Текст книги "Припарка для целителя"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Упомянул об этом, – сухо ответил Бонаструх. – Впечатления на них это не произвело. Это скверный год для жалоб. Его величество все еще на Сардинии, управляющий провинцией сказал, что это местный вопрос, а у города не хватает денег из-за дополнительных поборов на войну.

– Мы тоже много выложили на войну, – сказал Махир Равайя.

– Это так, – сказал Бонаструх. – Но для большинства из нас этот год был удачным, отчасти потому, что война способствовала развитию торговли. Предлагаю видеть в этом дополнительный налог и отложить эти деньги как незначительные.

Послышался смешанный ропот одобрения и недовольства, Бонаструх мудро истолковал его как согласие.

– Думаю, самый важный вопрос – это безопасность гетто, – сказал Аструх Каравида.

– Да. Как долго будем оставаться закрытыми и насколько надежно закрытыми.

– Думаю, что в прошлом году, – раздался сухой голос из самого темного угла, – мы были слишком уж беспечными. Будет невредно оставаться в наших стенах с захода солнца в среду перед так называемым священным временем до восхода в понедельник с окончанием этого времени. Это одиннадцать дней и двенадцать ночей.

Наступила пауза, все обдумывали это предложение. Голос ученого Шальтиеля имел большой вес.

– А как быть с чрезвычайными обстоятельствами? – спросил наконец Видаль Бельшом.

– Не представляю, какие чрезвычайные обстоятельства могут заставить нас выйти в тот мир, но если такое возникнет, можно быстро собраться и решить, что делать.

– В таком случае, – послышался другой голос, – полагаю, нужно договориться об этом сейчас, потому что многим нужно будет сделать приготовления. Тем, у кого есть мастерские, потребуется запас материалов, чтобы не бездельничать.

– Думаю, многие из нас уже приготовились в известной мере, – заговорил один из оружейников. – Я сказал своим клиентам несколько недель назад, что им нужно пораньше сделать заказы на весну и лето. Они сделали, поэтому у меня уже есть материалы для работы.

– Я предвижу проблемы у пекарей, мясников и торговцев рыбой, – сказал Видаль. – Легко сделать запасы металла, ткани и кожи. Однако нельзя сделать запас мяса и надеяться, что оно не испортится.

– Мы знаем дни и время дня, когда могут возникнуть беспорядки, – заговорил Бонаструх, превосходно умевший предотвращать споры. – Если в городе будет тихо, мы вполне можем открыть ворота утром на несколько часов, когда поблизости не будет смутьянов, и до того, как люди начнут пить.

Несколько человек принялись одновременно хвалить это предложение. В другом углу двое сидевших рядом принялись болтать.

– Вы не раскрываете рта, сеньор Исаак, – сказал Мордехай ему на ухо.

– Потому что почти каждый год поднимаются одни и те же вопросы и решаются одним и тем же образом, – ответил врач. – Эти собрания необходимы, но на эту тему мне сказать нечего. Важнее всего, насколько прочно мы запремся, когда запремся и насколько будем бдительны при открытых воротах.

Бонаструх Бонафет поднялся на ноги.

– Соседи, прошу вас, – сказал он. – Если все говорят, никто не может слушать.

– Что значит «прочно запремся»? – спросил Махир.

– Именно это, – ответил Бонаструх. – Все ворота, все двери в каждом доме, выходящие в город, должны быть заперты и закрыты на засов, все окна должны быть закрыты ставнями и решетками. Согласны?

Послышался одобрительный ропот.

– Как мы узнаем, что это сделали все? – спросил Махир. – Три года назад, когда пекарь…

– Каждый дом на внешней границе будет инспектироваться, – ответил Бонаструх. – Если понадобится, ежедневно.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мудрый врач не воспринимает болезнь легко.

Лука как будто говорил правду. Держался в стороне от еврейской общины, бывал в гетто лишь по тем поводам, что и любой христианин в Жироне – посмотреть перчатки у Эфраима, купить хлеба у Моссе, справиться о цене подгонки новых сапог – кроме того, люди замечали время от времени, что он заходил к Мордехаю. Было ясно, что он уютно устроился в христианской общине.

