Текст книги "Тебе меня не получить (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Решил посмотреть, на ком придётся жениться, – хмуро ответил племянник. – В неофициальной обстановке.
– Ничего тупее ты придумать не сумел? – холодно осведомилась тётка.
– Не сумел, – признался Эймар.
– Молодец, – от всего сердца похвалила родственница.
– Мне тогда казалось, это хорошая идея, – Ноэ обеими руками с силой растёр лицо. Интересно, сколько раз за последнее время он повторил эту фразу? – Пойму, какая она. Сумею обеспечить охрану. Удержу подальше от всего этого… навоза. Получит своего атьера Ноэ в мужья. Будет довольна.
– И как? – приподняла ускользающе тонкие брови Арей. – Кстати, ты в курсе, что сейчас влюбляться в собственных охранников и пажей считается таким пошлым, что уже даже из моды вышло?
– У неё нет пажа.
– А ты попробуй. У тебя несомненный актёрский талант. По-моему, юный восторженный мальчик, исключительно платонически мечтающий о своей госпоже, выйдет не плохим. Правда, физиономия подкачала. Но ты снова можешь воспользоваться маской. Знаешь, такой, на пол-лица, – оживилась атьера, – правая сторона закрыта, а левая нет. Это будет ново. И ещё родинку, родинку у губ прилепи, вот здесь.
– Тётя! – рыкнул Ноэ.
– Да? – удивилась Арей. – Я что-то лишнее сказала?
– Всё! Поэтому разговор теряет смысл. Я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью.
– О да, пока у тебя получается просто великолепно! – невинно заметила родственница, разглаживая на коленях юбку.
– Так, – атьер прихлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Закончили. Передай Владыке, чтобы он приструнил своих… моих двойников. В последнее время они слишком много импровизируют. Сцену с брошенным плащом я особо оценил. С такими экспромтами ненароком можно конечностей лишиться.
– Да, брат Грай, – смиренно потупилась тётушка, осенив себя Разделённым кругом. – Не сомневайтесь, ваш приказ будет выполнен в точности.
– Приношу свои извинения, – кашлянул в кулак Ноэ, – не хотел. Само как-то…
– И ты меня прости, – Арей наклонилась вперёд, взяла руку племянника, похлопала по ней сухой ладошкой. – Эймар, я ведь помню тебя с пелёнок и вижу, что с тобой происходит. По крайней мере, догадываюсь. И от всего сердца хочу, чтобы хоть на этот раз вышло что-то толковое. Если эта девушка нужна тебе, то к бесам интересы Дома и Владыки. Ничто не стоит впустую потраченной жизни. Ничто, поверь старой карге. Постарайся не потерять того, что у тебя есть.
– Не так уж много мне терять, – криво улыбнулся Эймар.
– Надо же, я думала ты стал мудрее, – чуть заметно поморщилась тётка, вставая, – но, видимо, ошиблась. Знаешь, до чего я додумалась на старости лет? Мужчины считают, будто они умнее, только по тому, что Шестеро наградили их лишним отростком. Но секрет в том, что думаете вы как раз им, все отпущенные мозги в этой сосиске и помещаются, на голову уже ничего не хватает. Впрочем, поняла это я гораздо раньше, когда дорогой Джейс, пусть Закатное небо будет к нему милостиво, решил взять меня в жёны.
Тётушка продемонстрировала Ноэ крючковатый мизинец и, гордо подняв подбородок, покинула гостиную. Не обращая ни малейшего внимания на здоровый племянников гогот.
_____
[1] Турунда – узкий тампон в форме цилиндра, который чаще всего заправляется в полости, раны и т.п.
Глава 9
Наверное, потому, что у Оры уже некоторый опыт имелся, второе – или уже третье? – празднество впечатления не произвело. Всё-таки почти полторы свадьбы за плечами, если считать за половинку устроенное отцом оглашение. В общем, торжество не восхитило, а должно бы, потому как то, что раньше было, ни в какие подмётки теперешнему не годилось.
Роен обрядили во что-то дико золотое, избыточное с рукавами шлейфами и подолами, обвешали драгоценностями, как бусами ёлку на Йоль[1], усадили в вызолоченною стеклянно-зеркальную карету. В городе праздник только разгорался и, конечно, не имел к очередной женитьбе атьера Ноэ ни малейшего отношения, народ готовился отмечать Лутбу. Но разряженные группки, машущие лентами и цветочными венками, будто приветствовали разукрашенный экипаж и почётный эскорт в тех же лентах и цветах.
