Текст книги "Люди сумрака (СИ)"

Автор книги: Кармаль Герцен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 14

Ленард

Как бы меня ни ужасало положение узника в заколдованном доме, но я впервые проснулся с бешено колотящимся сердцем и в липкой от пота одежде. И впервые перед моими глазами встало не прекрасное лицо Алессы, а искаженное от страха лицо Брэндона Ривета с разинутым в немом крике ртом.

Никогда еще мысли о неизбежном возвращении в странный дом и погружении в чужие видения так меня не пугали.

Начавшийся с кошмара день так же скверно и продолжился. Дома меня ждала Лайли. Когда я вошел, она кругами ходила по гостиной. Взгляд, исподлобья брошенный на меня, напоминал взгляд зверя, готового растерзать свою добычу.

Сегодня добычей определенно был я.

– Я что, была настолько тебе омерзительна, что ты решил сбежать от меня к братцу?

– Прекрати, – резко ответил я. Слишком устал, чтобы оправдываться. – Я ночевал не у Дага. И я не хотел от тебя уходить.

Внезапно ярость Лайли куда-то испарилась. Она рухнула на кресло и закрыла лицо руками.

– Сама не знаю, что говорю. – Ее голос звучал глухо. – Не знаю, почему веду себя, как чертова истеричка. Все понимаю, но ничего с этим сделать не могу. И вчера… я повела себя так глупо. Мне так стыдно, Ленард…

Глядя на поникшие плечи Лайли, я решился. Подошел к ней, сел напротив. Своими руками нежно отнял ее узкие ладони от лица и заставил встретиться со мной взглядом.

Будь что будет, подумал я.

И рассказал ей все.

Бредовое решение зайти ночью в незнакомый дом, возникшее у меня по возвращению в Дейстер; навязчивое и неконтролируемое желание возвращаться в него снова и снова и, наконец, преследующие меня сны-видения, цель которых я так и не смог разгадать.

Потом я отпустил ее руки и отошел к окну. Лайли молчала так долго, что я было решил – сейчас она встанет и уйдет. Навсегда.

– Я видела твои глаза вчера, – тихо сказала Лайли. – Братец посмеялся бы надо мной, если бы это услышал, но… Они будто принадлежали не тебе. Глаза были твоими, но вот взгляд в них… абсолютно был мне незнаком. Я пыталась остановить тебя, хотела поговорить, но ты повторял как заведенный, что тебе нужно уйти. «Мне нужно успеть», – вот как ты сказал.

– Успеть до полуночи, – кивнул я. – Чтобы увидеть сны.

– Сегодня утром, вспомнив это, я подумала, что была слишком пьяна, чтобы адекватно все оценивать. Но после твоих слов… я уже не знаю, что и думать. – Лайли выпрямилась в кресле. Решительно сказала: – Так. Давай попытаемся разобраться. Твое маниакальное стремление к полуночи оказаться в чужом доме и сны, которые кто-то тебе являет, пока оставим в стороне: объяснение этому найти будет непросто. То есть… понятно, что здесь замешана магия, но кому и зачем это нужно? Что же до самих снов – то есть того, что ты в них видишь… Ты думаешь, этот мужчина – так скажем, герой твоих снов – одаренный?

– Не думаю, – отозвался я. – Особенно если учесть, что с воскрешением любимой ему помогла незнакомка с кладбища. Вот в ней-то точно течет кровь Сатаны.

Лайли замолчала, в задумчивости покусывая губу. Через несколько мгновений резко вскинула голову.

– Я могу поверить в то, что кто-то или что-то посылает тебе видения каждую ночь, но то, что существует некая иллюзия – копия погибшей женщины, которая сначала походит лишь на ее бледную тень, но постепенно «оживает»… это странно. Просто пойми – если бы оживить человека было так просто, то это бы делали все. Представь, сколько людей воскресили бы своих родных и близких!

Я кивнул. Мне и прежде приходило в голову подобная мысль. Что-то не вязалось во всей этой истории с жизнью и смертью Алессы.

