Текст книги "Припарка для целителя"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Часть четвертая
МАЛЬОРКА

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Потому что твое тело полно яда.

Ветер медленно нес их из порта под крики и суету команды.

– Что происходит? – спросил Даниель. – Почему все так расстроены?

– Они не расстроены, – ответил Саломо. – Возможно, раздражены. Если б мы шли в Геную, лучшего ветра и желать было бы нельзя. Но для пути к островам он не самый лучший.

– А плыть в Геную они не хотят, – заметил Даниель.

– Особенно в Геную, где многих вполне могут повесить за различные деяния, которые генуэзцы могут назвать пиратством. Однако команда на этом корыте толковая, она может сделать многое, даже если ветры не особенно благоприятны.

И словно эти слова представляли собой некий вызов, парусина наверху зашелестела; вымпелы несколько раз бесцельно колыхнулись и повисли. Ветер стих.

– Что теперь? – спросил Даниель.

– Теперь ничего, – ответил Саломо. – Разве что сядешь в шлюпку и возьмешь нас на буксир, – добавил он с громким смехом. – Но не волнуйся. В это время года мы должны где-нибудь найти ветер.

Судно мягко покачивалось в безветренном море в течение самой долгой половины дня в жизни Даниеля. Деятельность на борту замедлилась, а потом прекратилась совсем. Работали только впередсмотрящий на своем посту, матрос, бессмысленно стоявший у штурвала, и первый помощник, слонявшийся по палубе и скучающе поглядывавший на членов команды.

Едва команда поужинала, как вдруг резкий порыв ветра защелкал повисшими вымпелами и стал устойчивым. Поднялся крик. Праздные члены команды бросились к канатам и вантам. Казалось, за несколько секунд паруса были подняты и наполнились ветром; широкое, массивное, неуклюжее судно, которое Даниель клял в течение примерно восьми часов, превратилось в летящую над водой морскую птицу. Потом в утро пятницы, на третий день после отплытия из Барселоны, слева на горизонте замаячили скалы.

– Что это? – спросил он.

– Острова, – ответил матрос, сидевший, прижавшись спиной к борту, и чинивший парус. – К которым мы держим путь.

– Когда будем там?

– Сегодня до вечера.

– Мне говорили, что плавание продлится дольше, – сказал Даниель. – Возможно, намного дольше.

– Может быть, – сказал матрос. – Если потеряем ветер. Такое часто случается.

Однако к тому времени, когда город неторопливо готовился приняться за послеполуденную работу, Саломо и Даниель поднимались к нему от гавани.

– Вот улица, которая приведет тебя к воротам гетто, – указал Саломо. – Когда войдешь в него, можешь спросить о нужном тебе человеке. Я бы сопроводил тебя и дальше, но, к сожалению, у меня срочное дело в другом месте. Имей в виду, это судно возвращается в Барселону рано утром в пятницу, если ничего не случится. Появишься, так капитан возьмет тебя на борт.

Попрощавшись со своим провожатым, Даниель с большим любопытством вошел в гетто города Мальорка, где ему нужно было найти дом некоего сеньора Маймо.

Под ярким солнцем гетто представляло собой полную жизни массу разноцветья и шума. Площадь у ворот была заполнена торговцами, покупателями, прохожими и раздраженными матерями, с трудом удерживающими вырывающихся детей. Те, кто замечал Даниеля, смотрели на него с легким любопытством. Ища тени и прохлады, он свернул в приятную улицу, достаточно широкую для проезда запряженной волами телеги, с высокими, узкими домами, во многих из них были оживленные лавки и мастерские.

Мордехай сказал, что дом сеньора Маймо, один из самых больших, виден от дворца. Даниель миновал школу, достаточно большую, чтобы там училось много детей, затем синагогу, способную вместить много прихожан, но не мог найти ни дворца, ни дома, похожего на тот, который искал. Наконец он остановился у лавки и мастерской сапожника, там человек лет пятидесяти с обветренным лицом сидел на скамье снаружи, работал над сандалией большого размера.

– Судя по величине обуви, у вас крупный заказчик, – весело сказал Даниель. – Если кошелек у него так же велик, как все остальное, я бы хотел шить для него перчатки.

