Текст книги "Люди сумрака (СИ)"

Автор книги: Кармаль Герцен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 4

Ленард

Вопреки ожиданиям, мысли о девушке, которой во сне я дал имя Алесса, меня не преследовали.

Добравшись до города, я направился к Лайли. Увидев меня на пороге своего дома, девушка радостно вскрикнула и бросилась мне на шею. Рассмеявшись, я сжал ее в крепких объятиях. За полгода моего отсутствия Лайли еще больше похудела, кожу покрыл красивый бронзовый загар. Она была одета в джинсы и облегающий топ; темные волосы небрежно сколоты заколкой.

Лайли не отстранялась чуть дольше, чем положено друзьям. Наконец отступила на шаг и оглядела меня с ног до головы. Удовлетворенно кивнула, мысленно что-то отметив.

– Входи, – мелькнула белозубая улыбка.

Последовав приглашению подруги, я переступил порог.

Внутри было так же, как и полгода назад – светло, солнечно, опрятно. Пахло невероятно вкусно – кажется, запеченной курицей или индейкой. Словно прочитав мои мысли, Лайли кинулась на кухню. Запах стал еще ощутимее – должно быть, она открыла духовку.

Голодно сглотнув, я снял плащ. Повесил его на свободную вешалку в шкафу и расположился в кресле в ожидании хозяйки дома.

Лайли появилась через пару минут.

– Немного не успела к твоему приезду, – виновато улыбнулась она. – Надеюсь, ты не сильно голоден?

– Нет, – солгал я. – Подожду.

Лайли села напротив меня, положив ногу на ногу.

– Я позвонила Гленну и Дагу. Как насчет того, чтобы послезавтра вечером устроить небольшую вечеринку? Твоя командировка сильно затянулась, они соскучились по тебе. – Помедлив, добавила чуть смущенно: – Мы все соскучились.

– Я только за, – искренне улыбнулся я.

Увидать друзей сейчас было бы совсем кстати. Командировка и впрямь оказалась намного длиннее, чем я рассчитывал. А нескончаемая возня с бумагами в отдалении от родного города и близких мне людей оказалась скучной и утомительной.

Я был рад, что вернулся.

– Ты же сейчас в отпуске? – уточнила Лайли и вздохнула в ответ на мой кивок. – Завидую. Наверно, рванешь на море?

Я покачал головой.

– Хватит с меня пока путешествий. Хочу отдохнуть в Дейстере.

– Уже был дома? – поинтересовалась подруга.

– Нет. Как только приехал – тут же к тебе. Поздно выехал, поэтому ехать пришлось всю ночь.

Было проще солгать, чем объяснить неожиданное для меня самого желание переночевать в чужом покинутом доме.

Лайли мой ответ вполне устроил. Она рассеянно кивнула и направилась на кухню, чтобы вернуться с аппетитным жареным цыпленком на блюде. В честь возвращения друга детства откупорила бутылку вина.

После обеда я собрался домой, заверив Лайли, что завтра, уладив дела, ей позвоню.

Остаток дня я провел за разбором вещей и сдачей «хвостов» перед выходом в отпуск. Позвонил в компанию, отослал по почте все необходимые документы. Когда оторвался от ноутбука, за окном уже стемнело. Я косо взглянул на заваленный бумагами стол.

«Утром закончу», – решил я.

На горячую ванну сил уже не было. Наскоро приняв душ, я забрался в постель. Последней моей мыслью перед погружением в сон была мысль об обжигающем горло виски.

До того, как в мою жизнь огненным вихрем ворвалась Алесса, она представляла собой лишь бесконечное серое полотно тоскливых будней. Только те часы, когда я писал, я был по-настоящему счастлив. Если картина удавалась, эйфория продолжалась – она буквально питала меня, давая силы, подначивая скорее водрузить на мольберт новый холст. Если картина выходила неудачной, я приходил в бешенство – резал холст ножом для писем и выбрасывал как никчемный мусор. Потом сожалел, но было уже поздно.