А, может, и на самом деле приветствовали, кто их знает? Только от этого чувство какого-то дикого единения свадьбы и гуляний становилось острее. И ненормальнее.
В храме – самом большом в столице, а, значит, и во всём королевстве – оказалось только хуже. Центральный неф был забит под завязку, атьеры сидели на скамьях так плотно, что между ними даже самую маленькую собачку нельзя было втиснуть. А собачек тут хватало, только они на обтянутых шелками коленях торчали, огрызаясь на толпу, духоту и собственную, вовсе не собачью, жизнь. Впрочем, драгоценностей, сложносочинённых причёсок и прочей мишуры было в достатке. И боковые галереи не пустовали, но там теснилась публика попроще, хотя и весьма почтенная.
И маска Ноэ тоже оказалась вызолоченной, бесы всё побери! Ну а церемонию проводил, понятное дело, сам Владыка. Лично.
В общем, всё это должно было поражать и подавлять, но почему-то лишь раздражало. И до соплей жаль потраченного времени, хотя все важные дела Ора предусмотрительно перенесла на другой день. Да и саму церемонию Роен почти проспала: накатила сонная одурь, сквозь которую девушка наблюдала и за собой, и за происходящим. Ну словно бы со стороны и через стену.
Очнулась, только когда Ноэ её за пальчики вывел на лестницу в восемьдесят восемь ступеней, сплошь усыпанную лепестками. Яростно-праздничное солнце ударило по глазам, воздух пахнул тёплым ветром и розовым маслом. Позади гомонили высыпавшие гости, вокруг монотонно, но старательно махали кадильницами служки, прыгали дети, что было сил тряся серебряными колокольчиками, призывая на пару милость Шестерых.
– Поздравляю, атьера Ноэ, – негромко и не очень-то радостно, но вполне разборчиво сказал муж.
– И я вас, – пробормотала Ора, щурясь на солнце.
– А вы-то с чем?
– С началом, – отозвалась Роен, перехватывая летящие рукава. Смысла этой фразы она и сама до конца не поняла, но нутром чуяла: да, всё только начинается. – Прошу прощения, но у меня дела. Извинитесь перед гостями. Ведь будет ещё и пир, верно? Вот и извинитесь. Желаю от души повеселиться.
– Не понял, – честно признался Эймар.
– Неужели? – изумилась новоиспечённая жена, пытаясь сгрести в охапку все свои подолы разом. – А, по-моему, всё предельно ясно. Я вас посещаю ночами с пятые по десятые сутки луны, сегодня же только первая. Встретимся через четыре дня, муж мой. Всего хорошего.
И изобразив что-то вроде поклона, едва не теряя туфли, Роен ломанулась по лестнице, но не вперёд, а вбок, туда, где заметила свою легкомысленную золочёную каретку, скромненько притулившуюся за углом храма. А к парадному входу уже подали экипаж Ноэ, смахивающий на забитый гроб. Краем глаза Ора заметила Лиса, с трудом расчищающего дорогу лошадям через толпу празднующих, запрудивших площадь. Сам же Эймар так и завяз на ступенях, захлебнувшись в толпе поздравляющих. Маленький толстенький Владыка рядом с ним смотрелся очень колоритно.
Роен хихикнула, ныряя за дверцу стеклянной кареты, постучала по передней стенке, давая кучеру знак трогаться, кое-как распихала по углам дивана свои юбки, чинно сложила руки на коленях и, не удержавшись, снова хихикнула. Как там в сказке? «Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл»? И от мужа с охраной тоже смылась, чем плохо начало семейной жизни?
Разнос ей Лис, конечно, устроит знатный. Ну да ладно, один разок можно, а больше, конечно, атьера Ноэ ничего такого себе не позволит. Не самоубийца же она, в конце-то концов.
***
Дурман накатывал, как перед обмороком: голова кружилось, колонны – единственное, за что глаз цеплялся, то отдалялись, становясь едва не тоньше пальца, то приближались, будто стараясь раздавить, и от этого муть становилась только сильнее, а ещё тошнило. Ору тянуло в сторону, будто пьяную. Несколько раз она-таки упала на колени, а встать получилось не сразу, ноги путались в подоле.
