Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава четырнадцатая

Хуана с тревогой направилась из гостиной на галерею. Там не было ни души, но туда доносились голоса сидевших внизу во дворе трех дам. Маргариды среди них не было. Она облегченно вздохнула и спустилась по лестнице.

Хуана провела ночь в мучительной бессоннице, изредка беспокойно засыпая. Разговор с проницательным доминиканцем очень встревожил ее. Жизнь во дворце давала ей иллюзию безопасности, позволяя большей частью не думать о том, что происходит за воротами; она воздвигла собственные внутренние стены, защищающие ее от действительности, позволяющие не думать о грядущих горестных утратах и хаосе. Слова отца Миро отнюдь не принесли ей утешения, они разрушили ее хрупкие стены и ничего не оставили вместо них.

– Он жив и не в тюрьме, – упрямо сказала она. – Это сделала я. Я писала управляющему провинцией; он не хочет ничего предпринимать. Я попросила принцессу вступиться за нас. Что еще я могу поделать? Мечтаю бежать из этой страны, как только он сможет передвигаться. И, надеюсь, мы сможем.

– Для защиты его еще многое может быть сделано, дочь моя, – сказал отец Миро. – То, что вы испробовали, лишь начало. Теперь позвольте мне пока что взять на себя ваше бремя. Я уже написал двум людям, которые, скорее всего, воспримут мою просьбу серьезно. Не теряйте надежды.

Но его слова не убедили Хуану, а нарушили ее покой, словно надежда представляла собой ядовитую настойку, отравляющую разум.

И Маргарида, Маргарида, которой два дня назад она бы доверила собственную жизнь. Правда, она всегда позволяла Маргариде верить, что Арнау мертв. Только из страха, сказала себе Хуана, что кто-то, знающий правду, может непреднамеренно выдать его, сказать или сделать что-нибудь такое, за что подозрительный наблюдатель мог бы ухватиться. И теперь поняла, что этим подозрительным наблюдателем была Маргарида, она шпионила за ней, пряталась за колоннами, подслушивала ее разговоры. Хуана расхаживала по двору, не способная думать ни о чем больше, когда один из слуг подошел к ней.

– Его превосходительство управляющий провинцией хочет поговорить с вами, сеньора, – сказал он, низко поклонясь. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Угет, прокуратор Руссильона на время отсутствия его величества, ведшего на Сардинии войну, разместился в удобных покоях в королевском крыле дворца. Он кивнул, когда вошла Хуана, жестом предложил ей сесть, и подождал, чтобы слуга вышел.

– Я получил ваше последнее ходатайство о пересмотре дела против вашего мужа, – бодро заговорил Угет. – Вашего покойного мужа. Позвольте сказать, что я очень опечален вашей утратой. Однако препятствия, которые были у меня раньше, не исчезли.

– Мое последнее ходатайство?

– То, которое я получил вчера, – ответил Угет.

– Вчера, – повторила Хуана, чувствуя, как вжимается в кресло. Либо этот человек сошел с ума, либо она. Никакого ходатайства не было. Не могла же она написать еще одно и забыть?

– Я не ожидала, что оно будет так быстро рассмотрено, – ответила она, не особенно кривя душой.

– Я не хотел, чтобы вы, дожидаясь ответа, мучились, – сказал Угет.

– Благодарю вас, сеньор, – негромко произнесла Хуана. – Можете сказать мне, что произойдет теперь?

– Другие владельцы «Санта-Марии Нунсиады» ходатайствуют о рассмотрении дела. Пока что рассматриваются вопросы собственности и ответственности. Мой секретарь сможет объяснить это вам во всех подробностях. Должен добавить, что ваше состояние, – продолжал он, – пока что избавляет вас от преследования.

Хуана медленно пошла обратно во двор, ломая голову над этим разговором. Кто подал ему ходатайство, уже отвергнутое? И с какой целью? Чтобы они – кто бы то ни были – могли поклясться, что дело рассматривалось со всех сторон? Целью Угета определенно было обескуражить ее, а потом запугать угрозой преследования. Надеются они изгнать ее из страны до рождения ребенка, чтобы помешать ей отстаивать в суде свое дело? Три дня назад она выложила свои доводы Маргариде и выслушала насмешки подруги над своими страхами, когда предупреждала ее о невидимых капканах под ее ногами. Теперь ей не с кем разговаривать, кроме как с собой.

