Текст книги "Люди сумрака (СИ)"
Автор книги: Кармаль Герцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 16
Ленард
Вернувшись домой, я ощутил дежавю: как и вчера, Лайли ходила кругами по квартире, но на этот раз ее двигателем была не ярость, а нетерпение.
Дослушав мой рассказ, она воскликнула:
– Какой кошмар! Страшно представить, на что способна эта иллюзия… Убить Брэндона Ривета – это одно – она ведь думала, что он – ее убийца. Но его жена-то в чем провинилась?
– Думаю, все дело в магии, что оживила Алессу. В какой-то момент все пошло не так, как задумывал Дэймон и та незнакомка…
Мы молчали, думая каждый о своем. Нарушила тишину Лайли, задумчиво сказав:
– Я так и представляю себе этого Дэймона – какой-нибудь прыщавый худой очкарик, пускающий слюни от красотки Алессы и не смеющий на нее и косо взглянуть. Вот бы тебе удалось во сне подойти к зеркалу и посмотреть на себя… то есть него, – мечтательно произнесла Лайли.
– Я не контролирую сновидения, – сухо отозвался я.
Мой тон отрезвил подругу.
– Извини, – пробормотала она, – увлеклась. Жаль, что у тебя так мало времени на то, чтобы видеть эти сны – всего лишь несколько часов до рассвета.
– Поверь, мне этого достаточно. К тому же, я так и не понял, чего Дэймон хочет от меня… если конечно, это именно он насылает на меня видения.
– Он явно хочет тебе что-то показать… или объяснить. Вряд ли он просто захотел пообщаться. Тебе нужно просто выслушать его.
Я кивнул. Я уже устал от догадок и домыслов. Моя воля, я бы просто вычеркнул из своей жизни тот день, когда впервые поднялся на крыльцо злополучного дома.
– Ты видела, как я уходил вчера? – Я спросил это лишь затем, чтобы нарушить внезапно повисшую между нами тишину.
Лайли ответила не сразу.
– Видела. Хотела ради эксперимента помешать тебе уйти. Честно говоря, в какой-то момент я подумала, что ты меня сейчас ударишь, – поежилась она.
Я замер.
– Не вини себя. – Лайли покачала головой, предупреждая мои слова. – Я же знаю, что это был не ты. Ты настоящий никогда бы не посмотрел на меня так… дико и злобно.
Я подошел к Лайли. Она вскинула голову и ободряюще улыбнулась.
– Мы справимся с этим, слышишь? Найдем выход. Обещаю.
– Мне нравится это «мы». – Я поцеловал ее, боясь, что если помедлю хоть минуту, то уже не решусь на это.
– И мне, – прервав на мгновение долгий поцелуй, прошептала Лайли.
Я изо всех сил пытался делать вид, что ничего не произошло, но с каждым днем это становилось все сложнее.
В один из дней, проснувшись утром, я увидел Алессу сидящей в кресле напротив него. Голова склонена, а на бледном лице, наполовину закрытом волосами, застыла скорбная гримаса.
Было еще слишком рано, меня неудержимо клонило в сон. Я закрыл глаза, но тут прозвучал тихий голос Алессы, и от его пугающей интонации остатки сна мигом улетучились.
«Ты все знаешь».
Короткая фраза прозвучала как приговор. Отчаяния или страха в голосе Алессы не было, но обреченность, сквозившая в нем, испугала меня.
Я открыл глаза. Сел, изо всех сил пытаясь не встречаться взглядом с иллюзией.
«Она – не Алесса. Алесса никогда бы не смогла убить».
Внутренний голос спросил меня:
«Ты действительно в этом уверен?»
Я разозлился на самого себя, на свои мысли. Бросил нечаянный взгляд на молодую женщину, сидящую в кресле – такую знакомую и такую чужую – и мою душу затопил страх, растворив злость без остатка.
Что, если однажды Алесса узнает правду? Что она сделает со мной, своим убийцей?
«Почему?» – Я хотел спросить о многом, но не смог облечь все свои эмоции в слова. Осталось только одно слово.
«Он убил меня. – Ее глаза налились слезами. – Он жил в тот момент, когда мое тело гнило в гробу».
«Но Наян… его жена…» – потерянно сказал я.
