Текст книги "Том 13. Пуля дум-дум"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 6

На первый взгляд казалось, что стены и потолок в подвале были выложены из пустых гильз и не рассыпались лишь благодаря кусочкам штукатурки между ними. Повсюду валялись консервные банки – на столах, на скамейках, под ногами. Оружейная стойка в дальнем конце подвала изобиловала поразительным разнообразием стрелкового оружия.

Сам Себастьян больше не был Таинственным Человеком, теперь он превратился в Воинствующего Человека, одетого в брюки из рубчатой ткани, сапоги для верховой езды и белую рубашку, расстегнутую на груди. Лишившись белого галстука, фрака и мантильи с огненно-красной отделкой, он несколько изменил свой облик, но эффект оставался все тем же и напоминал эру Великого Гэтсби.

Очутившись в подвале, я первые минуты столь сосредоточенно пытался определить, насколько образ Себастьяна соответствует описанию Джекила и Хайда, что не слышал ни одного из произнесенных им слов. Теперь, когда я все прикинул и понял, что Хайд Меткий Стрелок не опасен, я мог с облегчением вздохнуть.

– Поэтому всю свою жизнь я ищу совершенства, лейтенант, – завершил Себастьян с торжественным видом. – И теперь, когда я объяснил вам свои побудительные мотивы, я надеюсь, вы понимаете мои чувства?

– Прекрасно понимаю! – Я церемонно поджал губы и медленно кивнул в знак полного одобрения.

– Вот почему я никогда не исполняю трюков на публике, – продолжал он. – Обманывать публику, которая верит мне, совершенством, которое есть не что иное, как бесстыдное мошенничество! Вы согласны, лейтенант?

– О, конечно, – поспешно ответил я. – Можно мне задать вам вопрос из любопытства: когда вы в последний раз выступали на публике, Себастьян?

– В пятьдесят девятом году, – ответил он. – Это была большая ошибка.

– Что произошло?

– Глупый несчастный случай. – Его белые зубы, сверкнули в сатанинском оскале. – В начале каждого номера я приглашал на сцену троих мужчин, давал каждому сигару, выстраивал их в линию и демонстрировал «гвоздь» своей программы. – Он нервно погладил свою острую бородку. – Я становился к ним спиной, стрелял через плечо, целясь при помощи всего лишь маленького карманного зеркальца, и выбивал у них изо рта горящие сигары! Один! Два! Три!.. Вот так! Это всегда вызывало у женщин истерические вскрики, а потом, когда зал приходил в себя, завершение программы сопровождалось бурными аплодисментами. – Лицо его исказилось, белые зубы обнажились с еще большей жестокостью, когда он с силой дернул себя за бороду. – Во время одного представления, – сказал он тихим, напряженным голосом, – среди зрителей находился крупный, толстый человек с торчащими вперед зубами. Не часто артисту попадаются такие люди, и публика хочет видеть их на сцене – многие заблуждающиеся идиоты до сих пор верят, что если человек толстый, то он непременно должен быть добрым и веселым. Дайте ему торчащие зубы, и зрители будут убеждены, что величайшая радость в его жизни – быть выставленным напоказ, с тем чтобы каждому выпала честь вдоволь посмеяться над его лицом и тешить себя мыслью, что ему придется жить с подобным уродством до конца своей жизни!

– Вы абсолютно правы, – быстро согласился я. – Но что же произошло?

На некоторое время он углубился в свои воспоминания, потом заставил себя заговорить снова:

– Итак, толстый человек оказался одним из троих, кого я пригласил на сцену и попросил быть моими ассистентами. Я вручил каждому из них сигару и зажег ее, а сам, разумеется, полностью сосредоточился на своем выступлении. Когда настало время выстраивать их в линию для великого финала, у меня не было даже возможности присмотреться к ним внимательно. Это явилось моей трагической ошибкой. Позже я узнал, что тот толстый мужчина вообще не курил и это была его первая сигара в жизни. Он зажал ее в своих вонючих, выступающих вперед зубах и беспрерывно неумело пыхкал. – Себастьян слегка пожал плечами. – Воспоминания того вечера до сих пор меня преследуют! Вы должны понять, я стоял к ним спиной, смотрел только в маленькое карманное зеркальце, поэтому обзор был крайне ограничен. Я взял себе за привычку целиться в тлеющий конец сигары и был спокоен, потому что всегда раздавал им длинные сигары и точно знал, что на момент выстрела должно оставаться как минимум четыре дюйма окурка. Разумеется, это гарантировало мне определенный коэффициент безопасности. Тот вечер ничем не отличался от остальных. Итак – один! Два! Три!.. Я повернулся, готовый встретить обычные бурные аплодисменты, но вместо этого увидел кричащую толпу: все орали, что я намеренно убил толстого дебила, и были готовы линчевать меня на месте.

Себастьян отказался взять у меня сигарету, удрученно покрутив головой, и я закурил сам.

– Если вопрос не покажется вам неделикатным, тогда скажите, – осторожно попросил я, – вы убили того толстяка?

Себастьян фыркнул, с трудом пытаясь унять разыгравшуюся ярость.

– Этот дурак выкурил сигару почти до самого конца; если быть точным, то от нее осталось пять восьмых дюйма – позже вечером я успел замерить длину окурка. Поскольку зубы у него торчали наружу, это обеспечивало мне дополнительный коэффициент безопасности в лучшем случае в четверть дюйма. Пуля попала ему прямо в зубы, и осколки от них долетели даже до людей, сидевших в двенадцатом ряду. Как раз это и вызвало гвалт, к тому же зрители были убеждены, что я убил человека!

– Значит, он не пострадал, если не считать выбитых зубов? – спросил я.

Рот Себастьяна искривился, как бы подтверждая горькую иронию судьбы.

– Позже он потребовал, чтобы я возместил ему убытки. Сотню баксов за вставные зубы – представляете мое унижение? – Он закрыл глаза. – Шоу-бизнес не всегда дается легко. И мне пришлось заплатить за проклятые зубы.

– И после того нелепого случая вы больше не выступали на публике?

– Никогда! – крикнул он и рубанул рукой воздух, как бы отсекая прошлое. – И не буду выступать, пока не добьюсь полного совершенства.

– А как продвигаются дела по достижению полного совершенства?

Его лицо сразу посветлело.

– Хотите посмотреть, лейтенант?

– С удовольствием.

Себастьян вскочил на ноги и торопливо принялся расставлять консервные банки. Я устало наблюдал за ним. Когда он закончил свои приготовления, подвал превратился в подобие отдела консервированных товаров супермаркета. У меня возникло неприятное ощущение, что мне придется проторчать здесь всю ночь, дожидаясь, пока он собьет последнюю мишень.

Он неторопливо направился к стойке с оружием, выбрал длинноствольное ружье 32-го калибра, потом вернулся к тому месту, где я сидел, и грациозно поклонился.

– Лейтенант!

– Мне выпала большая честь наблюдать, как лучший в мире снайпер лично мне демонстрирует свое мастерство! – сказал я, стараясь не переборщить по части любезностей. Затем я удобно устроился, приготовившись к представлению, и решительно настроился на то, что не позволю шевельнуться ни одному мускулу лица, даже если вдруг он промажет по всем мишеням.

Следующие тридцать минут я сидел, почти не шевельнувшись, и наблюдал виртуозное мастерство; такой уровень, насколько я мог судить, сумели бы продемонстрировать еще лишь несколько человек во всей стране. Себастьян проделывал самые разнообразные трюки, используемые в стрельбе, разве что пуля, которую он только что выпустил, не летела обратно в дуло. Он стрелял из всех возможных положений: через плечо, между ногами, лежа на спине, когда мишень находилась непосредственно за головой, и, наконец, опять через плечо, но уже без помощи зеркальца и с завязанными глазами.

Я долго от души поздравлял его, а он жадно глотал каждое лестное слово, будто изголодался за пятнадцать лет, и я подумал, что в некотором смысле так оно и было.

– Вы – идеальный зритель, лейтенант, – искренне поблагодарил он. – Было очень приятно выступать перед вами.