Я писал столько, сколько себя помню. Когда мне было пять лет, я уже старательно вырисовывал на листах все, что видел вокруг. Рисовал как одержимый. Вся квартира – обои, скатерти, даже пол, – было в моей аляповатой мазне. Мама шутила, что мне не нравится пустота и белый цвет – именно поэтому я так старательно закрашиваю все вокруг себя. «Ты еще изменишь этот мир, заполнишь его яркими красками», – нежно говорила она, целуя меня в макушку.

Когда она умерла, я первый и единственный раз в жизни бросил рисовать. Холсты покрывались все большим слоем пыли, краски засохли, и мне пришлось просто выбросить их. Я часами стоял перед мольбертом, глядя на девственную белизну холста, но стоило только поднять руку с зажатой в ней кистью, как она начинала дрожать.

Спустя почти год я все же сумел справиться с пустотой, возникшей в душе после смерти матери. Заполнил ее гневом до самых краев, а потом научился выплескивать ее на холст. Те картины – в неизменно красно-черных тонах, цветах моей ярости, – до сих пор называют одними из самых лучших у меня. Но мало кто знал истинную тому причину.

У меня была тайна, которую я не мог открыть никому – даже Алессе. Не потому, что не доверял ей – она была единственной, кому я безгранично верил. Я боялся отпугнуть ее… боялся потерять.

Дитя Сатаны – сказала бы она такое, узнав о даре, которым я обладал? Я не знал, и знать не хотел. Она ходила в церковь по воскресеньям, читала ежевечернюю молитву. Я знал, что она чтит церковные законы, знал, что считает Выжигателей борцами за чистоту души… но спрашивать, что значат для нее одаренные, я боялся.

Называя меня человеком страстей, Алесса даже не подозревала, насколько была близка к истине. Мои картины действительно обладали магией, как говорили о них люди, вот только они вкладывали в эту фразу совсем иной, не имеющий ничего общего с реальностью, смысл.

Все, что творилось в моей душе, как в зеркале отражалось в моих картинах. Если я был полностью опустошен, картины выходили тусклыми, безжизненными, подчас совершенно уродливыми. Если я испытывал радость, если в крови бурлил адреналин, мои картины словно бы излучали свет. Когда я жил – жил по-настоящему, а не просто существовал, – жили и мои картины. Но как только эмоции стихали… я вновь и вновь резал холсты.

Я довольно рано понял, что связь между мной и моими картинами – не игра моего воображения, и не простая зависимость от эфемерного вдохновения – здесь кроилось нечто большее. Дар. Мне было все равно, кто его дал – бог или дьявол. Я был одержим желанием написать великую картину, и был готов ради этого на все.

До знакомства с Алессой я пытался получить эмоции – своеобразную плату за великолепие моих картин – всевозможными способами, не гнушаясь ничем. Экстремальные виды спорта – все, лишь бы адреналин был на пределе; «хрустальный порошок» – кристаллы магической эссенции, не самый легкий наркотик, способный окунуть человека в мир волшебных грез и фантазий. И… Игра. Многоликая, непредсказуемая, а подчас и невероятно опасная.

Но Алесса… Она все изменила. С ее появлением в моей никчемной жизни началась новая, прекрасная пора. Я был влюблен, счастлив, мои картины дышали жизнью – никогда еще прежде я не был так близок к своей мечте.

Мне казалось, что это навсегда. Алесса стала частью моей жизни и с нею – я верил – я способен на все. До встречи с ней я просто существовал, обретя ее – только начал жить и наслаждался каждой секундой своей новой жизни, каждым ее мгновением.

Впервые войдя в мою квартиру, Алесса ужаснулась увиденному. Повсюду царил хаос – частый гость как в моем доме, так и в моей душе. Бросилась наводить порядок, не снимая высоких и тонких каблуков, не боясь того, что запачкает светлое шелковое платье.

