Текст книги "Люди сумрака (СИ)"
Автор книги: Кармаль Герцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 14
Настоящее
Когда Франческа упорхнула свободной птицей, взявшей курс на Импагро, я вернулась домой. Лори сидела за столом с включенной лампой и настолько погрузилась в чтение, что даже не заметила, как я вернулась.
– Почему не встречаем? – деланно суровым тоном спросила я. Не выдержав, расплылась в улыбке, когда Лори метнулась ко мне, едва не опрокинув по дороге стул. Подлетела ко мне, радостно повисла. Присев, я уткнулась лицом в мягкие волосы, изумительно вкусно пахнущие клубничным шампунем. В такие моменты я жалела, что не могу позволить себе работать дома, чтобы расставаться с Лори только на несколько часов ее школы. Я знала, что многие соседи осуждают меня – слишком часто мать Лори заменяла Эстер – худосочная блондинка, лелеющая мечту однажды стать известной моделью.
Я уложила дочку спать, подоткнула одеяло. Мама никогда не делала этого, казалось бы, такого простого жеста. После фразы: «Пора спать» я просто ложилась в кровать, выключала свет и еще долго ворочалась в мучительных попытках уснуть. С Лори мы давно завели традицию разговаривать перед сном – вспоминать какие-то особые моменты, произошедшие за день. Этим нехитрым ритуалом я хотела научить дочь ценить жизнь в мелочах.
Вот только порой казалось, что она куда лучше обладает этим умением, чем ее собственная мать. Неизвестно, кому из нас у кого нужно учиться…
– Сегодня я видела белку! – с сияющими глазами сообщила мне Лори. – Она сидела на ветке на двух лапках и что-то быстро-быстро ела. Так забавно! Еще Онари сказала мне, что я хорошая подруга – я не рассказала ее секрет никому, как и обещала!
– А мне расскажешь? – прищурившись, заговорщицким шепотом сказала я.
Милая мордашка погрустнела, лобик сморщился, но Лори все же помотала головой.
– Молодец, – улыбаясь, сказала я. – Ты и впрямь хорошая подруга.
Пожелав Лори спокойной ночи, я закрыла за собой дверь. Пожелание не было дежурным – я действительно надеялась, что сегодня обойдется без кошмаров.
Надежды не оправдались. Я до трех утра караулила сон дочери, прислушиваясь к каждому звуку, раздающемуся в ночи. Все-таки заснула, чтобы проснуться спустя несколько минут от истошного крика Лори.
Она снова ничего не помнила. Когда я разбудила ее, она лишь растерянно поморгала.
– Что-то случилось? – сонно пробормотала она.
– Нет, зайчонок. Спи.
Я поцеловала ее в теплую щечку, ощутив на губах солоноватых вкус. Лори послушалась и уже спустя несколько минут тихо сопела. Ненормальные это кошмары, если не помнишь ни их самих, ни даже сам факт, что тебе они снились. Я чувствовала себя марионеткой – я могла лишь наблюдать, как терзают мою дочь, но была совершенно бессильна что-либо сделать.
Если только Франческа не найдет этих чертовых Зеро.
Я вернулась к себе, прекрасно осознавая, что уже не усну. Проворочалась до рассвета. В голове крутился ворох мыслей и воспоминаний, чужие, едва знакомые и родные лица – Эмили Монаган, Шейла Макинтайр, Франческа, Лори с мокрыми от слез щеками и без тени страха в глазах.
Безумная карусель угомонилась, лишь когда я выбралась из кровати и, разбитая и злая, встала под душ. Мощные холодные струи быстро привели меня в чувство. Забравшись в кровать с ноутбуком и чашкой свежесваренного кофе, я набрала в поисковике имя Шейлы Макинтайр.