Лайли между тем увлеченно продолжала:

– А что, если… если и не было никакого воскрешения вовсе? Что, если иллюзия Алессы существовала только в его голове? Это как… утешение. Своеобразное, конечно, но, видимо, действенное.

Эта мысль показалась мне вполне логичной. Если бы не одно но…

– Но, Лайли, если «воскрешение» Алессы приносило ему счастье, то зачем бы он стал рушить его, подозревая ее в чем-то? Разве не логичным было бы жить в вечной иллюзии, рядом с той, которую любишь?

Лайли как-то странно посмотрела на него, и тут же поспешно отвела взгляд. Потеребив край легкой кофточки, сказала:

– Этого я не учла. Но с другой стороны: много ли ты знаешь сумасшедших?

– Вроде бы ни одного. Хотя… Помнишь Ларрега? Помнишь, как он…

Еще один красноречивый взгляд.

– Ленард, будь посерьезнее! Или ты хочешь до конца жизни ночевать в том доме?

– Ну уж нет, – поежившись, пробормотал я. – Мне и этой недели хватило сполна.

– В общем, я думаю, что после смерти возлюбленной в его голове что-то сдвинулось. – Глаза Лайли загорелись. – У меня мысль! Вдруг его сознание раскололось на две части? Ну, знаешь, раздвоение личности и все такое… Так вот, одна его половина хотела, чтобы Алесса вечно была жива, а другая понимала, что ей место среди мертвых, вот и пыталась натолкнуть его на эту мысль.

– Слишком сложно, – покачал головой я. – Зачем очернять иллюзию, заставлять его усомниться в ней, если можно просто…

– Просто что? Вспомнить о том, что она мертва? Он это помнит. Начать сомневаться в существовании иллюзии – это навряд ли. Ведь он сам захотел поверить в нее, а значит, отказаться от этой мысли ему будет ой как непросто. Самый легкий путь – это возненавидеть то, что он создал сам. Возненавидеть иллюзию.

Я ничего не сказал в ответ. Все, что нам оставалось – это строить догадки. Все, что оставалось лично мне – это понять, как выбраться из паутины, связавшей меня по рукам и ногам и мешающей дышать.

Я не решался спрашивать Алессу о Бранге. Были минуты, когда все подозрения насчет нее казались мне бредовыми, глупыми. Были минуты, когда я думал, что само существование Алессы-иллюзии уже ненормально.

Как бы то ни было, я боялся задать ей мучивший меня вопрос – боялся услышать ответ, после которого все необратимо изменится.

Я приказал себе жить как прежде, не донимать свое сознание подозрениями. Алесса всегда была рядом, и ее присутствие делало мою жизнь светлее. Глядя на ее прекрасное лицо, я все чаще корил себя за недоверие. Как я вообще мог усомниться в ней?

Я редко выбирался в город. Еще реже встречал там знакомых. Здоровался сдержанным кивком, но всем своим видом давал понять, что не настроен на разговоры. Но во время одной из своих вылазок в Дейстер в местном супермаркете я встретил мисс Готсвит, живущую неподалеку от меня. «Старая сплетница» – так всегда отзывалась о ней Алесса, презрительно морща носик. Однако Левани Готсвит по отношению ко мне была сама доброжелательность.

Вот и тогда, едва завидев меня, она круто развернула тележку и направилась ко мне навстречу. Увидев выражение лица мисс Готсвит, я обреченно вздохнул: разговора не избежать.

– Ох, Дэймон, как я рада тебя видеть! – воскликнула Левани, оказавшись рядом.

Искренняя улыбка на ее лице не могла погасить мое раздражение. Я не хотел тратить время на пустые разговоры, я хотел лишь купить продуктов и поскорее вернуться к Алессе.

Дальнейшую болтовню Левани Готсвит я пропускал мимо ушей. Кивал в нужных местах, отвечал тогда, когда от меня ждали ответа. Тоскливо думал о том, что Алесса не стала бы стоять тут, переминаться с ноги на ногу, выслушивая совершенно не нужный треп и ненавидя себя за слабохарактерность, а парой эффектных фраз вмиг бы разобралась со словоохотливой старухой.