Глядя на ее безупречный маникюр, на превосходно сидящие и наверняка дорогие платья, на кольца, усыпавшие тонкую руку, и обнимающий запястье золотой браслет, я боялся признаться ей, как же я был беден. Потом вдруг осознал: Алесса не могла этого не понять. В моей жизни и в моем доме царило запустение. Ободранные обои, слезающие со стен квартиры как старая кожа, скудная обстановка, видавшая виды мебель и заляпанный краской щербатый пол… На всех поверхностях – краски и холсты. Но Алесса в своем шелковом платье порхала среди этого бедлама, будто и вовсе его не замечая.

Ее не смущал мой обычно не слишком опрятный вид – длинные волосы, которые отрастали быстрее, чем я успевал их подстригать, вытертые от долгой носки джинсы и рубашка из дешевой ткани. Одержимому тонами и полутонами, оттенками и бликами, мне некогда было следить за модой – как и думать о том, какое впечатление я произвожу на людей. Но Алессу, которая всегда выглядела как истинная леди, я отчего-то стеснялся.

И постоянно задавал себе один и тот же вопрос – что она, прекрасная, хрупкая, словно сошедшая с картины великого мастера, нашла во мне, простом художнике, только грезившем о славе? Но она действительно меня любила. И за одно это я был готов любить ее еще сильней.

Из-за меня она рассорилась со своей семьей – ее родители, в особенности строгий и неуступчивый отец, наш роман не одобряли. Когда Алесса рассказала отцу, что будет жить со мной, он вышел из себя. В тот вечер они наговорили друг другу много такого, о чем обоим не раз еще придется пожалеть. Алесса разрубила кровные узы, и ушла из родного дома, громко хлопнув дверью на прощание.

Мне казалось, что наша любовь способна преодолеть все преграды. Теперь, когда Алесса питала мой дар, я писал все лучше и лучше, и ждал своего часа. Я уверял ее, что все наши проблемы – лишь дело времени. Я продам пару картин, открою галерею, и все станет как раньше – или даже лучше. Но все оказалось не так просто…

Девочка из богатой семьи, не привыкшая отказывать себе ни в чем и не приученная к тяжелой работе, Алесса вдруг лишилась поддержки родителей. Впервые за все время нашего знакомства я видел ее растерянной, обескураженной. Казалось, она не знает, что ей делать дальше. Она словно бы потеряла свое место в этом мире, и не знала, как ей заново его обрести.

Это стало началом конца нашей красивой, но короткой сказки.

Мы были глупцами, думая, что одной лишь нашей любви достаточно, чтобы быть счастливыми. Первое время мы действительно наслаждались обществом друг друга. Алесса чувствовала себя освобожденной от влияния строгого и порой деспотичного отца. Но вскоре колесо судьбы сделало поворот, и светлая полоса сменилась черной.

Я писал остервенело, вкладывая в каждый мазок весь свой дар – дар, о котором моя любимая и не подозревала. Но даже полные жизни и красок, мои картины оказались никому не нужны. Алесса ушла из Игры, заставила уйти и меня – теперь мы больше не могли себе этого позволить. Игра – развлечение богачей или безумцев-одиночек вроде меня прежнего, способных выложить крупную сумму денег, заработанных неимоверным трудом. Для меня Игра была источником вдохновения, эмоций, необходимых мне как воздух. Но так было до того, как в моей жизни появилась Алесса. Я понимал, что больше не могу позволить жить так, как прежде. Я больше не был один.

Ради любимой я бросил рисовать, слонялся по Дейстеру в поисках работы. Ради нее мне пришлось устроиться на первую же попавшуюся должность и унизительную для меня, художника, должность бармена. Ради нее я даже забыл о своей мечте – нарисовать величайшую картину.

Я был готов на все ради нее.

Я проснулся со странным ощущением – некоей внутренней пустоты и обреченности. Но когда взгляд упал на стену напротив, мне стало еще хуже. Ошеломленно озираясь по сторонам, я отмечал и новые, и уже хорошо знакомые мне детали. Персиковые обои, золотистые шторы с кисточками, люстра в виде огромного цветка с изящными лепестками…

Я снова оказался в том самом доме.