Каким образом она сюда попала, Роен не знала, не помнила. Кажется, был храм и атьер Ноэ. Кажется, она что-то сказала теперь уже точно супругу, вроде бы даже унизила, а потом…
Нет, сознания Ора не теряла, просто вместо ступеней, засыпанных розовыми лепестками, вместо толпы атьеров, нарядных детей, иступлено трясущих колокольчиками, умильно улыбающегося Владыки и служек, окуривающих всех и вся ладонном – вместо всего этого вмиг стал Жемчужный лабиринт.
То, что это он, девушка поняла сразу, мгновенно. Знание не вспомнилось, а пришло вместе с реальностью, просто возникло, как и строчки, которых она, вроде бы, никогда не читала: «Сферы Жемчужной Нити нанизаны на связку, будто на струну, неразрывную, пока не лопнет обод Колеса. Все миры – ныне живущие, засыпающие, давно мёртвые, только зародившиеся и рождающиеся – снизаны в связку, которая зовётся Жемчужным лабиринтом и сфера эльдов лишь одна из жемчужин. Но Жемчужная Нить не походит на ожерелье, а больше на горсть бусин, соединённых перепутанной, узлами связанной бечевой-лабиринтом. Тот кто идёт по нему, тот идёт сквозь миры – ныне живущие, засыпающие, давно мёртвые, только зародившиеся и рождающиеся, мизер за мизером теряя своё, впитывая чуждое, с рождения не присущее».
И это, теряющееся и налипающее, Ора тоже чувствовала. Тело – не только кожу, но изнутри, под ней и даже мозг – покалывало, будто то ли иголочками жалило, то ли отщипывало совсем крохотные, ни с чем не сравнимые кусочки. Всё зудело, под черепом и в ушах свербело, глаза чесались и слезились.
Мысли не расползались, а расплывались, словно акварель, на которую плеснули водой. И лишь одна оставалась чёткой, никуда не уходила: «Найти своё время, найти своё место».
Бесконечная анфилада совершенно одинаковых залов с рядами колонн, острым арочным сводом и стенами, почти скрытыми за невесть откуда берущимся сиянием, тянулась и тянулась, без начала и конца. Залы эти не казались ни величественными, не поражающими воображение. Они были настолько громадны, что просто не воспринимались, как реальность. Только приглушённая пастельная перламутровость, как внутри раковины, только рассеянный свет, только колонны и дрожащие, как жаркое марево, видения между ними. Неузнаваемые места, неузнаваемые эльды – всё слилось в вереницу образов: не то, не то, не то. Не то время, не то место.
Что-то всё-таки оставалось в памяти. Например, узкий переулок, перечёркнутый верёвками, на которых ветер полоскал серое запятнанное бельё. Стелящийся дым и дым клубящийся, всё небо затянуто им – чёрные столбы на сером тумане. Распахнутые настежь двери домов, кресты на стенах, намалёванные мелом. И эльды, лежащие, сидящие, завалившиеся в нелепых позах – мёртвые и ещё живые, со вспухшими, изъеденными язвами лицами, посиневшие, жуткие.
Или полумрак спальни, мягко мерцающий светильник. Лёгкая штора, раздувающаяся парусом, стрекот цикад и воровато заглядывающая луна. Два тела в смятых простынях, мужская спина, перекатывающаяся вздувшимися мускулами, бисер пота на смуглой коже и длинный женский стон.
Оглушающий грохот, оскаливавшаяся морда коня, клочья пены, кольчужный нагрудник перед самыми глазами. Розблеск клинка и брызги крови, почти захлестнувшие лицо.
Тяжёлые ветки цветущих яблонь, гудение шмеля и колыбель с кружевным пологом.
Не то. Не то время и не то место.
Однажды Ора всё-таки едва не шагнула между колонн. Она узнала озеро, колющее глаза солнечными зайчиками, скачущими по воде. Топкий берег, ивы. Даже удочку, закреплённую в рогатке, горшочек для наживки и скинутые в траву стоптанные сапоги узнала. Роен подошла совсем близко к невидимой преграде, протянула руку, почти касаясь её. И тут поняла: она, тамошняя, рыбачащая у озера, уже есть, уже существует, просто, видимо, отошла по надобности за кусты. И если она – настоящая, та, что в Лабиринте – перешагнёт черту, то попросту исчезнет, словно не рождалась никогда. Потому что в том мире она теперешняя будет лишней, не нужной.
