Текст книги "Эликсир для мертвеца"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Где он? – спросил Рамон Хулиа.

– Мы не знаем, дон Рамон, – ответил Видаль. – В том-то и проблема.

– Наверно, уже покинул Руссильон, – сказал Пейро.

– Не вижу никакой проблемы, – сказал дон Рамон. – Мы можем разделить между собой его долю.

– Проблема в том, что будет с нами, сеньор. Суд решил бы, совершено ли преступление, – сказал Пейро с видом человека, который пытался объяснить это уже несколько раз. – И если было, могли бы нас счесть причастными к нему.

– Сеньор виконт, которого я представляю, не потерпит, чтобы на него упала хотя бы тень, – твердо сказал Мартин.

– Этого никто из присутствующих не хочет ни сеньору виконту, ни кому-то из нас, – сказал Видаль. – Это было бы ужасно. После всех наших трудов…

И с отчаянием взглянул на дона Рамона.

– Это ужасно. И единственный способ уцелеть, – сказал Пере Пейро, – держаться друг за друга. Если погибнет один из нас, все остальные погибнут тоже.

– Только не сеньор виконт, – упрямо сказал Мартин.

– Возможно. Но его управляющий погибнет, – сказал Видаль с ноткой злобности.

– Пора откровенно обсудить то, что нам известно, – сказал Пейро, – и скрывать это от всего мира.

– Пере, мой друг, ты в жизни ничего не скрывал, – сказал Видаль.

– Возможно, – сказал Пейро. – Мне раньше не грозила опасность лишиться головы. Прежде всего, знает ли кто-нибудь точно весь груз, что находится на борту этого судна?

Все переглянулись. Никто не произнес ни слова.

– Я знаю, что было много разговоров о разных вещах, – с беспокойством сказал Мартин. – Но чтобы знать точно…

– Кто руководил погрузкой? – спросил Мартин.

– Это собирались сделать он, Арнау, и его управляющий, во всяком случае, так мне говорили, – сказал Пейро.

– А когда судно отплывает?

Мартин поднял руку от записки, которую писал, чтобы обмакнуть перо в чернила.

– Да – когда оно отплывает? – спросил дон Рамон, подняв взгляд с интересом. – Я бы хотел это видеть.

– Должно было отплыть, когда погрузка будет закончена и задует благоприятный ветер, – ответил Пере Видаль. – Оно могло отплыть вчера, или, вероятнее, сегодня или завтра. Но после того, что случилось, – не знаю.

– Это возвращает нас к первому вопросу сеньора Пере Пейро, – сказал Мартин. – Кто знает, что находится на борту?

– Если никто здесь не знает, тогда только Арнау и капитан судна, – ответил Пейро и спросил: – А что его управляющий? Частностями занимался он.

– Касса? – спросил Мартин. – Я видел его вчера. Он был в ужасном состоянии. Сказал, что его отстранили от дел, как только судно вошло в порт. Все взял на себя дон Арнау.

– Его отстранил Арнау? Очень странно, – сказал Пейро. – Ну что ж, тогда он многого не может знать. Арнау, надо полагать, уже далеко от Руссильона, но капитан судна должен находиться в городе. Он должен был давать показания на суде. Кто-нибудь должен постараться найти его.

Наступила пауза.

– Я постараюсь, – сказал Видаль.

– А я отправлюсь в Кольиур, постараюсь узнать, что происходит, – сказал Пейро.

– Я должен сообщить обо всем сеньору виконту и попросить дальнейших указаний, – обеспокоенно сказал Мартин. – Он будет недоволен.

Дон Рамон Хулиа зевнул.

Пере Видаль проводил своего благородного гостя дона Рамона в главный коридор, где стоял слуга, готовый распахнуть дверь. За ними последовали Пере Пейро и Мартин, ведя несвязный разговор.

– Простите бесцеремонность моего вопроса, сеньор Пере, – сказал Мартин, – почему сеньор Пере Видаль так обеспокоен мнениями зеленого мальчишки, который, насколько я понимаю, не может принести ему ни гроша выгоды?