Отец Миро сказал, что она должна посетить мужа. Тщетно она приводила ему причины оставаться как можно дальше от него. Сказала, что за ней будут следить, что для них обоих это будет мучением, что это возбудит подозрения всех во дворце. Доминиканец покачал головой и сказал:

– Отправляйтесь к нему.

В своем одиночестве и смятении она очень хотела отправиться к нему, отдать все свои проблемы на его попечение, несмотря на огромный риск. Ее приводило в недоумение, что отец Миро не обращал внимания на все опасности; то ли хотел, чтобы их схватили обоих, то ли по какой-то причине знал, что этого не случится.

– Тогда отправляйся, – прошептала она себе, – но будь осторожна.

Отправиться одна она не могла. Если взять с собой Фелиситат, все сочтут, что она пытается бежать до рождения ребенка, направляется на восток от Руссильона, чтобы избежать судебного преследования. Или, хуже того, поймут, что она идет к мужу. Нужно оставить Фелиситат здесь в знак того, что она скоро вернется. Она возьмет с собой одну из служанок. И нужно ускользнуть, пока Маргарида сидит с принцессой в бдении над болящим спаниелем.

Юсуф шел на зерновой рынок к своим старым друзьям-носильщикам, Когда завидел их, ему показалось, что группа игроков в кости стала со вчерашнего Дня значительно больше в размерах и численности; когда подошел поближе, понял, что там всего два незнакомых лица, но над такими громадными телами, что эти люди сами могли бы создать толпу. Ему потребовалась лишь секунда, чтобы свернуть и пойти мимо зернового рынка к рыбному. Несколько лет назад, когда кровавое восстание оставило его одиноким ребенком в чужой земле, он научился осторожности раньше, чем языку этой страны. Теперь он медленно шел мимо шагах в десяти от игроков, и вежливо кивнул им, словно думал о более важных вещах.

– А вот и парнишка, о котором я вам говорил, – сказал эль Грос одному из вновь появившихся. – Иди сюда, Юсуф. Иди, познакомься с самым глупым носильщиком на зерновом рынке.

Нисколько не обидевшись, носильщик взглянул на Юсуфа, усмехнулся и кивнул. Юсуф посмотрел на него, закашлялся, чтобы скрыть замешательство, и весело улыбнулся в ответ. Хотя новый носильщик был почти таким же здоровенным, как эль Грос, он представлял собой жалкое зрелище. Один глаз его заплыл и был окружен целой радугой цветов от красного до лилового и желтого. Сквозь прорехи на одежде виднелись большие синяки. Кроме того, его украшала длинная царапина на щеке, на лбу у него был грязный, пропитанный кровью бинт, на руке другой.

– Красавчик, правда? – спросил Ахмед.

– Красавчик, – произнес англичанин и громко захохотал.

– Он выучил еще одно слово, – сказал Ахмед, указывая на англичанина, гордый, словно мать своим первенцем.

– Знаешь, кто так разукрасил меня? – спросил забинтованный.

Юсуф покачал головой.

– Эль Грос, – сказал он и засмеялся почти так же громко, как англичанин. – Эль Грос постарался.

– Ты не сердишься? – спросил Юсуф.

– С чего мне сердиться? – спросил забинтованный. – Кое-кто хорошо заплатил мне, чтобы я получил эти синяки, потом еще кое-кто хорошо заплатил ему, чтобы украсить меня ими. Он не знал, что это буду я.

– Да знал он, – сказал Ахмед. – Так ведь, Грос?

– Кто еще это мог быть? – сказал эль Грос. – Дело было так, – обратился он к Юсуфу. – Ты, возможно, не поверишь. Сюда пришел один человек и предложил большие деньги, чтобы трое-четверо помогли ему убить кого-то, бегущего из тюрьмы. Поначалу обратился ко мне…

– Потому что он такой сильный, – сказал забинтованный, – и все знают, что в драке лучше него никого нет, хоть и дерется он не часто.

– Обратился поначалу ко мне, и я спросил его, откуда он знает, что этот человек бежит из тюрьмы.