Не то время. Не то место.
Накатил такой ужас, что Ору затрясло, зубы выбили самую настоящую дробь. Она шарахнулась, не удержалась на ногах, растянувшись на прохладных плитах пола, ещё и отползла подальше, пытаясь отдышаться. Встала далеко не сразу.
Были и другие видения, совсем неправдоподобные: степь, по которой ходили гребни волнующейся травы, натуральным огнём пылающий горизонт и густо-сиреневое небо. Облака, лазурь и плывущие по ней острова. Перевёрнутый лес вместо неба и его отражение вместо земли. Многое было, но Роен это едва замечала. Впечатлений оказалось чересчур и уставший мозг просто отказался принимать новые.
Остался зуд на коже и под ней. А ещё засевший в позвоночнике страх выбрать не то время и не то место.
***
Внизу, стиснутые стенами разукрашенных венками домов, медленно текла праздничная толпа. Сюда, в комнату, доносился лишь приглушённый гул и тоненькие, едва слышимые вскрики. Мимо проплывали дети, сидящие на родительских плечах, вскинутые руки, трясущиеся бубны. Оконное стекло надёжно отгораживало от праздника, проводя вполне реальную черту. Тут было тихо, лишь слишком резко и громко тикали часы.
– Мальчик мой, вышел бы ты к гостям, – заговорил, наконец, Владыка. – В конце концов, это просто не вежливо! Достаточно того, что твоя жена уехала из храма без тебя. Скандал! Так давай не будем скандалиться дальше. Тем более ничего ещё неизвестно и…
– Заткнись, – равнодушно кинул родственнику Ноэ.
Благословенный обиженно засопел, завозился в скрипнувшем кресле, но ничего больше говорить не стал.
Эймар стоял, ткнувшись лбом в стекло, смотрел на толпу, до которой ему не было никакого дела. Впрочем, и она на атьера плевать хотела. В отличие от стаи великосветских стервятников, обжирающихся сейчас в его собственной столовой на свадебном пиру.
Пожалуй да, эта свадьба войдёт в анналы. Невеста сбежала сразу после церемонии, жених тоже предпочёл удалиться. Гости остались. Все довольны. Обсуждать это будут долго.
Она сказала: «Прошу прощения, у меня дела» и ещё: «Желаю от души повеселиться». Напророчила или предвидела, вот в чём вопрос вопросов. Что могло прийти в голову это ненормальной девчонке?
Только бы на самом деле пришло. Только бы не…
Входная дверь тихонько шорхнула по ковру, Грай не обернулся, следя за отражением Лиса и Барса в стекле, только подбородком вверх дёрнул, мол: «Ну?».
Барс переступил с ноги на ногу, откашлялся в кулак, тряхнул головой, будто муху отгоняя. За окном радостно и пронзительно завизжал ребёнок.
– Далеко они не уехали, – открыл-таки рот следопыт, когда уже всерьёз начало казаться, что он никогда мяться не перестанет, так и будет перхать, пока в челюсть не получит, – до Лунного переулка. Там есть такой тупичок неприметный, за пивной папаши… – Кажется, от собственной неуверенной многословности Барсу было ещё некомфортнее, чем всем остальным. – В общем, карету там бросили.
– Следы? – каркающим, под стать своему же прозвищу, голосом уточнил Грай.
– Только немного крови на кучерском сидении и на запятках. Видимо, сняли возницу и лакеев-охранников. Больше ничего. Совсем.
– Девочку похитили ради выкупа, – веско и почти радостно объявил Владыка. – Это дело…
– От кареты идут три Нити, – без намёка на почтение перебил Лис. – Крепкие, свежие. Там были демоны, Грай. Тьемены[2], по крайней мере, двое. Они ушли.
– А она? – эксорцист отвернулся от окна. – Её они с собой, что ли, прихватили? Это хочешь сказать?
– Я не знаю, – спокойно ответил рыжий.
– Или убили, а тело что? Спрятали? – повысил голос командир.
– Я не знаю, – повторил Лис.
– А что ты знаешь? – сорвался-таки Грай.
И осёкся, натирая лоб ладонью. Кажется, всё это уже где-то когда-то было. Только тогда он не мог ответить ничего толкового.
