Текст книги "Припарка для целителя"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Вы знакомы с ним? – небрежно спросил сержант.

– Видела его, – ответила кухарка. – Но моя сестра работает там, она его знает. Говорит, очень разговорчивый и приятный. И ловко работает руками. Починил любимое ожерелье моей сестры, которое сломалось. Он из Валенсии. Можете себе представить? Такая даль.

– Не такая уж даль, сеньора, если ты солдат, – сказал сержант, подавшись вперед и доверительно улыбаясь ей. – Мы где только не бываем, но всегда возвращаемся домой, если можем. – Потрепал ее по лежавшей на столе руке. – Больше никого припомнить не можете? – небрежно спросил он. – Потому что если у него золотистые волосы и он из Валенсии, то это никак не наш парень.

– Он ничей парень, – сказала Бланка, – если хотите знать мое мнение. Больше похож на девушку с бородкой, чем на мужчину. Я бы не вышла за него, если б он пришел с мешком золота на спине.

Сержант улыбнулся ей и поднялся на ноги. С большим сожалением посмотрел на еду, остающуюся на столе.

– Где эта финка? – спросил он. – Мы сбережем какое-то время, не заезжая туда.

– Прошу прощенья, сержант, – с жалким видом сказал Габриель, когда их лошади шли к большой дороге. – Я подумал, там кое-что есть.

– Есть, парень, есть, – весело сказал Доминго. – Мы нашли его, это точно. Только сестра кухарки как будто привязана к этой злобной твари и предупредит его, если не будем осторожны. Кто сейчас живет там? – спросил он. – Я слышал, старая семья вымерла, и финку приобрели новые люди.

– Какой-то преуспевающий сеньор с женой, она сестра сеньора Хайме, нотариуса, – ответил Габриель. – Не могу представить, что они замешаны в какое-то преступление. Все о них хорошо отзываются.

– Любопытно, однако, как он устроился работать в такой дом, – сказал сержант. – Может быть, через сеньора Хайме.

– Поедем к финке, арестуем его? – спросил Габриель. Они остановились на дороге, и лошади начали нервничать.

– Сейчас нет, – решительно ответил сержант. – Думаю, вернемся, доложим его преосвященству.

Колокола звонили к вечерне, когда Хасинта, кухонная служанка, мыла тарелки после ужина. На сей раз звон не прервал почти никаких разговоров. Когда он утих, в столовой воцарилось гнетущее молчание. Близнецы ушли спать сразу же после заката; Вениамин спокойно дремал в колыбели. Ракель взглянула на молчаливых родителей и стала было подниматься из-за стола, но передумала. Больше никто не шевельнулся.

– Это были шаги у наших ворот? – неожиданно спросил Исаак.

– Нет, папа, – ответила Ракель. – Думаю, не пойти ли нам узнать, как дела в доме Ромеу.

– Юсуф сообщит, если мы понадобимся, – сказал Исаак. – Предпочитаю ждать здесь. Ракель, почитаешь мне?

Младенец вскрикнул. Юдифь вскинула голову, очнувшись от какого-то сна наяву, и стала ждать. Вскрик раздался снова. На сей раз она поднялась и вышла из комнаты.

– Конечно, папа, – ответила Ракель. – Что тебе почитать?

– У меня в кабинете есть копии различных справочников по травам, – сказал он. – Они должны лежать все вместе. Я стараюсь вспомнить, какие смеси рекомендует каждая из различных школ. Пусть Ибрагим поможет тебе принести их сюда.

– Как хочешь, – сказала Ракель. Ей казалось, что отец уже знает пропорции, свойства, опасности и применение сотен смесей, и ему сейчас не нужно узнавать большего, но все было лучше, чем праздно сидеть в напряженном молчании.

Ракели казалось, что она уже читает несколько часов, хотя она дошла до конца только одного тома, отыскивая и зачитывая материалы о десяти-двенадцати растениях. Наоми зашла, сказала, что хозяйка заснула с младенцем, и спросила, что ей делать.

– Отправь всех в постель, Наоми, – сказала Ракель. – Я сижу с папой и позабочусь о чем угодно, если возникнет нужда. Сама тоже ложись.