Алесса всегда была сильнее меня.

Каким-то непостижимым образом наш разговор – точнее, монолог мисс Готсвит – свернул на тему умершего в тюрьме Брэндона Ривета. Судя по всему, Левани хорошо знала ту несчастную – Элизабет, что погибла в аварии по вине пьяного Брэндона.

«А я ведь говорила, что они не избегут наказания, – вещала тем временем Левани. – И речь не о тюрьме, а о божьей каре. Я же знаю, какой меня считают. Но семья проклята, как я и говорила».

«Да, я слышал, что случилось с Брэндоном», – сухо вставил я. Нужно было давно прекратить надоевший разговор, но Левани вцепилась в меня как клещ и отпускать не хотела.

Мисс Готсвит наконец перестала без умолку трещать и удивленно уставилась на меня.

«Ты что, ничего не знаешь о Наян?» – недоверчиво спросила она.

«Кто это?» – без особого интереса отозвался я.

«Миссис Ривет, жена Брэндона».

В груди неприятно заныло.

«А что с ней?»

Левани приблизилась ко мне и заговорщицким шепотом сообщила:

«Попала в аварию. Так же, как и Элизабет, пусть земля ей будет пухом. Я слышала, что говорили люди: Наян ехала себе ровно и вдруг – раз! и резко свернула в сторону. Говорят, она и выжить не должна была. Хотя… разве ж это жизнь? Из комы не выходит уже третью неделю, не видит и не слышит никого. Можно сказать, и не живет вовсе. А малышка Кинни совсем одна осталась».

Обычно вежливый и терпеливый, я резко прервал разговор. Просто развернулся и вышел из магазина, так ничего и не купив. Краем глаза видел растерянное лицо мисс Готсвит, но в тот момент мне было наплевать.

Только подъезжая к дому, я понял, что не знаю, как объяснить Алессе отсутствие покупок.

Еще я понял, что начинаю ее бояться.

ГЛАВА 15

Кармаль

Конверт я нашла ранним утром на пороге своего дома – кто-то подсунул его под дверь. Взяла в руки, подозрительно осмотрела. Сердце екнуло, когда я увидела притулившийся внизу знакомый до боли символ. Сразу вспомнилось: «Игра найдет тебя сама».

Дерганным движением я вскрыла конверт. Разочарованию моему не было предела – развернув сложенный вдвое лист, я не увидела… ничего. Просто чистый белый листок писчей бумаги.

На этот раз решение пришло довольно быстро – стоило только вспомнить введенную мной кодовую фразу для входа на сайт. Франческа была права, говоря, что Игра подстраивалась под каждого участника. Я рассказала о своих возможностям… и создатели Игры не замедлили воспользоваться этим знанием.

Я скользнула на Ту Сторону, силой воли, мысли, магии превращая собственное тело в подобие статуи. Этому трюку я научилась незадолго до того памятного дня, когда моя судьба сделала резкий вираж, подарив мне горькую, но свободу. Раскрыла письмо, чувствуя, как губы складываются в торжествующую улыбку. На белом листе черными буквами было написано: «Квартал Мемория, 67».

Вернувшись в мир живых, я вызвала сонную и недовольную Эстер, нежно поцеловала на прощание дочь.

Такси домчало меня до нужного дома. На веранде в плетеном кресле сидела женщина. Смуглая кожа, черные волосы, оценивающий взгляд.

– Кармаль Лунеза, – представилась я. Смысла скрывать свое имя я не видела.

– Твоя ставка? – лениво спросила незнакомка.

– Я пришла сюда не играть.

– Тогда убирайся, – не меняя тона, сказала она.

– Мне нужны ответы.

– Твоя ставка?

Я рассмеялась. Ситуация абсурдна до невозможности – я пришла сюда за ответами, как детектив, но что-то подсказывало мне, что полицейский значок впечатления на незнакомку не произведет. К тому же она, несомненно, маг. Что она сделает, если я начну настаивать на своем? На что способна?