Однако если Лука старательно избегал еврейской общины, из которой – по его словам – вел происхождение, община пристально наблюдала за ним, как за интересным объектом слухов. «Я слышала, этот молодой человек, который ворвался, когда отмечали родины маленького Вениамина, – так назвали маленького сына Исаака и Юдифи, – …нашел жилье у столяра Ромеу», – сказала Дольса, пришедшая, предусмотрительно взяв с собой племянника, навестить Юдифь и взглянуть на младенца, уже трехнедельного и спокойно спавшего. В эти беспокойные дни после рождения Вениамина у Даниеля и Ракели почти не было времени поговорить или хотя бы улыбнуться друг другу.

– Это лучше, чем останавливаться у Родригеса, где собирается всякий сброд, – сказала Юдифь. – Не знаете, как поживает сеньора Рехина? – спросила она. – Вчера я слышала, что ей не становится лучше.

– Ромеу делает для нас новый прилавок, – сказала Дольса, – поэтому мы с ним много общаемся. Наш старый так искривился, что если Эфраим кладет на него перчатку или бусинки с драгоценными камешками, чтобы клиент рассмотрел те или иные украшения, они скатываются, иногда даже на пол.

– Работа Ромеу не будет такой, – сказала Юдифь.

– Конечно, – сказала Дольса. – Ромеу превосходный мастер. И любит удостовериться, что знает, что нам нужно. Всякий раз, когда он привозит в мастерскую новые доски, они с Эфраимом долго их обсуждают. Когда это было в последний раз, я пошла с мужем и ненадолго заглянула к Рехине. Ее вид потряс меня.

– Ей не лучше? – спросила Юдифь. – Я надеялась, что она пошла на поправку, так как Ромеу не вызывал Исаака несколько месяцев.

– Ей гораздо хуже. Рехина совсем не выходит из дому, то ли не хочет, то ли не в состоянии. Я принесла ей очень лакомое блюдо из подслащенных яиц с лимоном и специями, думала, оно соблазнит ее немного поесть, но она сказала, что ей ничто не идет в горло. Что от вида и запаха еды ее тошнит, хотя она старается есть ради отца.

– Что она делает? – спросила Юдифь.

– Ведет дом, как только может. Сказала мне, что старается работать, хотя ей это трудно. Штопает одежду Ромеу, старается сшить ему новую рубашку, но не может спать, когда следует, а когда сидит, сосредоточившись на чем-то, то засыпает – или снова начинает плакать.

– Нужно для нее что-то сделать, – сказала Юдифь.

– Ромеу сказал мне, что махнул рукой. Рехина говорит ему, что тратить деньги на врача бессмысленно, потому что она не больна, просто несчастна. Но, Юдифь, если б вы только ее видели! Она тонкая, как ивовый прутик, совершенно бледная. Жить без еды нельзя, а я уверена, того, что она съедает, не хватило бы и мухе.

– Бедняжка, – сказала Юдифь. – Она была такой хорошенькой, приятной девушкой, что я не сомневалась – к ней посватается другой молодой человек. Но если она теряет свою привлекательность, свои приятные манеры, как это может случиться? Притом она небогата.

– Ее отец преуспевает, – сказала Дольса. – Только я не думаю, что он богат. Рехина, добрая, трудолюбивая, умная девушка с неплохим приданым, без труда нашла бы мужа. Можно подумать, она делает это нарочно. – Дольса недоуменно покачала головой. – Не понимаю этого, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Когда в мире столько страданий, почему она не прилагает всех усилий, чтобы забыть о своем несчастье?

– Может, пыталась и не смогла, – оживленно сказала Юдифь. – Вспомните, что недавно умерла ее мать. Эту женщину не так-то легко забыть. А как живущий у них Лука зарабатывает на хлеб? – спросила она. – Или существует на щедроты Ромеу?

– Он называет себя лекарем и торговцем травами, – сдержанно ответила Дольса, не глядя на соседку. – Думаю, зарабатывает небольшие деньги, продавая травы и микстуры людям, которые верят, что его смеси помогут им.