Она продолжала читать, думая, когда ее голос настолько охрипнет, что придется прекратить это. Неожиданно ее отец поднял руку.

– Ш-ш-ш, – негромко издал он и повернул голову к двери. – Кто-то подходит к нашим воротам?

– Не думаю, папа, – ответила Ракель. – Продолжать чтение?

– Да, – ответил он. – Прочти мне…

– Папа, теперь я слышу приближающиеся шаги.

– Превосходно, – сказал Исаак. – Наверно, это добрый сержант Доминго, которого я отправил с заданием по нашему делу. Давай спустимся, выясним.

Колокол зазвонил, когда Ракель, следуя за отцом, достигла подножья лестницы.

– Я посмотрю, кто там, – негромко сказала она и, обогнув Исаака, пошла отпирать и открывать ворота.

– Даниель! – воскликнула она, распахнув их.

– Очень рад тебя видеть, – негромко сказал Даниель, войдя внутрь и крепко обняв ее. – Но, насколько я понимаю, существует какая-то веская причина для моего возвращения домой как можно скорее. Что случилось?

– Теперь, когда ты здесь, все в порядке, – сказала Ракель.

– Это не совсем верно, – сказал ее отец. – Я тоже очень рад твоему возвращению, но есть причины, и очень веские, по которым твое присутствие здесь требовалось как можно скорее.

– Значит, я опоздал? – спросил Даниель. – Я ехал быстро, как только мог.

– С кем ты был в дороге? – спросила Ракель.

– Сперва с одним курьером, который вез письма в Перпиньян. Он остановился на ферме с конюшней у самого города, где часто проводит ночи. Я оставил лошадь там и пошел пешком один. Это казалось проще, чем будить всех.

– Я рад, что ты так поступил, – сказал Исаак. – Ты пришел как раз вовремя. Был ты дома, имел возможность умыться и переодеться?

– Нет, сеньор Исаак, и хотя был бы рад смыть дорожную пыль, я не мог заниматься этим, не выслушав вас.

– Превосходно. Найдешь воду и все, что нужно, у меня в кабинете. Ракель, принесешь Даниелю свечу? Мы будем ждать в гостиной.

Когда Даниель вошел, у камина стоял стул, рядом с ним стол. На него Ракель поставила остатки ужина: тарелку сытного бараньего супа, пахнущего травами и пряностями; разнообразное холодное мясо; хлеб и оливки.

– Великолепно, – сказал Даниель. – До этой минуты не сознавал, как проголодался. Так вот, сеньор, – заговорил он, повернувшись к Исааку, – по дороге сюда я догадался, что у вас есть причина узнать как можно скорее, что я выяснил. И хотя у меня в узле есть бумага, где все записано, я почти все хорошо помню.

– Мне действительно срочно нужны эти сведения, – сказал Исаак. – Продолжай, пожалуйста, есть, раз голоден, но в промежутках между глотками скажи, что узнал относительно сына двоюродной сестры Мордехая.

– Самое главное, что я выяснил – сын Фанеты мертв, – сказал без обиняков Даниель. – Как и сама Фанета. Они умерли перед праздниками прошлой осенью. Никакой самозванец не может быть тем Рувимом.

– Умерли? Ты уверен?

– Так сказала сеньора Перла, мать Фанеты и бабушка Рувима, – ответил Даниель. – И даже будь они живы, никто из тех, кто приехал сюда и назвался Рувимом, совершенно на него не похож. Сын Фанеты был худощавым, высоким, смуглым, темноволосым, с зелеными глазами. У него был друг, возможно, Лука, – продолжал он. – Я нашел на рынке мальчишку, который много раз видел их вместе. Этот друг жил далеко, на окраине города, и уехал из Мальорки, по меньшей мере, год назад.

– Куда? – спросил Исаак.

– Он был учеником, – ответил Даниель. – И, закончив обучение, покинул город. Домовладелица не имеет понятия, куда он отправился. По ее словам, сказал учителю – который тогда болел, – что вернется. Но не вернулся. Я не мог поговорить с его учителем, потому что она не знала, где он. Скорее всего, умер, – сказал Даниель. – Я не смог его найти.

– Какая профессия была у его учителя?

