Текст книги "Припарка для целителя"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 
О, смерть, это лекарство от многих болезней
И средство против несчастья.
 

После хлопка ставней наступила полная тишина. Все за столом Антони напряженно ждали, что последует. Потом гласом судьбы зазвонили колокола, громко, беспорядочно, заглушая обычные звуки жизни.

– Почему здесь повсюду звонят в колокола? – раздраженно спросил Рувим. – У нас такого не бывает. Должно быть, ваши церкви стремятся привлечь к себе внимание.

– Они никого не призывают к молитве, – сказал Антони. – Это набатные колокола. – Громко хлопнул в ладоши и прислушался. – Матеу, Пере, – крикнул он. – Немедленно.

Вбежал полуодетый, очевидно, разбуженный слуга.

– Ворота и двери, Матеу, – сказал Антони.

– Они заперты.

– Проверь еще раз. Все они должны быть на засовах. Пойдемте со мной, – сказал он обоим гостям.

Они побежали через заднюю часть дома, прихватив пятерых слуг, затем через маленький двор в склад.

– Все вон отсюда, – сказал Антони, – в дом.

Хозяин и слуги быстро и бережно понесли самые ценные товары из склада в подвал дома, гости слегка помогали им.

Как только с этим было покончено, слуги вновь скрылись.

– Если боитесь пиратов, – сказал Антони, – можете присоединиться к слугам в подвале. Если хотите увидеть, что они будут делать на сей раз, можете присоединиться ко мне на крыше.

– Тогда присоединимся к вам на крыше, – сказал Даниель. – Рувим, идешь?

– Что им нужно? – спросил Рувим.

– Все, что легко унести и можно продать, – ответил Антони. – Вот почему я стараюсь перенести дорогие товары из склада в дом, когда поднимается тревога. Кроме того, им нужны невольники.

– Вы очень спокойно воспринимаете это, сеньор Антони, – сказал Даниель.

– В панике нет пользы, – ответил торговый агент. – Я усердно трудился и тратил большие деньги на то, чтобы, насколько возможно, обезопасить свой дом от мародеров. Покончив с этим, поднимаюсь и наблюдаю.

Пока они разговаривали, Рувим подошел к краю крыши, присел на корточки за небольшим парапетом и стал пристально смотреть.

– Видимо, в Севилье нет пиратов, – сказал Антони, приподняв брови в насмешливом удивлении. – И выросший там молодой человек, должно быть, незнаком с ними.

– Думаю, он слышал о них на Мальорке, – сказал Даниель.

– Посмотрите на него, сеньор Даниель. Эй, Рувим! – окликнул его Антони. – Кому ты машешь? У вас эти же пираты в Севилье? Или на Мальорке?

– Он махал? – спросил Даниель.

– Как он мог махать? – ответил Антони. – Но он как будто высматривает кого-то, и я напугал его, так ведь?

Рувим подскочил и, что-то невнятно бормоча, побежал с крыши. Каблуки его сапог застучали по каменным ступеням.

– Куда ты? – крикнул Антони ему вслед. – Вы можете остаться здесь и наблюдать за этим зрелищем, – сказал он Даниелю. – Этот парень мой гость – я должен позаботиться о том, чтобы он благополучно оставался в моих стенах.

Даниель услышал, как агент позвал Матеу, перешел на другую сторону крыши и увидел, как Рувим пересек двор, открыл массивные деревянные ворота и выбежал на улицу. Следом бросились к воротам двое слуг, не для того, чтобы его вернуть, а с целью снова запереть дом. Когда Даниель перешел к ближайшему к гавани краю крыши, нападавшие подожгли два дома и волокли небольшую группу перепуганных детей к своим шлюпкам. Время от времени Даниель видел Рувима, или так ему казалось, среди немногих людей, встревоженно топтавшихся на улицах.

Меньше чем через час после первого удара колокола, пираты уже были в шлюпках, быстро гребли к своим кораблям.