В то время, когда Дольса развлекала Юдифь последними слухами о Луке, этот молодой человек сидел в своей комнатке под крышей в скромном, небольшом доме столяра Ромеу, разглядывал набор сушеных трав, лежавших перед ним на столе. И тоже думал о небольших деньгах, которые приносят ему травяные смеси. Если б не щедрый домохозяин Ромеу, который кормил его и сдавал комнату за половину цены, которую брали бы с него в любом другом месте, ему бы пришлось уезжать и искать заработков в другом городе. Лука вздохнул и стал выбирать составные части простого лекарства от боли в горле для одной из своих пациенток.

– Не понимаю, почему вы не вылечите дочь Ромеу, – сказала эта старая дама. – Раз можете вылечить мое горло и уменьшить боли в животе, то должны быть в состоянии сделать что-то для такой здоровой юной девушки. Видели бы, какой хорошенькой она была до этого.

– До чего, сеньора? – небрежно спросил Лука. – Вы забываете, что я в этом городе недавно. Не знаю здешних людей так, как вы.

– Кого я знаю? – пренебрежительно сказала она. – Никого совершенно.

– Большинство жителей города, – сказал Лука. – Я не встречал ни единого человека, который не отзывался бы о вас в высшей степени похвально.

– Это любезно с вашей стороны, молодой человек, – сказала дама с блеском в глазах, – но я знаю, что говорят обо мне. Однако могу вам сказать, что пока молодой человек Рехины не отправился в армию сражаться на Сардинии за короля – сейчас он в каком-то безбожном месте в другом конце мира и возвращаться не собирается… – Она закашлялась и сглотнула с большим трудом. – Все еще немного больно…

– Вот, сеньора. Выпейте еще полчашки этой микстуры, – сказал Лука, подавая ей чашку со сладким вином, медом и травами.

Дама выпила, улыбнулась и стала продолжать свой рассказ.

– Рехина не всегда была тощей и бледной, постоянно плачущей. Все знают, что не будь какого-то чуда, она бы умерла. Я молюсь за спасающее ее чудо, но в свое время я была порочной, – засмеялась она, – и думаю, добрый Господь Бог не особенно прислушивается к моим молитвам.

– Чудо, – пробормотал Лука. – Вот что, сеньора, – весело заговорил он, – мне приятно слушать вас и слышать, насколько лучше звучит ваш голос сегодня, чем вчера. Если у вас есть кувшин, я приготовлю вам еще этой новой смеси. Пока не пейте, но, когда колокола зазвонят снова, размешайте ее как следует ложкой и выпейте полчашки. Потом при каждом звоне колоколов пейте, пока будет в этом необходимость. Только не больше, чем по половине чашки, – и с улыбкой погрозил ей пальцем. – Слишком много будет вредно. Я приду завтра узнать, как вы себя чувствуете.

Лука шел медленно, очень медленно, обратно к скромному каменному дому в пригороде Сант-Фелиу, где у Ромеу была мастерская и жилье. Думал о состоянии своих сапог и камзола, потом о тощем кошельке, хотя платил Ромеу гроши за чистую комнату с кроватью и полками для трав и за сытную еду трижды в день.

Он знал, что нравится людям. Почти всем, пожалуй, за исключением нескольких человек в еврейской общине, которые подозрительно относились к нему после того, как он две недели назад явился непрошенным в дом сеньора Исаака. Это казалось такой превосходной возможностью, с сожалением подумал он. Пойти искать своего родственника в дом врача, познакомиться с обоими этими людьми. Но его надежды не оправдались, и, не считая этой старой дамы да еще троих-четверых, кто вызывал его из любопытства, никто не интересовался его лечением. Чудо, вот что ему нужно. Как сказала эта старая дама. Чудо. Вылечить бы дочь домохозяина, мечтательно подумал он. Бледную, печальную дочь Ромеу. Это заставило бы город обратить на него внимание.

Та неделя окончилась вербным воскресеньем. Прохладный ветер с холмов ерошил волосы, трепал вуали, колыхал подолы платьев, но солнце светило ярко, и птицы изливали душу в песне. Лука проснулся в то утро, когда колокола большой церкви Сант-Фелиу присоединились к колоколам собора в призыве верующих к мессе. Соскочил с кровати, быстро умылся и оделся. Открывая дверь, услышал голос домохозяина, резкий, но негромкий, поднимавшийся к его комнате под крышей.

– Рехина, вставай. Сегодня воскресенье, предпасхальное воскресенье. Пошли со мной в церковь.