– Вы перчаточник, молодой человек? – спросил сапожник мягким голосом островитянина.

– Да. Меня зовут Даниель.

– Перчаточников у нас здесь много.

– Познакомиться с ними мне было бы наверняка интересно и выгодно, – сказал Даниель. – Но я не ищу здесь работу. Уплываю в следующую пятницу. Может, скажете, где найти их лавки, если у меня найдется время посетить их?

– Вон там, – ответил сапожник и снова принялся за сандалию.

– Не могли бы указать мне и дом сеньора Маймо? – спросил Даниель. – У меня письмо к нему.

– Здесь его не найдете, – ответил сапожник и выплюнул дратву, которую держал во рту. – Тут недостаточно роскошно для этой семьи. Если пойдете этой дорогой к дворцу, найдете его, – ворчливо добавил он, указав подбородком направление, и взял другую дратву.

– Спасибо за любезность, – поблагодарил Даниель.

Но сапожник смотрел на свою работу и молчал. Разговор прекратился.

Ворота Даниель нашел без особого труда. За ними была большая площадь с расходящимися от нее улицами, любая их них могла вести к его цели. Взгляд Даниеля упал на остроглазого оборвыша лет восьми-девяти, выпрашивающего у прохожих монетки. Он достал из кошелька мелкую монету и показал мальчишке, держа ее достаточно далеко, чтобы тот не мог ее выхватить.

– Знаешь дом сеньора Маймо? – спросил он.

– Богатого еврея?

Даниель кивнул, подумав, что друг сеньора Мордехая скорее всего богат.

– Конечно, – сказал мальчишка. – Его знают все.

– Все, кроме меня, – сказал Даниель. – Проводи меня к этому дому, если он окажется тем самым, монетка твоя.

Тут мальчишка так быстро понесся через площадь, что Даниель потерял было его из виду. Заметил его, когда он прошмыгивал между двумя тучными матронами, и пустился за ним.

– Это здесь, – крикнул мальчишка, остановившись на секунду, дабы убедиться, что не потерял клиента. – Не за старыми воротами, – добавил он, указав на них, когда Даниель догнал его. – За этими. Постучать?

– Нет, – ответил Даниель. – Я сам. Только подожди, я выясню, тот ли это дом.

Высокие, массивные ворота скрывали большую часть дома, но то, что Даниель видел поверх них, впечатляло размерами и украшениями. Два ряда больших окон выходили на улицу вместе с несколькими, их окружала замысловатая каменная кладка. Он позвонил в колокол и с большим любопытством воззрился в щель между воротами и забором. Увидел часть лестницы и дерево во дворе, однако чей-то бормочущий голос, когда открылись двери и зазвучали шаги по ведущей к воротам мощеной дорожке, заставил его поспешно выпрямиться. Он отступил назад как раз в то время, когда распахнулись ворота.

– Я ищу сеньора Маймо, – сказал Даниель.

– Сеньора нет дома, – ответил угрюмый слуга, он свирепо смотрел на Даниеля, не убирая руки с ворот, явно готовый захлопнуть их перед его носом.

– Пожалуйста, передайте это ему, – сказал Даниель, протягивая плотно запечатанное письмо в узкое пространство. – Думаю, он ждет меня.

– Выясню, – сказал слуга. – Можете подождать здесь.

– Я же сказал, что это тот дом, – произнес мальчишка обиженным тоном.

– Спасибо за помощь, – сказал Даниель. – Как тебя зовут, если мне понадобится помощник, чтобы отыскать другие места?

– Микель, – ответил мальчишка.

Даниель отдал ему монетку и добавил еще одну.

Мальчишка побежал прочь, потом остановился и крикнул через плечо:

– Можете всегда найти меня на площади. Там я делаю всю свою работу.

Даниель повернулся, посмотрел ему вслед и остался стоять спиной к воротам, оглядывая улицу. И тут в конце концов увидел дворец. Не замечая его, он поднялся почти на середину холма, вершину которого венчал дворец из волшебных сказок его детства – с высокими башнями и взмывающими ввысь арками. За оградой дворца, подумал он, наверно разбиты сады с красивыми фонтанами, и на деревьях растут всевозможные плоды, о которых он только слышал. И пока он стоял там, относительно спокойную улицу залило жарким солнечным светом, который отражался от мраморных украшений и изразцов по всей улице, слепя его.