Когда корабли скрылись за горизонтом, мелкий, шедший с перерывами дождь полил вовсю. Горожане, не обращая внимания на него, высыпали на улицу, чтобы оценить ущерб. Пропало несколько детей, были похищены кое-какие товары, были уничтожены два однокомнатных деревянных дома, и Рувима нигде не было. Пока соседи утешали плачущих родителей уведенных детей, Антони, Даниель и двое слуг ходили взад-вперед по улицам, разыскивая его. Одна женщина сказала, что как будто видела юного, хорошо одетого незнакомца, который бежал к прибрежной полосе в южной части города, но не была в этом уверена. Другая клялась, что видела, как пираты схватили его и повели к одной из шлюпок.

– Вы уверены? – спросил Антони. – Он не ребенок.

– То был незнакомец, – сказала женщина. – Это я знаю.

Антони раздраженно смахнул с лица дождевую воду.

– Пойдемте, сеньор Даниель, – сказал он. – Мокнуть будем напрасно.

Когда Антони свернул к своему дому, чья-то рука дернула его за рукав; он не обратил на это внимания, тогда она дернула сильнее. Двое оборванных ребятишек твердо решили привлечь его внимание.

– Сеньор Антони, – сказал старший, – на берегу лежит мертвый человек.

– Только этого мне и не хватало, – пробормотал Антони. – Родственник превосходного клиента гибнет, находясь под защитой моего дома.

– Сеньор Антони, это нельзя считать вашей виной, – сказал Даниель.

– Показать вам? – спросил старший.

– Да, малыш. Спасибо, что сообщил. Эта монетка твоя, если отведешь нас туда, где обнаружил его, и притом быстро. Здесь чертовски мокро, и как знать, может, ему еще можно оказать помощь.

Антони, Даниель и, невзирая на дождь, несколько случайных свидетелей отправились туда. Пока они с трудом шли по песчаной, каменистой земле, дождь, гонимый сильным ветром, усиливался с каждой минутой.

– Ну, где этот мертвый? – спросил Антони.

– Вон там, сеньор, – ответил старший. – Возле серой скалы.

Они шли с трудом, наклоняясь навстречу ветру и пригибая головы для защиты от хлещущего дождя.

– Ну, малыш, где он? – спросил Антони, подойдя к скале.

– Там, сеньор, – сказал мальчик, указывая пальцем. На берегу никого не было. – Он лежал вон там, сеньор.

– Тело смыло в море, – сказал один из их спутников, рыбак. – Прибой далеко захлестывает.

И указал подбородком на пропитанный морской водой песок. Прибойная волна, откатываясь, делала его поверхность волнообразной, сильный дождь выравнивал ее, потом все повторялось.

– Нет, – сказал мальчик, повысив голос, чтобы его было слышно сквозь шум ветра и прибоя. – Мы оттащили его на сухое место, чтобы этого не случилось. Смотрите. Мы оставили его вот здесь.

Сразу же за линией волны в мокром от дождя песке была вмятина. Ее окружали частично налагающиеся друг на друга следы ног, было очень похоже, что дети с трудом вытащили тело на это место и убежали.

– Скажите, – наклонившись, заговорил Антони ребятам в уши, – был он похож на родственника моего клиента? Парень среднего роста, повыше вас, но ниже меня. Со светло-рыжими волосами почти до плеч. И…

– Нет, сеньор, – ответил старший. – У него были очень длинные руки и ноги, темные волосы. И выглядел он намного старше меня.

– Ты уверен, малыш?

– Да, уверен, – твердо ответил мальчик.

Антони полез в кошелек, достал две монетки.

– Это вам, ребята, – сказал он. – Бегите домой, укройтесь от дождя. Опасности уже нет.

– Здесь нет никого, ни мертвого, ни живого, – проговорил один из пришедших. – Ну, вот что, я иду домой. Чувствуете, как здесь мокро?

– Вы правы, – сказал Антони. – Здесь, на ветру, под дождем, нам не разгадать этих загадок.

– Значит, вы тоже ничего не нашли? – спросил торговый агент, когда он и Даниель переоделись в сухое. Они снова сидели за столом, пылающий в камине огонь согревал их и разгонял сгущавшуюся темноту.

– Сеньор Антони, мы искали его повсюду, – ответил Даниель. – Еще несколько людей сказали, что как будто видели его бегущим по улицам, но они были так сосредоточены на собственной безопасности, что не уверены в этом.

– Этого следовало ожидать, – сказал Антони, доедая вкусный, горячий суп. – По-моему, он жив. Он определенно не тот человек, что умер на берегу, если только там вообще был кто-то мертвый.