– Они… – голос Олдена, тихий, почти жалобный, был такой же нелепый, как и сам экзорцист, скрючившийся в кресле, совсем по-детски поджавший длиннющие ноги. – Они… – блондину пришлось тоже откашляться. – Они кинули её в Жемчужный лабиринт.
– Зачем? – оборвал затянувшуюся тишину не Грай, а Владыка.
– Затем, что ты за ней пойдешь, – по прежнему едва не шёпотом ответил Олден – не Благословенному, а брату.
– Да это бред! – прихлопнул ладошкой по подлокотнику фламик.
– Я… – Граю доводилось видеть красавца в разных ситуациях и в разных состояниях. Но таким жалко-перепуганным блондин не был никогда. Да что там! Он, кажется, вообще, слова «страх» даже в словарях не встреча, у него и с самосохранением-то по жизни серьёзные проблемы. – Я… – ещё раз попробовал Олден. – Я её помню. Видел. Только думал, что это Мать или Дева. Такая… в золотом.
***
Когда она первого живого увидела, Ора не помнила. Впрочем, он мог быть совсем и не первым, а, например, десятым, просто других девушка принимала за видения между колонн. Видения миров и времён, в которых она уже жила, живёт или будет жить, и где ей теперешней не место. Пожалуй, ужас от этой мысли, до сих пор чистый и яркий, остался единственно не притупившимся чувством, все остальные будто уснули, перегруженные.
В общем, она увидела эльда, сидящего на полу, перекладывающего невидимые то ли камешки, то ли фишки, а, может, он сам с собой в шахматы играл? Сколько Роен его не звала, мужчина не отзывался, хоть и явно её слышал. А прорваться к нему девушка не сумела: между ними стояла стена, упругая и немного вязкая, как чересчур уваристый студень, совершенно невидимая, но непробиваемая.
От остальных – кружащихся на месте, поющих, хихикающих, укачивающих несуществующих младенцев – Ора тоже уходила. Только от одного, катающегося по полу, пытающегося, кажется, выцарапать собственные глаза, убежала.
Но рядом с мальчишкой всё-таки остановилась. Он был совсем ещё ребёнком, лет восьми, не больше, хотя, откровенно говоря, определить его возраст оказалось трудновато. И дело не только в изможденном лице, громадных кругах под глазами и растрескавшемуся, покрытому налётом рту. Детскую физиономию уродовала заячья губа[3], левое плечо немалый горб, а на месте левой же руки торчала лишь кисть. Или часть её? Ора не рассматривала, поспешно отвела взгляд.
Мальчишка лежал на полу, вцепившись ногтями правой руки в стык между плитами, прижавшись виском к чуть светящемуся мрамору, и сипло бормотал шёпотом: «Сила вокруг, сила во мне! Сила вокруг, сила во мне…» Перед ним, между колоннами, сияла переливами водная гладь – то ли озеро, то ли пруд, то ли ручей. Но Ора даже через стену чувствовала прохладу, и свежесть, и запах.
Наверное, мальчишка очень хотел пить.
Словно услышав её мысли, парень, не открывая глаз, подтянулся на правой, здоровой, руке – туда, к виденью. Немного, на ладонь всего, но подполз, не переставая бормотать. Было ли это его время и место? Вряд ли. Иначе он бы так не сопротивлялся.
– Эй, вставай, – тихонько позвала Роен. Мальчик никак не отреагировал. – Слышишь? Тебе идти надо. – Повысила голос девушка. Ни движения. – Парень, вставай!
Веки, наконец, дрогнули, поднялись, глаза глянули какой-то неправдоподобной, леденцово-прозрачной синевой. В них, а ещё золотящейся соломе волос Оре причудилось что-то знакомое, не совсем родное и близкое, но уже виденное, причём не раз.
– Сила вокруг, сила во мне… – ответил мальчишка, Роен, вроде бы, и не видя.
Паренёк приподнялся на руке и снова лёг на пол. Серенькая мешковина ученической мантии сдвинулась, слишком большой ворот съехал, обнажив костлявое, не очень-то чистое плечо. И открыв татуировку, которую Оре совершенно точно уже демонстрировали.