– Вы имеете в виду дона Рамона Хулиа? – спросил Пейро. – Быстро взгляните на лестницу, Мартин, и увидите молодую женщину, на которой столько шелка, что хватило бы обеспечить весь королевский двор.

– Вижу ее, – сказал Мартин.

– Это его дочь. У Пере Видаля есть мечта, Мартин. Грандиозная мечта услышать, как мир обращается к его дочери «сеньора», и увидеть ее представленной двору. Этого нищего отпрыска благородного рода, помыслы которого сосредоточены на картах и игральных костях, доступных женщинах и нарядной одежде, можно купить, если цена окажется достаточно высокой. По крайней мере, так считает Видаль.

– Но у дона Рамона громадные долги, – сказал Мартин. – Я мало знаком с этим городом, приехал сюда совсем недавно, но уже слышал об этом.

– Это обойдется Видалю в целое состояние, – согласился Пейро. – Но он думает, дело того стоит.

Глава вторая

Донья Хуана Марса сидела у окна маленькой гостиной, расположенной рядом с ее спальней. Предполуденное солнце освещало ее бледное лицо и темные круги под глазами. Она склонялась над шитьем, напряженно трудясь над рубашкой для младенца. Шаги по каменным плитам коридора предупредили ее о чьем-то появлении, но она не пошевелилась, не подняла глаз от работы. Дверь отворилась, в проеме появилась приятного вида женщина в простом, элегантно скроенном платье и воззрилась на нее.

– Мне сказали, что ты будешь здесь, – произнесла наконец женщина. – Сказали, что ты не выходишь из этой комнаты.

– Маргарида! – воскликнула Хуана, откладывая шитье. – Мне никто не сказал, что тебя ждут.

– Потому что меня не ждали, – сказала Маргарида. – Но принцесса Констанса, устав меня слушать, велела мне ехать сюда, сделать приготовления к ее приезду.

– Когда приезжает принцесса?

– Скоро. Может быть, завтра, может, через неделю, может, через три или четыре, – ответила Маргарида. – Пока их величества на Сицилии, ее королевскому высочеству не нужно думать о времени. Но я больше беспокоюсь о тебе, моя дражайшая Хуана.

– Это приятно слышать, но уверяю, у меня все хорошо.

– Я слышала иное. Говорят, ты всех избегаешь. Тебя невозможно втянуть в разговор, ты отказываешься гулять с другими, выходить с шитьем во двор или даже слушать чтение сеньоры Анхелики.

– Потому что это сеньора Анхелика. Будь на ее месте ты, я, наверно, могла бы слушать часами.

– Ты мне льстишь. Теперь я знаю, что ты нездорова. Все боятся, Хуана, что ты увянешь от горя до рождения ребенка, и, судя по твоему виду, эти страхи оправданы.

– Маргарида, я не могу выносить ни сочувствия окружающих, ни их любопытства, – сказала Хуана, сжав кулаки так, что побелели костяшки. – Они слышали столько нелепых историй о наших неприятностях, что окружают меня, будто стая бродячих собак, желая узнать во всех подробностях, что я думаю и чувствую.

– Винить их нельзя. Я могу с удовольствием занять себя иглой и книгами, но для большинства из них жизнь скучна, пока здесь нет их величеств. Королевский двор сейчас больше походит на гарнизон.

– Маргарида, я почти не замечаю солдат.

– Потому что не выходишь из этой комнаты. Ты бы привела в ужас мою старую няню.

– Почему? – рассеянно спросила Хуана. – Сядь, Маргарида, поговори со мной. Мне это может пойти на пользу. Расскажи о своей старой няне.

– Здесь слишком жарко и душно, – сказала Маргарида. – Пошли на галерею, где больше воздуха. Если хочешь, пройдем по тайному коридору в покои его величества. Там можно будет разговаривать, сколько душе угодно, в очень приятной и уединенной обстановке.