– Когда был на крыше, я что-то видел на берегу, – произнес Даниель. – Похоже, человека. И кто-то склонялся над ним.

– Это могли быть те ребята, склонявшиеся над незнакомцем. Не ушел ли Рувим так поспешно, потому что увидел тело на берегу?

– Не думаю, – сказал Даниель. – На таком расстоянии я не узнал бы родного отца, тем более лежащего на песке незнакомца. Если только там кто-то лежал, – добавил он. – Может, увидел капитана судна, пришедшего за ним.

– Сегодня приходили только пиратские корабли, – сказал Антони. – Разумеется, может быть, он собирался отплыть с ними.

– С пиратами? – спросил Даниель.

– Только это невозможно, – сказал Антони. – Я ни разу не слышал о пиратах, так тщательно планирующих набеги, чтобы можно было обещать брать на борт случайных пассажиров.

– Согласен, – сказал Даниель. – Но зачем убегать в грозу?

– Люди бывают странными. Кто знает? – проговорил Антони с кривой улыбкой. – Сеньор Даниель, дождь все еще барабанит по ставням. Могу я предложить вам остаться здесь на ночь? Идя по городу, вы промокнете снова, а я буду рад оказать вам гостеприимство. Я позволил себе вольность предупредить вашего хозяина, чтобы он не ждал вас, если погода не улучшится.

Беренгер всю ночь лежал в постели, дрожа, на грани между сном и бодрствованием, сознанием и бессознательным состоянием. Хорди не покидал его, приносил горячие камни в изножье кровати, разводил огонь, растирал ему руки, чтобы согреть их. Ракель и Лия, Исаак и Юсуф сидели с ним по очереди, вливали бульон и микстуру от боли и жара в его распухшее больное горло, утирали ему лоб. Иногда он что-то бормотал, потом хрипло звал людей, о которых никто, кроме Хорди, не слышал; остальное время лежал спокойно, иногда погружался в дремоту. Жар у него не проходил, несмотря на умело составленные снадобья, которые он мучительно глотал каплю за каплей.

Утром Лия отправилась спать, горько жалуясь на усталость. Юсуф с Хорди сидели одни с епископом четверть часа, пока Ракель с отцом завтракали свежим хлебом, сыром, фруктами и яйцами. Девушка была бледной от усталости и уныния.

– Папа, я старалась изо всех сил, – сказала она. – Обычно все это действует. Увлажняла ему губы, капала лекарство по капле на язык, чтобы он не поперхнулся, но оно все-таки попало бы в желудок. А он все равно мучается.

– Между шестым часом вечера и первым часом ночи, дорогая моя, особенно между девятым и первым, кажется, не действует ничего. Если сохранить человека живым в это опасное время, тогда есть надежда. Ты делала все правильно. Теперь иди, поспи немного. Мы с Юсуфом сменим тебя. В эти дни от него больше пользы – меньше, чем от тебя, но он уже не мешает мне.

– Папа, ты недобр. Он не такой плохой.

– Возможно. Теперь иди спать.

Когда Исаак вернулся к пациенту, епископ спал. Сон его был беспокойным, но уже крепче, чем раньше.

– Давно он спит? – спросил врач.

– С тех пор как колокола перестали звонить к заутрене, сеньор Исаак, – негромко ответил Хорди. – Они взволновали его, но, когда умолкли, он проглотил немного бульона и заснул.

– Превосходно. Пусть поспит, но ему нельзя слишком долго обходиться без питья.

– Сеньор Исаак, я посижу возле него.

– Нет, Хорди, тебе нужно поспать. Ты сидел без сна целые сутки. И не сможешь помогать, если сляжешь от бессонницы. Всего несколько часов. Я разбужу тебя, когда понадобишься.

– Я буду там, – сказал Хорди, указывая на завешенный портьерой дверной проем. – В этой комнатке у меня есть кровать. Поскольку между нами только портьера, я услышу, если понадоблюсь господину.

Исаак очень тихо сел у кровати. Судя по тому, что болтовни Юсуфа не слышалось, мальчик заснул в каком-то уютном уголке комнаты. Врач послушал легкое, ровное дыхание епископа и удовлетворенно кивнул. Подумал о болезни пациента, потом стал думать о других, более серьезных вещах.