Я ее спугну – это самый лучший вариант, и Игра станет больше мне не доступна. А пока это единственная ниточка, которая связывает меня с убийством иллюзорной незнакомки.

– Если я сыграю, вы ответите на мои вопросы?

– Разумеется, – спокойно ответила она. Прищурившись, смотрела на меня. Придумывала испытание? Или все уже было продумано задолго до того, как я приехала сюда?

– Хорошо, вот деньги. Этого хватит?

Незнакомка медленно пересчитала купюры. Ухмыльнулась, что я трактовала как «да».

– Входи. Игра начнется, как только ты переступишь порог.

Потеряв ко мне интерес, она опустилась в кресло. Раскурила сигару – медленно, вдумчиво.

Я открыла дверь. За ней клубился туман. Усмехнувшись, сделала шаг, позволяя туману укутать мои плечи. В тот же миг дверь захлопнулась за моей спиной, завеса рассеялась, открывая…

Мой дом.

Дом моего детства, дом, стены которого хранили столько страшных воспоминаний. Дом, где я никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой – с тех пор, как проявился мой дар.

Пребывая в каком-то странном оцепенении, я бродила по комнатам. Из кухни в гостиную, наверх – в свою спальню. И это и есть она – та самая знаменитая Игра? Теперь очевидно, что она подстраивалась под меня, но чего добивались ее создатели, забираясь в мой мозг, в мою память? Ожидали слез? Ностальгии? Страха? Не выйдет. Все это в прошлом. Я запечатала его – как Выжигатели запечатали мой дар.

Я блуждала по дому, и не могла понять, что мне дальше делать. Потрогала дверь – заперто. Прислушалась – тишина. Здесь была только я одна – и призраки прошлого, невидимые, но терпеливо ждущие чего-то.

Я раздраженно вздохнула, огляделась по сторонам. Что-то цепляло взгляд, но что? Обои… что-то неправильное было в обоях в гостиной. Я помню, как мама выбирала их. Хотела что-то изящное, но не вычурное. В итоге остановилась на белых с золотистым набивным рисунком. Я и сейчас смотрела на них, только над камином – который, к слову, мы практически никогда не растапливали, боясь пожара, – как лишний пазл был приляпан кусок других обоих: цвета шампанского, с мелким рисунком из листьев. Недоумевая, я подошла ближе. Край обоев торчал, словно их клеили наспех. Я взялась за край и резко потянула на себя. Ахнула, от неожиданности отпрянув назад.

МОНСТР.

Выведенное крупными буквами, красным фломастером, одно слово над камином всколыхнуло давно позабытый страх. Страх ребенка перед тем, кто прячется в подвале.

Подвал, ну конечно же!

Я бросилась назад, в прихожую, отодвинула ковер, под которым скрывался люк. Вот и складная лестница. Осторожно спускаясь по ней, я чувствовала, что напряжена до предела. Оказаться в этом месте… после стольких лет…

Здесь все было по-прежнему. Кровать, из которой на пятнадцатом году жизни я начала вырастать. Шкаф с шахматами, в которые мы играли с Лили-Беллой, бра на стене, тумбочка, сбоку, у лестницы – подъемник. Словно и не было всех этих лет, не было замужества с Алом, рождения Лори, работы в полиции, Франчески, Феликса… ничего. Находясь здесь, в своей личной тюрьме, я ощущала себя испуганной пятнадцатилетней девочкой, которая поняла, что отец не собирается ее выпускать.

Вот только… Дарлин. Я не сразу заметила ее, полускрытую тумбой. Но тогда, в подвале, куклы со мной быть никак не могло – испугавшись голоса, исходящего из маленького кукольного рта, я передарила ее подруге. Помедлив, я взяла Дарлин в руки – шоколадные кудряшки, голубые глаза… И стоило мне ее коснуться, как она рассыпалась в пыль.

В моей руке остался нож – обычный, кухонный, которым раньше мама резала мясо.

И в тот же миг за моей спиной раздались шаги – нечеловечески жуткие, словно кто-то шел, подволакивая ноги, – и глухой, раскатистый рык.

Монстр!