– Когда он говорил со мной, – сказал Роже, не поднимая взгляда, – то сказал, что слышал об этом на рыбном рынке.

– Он сказал мне, что слышал от одного из тюремщиков, – продолжал эль Грос. – И я спросил его, когда должен состояться побег. Кому охота сидеть возле тюрьмы ночь за ночью? И знаешь, что он ответил? – спросил эль Грос.

– Нет, – ответил Юсуф.

– Назвал мне день, время, место. Я спросил, откуда он знает, и знаешь, что он ответил?

– Он сказал ему – потому что сам организовал этот побег, – сказал, зевая, Ахмед.

– Умно, не так ли? – сказал эль Грос. – Организовать побег и убить при этом человека.

– Но зачем? – спросил Юсуф.

– Он сказал – потому что заключенный был его другом и предал их дружбу, соблазнив его жену. Что хочет мести. А этот идиот поверил ему.

– Ничего подобного, – сказал с уязвленной гордостью забинтованный. – Но мне были нужны эти деньги. Он много мне заплатил. И я взял на помощь его и еще одного человека. Пришлось поделиться с ним, – указал он подбородком на своего товарища, который сидел на корточках, глядя на кости. – Другого эль Грос стукнул слишком уж сильно, поэтому делиться с ним не пришлось.

– Правда? – спросил Юсуф, повернувшись к эль Гросу.

– Возможно. Может, дело было в том, что он напился вина. Так или иначе, он не поднялся, – сказал эль Грос.

– Тот, кто нанял нас, обещал потом еще денег, – сказал забинтованный, – но мы ничего не получили от этого дешевого мерзавца.

– Я говорил ему – ничего не делай, пока не получишь денег, – сказал эль Грос. – Знаю эту публику. Получив то, что хотели, они никогда не платят.

– Я тоже узнал, – сказал забинтованный с таким довольным видом, какой только может быть у человека с изуродованным лицом.

– Это понятно. Чего я не могу понять – почему ты бил его и его товарищей, – обратился Юсуф к эль Гросу. – Тот заключенный был твоим другом?

– Моим другом? Ничего подобного. Я не суюсь в дела между мужем и женой. В общем-то, я не прочь немного подраться, но он хотел смерти того человека. Это серьезно.

– Да оставь он заключенного на несколько дней в тюрьме, палач свершил бы за него месть, – сказал Ахмед. – Бесплатно.

– Не понимаю, – сказал Юсуф. – Кто вздумал нанимать вас для такого дела? Почему было не оставить того человека в заключении?

– Он не говорил. Я не спрашивал. А почему ты хочешь знать? – спросил эль Грос.

– Это был чужак, – сказал один из игроков. – У них бывают чудные мысли.

– Ты тоже чужак, – сказал другой. – Есть у тебя чудные мысли?

– Не такие, – ответил первый. – Я его где-то видел раньше, но он не из этого города.

– Это верно, – заговорил эль Грос. – Что нездешний, можно было понять по тому, как он говорит. Мне он не особенно понравился. Но хорошо, что я не согласился, потому что в тот вечер одна приятная женщина пришла сюда и попросила меня помочь ее мужу, пока его не убили. Ну, я прогнал их. Этому, – сказал он, дружески взъерошив волосы покрытому синяками, – я нанес несколько легких ударов, чтобы он мог убежать, не выглядя особенно скверно, вот и все. И она дала мне за помощь горсть денег. Я все равно получил плату. – Усмехнулся. – У меня тоже был помощник. Только мне платить ему не пришлось.

– Знаешь, кто помогал ему? – сказал Роже. – Священник.

Эль Грос засмеялся.

– Это так. Он появился с громким голосом проповедника и дубинкой. Вот отчего у этого моего друга пострадала голова. Мне было ни к чему бить его дубинкой по башке.

– Это был тот священник, которого привезли на телеге сегодня утром? – спросил Ахмед.

– Священников здесь как блох на собаке, – сказал эль Грос. – И если мой за последнюю неделю не стал меньше и не изменил своего имени, значит, не тот. Возница сказал, что они привезли отца Миро. Его все знают, – стал объяснять он Юсуфу. – Это монах-проповедник. В городе уже несколько месяцев. Он такого роста, как вот Ахмед, а тот, что помогал мне, был таким же, как я.