– Он был столяром.

– Это интересно, – сказал Исаак. – Что еще?

– Так – у этого мальчика был еще один друг, живший в самой неблагополучной части города, неподалеку от сыромятен. Имени его не знаю, но мой маленький осведомитель повел меня туда. Когда я сказал женщине, жившей в этом доме, что мне нужно, на меня набросились соседи – я не получил повреждений, – добавил он, – но это было неприятно. – Взял еще хлеба и мяса и, умолкнув на время, стал есть. – И это было не первым нападением на меня. Казалось, кому-то в городе очень не нравились мои наведения справок.

– А волнений в городе не было? – спросил Исаак. – В это время года…

– Как будто не было, – ответил Даниель, с удовольствием взяв еще хлеба и мяса. – Похоже, они преследовали меня, потому что это был я, не потому что питали недобрые чувства против общины. При первом нападении меня схватили, связали и оставили в чьей-то кухне.

– Схватили и связали? – переспросила Ракель, разрываясь между смехом и страхом. – Даже не верится. А что потом? Как ты убежал?

– Мне помогла маленькая девочка, – ответил Даниель. – Ее зовут Бенвольгуда. Меня связали не очень крепко, а она принесла мне нож. Потом показала дыру в стене, через которую я смог уползти. Думаю, это было не слишком героически. Я очень испачкался и сильно потряс этим сеньора Маймо, очень элегантного сеньора.

– Похоже, у тебя было богатое событиями путешествие, – уклончиво сказал Исаак.

– Оно было очень интересным, – сказал Даниель. – Нам нужно будет когда-нибудь поехать туда, – добавил он, повернулся к Ракели и коснулся ладонью ее руки. – Это красивое место. Но помимо этого я привез пачку писем для сеньора Мордехая. Не знаю, связаны ли они как-то с целью моего путешествия, но, думаю, нужно сейчас пойти, отдать их.

Он с большой неохотой поднялся из-за стола.

– Думаю, это превосходная мысль, – оживленно сказал Исаак. – Ракель, будь добра, проводи Даниеля. Мне нужно вернуться в кабинет. – Он первым пошел по коридору к ведущей во двор лестнице. – Прошу тебя говорить тихо, – добавил он. – Твоя мать спит с младенцем, надеюсь, сможет проспать до утра, если позволит твой братишка.

Исаак обнял дочь, что-то негромко сказал ей на ухо и пошел к своему кабинету.

Ракель взяла Даниеля за руку и повела к скамье у фонтана.

– Давай немного посидим здесь, – негромко сказала она.

– Что сказал твой отец? – негромко спросил Даниель.

– Что нет никакой срочности, вынуждающей тебя так быстро уходить, и что ему нужно о многом подумать перед тем, как ложиться спать. Думаю, имелось в виду, что, если будем сидеть тихо, он нам не помешает.

Даниель взял Ракель за руки и поднес их к губам.

– Твои руки прекрасны в свете фонаря, – заговорил он. – Они такие изящные, сильные, однако, когда лежат неподвижно, похожи на теплый мрамор. Когда ты слушаешь кого-нибудь и откладываешь работу, они лежат на коленях или на столе совершенно спокойно, расслабленно. Ты это знала? Они никогда не двигаются в бессмысленных жестах, как руки других женщин, и сейчас они заставляют меня понять, что беспокоить сеньора Мордехая слишком поздно. Отнесу письма ему завтра утром.

– Ты в самом деле думаешь, что папа это имел в виду, уходя в кабинет? – спросила Ракель с бульканьем радостного смеха в горле.

– Не сомневаюсь, – ответил Даниель. – Он тоже из плоти и крови.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Нельзя сомневаться, что без глаз человек может видеть.

Исаак прочел вечерние молитвы и приготовился к ночи. Однако, вместо того чтобы искать кушетку, набросил на плечи большую шаль для тепла и уютно уселся в массивное кресло.

Все его познания и интуиция говорили ему, что, если ничего не предпринять, завтра невиновного будут судить за убийство, приговорят и выдадут городским властям, чтобы на другое утро повесить. Сведения Даниеля кое-что объясняли и были интересны во многих отношениях, но Луку они не спасут.