– Красивый, правда? – послышатся приятный голос за его спиной. – Это наш королевский дворец, Альмудайна. А вы, должно быть, сеньор Даниель, – добавил этот человек. – Я Маймо. Входите, пожалуйста.

Даниель повернулся и тут же онемел от представшего ему зрелища. Хозяин дома широко раскрыл ворота, и молодой человек стоял на кромке двора, который подошел бы королевскому дворцу. Землю покрывали причудливыми узорами плитки яркой окраски: лестница, ведущая в жилую часть дома, была шире, чем он видел в частных домах. Стены вокруг него были изукрашены искусно выделанными изразцами. С запада светило солнце, жара и яркость света умерялись двумя деревьями и множеством цветочных кустов. По контрасту темно-коричневый шелк камзола Маймо казался самой простотой на этом великолепном фоне.

– Очень сожалею, что мы заставили вас ждать на улице, – продолжал Маймо. – Прошу простить моего верного сторожевого пса у ворот. Наш город может показаться раем, но в нем иногда бывают чужие, враждебные существа. И в это время года мы вынуждены быть особенно осторожными. Теперь он будет обращаться с вами с полнейшей любезностью, если только не увидит, что вы бросаетесь на меня с мечом в руке.

Маймо засмеялся, Даниель присоединился к нему с некоторым беспокойством.

– Что привело вас в наш прекрасный город? – спросил Маймо, когда они сели во дворе за столик с холодными напитками и аппетитными закусками, чтобы заморить червячка перед ужином. – Думаю, не перчатки, – продолжал он, – хотя у нас тут есть очень любопытные кожи. Собственно говоря, когда ветер подует с той стороны, вы поймете, как много у нас кожи. Кожевники занимаются работой там, – добавил он, махнув рукой в юго-восточную сторону.

– Должно быть, это…

– Ерунда, – сказал Маймо. – В каждом городе есть свои ветры и свои запахи. Разумеется, вас больше интересуют суда из разных мест, заходящие сюда для торговли. В настоящее время торговля неудобно распределена по нескольким домам, но мы очень надеемся построить новый, просторный рынок. Его величество в принципе согласился на этот проект, который будет очень выгоден для торговли. Это еще одно благо недавней смены правителей, – сказал он, деликатно намекая на завоевание острова десять лет назад.

Маймо поднес ко рту маслину, и Даниель поспешил воспользоваться паузой.

– Конечно, интересно посмотреть, что здесь есть в продаже, мой дядя поручил мне купить все, что смогу, нужное нам. Но мой приезд в Мальорку не имеет с этим ничего общего. Я ищу женщину, жившую некоторое время в Жироне. После смерти мужа она вернулась в этот город, считая его… – Даниель запнулся, подбирая слово, – более приятным местом для жизни среди старых знакомых и старых обычаев.

– Очень дипломатично, – сказал с улыбкой Маймо. – И кто эта вдова?

– Перла, жена Ездры бен Рувима из Жироны, – ответил Даниель.

– Прекрасная Перла, – негромко сказал Маймо и кивнул. – Когда она была у нас похищена, разбилось много сердец. Я хорошо ее знаю; она очень проницательная и вместе с тем приятная женщина. Если хотите, поведу вас к ней в гости. Завтра вас устроит? Вы наверняка слишком устали от путешествия, чтобы решиться выходить сейчас.

– Да, устал, – сказал Даниель. – Хотя путешествие наше было быстрым, мне кажется, что я провел очень много времени на том судне. Вначале большую часть дня, мы, казалось, медленно двигались к порту, который покинули.

Хозяин снова рассмеялся.

– Это многие испытали. Наши моряки искусны, но изменчивость ветров время от времени вводит в заблуждение даже их.

Ранним утром того же дня, когда почти вся Жирона была погружена в сон, Исаака разбудил громкий звон колокола у ворот. Он поднялся с кушетки в кабинете, набросил плащ поверх ночной рубашки и подошел к воротам раньше, чем открылась дверь комнатки привратника. Ибрагим последовал за врачом, негромко браня под нос всех пациентов и их родню.