«Она выносила от него ребенка, – отрывисто произнесла Алесса. – Продолжила род убийц».
«Алесса, – простонал я. – Это был несчастный случай. Брэндон не…»
В одно мгновение печальная молодая женщина превратилась в злобную фурию. Алесса вскочила. Волосы взметнулись вверх, обнажив бледное лицо. Светлые глаза, казалось, вмиг потемнели.
«Ты оправдываешь его? – взъярилась она. – Ты оправдываешь человека, который отправил меня на тот свет?»
«Нет, Алесса, конечно же, нет», – устало ответил я.
Буря утихла так же внезапно, как и началась. Удовлетворенно кивнув, Алесса, тем не менее, не отвела от меня острого, режущего как нож взгляда.
«И правильно, – холодно произнесла она. – Для таких, как он, не существует никаких оправданий».
Алесса подошла ближе. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться. Она прильнула ко мне, нежно прикоснувшись щекой к моей щеке.
«Ты любишь меня?» – ее слова прозвучали так тихо, что я едва сумел их различить.
«Конечно, родная», – ответил я, надеясь, что мой голос звучит естественно.
«Тогда убей младенца», – не разжимая объятий, прошептала Алесса.
На какое-то мгновение мне показалось, что мое сердце перестало биться. Однажды на спор я искупался в реке, с которой едва-едва сошел лед. Ощущение, захватившее меня сейчас, было похоже на то позабытое ощущение после прыжка в ледяную воду, когда перехватывает дыхание и сердце будто останавливается на несколько секунд.
«Что?» – переспросил я едва слушающимися губами, хотя прекрасно расслышал ее слова. Расслышал, но поверить в них не мог.
«Она – младенец. Силы, опасные для меня, ее защищают. Я не могу подобраться к ней. Не могу ее убить. Если ты любишь меня, то сделаешь это. Ради меня. Ради нас».
«Она ведь совсем малышка! – Я отстранился и заглянул в глаза иллюзии, пытаясь разглядеть в ней свою Алессу. Прежнюю, настоящую Алессу. – Она не виновата в том, что совершил ее отец и не должна расплачиваться за его грехи».
«Сейчас она еще невинное дитя. – Голос иллюзии был холоден как лед. – Но когда она вырастет, станет тем же, кем был ее отец. Она станет убийцей».
«Убийцей стала ты», – слова вырвались прежде, чем я успел их сдержать.
Я ожидал очередной вспышки ярости, превращения Алессы в бешеную фурию. Однако холодный, ненавидящий взгляд женщины, которую я еще совсем недавно считал любимой, был гораздо страшнее.
«Ты убила Брэндона Ривета, убила его жену, – я попытался интонацией смягчить страшные слова. Насколько это вообще было возможно. – Твоя месть свершена».
«Еще нет», – в глазах Алессы сверкала холодная решимость.
С того страшного дня между нами выросла огромная пропасть, преодолеть которую у меня не хватало сил. Сама же Алесса будто не понимала, насколько чудовищным было содеянное ею. Светлый образ любимой таял, обнажая темные стороны ее души. Облегчением было знание, что женщина, чьи руки были обагрены кровью, была всего лишь иллюзией.
Это не моя Алесса.
С этой мыслью я засыпал и с нею же просыпался. Дни, в которых они были счастливы, казались сейчас такими далекими и такими нереальными…
Засыпая каждую ночь, я слышал шепот Алессы: «Убей младенца». Было ли это сном или явью, но жуткие слова выжигали мне душу изнутри. Больше так продолжаться не могло.
В одну из ночей я дождался, пока дыхание Алессы станет размеренным и глубоким. Позвал ее по имени, но дождался лишь тишину. Откинув одеяло, выбрался из кровати. Спешно оделся и вышел из дома.
Придя на кладбище, я взмолился: «Помогите мне, прошу вас, помогите!»
Я знал, что она придет. Не мог сказать, почему, но я это знал.
И она пришла.
Темные волосы, темное платье из легкой ткани, развевающееся на ветру. Незнакомка не явилась как призрак, из пустоты, она вошла в ворота кладбища, как человек. Но что-то подсказывало мне, что она была не совсем человеком.