Уже спустя несколько минут я убедилась в собственной правоте – одновременно с растущим успехом Эмили на писательском поприще жизнь ее сестры начала стремительно катиться вниз. Единственное, в чем я ошиблась – роль в «Дикой Охотнице» не стала для нее последней. В год, когда объявили о закрытии сериала, некогда снискавшего безумную популярность, Шейле предложили роль роковой красотки в фильме «На краю мира». Фильм провалился в прокате, критики разнесли его в пух и прах – как утверждали антифанаты Макинтайр, во многом благодаря ее заслуге. Хейтеры называли ее блеклой тенью прежней Шейлы и просто бездарной актрисой.
За первым провалом последовал и второй. Спустя несколько месяцев после показа «На краю мира» на экраны вышел фильм «Безумные», где Макинтайр вместе с коллегой по «Дикой Охотнице» Мартином Омсом сыграли влюбленную пару вне закона. Фильм вышел поудачнее прежнего, но игру Макинтайр называли откровенно слабой, дилетантской, а экранную любовь героев – совершенно неубедительной. Интернет пестрел сообщениями примерно одинакового содержания – «какого черта Шейла играет так, будто впервые оказалась перед камерой?!» или «Мартин – умничка, но Шейла…» и далее – в зависимости от уровня воспитанности комментатора.
Потом стало хуже. Роли в кассовых фильмах Макинтайр больше не предлагали. Видимо, от безысходности и безумной боязни исчезнуть с экранов, она перешла на второсортные фильмы. Сначала малобюджетный (и малосодержательный) боевик, где сыграла жертву похитителей и впоследствии подружку главного мачо, который, разумеется, героически ее спас, полфильма пробегав с размазанной по щекам тушью. Потом Макинтайр досталась роль в эротической драме, где от нее требовалось разве что вовремя скидывать с себя ту или иную деталь одежды. И пошло-поехало – за первой эротикой последовала вторая, затем третья, а затем… долгих пять лет, когда о Шейле Макинтайр ничего не было слышно.
Я прощелкивала фильмы одним за другим, лишь изредка задерживаясь на сценах с ее участием и тихо недоумевала: и этой посредственностью когда-то восхищались миллионы?
Ради интереса скачала первые сезоны «Дикой Охотницы». Удивительно, но просмотр сериала про охотников на нечисть неслабо меня увлек! Да что там, у меня даже кофе успел остыть – а это говорит о многом.
Я едва не забыла разбудить Лори и готовила ей завтрак, одним глазом косясь в ноутбук. Закончилось все тем, что у экрана уселись мы обе. Крови и кишок там не было, да и сериал, скорее, был рассчитан на подростковую аудиторию – что, в общем-то, не мешало мне с увлечением его смотреть. Жуя мюсли, мы досмотрели первый сезон.
– Лори, опаздываем!
Дочь, посмеиваясь, направилась к выходу – знала ведь, маленькая негодница, что на часах уже десять минут! Торопливо натянув алый плащ – красный – это единственный цвет, способный пошатнуть мою любовь к черному, – я вылетела на улицу.
Пока довозила Лори до школы, успела позвонить Флетчеру. Сообщила ему все, что узнала насчет Шейлы Макинтайр.
– Я тоже глянул, – сообщил он. – Дилан утверждает, что во времена «Дикой Охотницы» она и впрямь играла на порядок лучше.
– Может, алкогольная зависимость? – предположила я, вспомнив пустые бутылки из-под виски.
– А с чего вдруг? Сериал-то был успешным, пока его не закрыли.
– Может, проблемы начались гораздо раньше… Звездная болезнь или личные неудачи. Как бы то ни было, у Шейлы Макинтайр имелись причины не любить сестру. Кто знает, что творилось у нее в голове. Возможно, она не видела в ней соперницу, пока та сидела в инвалидном кресле, но потом… Одновременно с тем, как рушилась карьера Макинтайр, у Эмили Монаган она шла в гору. Даже личная жизнь у них разнится – Эмили вышла замуж, а Шейла годом раньше развелась. Они словно поменялись ролями, – задумчиво заключила я. – Младшая сестра встала с кресла и стала известной писательницей, а старшая напрочь испоганила свою карьеру.