– А вы продемонстрировали удивительное шоу, Себастьян, – не остался я в долгу. – Я вам очень благодарен. – Зная, что если не прекратить велеречивый обмен любезностями, то он затянется до бесконечности, я задал ему первый вопрос, пришедший мне в голову: – Какой трюк в стрельбе считается самым сложным?

– Ах! – Его зубы сатанински сверкнули, потом он снова погладил свою бородку и улыбнулся мне с пониманием. – А вы как считаете, лейтенант?

Я задумался.

– Поймать пулю зубами, я так думаю.

– И что? – Его усмешка сделалась шире.

– Или подобный трюк всегда подстроенный – ловкость рук и никакого мошенничества?

– Очень часто это обычное жульничество, лейтенант, – ответил Себастьян с доверительной серьезностью. – Но и такое можно сотворить, хотя и немногим это дано. – Он замолчал, стараясь, чтобы до меня дошло сказанное. – Этот трюк считается вторым по сложности, если он выполняется часто.

– А какой тогда считается самым сложным? – Я намеренно подыгрывал ему.

Он легко вошел в роль Джекила – Хайда, а вышел из нее опять Таинственным Человеком.

– Боюсь, что на какое-то время это должно остаться моим секретом, лейтенант, – ответил он учтиво. – Помните, что я вам говорил о поисках абсолютного совершенства? В этом-то и заключается ответ на ваш вопрос!

Я понял, что на этом он просто закрыл тему.

Мы перешли из подвала к чудовищному бару в гостиной и устроились там, чтобы выпить перед обедом.

– Когда вы – ах! – ушли со сцены в пятьдесят девятом году, – попробовал я вернуться к разговору, – тогда вы и приехали сюда?

– Да, – ответил он. – В первый раз.

– И с тех пор живете здесь?

– Время от времени. – Похоже, тема и впрямь ему наскучила. – Человеку необходимо отключаться от своей работы, по крайней мере изредка, лейтенант. Я понял, что постоянное стремление к совершенству изнуряет, если бьешься над ним больше положенного.

– Мне нравится, как Поп Ливви тут все обустроил, – пробурчал я. – А Бруно Брек? Тоже живет здесь постоянно?

– Как и я, только время от времени, но мы всегда возвращаемся к Попу. Бруно мне как брат, а может, и больше.

– Антония тоже приезжает и уезжает?

Себастьян неспешно покачал головой:

– Антония всегда здесь. Так для нее намного лучше – мир за пределами дома может оказаться слишком жестоким для таких людей, как она. Единственное, что у нее есть, – ее огромная сила, вы меня понимаете, лейтенант?

И этого недостаточно, чтобы выжить в жестокой реальности хищного мира.

– Мне кажется, вы правы, – согласился я. – Остается одна Селест.

– Она живет здесь всего три месяца, – кратко пояснил он. – Приехала сюда впервые, и не думаю, что задержится надолго – молодость чересчур нетерпелива!

– Да, пожалуй, – согласился я в который уж раз за последний час. – Куда вы отправляетесь, когда надумаете отдохнуть и уехать на время из дома?

Он пожал плечами и этим отдаленно напомнил международного плейбоя, считающего весь мир скучным, потому что он колесит по свету в компании людей, которые ему до смерти надоели дома.

– Мне нравится Рио, – неохотно признался он. – В Париже замечательно, если не задерживаешься там надолго. Достоинства Таити переоценивают. Я всегда стараюсь отыскать какое-нибудь новое место, неординарное и увлекательное – в разумных пределах.

Резкий неожиданный смех заставил нас обернуться. Прямо над нами стоял Бруно Брек, его грязного цвета глаза посылали нам по очереди резкие, выжидающие взгляды. Почему-то сегодня он больше обычного походил на ящерицу, и я мог поклясться, что сходство не было столь разительным, когда я его увидел в первый раз.

– Хотите выведать сокровенные тайны у международного путешественника, лейтенант? – хихикнул Бруно. – Вы обратились к нужному человеку. Себастьян побывал почти везде, разве не так, Себастьян?

