Текст книги "Припарка для целителя"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Уведите меня от этих людей! – крикнул Иосиф, пытаясь вырваться из рук крепко державших его стражников. – Вы не можете заставлять меня слушать их.

Беренгер махнул рукой, и стражники увели Иосифа.

– Сеньора Рехина, – сказал епископ так спокойно, словно ничего неуместного не произошло. – Вы хотели дать показания в защиту сеньора Луки?

– Я хотела сказать, что сеньор Лука не мог доставить склянки с ядом и не мог изготовить яд так, чтобы я не знала этого.

– Нам бы хотелось получить от вас объяснение, – сказал первый судья.

И Рехина ясным, уверенным голосом изложила свои показания.

– А вы, сеньор Ромеу, – спросил Беренгер, – можете сказать, что знаете о передвижениях обвиняемого?

Ромеу сперва нерешительно, но обретая уверенность, поскольку судьи слушали его с серьезным видом, сообщил, что Лука проводил свободное время в его мастерской, и он, Ромеу, всегда точно знал, где находится Лука и чем занят. Несколько раз он ходил в местную таверну, но Ромеу ходил вместе с ним. А поскольку им не хотелось оставлять Рехину в одиночестве, они быстро прекратили это.

Зрители, теперь уже сбитые с толку; слушали ободряющие, напыщенные голоса соседей и согласно кивали. Они никогда не думали, что такой приятный молодой человек мог совершить такие жуткие преступления, негромко говорили зрители друг другу, отнюдь не разочарованные, поскольку, казалось, есть другой порочный человек – и притом такой хорошенький, – которого можно презирать за его злые дела. И которого почти наверняка повесят в ближайшем будущем.

Беренгер взглядом призвал судей к принятию решения. Первый судья обратился к секретарю, секретарь освободил обвиняемого, и все покинули зал. Или почти все.

В глубине зала стояли Ромеу, Рехина и Томас. Неподалеку от них находились Исаак, Ракель, Даниель и Юсуф.

Колокола прозвонили полдень. Когда последнее эхо замерло в холмах, Ракель взяла отца за руку.

– Папа, – сказала она, – тебе нужно поговорить с Лукой. Он выглядит таким одиноким.

– Рехина и Ромеу еще здесь? – спросил Исаак.

– Да, – ответила девушка. – Я собралась подойти к ней…

– Нет, Ракель. Оставь их наедине. Так гораздо лучше. И нам нужно еще многое сделать, дорогая моя. Не пойти ли домой?

– Что нужно делать? – спросил Даниель. – Сегодня как будто бы уже достаточно завершенных дел.

– Даниель, – сказала Ракель. – Ты забыл, что завтра мы должны поженится? Теперь, когда все знают о твоем возвращении, тебе нужно пойти домой. Там поймешь – у тебя дома сейчас вряд ли найдется место для кошки, тем более человека, из-за стряпни и прочих подобных дел.

– Разумеется, я не забыл, – возмущенно сказал он. – Никак не мог забыть после такого долгого ожидания. Юсуф, пошли со мной, объясни, как ты ухитрился не выступить в епископском суде.

– Его преосвященство счел, что это будет выглядеть не очень подобающе, – ответил Юсуф. – И, кажется, я не был нужен.

Лука остался стоять на месте, когда суд разошелся, и оглядывал почти пустой зал, будто одинокий, сбитый с толку человек. Рехина откинула с лица вуаль и быстро прошла по разделяющему их пространству.

– Лука, пора идти домой, – сказала она. – Не заставляй нас ждать слишком долго. Я утром поставила на огонь тушиться баранину, нужно присмотреть за ней.

– Домой? – переспросил Лука. – Я думал, что к этому времени буду уже мертв.

Рехина взяла его за руку и подвела к отцу, стоявшему с мальчиком.

– Это Томас, – сказала она. – Он нашел человека, который отравил сеньора Нарсиса. Томас, ты тоже идешь домой.

– Я больше не болен? – спросил мальчик.

– Теперь, когда этого человека нашли, – ответил Ромеу, – не болен.