– Я не смогу пройти по этому коридору, – ответила Хуана. – Он слишком узок, а я слишком раздалась. Но расскажи о своей няне. Ты часами выслушивала мои эгоистичные жалобы и никогда не рассказывала о том, откуда приехала. Говорят, это какое-то дикое место далеко на севере.

– Давай сперва выйдем, – сказала Маргарида, подавая руку.

Хуана поднялась из кресла, одернула платье и под руку с Маргаридой пошла на выложенную каменными плитами открытую галерею, выходящую на малый двор королевского дворца.

– Я приехала из Шотландии, – заговорила Маргарида. – Она не такая дикая, далекая или холодная, как говорят, но, признаюсь, не похожа на эту страну. Каждый день, в солнечную погоду, в проливной дождь или метель, няня вытаскивала меня на прогулку.

Маргарида оперлась на баллюстраду, разглядывая аккуратно подрезаные деревья и кусты в залитом солнцем дворе.

– Шотландия не похожа на все это, – снова сказала она, поведя рукой, ее жест охватывал двор, деревья, солнце и теплый, почти неподвижный воздух. – Но моя няня говорила, что свежий ветер делает детей крепкими. «Ты должна гулять ежедневно, Мэри», – говорила она, брала меня за руку и вела наружу, дрожащую в легком плаще.

– Мэри? – переспросила Хуана, слегка спотыкаясь на незнакомых звуках.

– Да. Разве я не говорила тебе, что дома меня звали Мэри? Имя нетрудное. Но покойная королева, как и ты, моя дорогая Хуана, не могла его правильно произнести. И поэтому изменила мое имя.

– А почему не стала звать тебя Марией?

– Королева Мария сказала, что при дворе уже достаточно Марий и она не хочет еще одной, поэтому стала называть меня Маргаридой. Теперь я уже привыкла к этому имени. Пошли, – сказала она, взяв Хуану за руку.

Галерея, на которой они стояли, и выходящие на нее комнаты, представляли собой королевские апартаменты, отведенные ее величеству королеве и королевской дочери с их служанками. Они выходили на двор ее величества; окна комнат с южной стороны выходили на сад ее величества. Это расположение избавляло особ королевской крови от наблюдения скучающих и зачастую вульгарных молодых офицеров дворцового гарнизона.

Офицерам предоставляли развлекаться игрой в карты или кости в большом дворе или практиковаться на стенах в стрельбе из лука, пуская стрелы в зайцев, вышедших из королевской девесы, охотничьего заповедника.

– Маргарида, для меня было большим облегчением поговорить о чем-то, кроме моих бед, – сказала Хуана, силясь улыбнуться. – Но, пожалуй, теперь я вернусь в свою комнату.

– Ни в коем случае. Ты должна спуститься со мной во двор ее величества. Я распорядилась подать нам закуски под деревья. Посидим, перекусим, побеседуем. Мы почти не разговаривали с тех пор, как ты закончила обучение у монахинь. Я соскучилась по тебе, Хуана. Пошли. Ты вполне можешь спуститься по лестнице.

– Я все еще устраиваю прогулки, – сказала Хуана. – Встаю чуть свет. Таким образом избегаю грубых взглядов офицеров и сочувствия дам. Но если настаиваешь, Маргарида, у меня нет сил противиться дольше.

Она покорно последовала за подругой к лестнице. Они сели в тени лимонного дерева; служанка поставила между ними столик с соблазнительно уложенными фруктами, холодным мясом, оливками и орехами.

– Тебе нужно поесть, – сказала Маргарида. – Мне сказали, ты почти ничего не ешь.

– Не могу, – ответила Хуана. – Теперь я подавлюсь одной оливкой.

– Ради ребенка, которого носишь, ты должна есть, – снова сказала она. Взяла сочный персик и отрезала от него ломтик для Хуаны, та беспомощно улыбнулась и стала медленно есть.

– Не знаю, как ты можешь командовать мной, будто ребенком. Никто не мог этого, Маргарида. Даже отец.