Исаак постоянно, не сосредотачиваясь на этом, прислушивался к звукам в комнате. Внезапно он распрямился и потянул носом воздух. Нагнулся к кровати и сосредоточился на дыхании епископа. Приложил ухо к груди пациента, послушал, потом легко положил ладонь ему на лоб. Покачал головой и задумался. Наконец негромко позвал:

– Юсуф.

Что-то зашевелилось. Скрипнуло кресло, и наконец послышался голос:

– Да, господин?

– Ты здесь. Хорошо.

– Простите, господин. Я задремал, – сказал мальчик.

– Поскольку я здесь, это неважно, но я хочу, чтобы ты подошел, посмотрел на него.

– Хорошо, господин, – сказал мальчик, тихо подходя. – Он очень спокоен, спокойнее, чем был. И…

– Его глаза, Юсуф. Они слегка запали?

– Таких я у него никогда не видел.

– Ракель беспокоилась. Нужно было бы воспринять ее слова более серьезно, – сказал отец девушки. – Разбуди Хорди. Он в комнате за портьерой.

– Вижу, господин.

Хорди почти беззвучно подошел в своих мягких туфлях.

– Я вам нужен, сеньор Исаак?

– Мне жаль беспокоить тебя, Хорди, но ты можешь нам понадобиться. Юсуф, пошли кого-нибудь разбудить Ракель. Сам не уходи.

– Хорошо, господин.

– Мы должны разбудить его и заставить попить. Будет лучше всего, если он сядет. Начнем с травяной микстуры, которая настаивается где-то здесь.

Юсуф принес чашу, а Хорди наклонился к своему господину и мягко поднял его почти вертикально.

– Нужно смочить ему губы этой жидкостью, – сказал Исаак. – Дай мне чашу и направь мою руку к его нижней губе.

Он вставил край чаши между зубами епископа, и немного жидкости влилось ему в рот. Протянул чашу Юсуфу и закрыл рот епископа, потом ощупал его горло.

– Проглотил, – сказал Исаак.

– Папа, давай я, – сказала Ракель, быстро входя в комнату. – Я знала, что не следует ложиться спать, – сказала она, взяв чашу и повторяя действия отца.

– Нет, дорогая моя, ты думала, что, может быть, не следует. Это не одно и то же, хотя, как оказалось, твои страхи были оправданы. Но я находился здесь, и времени потеряно очень немного. Нужно дать ему болеутоляющее посильнее – воды меньше, чем обычно, чайную ложку вина и немного сахара. Это лекарство должно быть сильным, но не горьким и не раздражающим горло. Сейчас две капли, он должен их проглотить. Если боли в горле не почувствует, он будет готов выпить и другие снадобья. Кроме того, оно успокоит его желудок и не даст повториться поносу.

До конца дня и всю ночь они трудились, чтобы не дать епископу умереть от жажды и обезвоживания. В самый темный час, между вечерней и заутреней, Ракель наблюдала за ним, борясь с усталостью, такой сильной, что казалось, не сможет удержаться от сна. Руки и ноги ее были тяжелыми, непослушными; глаза жгло, голова казалась набитой шерстью, которая иссушала рот и подавляла мышление. Девушка встала, умылась и принялась ходить взад-вперед по комнате, чтобы не заснуть. Лия крепко спала, ненадежно сидя в кресле. Слегка похрапывала, почти заглушая затрудненное дыхание епископа. В остальном замок был жутко тих. Дождь прекратился во второй половине дня, и теперь Ракель осознала, что и ветер утих. Она зашла за висевший перед окном толстый гобелен. Сквозь щели в ставнях проникал лунный свет. Тихо отперла и слегка приоткрыла их, чтобы несколько раз глубоко вдохнуть холодного воздуха.

На черном небе блестели звезды, словно светлые семена, которые разбросал большими горстями по темной земле сеявший вразброс беззаботный фермер. В их слабом свете Ракель кое-как могла разглядеть линию горизонта. Напротив замка на плоской равнине внизу вздымался еще один холм. Эти два холма похожи на пару впавших в отчаяние влюбленных, подумала Ракель, навсегда разделенных очень немногим, но совершенно безнадежно. На вершине другого холма темнело массивное здание. В одном из его окон был едва виден теплый свет единственной свечи. Ей захотелось высунуться и окликнуть человека, бодрствующего в ночные часы, как и она, через это очаровательное пространство между ними, и она бы не удивилась, услышав ответ. Потом покачала головой. Холодный ночной воздух мог принести вред пациенту. Она снова закрыла ставни и беззвучно шагнула обратно в комнату.