«Алесса… ее иллюзия… она стала монстром, – прошептал я. – Бездушной тварью, которая возомнила, что своими руками может вершить суд. Брэндон… пусть даже он заслужил смерти. Но его жена, его малышка… Они не заслужили…»
Незнакомка, кем бы она ни была, ничего не ответила. Лишь молча стояла напротив, склонив голову и разглядывая меня. В какой-то момент мне показалось, что в ее глазах, едва видимых в тусклом свете фонаря, промелькнула жалость.
Мне было все равно.
«Алесса… она изменилась. Будто что-то темное проникло в нее…»
«Я предупреждала тебя в нашу первую встречу. Все, что сотворено магией, может иметь самые неожиданные последствия, а человек, контактирующий с магией, сам способен стать частью ее».
«Я не понимаю», – пробормотал я.
«Ты жаждал воскрешения возлюбленной, ты изменил магию иллюзии, заставив ее выйти за грань и сотворить то, что не способен был сотворить амулет. В какой-то мере ты сам изменил свою иллюзию».
Я закрыл лицо руками и, подавшись вперед, простонал:
«Но я не хотел, чтобы она убивала! Я не хотел, чтобы кто-то пострадал!»
«Где есть свет, там есть место и тьме. Магия сделала ее живой, воскресила ее разум, но заразила тьмой ее душу. Можешь считать это расплатой за шанс побыть с той, кого ты потерял».
«Это несправедливо», – глухо произнес я.
«Там, где магия, тяжело говорить о справедливости, – заметила женщина в черном. – Магия подчас бывает непредсказуемой… Но ты сделал свой выбор, когда принял из моих рук амулет. Теперь живи с ним».
Я хотел возразить, хотел закричать на незнакомку, чьи холодные слова так ранили… но подняв голову, обнаружил, что остался один на кладбище.
Как раненый зверь, я побрел домой.
Первым, что я увидел, отворив дверь дома, была Алесса. Она стояла возле лестницы в ночной рубашке. Она смотрела прямо на меня.
Ноги неожиданно подкосились. Мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не упасть.
– Где ты был? – Ее голос звучал ровно, но мне чудилась угроза, затаившаяся где-то глубоко.
Я не сразу нашелся, что сказать.
– Я… мне не спалось, решил прогуляться немного, – это было глупо, особенно в третьем часу ночи, но я выпалил первое, что пришло на ум.
Я ожидал упреков, уличения во лжи, но Алесса лишь равнодушно произнесла:
– Иди в постель. Я замерзла.
Она никогда не замерзала. Иной раз мне казалось, что она не чувствует ничего – ни тепла, ни холода, ни боли.
Но я не был сумасшедшим, чтобы спорить с ней.
ГЛАВА 17
Кармаль
– Поздравляю, Кармаль, ты прошла игру. – Смуглокожая незнакомка все так же покачивалась на качели.
– Я ожидала другого.
– Ты – необычная гостья, и твое испытание тебе под стать. Ты боролась со своим прошлым, боролась со своими демонами, и победила.
– Каково это – влезать человеку в голову и как на ладони видеть все его мысли? – поинтересовалась я.
Черноволосая пронзила меня долгим взглядом.
– Ты ошибалась. Ты умеешь прощать – ты уже простила. Отпустила свое прошлое.
– Возможно, – пробормотала я.
Странная женщина, странное место.
– Ты копалась в моей голове и вытянула все, что могла, вот только в устроенном тобой «сеансе всепрощения» не хватает одного персонажа. Того, кто мучает мою дочь. Почему? – Незнакомка молчала. Я усмехнулась: – Так я и думала. Ты и сама понимаешь, какая это чушь – есть люди, которые не заслуживают прощения.
– Итак, Игру ты прошла, – медленно сказала она, пропустив мои слова мимо ушей. Ничего другого я и не ожидала. – Ты хотела найти ответы.
– Да. Как маг и как полицейский. – Я показала значок. Впрочем, вряд ли для той, что умела читать чужие воспоминания, это стало откровением. – Как мне вас называть?
– Скаа.
Вряд ли имя настоящее, но это сейчас мало меня интересовало.
– Я взяла с собой рисунок женщины, которая недавно была убита…
– Можете оставить его себе, – сухо бросила черноволосая.