– Кому-то пора, – ответила Маргарида, отрезая ей еще ломтик персика.

– Когда ты вернулась ко двору? – спросила Хуана, откладывая второй ломтик в сторону. – Ты говорила мне, что решила удалиться от всех этих фривольностей. Я думала, что ты к этому времени примешь постриг.

– Вскоре после того, как ты ушла из монастыря, чтобы выйти замуж. Один из родственников мужа подыскал мне эту должность, и вскоре после этого я вернулась ко двору как придворная дама принцессы Констансы.

– Почему ты передумала?

– Отчасти из-за тебя. Когда ты ушла, унесла с собой всю свою живость и энергичность, я почувствовала себя в монастыре заживо погребенной. Внезапно вновь захотелось общества и возможности разговаривать с другими такими, как ты.

– Но ты была счастлива у сестер, – сказала Хуана, недоуменно хмурясь. – Во всяком случае, более счастлива, чем я.

– Нет, – заговорила Маргарида. – Моего мужа не стало; сыновей отправили учиться быть мужчинами. У меня не было места при шотландском дворе, не было никого, кто нашел бы мне мужа-шотландца, и я решила, что не могу возвращаться домой. Бросилась к сестрам, решив спокойно умереть под их попечением. Но потом появилась ты, похожая на пропащего воробышка, занесенного туда бурей и нуждающегося в утешении. Помогая тебе, я обнаружила, что снова радуюсь жизни. Ты спасла мне жизнь, Хуана, и я намерена ответить тебе тем же, хочешь ты того или нет. Кстати о пропащих воробьях, ты сегодня выглядишь особенно похожей на воробышка для столь раздавшейся. Что-нибудь стряслось? Я имею в виду, кроме того, о чем я слышала.

– Ничего неожиданного, – ответила Хуана снова безжизненным голосом.

– То есть?

– Сегодня управляющий провинцией прислал мне письмо, где говорится, что он внимательно рассмотрел обвинения против моего мужа и сожалеет, что не может вмешаться в ход правосудия.

– Этот человек скотина, – сказала Маргарида. – Я могла бы рассказать тебе о нем кое-что – но не стану. Не сейчас. Что собираешься делать?

– Маргарида, что я могу? – спросила Хуана. – Я делала все, но ничто не помогло.

– Тебе нельзя сейчас сдаваться. Где твое мужество, воробышек? Я окажу тебе помощь, если смогу, но сперва ты должна кое-что мне доверить. – Маргарида понизила голос. – Мы здесь одни, если будем разговаривать негромко, нас не смогут подслушать. Теперь скажи мне, что с Арнау? Где он?

Хуана покачала головой.

– Надеюсь, где-нибудь в безопасности. Я даже не знаю, жив ли он.

– Правда не знаешь где?

– Маргарида, если б знала, то отправилась бы к нему и села подле него, пока он бы не поправился или умер у меня в объятьях. Но если я поеду к нему… – Хуана приумолкла. – Сейчас я для него источник опасности. Я не могу ускользнуть отсюда незаметно.

– Я слышала, он был в тюрьме, – спокойно сказала Маргарида. – И, полагаю, совершенно несправедливо. – Пристально посмотрела на подругу. – Слышала также, что какая-то смелая душа устроила ему побег.

– Это правда, – сдержанно сказала Хуана.

– Не беспокойся, воробышек, – сказала Маргарида. – Я не стану ни с кем говорить об этом. Не знаю, кто организовал его побег, но знаю лишь одну женщину, обладающую мужеством сделать это и практичностью, чтобы сделать это хорошо. Что получилось не так?

– Я не могла организовать все сама, – покорно ответила Хуана. – При данных обстоятельствах была вынуждена полагаться на доверенных слуг. Кто-то проговорился. На Арнау напали по пути из города.

– И, говорят, сильно покалечили.

– На сей раз говорят правду.

– Скольким слугам ты доверилась? Многим?

Хуана покачала головой.