– Не могу, папа, – послышался в ответ голос, которого он почти не слышал раньше. – Не могу появляться перед всеми, терпеть их сочувствующие взгляды. Я очень усталая, очень жалкая. Как мне идти в церковь, если никак не перестану плакать?

Лука впервые задумался над тем, что может быть с дочерью Ромеу. С ним никто не говорил о ней, кроме старой дамы. Ромеу, видимо, считал, что ему следует знать; все остальные только вздыхали, покачивали головами или говорили: «Бедная Рехина», словно было ясно, что с ней.

Она спускалась поесть и почти ничего не ела. Была тощей. Молчаливой. Держалась так, словно его не существовало.

Лука вышел один, ломая голову над проблемой Рехины.

Понедельник, 30 марта

– Папа, где ты был? – спросила Ракель, легко сбежав по лестнице во двор, когда Исаак вошел в ворота. – Мама спрашивала о тебе.

– Что-нибудь случилось? – спросил Исаак.

– Не думаю, – ответила Ракель. Сделала паузу. По всему городу колокола зазвонили к обедне, на время заглушив их разговор. Из кухни потянуло запахом тушеного мяса, Наоми и Хасинта принялись готовить обед. – Похоже, сейчас она беспокоится из-за всего.

– После родов у твоей матери это обычное дело, – сказал врач. – Такова уж ее натура. Ей приятно знать, что каждый находится на своем месте. Но давай присядем, выпьем чего-нибудь холодного. Когда ветер слабый, мартовское солнце печет почти как в июне.

– На столе кувшин напитка из сока горьких апельсинов с медом. Наоми решила, что, когда вернешься, ты будешь разгоряченным и захочешь пить. Далеко ходил?

– Совсем недалеко. Навестил сеньора Мордехая. Мы говорили об этом травнике, – ответил Исаак. – Кажется, сейчас он представляет собой любимый предмет сплетен в городе.

– Я видел его сегодня утром, – сказал Юсуф, сидевший в солнечном углу, склонившись над небольшой книгой в кожаном переплете. – Когда собирал травы. Он как будто следовал за мной, срывал те же, что и я, будто хотел узнать, что мы используем. И много говорил.

– О чем? – спросила Ракель.

– Обо всем. О травах, которые растут в окрестностях Генуи, для чего они применяются и насколько опасными могут быть некоторые. Потом спросил, используем ли мы какие-то из них, но я не узнал их по названиям, которые употреблял Лука, а когда он стал смотреть вокруг, ища эти травы, не увидел ни одной.

– У каждого растения много названий, – заметил Исаак. – Поэтому важно хорошо знать их все и штудировать книги, где даются их точные описания, иначе можно наделать очень серьезных ошибок.

– Лука предложил обменяться рецептами для разных болезней, – небрежено сказал Юсуф. – Сказал, что это будет очень полезно для нас обоих.

– И ты согласился? – спросил Исаак.

– Нет, конечно, – ответил мальчик. – Думаю, он пытался выведать все наши лекарства, чтобы воспользоваться ими и постараться отбить у вас всех пациентов.

– Юсуф, для лечения людей мало умения собирать нужные травы. Ты это знаешь. Если он предложит еще что-то подобное, не отказывайся помочь ему.

– Но с какой стати выдавать ему ваши секреты?

– Не думай об этом таким образом. Я настаиваю, чтобы ты оказал ему содействие. Если он честный человек, это поможет ему помогать другим; если им движут недобрые желания, это может послужить припаркой, вызвать обострение зла и дать возможность вывести его наружу и обезвредить.

– Господин, вы уверены в этом? – спросил Юсуф. – Люди говорят, что он уже посещает некоторых из ваших пациентов.

– Тебя беспокоит, что я недостаточно занят? – спросил Исаак. – Мне кажется, работы у нас больше, чем мы в силах сделать.

– Это так, господин, – сказал Юсуф, несколько обескураженный, но упрямо стоявший на своем. – Он предлагал продать вам – вам – часть своего запаса особого укрепляющего средства. Сказал, что у него вкус горьких трав, и – за время которого требуется, чтобы вскипятить воду на жарком огне – тот, кто его выпьет, почувствует себя лучше. Какая бы то ни была болезнь.