Что-то случилось с вышколенным притворщиком – я понял это по тому, как он неожиданно стушевался и в одно мгновение ничего не осталось ни от Таинственного Человека, ни от снайпера. Рядом со мной сидел совершенно новый субъект, хотя и с уже знакомыми мне усами и бородой, но я даже не знал, кто это, черт возьми. Он поднес стакан к губам, и я заметил, что его пальцы слегка дрожат, – может, здесь и кроется разгадка? В их странных взаимоотношениях?

– Я терпеть не могу портить кому-то веселье, лейтенант. – Назойливый яд Бруно ощутимо, как холод, как испарина, просачивался между моими лопатками. – Но я некоторое время стоял и слушал его разглагольствования, и я думаю, что всему есть предел, – разве вы не согласны?

– Это имеет какое-то значение? – мрачно буркнул я.

– Конечно имеет, лейтенант! Сегодня вы наш гость, и я чувствую личную ответственность по отношению к вам – мы все ее чувствуем! Поэтому я подумал, что Себастьян зашел слишком далеко, и мне пришлось заставить себя вмешаться в разговор.

– Он прав, – сказал сиплым нервным голосом незнакомец, сидевший рядом со мной. – Я позволил себе чересчур много фантазировать!

– Может, вам всем повезет и на днях то же самое произойдет с Бруно, – раздраженно сказал я.

– Эй, лейтенант! – Писклявый, неестественный смех зазвенел у меня в ушах. – Вы ерничаете, но я не против. Ты был когда-нибудь в Париже, Себастьян?

– Нет! – прошептал человек, сидевший рядом со мной.

– Таити, Гонолулу – или в каком-нибудь другом месте?

– Нет!

– Куда ты отправляешься на каникулы, когда хочешь отдохнуть от нас всех, живущих в доме Попа Ливви?

– Чаще всего в Сан-Диего. Пару раз бывал в Лос-Анджелесе. – Хриплый шепот таил в себе угрожающее напряжение, которое становилось все более ощутимым и в любой момент готово было вырваться наружу.

– Ну вот, там намного лучше, Себастьян! – похвалил его Бруно. – По тому, как ты треплешь здесь языком, лейтенант может ошибочно подумать, что мы – шайка миллионеров!

– Простите. – Я поставил свой стакан на крышку бара. – Мне нужно закончить некоторые дела. – Я намеренно повернулся к молчаливой фигуре, жалко съежившейся над недопитым стаканом. – Еще раз спасибо, Себастьян, – сказал я, – за великолепное представление трюков со стрельбой, которые я имел честь наблюдать в подвале!

– Как? – Он быстро повернул голову ко мне, и в его глазах мелькнуло что-то близкое к ужасу. Потом он слабо рассмеялся. – Ах, вы об этом! Ничего особенного нет в том, чтобы стрелять по пустым консервным банкам, лейтенант!

– Сейчас ты чересчур скромничаешь, Себастьян! – защебетал Бруно. – Твоя стрельба произвела впечатление на лейтенанта, а уж он-то знает толк в оружии.

– Я говорю вам, ничего особенного! – Себастьян осушил свой стакан, быстро протиснулся мимо меня и чуть ли не бегом бросился из гостиной.

Бруно довольно загоготал.

– Как вы думаете, лейтенант, в том, что я сказал, может, был какой-то смысл?

– Мне все-таки нужно закончить неотложные дела, – холодно ответил я. Уже собираясь миновать его, я передумал и приостановился. – Ради интереса, Бруно, а где вы проводите свои каникулы, когда покидаете дом Попа Ливви?

– Я не помню, чтобы когда-нибудь уезжал из этого дома на каникулы, лейтенант, – непринужденно ответил он.

– Поскольку вы были так щедры, одаривая Себастьяна своими поучениями, – вежливо продолжал я, – вы не станете возражать, если и я дам вам один совет?

– Лейтенант! – Он хихикнул. – Я буду польщен!