– Кто вызывает меня в такой час? – спросил Исаак.

– Сеньор, – ответил мальчишеский голос, – вам нужно немедленно прийти в наш дом. Хозяин болен, и мне потребовалось столько времени на разрешение войти в гетто, что, боюсь, он умрет до нашего появления. Мне пришлось идти во дворец и вызвать стражника, чтобы он велел впустить меня. Это заняло столько времени, что…

– Кто твой хозяин? – быстро спросил Исаак, пока мальчик не истратил попусту еще какое-то время.

– Сеньор Нарсис, – ответил посыльный. – Он корчится от боли в постели, кричит – это просто невыносимо.

– Минутку, я надену камзол и возьму корзинку.

– Папа, что там такое? – донесся до него негромкий голос Ракели с ведущей во двор лестницы.

– Сеньор Нарсис, – ответил Исаак, возвращаясь в кабинет, чтобы надеть камзол. – Ты одета?

– Да, папа. Оделась, как только услышала шум у ворот.

– Тогда набрось плащ и возьми корзинку. Пошли, мальчик. Обследуем твоего хозяина. Ибрагим, закрой за нами ворота.

Дверь в дом сеньора Нарсиса открылась, как только эти трое подошли к ней.

– Входите, сеньор, – послышался голос. – Быстрее. Ему очень плохо.

– Это Анна? – спросил Исаак.

– Да, сеньор, – ответила служанка. – Он в своей комнате, наверху. Принеси еще свечей, – отрывисто приказала она мальчику. – Не стой истуканом.

Мальчик появился со свечами в большом подсвечнике и поставил его на высокий комод, чтобы свет падал на кровать, а Ракель выложила содержимое корзинки на ближайший столик.

Исаак подошел к кровати, чуть послушал, потом протянул руку к груди пациента. Ощупал ее, потом нагнулся и приложил к ней ухо.

– Папа, он очень бледен, – сказала Ракель, сделав шаг вперед. – Челюсти его так стиснуты, что вряд ли он сможет говорить. Все мышцы напряжены, словно несут большую нагрузку.

– Челюсти? – встревоженно спросил Исаак. – Тогда первым делом нужно ослабить боль. – Ракель, две капли.

Девушка плавно и быстро положила в чашку сахар, добавила воды, немного вина, две капли густой, горькой микстуры и энергично все размешана.

– Папа, я готова, только посторонись чуть-чуть, – попросила она. Приподняла оцепеневшие плечи и голову пациента, влила ему по капле жидкость в рот сквозь сжатые зубы. Когда он проглотил все, опустила его снова.

Исаак провел руками по его животу, затем по бедрам и икрам. Покачал головой.

– Принесите что-нибудь, чтобы согреть ему ноги.

Мальчик выбежал из комнаты.

– Есть вода для его лица?

– Есть, папа.

– Как он теперь выглядит? Быстро, Ракель.

– Челюсти начинают разжиматься, – ответила она, – и мышцы как будто слегка расслабляются.

– Сделай еще смесь, но пока не давай. Анна здесь? – спросил он, массируя твердые мышцы живота.

– Здесь, сеньор, – ответила она поспешно.

– Что он ел последний раз? Или пил, или как-то брал в рот? – раздраженно добавил он. – И где этот мальчик?

– Я здесь, сеньор. Принес завернутые в ткань камни. Они еще теплые от огня, на котором готовился ужин.

– Приложи их к ступням, – сказал Исаак.

– Ужинал он только супом и хлебом, – сказала Анна.

– И вы ели то же самое?

– Да, сеньор, совершенно то же.

– А до того?

– Он хорошо пообедал. Утром кухарка ушла, когда я спустилась вниз и обнаружила превосходную рыбу для фаршировки и бедро козленка для жарки на вертеле. Еда была превосходной, мы съели по большой порции всего. С едой было все в порядке, – сказала она, сделав ударение на первом слове.

Исаак слегка напрягся.

– Откуда ты знаешь?