Он молча взял Луку за локоть и повел к двери, ведущей к входу во дворец. Они вышли на яркое майское солнце, прошли по площади и стали спускаться по склону к воротам.

– А теперь, Лука, скажи, – заговорил он, не обращая внимания на пристальные взгляды проходящих горожан, – какого рода столярными работами занимался твой учитель? Как ты видел, работы у меня столько, что одному не справиться, и думаю, мы могли бы хорошо работать вместе. Да и Томасу пора учиться ремеслу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Пришло время, когда моя радость полна.

Рано утром в день свадьбы Ракели к воротам Исаака пришел мальчик-посыльный с вызовом от епископа. Исаак без раздумий позвал Юсуфа, пошел во дворец и с удовольствием вступил в его прохладную тишину. Они пошли за посыльным не в кабинет епископа, а в одну из маленьких комнат на первом этаже. Мальчик постучал; дверь тут же открылась.

– Сеньор Исаак, – сказал Беренгер, – спасибо, что быстро пришли. Прежде чем приниматься за наше дело, нужно завершить небольшой разговор с Пау, секретарем сеньора Хайме. Может, вы присоединитесь к нам.

– Конечно, ваше преосвященство, – сказал Исаак и сел.

– Юный Пау говорит, что рассказывает нам об Иосифе все, что знает. Только, говорит, знает он очень мало.

– Это так, ваше преосвященство, – сказал Пау. Врач чувствовал запах страха, исходящий с потом из пор молодого человека. – Раймон сказал, что если я не буду знать, как его найти или где он живет, то не запутаюсь во лжи и не вляпаюсь в беду.

– Он ошибался, не так ли? – сказал капитан стражи. – Потому что теперь ты оказываешься в худшей беде, чем можешь себе представить.

– Я знал, что лишусь своей должности, если сеньор Хайме узнает, что я помогал ему с письмами и прочим, – сказал Пау.

– Ты можешь лишиться не только должности, парень, – сказал капитан. – Твоего друга, полагаю, повесят до конца этой недели, так что думай, хочешь ли быть верным другом и висеть рядом с ним.

– Висеть! – произнес Пау, голос его поднялся до писка. – Я не сделал ничего дурного, только доставлял ему письма. Притом всего два.

– От кого были эти письма? – спросил Беренгер.

– От его матери, и только. Она бедная вдова, посылать письма ей не по средствам, поэтому она отправляла их в Барселону с кем-нибудь из знакомых, а потом я забирал их, когда нам… когда сеньору Хайме приходили документы, которые требовалось доставить сюда.

– Бедная вдова, вот как? – сказал епископ. – Думаю, ее можно описать и по-другому, но ладно. Значит, он приходил и забирал их?

– Нет, – ответил Пау, – не приходил. Я относил их Раймону. В городе был какой-то его знакомый, с которым они поссорились, и он больше не хотел его видеть.

– Значит, ты относил ему письма в финку?

– Один раз. Или мы встречались на склоне холма, прямо за мостом.

– И там ты рассказывал ему о всех завещаниях, которые составлял сеньор Хайме, – сказал капитан.

– Нет, – возмущенно возразил Пау. – Я рассказал ему только о завещании сеньоры Магдалены, так как нашел странным то, что в нем говорилось, а Раймон сказал, что на месте Луки поддался бы искушению добавить белены в очередную порцию лекарства для желудка, и мы посмеялись над этим, потому что, разумеется, он бы ни за что этого не сделал.

– А потом она умерла.

– Но ведь все знали, как она больна, – сказал Пау. – Просто умерла, вот и все.

– А потом ты рассказал ему о сеньоре Нарсисе, – сказал капитан. Это был не вопрос. Это было утверждение, холодное, жестокое.

– Я не рассказывал, – сказал Пау. – Просто проговорился, когда вел речь о чем-то совсем другом. Я не собирался говорить этого, и он пообещал, что никому не скажет, что узнал об этом от меня. Но заключил со мной пари, что с сеньором Нарсисом что-то случится. А когда случилось, взял у меня проспоренные деньги и сказал, что если кто-то завещает деньги человеку, умеющему готовить яды, то получает то, чего заслуживает, особенно если говорит ему.