– Профессиональный лжец всегда стремится выглядеть честно и искренне, – сказал я с действительно искренней улыбкой на лице. – Поэтому все время, пока он мне врал, он осторожно делал паузы, отводил взгляд, кое-где запинался, неловко замолкал – использовал все, что делают честные люди, когда рассказывают чистейшую правду. У вас же все происходит чересчур гладко – слишком много внешнего лоска, поэтому вы до сих пор не стали профессиональным лгуном. – Я похлопал его по костлявому плечу, как бы подбадривая. – Но я уверен, что вы быстро добьетесь успехов, если на практике будете упорно шлифовать свой талант, Бруно; а сегодня вам уже выпала такая возможность, да?

Я заглянул в глаза человеку и увидел в них истинное отражение того, что происходило в его голове. Такая возможность выпадает редко, но сейчас я почти ощутил на себе физическую силу хладнокровной жестокой ненависти Бруно; в следующую долю секунды ненависть растворилась, и его глаза опять приобрели привычный грязный цвет.

– Вы сегодня определенно капризничаете, лейтенант! – Бруно громко и безудержно зашелся в своем противном хихиканье. – Могу поспорить, что когда вы арестовываете кого-нибудь за плохое поведение, то сначала прогуливаетесь с ним по аллее, а уж потом тащите к шерифу, верно?

Не успел я ответить, как начался ад кромешный. Мне понадобилось секунд двадцать, чтобы сообразить, что безумный шум и грохот шел от металлической ложки, которой лупили по железной сковородке. И только когда я прибежал в столовую, до меня дошло, что это Антония ударяет в гонг, созывая всех к столу. Как я сразу об этом не догадался; для девушки, которая свободно может оторвать меня от пола, сделав лишь глубокий вдох, оглушить человека с нормальными ушными перепонками – всего лишь детская игра.

Глава 7

Я сидел в гостиной возле огромного бара, наслаждался одиночеством, не спеша потягивая крепкий напиток, и изо всех сил старался не смотреть на свое отражение в желтом зеркале задней стенки. Мои часы показывали две минуты двенадцатого, во всем доме стояла убийственная тишина. Я поймал себя на мысли, что был бы рад услышать под ногами даже скорострельную пальбу Себастьяна, а может, и животный зов из Черной Африки к спариванию тоже был бы приемлем.

Вспомнив, что сигарета предполагает кое-какую деятельность, я закурил, но это не внесло разнообразия. После обеда вся компания просто распалась на части. Селест встала из-за стола и прямиком отправилась в свою комнату; Антония занялась посудой на кухне; Бруно сослался на головную боль, а Себастьян и вовсе не явился обедать.

Слабое позвякивание, будто кто-то зацепил косточки занавески, заставило меня бросить взгляд в желтое зеркало. Слегка искаженное отражение Попа Ливви постепенно увеличивалось, по мере того как он приближался ко мне.

– Я решил составить вам компанию и пропустить стаканчик перед сном, – любезно сказал он.

– Прекрасно, – ответил я.

– Наверное, мы не очень хорошо развлекали вас сегодня вечером. – Он занялся приготовлением напитка. – В этом доме такое редко происходит – здесь всегда кто-то чем-то занимается с вечера до поздней ночи.

– Возможно, они устали, – предположил я. – Прошлая ночь выдалась трудной.

– Я уже почти забыл об этом, – признался Поп. – Вы думаете, такое вряд ли возможно, да? Может ли человек забыть, что всего двадцать четыре часа назад обнаружил труп?

– Думаю, таково свойство мозга, – туманно заметил я. – Это нечто вроде защитного механизма. Если память окажется слишком эмоционально взбудораженной, этот механизм автоматически стирает лишнее знание, и здесь не имеет значения, насколько свежей была взволновавшая вас информация.

– Звучит вполне убедительно, – восхищенно сказал Поп. – Значит, это объясняет, почему я так быстро обо всем забыл – память все еще возбуждена?

– Полагаю, что так, – согласился я. – А ведь вы всего лишь обнаружили тело. Представляете, какой потенциальный динамит хранит в себе память убийцы?

– Могу только сказать: рад, что я не убийца. – Он решительно откашлялся. – Лейтенант, вы не возражаете, если я задам вам прямой вопрос?

– Спрашивайте.