– Мы все ели одно и то же, сеньор Исаак. Хозяин не видит смысла готовить два разных обеда. Кухарка всегда подает ему лучшую часть мяса, если может, но он часто отдает его нам, говорит, что предпочитает другую. И мы все совершенно здоровы. Дело не в еде и не в вине, мы все выпили по чаше из одного кувшина.

– Тогда скажи – ты, очевидно, знаешь, – что могло вызвать у него болезнь, – твердо сказал врач.

– О, сеньор, это лекарство, которое он выпил вчера вечером.

– Какое лекарство, женщина? – спросил Исаак. – Что-то такое, что я оставлял ему?

– Нет, сеньор, не ваше. Того травника. Все случилось по моей вине.

– Папа, – сказала Ракель, – он пытается что-то сказать.

Человек на кровати замотал головой.

– Очень холодно, – пробормотал он. – Сеньор Исаак, это вы? Я хочу пить, сеньор Исаак. Жажда ужасная.

Ракель приподняла его, дала ему немного воды, потом еще.

– Надо было вызвать вас, но было заперто, все было заперто, – сказал он, крепко сжав руку врача. – Это та микстура. Ужасная микстура.

– Его рвало?

– Нет, сеньор. У него, как будто, не было сил, даже если и хотел.

– Давно он принял эту микстуру?

– Часа три-четыре назад, – безнадежным тоном сказала Анна.

– Ракель, нужно очистить ему желудок, если получится. Анна, можешь помочь нам? – спросил он. – И расскажи об остальном.

И пока Ракель готовила рвотное, они вливали его пациенту в горло и боролись со спазмами, которые оно вызывало, когда из его желудка выходило то немногое, что там оставалось, Анна объясняла.

– Это началось на прошлой неделе. В пятницу – Великую пятницу. Накануне вечером – в четверг – он хорошо поужинал и казался бодрым. Потом к нему пришли несколько друзей, и когда я принесла вино и закуски, он выглядел, как всегда, пожалуй, более бодрым, чем обычно. Говорил им, что чувствует себя лучше, что сделал много дел, заниматься которыми был раньше не в состоянии.

– Минутку. Ракель, думаю, больше из его желудка ничего не сможем вывести. Дай ему четвертую часть новой смеси и не позволяй спать. Делай что угодно, чтобы он не заснул. – Повернулся к служанке: – Анна, какие дела? Что он был в состоянии делать?

– Не знаю, сеньор Исаак, мне пришлось тут же вернуться на кухню.

– А наутро?

– У него был хороший аппетит – он не постился, священник сказал, что не следует этого делать, пока не окрепнет, – но он сказал мне, что чувствует себя скованным. Что это его вина, так как накануне много работал, потому что хорошо себя чувствовал. Потом, когда я прибирала постели, так громко позвонил, что я прибежала. Он сидел в кабинете, облокотившись на стол, сказал, что не может двигаться из-за спазмов в спине и в ногах. Я позвала мальчика и кухарку, мы уложили его как можно мягче на кушетку, и мальчик пошел за вами, сеньор, но его не пустили в гетто, хоть он и сказал, как болен хозяин. Тогда мы вызвали другого травника, тот пришел и дал ему какую-то настойку, но она не помогла. Потом в воскресенье я услышала об этом травнике – и теперь жалею, что пошла на пасхальную мессу, а не осталась дома приглядывать за ним, тогда он бы не был в таком состоянии.

– Анна, мы не знаем этого, – сказал Исаак. – И даже будь это правдой, твоей вины здесь нет. Как чувствовал себя твой хозяин после настойки, которую дал ему травник?

– Боль и спазмы прошли, – сказала служанка, – хозяин пришел в хорошее настроение, хотя был все еще усталым и скованным после трех прошедших дней.

– Травник приходил снова?

– Каждый день, сеньор Исаак. Он любит посидеть, поболтать – может говорить часами, и хозяин находил его занятным. Проводил здесь много времени до вчерашнего дня, вчера не приходил совсем. Вечером пришел какой-то парень, спросил, продолжает ли у сеньора Нарсиса улучшаться самочувствие. Я сказала, что он плохо провел ночь, велела передать это травнику, он сказал, что передаст, но у него была новая микстура, травник сказал, чтобы хозяин принимал ее, когда будет нужно. Хозяин выпил немного вчера поздно вечером и сказал, что вкус у нее хуже, чем у старой, и лег в постель.