Что-то изменилось, и Ракель остановилась в беспокойстве, сознавая, что забыла о пациенте. Свеча оплывала, догорев до последнего дюйма. Девушка быстро принесла новую и зажгла ее от старой. Подложила дров в камин, там оставались только угли, и вынула из подсвечника огарок старой свечи.

В комнате, казалось, стало светло, как днем. Девушка наклонилась над пациентом и внезапно пришла в волнение, от которого кровь побежала быстрее. Серый цвет лица с впалыми щеками сменился более здоровой бледностью, и дыхание как будто стало менее затрудненным. Положила руку ему на лоб, он все еще казался ненормально горячим. Она хотела зайти в соседнюю комнату и разбудить отца, но тут ее охватило сомнение. Перемены, если то были перемены, были незначительными. Отец устал не меньше ее, если не больше. А ей не хотелось выглядеть дурочкой.

– Хорди, – негромко позвала она, больше не доверяя ни в чем своему суждению.

– Да, сеньора Ракель? – прошептал он, с беспокойством глянув в сторону своего господина.

– Посмотри на него, Хорди, – сказала она. – Что скажешь?

– По-моему, ему лучше, – ответил Хорди. – Слава богу.

– Посидишь с ним, пока я схожу за папой? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

– Папа, он выглядит немного лучше, – сказала Ракель, когда ее отец выпрямился после обследования епископа.

– Да, – сказал Исаак. – И Хорди тоже так думает? – учтиво спросил он. – Хорди знает его лучше, чем мы.

– Сеньор Исаак, он выглядит гораздо лучше.

– Превосходно, – сказал врач. – Я вернусь на свою кушетку еще на часик-другой, а потом, дорогая моя, можешь спать весь день напролет в какой-нибудь тихой комнате.

– Продолжать то же лечение? – спросила она.

– Да, – ответил ее отец. – Пока он не сможет глотать почти без боли. Предотвратить смерть недостаточно. Мы должны возвратить ему здоровье.

– Я так и надеялся, – послышался хриплый голос с кровати. – Иначе зачем я плачу вам деньги, мой друг?

– Ваше преосвященство, вы знаете, где находитесь? – спросил врач.

– Мне тепло, Исаак. Значит, мы не в монастыре. Мне снилось, что мы в Круильесе, но это представляется невозможным.

– Вы в Круильесе, ваше преосвященство. С вашей стороны было очень неразумно ехать сюда в таком состоянии, но вы приехали.

– Папа, он заснул.

– Пусть немного поспит, потом начнем снова.

Из-за гобелена проникал свет, когда Исаак вернулся. Он внимательно выслушал отчет Ракели и кивнул.

– Опасность еще не миновала, – негромко сказал врач, – но есть надежда. Ты можешь идти спать, дорогая моя. Если понадобишься, я пошлю за тобой. Где Юсуф?

– Наверно, пошел искать завтрак. Привести его?

– Не нужно. Замечательный Хорди не менее полезен и более надежен, чем любой мальчишка.

В город Ла Бисбаль въехал на осле норовистого вида долговязый человек, одетый как бедный торговец. Выглядел он бледным и смертельно усталым, а также озабоченным более настоятельными, чем его путешествие, делами. Окликнул первого с виду заслуживающего доверия человека, которого смог найти.

– Привет, сеньор. Вы здешний?

– Да, сеньор, – ответил тот. – Я клирик во дворце епископа. – И добавил: – Вы приезжий.

– Это так, – ответил сидевший на осле. – Скажите, его преосвященство епископ находится в резиденции?

– Нет, сеньор, – ответил клирик. – Но он недалеко отсюда, в Круильесе. Если у вас сообщение для его преосвященства, я могу позаботиться, чтобы его доставили.

– Нет, – ответил расстроенный приезжий. – Мне нужно повидать его. Где дорога туда?

– Прямо и налево.

– Спасибо за любезность, – сказал человек на осле. – Позвольте задать еще один вопрос – знаете вы гончара по имени Баптиста? Я должен вернуть осла, которого одолжил у него родственник.