ГЛАВА 5

Кармаль

Я не могла оставить Лори дома с Эстер – дочка была слишком напугана и ошеломлена случившимся. Не знаю, какими усилиями, но Франческе все же удалось убедить Зеро, что ситуация патовая. Я купила билеты в Чемпайт на ближайший рейс, позвонила Флетчеру. Вряд ли он понял что-то из моей сбивчивой речи, но мне это было только на руку. Главное, что он меня прикроет перед капитаном, а что сказать ему, придумаю потом.

За три часа я не сомкнула глаз. Лори, вымотанная после слез, наоборот, проспала как сурок, но я весь полет не выпускала ее руки.

У трапа нас встретила бледная Фран. Я уговаривала ее не прилетать, но она и слушать ничего не желала. В руках она держала белого плюшевого кота.

– Смотри, Лори, что у меня для тебя есть. – Улыбка осветила ее миловидное лицо, изгоняя из глаз тревогу и усталость.

– Фран, извини…

– Даже не думай извиняться. – Взгляд стал колким. – У меня только одна лучшая подруга, и только одна любимая крестница.

Такси домчало нас до неприметного здания в центре Чемпайта. Гулкие пустые залы, в которых активно шел ремонт, покинутые столы с погасшими экранами компьютеров.

– Зеро прячутся в самом центре города, но никому и в голову не приходит их здесь искать. Днем это – не самая успешная в Чемпайте турфирма, ночью… скоро увидишь сама.

Франческа со свойственной ей грациозностью проскользнула под веревку с табличкой «Окрашено», и жестом пригласила нас следовать за ней. И снова – разруха, доски, ведра с красками и оборванные обои. Маскировка идеальная, ничего не скажешь. Никому и в голову не придет в подобном офисе, коих сотни в каждом городе, искать магов-отшельников.

Каблуки отзывались гулким эхом. Вслед за Франческой войдя в очередной зал, я увидела там троих мужчин. Вместо церемониальных одежд – деловые костюмы, взгляды пристальные, оценивающие.

– Это Кармаль Лунеза, – представила Фран. – И ее дочь, Лори. – Повернулась ко мне. – А вот господа представиться мне не пожелали.

Самый молодой из них – на вид чуть старше меня, флегматично пожал плечами.

– Вы же догадываетесь, что те имена, что мы вам назовем – ложны. Так какой в них тогда толк?

Я усмехнулась, признавая его правоту. Присела рядом с Лори, тронула пальцем за кончик носа.

– Милая, сходишь в кафе вместе с тетей Фран?

– Эй, я запретила ей называть меня тетей! – возмущенно воскликнула подруга.

Я закатила глаза. Она неподражаема.

– Милая, сходишь в кафе вместе с Франческой? – посмеиваясь, спросила я у дочки.

Лори важно кивнула. Наклонившись ко мне, тихо шепнула, поглядывая в сторону Зеро.

– А они… Хорошие люди?

– Те… Франческа говорит, что да. А я ей доверяю.

– Тогда ладно, – пожала плечами моя малышка. Развернулась и, взяв Франческу за руку, потянула ее к двери.

Подруга застыла на пороге, обернулась. Хотела что-то сказать, но, по всей видимости, не нашла нужных слов.

– Я позвоню, – заверила я.

Кивнув, она вышла. Как только за Фран и Лори закрылась дверь, я развернулась к ожидающим меня незнакомцам. Опрятные, привлекательные лица, двое – гладко выбритые, у третьего – того, кто говорил про бесполезность имен – аккуратная эспаньолка.

– Фран говорила, что вы будете задавать вопросы. И какие же? – осведомилась я.

– Почему на вас наложили клеймо, какие события этому поспособствовали? И почему вы хотите избавиться от него?

Я помолчала, подбирая слова.

– Я – странница. Вы ведь… знаете, что это означает?

Двое старших обменялись удивленными взглядами, лишь третий, брюнет с эспаньолкой, остался невозмутим.

– Это чрезвычайно редкий дар. Значит, вы были на Той Стороне?

– Я называла его Сумрачным городом. И да, была, и неоднократно. Можно сказать, я провела там два года своей жизни, выбираясь в родную реальность только для того, чтобы поспать.