Стоило мне договорить, как меня молнией пронзила мысль – их судьбы ведь действительно диаметрально противоположны. Там, где у одной – черная полоса, у другой – белая. Но что если это имеет под собой магическую природу? Если это что-то вроде проклятия?
– Нужно снова навестить Шейлу Макинтайр, – хмуро сказал Флетчер. – Встретимся там.
Не прощаясь, я нажала отбой. Тут же набрала номер Франчески.
– Фрэн, существуют ли чары, способные… ну, скажем, отобрать удачу у одного человека и передать ее другому? – протараторила я.
В трубке на несколько секунд воцарилась тишина.
– Ну, во-первых, привет. Во-вторых… теоретически – возможно, но на практике с таким я не сталкивалась. Но это должна быть действительно мощная магия – ведь это слияние двух весьма сложных в исполнении чар. А настолько сильных магов в Дейстере и его округе нет.
– Может быть, ты просто не всех знаешь?
– Не вижу смысла магу с таким уровнем дара скрываться, – парировала Франческа. – Либо у него на то должны быть веские причины.
– Ладно, спасибо, – со вздохом сказала я.
Закончив разговор, погрузилась в размышления. Моя новосозданная теория казалась мне все привлекательнее. У обеих сестер приблизительно в один и тот же год случились кардинальные перемены в жизни – Эмили встала с инвалидного кресла, суперуспешный сериал с Шейлой в главной роли закрыли. И далее – Эмили вышла замуж, у Шейлы случился громкий развод, где муж поливал ее в соцсети не слишком лестными словами. Эмили написала книгу, фильмы Шейлы проваливались одним за другим. Куда-то исчез ее талант, благодаря которому она и стала известной.
Что, если Эмили сыграла однажды в нечестную игру, забрав себе былую удачу сестры – популярной актрисы, белокурой красотки, кумира сотен тысяч людей? Разумеется, не сама – если бы Эмили была магом, Франческа давно бы об этом прознала. Возможно и то, что Шейла решила восстановить справедливость, убив сестру – быть может, считая, что тем самым разрушит чары.
Или же я брежу и у всей этой истории куда более приземленное объяснение. Может, идиотская привычка во всех необычных преступлениях видеть магию, присущая доброй половине полицейских нашего отдела, оказалась заразной?
Шейла Макинтайр выглядела не лучше, чем вчера. Я изучающе разглядывала ее лицо в попытках определить признаки фальши. Действительно ли ее настолько поразила смерть сестры или ее похоронный вид – лишь притворство? Но эти темные круги под глазами, измученный вид, затравленный взгляд…
Комнату со вчерашнего дня даже не пытались прибрать. Единственное улучшение – со стола исчезла коробка с засохшими остатками пиццы. А вот пятно кетчупа никуда не делось. Меня посетило вдруг глупое желание макнуть палец в пятно – а вдруг это не кетчуп, а кровь?
Шейла даже не стала извиняться за царящий в ее доме хаос, как это принято делать в подобных случаях. Просто махнула нам в сторону дивана, на который я уселась не без опаски – кто знает, что лежало на нем минуту назад?
– Вы вовремя, – заявила вдруг хозяйка дома, заправляя за уши пегую бело-черную прядь. По-прежнему, грязную. – Я вчера была не в состоянии говорить и соображать, а сегодня кое-что вспомнила. Когда вы, говорите, убили Эмили?
– Около половины десятого вечера.
Макинтайр кивнула.
– Где-то с девяти до десяти или даже половины одиннадцатого я торчала на чертовой автостраде, ждала, когда мне пришлют ремонтника – машина заглохла.
Шейла без запинки назвала адрес. Я прикинула – далековато от дома Эмили Монаган и парка, где произошло убийство.
– И куда же вы направлялись? – осведомилась я.