– Мастерская Баптисты находится по дороге в Круильес неподалеку отсюда. Но, пожалуй, вам нужно сделать остановку, отдохнуть. В нескольких шагах отсюда есть постоялый двор. – Пристально посмотрел на него. – Вы, похоже, больны.

– Ничего, – сказал приезжий. – Далеко отсюда до Круильеса?

– Совсем недалеко, – ответил каноник. – Но, по-моему, епископ болен. Возможно, он будет не в состоянии принять вас, и вы напрасно проездите. Позавчера туда вызвали врача. Из Жироны.

– Я проезжу не напрасно, – сказал приезжий. – Спасибо, – добавил он и тронул осла.

ГЛАВА ПЯТАЯ

…они обмануты.

Исаак сидел в глубокой задумчивости у постели пациента, обдумывал несколько практических задач и вместе с тем обращал пристальное внимание на дыхание лежащего. Он опасался, что, если его преосвященство не поправится, придется ломать голову не только над несколькими практическими задачами.

Его мрачные мысли прервал стук в дверь. Он услышал, как она открылась, и почти бесшумно вошел Юсуф.

– Простите за вторжение, господин, – негромко сказал мальчик. – Но в комнате у лестницы какой-то незнакомый человек. Он сегодня утром подошел к двери и выглядел таким больным, что меня попросили позаботиться о нем. Не захотели беспокоить вас или сеньору Ракель.

– Что с ним, Юсуф? – спросил врач. – Больной мне ничего не говорит.

– Господин, он весь в царапинах и синяках, – ответил мальчик, – и вся его кожа от этого покраснела. Не думаю, что эти повреждения настолько серьезны, чтобы стать причиной его состояния. Он слаб, испытывает сильные боли. Утверждает, что должен повидать вас и его преосвященство. Я сказал, что его преосвященство сам так болен, что не может никого принимать, и он попросил привести вас.

– Он спросил меня по имени?

– Да, господин. Кто-то сказал ему, что здесь находится врач его преосвященства, и он спросил вас по имени. Он выглядит очень больным.

– Тогда я должен пойти к нему, – сказал Исаак. – Хорди, можешь остаться, подежурить возле своего господина? Думаю, можешь позволить ему поспать, пока колокола не зазвонят снова, но, если случится какая-то перемена к худшему, даже самая легкая, пошли кого-нибудь за мной.

– Непременно, сеньор Исаак.

– Юсуф, веди меня к незнакомцу.

– Кто вы, сеньор, пришедший сюда и спросивший меня? – поинтересовался Исаак. – Я ухаживаю за очень больным человеком.

– Я путешественник, сеньор Исаак, – ответил тяжело дышавший на кушетке человек. – Меня зовут Хуан Кристиа. Я знаю кое-что о медицине и травах и уверяю вас, мои синяки и царапины, которые так заинтересовали вашего юного коллегу, несущественны.

– Вы уверены? Юсуф говорит, что голова и лицо у вас сильно повреждены неизвестно от чего.

– Сеньор Исаак, это пустяки. Два дня назад я сильно ударился, однако последствий потом не ощущал. Но, боюсь, недолго проживу, если вы не поможете мне, – сказал он, понизив голос до шепота. – Прошу вас, сеньор, отошлите всех отсюда.

– Юсуф мои глаза. Я знаю, что доверять ему можно, но, если хотите, остальные могут уйти.

Слуга, который снял с Хуана Кристиа рваную, грязную одежду и одел его в сухую рубашку, вышел, хлопнув дверью.

– Понимаю, я оскорбил его, – сказал лежащий на кушетке. – Но иначе было нельзя. Сеньор Исаак, сможете вы или ваш помощник приготовить для меня сильное лекарство из трав?

– Из каких? – спросил Исаак, заинтригованный человеком, который вызвал врача, а потом сам ставит себе диагноз и сам себя лечит.

– Горечавка, толченые ягоды можжевельника и корень чертополоха. Замочите их со свежими листьями подорожника и цветами руты.

– Как думаете, чем отравились, если вам нужна такая смесь?

– Нет времени объяснять. Я знаю, что было в напитке, который мне подали.