– Спасибо, Анна, – сказал Исаак, не убиравший руки с тела пациента во время этого рассказа. – Мышцы его опять сводит, – негромко произнес он.

– Папа, дать ему еще?

– Пока не надо. – Исаак повернулся и пошел к двери, дочь последовала за ним. Протянул руку, ощупал дверную коробку, потом взялся за ручку.

– Выйдем на минутку.

– В чем дело, папа? – спросила Ракель, когда они оказались в коридоре.

– Не хочу, чтобы он меня слышал. Понимаешь, что происходит, дорогая моя?

– Папа, это походит на твое описание смерти того человека в Круильесе. Я спала и не видела ее. Надо было бы послать кого-то разбудить меня. Тогда от меня было бы больше пользы, – произнесла она с горечью. – Лишь когда ты спросил Анну, что он ел, я поняла, что он отравлен.

– Если не давать ему больше ничего для снижения боли, то боюсь – почти уверен, что он умрет в жутких мучениях от спазм, которые уже начались.

– А если дать?

– В достаточном количестве лекарство остановит спазмы, и он может выжить, хотя почти наверняка умрет от избытка этого лекарства. Единственная надежда, притом очень слабая, что он крепкий человек. Но такие мучения ослабляют волю. Мы не сможем ничего сделать, если он потеряет волю и будет молить о смерти. Он близок к этому состоянию.

– Что нам следует делать?

– Не знаю, дитя мое. Я долгое время заботился о нем, и он превозмог очень многое. Я не могу намеренно вызвать его смерть.

– Разве нельзя давать ему крохотные количества, по капле этой разбавленной микстуры, чтобы несколько ослабить спазмы? Но не столько, чтобы у него остановилось дыхание. Тогда что бы ни случилось, мы для него что-то сделали, но не причинили вреда.

– Ракель, ты рассуждаешь, как философ. Но это единственный путь. Так и поступим. Будь очень осторожна, дорогая моя.

Первый утренний свет уже проникал в щели ставней, когда Исаак, ощупав снова крепко сжатые челюсти пациента и твердые от боли мышцы, обратился к служанке:

– Анна, пошли кого-нибудь за священником.

– О, нет, сеньор, – воскликнула та.

– Быстро, – сказал врач. – Ракель, дорогая моя, дай ему то, что осталось в чаше. У него ужасные боли.

– Папа, ты уверен?

– Знаю, – ответил он.

Исаак еще не ложился в постель, когда его ввели в кабинет епископа. Посреди завтрака, который не шел ему в горло, его подняли трое епископских стражников и нервозный посыльный и торопливо повели из-за стола, через гетто, мимо все еще протестующего привратника во дворец.

– Ваше преосвященство, мне сказали, что дело очень срочное. Вы больны?

– Я не болен, сеньор Исаак. Но дело в определенном смысле очень срочное. Мне нужно проконсультироваться с вами по очень важному вопросу.

– Вы уверены, что не больны, ваше преосвященство? – спросил врач. – Мне дали понять, что дело обстоит так.

– Нет-нет, сеньор Исаак. Я в превосходном здравии. Дело связано со злополучным утренним происшествием – со смертью. Капитан стражи и отец Бернат сейчас всеми силами стараются выяснить, что возможно. Они вскоре явятся с сообщением.

– Вы уже отправили их, ваше преосвященство? – с удивлением спросил Исаак. – Я бы пришел во дворец, как только счел бы уместным, но, вижу, эта новость опередила меня.

– Да, – сказал Беренгер. – Проблема сеньора Луки становится острой. Один из его пациентов скончался, сеньор Исаак. Сегодня перед восходом.

– Как и один из моих. Однако наверняка, ваше преосвященство, – сдержанно заговорил Исаак, чувствуя, что волнение нарастает, – если всякий раз, когда умирает больной, посылать людей вести расследование, мы, врачи, окажемся в очень трудном положении. Обычно, когда человек при смерти, вызывают врача – или лекаря, травника или как он там себя именует. Это не означает, что он повинен в смерти.