– Двоим. Одному бы я доверила свою жизнь. Если он предал Арнау, тогда в мире не осталось правды и честности. Что до второго – Арнау ему очень доверяет. У меня нет причин сомневаться в этом слуге, однако я в нем менее уверена. Само собой, одного из тюремщиков, которых мы подкупили, мог подкупить и кто-то другой, чтобы он нас предал.

– Но кто настолько ненавидит Арнау, чтобы подкупать тюремщика? Думаю, ты уже хорошо ему заплатила, возможно, пообещала еще, если он останется верен слову. А ты ведь до сих пор считаешься богатой женщиной. Так ведь, Хуана?

Пропустив мимо ушей последний вопрос, Хуана покачала головой.

– Да, он получил хорошие деньги и обещание еще крупной суммы, если побег окажется удачным. И я не знаю, кто его враг, – устало сказала она. – Знаю только, что мой муж почти что мертв. Если он поправится, его обнаружат, будут судить и казнят раньше, чем я смогу вывезти его из этой страны. Я обратилась к управляющему провинцией, Маргарида. И зная не хуже тебя, что он собой представляет, предложила ему золота – много золота. К моему голосу он явно глух.

– Насчет голоса я могу поверить. Наш благородный управляющий провинцией, Угет, всегда глух к голосам женщин. Но золото – это меня удивляет. Золото звучит для него как голос матери для младенца. Думаю, он и его друзья пойдут на почти что угодно, дабы еще больше обогатиться. Должно быть, он считает, что ему выгоднее отвергнуть твое ходатайство, чем прислушаться к нему.

– Ты хочешь сказать, что кто-то предложил ему больше, чем я?

– Можешь найти другую причину отвергнуть твое ходатайство и твое золото? Придется обращаться за помощью к кому-то другому.

– К кому еще я могу обратиться? К дяде его величества принцу Пере? Он не знает меня и, боюсь, не доверяет Арнау.

– Я напишу ее величеству, – сказала Маргарида. – А принцесса Констанса, когда приедет, напишет своему царственному папе.

– Боюсь, Маргарида, будет слишком поздно. Мой муж вполне может оказаться уже мертвым.

– Мы примем меры, – твердо сказала донья Маргарида.

Пообедав в своей комнате, Хуана снова вышла на воздух. Хотя она не могла выносить пустой фривольности разговора дам, по-прежнему живших во дворце, одиночество было не лучше. Встреча с Маргаридой пробудила в ней желание общаться. Но Маргариды нигде не было. Хуана села в маленьком дворе; послеполуденная жара и бессонные ночи привели ее в дремотное состояние. Она закрыла глаза и попыталась на краткое время забыть обо всем, что отняла у нее жизнь.

– Сеньора Хуана, вы выглядите спокойной, умиротворенной, – послышался мужской голос. – По всему, что слышал, я ожидал увидеть вас в горе, неспособной разговаривать.

– Вот как, сеньор? – сказала Хуана, приподняв брови. – Почему?

– Я, по глупости, верил тому, что вдовы горюют, – сказал Бернард Бонсом де Пигбаладор.

– Сеньор, мне еще никто не сообщал, что я овдовела, – сказала она. – Когда эта минута наступит, если только наступит, будьте уверены, я выражу свое горе.

– Конечно, – сказал де Пигбаладор. – Однако мужчина, у которого любимая жена при смерти, плачет так же горестно, как и тот, кто уже лишился своей. Не думал, что женщины так отличаются от мужчин.

– Может, не отличаемся, – сказала Хуана, сонно зевая. – Однако вы, сеньор, хотя я считала вас беззаботным, кажется, пребываете в раздражении.

– У меня много забот, сеньора Хуана, – ответил Бонсом. – Не серьезных, это правда, но целый клубок мелких, нелепых. Я только что обедал с сеньором Пере Видалем, глупым человеком, который два часа угощал меня не только вином, но и перечислением жалоб. Этого было достаточно, чтобы кого угодно вывести из себя.