Он убеждал себя, что его уверенность в невиновности Луки должна откуда-то исходить. И поэтому где-то, даже без знания, кто настоящий убийца, должно быть какое-то знание, какая-то нить логических доводов, которые могут убедить епископский суд в невиновности Луки. Или эта вера пришла просто от самонадеянности и сочувствия Ромеу и Рехине? Верил ли он, что, поскольку сказал, что Лука невиновен, это должно быть правдой, так как он это он и поэтому прав? Исаак содрогнулся. Только сумасшедший или богоподобное существо могут так думать, а он надеялся – нет, знал – что не является ни тем, ни другим.

Исаак уставился в бездонную темноту и прислушался к голосам, сохранившимся в его сознании. «Он провел два дня, готовя лекарство, основанное на том, что видел, как готовил его учитель». Это был мягкий голос Рехины. «Он рассказывал мне о травах, которые находил в окрестностях Генуи». Это был голос Юсуфа. «Лука рассказывал мне о своей жизни на Мальорке и о проведенном на Сардинии времени». Это был голос Ромеу. Не Генуя, а Сардиния. Зачем лгать о том, где он бывал? Или он побывал в обоих местах? С какой стати путешествующему столяру собирать травы в Генуе – или на Сардинии? И с кем?

Не успел он найти какой-то разумной причины, как послышался стук в дверь, такой тихий, словно по ней провели веточкой с листьями.

– Да? – негромко произнес он.

– Господин, вы не спите?

– Входи.

– Томас проснулся и чувствует себя лучше, – сказал Юсуф. – Глаза выглядят нормально, и он вспоминает кое-что.

– Тогда нужно немедленно идти. Только на сей раз пойдем через ворота.

– Откуда вы знаете, что я не проходил через них?

– Потому что не слышал, чтобы к тебе обращался кто-то, когда ты входил, не слышал, как ты будил Ибрагима, не слышал скрипа ворот, который может разбудить мертвого, когда ты входишь подобающим образом.

– Потому я и не вошел так, господин, – сказал мальчик тоном оскорбленной невинности. – Не хотел ни беспокоить тех, кто во дворе, ни будить весь дом. Но теперь пойду, открою их как можно тише.

– Не как можно тише, Юсуф, но лишь с достаточным шумом, чтобы привлечь внимание Ракели.

Исаак взял легкий плащ, набросил на плечи и последовал за мальчиком во двор.

– Папа? – негромко произнесла Ракель.

– Ты еще здесь, дорогая моя? – спросил Исаак. – Мне нужно идти в дом Ромеу. Даниель с тобой?

– Да, сеньор Исаак, – ответил он.

– Тогда попрошу тебя об одолжении. Можешь посидеть с Ракелью, пока я не вернусь? Если холодно, можешь взять теплый плащ в моем кабинете. Закроешь за нами ворота, и, когда я вернусь, никого не придется беспокоить.

Мальчик лежал в постели, глаза его были широко открыты, в руке он держал кусок хлеба. Рядом с ним на табурете стояла пустая тарелка со следами супа.

– Сеньор врач, – сказал он, – я теперь могу вспомнить многое.

– Превосходно, – сказал Исаак. – Я рад. Как твоя голова?

– Временами побаливает, – ответил мальчик, – временами совсем ее не чувствую.

– Почему бы не показать, как много можешь вспомнить, рассказав о себе? – спросил Исаак. Мне интересно, как ты оказался в Жироне. По твоим словам, ты из Фигереса?

– Нет, сеньор, – заговорил Томас. – Я отправился туда, потому что мне сказали, что мой дядя, брат отца, уехал туда во время чумы. Но я не смог найти ни его, ни кого-то, кто о нем слышал, только один человек сказал, что он немного пожил там, а потом уехал в Жирону. Вот я и пришел сюда.

– А ты откуда?

– Из Сант-Фелиу, – ответил он. – Мы жили у моря. Во время одного из набегов моя мать, видимо, погибла, но я спрятался, и меня никто не видел. Какие-то люди ехали в Фигерес и взяли меня с собой. И вот что я вспомнил, сеньор.

– Что же?