– Не лучше ли сперва очистить желудок? – спросил Исаак. – У меня есть настойка ягод…

– Уже поздно. Я сделал, что мог, когда понял, что случилось.

– Господин, у нас есть почти все, – сказал Юсуф. – Остальное можно найти в полях. Я сейчас отправлю кого-нибудь.

– Поспеши, мальчик, поспеши, – сказал больной.

– Мне нужно ненадолго пойти к моему пациенту, но я вернусь.

Исаак впустил слугу и дал ему указания содержать больного в тепле и покое.

Юсуф вошел с микстурой вскоре после того, как вернулся Исаак.

– В ней все? – спросил больной.

– Все, – ответил мальчик.

– Тогда дай сюда, – сказал Хуан Кристиа с отчаянием в голосе, хватая чашу. Руки его так дрожали, что он не мог поднести ее ко рту, и Юсуф помог ему. Содрогаясь и давясь, он выпил все и откинулся на подушку.

– Бог знает, поможет ли это, – сказал он. – Я делал эту смесь для многих людей. Теперь обречен узнать на себе, есть ли от нее прок.

– Будем надеяться, что есть, – сказал Исаак. – Или вы ошибаетесь, полагая, что вас отравили.

– Вряд ли, – сказал Хуан Кристиа. – Этот негодяй отравит человека с такой же легкостью, как предложит ему чашу вина. Я это знал, но не думал, что он так обойдется со своим учителем. Предатель! Бессердечный предатель!

– Откуда вы, сеньор? – спросил Исаак. – У вас речь человека не из этих мест.

– Откуда? – рассеянно спросил он и захлопал глазами. – Я прибыл… прибыл из Генуи. Высадился на берег в грозу. Наше судно встало на якорь до ее начала, но шлюпка, в которой везли меня на берег, попала в бурные воды. Вот тогда я и получил эти синяки.

– Где вы высадились? – спросил Исаак. – В Паламосе?

– В Паламосе? – встревоженно переспросил больной. – Нет, не там. Нельзя высаживаться в Паламосе. Там измена. – Схватил Исаака за рукав. – Я должен видеть епископа. Должен кое-что рассказать ему. Отведите меня к епископу. Я жажду поговорить с ним.

– Это бесполезно, – сказал Исаак. – Епископ тоже болен. Сейчас он спит, но когда просыпается, то не может понять, где находится.

– Я должен видеть его, – произнес Хуан Кристиа. – Должен видеть королевских чиновников. Неважно, что будет со мной. Я слышал такие вещи, знаю такие вещи – я не мог поверить в предательство, а он предал меня.

– Юсуф, – сказал Исаак, – пошли за отцом Бернатом, попроси его взять с собой писца. То, что говорит этот человек, нужно засвидетельствовать и переписать. Сеньор Хуан, – обратился он к больному, – вы должны сделать усилие. Проглотить лекарство недостаточно. Нужно помочь ему.

– Да. Руки и ноги у меня больше не дрожат, и мне нужно поспать.

– Пока что нет. Вам нужно бодрствовать. Поговорите со мной. Расскажите о себе.

– Меня зовут Хуан Кристиа.

– Вы конверсо [2]2
  Конверсо – испанский еврей, обращенный в христианство (XIV–XV вв.).


[Закрыть], раз у вас такое имя? – спросил Исаак.

– Почему вы спрашиваете? – спросил больной, внезапно насторожившись. – Вы лечите епископа. Почему не лечить конверсо?

– Спрашиваю только из любопытства. Как вас звали до обращения в христианство? Возможно, я знаю вашу семью.

– Не знаете. Меня звали… но это неважно. Я забыл ту жизнь.

– Вы назвались путешественником.

– Я много путешествовал – из Генуи в Венецию, с Сардинии в Константинополь – следуя своему призванию, это травы и медикаменты.

Бернат, как обычно, быстро вошел, за ним следовал молодой писец, несший письменный столик, перо и чернила.

– Звали меня, сеньор Исаак? – спросил секретарь епископа.

– Простите меня за это, отец Бернат, – отчетливо сказал Исаак. – Этот человек приехал, чтобы предупредить его преосвященство о какой-то опасности. – Поднялся, пошел по направлению к священнику и, когда заговорил снова, понизил голос до шепота: – Это срочное дело. Он думает, что его отравили, и, боюсь, так оно и есть. Возможно, времени у нас окажется мало. Его преосвященство, когда поправится, захочет узнать, что сказал этот человек. Хотя делаю все, что могу, я не верю, что он сможет подняться. Над его ложем нависает смерть.