– Согласен, – сказал епископ. – Сперва врача, потом священника. И я не обратил бы на это внимания, если б не долгий разговор с сеньором Хайме Ксавьером.

– С нотариусом? – спросил Исаак. – Он, должно быть, дежурил у смертного одра. Насколько я понимаю, умер кто-то богатый.

– Этот разговор с сеньором Хайме происходил две-три недели назад. Нотариус упомянул, что у него есть клиентка – вдова, некая сеньора Магдалена, – у которой есть деньги и собственность, и она хочет их завещать. Как и подобает, большую часть она завещала внуку, единственному живому родственнику, но суммы поменьше оставила верным слугам, а также пятьдесят су юному сеньору Луке за его полезные лекарства и приятную манеру обхождения с трудной старухой. Нотариус заверил меня, что это были ее собственные слова. Вскоре после составления завещания она скончалась.

– Было что-нибудь странное в том, как она умерла?

– Ничего. Она постепенно слабела, и смерть не была неожиданной. Предыдущий врач, лечивший ее от поноса и сильных болей в желудке, был удивлен, что она протянула так долго. И эта сумма, хоть и, несомненно, желанная для начинающего молодого человека, не столь уж велика.

– Но он все-таки пришел к вам по этому поводу?

– Нет. Упомянул во время разговора другую тему. Но напомнил мне об этом несколько дней назад, придя по поводу одного клиента, который вызвал его и сказал, что хочет изменить завещание.

– Да?

– Этот клиент лишился почти всей семьи в последние десять тяжелых лет – из-за чумы, голода, войн – насколько ему было известно, в живых остался только один человек. За это время он сколотил значительное состояние.

– И теперь?

– По причинам, которые объяснил сеньору Хайме, он разделил свое состояние поровну между епархией и сеньором Лукой. Завещание было составлено, подписано и засвидетельствовано два дня назад. Клиент сеньора Хайме умер сегодня рано утром.

– Чем он страдал? – спросил врач.

– Я хотел спросить об этом вас, сеньор Исаак, потому что, полагаю, его врачом были вы.

– Тогда скажите мне, ваше преосвященство, кто умер, – устало попросил Исаак.

– Я не сказал? – спросил Беренгер. – Сеньор Нарсис Бельфонт. Что можете сказать мне о нем?

– Значит, мы говорили об одном и том же человеке. – Врач сделал паузу. – Я ухаживал за ним прошлой ночью, когда он умер. Это было мучительно. Он был молодым, крепким мужчиной и не должен был умирать так рано, ваше преосвященство.

– Тогда почему он все время обращался к врачам?

– Ваше преосвященство наверняка помнит произошедший с ним несчастный случай.

– Помню. Прошлым летом его сбросила лошадь, и он сломал ногу. Но я думал, что он превосходно оправился от этого.

– Могу заверить ваше преосвященство, что, хотя оправился он превосходно, учитывая его травму, он все еще испытывал боль, – сказал Исаак. – Кроме того, серьезно повредил спину.

– Он был не из тех, кто жалуется, – сказал епископ.

– Он был очень стойким, – сказал Исаак. – Перелом вправил хороший костоправ, и он зажил хорошо, без следа нагноения или другой опасности, но такие травмы почти никогда не проходят бесследно. Он хромал и почти постоянно испытывал боль в ноге и в спине.

– Можно ему было как-то помочь?

– Я думал, что да, ваше преосвященство. Я не раз замечал, что нетерпеливые люди, которые получили переломы и отказываются повиноваться врачам в том, что касается отдыха и лечения, вначале испытывают больше страданий, но в конце излечиваются лучше. Те, кто терпеливо лежит, ожидая выздоровления, иногда не могут полностью владеть конечностями.

– Это верно, – сказал епископ. – Я могу припомнить несколько случаев. В частности, с солдатами, которые не могли выносить бездействия.

