я знаю, держатся вместе.

– Да, ваше преосвященство, особенно в такие времена.

– Бернат составит подорожную, дающую разрешение вам и вашей компании на поездку в Перпиньян и обратно, а также свободу от требований к одежде и прочих ограничений на три недели, если вы задержитесь. Оно защитит вас от назойливых глупцов. Не считайте это разрешением надолго оставить нас. И ради собственной безопасности, Исаак, одевайтесь скромно. Ходят слухи о беспорядках на этой дороге. Я не хочу терять своего врача из-за какой-то свадьбы.

– Уверяю, ваше преосвященство, мы будем путешествовать осмотрительно, со всей осторожностью, и благодарю за любезное дозволение уехать.

Однако вместо того, чтобы потребовать закуски или шахматы, или хотя бы попрощаться с Исааком, Беренгер немного отодвинулся назад вместе с креслом и внимательно посмотрел на слепого врача.

– Значит, дела призывают вас в Перпиньян, – заговорил он. – Исаак, оттуда в последнее время доходят слухи. Сегодня я получил письмо от благородного Видаля де Бланеса, в котором он спрашивает меня, нет ли у меня оттуда каких-то интересных вестей. Подчеркивает, что обращается как настоятель монастыря Сант-Фелиу, а не как управляющий провинцией от имени его величества на время войны на Сардинии.

– Эта разница имеет какое-то значение?

– Имеет, поскольку один из слухов касается Угета, управляющего провинцией в Перпиньяне.

– Затруднительное положение.

– Да. Упоминаются и другие имена, богатых жителей и дворян, мой друг. В том числе и владельца Пигбаладора, Бернарда Бонсома.

– Разумеется, о видных людях ходит много недобрых слухов, – заметил Исаак. – Особенно в городе, который недавно сменил правителя.

– Я бы не назвал это недавней сменой. Произошло это, по меньшей мере, десять лет назад. Помню, – сказал с тоской по прошлому Беренгер, – тот день, когда Хайме Мальоркский приказал кастелану отдать ключи от дворца Фелипу де Кастресу. Де Кастрес тогда действовал от лица его величества. А потом его величество ехал по улицам города, обменивался с жителями любезностями и веселыми шутками – понимая, как они недовольны утратой своего старого короля и тем, что их город становится частью королевства Арагон.

– Это было одиннадцать лет назад, – сказал Исаак.

– Десять или одиннадцать, – раздраженно сказал Беренгер. – Потом дон Педро потратил много времени и сил, чтобы привлечь горожан на свою сторону, приглашал их во дворец на празднества и развлечения. Все считали, что его усилия были успешными.

– Возможно, и были. Будем надеяться, что нынешние истории лишь недобрые слухи, – сказал Исаак.

– Мой друг, раз настоятель Сант-Фелиу предвидит неприятности, значит, они будут. Он чует их, как собака падаль. Это будет полезным качеством при его очередном назначении, сеньор Исаак. Видаль де Бланес скоро станет архиепископом.

– Ответственным за Перпиньян?

Беренгер рассмеялся.

– Нет. Подозреваю, что вопрос о Перпиньяне изначально исходил от его величества. Когда его величество слышит о проблемах, он предпочитает сперва узнавать мнения наблюдательных безучастных свидетелей. Потом выслушивает причастных.

– Разумно, – сказал Исаак, – потому что причастные почти наверняка будут лгать ему. Какого рода там проблемы? Или вам нужно разрешение, чтобы сказать мне о них?

– Это всего лишь слухи… – Беренгер сделал паузу. – Но почему бы вам не узнать о них? Едва достигнув города, вы о них услышите. Говорят, что в городе или неподалеку от него чеканят фальшивую монету и что управляющий провинцией либо молчаливо это дозволяет, либо получает от этого доход, либо активно причастен к этому. Кроме того, поведение де Пигбаладора становится с каждым днем все более возмутительным, говорят, даже многие из доверенных слуг ушли от него.

– Это легко проверить, – сказал Исаак. – Разумеется, возмутительное поведение может означать все, что угодно, от полной распущенности до лишней чаши вина за ужином. Такие вещи в пересказе сильно искажаются.

– На это я и надеюсь, – сказал епископ. – Но готовлю письма двум-трем людям в Перпиньяне, Исаак, которые предпочел бы не отправлять с нашими обычными курьерами. Я вручу их вам, возможно, вы сумеете доставить письма быстро и тайно, не вызывая никаких толков.

– Куда их нужно доставить?

– В королевский дворец и в собор.

– Я сделаю все возможное, чтобы их доставили тайно.

– И будьте осмотрительны, мой друг. Если эти слухи верны, кое-кто может счесть вашу жизнь менее важной, чем их планы. И не позволяйте Юсуфу свободно бегать по всему городу. У его величества там есть враги – до сих пор.

– Они активны столько времени спустя, несмотря на усилия его величества? Вы же только что говорили, что горожане забыли старые обиды?

– И там только преданные и довольные руководители? Это была ностальгическая мечта, мой друг, – твердо сказал Беренгер. – Те, кто обладал большой властью при мальоркских королях и утратил ее, скорее всего, обладают долгой памятью и множеством пособников.