– Выходной вечер, хотела немного развеяться. – Актриса пожала плечами.
– Вчера вы сказали, что были дома, – заметил Флетчер.
– Я же сказала, не сразу сообразила, про какое время вы ведете речь. Вчера я плохо себя чувствовала, вот и… – Голос сорвался на хрип, а затем и вовсе затих на середине фразы. Шейла не плакала – просто уставилась прямо перед собой остекленевшим взглядом, судорожно сжимая край домашней блузки.
Я смотрела на нее и пыталась найти следы той дерзкой молодой женщины в черной коже, чья игра и яркая внешность так восхищали поклонников по всей стране. Что стало с ней? Куда она исчезла? Как появилась та, что стала обнажаться ради грошовых ролей?
– Кто это может подтвердить?
– Работник автотехпомощи. – Шейла Макинтайр напряженно наморщила лоб, что привлекательности ей не прибавило. – Кажется, он представился Эриком. Попросил у меня автограф. Больше болтал, чем делал, – добавила она раздраженно. – Вот он и провозился так долго. Настроение было вконец испорчено, и в бар ехать я передумала. Как только Эрик отладил машину, я поехала домой.
Покопавшись в объемной сумке, Шейла протянула Флетчеру прямоугольный пластик – визитку автотехпомощи.
– Мы проверим, – кивнул он, убирая визитку в карман.
Актриса замерла у окна, сложив на груди руки. Весь ее вид выражал нетерпение, я так и читала в ее глазах немое: «когда же вы наконец уберетесь из моего дома?!». Такого удовольствия я доставлять ей не стала, спросила, чуть подавшись вперед:
– Миссис Макинтайр, в школе у вашей сестры были враги?
Она дернулась как от удара. Зрачки расширились.
– Я… не знаю… почему вы спрашиваете?
– Мы узнали, что ваша сестра в школьные годы не отличалась миролюбивым характером. А ненависть, смешанная с завистью к успешному человеку – весьма взрывоопасная смесь.
– Вы думаете, что ее мог убить кто-то… нет, прошло столько времени… да и я мало об этом знаю. Она в ту пору не слишком любила откровенничать – ни со мной, ни с кем-либо другим.
Из ее сумбурной речи я смогла понять лишь одно – о прошлом Эмили ей отчего-то говорить было неприятно. А значит, вразумительных ответов нам снова не добиться.
Я вздохнула, сдаваясь, взглянула на Флетчера. Он поднялся и, попрощавшись с Макинтайр, направился к двери. Она не ответила – повернувшись вполоборота к окну, смотрела куда-то вдаль. Шейла Макинтайр запустила пальцы в волосы и нервно сжала. Манжет блузки сполз немного вниз, обнажив два ровных, параллельных друг другу пореза. Две свежие алеющие полоски.
Я отвернулась, чтобы Макинтайр не успела заметить мой взгляд. У Эмили Монаган на руках и ногах были побелевшие старые шрамы от порезов, у Шейлы Макинтайр – порезы были свежими. Любовь причинять себе вред – одна болезненная мания на двоих?
Что-то тут не так. Определенно не так.
Я вышла за Флетчером, отрывисто сказала:
– Ты пока проверь алиби нашей звезды, а мне нужно съездить по одному адресу.
Детектив нахмурился, замер в полушаге от меня в ожидании объяснений. Их не последовало. Я села в машину и завела мотор. Трогаясь с места, в зеркале заднего вида увидела обескураженное выражение на его лице. Мгновением позже его сменит гримаса злости.
Плевать. Мне сейчас было не до Флетчера.
То, что я увидела на руке Шейлы Макинтайр – не просто след от ножа, а ниточка к сумасшедшей идее, которая начала созревать в моей голове. И теперь мне нужно было понять: или я – безумна или мир окончательно сошел с ума.