Я стремительно развернулась и рубанула воздух зажатым в руке ножом. Лезвие легко, как в топленое масло, вошло в грудь… моего отца. Захрипев, он рухнул на пол. Мой собственный монстр умирал…

– Почему, папа? – прошептала я, сглатывая соленые слезы. – За что?

Отец – призрак моего подсознания – молчал. Но я читала в его глазах и разочарование, и ненависть, и страх.

– Трус, ты просто трус! Ты жалкий, свихнувшийся слабак. В какой момент ты стал сомневаться в том, что я – твоя дочь, а не дитя Сатаны? Ты мог бы отдать меня Выжигателям, но побоялся, что церковь превратит твою жизнь в кошмар, и вместо этого в кошмар ты превратил мою. Так ты мне мстил? За то, что мама – та, кого ты любил больше жизни, ушла от тебя – по моей вине? Ненавижу тебя за все. Ненавижу, ненавижу!

Когда слезы кончились, тело отца покинула жизнь.

У меня не было возможности высказать ему все, когда он был жив – нас разделял Сумрачный город. И теперь… мне действительно стало легче. Я поднялась, резким движением вытерла лицо и, перешагнув через тело отца, направилась к лестнице.

Оказавшись наверху, с грохотом захлопнула крышку люка. Я закрыла эту часть своего прошлого, навеки запечатала на дне своей памяти.

В гостиной у низкого столика из темного стекла стояла мама. Замерла, словно восковая фигура, и смотрела на меня долгим немигающим взглядом. Ее рука протянута ко мне, будто она просит милостыню. На столике перед ней – записка «ВЫБЕРИ» и три вещи: моя детская фотография, обручальное кольцо, которое подарил ей отец, и открытая коробочка с прозрачными гранулами. Я прекрасно знала, что это такое – за годы службы у заядлых наркоманов приходилось изымать не раз. «Хрустальный порошок» – не просто наркотик, а наркотик, пропитанный магией. Тому, кто его принимал, он дарил потрясающей красоты галлюцинации, погружая в иной, ирреальный мир.

Я вспомнила вечно бледное, осунувшееся лицо матери, ее болезненную худобу. Когда это началось? Когда начались мои «видения». А потом, когда она приезжала ко мне и просила денег? Она выглядела еще хуже. Кожа бледная до серости, умоляющий, почти одержимый взгляд. Господи боже мой. Все это время она была зависима от «хрустального порошка».

Игра… эта Игра проникла в мой разум, распотрошила его, вытащила на свет все мои страхи. Значит ли это, что где-то на периферии сознания я всегда понимала, что моя мать больна? Пыталась ли я хоть раз вмешаться, вместо того, чтобы просто давать денег? Найти врачей – тех же магов, попытаться вылечить?

Я помотала головой. Прощение – не для меня. Я просто не умею прощать.

Мне надо выбрать? Мое фото – нет, конечно же, нет. Материнская любовь завяла быстрее сорванных роз, когда мать поняла, что я не такая, как другие дети. Обручальное кольцо? Нет, если учесть, с какой легкостью она начала новую жизнь, в которой не было отца.

Я взяла коробочку с «хрустальным порошком» и вложила в протянутую мамину руку. В тот же миг восковая статуя распалась на мириады погаснувших в воздухе искр.

Вот она – еще одна причина ненависти моего отца ко мне. Ведь кто, как не я, стала причиной зависимости матери от «хрустального порошка»? Я, дитя Сатаны, разрушила его жизнь, лишила его любимой женщины и разрушила и ее жизнь тоже.

Развернувшись, я покинула гостиную. Удивленный возглас сорвался с моих губ, когда я увидела, что дом моего детства исчез. Я очутилась в доме, где жила сейчас вместе с Лори. Но еще больше я изумилась, увидев того, кто стоял на пороге. Феликс.

А он что здесь делает?

Значит, я ошиблась, решив, что Игра связана исключительно с моим прошлым. Она затрагивала и мое настоящее.