– Очевидно, что у вас был учитель. – Зеро задумчиво потер подбородок. – Самостоятельно научиться перемещаться на Ту Сторону вы бы вряд ли смогли.

– Был, но я не собираюсь о нем говорить, – жестко ответила я. – К клейму он не имеет никакого отношения.

– Ладно, – помедлив, протянул Зеро. – Что дальше? Ваши родные признали вас дочерью Сатаны, и отправили к Выжигателям?

– Нет. К Выжигателям отправилась я сама.

В это трудно поверить, но, кажется, на этот раз я сумела парня с эспаньолкой удивить.

– Вы по собственной воле позволили поставить на вас клеймо?

Я едва не рассмеялась – так непривычна и нелепа была ситуация. Я словно бы решила отдать свою роль чужакам – мне казалось, что я нахожусь на допросе. Перед глазами всплыло заплаканное лицо Лори, ее руки, выпачканные в крови. Смеяться вдруг расхотелось.

– Да, позволила. И на это у меня были причины. Я хотела обмануть баньши.

И это слово было им знакомо. Ну разумеется. Предвосхищая их вопрос, я отрывисто сказала:

– Я совершила ошибку. Я думала, что умру, потому что… долго объяснять. Главное, что я заключила с баньши сделку – в обмен на помощь мне я согласилась стать ее сосудом спустя десять лет. Как только угроза моей жизни миновала, я отправилась к Выжигателям. Думала, что, если запечатаю дар, баньши не сумеет до меня добраться. Я не знала… Не знала об узах крови – что через них и через данную мною клятву она может добраться до Лори. Десять данных мне лет прошли… год назад. Полгода назад у моей дочери начались кошмары. Многие она забывает, но в тех, что помнит, фигурирует она – баньши. И вчера… – Впервые за весь монолог мой голос чуть дрогнул, выдавая мое напряжение. Я смогла совладать с эмоциями, и продолжила ровным тоном: – Вчера Лори убила белку. Не помнит, как это сделала, и, естественно, не знает, зачем.

– Так баньши демонстрирует свою власть над вашей дочерью, – подал голос старший из Зеро.

– Знаю. И хочу это прекратить.

– Уничтожением клейма? – Брюнет с эспаньолкой изогнул бровь.

– Именно, – спокойно ответила я. – Люди, с которыми работает Франческа…

– Руаре, мы в курсе.

Я раздраженно выдохнула. Терпеть не могу, когда меня перебивают. А еще – когда кичатся своей осведомленностью.

– …разбираются в магии на порядок лучше меня. Благодаря им мне многое удалось узнать о баньши – именно они рассказали мне о кровных узах. Если бы я знала это раньше… – Я прервала саму себя на полуслове. Не время жалеть о прошлом. Нужно изменить настоящее. – Так, я поняла, что Лори для баньши – лишь запасной вариант, на случай, если мое клеймо навсегда останется со мной. Лишь благодаря ему я не чувствую ее воздействие на мое сознание, ведь клеймо запечатывает магию любого толка, а значит, закрывает для баньши путь. Но Лори… ее сознание нестабильно. Ведь клятву она не давала, сделку не совершала, значит, будет сопротивляться до последнего, даже сама того не осознавая.

– То есть вы считаете, что, если сотрете клеймо, разрушите оковы и высвободите свой дар – а вместе с ним и свое сознание – то баньши оставит Лори в покое, и явится по вашу душу? – Это спросил старший – ему я больше симпатизировала из всех троих.

– Все верно.

– И что вы будете делать в этом случае?

– А это уже мои заботы, – твердо ответила я. Выдержала взгляд Зеро.

– Я за, – ответил старший.

Уже? Значит, я сказала все, что им было нужно?

– Я – против, – холодно ответил брюнет с эспаньолкой. Не удивлена – он сразу мне не понравился. Что ж, наша антипатия оказалась взаимной.