– Его голос. Он говорил совсем как моя мать, когда напивалась и злилась на меня: И слова были те же самые, что у матери. Меня даже тоска взяла по родным местам.

Речь его замедлилась, голос стал сонным.

– Почему его голос напомнил тебе о матери? – спросил Исаак.

– Они из одного места, так ведь? – сказал Томас, зевая.

– Из какого? – спросил Исаак.

– Из Мальорки, само собой, – ответил Томас и заснул.

– Значит, у парнишки никого нет, – послышался низкий голос за спиной Ромеу.

– Да, Ромеу, видимо, никого, – сказал Исаак.

– Ты же это знал, – сказала Рехина, сидевшая на скамеечке у изножья кровати. – Иначе чего же он спал в той развалюхе у реки?

– Он мог убежать, – сказал Ромеу. – А если так, кто-то мог прийти за ним. Парнишка, похоже, хороший. Умный, сообразительный.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рехина.

– Он еще жив, – сухо ответил Ромеу. – Вот откуда.

– Мне нужно вернуться домой, – сказал Исаак. – Я еще надеюсь поговорить с человеком, у которого могут быть полезные сведения. Если Томас проснется до моего возвращения, спросите, была ли у парня в плаще корзинка. Если да, то какой формы. Доброй ночи.

– Сержант, капитан знает, где ты был? – холодно спросил Беренгер. – И чем занимался?

– Нет, ваше преосвященство, у капитана были дела в другом месте, и я не мог сообщить ему, – ответил сержант, лицо его ничего не выражало. – Я назначил лучшего из моих людей заменить меня на час-другой, пока меня нет, и поехал выяснить, есть ли правда в тех слухах, которые до меня дошли.

– И выяснил?

– Мы узнали кое-что интересное, ваше преосвященство. Какой-то молодой человек, лет, наверно, семнадцати, принят на должность секретаря управляющего большим поместьем к западу от дороги на Фигерес, милях в двух от города. Его взяли по рекомендации сеньора Хайме, нотариуса, которому он передал письмо от какого-то знакомого из Барселоны.

– Похоже, рекомендация слабая, – сказал епископ.

– Конечно. Но уверен, ваше преосвященство помнит, что многим людям сейчас трудно найти в помощники грамотных, умных, работящих молодых людей. Они рады взять любого, кто называет себя сведущим и выглядит довольно честным.

– Я знаю это, сержант.

– Я разговаривал с кухаркой на ферме рядом с этой финкой, – продолжал Доминго. – Спросил ее, как спрашивал всех этим вечером, есть ли поблизости какие-то новоселы. Она сказала об одном парне, который учился у монахов, приятном, разговорчивом, который приехал из Валенсии.

– И ты побеспокоил меня из-за этого? – спросил епископ.

– Нет, ваше преосвященство. Она еще сказала, если я верно помню ее слова, что он «симпатичный, с ангельской улыбкой, золотистыми волосами, ловко работает руками, починил любимое ожерелье моей сестры, которое сломалось». Это напомнило мне о человеке с ангельским лицом, который украл золотые мараведи из кошелька одного человека и заменил их медными монетами, этого никто не видел, кроме остроглазого и подозрительного хозяина таверны.

– «Ангельского вида молодой человек с именем, похожим на Рафаэль», – сказал Беренгер с быстро подавленной улыбкой. – Интересно, как зовут этого.

– И который появился невесть откуда с письмом от далекого знакомого сеньора Хайме, нотариуса. Я позволил себе вольность поговорить с ним перед тем, как беспокоить вас, ваше преосвященство, потому что если сеньор Хайме мог оказать этому молодому человеку значительную поддержку, то у меня нет оснований для подозрений.

– Но он не оказывал?

– Нет. Молодой человек вошел, отдал письмо и спросил, можно ли получить какое-нибудь место. Тут секретарь сеньора Хайме напомнил ему, что его сестра спрашивала, нет ли подходящего человека, потому что их управляющий завален работой и нуждается в трудолюбивом молодом помощнике.

– На этой финке дела, видимо, идут хорошо, – заметил епископ. – Нужно не забыть сказать Бернату. Всякий раз, когда мы ищем пожертвований, чтобы накормить или обеспечить жильем больных и бедных епархии, хозяйка поднимает жалобный вопль о страшной бедности.