– Как это понять – если говорит ему? – спросил Беренгер.

– Он, должно быть, сказал, разве нет? – ответил Пау. – Иначе как он мог узнать? Я не говорил сеньору Луке. Раймон сказал, что я должен это сделать, но я не говорил. Все думали, я рассказываю каждому, что говорится у людей в завещаниях – его преосвященство обвинил меня во лжи и сказал сеньору Хайме, что я, должно быть, рассказывал людям об этих завещаниях, иначе как же люди могли узнать. Но Раймон сказал, что мне нечего беспокоиться, потому что, когда получит свои деньги, поделится со мной, и я тоже буду богатым.

– Какие деньги? – спросил капитан. – Я не знал, что твой друг должен был что-то получить.

– Должен был, – сказал Пау. – Он дал взаймы этому Рувиму, который унаследовал бы деньги, которые сеньор Мордехай хранил для него. Это было правдой, документы хранились в наших архивах, и я нашел их. Сумма была громадной, – сказал он, расширив глаза. – Более…

– Пау, – сказал Беренгер. – Опять ты. Здесь восемь человек, а ты собираешься сообщить нам секретные сведения, большинство из нас не имеет права знать их.

– А, – произнес Пау. – В общем, как только сеньор Мордехай передал бы Рувиму эти деньги, Рувим отдал бы большую часть Раймону, так как был должен ему. Они росли вместе, были большими друзьями. И тогда мы оба стали бы богаты. Ему требовалось многое сделать, потому что ожидалось получение денег, и он оставил на время работу, чтобы сосредоточиться на этом.

– Где он оставил работу? – спросил Беренгер.

– В финке, – ответил Пау. – Экономка и хозяйка были всегда готовы спрятать Раймона где-нибудь, если кто-то станет его искать. Он всем нравился, ваше преосвященство. Понимаете? Раймон никогда не делал ничего дурного.

– Уведите его, – сказал Беренгер. – Может, кто-нибудь постарается объяснить ему, что натворил его друг? Видеть не могу такую глупость в современном мире.

Когда остальные ушли, Исаак обратился к своему пациенту.

– Вы здоровы, ваше преосвященство?

– Здоров, сеньор Исаак. И чувствую громадное облегчение из-за того, что суд над юным сеньором Лукой прошел и его не пришлось передавать гражданским властям для повешения. Несмотря на логику и улики, мне было трудно поверить, что он способен отравить кого-то – хотя бы крысу.

– Думаю, сеньора Рехина тоже чувствует облегчение, – сказал Исаак.

– Конечно. И Ромеу, берущий Луку в свое дело. Очевидно, каким бы хорошим или плохим травником Лука ни был, по дереву он работает отлично. И Ромеу спрашивал, можно ли ему взять Томаса в ученики, поскольку у него, как будто, нет родных – даже я ему не родственник.

– Я слышал этот слух, ваше преосвященство, и надеялся, что вы не сочтете его слишком неприятным.

– Слух этот представлялся полезным, поэтому я не предпринимал шагов, чтобы опровергнуть его, – сказал Беренгер. – Томас славный парнишка, хотя его мать могла быть и получше. Но он исправит свою репутацию. Многие богатые, могущественные люди в нашем королевстве уже сделали это, – добавил он со смехом человека, род которого был древним, безупречным, славным.

– Будете вы судить Иосифа? – спросил Исаак.

– Я передал его городским властям, – ответил епископ. – С меня хватит этого неприятного дела, а они быстро покончат с ним.

– Оно неприятное, ваше преосвященство, – сказал Исаак. – Меня беспокоит, что эти люди были отравлены после того, как я отправил Даниеля на Мальорку выяснить, кто такой этот Рувим. Словно бы я ускорил их.

– Исаак, друг мой, должно быть, мысли о бракосочетании дочери затуманили ваш разум. Отравления начались, когда Иосиф вернулся в этот город, – сказал Беренгер.

– И все-таки мы медлили, – упрямо сказал врач.

– Ничего подобного. Подумайте. Сперва умирает больная, старая женщина, потом инвалид. Завещания вызвали у нас подозрения, хоть мы и шли по ложному следу. Нас сбили с толку порочные мотивы этого молодого человека и его своенравное пренебрежение к жизням других.