Я перевела взгляд на последнего из присутствующих в комнате Зеро. Убрала руки в карманы куртки – чтобы Зеро не увидели, как те сжимаются в кулаки, как ногти вонзаются в мягкую кожу ладоней. Не помню, когда в последний раз я нервничала настолько сильно. Сейчас решалась не одна жизнь, а две – моя и Лори.

Ну давай же, третейский судья. Выноси свой вердикт.

– Я – за.

Облегчение, что я испытала, трудно передать словами. Я расслабила руки и позволила себе свободно вздохнуть.

– Что дальше? Как это… будет происходить?

– Все, что требуется от вас – прилечь на диван и расстегнуть верхние пуговицы блузки. Об остальном не беспокойтесь. Будет больно, но… это ведь того стоит? – Старший из Зеро приблизился ко мне. Только сейчас, глядя ему прямо в глаза, я поняла, что они черны как ночь.

– Стоит.

Диван обнаружился прямо в этой комнате – придвинутый к задней стене, вызывающе новый посреди царящей вокруг разрухи. Не такой я представляла себе обитель легендарных Зеро, о которых столько слышала. Но… чему я удивляюсь? Иначе в мире, где власть над сознанием людей безраздельно принадлежит церкви, и не выжить. Только так, прячась, маскируясь, плодя ложные слухи и запутывая следы, маги, не желающие расставаться со своим даром, и могут получить весьма своеобразную, но… свободу.

Я легла, без стеснения разделась до бюстгальтера, чтобы Зеро в их магических таинствах ничего не мешало. Тот, что не произнес ни единой фразы, помимо приговора, склонился надо мной со шприцем.

– Мы вас обезболим. – Сказал старший. В руке, одетой в резиновую перчатку, он держал скальпель. – Вот только… этого будет не достаточно. Тело мы можем обезболить, а вот душу и сознание – нет.

– Это еще что значит? – поморщилась я. Не люблю загадки.

Когда кожа онемела от укола, Старший сел на колени перед диваном. Не в силах сопротивляться искушению, я опустила голову, взглянула на грудь. Вдруг представилось, что они – маньяки, а я жертва, которую будут сейчас кромсать.

Старший ловко срезал тонкий пласт кожи с клеймом. Разумеется, если бы дело было только в этом, я давно уже сделала бы это сама. Но действие печати Выжигателей куда глубже – магия устанавливает связи между душой, сознанием и телом – то есть, самим клеймом, расположенным над самым сердцем. Получается своеобразный треугольник, в центре которого – запечатанный магический дар. Вот почему воздействие Выжигателей затрагивает и психику заклейменного. Моя почти не пострадала, вот только ключевое слово здесь – почти.

И только маги, именующие себя Зеро, способны аккуратно разорвать эти связи, не искалечив разум заклейменного. Я верила словам Франчески, что те, кто стояли сейчас надо мной – не шарлатаны, и все же сильно рисковала. Если что-то пойдет не так…

Кошмары Лори не оставят, а к ее проблемам прибавится умалишенная мать.

Старший потянул на себя отрезанный лоскут моей кожи. Я увидела что-то черное, странное и страшное. Словно мое сердце опутала черная паутина, и нити ее – влажные, лоснящиеся, тянулись к лоскуту. А затем Зеро вонзил скальпель мне прямо в сердце – или же в то черное и неправильное, что было над ним. Он шептал что-то, угасающим сознанием я видела странные символы, которые он чертил прямо в воздухе. Пыталась запомнить, но сил едва хватало на то, чтобы дышать. Зеро развязывал треугольник, одна за одной обрубая нити паутины, что скрывалась за клеймом.

А потом пришла боль.

Она набросилась на меня голодным волком, вонзила полную острейших зубов пасть в мою плоть. Но боль была иная… болело не тело. Голова раскалывалась, видения затопили ее до краев, теснились и полнились. Что-то внутри меня ломалось на части. Душа треснула и кусочки ее осыпались вниз как зеркальные осколки. Я уже не видела границ, не понимала – сон это или некая искаженная реальность. И когда мне позволили скользнуть в небытие, отдалась ему целиком.