– Когда я спросил, могло ли письмо быть поддельным, сеньор Хайме чуть подумал и сказал, что тогда не написал этому деловому знакомому, но немедленно напишет. И спросил, не возместит ли ему епархия расходы, если отправит письмо с курьером.

– Письмо можно отправить в нашей сумке, – сказал епископ. – Мы завтра ждем курьера из Барселоны.

– Я передам ему, ваше преосвященство, – с бесстрастным выражением лица сказал сержант. Он уже сказал об этом сеньору Хайме. – Потом, видимо, секретарь сеньора Хайме пошел в финку с этим молодым человеком и представил его хозяйке.

– Как он называет себя? – спросил Беренгер.

– Раймон, ваше преосвященство.

– Раймон, клянусь всеми святыми в раю, – сказал епископ. – Я хочу поговорить с этим молодым человеком. Возьми сколько нужно людей и приведи его.

Но когда сержант с шестью людьми приехал в финку, их птичка улетела.

– Не представляю, где он может быть, – с очень встревоженным видом сказала хозяйка. – Ужинал он здесь, я это знаю. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Он не из этих буйных молодых людей, которые привыкли скандалить и драться.

– Где он спит? – спросил сержант.

– У него комната над конторой управляющего, – ответила она, показав на маленькое крыло дома, образующее часть стены двора. – Ему это очень удобно.

Они пошли осмотреть эту комнату и увидели, как она удобна, лестница внутри двора, шедшая из комнаты секретаря, оканчивалась у калитки. Калитка была закрыта, но не заперта, и в спальне наверху никого не было.

Поиск в течение часа при свете фонаря в доме и надворных постройках не принес ничего. Молодого человека словно там и не бывало.

Исаак позвонил в колокол у ворот один раз, негромко; вскоре послышались быстрые, легкие шаги, затем борьба с засовом.

– Ракель? – спросил Исаак. – Где Даниель?

– Ш-ш-ш, папа, – произнесла она, открывая ворота. – Он спит в твоем кабинете.

– На моей кушетке?

– Где же еще? Ой, папа, он так устал с дороги, что постоянно клевал носом. Я сказала, что ему будет удобнее на твоей кушетке, и поскольку он как будто зябнул, укрыла его твоим плащом. Через минуту он заснул и все еще спит. Пойду разбужу его.

– Не беспокой его, дорогая моя. Я посплю в спальне твоей матери. Ракель, и вот что еще. Пошли посидим у фонтана.

Ракель внимательно слушала его негромкую речь, несколько раз кивнула и обратилась к отцу.

– Конечно, папа, – сказала она. – Может, будет и трудновато, но я позабочусь обо всем. Хорошо, что мама так занята с младенцем.

– Не стоит недооценивать проницательный взгляд и острый слух матери, дорогая моя, – сказал Исаак, потрепав ее по колену.

Поутру, едва слуги протерли глаза, Исаак появился у ворот Мордехая. Привратник не мог поверить, что кто-то может быть таким бесчувственным. Казалось невозможным, что человек, часто бывавший почетным гостем дома, явится в такой час и потребует, чтобы его проводили в спальню хозяина. Он долгое время беспомощно смотрел на Исаака, потом пришел к выводу, что просто не может прогнать его. Отвел гостя в комнату, где обычно ждали клиенты, и пошел наверх будить Мордехая.

– Давай, приятель, веди его наверх, – сказал Мордехай, не любивший, чтобы его будили так рано. – Нам нужно поговорить о многом. Усади его в гостиной, и пусть кто-нибудь принесет нам перекусить.

– Хорошо, сеньор Мордехай, – сказал привратник, расстроенный из-за того, что хозяин не выказал желания немедленно выпроводить врача.

– Входите, Исаак. По реакции привратника я понял, что час ранний.

– Боюсь, что ранний, но мне нужно поговорить с вами до начала дневных дел.

– Колокола уже прозвонили первый час?

– Да, Мордехай. Я не хотел будить вас раньше, разве что у меня бы не было выбора. Но причина того, что я здесь…

– Да, почему вы здесь? Что-то случилось?