ГЛАВА 15
Прошлое #1
Мне казалось, что проведя столько времени в Сумрачном городе, я уже перестала чему-либо удивляться. Но потом стало ясно: в мире, где магия и жизнь после смерти – вещи почти обыденные, всегда найдется место сюрпризам. Таковым, хоть и не слишком приятным, стала для меня встреча со странной незнакомкой. Утонченные, аристократичные черты лица, бездонные темные глаза и темные волосы до поясницы. Я увидела ее на одной из улиц города и почему-то задержала взгляд: таких женщин сразу представляешь в роли актрисы, певицы – в общем, медийного лица, потому что такая красота не должна пропадать даром.
Я уже было отвернулась, но странная сцена снова приковала мой взгляд к красивой незнакомке. Мимо нее проходил парень, в ушах – наушники, в руке – рюкзак. Неспешной походкой он направился по пешеходному переходу, даже не соизволив оглядеться по сторонам. Я чувствовала, что произойдет нечто страшное – трудно это объяснить, просто в воздухе вдруг запахло грозой. Я увидела автомобиль, на полной скорости вылетающий из-за угла. До парня – несомненно, живого, – оставалось совсем немного. Видя, что трагедия неминуема, я зажала руками уши – не знаю, почему их, а не глаза. Наверное, надеялась, что в последний момент беспечный паренек все-таки заметит опасность.
Но случилось иное. Та женщина, словно сошедшая с экранов, вдруг неистово закричала. Я ошеломленно уставилась на нее – звук ее голоса был такой силы, что проникал даже сквозь тесно прижатые к ушам ладони. А она все кричала, не переставая. Я уже научилась распознавать живых и мертвых – живые все-таки были немного бледней, словно Сумрачный город не желал тратить на чужаков лишние краски. Так вот кричащая была мертвой, но парень почему-то услышал ее. Обернулся назад с изумлением на лице, словно смог услышать ее крик даже через звучавшую в наушниках музыку. Это спасло его – следующий его шаг мог бы стать роковым, последним в его недолгой жизни. Машина пронеслась прямо перед ним, так, что длинные патлы паренька на мгновение взметнулись вверх. Смерть прошла мимо, перед самым кончиком его носа. Он долго еще стоял на дороге, глядя на то место, где должен был оказаться сейчас. А незнакомка как ни в чем не бывало неторопливо направилась вперед.
– Что это сейчас было? – выдавила я.
– Баньши, – спокойно ответила Лили-Белла. – Очень могущественные создания, наделенные и даром, и проклятием одновременно. Даром – потому что могут спасать людей. Наверняка, ты не раз слышала о людях, про которых говорили, что они чудом избежали смерти. Не сели в самолет, который разбился, передумали идти в кафе, которое сгорело дотла. Или, как сейчас, находились в полушаге от гибели, но каким-то чудом ее избегали. Это и есть те, кто услышал баньши – но, к сожалению, не всем это дано.
– А почему ты называешь это проклятьем? – нахмурилась я.
– Только представь, каково это – знать, когда умрут люди? Предупреждать их криком – против своей воли, – и наблюдать за тем, как этот крик потонет в тишине между миром живых и мертвых; как тот, кого она пыталась предупредить, умрет на ее глазах.
Нахмурив лоб, я вспоминала, что слышала о наделенных магией людях сумрака. Лили-Белла как-то сказала мне, что обладающие даром живые не теряют его и после своей смерти – то есть после перехода в Сумрачный мир.
– Так эта способность была у нее всегда? – спросила я.
Лили-Белла покачала головой, провожая баньши задумчивым взглядом.
– Не думаю. Эта магия – потусторонняя и слишком сильная для мира живых. Да и падальщикам такую силу вряд ли можно получить – для этого нужно выпить не одну душу. А для этого необходимо целенаправленно их искать по всему Сумрачному миру – бесхозными душами здесь не разбрасываются. Нет, я почти уверена, что все баньши – пожиратели.
– Подожди. – Я озадаченно нахмурилась. – Что еще за падальщики?