– Скажите откровенно, почему вы здесь? Разумеется, мне приятно видеть вас у себя в качестве гостя. Но официально – почему вы здесь?

– Это хороший вопрос, Поп, – согласился я. – Вероятно, ответ на него покажется запутанным. Я нахожусь здесь неофициально, в том смысле, что окружной шериф не давал мне приказа приезжать сюда. Но я занимаюсь расследованием убийства, и, даже если это моя собственная идея, мой визит сюда в любом случае расценивается как в некоторой степени официальный.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря, что ответ покажется запутанным, лейтенант. – Он усмехнулся. – Тогда можно мне спросить, почему вы решили провести здесь несколько вечеров?

– Эдди Моран был убит в вашем гараже, Поп. – Я пожал плечами. – Поэтому, прежде всего, убийцу логично искать в доме. Прошлой ночью у меня не было возможности даже взглянуть на ваших нахлебников.

– А теперь у вас есть возможность внимательнее к ним присмотреться? Что ж, вполне резонно, лейтенант.

– Себастьян живет с вами с пятьдесят девятого года, во всяком случае, большую часть времени. А как насчет Бруно?

– Он приехал сюда на год раньше и, почти как Себастьян, живет здесь время от времени.

– Бруно работал когда-нибудь актером-комиком – профессиональным, я имею в виду? – Я в сомнении покачал головой. – Его шутки несколько беспокоят меня. Нужно очень стараться, чтобы шутки выходили так плохо.

– Я уверен, что он профессионал, – ответил Поп Ливви и на мгновение задумался. – Хотя и не могу с уверенностью утверждать, что он когда-нибудь занимал должность артиста-комика.

– Расскажите об Антонии. Откуда она приехала?

– Антония – дочь моего давнего приятеля, который внезапно умер года три назад. – Поп с сожалением наклонил голову. – Вы не удивитесь, если я скажу, что ее отец работал силачом в цирке. Его жена умерла, и Антония осталась совершенно одна. Когда она работала в цирке вместе со своим отцом, у нее была защита, хотя циркачам приходится преимущественно самим заботиться о себе. Когда же отца не стало, она не могла сама исполнять номер, и я привез ее сюда. Антония – замечательная кухарка, она никому не причинит вреда и все еще, бедняга, мечтает, что однажды вернется в цирк и станет звездой. Я подозреваю, что на самом деле она не надеется превратить свою наивную мечту в реальность, а лишь продлить ее как можно дольше.

– Понимаю, – с грустью согласился я. – Как насчет Селест?

– Селест живет с нами всего два или три месяца. – Поп не спеша смаковал свой напиток. – Как я вам уже говорил сегодня, стоит ей только бросить свои странные упражнения и серьезно заняться танцами, и ничто уже не сможет вернуть ее к акробатике.

Штора снова задребезжала, и я автоматически глянул в пожелтевшее зеркало: навстречу мне плыла мечта – молодая девушка в халате, который плавно колыхался и тихонько шуршал в такт гибким движениям ее стройного тела. Я резко повернулся, чтобы внимательнее рассмотреть видение.

Несмотря на то, что на ней был халат, эффект получался почти такой же, как когда ее обтягивало трико. В проеме халата круглились выступы ее высоких, свободно покачивающихся грудей. Когда она непринужденно подошла и уселась на стул рядом со мной, полы халата соскользнули и обнажили внутреннюю часть ее бедер.

– Я подумала, что мне нужно выпить, – сказала она. – Это поможет мне уснуть. Вы не хотите приготовить для меня что-нибудь?

– Например?

– Может, джин с тоником?

– Сейчас будет сделано. – Я соскользнул со стола, обошел бар и занял место за рабочей стойкой.

Поп Ливви лукаво подмигнул мне, хотя его лицо ничего не выражало, допил свой напиток и поднялся.

– Я устал, – изможденно проговорил он. – Увидимся утром. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Поп.

Селест не сводила с него своих терновых глаз, пока он не исчез в глубине коридора.

– Поп замечательный человек, – заметила она. – К тому же тактичный!

– Конечно, – согласился я и поставил стакан на крышку бара перед ней.