– Отец Миро? – спросил Юсуф. – Он мертв?

– Мертвее не бывает, – ответил Ахмед. – Его тело обнаружили в речушке. Говорят, он упал с мула и убился.

– Убьется тебе священник, упав с мула, – негромко произнес Роже.

– Он не падал, – сказал Ахмед. – Человек, с которым я разговаривал, был фермер, который его обнаружил, он сказал, что священник выглядел так, будто его сбросили с собора на камни площади, а не словно он скатился по небольшому склону в речушку.

– Я знал человека, который умер от перелома нескольких костей, споткнувшись о булыжник на мостовой, – сказал один из игроков.

– Мы все знали этого старого дурака, – заговорил Ахмед. – Это был больной, старый пьяница, тощий, желтый, иссохший, как палый лист. Отец Миро был таким же сильным, как он, – и указал на англичанина с непроизносимым именем. – Вихрем носился по городу. Как-то я видел, как он поднял покалеченного и нес его всю дорогу вверх по холму в свой дом. Хрупким он не был.

– Я помогал перегрузить его тело с зерновой телеги на носилки, – сказал Роже. – Вид у него было такой, словно десять человек колотили его железными дубинками.

– И я помогал, – сказал один из игроков. – Он прав.

– Его кто-то убил, – заметил Роже. – Кого он теперь преследовал?

И все вопросительно посмотрели на Юсуфа, кроме англичанина, который не понял.

В то время как Юсуф внимал мудрости и слухам рыночной площади, Ракель сидела на скамье возле лестницы, ведущей в комнату пациента, и то мечтала, то дремала в неярком свете. Легкая суета в передней части дома – открывшаяся и закрывшаяся дверь, негромкий разговор – пробудила ее от полусна. Она встала, напряженно прислушалась, потом взбежала на середину лестницы.

– Папа, – негромко сказала она. – Там посетительница.

Разговор в комнате пациента тут же прекратился. Ракель спустилась во двор и пошла к двери в переднюю часть дома. Мальчик-слуга открыл ее, говоря через плечо кому-то позади него: «Я спрошу, сеньора, можно ли его повидать», и побежал по двору узнать об этом у Ракели. Следом за ним вышла посетительница. Она была в трауре, в густой вуали, беременная.

– Простите, что нарушаю ваш покой, – сказала она с легкой отдышкой от напряжения сил. – Вы сеньора Руфь, жена сеньора Иакова Бонхуэса? – Сделала глубокий вдох, прижав руку к боку. – Можно присесть, сеньора Руфь? Я шла быстро – непозволительно быстро – по городу, чтобы повидать вашего пациента. Мне определенно сказали, что он здесь. Прошу вас, сеньора Руфь, я должна повидать его. Если передадите сообщение и покажете ему это, – сказала она, силясь снять кольцо с пальца, – я уверена, он скажет, что хочет меня видеть. Я его жена, Хуана Марса.

– Ты понял сообщение? – спросила Ракель мальчика. – Тот кивнул. – Тогда возьми кольцо. Отдай его пациенту и передай сообщение.

– Прошу вас, сеньора, садитесь, – сказала Ракель Хуане с некоторым смущением. – Только я не сеньора Руфь. Я Ракель, дочь Исаака из Жироны, врача, который помогал сеньору Иакову ухаживать за вашим мужем.

– Отец Миро говорил о вас, сеньора Ракель, и о вашем отце, когда рассказывал, в какие хорошие руки попал мой муж. Я очень благодарна за все, что вы сделали.

– Спасибо, сеньора. Он еще не выздоровел, – сказала Ракель, – но его состояние улучшается с каждым днем.

– Боюсь, что надежда похожа на чуму, – сказала Хуана. – Она точно так же убивает меня, сеньора Ракель.

Мальчик сбежал по лестнице, перепрыгнул через последние три ступеньки, приземлился на руки и на ноги, подскочил и подбежал к ним.

– Сеньора, – сдержанно сказал он, – ваш муж просил меня передать вам, чтобы вы как можно быстрее поднялись в его комнату.

– Спасибо, малыш, – сказала Хуана и сунула монетку в его поцарапанную, пыльную руку.

– Ступай на кухню, попроси кухарку прислать наверх холодного питья, – велела Ракель мальчику. – Сеньора, я провожу вас в его комнату, – обратилась она к Хуане.