Вернее, демонстрировали-то красоту мышц, зато при каждом удобном и неудобном случае: на привалах у ручья, возле колодец харчевень, купаясь, переодеваясь, принимая очень своевременные солнечный ванны. Например, на закате, когда коней надо распрягать.
– Олден, – неуверенно, сама себе не веря, позвала атьера, рассматривая чёрный глаз, вписанный в чёрный же треугольник, вычерченный на по детски нежной коже.
Мальчишка не отозвался. Конечно, даже если это и он, то до Олдена парню расти и расти. И не вырасти, если не выйдет отсюда или уйдёт не туда.
– Эй… бесы, как же тебя? – естественно, он не ответил. – Тебе надо… да что с тобой цацкаться? Вырос вон лось и ничего, красавчик такой. А ну встал! – рявкнула Роен. – Встал, я сказала!
То ли вопль сработал, то ли послушническая выучка, но мальчишка действительно поднялся, не сразу и очень неловко, пошатываясь. Подбадриваемый рыками: «Давай, давай, соберись! Ещё немного!», но встал, тупо таращась на девушку совершенно осоловевшими глазами.
– Готов? – поинтересовалась Ора для проформы. – Ну так шагай! Вперёд! Давай, правая нога, левая… – Парень начал оборачиваться к водяному миражу между колоннами. – Туда не смотреть! – скомандовала девушка. – Тоже мне, сила, сила!
– Сила во мне, – яснея глазами, процедил сквозь зубы парень – не слишком внятно, всё-таки рот у него был здорово изуродован.
Надо же, какие завлекательные губы, в конце концов, получились из этого ужаса. Интересно, каким образом?
– Вот и топай! Давай-ка вместе со мной, держись за стену…
***
Всё-таки Владыка на самом деле обладал незаурядной силой духа, решительностью и всем, что там полагается. Потому как он снова первый решился нарушить каменную тишину, рухнувшую вслед за сенсационным заявлением Олдена. Фламик кхекнул, крякнул и решительно шлёпнул по подлокотникам обеими ладошками.
– Ну вот что, мальчики мои, – заявил, – вы тут ничего не говорили, а я ничего не слышал. Даже младенцам известно: никакого Жемчужного лабиринта не существует. И Жемчужной нити, между прочим, тоже. Мир един. А демоны и бесы – суть порождения нашей греховности и дурных устремлений. Это ясно? – Подтвердить его слова никто не спешил, впрочем, опровергнуть тоже. – Вот так-то, – заключил довольный Владыка. – Невесту твою, дорогой, похитили с целью выкупа. И, поверь, я приложу все усилия, чтобы вернуть её в целости и сохранности. Пожалуй, мы объявим награду за любые сведения о местонахождении атьеры. Небольшую. Храм должен подавать пример скромности. Ну а если ты сам куда-нибудь пропадёшь, то я очень расстроюсь. Очень.
Фламик, напоследок многозначительно дёрнув бровями-кустиками, и одарив каждого присутствующего долгим персональным взглядом, изволил удалиться.
– Норма-ально, – протянул Лис. – Порождение греховности, значит? А мы кто тогда? Непорочные девы, несущие свет праведности?
– Храм решил сменить политику, – пожал плечами Барс. – Давно говорили, что между престолом Владыки и орденом Сенсетивов конфликт зреет. Чую, опять заведут песню про еретиков.
– А я чую вонищу костров, – проворчал рыжий, – хотя по колдунам плакать не буду. Не люблю.
– Плакать?
– Колдунов.
– А как же Олден?
– А он засратый недоучка, да ещё свой в доску.
Грай шевельнулся, вроде бы плечом повёл. Грай посмотрел.
– Так, – сказал Грай. Экзорцисты увяли. – Силком я, понятно, никого с собой тащить не собираюсь.
– Можно подумать, это требовалось, – тихонько проворчал Барс.
– … но всё-таки вы должны соображать…
– Я не пойду, – шёпотом сообщил Олден собственным коленям. Переспрашивать его никто не стал, восклицать впустую тоже, просто все трое экзорцистов развернулись к красавчику, как по команде. Блондин поёжился. Кажется, ему было очень неуютно. – Я не пойду, – упрямо повторил сенситив. Грай, пожалуйста, попробуй меня понять.
– Я понимаю, – кивнул командир.
– Нет, – мотнул головой Олден, – не понимаешь. Не можешь. Ты меня не видел. Я же… Шестеро! Я был уродом! Самым обыкновенным уродом, которого мать в канаву выкинула!