– Вы так и собираетесь стоять на той стороне? Не вернетесь ли на свое место? – В ее глазах появился озорной блеск. – Вы не злитесь на меня, правда, Эл?

– Зачем мне злиться на девушку, у которой болят кости? – холодновато воспротивился я ее кокетству.

– Ох, теперь они беспокоят меня не так сильно, – заверила она. – Я хочу сказать, что они еще немножко побаливают, но терпеть можно.

Она подняла руки и принялась осторожно массировать затылок. При этом проем в халате разошелся и обнажил ее гладенькие груди почти до сосков – они соблазнительно прижимались к мягкой материи. Прекратив массаж и опустив руки, она взяла стакан, немного отпила, бросила взгляд через плечо на безмолвные просторы гостиной и вроде бы слегка вздрогнула.

– Послушайте, у меня есть идея, – обрадовалась она и повернулась ко мне. – Давайте возьмем напитки и пойдем куда-нибудь в другое место! Ночью эта комната наводит на меня ужас – нас двоих здесь попросту недостаточно. Захватим бутылки, чтобы больше не возвращаться сюда.

– Что у вас на уме? – спросил я, но тут же смущенно подумал, что знаю ответ. Что-то особенное было в ее манере разговаривать, в ее взгляде, в одежде, что заставляло все мои чувства трепетать. Мое сердце учащенно билось. Приглашение было откровенным, и я ощутил легкий спазм в груди.

– Пошли, – позвала она и соскочила со стула. – Возьмите бутылки.

Я схватил полную охапку бутылок и вышел вслед за ней.

Она решительно шла впереди меня по длинному коридору, тонкий халат с тихим шелестом терся о классические контуры ее пышных ягодиц, между которыми слегка отпечатывалась расщелина, и все, что от меня требовалось, – это следовать за ней и смаковать похотливые мысли. Она остановилась у третьей двери от гостиной и открыла ее. Я вошел вслед за ней и закрыл за собой дверь.

Освободив на бюро место для бутылок, приготовив свежие напитки, я подошел к кровати, где она сидела, протянул ее стакан, молча поднял свой бокал и улыбнулся:

– А что теперь?

Ее улыбка была вялой и наводила на непристойные мысли.

– Ну, тебе решать, – сказала она внезапно охрипшим голосом, ломая перегородки отчуждения.

– Я должен быть осторожнее с этими больными косточками…

– Мы сможем решить эту проблему. Из любой ситуации всегда есть выход.

Некоторое время мы сидели молча и пили. Я осознавал, какая сумятица творится у меня внутри, чувствовал себя созревшим подростком, готовым пуститься в свое первое сексуальное приключение с реально существующей женщиной, у которой вполне хватит опыта, чтобы показать мне, что к чему.

– Если ты считаешь, что у меня имелся какой-то повод, – заговорила она вкрадчиво, – когда я нарушила твое одиночество и потащила прямо к себе в комнату, то ты абсолютно прав.

– А ты убеждена, что не собираешься водить меня за нос? – Я все еще с трудом верил в то, что должно было произойти.

– Какой в этом смысл? – спросила она. – Я знаю, чего хочу, значит, нужно идти и брать. Мне стало скучно, я никогда не устаю. Я была здесь, ты сидел там. – Она подняла бокал и тепло улыбнулась мне.

Мы пили по второму стакану, и к этому времени она уже освободилась от одежды. Ей это не составило труда: все, что ей нужно было сделать, – сбросить с плеч халат, и готово! Вот она сидит на кровати, представ предо мной во всей своей красе, от которой дух захватывает, ее груди с набухшими розовыми сосками подымаются и опускаются в такт учащенному дыханию. Я смотрел на нее горящим взглядом и пожирал всю целиком – груди, бедра и маленький курчавый островок между ними, а потом начал стягивать с себя одежду. Справившись с этой сложной процедурой, я взял у нее бокал и поставил рядом с моим на стол. Позже у нас будет время выпить – много времени.