Хуана вошла в комнату, подняла с лица вуаль и откинула назад. Ракель быстро представила ей своего отца и осторожно пошла к нему в дальний конец комнаты. Хуана Марса села на стул у кровати, неотрывно глядя на мужа.

– Арнау, – негромко сказала она, ее лицо было мокрым от слез.

– Хуана, – сказал пациент. – Дорогая моя. Не могу поверить, что это ты. Увидя кольцо, я очень испугался, что его кто-то сорвал с твоего пальца, чтобы поймать меня в ловушку.

Хуана опустила голову на покрывало рядом с его грудью и произнесла что-то неразборчивое. Арнау погладил ее по волосам здоровой рукой и забормотал нежные, утешающие слова. Наконец она подняла голову и утерла с лица слезы шелковым платком, который достала из рукава.

– Я успокоилась, – сказала она. – Теперь, видя тебя, успокоилась. Я не осмеливалась отправить тебе сообщение или навести о тебе какие-то справки, и две недели мучилась опасениями.

– Неужели во дворце нет надежных посыльных? – спросил ее муж.

– Есть, Арнау. Но мне начинает казаться, что кто-то следит за каждым моим шагом во дворце, подмечает всех, с кем я разговариваю, подслушивает все мои разговоры. – Она запнулась с горечью в голосе, взяла себя в руки и продолжала: – Я решила, что сегодня можно выйти из дворца, благодаря отцу Миро. Он заверил меня, что написал письма в твою защиту людям, имеющим власть и влияние, но не захотел сказать, кто эти люди. А потом сказал, что я должна отправиться к тебе.

– Ты шла по городу одна?

– Я взяла с собой служанку из дворца. Она ждет меня на площади перед церковью проповедников. Чем меньше она будет знать о моих делах здесь, тем лучше.

– Как она считает, почему ты здесь?

– Разумеется, с целью одолжить денег, – ответила Хуана. – Какая еще у меня могла быть причина идти в гетто? – спросила она с невинным видом. – Я сказала, что мне нужно к ростовщику, и спросила у нее имя такого, кто сохранит это в тайне. Дала ей денег, чтобы она помалкивала, а потом, чтобы не забыла, взяла с нее торжественную клятву. Ей очень приятно думать, что у нее есть такое оружие против меня.

– Сколько времени у нее уйдет на то, чтобы продать известие об этом? – спросил с усмешкой Арнау.

– Ровно столько, чтобы перевести дух и снять плащ. Думаю, она решила, что мои дела пойдут плохо, если кто-то во дворце узнает, что я обеднела и вынуждена обращаться к ростовщикам.

– Кто следит за тобой?

– Не знаю. Сперва я думала, что Пигбаладор.

– Бонсом? Не может быть. С какой стати ему следить за тобой?

– А почему нет? – сказала Хуана. – Теперь все считают, что ты мертв; пока эта служанка не вернется во дворец с историей о ростовщиках, все думают, что я обладаю большим состоянием. Бонсом уже предлагал свою ловкость и влияние, чтобы помочь мне истребовать твои поместья у короны.

– Вот как? До чего же он уверен, что судебное решение будет вынесено не в мою пользу, – сказал Арнау. – Насколько мне известно, эти поместья все еще мои. Но, дорогая моя, – заговорил он, недоуменно хмурясь, – что ему проку от этого? Даже будь я мертв, у него есть жена, бедняжка. Если он не сбросит ее с башни, то не сможет заполучить наше богатство через брак.

– Я холодею при мысли о том, что может быть у него на уме. Иногда он кажется образцом галантности, иногда – сплошным злом.

– Ты слишком долго была в одиночестве, любимая, – сказал ее муж. – Не стоит думать об этих вещах.

– Как я могу не думать? Арнау, другой человек, который, кажется, следит за мной…

Хуана умолкла, будучи не в силах продолжать.

– Да? – сказал он.

– Арнау, мне это невыносимо. Думаю, это Маргарида. Кто-то подслушал мой разговор с Хасинтой, когда она приходила с твоим сообщением в субботу.

– Кто? Маргарида?