– Поэтому, ваше преосвященство, когда нога срослась, я поощрял его делать все упражнения, какие он мог, начиная с малого. Полагаю, он делал их, хотя они причиняли ему боль. Его состояние улучшалось, потом я заболел и после видел его всего несколько раз. При последней встрече мне показалось, что дела его идут по-прежнему хорошо. Это было две недели назад.

– Значит, вы не думаете, что его состояние могло привести к смерти?

– Это состояние – нет, – ответил Исаак. – И никакое обычное заболевание, которому подвержена плоть. В ту долгую ночь у меня была возможность долго говорить с теми, кто ухаживал за ним. Я уверен, что его отравили, и клянусь своей жизнью и добрым именем, что это сделали не слуги.

– Вы полагаете, что он отравился болеутоляющим лекарством сеньора Луки?

– Я не знаю, кто составлял это лекарство, ваше преосвященство. Но вполне уверен, что причиной смерти стало оно. Это не тот случай, когда слишком большая доза сильного лекарства убивает человека. От этого умирают совсем по-другому. Лекарство было изготовлено для того, чтобы убить человека, который его примет.

– Вы, наверно, не знаете, каким деятельным был наш травник в последние несколько дней. Думаю, гетто охранялось так надежно, что в него не проникали сплетни, слухи.

– Наоборот, ваше преосвященство. Юсуф, для которого стены и запертые ворота представляют собой проходы, ходил из гетто в город и обратно, как хотел. Постоянно приносил мне кучу сообщений, слухов и сплетен – разумеется, интересных ему.

– Что он слышал?

– Все сплетничали, что сеньор Лука увивается за дочерью Ромеу.

– Значит, он не особенно жаден, – сказал Беренгер. – В городе есть незамужние женщины побогаче.

– Кажется, он жил у Ромеу из милости, пока не прошел слух, что он вылечил Рехину, дочь Ромеу, от смертельной болезни.

– Какой?

– От меланхолии, ваше преосвященство.

– Бедное дитя, у нее была серьезная причина впасть в меланхолию, – сказал епископ. – Но я счел бы, что ее излечило время.

– Время наверняка помогло, – заговорил Исаак. – Как и мягкое лекарство, которое составил Лука, ваше преосвященство. Но когда я пытался помочь ей, то с прискорбием обратил внимание, что у нее мало подруг, а тут потеряла свою замечательную мать и возлюбленного. Ей требовалось хоть немного отвлекаться, когда ее страдающее сердце исцелялось само. А она вместо этого все больше и больше замыкалась в себе.

– По-вашему, слишком много времени, проводимого наедине с собой, ухудшило ее меланхолию?

– Думаю, это возможно, ваше преосвященство. А все женщины говорят, что Лука не только внешне красив, но и обходителен, внимателен. Если большая часть его внимания была обращена на нее, думаю, это помогло ей.

– Очень хорошо, если он искренне внимателен, – сказал Беренгер. – Не нужно, чтобы ее сердце было разбито снова. Однако меня интересуют не его любовные дела. Что вы знаете о его лекарствах?

– Юсуф сказал мне, ваше преосвященство, что было в том лекарстве, которое он давал Рехине, Не думаю, чтобы оно могло причинить вред ей или кому бы то ни было. Но есть одно лекарство, которое он продает по высокой цене всем, кто может за него заплатить. По тому, что слышал, я подозреваю, что оно опасно сильное – я бы дал его только пациенту, страдающему от невыносимой боли, – но Лука смешивает его с более мягкими травами, вином и медом.

– Что в нем плохого?

– Ничего, ваше преосвященство, если не принимать его большими дозами или слишком часто.

– И что в этом случае?

– В этом случае оно убивает, ваше преосвященство. Но когда гетто будет более открытым для мира, я изучу это чудодейственное лекарство, которое готовит сеньор Лука.

– Каким образом?

– Я изобрел способ, ваше преосвященство, с помощью недовольного пациента.

Бернат быстро постучал в дверь и вошел в кабинет.

– Ваше преосвященство, я привел капитана.

– Капитан, что вы обнаружили? – спросил епископ.

– Его слуги говорят, что сеньор Нарсис заболел в Великую пятницу, – ответил капитан. – Очень неудачное время, потому что, когда послал за сеньором Исааком, посыльный не смог встретиться с ним.