Моя рука, потянувшаяся к карману кожаного плаща, замерла на полпути.
– Я знаю, кто она такая. Перед каждой Игрой мы, ее создатели, соединяем наши сознания наподобие паутины. Каждый из нас видит то, что в этот момент видят другие.
– И сколько же вас? – не удержалась я.
Скаа предпочла сделать вид, что вопрос не услышала. Похлопав себя по бокам, выудила откуда-то сигарету. Щелкнула зажигалкой, с наслаждением затянулась.
– Раньше она часто принимала участие в Игре, но я не видела ее уже около полугода. Не одаренная, определенно. А вот ее возлюбленный…
– Возлюбленный? – заинтересовалась я.
– Интересный дар у него, необычный. Прежде не встречала таких. Его картины – это зеркальное отражение его души. Когда он несчастлив, они ужасны. Когда счастлив и переполнен эмоциями – они прекрасны. Он – истинный творец. Такие, как он, тонко чувствуют окружающую реальность, они зависимы от эмоций, и не могут довольствоваться серостью и обыденностью. Им нужны краски, переживания, кипящий в крови адреналин.
– Кто он такой?
– Дэймон Спаркс, местный художник. Убитая, та, что скрыта под иллюзией – Алесса Вингтон. Они познакомились на Игре, и на последующие Игры приходили всегда вдвоем. Потом так же неожиданно пропали с моих глаз, оба.
Художник, зависимый от эмоций и переживаний. Мог ли он убить свою возлюбленную?
– Вы же видели воспоминания Дэймона Спаркса, да и человеческие эмоции вы наверняка читаете как открытую книгу… Он действительно любил… Алессу?
– Безумно, даже отчаянно. – На губах Скаа появилась улыбка – задумчивая, едва ли не мечтательная. – Между ними всегда существовала некая связь. Они всегда представлялись мне двумя половинами единого целого…
– Дэймон мог бы наложить иллюзию? Вообще способен на это?
Скаа покачала головой.
– Обычно дар имеет лишь одну грань. К тому же магов-отшельников в Дейстере не так уж и мало.
– Не сомневаюсь, – пробормотала я. Тем хуже для меня – преследуемые церковью, они привыкли скрываться. – Когда вы заглядывали в воспоминания Алессы Вингтон, не было ли в них кого-то, кто мог бы желать ей зла? Быть может, она с кем-то ссорилась или кого-то боялась?
– Ссорилась, с отцом, – равнодушно бросила Скаа. – Ему совершенно не нравился ее нынешний ухажер, он считал, что она достойна лучшего.
Я хмыкнула.
– Знаете, ваши умения заглядывать человеку в голову очень бы пригодились полиции.
– Да, если бы только церковь не называла таких, как я, детьми Сатаны.
Мы помолчали. Скаа, чуть запрокинув голову, выпускала из приоткрытых губ струйки дыма. Я записала все сказанное ею в блокнот.
– Зачем вы создали Игру?
Кажется, мой неожиданный вопрос немало удивил черноволосую. Она с полминуты смотрела мне в глаза немигающим взглядом. Пыталась мысли прочитать? Потом пожала плечами.
– Игра приносит неплохие деньги.
– Но дело ведь не только в этом?
– Не только, – спокойно согласилась она. – Игра – это свобода. Для нас, ментальных магов, магов-иллюзоров, магов-стихийников. Мы устали от гонений, и это – наш способ проявить свою силу. Те, кто участвует в Игре, никогда о нас не расскажет.
– Потому что это либо сами одаренные – такие, как я, либо те, за кого поручились другие одаренные. Вот зачем вам нужны «рекомендации».
– Верно, – согласилась Скаа. – Только здесь и только так мы можем быть самими собой. Мы погружаемся в сознание одиночных участников Игры и моделируем для них иллюзорную реальность. Сообща создаем ирреальные дома, города или области мира вроде пустынь и джунглей, где участникам Игры предстоит бороться за выживание.
– То есть создаете изумительно правдоподобные иллюзии, – задумчиво протянула я. – Что для вас, создающих целые миры, стоит придать умершей женщине черты лица той, что никогда не существовала?
Скаа наградила меня долгим холодным взглядом. Всю ее расслабленность и дружелюбие как ластиком стерли.