Лили-Белла удивленно взглянула на меня, как будто позабыла о том, что она – мой единственный проводник по незнакомому миру мертвых.
– Грубое это, конечно, определение, – вздохнула она, – но другого им не дали. Падальщики – это люди, которые присутствовали при чужой смерти, здесь, в Сумрачном мире, или случайно наткнулись на душу ушедших, и в любом из этих случаев выпили душу, тем самым получив силы. Магию, проще говоря. – Лили-Белла помедлила, прежде чем сказать: – Даже ты, как странница, можешь выпить чужую душу и завладеть магическими силами ушедшего.
– Ни за что! – Я отчаянно помотала головой. – Это же… чудовищно!
Лили-Белла пожала худыми плечиками.
– Тем, кто растворился в пустоте, душа больше не нужна. Ты ни у кого ничего не отбираешь.
– Все равно, – категорично заявила я, – это мерзко.
Лили-Белла ничего не ответила. Она не из тех, кто будет спорить до хрипоты. Но не нужно обладать даром ясновидения, чтобы понять: мою точку зрения она не разделяет. Я же не хотела терять единственного близкого мне человека в Сумрачном городе, и потому промолчала тоже.
Больше на эту тему мы не заговаривали.
Прошлое #2
После того, как я открыла в себе способность путешествовать по Сумрачному городу, встреча с отцом стала неизбежна. Не знаю, почему я так долго откладывала ее – наверное, боялась увидеть в его глазах равнодушие. Или счастье – в то время как я, его родная дочь, томлюсь в подвале, почти позабыв, что такое солнце. Ведь и на Той Стороне его не видно.
Справедливым было бы заметить и то, что, окрыленная свободой и абсолютной вседозволенностью, я подчас забывала о моем незавидном положении в мире живых. За несколько месяцев я исколесила страну вместе с лучшей – и единственной – подругой, пожила в десятках домов – в которых, к слову, не было такой уж необходимости: человеческие потребности в еде и сне здесь просто не существовали. Но приятно было жить то там, то там, сидеть на подоконнике с кружкой чая и через окно смотреть на черно-белый город. Такой привычный ритуал, призрачная иллюзия свободы…
Иногда мне приходилось буквально заставлять себя вернуться – время в обоих мирах двигалось одинаково, и, если в Сумрачном городе я чувствовала себя прекрасно, то в мире живых мой бедный организм страдал от того, что его хозяйка забывала поесть.
Я понимала, что поступаю странно и неправильно – ведь настоящая жизнь – она там, в мире живых! Но Сумрачный город очаровал меня настолько, что все сомнения отступали, стоило мне вновь окунуться в этот странный черно-белый водоворот.
Лили-Беллы не было со мной, когда я решилась подняться наверх, к отцу. Крышка люка опрокинулась со скрежещущим звуком, от которого заледенели пальцы. В фильмах ужасов с таким же звуком открывается дверь, из которой вот-вот должен появиться маньяк или призрак. И если призраков я уже не боялась, то мысль о маньяке немного выбила меня из колеи. Сразу вспомнились страшные слова Лили-Беллы; как я могу жаловаться на судьбу, когда ее постигла такая ужасная участь? Умереть, но не освободиться, а продолжать жить в бесцветном мире среди бесцветных, равнодушных людей под грузом собственных воспоминаний? Каково это помнить, как ты умерла? И, что хуже – мгновения, когда ты умирала?
И наверняка надеялась на свет и на уход в лучший мир. А получила… Ту Сторону, где снова нужно сражаться за внимание людей или же смириться с жизнью одиночки.
Стоя там, на верхней перекладине лестницы, поглощенная мыслями и позабывшая, что нужно сделать еще один шаг, я вдруг поняла: Сумрачный город изменил не только мою жизнь и мое представление о смерти, потерях, одиночестве, – он менял и меня саму. Казалось, дни там превращались в годы – я стремительно взрослела, все чаще задумываясь о вещах, которые прежде совершенно меня не волновали. О смерти, потерях, об одиночестве.