– Юсуф, ты подал мне хорошую мысль, – сказал Исаак. – Наш уважаемый сосед Мордехай чувствует себя усталым и каким-то странным образом нездоровым. Думаю, нужно будет попросить его послать за своим родственником, юным сеньором Лукой, и попросить его чудодейственной смеси. Может быть, ему станет получше.

– Сеньор Мордехай, папа? Я видела, что он вчера шел вверх по склону к воротам, как молодой олень. Как он может быть больным?

– Поверь, дорогая моя, если я говорю, что он болен, значит болен. Теперь мне нужно пойти, поговорить с ним. Юсуф, я очень рад, что ты упомянул об этом. Ракель, скажи, пожалуйста, матери, что я ушел ненадолго. Во всяком случае, запахи с кухни привлекут меня задолго до того, как будет готов обед.

– Притвориться больным? Мой добрый друг Исаак, что угодно, только не это.

– Помнится, кто-то обещал сделать все, что угодно… не задавая вопросов.

– Речь шла о деньгах или какой-то материальной поддержке, которую я мог оказать вам, но улечься в постель, отвернуться от всех моих клиентов – я сейчас очень занят. Вы не представляете, как занят. В течение двенадцати дней, начиная с четверга, никто не сможет вести с нами дела здесь, в гетто, и, по крайней мере, двое хороших людей из христианской части города разорятся, если я немедленно не позабочусь об их нуждах. Они зависят от моей помощи уплатить за товары, которые привезут в город на будущей неделе. Восстановить свою репутацию мне уже не удастся.

– Это не обязательно делать немедленно, – заговорил Исаак. – Я сомневаюсь, что это принесет кому-то вред, в ближайшую неделю-другую определенно. Но если сможете сделать это для меня в то время, когда попробуете казаться больным в течение двух-трех дней, это будет интересно и полезно. Ложиться в постель вам нет нужды. Работайте спокойно в кабинете, но в течение этих дней не принимайте посетителей.

– Ну что ж, – сказал Мордехай. – Я подумаю, как это сделать. В конце концов, вы обещали найти мне кого-нибудь сдержанного и надежного для поездки на Мальорку и встречи с Фанетой и ее матерью.

– Я обещал, сеньор Мордехай?

– Конечно. Это была ваша мысль, разве не так?

– Признаю, моя, – сказал врач.

– Думаю, теперь самое время привести ее в исполнение.

– Почему?

– Я получил ответ на письмо в Севилью, – сказал Мордехай. – Большая часть его не интересна никому, кроме меня, но я прочту вам то, что раввин пишет о моих тамошних родственниках.

– Будет очень интересно, – сказал Исаак.

– Он написал: «Сеньора Фанета и юный Рувим три года назад уехали из Севильи на Мальорку вскоре после смерти ее мужа. Мальчику тогда было почти двенадцать лет. Они собирались жить вместе с Перлой, матерью Фанеты, но с тех пор я не имел о них никаких вестей. Не вижу, зачем какому-то молодому человеку выдавать себя за Рувима. Сын Фанеты должен говорить, как житель Мальорки. Мальчик говорил, как все в севильской альхаме, но с матерью разговаривал на ее родном диалекте, хотя она часто жаловалась, что он говорит на нем плохо. Рувим хороший парнишка, но не обладает способностью к языкам, как я знаю по своему горькому опыту. Учить его ивриту было мучительной задачей и нелегким испытанием для моего терпения». Вот и все, Исаак, что он знает о парне и его матери, поэтому полагаю, что искать дальнейшие сведения нужно на Мальорке.

– Будем надеяться, что когда найду нужного человека, он откроет истину, лежащую за этими уловками.

– Уловками?

– Мордехай, неужели вы забыли, что вот уже второй раз к вам является человек, называющийся сыном Фанеты? Скажите, походит ли кто из этих родственников на Фанету или Перлу, или вашего дядю, или на кого-то из других членов вашего семейства?

– Исаак, я разглядывал их лица и не обнаружил ни одной знакомой черты. Если объявление, что я болен и лежу в постели, поможет разоблачить самозванца, я сделаю то, о чем вы просите, но через неделю или две.

– Спасибо, друг мой.

– Только скажите, Исаак, что вы – как врач – думаете о нашем новом травнике?