– Нет, только прибыл курьер с пачкой писем для вас, и я хотел отдать их.

– И поэтому разбудили меня? Исаак, там наверняка деловые вопросы. Это очень любезно, только не следовало совершать таких усилий.

– Я не был в этом уверен. Письма от вашего друга сеньора Маймо.

– От Маймо? Значит, Даниель вернулся из Мальорки? В таком случае, я сейчас взгляну на них, – добавил он, не дожидаясь ответа. – Много времени не потребуется, чтобы выяснить, связаны ли они с моими запросами.

– Я буду ждать со всем терпением, – сказал Исаак.

Мордехай сломал печать на промасленном шелке пакета, который принес Исаак, и вынул пять писем. Осмотрел их, положил три на стоявший сбоку столик и сломал печать на одном из двух.

– Это от самого Маймо, – сказал он с рассеянным видом и быстро пробежал глазами аккуратные строчки. – Оно связано главным образом не с тем делом, по которому я посылал Даниеля. Возможно, второе письмо более интересное.

Когда он сломал печать на нем, вошла экономка с одним из слуг, несшим большое количество еды и питья. Мордехай сидел молча, пока они расставляли на столе завтрак, состоящий из фруктов, хлеба, хорошего сыра, блюд из риса и чечевицы с ароматными травами и освежающего мятного напитка. Убедился, что его гость доволен, и отослал слуг. Подождал, чтобы массивная дверь в его личную гостиную плотно закрылась.

– Не хочу; чтобы содержание этого письма стало предметом разговора среди слуг, – сказал он. – Оно от Перлы, вдовы Ездры, Написано в четверг, задень до отъезда Даниеля. Теперь, когда мы одни, я прочту его вам.

Дорогой Мордехай.

Это письмо пишет для меня Арнау Г., писец из города Мальорка, записывает все так, как я говорю.

Я много думала в последние несколько дней, с тех пор как твой друг Даниель бен Моссе пришел ко мне задать вопросы от твоего имени. Боюсь, что, хотя не лгала ему, ввела его в заблуждение умолчанием о многих вещах. Прости меня, пожалуйста. Мать всегда старается защитить свое дитя; бабушка всегда хочет оберечь доброе имя внука.

Говоря о моем бедном Рувиме, этом милом мальчике, я создала у Даниеля впечатление, что у него не было друзей, имея в виду, что у него не было друзей в гетто. К великому сожалению для нас всех, это неправда. У него было два друга. Один был христианином, постарше его, общество которого Рувим очень любил; другой был Иосиф, сын моей прачки Сары. Иосиф был умным, бедным, честолюбивым. Мне было ясно, что он считает нас – меня и мою семью – баснословно богатыми и надеется получить от нас немалую выгоду.

Я знала Сару почти всю жизнь. Она была ребенком прачки, та приносила ее в дом в дни стирки, я присматривала за ней, играла с ней, развлекала ее ради удовольствия услышать ее радостный смех. Она была очаровательным ребенком с милой улыбкой, хорошеньким личиком и волосами, похожими на золотую нить, наброшенную ей на голову кудрями. Теперь я поняла, что внешность у детей бывает обманчива.

Я очень любила Сару. Оставлять ее было почти так же тяжело, как любимый город и море, когда меня выдали замуж. Вернувшись, я стала наводить о ней справки, думая, не умерла ли она, как и многие, во время чумы. Мне сказали, что нет. Она вышла замуж и через несколько лет убежала в Валенсию с другим мужчиной. Он бросил ее, и она стала уличной женщиной.

Я разузнала, где она, отправила ей деньги на дорогу до Мальорки и подготовила почву – в ограниченном смысле – для ее возвращения в общину. Она вернулась через несколько месяцев с маленьким Иосифом, тогда семилетним. Я, разумеется, помогала ей. Она была для меня как дочь – трудная дочь, но о которой я должна заботиться. Давала ей работу, находила работу для нее у других людей. Старалась не обращать внимания на признаки того, что она время от времени возвращается к старому.