– Почему в прошедшем времени? – поинтересовался Лис, складывая руки на груди.
– Я пошёл в Лабиринт сам, по собственной воле. Я знал, что отдам.
– Совесть? – осведомился рыжий.
– Я надеялся получить взамен… Я получил! Но больше я туда никогда… Ни за что! Не смогу.
– Тебя никто и не просит, – напомнил Грай.
– Ещё как просят. Настойчиво, но пока вежливо, – фыркнул Лис. – Он единственный весь лабиринт прошёл, забыл? Или ты там свою ненормальную аукать собрался?
– Нет, – затряс головой Олден. – Я почти всю силу там оставил, понимаешь? Я чуть не сдох! У меня нет ничего! А если… Если он обратно всё заберёт?
– Барс сдох, – напомнил рыжий. – И что? Боишься опять мордочку попортить?
– Мордочку попортить? – рявкнул красавец, каким-то совершенно диким прыжком выметаясь из кресла и хватая Лиса за грудки. – Мордочку? – Олден встряхнул брата так, что у того зубы клацнули. – Да у меня вместо одной руки культя торчала, это ты знаешь? А знаешь, когда жрать не получается, потому что каша изо рта вываливается? Что ты вообще…
– Хватит, – эдак незаинтересованно уронил Грай. – Сядь, Олден. Я же сказал, что всё понимаю и силком тащить никого не собираюсь.
Блондин, красный, как помидор, ещё разок сопнул разъярённым быком, нежно разгладил помятые лацканы у Лиса на груди и послушно сел.
– Собственно, – Барс смущённо поскрёб когтём кончик носа. – Грай, ты знаешь, меня упрашивать не надо, но… В Нити сотни тысяч миров, согласен? А теперь посчитай, сколько между ними связок.
– Урок арифметики оставь на потом, – холодно попросил командир.
– Как знаешь, – пожал плечами следопыт. – Тогда сразу подытожу. Ты её не найдёшь и сам застрянешь в Лабиринте. Что и требуется демонам, такая месть как раз в их стиле.
– Я же просил, – повысил голос капитан.
– И они тоже останутся там, – буркнул из своего кресла Олден. – Потому что запросто гулять по Нити можешь лишь ты. Только, по-моему, тебе одной прогулки тоже хватило за глаза и за уши. Что-то назад не рвался.
– Так, – повторил Грай, обеими руками опираясь о стол. Постоял, покачался, низко свесив голову. – Та-ак, – повторил. – Вы правы, а я идиот. Никто никуда не идёт.
– И ты тоже? – с явным сомнением уточнил Барс.
– Я должен. – Экзорцист мотнул головой. – Я её в это втравил.
– А как же долг перед Домом и братством? И, вообще, ум, честь и совесть? – спросил Лис, рассматривающий собственные когти.
Грай не слишком коротко, но довольно доходчиво объяснил «как».
– Понятно, – подтвердил рыжий. – Тогда я пошёл. Надеюсь, гости не всё ещё сожрали.
– Свадебный пирог-то должен был остаться? – предположил Барс. – Его без жениха с невестой не подают.
– Значит, топаем на кухню, – решил фламик. – Эй, красавчик, ты как, с нами? Или у тебя до сих пор каша изо рта лезет?
– Да пошёл ты, – огрызнулся Олден, вставая.
Грай дождался, когда за ними не только дверь закроется, но и шаги в коридоре стихнут. И лишь потом саданул кулаком по столу. Столешница не выдержала, треснула вдоль, но, будто насмехаясь, не провалилась, а лишь чуть просела, упорно цепляясь зубастыми обломками. Экзорцист, рыкнув, добавил сверху каблуком.
Дела незаконченными оставлять нельзя.
***
Столичный особняк, доставшийся Эймару от родителей, был по-настоящему старым. Всё, что выше подвалов, перестраивали уже не один десяток раз, а вот оставшееся под землёй помнило те времена, когда при встрече запястье царапали не в знак вежливого приветствия, а для собственной безопасности – занятый порванными венами набрасываться не станет.
В подвалах этих сохранилось многое, например, уютные камеры на одного, где даже в самую жгучую летнюю жару по щиколотку стояла ледяная вода. Или чудесные винные погреба, которым запросто бы позавидовал не только королевский виночерпий, но и распорядитель самого Владыки.