– Кто-то близкий к принцессе, должно быть, стоял за деревьями в саду и подслушивал. Принцесса знала все, что мы говорили друг другу. К счастью, Хасинта говорила о тебе только как о моем верном слуге.

– Я и есть твой верный слуга, любимая. Но я велел ей называть меня так. Мне это представлялось безопаснее.

– Слава богу. Но, Арнау, в саду тогда кроме нас с Хасинтой была только Маргарида. Она сказала, что только что вошла. Маргарида, которая советовала мне быть приветливой и дружелюбной с Пигбаладором, что бы я о нем не думала. Арнау, скажи, он твой враг? Ссорился ты с ним в прошлом из-за женщины? Скажи. Я не буду сердиться. Я никогда не думала, что ты жил монахом до того, как встретил меня. Мне нужно знать.

– Бонсом? Клянусь, у него нет причины быть моим врагом. Он в некотором роде негодник – игрок и бабник, но в глубине души, Хуана, хороший человек. Я никогда не отбивал у него любовницу и не продавал ему хромую лошадь. Единственное, что могло на него повлиять, – я нанял его управляющего, когда тот ушел у него со службы. Не могу представить, чтобы он обижался из-за этой потери.

– Если у него есть какой-то разум, то нет, – сказала Хуана. – Касса был неважным управляющим, дорогой.

– Хуана, Касса приятный человек.

– Арнау, приятный человек не значит хороший управляющий. Тут нужен человек с хорошей, ясной головой, который говорит тебе, что происходит и что он при этом делает. Тогда ты можешь быть милостивым время от времени и оставлять работника, который иначе планировал бы согнать сироту и вдову с их клочка земли. Хорошо, что ты его уволил. Когда все наладится, мы возьмем на его место кого-то компетентного.

– О чем ты говоришь? Я его не увольнял.

– Может, ты забыл, – сказала Хуана, глядя на мужа с некоторой тревогой. – Он сказал, что ты уволил его, когда начал загружать судно. Должно быть, он сделал что-то дурное, и ты уволил его. Он вернулся, собрал свои вещи, сказал, что получил плату, и уехал.

– Дон Арнау, я тоже слышал эту историю, – сказал врач, тихо сидевший в дальнем конце комнаты с дочерью. – И нахожу ее тревожной.

– Думаете, мой муж потерял память? – спросила Хуана.

– Нет. Думаю, что ваш муж прекрасно помнит все происходившее.

– Тогда наш управляющий решил спасти свою шкуру за счет нанимателя, – сказала Хуана. – Он ничего не говорил об этом, пока все не поверили, что Арнау мертв или умирает. И он не мог это отрицать.

– Сеньор Исаак, разве я не говорил вам, что она умная? – сказал Арнау, глядя на врача. – Ее ясные глаза смотрят прямо в душу каждого человека.

– Это так. Ее милость сокровищница мудрости и добродетели.

Хуана глубоко вздохнула и нахмурилась.

– Однако поведение Кассы, пусть и достойное презрения, понятно. Бонсома нет. Он ведет себя странно. Только я до сих пор не могу представить, с какой стати Бонсому быть тебе врагом, мой господин, – сказала она. – Я мало о нем знаю.

– Я решил – лежа здесь, мне было больше нечего делать, как думать обо всем этом – что нападение на меня, должно быть, организовал человек, стремящийся присоединить мои владения к своим. Видимо, некто, желающий получить замок и надеющийся, что король в знак благодарности передаст ему мои владения и мое состояние, по крайней мере, часть их. И, ничего не зная о твоих уме и силе, возможно, даже планировал жениться на моей вдове и приобрести таким образом ее богатство.

– А у Пигбаладора есть жена, – сказала Хуана.

– Не только жена, но и земли – больше, чем ему нужно.

– Никто не считает, что у него достаточно богатства, хоть в золоте, хоть в землях, – сказала Хуана.

– Любимая, не отвлекай меня возражениями. Подожди, пока я окрепну, – добавил он почти игриво. – Я сильно подозреваю, что это Пере Пейро. Его жена умерла десять лет назад, и он может жениться. Говорит он мягко, любезно, но главным образом его волнуют деньги. Ты не замечала этого?

– То же самое можно сказать о большинстве этих людей, – сказала Хуана. – Фелиситат утверждает, что из приехавших на то собрание членов синдиката Мартин и дон Рамон кажутся ей меньше всего заслуживающими доверия.