– Это так, ваше преосвященство. Он мечтал есть на золоте и одеваться в шелка, – сказал Исаак. – А сила мечтаний молодого человека может быть страшной.

– Капитан спросил его, зачем он составил такой тщательный план, чтобы впутать юного Луку, – сказал Беренгер.

– И что он ответил, ваше преосвященство?

– Ничего. Он смеялся. Смеялся, потому что едва не заставил нас повесить невиновного человека. Старого друга.

– Думаю, он видел в Луке скорее соперника, чем друга, ваше преосвященство, – сказал Исаак. – И ему было нужно, чтобы вы повесили кого-то за смерть Мордехая. Он твердо вознамерился получить наследство и понимал, что Мордехай рано или поздно начнет наводить справки. Иосиф не мог допустить, чтобы ему стало известно о смерти Рувима.

– А Лука, разумеется, знал, кто он такой. Поэтому на виселицу нужно было отправить Луку, – сказал епископ. – Но я нахожу смерти на Мальорке столь же тревожащими, как все в этом деле, и, однако, сомневаюсь, что смогу что-то предпринять в связи с ними.

– Если мать Иосифа действительно отравила Фанету и Рувима, – сказал Исаак, – найти доказательства этому будет трудно. И если она это сделала, то по наущению сына.

– На мой взгляд, это заводит материнскую любовь слишком далеко, друг мой. Но, боюсь, в данном случае придется предоставить кару этой матери небесам.

Как только вечерние тени начали сгущаться над гетто, женщины собрались во дворе, чтобы сопровождать Ракель в синагогу на бракосочетание. После целого дня свадебных приготовлений она надела вышитую шелковую сорочку, потом шелковое коричнево-золотистое, отороченное зеленым платье. Поверх него мантию из зеленого шелка, расшитую золотой нитью. Вуаль спускалась почти до ступней, покрывая благоухающие волосы.

– Мама, – сказала она. – Я странно себя чувствую. Будто это и не я. Как я могу что-то делать в таком одеянии?

– Ты выглядишь невероятно красивой, дорогая моя, – сказала ее мать. – И никто не ждет, что ты будешь что-то делать кроме того, что краснеть, улыбаться, немного танцевать и ходить в этих шелках очень осторожно. Клянусь, ты еще красивее, чем я, когда была невестой, и все говорили, что еще не видели такой красоты.

Она вздохнула.

– Мама, ты до сих пор красивая, – сказана Ракель. – Иногда это едва не раздражает.

– Я пониже тебя, – сказала Юдифь с тем холодным суждением, которое у нее сопровождало подобные вопросы. – Пошли, пора.

После бракосочетания один мальчик с острым слухом утверждал, что когда Даниель стоял рядом с невестой, завуалированной как никогда, он прошептал.

– Я не женюсь на тебе такой закутанной, если не дашь слова, что твое имя Ракель.

На это она ответила:

– Сорви вуаль и посмотри.

– Теперь я знаю, – сказал Даниель. – Никто, кроме тебя, не мог сказать этого.

И после нескольких часов веселья, пиршества, танцев и песен, религиозных, сентиментальных и, увы, непристойных, невесту повели в дом Даниеля укладывать на брачное ложе.

Исаак сидел рядом с Эфраимом, когда к ним присоединился Мордехай.

– Исаак, – сказал он, – я заходил в дом.

– В какой? – спросил Исаак.

– В соседний с вашим. У них даже общая ограда. Будет нетрудно вделать дверь в эту ограду и соединить оба дома.

– Мордехай, если Юдифь не начнет мне ежегодно дарить по сыну, думаю, другой дом нам не понадобится, хотя он хороший, крепко выстроенный.

– Вам не понадобится, – сказам Мордехай, – но Даниелю и Ракели он пригодится, особенно прилегающий к отцовскому дому. На приданое Ракели можно будет купить этот дом.

– Приданое у нее не настолько велико, – сказал Исаак.