Он вернулся к своему стулу и продолжал свое дело.

Дверь открылась снова, тихо вошел сержант епископской стражи. Встал в темном, дальнем от кушетки углу и приготовился слушать.

– Серьезные обвинения нужно будет засвидетельствовать, если представится возможность, – рассудительно сказал Бернат, кивнув сержанту. – Этот человек знает, что его смерть близка?

– Уверен, что да, – угрюмо ответил Исаак. – Он сам в некотором роде лекарь.

– Он просил священника? – спросил отец Бернат.

Исаак покачал головой и снова повернулся к человеку на кушетке.

– Сеньор Хуан, – сказал он, – это отец Бернат, секретарь епископа. Он запишет то, что вы скажете, и передаст епископу, как только его преосвященство сможет вернуться к своим обязанностям.

– Я находился на борту торгового судна, шедшего из Кальяри на Сардинии, – сдержанно заговорил больной. – Мы шли в Барселону, и меньше чем через день после отплытия нас задело краем шторма и снесло с курса. Меня высадили на берег, и я не знаю, что с остальными. – Охнул от приступа боли. – Сант-Фелиу, – продолжал он. – Я думал, мы так и не дойдем до Сант-Фелиу-де-Гиксолса. Они разозлились, но сказали, что высадят меня на берег; спустили меня за борт в крохотной шлюпке и вернулись на место. Смеялись надо мной. Я думал, что погибну в этом море. Никогда не думал, что это случится, никогда. Надо же, вероломная свинья.

– Кто вероломная свинья? – спросил Бернат. – Он угрожает его преосвященству? Или, может, его величеству?

– Бросили на произвол судьбы, – пробормотал больной. – Меня. Я дал им так много. Мой повелитель дал им так много. Мне нужно было доставить сообщения от моего повелителя. Важные сообщения.

– Скажи мне, как он выглядит, – сказал Исаак, проведя рукой по его напряженному от боли телу.

– Он побледнел от боли, господин, – сказал Юсуф. – Тело его корчится в судорогах, но не как при отравлении стрихнином. Я видел такое отравление.

– От стрихнина он бы уже умер. Принеси ему чашку болеутоляющего, приготовленного для его преосвященства. Скажи Ракели, что нам требуется еще.

Вскоре после того, как больной смог проглотить немного лекарства, его стиснутые челюсти стали расслабляться, и он заговорил снова:

– Это сделал тот парень. Упрямый негодник – я научил его всему, что знал… всем искусствам… даже рецепту, которым он меня убил, который я узнал от величайших мастеров искусства в Генуе, я учил его, и он получил этот рецепт от меня. Теперь он его уничтожит. Я сказал ему. Бедняки не должны пользоваться такими вещами. Могут только богатые. – Он сделал паузу, широко раскрыв глаза. – Богатые. Его тупая, упрямая светлость не настолько богат, чтобы одержать победу над самым холодным, жадным монархом в мире и его бессердечной женой… Она лучший полководец, чем он. Будь она адмиралом, нам бы пришел конец. Но мы ускользнули, мой повелитель и я.

– Он имеет в виду их величеств? – официальным тоном спросил Бернат, ища подтверждения.

– Полагаю, да, – ответил Исаак.

– Хорошо, что он близок к смерти, – сказал священник. – Но кто его повелитель?

– Кто ваш повелитель? – спросил Исаак. – Он живет здесь или в Эмпорде?

Казалось, больной уже не реагировал на вопросы.

– Мы оставили его светлость, великого и малодушного судью, прятаться в его маленькой башне, а дочери Рокаберти пришлось на коленях ползти к его величеству, напоминать ему о своих благородных родственниках.

Все это время перо писца скрипело, оставляя за собой ровные строчки.

– Он говорит о судье Арбореа, – сказал Бернат, не столько потрясенный, сколько заинтригованный. – Судья женился на дочери виконта Рокаберти, соединив этим два великих рода. Я догадываюсь, что этот человек на кушетке был в Альгеро. Но он не говорит о нем, как о своем повелителе.