– Никто из нас не имеет к этому никакого отношения.
– Правда? – спокойно спросила я.
– Потопишь нас – и потонешь вместе с нами, – прошипела Скаа.
– И не собиралась, – резче, чем планировала, ответила я.
– Надеюсь, – голос смуглокожей одаренной не потеплел ни на градус. – Просто помни – я знаю о тебе все.
Я захлопнула блокнот, неторопливо положила его в карман.
– Было приятно пообщаться, – развернувшись, неторопливо направилась прочь. Спину мне прожигал взгляд Скаа.
На обратной дороге домой в такси я слегка задремала – сказалось напряжение последних недель. Проснулась с колотящимся сердцем, когда водитель просигналил зазевавшейся на дороге собаке.
– Мамочка! – Лори выбежала из кухни, звонко поцеловала меня в подставленную щеку.
– Как успехи в школе?
– Хорошо.
Фраза была исключительной формальностью: Лори – умничка, и очень старательная. Даже кошмары, большинство из которых, к счастью, она не помнила, не мешали ей прилежно учиться. Всего полчаса непринужденной болтовни за ужином – и все мои тревоги бесследно растворились. Вместе, вдвоем, мы справимся с любой напастью.
Зазвонил телефон. Сердце ухнуло вниз – Феликс. С того дня, как я убежала от него, как от прокаженного, мы толком не общались, обмениваясь исключительно рабочими фразами. И – ни слова о произошедшем. Я не чувствовала необходимости извиняться или что-либо объяснять, потому что не чувствовала себя виноватой – я ничем не обязана ему. Но это не отменяла того факта, что каждый раз глядя на него, я ощущала странную горечь. Что случилось бы, позволь я себя поцеловать? Это так бы и осталось приятным завершением приятного вечера или стало бы началом чего-то нового? И каждый раз я отвечала самой себе – теперь уже я этого не узнаю.
– Да? – Мой голос звучал ровно, не выдавая и сотой доли тех эмоций, что бушевали внутри. Зачем он звонит так поздно? Работа? Вряд ли. И почему, черт возьми, так волнует, зачем он звонит?
– Кармаль… – Он выдохнул мое имя и замолчал. Нервно рассмеялся. – Я думаю, нам пора перестать играть в кошки-мышки, а непосредственно тебе – перестать выпускать коготки.
Я рассмеялась в ответ. Напряжение спало.
– Ты хочешь предложить что-то конкретное?
– Да. Свидание. – Голос Феликса был тверд. – Без лишних глаз, только мы вдвоем, не прикрываясь работой или дружеской посиделкой. Свидание.
В горле неожиданно пересохло.
– Я… мне надо подумать.
– Опять отступаешь? – с усмешкой произнес он. – Кармаль… чего ты боишься?
– Сейчас правда не время, – отозвалась я, потирая свободной рукой висок.
– Но оно хотя бы настанет?
Я вздохнула.
– Обещаю, ты узнаешь об этом первым.
Флетчер невесело рассмеялся в трубку.
– Я хочу узнать тебя лучше, хочу, чтобы ты узнала меня. Я – не монстр, Кармаль, меня не нужно бояться.
Я вздрогнула. Взглянула на потухший экран – Феликс отключился. С губ вырвался мученический стон.
– Что случилась? – Лори удивленно распахнула глаза.
– Ничего, зайка, доедай.
Я занялась мытьем посуды, но в голове настойчиво звучал голос Феликса: «Чего ты боишься, Кармаль?».
Игра двух полюсов – минус на плюс – он манил меня к себе, но я упорно этому сопротивлялась. Слишком много боли было в моей жизни и слишком много сил уходило, чтобы заглушить в себе болезненные воспоминания и научиться жить дальше. Я устала от предательств близких мне людей – матери, отца, Лили-Беллы. Сближаться с людьми – значит, открыть им свою душу, убрать броню с сердца, оставив его голым, незащищенным.
Я не хотела нового предательства. Вот он – мой самый сильный страх, который не излечило даже время.