Мы должны были осторожно обходиться с ее больными косточками, и в итоге у нас это получилось – после долгой репетиции: жарких поцелуев, поглаживаний, пощипываний и покусываний. Селест нежно уложила меня на спину, мягко села сверху, цепко обхватила рукой мой напряженный ствол и направила его во влажный, узкий, пульсирующий футляр своей вульвы. Она осторожно двигалась на мне сначала в спокойном ритме, но постепенно движения становились все более бурными, и наконец мы вместе понеслись на волне страсти, она захлестнула нас и закружила в водовороте, пока не выбросила на скалистый берег, где мы лежали, опустошенные и запыхавшиеся, протягивая руки к своим недопитым бокалам.

Мы занимались любовью три или четыре раза – я смутно помню подробности налетевшего на нас вихря, – и после каждого раза дремали, чтобы, проснувшись, снова рвануться в бой. Пока наконец я не заснул крепким, безмятежным сном.

Должно быть, рассвет только что наступил, когда я с мучительной неохотой проснулся от дикой тряски и первое, что увидел, – огромные глаза Селест, которые смотрели на меня с упреком.

– Эй, ты, негодяй! – сказала она надломленным голосом. – Кроме всего прочего, ты знаешь, что произошло?

– Скажи мне, что произошло, – застонал я, с трудом приходя в себя.

– Мои кости снова болят…

В свою комнату я вернулся примерно в половине седьмого; принял душ, побрился, оделся и приготовился в семь часов незаметно выскользнуть из дому, когда в коридоре на меня налетела Немезида, зачерпнула меня своими ручищами и отнесла в кухню.

– Глупый лейтенант, – почти нежно сказала Антония. – Хотел смыться, не позавтракав!

Теперь я по собственному опыту знаю, как неприятно, когда в семь часов утра тебя неожиданно хватает и уносит светловолосая Амазонка ростом выше шести футов, – .а ведь ты даже не подозревал, что подобное вообще возможно. Антония была одета в какой-то просторный кафтан, под которым вырисовывались массивные бугры, ее волосы растрепались и торчали во все стороны. В ее глазах, могу поклясться, появился дикий блеск, когда она тащила меня в кухню, а я даже не мог пикнуть. Бросив меня на стул за кухонным столом, она начала выставлять передо мной целые горы еды.

Я отказался есть вторые полдюжины яиц и согласился на четвертую чашку кофе в надежде передохнуть наконец, даже если Хозяйка-Гора бросится преследовать меня с большим ножом для разделки мяса. Мне было уже все равно.

– Лейтенант? – Она шутливо похлопала меня по щеке, но у меня возникло ощущение, что она наносит удары по моему зубу мудрости. – Вам хватит еды?

– Вы шутите! – пролепетал я. – Я съел столько, что с этим запасом готов пропустить ленч, обед и завтрашний завтрак. Что значит – хватит?

– Я просто хотела убедиться, – сказала она, смеясь. – Если хотите добавки, я сейчас принесу. – Она застенчиво потупила взгляд. – Вы ведь не забыли?

– Что не забыл?

– Вы знаете. – Она ласково подтолкнула меня локтем, и я больно напоролся на угол стола. – Вы обещали, – сказала она, и я поразился, заметив, что она залилась румянцем.

Мне показалось – да нет, я был убежден, – что сейчас поседею от дикого предположения, но какая-то внутренняя сила заставила меня заглянуть ей в лицо.

– Что обещал? – тоскливо проблеял я.

– Вы обещали позаботиться, чтобы он приехал сюда сегодня здоровым и пораньше. – Она снова засмеялась. Было видно, что она слегка нервничает. – И я смогу взять его с собой в горы, а там он увидит, как я борюсь с быками.

Я почувствовал приятное облегчение и подавил в себе желание захохотать от всей души.

– Вы имеете в виду Полника?

– Моего маленького коротышку, – тяжело вздохнув, подтвердила она.

Я отодвинул стул от стола и встал.

– Да, конечно. Спасибо за завтрак, – поблагодарил я и направился к двери. – До встречи – думаю, мы еще встретимся.

– До свидания, лейтенант. – Ее шепот понесся вслед за мной по коридору, как тропический циклон. – Передайте ему, что я буду ждать.