И было бы, наверное, странным остаться прежней, когда каждый день видишь мертвых. Когда находишься в мире, который его жители называют последним шансом – ведь, умерев там, на Той Стороне, они навсегда растворяются в пустоте.
В какой-то момент, под влиянием нахлынувших на меня эмоций, я чуть было не повернула назад. Однако все-таки сумела себя заставить выйти из подвала в полумрак прихожей. Огляделась по сторонам – ничего не изменилось? Ничего, только слой пыли на книжных полках стал толще – отец совсем перестал читать. Словно подспудно желая отстрочить момент нашей встречи, я неторопливо прошлась по дому. Гостиная была пуста, как и кухня. Повсюду – беспорядок, ясно говоривший, что этому дому не хватает хорошей хозяйки.
Моя комната вызвала мимолетный приступ щемящей ностальгии – она осталась точь-в-точь такой, какой я ее запомнила. Даже загнутый уголок одеяла и ручка, завалявшаяся под шкафом, которую я все забывала поднять. Я полистала книги над прикроватной полкой – не все отец отнес в мой подвал, ведь нужно было сохранить иллюзию, что я пропала внезапно, а пустые полки навели бы полицейских на определенные размышления. По той же причине здесь остались многие вещи, которые я любила – мой альбом с рисунками, оставшаяся от мамы шкатулочка с бижутерией – я представляла, что это мой ларец с сокровищами, выкопанный в саду, огромная пантера, с которой я любила спать в обнимку и использовать вместо подушки, и многое, многое другое.
С трудом, но я заставила себя уйти. Вышла в коридор, прислушалась. Из комнаты отца доносился шум телевизора. Я направилась туда, и каждый шаг давался мне невероятно тяжело. Я чувствовала себя русалочкой, только обретшей возможность ходить, или девочкой, идущим по битым стеклам. Достигнув конца коридора, я отворила отцовскую дверь.
Он сидел на диване с бутылкой пива в руках. Футболка осыпана крошками от чипсов, волосы засалены и взъерошены. Прошел почти год, как я видела его в последний раз. Он похудел еще больше, словно мое исчезновение с верхней части дома выпило из него соки. Наверняка причина была в другом – в уходе моей матери, что вероятнее всего, но мне хотелось хоть на мгновение поверить, что он скучал обо мне, что он раскаивался в своем поступке оградить меня от окружающего мира. Или же мир оградить от меня.
Ничего этого я, конечно, не увидела. Отец смотрел какой-то на редкость нудный фильм, и на лице его читался интерес. Я приблизилась к нему, взяла пульт из его рук и выключила телевизор. Тот, что был в моем мире – потух, но сквозь черный экран просвечивались призрачные отголоски.
Я повернулась к отцу, вгляделась в его лицо. Долго стояла, сама не зная, чего жду или чего хочу увидеть. Странное это было ощущение – присутствовать здесь, совсем рядом с ним, но знать, что я для него – невидимка.
По телевизору в папином мире, по всей видимости, началась реклама. Он отставил пиво в сторону и с хрустом потянул шею. Бросив быстрый взгляд на настенные часы, поднялся и направился на кухню. Я тенью следовала за ним.
Там отец собрал на подносе обед – суп, в котором плавала одинокая куриная ножка, несколько овсяных печеньиц и стакан молока. Водрузил поднос в подъемник – я впервые видела его с этой стороны, и отправил вниз. Все это время я наблюдала за выражением его лица, ждала, когда на нем промелькнет хоть что-то похожее на сожаление и… сочувствие, что ли. Быть может, виноватость. Ничего, лишь бесстрастная сосредоточенность, как у человека, который выполняет привычную рутинную работу.
– Зачем ты так со мной?
Он, конечно же, не ответил.
А я, постояв в одиночестве на кухне, с невыразимым облегчением покинула дом, который давно уже стал для меня чужим и едва знакомым.