После ужина я легла на кровать с ноутбуком, вбила в поисковик: «Алесса Вингтон», пробежалась по предложенным ссылкам. Симпатичная девушка, очень интересная, яркая внешность. Отец владеет крупной рекламной компанией в Импагро, мать – успешный адвокат. Как могло так случиться, что они оба не заявили о пропаже дочери? Я тяжко вздохнула. А ведь я даже не могла им сказать о том, что Алесса мертва – до тех пор, пока не найду способ развеять покрывающую ее тело иллюзию. Иначе как я объясню то, что знаю, не рискуя при этом привлечь внимание церкви?
В тот же день, как обнаружила истинную личность жертвы, я рассказала обо всем Франческе. Она пообещала, что выяснит у Руаре насчет разрушения иллюзорных чар. Но… Фран пока не радовала меня новостями, и у меня не было другого выхода, кроме как и дальше хранить тайну, доступную лишь нам двоим.
Я ввела «Дэймон Спаркс», и уже спустя два клика попала на его собственный сайт. Галерея работ – фотокопии нарисованных им картин. Действительно, необычно. Не скажу, что я была заядлой ценительницей прекрасного и хорошо разбиралась в искусстве, но в галереи все-таки заглядывать мне доводилось. И обычно стиль художника был узнаваем – кто-то предпочитал сюрреализм, кто-то – теплые тона, кто-то – мрачные.
Картины же Спаркса были и впрямь непохожи одна на другую – будто рисовали их совершенно разные люди. Глядя на некоторые из них, я морщилась – ужаснейшая безвкусица, на других же подолгу останавливала взгляд.
Под каждым фото – дата публикации. Судя по ним, сайт долгое время не обновлялся, и возобновил работу только три с половиной недели назад – спустя неделю после того, как мы нашли труп Алессы Вингтон, скрытый иллюзорными чарами. Я собиралась завтра нанести ему визит и выяснить, что же происходило между ними в последнее время и почему он не заявил в полицию об исчезновении возлюбленной? Не знал об этом или, напротив, был к этому причастен?
Но стоило мне кликнуть на фото, открывая его на весь экран, и все мысли разом вылетели из головы. И дело было даже не в том, насколько картина кисти Дэймона Спаркса потрясала воображение.
Дело в том, что на этой картине я видела темную сторону Дейстера. Я видела Сумрачный город.
Несколько минут я молча изучала экран, силясь убедить себя в обратном. Быть может, Спаркс просто решил сделать новую веху в своем творчестве, и перейти с живых красок на серые тона? Но… Я отчетливо видела черно-белый Дейстер, таким, каким он представал моему взгляду на Той Стороне. И люди… да, ошибкой это быть не могло. На одной из пяти картин, изображающих Сумрачный город, я увидела черно-белую женщину в роскошном длинном платье и перчатками по локоть, с высокой прической, которая была в моде десятки лет назад и… пулевым отверстием в виске.
«Мрачно, загадочно и невероятно притягательно», – гласил комментарий под этим фото.
Было ли простым совпадением то, что первая из пяти черно-белых картин появилась на сайте спустя неделю после смерти Алессы Вингтон? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Если Дэймон Спаркс был странником, как и я, и воочию видел Сумрачный город, то почему решил запечатлеть его на холст именно сейчас?
Странниками не становятся, ими рождаются. И если бы Спаркс с самого детства видел призраков, как я, это бы не могло не отразиться на его картинах. Нет, здесь что-то другое. Что, если…
Рука с чашкой кофе опасно замерла над ноутбуком. Я отставила чашку на тумбочку и вперила взгляд в экран. Скаа говорила, что Спарк тонко чувствует окружающий мир, и что Дэймон и Алесса были словно связаны незримыми нитями – я бы назвала это узами любви, если бы это не звучало так вульгарно. Душевное родство, безумная любовь… Если Дэймон – истинный творец, как говорила все та же Скаа, все это не могло не наложить на него отпечаток, лишь усилившийся со смертью Алессы.
Но с одной ее фразой я категорически была не согласна – о том, что дар имеет лишь одну грань. Кажется, сейчас, глядя на картины Дэймона Спаркса, я видела опровержение словам Скаа.
Я готова была поклясться, что нить, связывающая Дэймона и Алессу, не порвалась и после ее смерти. После того, как она умерла, он начал видеть мир – Сумрачный мир – ее глазами.