– На что жаловаться сеньору Пере Видалю? – спросила Хуана.

– Понимаю ваш гнев, – сказал Бонсом. – Его положение, по сравнению с вашим мужем, почти великолепное. Но он честолюбивый человек, сеньора, очень честолюбивый. До того, что готов расстаться с частью золота, дабы выдать дочь за человека с титулом. Он жаловался, что предприятие, в котором он участвовал вместе с вашим мужем, вполне может пойти ко дну в эту сильную бурю.

– Бурю?

– С сожалением должен сказать, ту, которая так тяжело вас поразила. Если такое случится, как он сможет дать дочери достаточное приданое, чтобы на него позарился аристократ?

– И чего же он хотел от вас, сеньор?

– Думал, что я смогу ликвидировать эту проблему, прошептав несколько слов кому нужно на ухо.

– А вы могли бы, сеньор?

– Если б меня попросила надлежащая личность, возможно, смог бы, – ответил он, склонясь над ее рукой и коснувшись ее губами.

– Не будем углубляться в этот вопрос, сеньор, мне кажется, вас вызывают.

Бонсом оглянулся. К ним шел через двор слуга в королевской ливрее.

– Опять? Из-за этого я не люблю службу здесь, сеньора Хуана. В ней есть свои вознаграждения, однако постоянно находишься во власти других. Здесь почти негде скрыться. Но, может быть, он идет за вами.

Оказалось, что нет. Слуга подошел к Бонсому и негромко, вежливо заговорил.

– Ты уверен, приятель? – раздраженно спросил Бонсом.

– Да, сеньор, – ответил слуга. – Он ждет возле лестницы в большой двор. Проводить вас?

– Я смогу найти его сам, – ответил Бонсом. – Наглый пес, – добавил он, обращаясь к Хуане. – Однако, пожалуй, мне надо идти.

– Сеньор, я освобождаю вас от дальнейшего присутствия, – сказала Хуана и снова закрыла глаза.

– Благодарю, сеньора, – сказал благородный Бонсом.

Бонсом быстро пошел из тихого маленького двора к шуму и суете большого.

– Я велел тебе не беспокоить меня здесь, – сказал он. – Тебя знают очень многие, и когда-нибудь я могу счесть это неудобным.

– Очень сожалею, сеньор, но я не хотел доверять свое сообщение бумаге или передавать его через посыльного, пусть и в самых неопределенных словах.

– Переходи к сути дела, приятель, – сказал де Пигбаладор. – Быстро.

– Ладно, сеньор, – пробормотал тот человек. – Здесь?

– Какое место лучше? Кто может услышать нас?

И в самом деле, среди тех, кто работал, громко перекликаясь, и тех, кто проводил время за азартными играми, едва можно было расслышать позвякивание монет, падающих на каменные плиты, тем более негромкий разговор.

– Прошу прощения, сеньор, но я еще не нашел того, что вы ищете. Обыскал все места, которые вы предложили, и еще несколько, и этого нигде нет. Видимо, предмет ваших поисков бесследно исчез.

– А что эта женщина?

– У нее этого нет, несмотря на то что нам говорили. Клянусь. Я сам смотрел. Ни следа. Моя осведомительница теперь говорит, что оно есть у этой женщины, только думала, что может быть. Наверняка думала, что не получит платы, если не скажет нам чего-то определенного.

– Надеюсь, ты отобрал у нее то, что вы ей заплатили, – злобно сказал Бонсом. – Мне нужна эта собственность. Она дорого стоит.

– Продолжать поиски? – спросил тот человек.

– Проверь имение. Поспрашивай там.

– Слушаюсь, сеньор.

– Только не трать на это целый месяц. Время важно.

– Поискать в замке в Эльне?

– Вряд ли оно там будет. И об этом я позабочусь сам. Если что-то выяснишь, ты знаешь, где встретиться со мной.

– Да, сеньор.

– Я вернусь сюда ровно через неделю.

– Превосходно, сеньор.