– Фелиситат я люблю всей душой, – сказал Арнау. – Я бы доверил ей свою жизнь и все мои глубочайшие секреты, но сомневаюсь, что она хорошо разбирается в таких делах.

– Арнау, она умная женщина, – сказала Хуана. – Она понимает людей.

– Мартин представляет какого-то виконта, имя которого не хочет назвать, а дон Рамон Хулия дворянин из превосходного семейства. Как вкладчиков их рекомендовал Угет, управляющий провинцией, дорогая моя. Это солидные, богатые, честные люди.

– В отличие от самого Угета, – сказала Хуана.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Арнау.

– Он был не особенно… – начала она, но передумала. – Я слышала настораживающие истории о нем во дворце.

– Сеньора, – сказал Исаак, – можно задать вам вопрос?

– Сколько угодно, сеньор Исаак, – ответила Хуана.

– Можете рассказать мне обо всем, произошедшем в тот вечер, когда вы и ваш слуга помогли вашему мужу бежать из тюрьмы?

– Но я уже рассказывал вам, – сказал Арнау.

– Сеньора Хуана видела происходившее с иной точки зрения, – сказал врач. – Выслушать ее будет полезно.

– Если хотите, сеньор Исаак, – сказала Хуана и принялась рассказывать ясно, с очевидным спокойствием, о событиях того вечера. Когда дошла до нападения и поисках в испуге помощи, голос ее задрожал. Она умолкла, будучи не в силах продолжать. Потом сделала глубокий вдох и заговорила снова, полностью владея собой. Когда дошла до прихода в домик Эсклармонды в Ло Партите, Исаак остановил ее.

– Кажется, я знаю, что происходило дальше. Но скажите, пожалуйста, сеньора Хуана, вы сами подкупали владельцев лавки и тюремщиков? Или отправили слугу?

– Нет, не сама, – ответила она. – Это представлялось неразумным. Я отправила своего…

Хуана неожиданно встала и беспокойно заходила по комнате.

– Вернись сюда, любимая, – сказал Арнау. – Не стой там, где я не могу тебя видеть. Ты сердишься, что мы обсуждаем одно и то же снова и снова? Но как иначе найти истину?

– Арнау, я нисколько не сержусь, – ответила она. – Сейчас мне сидеть там было неудобно.

Она подалась вперед, ухватясь за подоконник, и выглянула во двор.

– Ничего. Я немного…

Она тяжело задышала и замерла, так сильно сжимая подоконник, что пальцы ее побелели.

Ракель, молча стоявшая возле отца, подошла к ней.

– Сеньора, – спокойно спросила она, – вам нехорошо? Или начались схватки? Пожалуйста, сядьте, отдохните.

– Стоя, я чувствую себя лучше, – ответила она с усилием. – По крайней мере, сейчас. – Ну, все. Пока что прошло. Арнау, что я сделала?

– Что ты сделала?

– Вызвала это, идя сюда очень быстро, а потом долго сидя. Это было глупо, но я больше не могла находиться вдали от тебя или покинуть тебя раньше. Извини.

– Не волнуйся, – сказал он. – Дети рождаются в гетто, разве не так? Иди, сядь рядом со мной, будем утешать друг друга, пока ты в силах.

Сеньора Хуана вновь села подле мужа; Ракель пошла следом, склонилась над ней и негромко спросила:

– Сеньора, это ваш первый ребенок?

– Нет. Наш первенец прожил всего несколько часов.

– Не беспокойтесь, – сказала Ракель, силясь вспомнить, как долго жена Арнау скрывала, что начались схватки, и решила, что со времени появления здесь. Подумала, что ребенок не должен рождаться на полу комнаты Арнау и нужно принимать какие-то быстрые решения.

– Сеньора, мы можем отправить вас во дворец на носилках, – сказала Ракель. – Или можете остаться здесь. Это не проблема. Комната у меня просторная, приятная. Я могу спать где угодно, а Бонафилье она больше не понадобится.

– Почему? – спросила Хуана, меняя неудобную позу.

– Она сегодня выходит замуж. Если останетесь, у нас будут два радостных события в один день. Я вызову повитуху, и мы приготовим комнату. И нужно будет сказать служанке, которая вас ждет.