Я медленно приблизилась к нему. Распахнутое пальто, темные брюки и белая рубашка – так он был одет на нашей последней встрече в «Дейстерском льве». Когда я отпрянула от него, поняв по его взгляду, что он собирается меня поцеловать.

Испугалась? Не хотела так сильно сближаться с тем, кого поначалу едва ли не возненавидела? Привыкла быть одной настолько, что стала бояться перемен?

Да. Да. Определенно.

Все тот же взгляд пронзительно-голубых глаз – манящий как магнит. Те же тонкие, аристократичные черты лица, которые притягивают женские взгляды. Он отличался от всех, кого я знала, и я… не понимала его. Как ни старалась, я не могла не думать о нем – кажущемся таким холодным, а на самом деле… Книги для Лори, его искренний интерес ко мне, попытка меня поцеловать… что все это означало?

– Ты ведь не исчезнешь просто так, верно?

Он молчал. Но лестница, ведущая на второй этаж, в спальню Лори, вдруг исчезла. Игра прямо говорила мне – дальше я не пройду, пока не разберусь с призраками своего подсознания. Пока не поставлю точку.

– Нет, не точку, – прошептала я – то ли безмолвному Феликсу, то ли самой себе. – Многоточие.

Положив руки на скрытые кашемировым пальто плечи Феликса, я его поцеловала. Легкое касание губ – в реальности все было бы совсем иначе. Нас тянуло друг к другу, я это чувствовала. И да, меня это пугало.

Образ Феликса начал бледнеть, пока не исчез совсем. Но входная дверь все еще была заперта. Какие еще испытания приготовила для меня Игра?

Я поднялась по лестнице в спальню дочери. Знала, что застану ее там, но… не знала, что придется пережить повторение нашего общего недавнего кошмара.

Лори сидела на кровати. На пледе с огромной мордой тигра сидела белка. Живая, шкурка чистая, хвост распушен. Но несмотря на нож, занесенный над ее головой, она не шевелилась. Завороженно смотрела глазками-пуговками на Лори, которая сжимала в руках нож.

Я знала, что произойдет в следующее мгновение, и не могла позволить этому случиться. Хотя бы здесь, в этой странной игре собственного подсознания. Я бросилась вперед, вырвала нож из ослабевших пальцев дочки, прижала ее к себе так крепко, как только могла.

– Прости, что допустила это, прости, – прошептала я.

Вспугнутая движением, белка ускакала за порог. Я не выпускала Лори из объятий, чувствуя, как слабеют тиски страха, что все эти несколько месяцев сдавливали мне сердце. Страха, что баньши сделает с моей дочерью то же, что сделала с Эмили Монаган. Страха, что даже избавление от клейма не поможет мне избавить Лори от кошмаров.

Я была плохой дочерью и не слишком хорошей женой. Но плохой матерью я не стану. Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше, но сумею защитить Лори. Никому ее у меня не отнять.

Я вдруг поняла, что сижу на кровати одна, обнимая себя за плечи. А вокруг меня… мизансцена менялась. Стены исчезли, кровать превратилась в бетонный пол крыши многоэтажного здания. Я в первое же мгновение узнала место, куда меня занесла Игра.

Сумрачный город.

Крыша, с которой мы с Лили-Беллой наблюдали за черно-белыми людьми, спешащими по черно-белым улицам. Я поднялась, обернулась.

Лили-Белла стояла лицом ко мне на тоненьком карнизе, на самом краю крыши. Люди сумрака не меняются, и она была точь-в-точь такой, какой я видела ее в последний раз. Расстояние между нами все сокращалось, и чем ближе я подходила, тем отчетливее видела печаль в ее глазах.

– Прости, – прошептала она… и шагнула назад.

Я хотела, чтобы она умерла. Чтобы хотя бы так отплатила мне за все содеянное. И все же… ничего ведь уже не исправить.

Не знаю, что побудило меня молнией броситься вперед и схватить ее, падающую, за руку. И в тот же миг, когда наши пальцы соприкоснулись, окружающий меня мир распался и исчез. Я вновь оказалась на пороге дома из своего детства, но на сей раз дверь была открыта.

Игра закончилась.