Имелся тут и зал Входа. Говорили, что всего несколько столетий назад был в каждом уважающем себя доме, а сейчас, если они где и остались, то исключительно для декора – тайной прохода по лабиринту владел лишь орден Сенсетивов. А умением входить в него обладали только те же колдуны, да ещё Эймар, который, вообще-то, о таком даре никогда не просил и не очень-то любил распространяться о нём. Но вот ведь, пригодился.
Грай опустился на колени посередине медной шестиконечной звезды, чьи лучи прутья были намертво вмурованы в каменный пол. Вздохнул, качнулся, садясь на пятки, снова вздохнул – не просто так, дым из разожженных курильниц, стоящих в углах пентаграммы, помогал сосредоточиться. А это сейчас очень бы не помешало. Нельзя входить на Нить с неспокойной душой, с липкими, ненужными мыслями – чужое, особенно уже мёртвое, летит на них, как мухи на мёд. В Лабиринте же и так приобретаешь слишком многое, гораздо больше, чем хотелось бы.
Но ещё больше теряешь. Знать бы заранее что?
Грай снова вздохнул. Синеватое пламя светильников каким-то чудом пробиралось под закрытые веки, пятнало темноту. Или это лишь от напряжения казалось?
– Смотри-ка, дышит, – раздалось у экзорциста за спиной.
– А, по-моему, храпит, – отозвался второй. – Сачок, самый настоящий.
– Главное, чтоб воздух не портил, – проворчал третий. – Здесь и так воняет, как у Лашки под юбкой.
– Кто такая Лашка и зачем ты у неё под юбкой нюхал?
– Придурки, – вынес вердикт Грай, глотая совсем не нужную сейчас улыбку. – Дебилы. Пошли вон!
– Надо ж так надымить! – Лис уселся напротив, совсем уж дико скрестив ноги, положив пятки себе же на колени. – Что ты тут палишь? Серу?
– Её, – подтвердил Барс, опускаясь на колени слева. – Как же без неё, родимой? Между прочим считается, что для демонов запах горящей серы всё равно, что для нас розовое масло.
– Говори за себя, – огрызнулся рыжий. – По мне так всё одно вонь.
– Извини. – Олден, легко коснувшись плеча капитана, устроился справа, складывая из пальцев какую-то сложную фигуру. – Полосатик мне объяснил, что панические атаки бывают у всех. Хочешь, он и тебе объяснит?
– Нет, – отчеканил Грай. – Я даже не хочу, чтобы мне объясняли, что вы здесь делаете. Просто убирайтесь. Бегом!
– Ты что-то слышал? – поинтересовался красавчик у следопыта.
– Дом старый, – пожал плечами Барс. – Постоянно что-то то пищит, то шипит, то скрипит. А ты?
– Ухи дерьмом забило, – припечатал Лис, хлюпая носом. – Начинайте уже, а то мне сейчас весь нюх напрочь отобьёт.
– Вы не понимаете, – процедил сквозь зубы Грай. – Просто… Я вам не всё сказал.
– Он нам не всё сказал, – зачем-то просуфлировал Барс.
– Да ты что? – вытаращился Олден. – А казалось, душа парень, прям на распашку!
– Бывает, – резюмировал рыжий, ковыряясь когтём в ухе.
– Это… – Экзорцист снова вздохнул, правда, на этот раз не для сосредоточения. Но ведь они не отвяжутся! А идти с таким проводником… Да легче сразу камень на шею нацепить и в реку! Прав был Владыка, чтоб его бесы отымели. Любая иголка рано или поздно вылезет. Только уже ржавой. – Это про Юэй и Одинца.
– Да пошёл ты, – обиделся Лис.
– Серьёзно, брат, – поддержал фламика Олден, – не набирай.
– Грай, – мягко, будто с душевно больным разговаривая, начал Барс. – Если ты хочешь сказать, что Одинец тебе вместе с женой рога наставляли, то, извини, не поверю.
– Нет, рога они мне не наставляли, – усмехнулся командир, – а вот всё остальное… Я до сих пор не уверен, что Юэй… Что там на самом деле было управление разумом. Уже потом я нашёл её дневник, а она очень хотела, чтоб я его нашёл, только… Ну, не копался в её вещах, не слишком интересно было.