– Я хочу оставаться как можно ближе к Арнау, – твердо сказала Хуана. – Поручите кому-нибудь сказать служанке, пусть идет во дворец и пришлет сюда Фелиситат со всем необходимым. Вы найдете ее не лишней, сеньора Ракель. Она может присматривать за Арнау или помогать повитухе. Глупо, что не взяла ее с собой, но я боялась, что если нас увидят выходящими вместе, то могут сообразить, что мы идем к Арнау.

И когда невеста вернулась в дом для последних приготовлений к свадьбе, она обнаружила, что ее комната занята роженицей, проворной, бодрой акушеркой, маленькой служанкой и Ракелью. Пришедшая с Бонафильей Руфь открыла дверь, осмотрелась и без малейшего удивления спросила:

– Могу я чем-то помочь?

– Мы прекрасно справляемся, сеньора, – ответила акушерка. – И если здесь появится еще одна помощница, я не смогу двигаться.

– Где мои одежды? – спросила Бонафилья. И все в комнате за исключением сеньоры Хуаны дружно выпроводили ее за пределы слышимости.

Когда Юсуф вернулся в дом врача, невеста была готова идти в синагогу на празднование бракосочетания и последующее пиршество. Оно должно было состояться в большом зале и в саду, невесту и жениха сопровождала добродушная толпа членов перпиньянской общины. Даже те немногие, которые не питали особо добрых чувств к приятному, искусному молодому врачу и его брату, не хотели пропускать пиршества и веселья, которых можно было ожидать из дома сеньоры Руфи. Погода стояла настолько замечательная, какой она может быть октябрьским вечером. День был солнечным, жарким; вечерний ветерок настолько умерял жару, что пиршество на открытом воздухе сулило удовольствие.

Юсуф побежал умыться и переодеться. Когда покончил с этим, Ракель и ее отец выходили на улицу. Юсуф занял место подле Исаака, а она присоединилась к женщинам.

– Я слышал на рынке новости, – сказал Юсуф, как только они обменялись приветствиями с окружающими.

– Какие новости? – спросил врач.

– Их много, господин. Двое носильщиков, которых я не видел раньше, сказали, что их наняли избить нашего пациента. Они, разумеется, не знали, что он наш пациент, не знали его имени, но это произошло в тот же вечер, на том же месте, при тех же обстоятельствах.

– Тогда, думаю, можно сказать, что это был наш пациент. Мы знаем, кто нанял их?

– Кто-то нездешний, – ответил Юсуф. – Они так сказали. Чужак, которого они не знают, но видели время от времени в городе. А оттуда, где сидят, они видят почти всех.

– Чужак. Значит, не тот, кого подозревает дон Арнау, он считает, что это кто-то хорошо известный в городе. Но я слышал, что это не чужак разговаривал со священником.

– С отцом Миро, – сказал Юсуф. – Это другая новость, которую я слышал. И скверная новость. Для него, по крайней мере, – добавил он. – Это тот священник, что приходил вчера к нашему пациенту. Доминиканец.

– Я понял, Юсуф, кого ты имеешь в виду. Отца Миро, – сказал Исаак. – Что ты хочешь мне сообщить?

– Его нашли мертвым милях в пятнадцати от города, господин. Он упал с мула и скатился по склону в речку.

– Ты тоже слышал это на рынке? – спросил Исаак.

– Да. От моих друзей-носильщиков.

– Зачем было говорить тебе? Они знают, что существует какая-то связь между домом Иакова и этим священником?

– Не думаю. Это была просто новость. Мы могли встречаться даже не с тем самым отцом Миро, только он был доминиканец, его звали отец Миро, и он вчера уезжал из Перпиньяна в Конфлент.

– Они сказали, что он ехал в Конфлент, когда произошел этот несчастный случай?

– Сказали. И, по их мнению, то был не несчастный случай. Двое из них помогали переложить тело с телеги на носилки и нести его в доминиканский монастырь. Отец Миро был не великаном, господин, но сильным, энергичным, упитанным человеком. Носильщики считают, что он не мог получить таких повреждений при падении с высоты от силы пять-шесть футов. А фермер клянется, что обнаружил его на таком расстоянии от дороги.