– Я? У меня нет никакого мнения. Кроме того, что он кажется превосходным врачом.

– Превосходным?

– Да. Он угождает любым вкусам. Для евреев он еврей, вынужденный скрывать свою веру; для христиан – христианин, вынужденный общаться с евреями. Матерям он жеманно улыбается, как преданный сын, которого у них не было, для дочерей – насколько я понимаю, он лечит их болезни, издавая глубокие вздохи.

– Он не нравится вам, сеньор Исаак?

– Нравится, друг мой. Думаю, он очень располагающий к себе молодой человек. Пока что я не доверяю ему. И не уверен, что он доверяет себе.

Вторник, 31 марта

Этим утром Лука снова поднялся вместе с птицами и отправился с вместительной, повешенной на руку корзиной на холмистые поляны к юго-востоку от города. Если не считать небольшой человеческой фигурки в отдалении, он был один. Когда фигурка приблизилась, он помахал рукой.

– Вы рано вышли, – приветливо крикнул мальчик.

– Привет, Юсуф, – сказал Лука. – Я все ищу тот самый цветок. Надеялся, что на этих склонах могут появиться ранние.

– Вы здесь не сможете найти их в течение месяца или больше, даже если погода будет очень теплой, – сказал Юсуф. – Но поскольку он вам нужен, я проверил наши запасы трав, и у нас осталось их много с прошлого года. Или этот цветок должен быть свежим?

– Нет, вовсе не должен.

– Тогда я принес немного, раз вам нужно, – сказал Юсуф. – Берите.

– А если твой учитель обнаружит нехватку?

– Он велел поделиться с вами, раз вам нужен этот цветок. У нас их достаточно. Надеюсь, у вас будет приятный день, – добавил он. – Мне нужно идти. У меня занятия в соборе.

С этим загадочным замечанием Юсуф слегка поклонился и побежал вниз по склону холма.

– Господин, я опять встретил этого нового лекаря, – сказал Юсуф, когда они собрались за обеденным столом. – Луку. Он собирает травы, чтобы приготовить микстуру от меланхолии.

– Это тот молодой человек, который приходил сюда, так ведь, Исаак? – спросила Юдифь.

– Так, дорогая моя. А откуда ты знаешь, что он собирается лечить меланхолию? – спросил врач.

– Он искал цветы того растения, с которым ведьмы делают заговоры. Это растение с маленькими ярко-желтыми цветочками, которое вырастает иногда мне по колено. Я называю их ведьмиными цветами. Это одно из растений, которое он искал, когда я последний раз видел его. Сказал, оно нужно ему для пациента с ожогами.

– Оно смягчает боль при ожогах, – сказал Исаак. – Но почему ты думаешь, что он искал его для лечения меланхолии?

– Я заглянул в его корзинку, там лежала буковица и много розмарина, ничего больше. Эти растения не помогают при ожогах, так ведь, господин?

– Пожалуй, нет, – ответил Исаак.

– А я помнил, что вы велели, и прихватил пакетик сушеных ведьминых цветов, потому что в последнее время Лука часто выходит по утрам. Надеюсь, вы не против, господин, – торопливо добавил он. – У нас их много, и мы пополним запас, когда эти растения зацветут снова.

– Правильно сделал, Юсуф, – сказал Исаак.

– И отдав их ему, я сказал, что мне нужно уходить, но когда оглянулся, он быстро шел в направлении дома Ромеу.

– Видимо, хочет вылечить дочь своего домохозяина, – сказал Исаак.

– Сделать то, в чем ты не добился успеха, папа? – спросила Ракель.

– Как ты его мне описала? – сказал ее отец. – Молодой человек с красивыми каштановыми волосами, светло-карими глазами и своеобразным, красивым лицом?

– Как ты запоминаешь все мои глупые слова? – сказала Ракель. – Но он красивый молодой человек.

– Возможно, рецепт твоей матери для Рехины окажется лучше моего, и если Лука своим обаянием заставит ее есть и облегчит ее меланхолию светло-карими глазами, может быть, она поправится. Успокаивающие травы наверняка помогут. Желаю ему успеха.