Стараясь и дальше помогать ей, я определила ее сына, Иосифа, в учение, но через два или три года он ушел от своего учителя. С тех пор он вел жизнь дикого животного среди групп мальчишек, которые наводняют город. Однако думаю, что Иосиф все время поддерживал отношения с матерью, многие люди говорили, что видели нашего Рувима, когда ему следовало находиться в школе, бегающим без присмотра у дома Сары неподалеку от моря и в других низких частях города в обществе сына Сары.

Я спросила Рувима об этом. Он признался, что это правда. Сказал, что в школе ему плохо, но он счастлив с Иосифом и друзьями Иосифа. Сказал, что сына Сары взял в ученики – не знаю, каким образом, – специалист по травам и лекарствам, который учит его этим знаниям. Они должны были уехать в Геную, где такие люди ценятся высоко. Травник сулил Иосифу баснословные богатства от новых профессий, которым он учился. Рувим очень завидовал своему другу и хотел обучиться профессии, которая даст возможность преуспеть в жизни.

Однако Иосиф упустил возможность поехать в Геную. Видимо, хотя учение давалось ему легко, он не любил следовать указаниям. Учитель поссорился с ним и взял вместо него другого молодого человека.

Рувим провел все последнее лето с Иосифом. Иногда мы почти не видели его. Фанета и я сходили с ума от беспокойства. К своему громадному облегчению, мы узнали, что Иосиф покинул остров. Радость моя была кратковременной, потому что через три дня после его отъезда Фанета и Рувим безнадежно заболели.

Твой друг Даниель спрашивал, как они умерли, тогда я была не в силах говорить об этом. Скажу тебе. Они умерли в один час после дня сильнейшей жажды мучительных спазмов в ногах и руках, онемения в кистях рук и ступнях. Наш врач заподозрил что ядовитый гриб случайно попал в яичницу с грибами, которую они ели, но уверен в этом не был. В конце концов он назвал это инфекционным воспалением кишечника и не сказал ничего больше. Я не знаю, так ли это.

Теперь, когда Рувим мертв, я никак не могу ничего узнать о его друзьях. После этого я разговаривала с Сарой о ее сыне и знаю только, что она беспокоится, как бы он не встал на опасный путь. Но она сказала несколько вещей, которые навели меня на мысль, что она как-то поддерживает с ним отношения.

Прошу, если тебе не нужно это знание, забудь его навсегда. Мне было бы очень неприятно выдавать ее и мои секреты безо всякой цели.

– Он мертв, – сказал Мордехай. – Они оба лгали. Никто из них никак не мог быть сыном Фанеты.

– Если сеньора Перла не лжет, чтобы каким-то образом защитить мальчика, – сказал Исаак, – утверждая, что он умер.

– Я не могу в это поверить, – сказал Мордехай. – Она слишком прямая и честная женщина, чтобы пойти на такую ложь. – Положил письмо на стол и рассеянно уставился в окно. – В остальной части письма содержатся личные сообщения, – добавил он наконец, но голос его прозвучал слегка неуверенно. – А дальше следует странный постскриптум.

– Какой? – спросил Исаак.

– Написанный совершенно другим почерком – аккуратным, но не почерком профессионального писца. Он краткий. Давай прочту. «Я попросила моего друга, учителя Рувима, докончить для меня это письмо. Когда писец записал мои слова и перечел их мне, то сказал с отсутствием сдержанности, тревожным у человека его профессии, что накануне написал письмо для женщины, которую я, видимо, знаю. Оно тоже было адресовано в Жирону, и жаль, что их нельзя было отправить в одном пакете, потому что тогда мы обе сэкономили бы много денег. Боюсь, что он говорил о Саре и что письмо было адресовано Иосифу. Берегись его, Мордехай. Боюсь, он может быть опасен».

– Вы подозреваете, что тот молодой человек, который первым представился вам, был сын Сары? – спросил Исаак. – Он мог узнать подробности жизни вашей семьи от Рувима и от матери.

– Этого не может быть, – заговорил Мордехай. – Молодой человек, который приходил ко мне, не мог быть сыном прачки, судя по всему, уличной шлюхи, хотя Перла все еще жалеет ее. Он как будто хорошо воспитан, почти образован. И вот что еще – если он сын Сары, то не имеет никакого отношения к ядовитым микстурам.