– Исаак, дом не так дорог, как вы можете подумать. Я знаю размер приданого Ракели, знаю, что оно покроет стоимость дома, и еще кое-что останется.

– Мордехай, это слишком дорогой свадебный подарок даже для моей Ракели. И никто не знает лучше меня, как она его заслуживает.

– Только подумайте, сколько они страдали из-за меня, когда я отправил Даниеля на Мальорку, где он был вынужден жить у Маймо, спать на шелковых простынях и каждый вечер есть, как принц, – сказал Мордехай. – Кто-то должен отблагодарить его за эту жертву.

– Простыни в самом деле были шелковыми? – спросил Эфраим.

– Должно быть, – ответил Мордехай.

Однако в приготовленной для них комнате Ракель и Даниель совершенно не думали о домах, семье или приданом.

– Мой любимый принадлежит мне, – негромко сказала Ракель хриплым от страсти голосом. – А я уж начала думать, что этого никогда не случится, – добавила она со смешком. – Гаси свечи и иди сюда, Даниель.

– Не погашу ни за что, – ответил он. – Наша спальня всегда будет полна восковых свечей – они своим светом открывают твою красоту.

– Ты будешь расточительным мужем.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

– Я получил письмо от Перлы, – сказал Мордехай, садясь в тени плодовых деревьев во дворе Исаака.

– Она здорова? – спросил Исаак.

– Расстроена, но здорова, – ответил Мордехай. – Прочесть вам кое-что из него, мой друг? Я хочу узнать ваше мнение, прежде чем писать ответ.

– Конечно, – сказал Исаак. – Мне будет очень интересно.

– Она пишет: «Твои сообщения обеспокоили меня, боюсь, что мое молчание позволило Иосифу отравить этого несчастного человека», – хотя, – добавил Мордехай, – если б Перла знала всю эту историю, так бы не писала. Я сообщил ей только об убийстве сеньора Нарсиса. Думаю, с моей стороны это была неуместная доброта.

– Возможно, – сказал Исаак. – Но я понимаю ваш мотив.

– Дальше она пишет: «И Сара была бы избавлена от большого горя. Я оплакивала этого милого мальчика, которого знала и любила, но бедная Сара обезумела от горя при вести о суде и его смерти. По крайней мере, страдание ее было недолгим».

– Недолгим? – переспросил Исаак.

– Да, – сказал Мордехай. – «Не прошло и недели после получения этой вести, тело Сары было обнаружено у основания крепостного вала. Никто не знает, бросилась ли она вниз в отчаянии или случайно оступилась – от нее, увы, сильно пахло вином, – или ее сбросили умышленно. Как бы то ни было, никто не возьмет на себя труд разбираться в причинах смерти прачки, и я одна оплакиваю ту красивую Сару, которую знала.

Главным образом я обеспокоена тем, что перед тем, как пришло твое письмо, она попросила у меня громадную сумму денег – тысячу су, – сказав, что ей нужно вернуть долг знакомому, который стал ей угрожать. Клялась, что это ненадолго, что она ждет более крупной суммы от Иосифа, который преуспевает на новой работе. В течение многих лет я давала ей различные суммы, она никогда не возвращала их, и на сей раз я ей отказала. Сумма была слишком большой, и я боялась, что она тут же достанется Иосифу. Теперь я не знаю, был ли за ней долг и угрожал ли ей заимодавец. У нее были грубые друзья, вполне способные на такую месть.

Как бы я ни относилась к этой истории, понимаю, что ошибалась. Если будешь так любезен, что напишешь мне, для меня это будет большим утешением». Вот и все, что она пишет об Иосифе и Саре. Что вы думаете?

– Что думаю, Мордехай? Думаю, тысяча су позволила бы сыну прачки путешествовать из Мальорки в другие места. Откуда он мог взять денег на все эти путешествия, не представляю.

– Он мог бы и купить себе одежду, подобающую знатному дворянину, – сказал Мордехай.

– Несомненно, – произнес Исаак. – Однако прежде всего я верю, что Господь избавил всех нас от поисков возмездия глупой, порочной женщине. И на вашем месте, Мордехай, я написал бы сеньоре Перле учтивый, добрый ответ.