Остальную часть утра Лука провел, делая отвары из всех трех трав. Когда они достигли нужной крепости, попробовал их, затем смешал, очень сожалея, что никто не может сказать ему, в каком количестве использовать каждый для микстуры. Результат оказался очень горьким. Он добавил в жидкость чуть-чуть меда и немного вина. Вкус получился странный, но приятный. Чуть подумав, выпил довольно большую дозу. Со сжавшимся сердцем подумал, что может увеличить страдания Рехины, дав ей питье, которое вызовет рвоту или причинит вред.

Вечером, когда Рехина извинилась и ушла в свою маленькую спальню, Лука обратился к домохозяину.

– Сеньор Ромеу, – сказал он, – я невольно заметил, что ваша дочь несчастна до грани заболевания. Позволите мне попытаться помочь ей?

– Помочь ей? – переспросил Ромеу. – Как? Поедете в Афины, убедите ее молодого человека, что ему лучше вернуться сюда и работать, чем воевать и становиться богатым? Если попытаетесь, желаю удачи.

– Сделать этого не могу, – заговорил Лука. – Я травник, а не чудотворец. Но мой учитель обучил меня делать микстуру, которая облегчает душу, излечивает головную боль, возвращает сон и аппетит. Я ходил в холмы и нашел нужные ингредиенты, отварил их и смешал. Пробовал их на всех стадиях, и мне вреда они не причинили.

– Они помогли вам?

– Голова у меня не болит. Я хорошо сплю, хорошо ем, чувствую себя бодрым, поэтому не думаю, что они для меня что-то изменят. Но утром я выпил довольно много, и не ощутил никакого вреда.

– Можете дать Рехине эту микстуру, если она захочет ее принять, – сказал Ромеу. – Только сперва объясните ей, что делаете. Не хочу, чтобы мою дочь обманывали, пусть даже для ее пользы. Хватит с нее мужских обманов.

– Можно попробовать сейчас? – спросил Лука.

Вместо ответа Ромеу поднялся и подошел к лестнице, ведущей к комнате наверху.

– Рехина! – позвал он. – Будь добра, спустись.

Минут через пять несколько взволнованная Рехина спустилась, затягивая шнурки корсажа и поправляя шаль. Глаза ее были красны от слез.

– Мое дорогое дитя, – сказал Ромеу, – Лука хочет дать тебе снадобье, чтобы несколько облегчить твои боль и печаль.

– Как он сможет это сделать? – спросила она глухим голосом. – Папа, это никому не под силу. Мне надоело появляться перед врачами, лекарями и всевозможными мужчинами, которые не понимают, почему я страдаю. Пожалуйста, оставь меня в покое.

– Прошу вас, сеньора Рехина, – заговорил Лука. – Я глубоко благодарен вашему отцу, и мне больно видеть, как вы страдаете из-за своего горя. Если смогу облегчить его хотя бы немного, уменьшатся и ваши страдания.

– Как вы сможете? – спросила она с внезапной вспышкой гнева. – Думаете, я страдаю от укуса пчелы, к которым можно приложить толченые листья, вывести яд и унять боль? Мои яд и боль глубоко в моем существе, никому не доступные.

– Позвольте мне попытаться, – сказал Лука. – Дайте, по крайней мере, три дня, и потом, если захотите, я больше никогда не заговорю об этом.

– Рехина, позволь ему попытаться, – мягко сказал ее отец.

– Если хочешь, папа, – сказала она, возвращаясь в состояние тупой апатии.

Лука поставил свою корзину на стол и достал из нее заткнутую пробкой склянку. Встряхнул ее, чтобы все хорошо перемешалось, откупорил и наполнил деревянную чашку до краев.

– Вот что я смешал для вас, – сказал он, показывая ей. Поднял чашку и выпил половину. – Ну вот. Видите, я не боюсь пробовать свои лекарства. Окажете мне честь выпить остальное?

– Если потом позволите мне вернуться в мою комнату, выпью.

Рехина выпила микстуру, сделала реверанс обоим и стала подниматься по лестнице.

– Как думаете, она будет принимать это снадобье еще три дня? – спросил Лука.

– Она согласилась, – ответил Ромеу. – И слова своего не нарушит.

– Тогда ей должно стать хоть немого лучше.

– Очень на это надеюсь, – сказал Ромеу. – Потому что, если ей станет хоть в чем-то хуже, вы очень пожалеете, что решили поселиться у меня.