Текст книги "«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное"

Автор книги: Карл Гершельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

***

– Секретарь?

– Слушаю.

– Разошлите анкету, о которой я говорил. Проекты транспортов для выходов из системы. Всем инженерам старшей категории.

– Будет исполнено.

ДРАМАТУРГИЯ

Божественная комедия [156]156
  Божественная комедия.Печатается впервые по автографу, хранящемуся в архиве К. К. Гершельмана.


[Закрыть]

Подвал. В глубине, посередине – стол. На нем – лампа. За столом слева – чиновник, справа – доктор. Посередине, en face*, – пастор. Справа на авансцене – группа понурых людей гуськом, человек десять. Слева – круглая дыра в полу, метр в диаметре. Возле нее – палач. До пояса гол, бритая голова, плоское лицо, могучий затылок. В руке – не то булава, не то большой пестик от ступы.

Два помощника волокут к нему человека из группы справа. Человек тупо упирается. Ставят перед дырой.

[* Прямо, напротив (фр.)]

Чиновник. Имя? Фамилия?

Человек. Василий Иванов.

Чиновник. Профессия? Сколько лет?

Иванов. Рабочий. Тридцать восемь.

Чиновник (к доктору). Что у него?

Доктор. Чахотка. Правое легкое и бронхи.

Чиновник. Пожалуйста, пастор.

Пастор (встает). Милость Божия, дети, на вас. Возблагодарим Господа, что… Возрадуемся, дети, что этот человек освобождается от мрачных оков, в коих мы все томимся. Столь радостно сознание, что… Одним словом, проводим нашего брата не со слезами уныния, но с христианским смирением в сердце и возблагодарим Господа… (садится).

Чиновник (палачу). Лупи, Павленко.

Палач ступает на полшага, с силой замахивается, бьет. Сухой треск проламываемого черепа. Короткий вскрик, человек валится в дырку. Свистящий, долгий, замирающий звук – полет в глубину.

Пауза.

Чиновник. Следующий!

Подводят очередного.

Чиновник. Имя? Фамилия?

Человек. Иван Васильев. Меня, господин чиновник, не в очередь взяли.

Чиновник. Профессия? Сколько лет?

Васильев. Я – фармацевт. Весною шестьдесят исполнилось. Вот той старушки очередь. Я за нею был.

Чиновник (доктору). Какая болезнь?

Доктор. Васильев? Ну, запиши: старческое расслабление. Или… впрочем, неважно.

Чиновник. Пастор, прошу.

Пастор (встает). …Э…э. Милость Божия, дети, на вас. В этот печальный для нас, но светлый для нашего брата миг… Наш Небесный Отец в неизречимой милости своей… Итак, в этот миг вспомним Того, кто две тысячи лет тому назад пролил свою кровь за…

Голос из группы. Какое, собственно говоря, утешение, что Его тоже проволокли?

Чиновник. Эй. Кто это? Помалкивать. Продолжайте, пастор.

Пастор. Нет, ничего. Я только хотел сказать… Одним словом, возблагодарим Господа… (Садится)

Чиновник. Павленко!

Палач бьет. Вскрик. Затухающий звук.

Чиновник. Следующий!

Из середины очереди вырывается человек. Подбегает к палачу.

Человек (подвизгивая). Я – сам.

Чиновник. Это кто? Почему самовольно? Фамилия?

Молчание.

Чиновник. Фамилия ваша? Профессия?

Молчание.

Чиновник. Доктор, кто это?

Доктор. Я почем знаю. Не все ли равно? Валите. Пишите – самоубийство.

Чиновник. Ну, ладно. В конце концов… Только беспорядок. (К группе). Эй, станьте там в затылок. Не сбиваться в кучу. По очереди. И что за вид понурый? Голову выше! Вы скажете, пастор?

Пастор (встает, гневно). Смотрите, дети, на этого человека! Вот дерзкий, который самовольно дерзновенной рукой… Он самовольно дерзновенной рукой лишает себя того, что дал ему Господь в неизреченной милости своей. Нет прощения богоотступнику. Он самовольно, он вне очереди… Одним словом, проклянем этого сына погибели, который… Да идет он в геенну огненную, где будет плач и скрежет зубов! (Садится).

Чиновник. Павленко!

Человек (поспешно выкрикивает). В смерти моей прошу никого…

Хряк.

Чиновник. Следующий!

Женщина. Ай, ай, ай, миленькие!

Чиновник. Имя? Фамилия? Профессия?

Женщин а. Я из кухарок. Петрова. Анна. Отпусти-ите, голубочки.

Чиновник. Сколько лет?

Петрова. Что ж, пятидесятый пошел.

Чиновник. Какая причина, доктор?

Доктор. Рак.

Чиновник. Ваше слово, пастор.

Пастор. Радуйся, женщина, Царствие Божие приближается к тебе! Светлая радость ожидает тебя там (неопределенный жест в сторону дырки). Сколь благолепен и величествен вечный град Господа нашего, сколь блаженны праведники…

Женщина. Правда, отец?

Пастор. Верь, женщина! Положись на силу Господню, уповай на милость Его неизреченную… Погоди, погоди, ты куда заглядываешь? Женщина (наклоняется над дырой). Да хочу поглядеть, отец. Пастор. Нельзя, нельзя! Господин чиновник, распорядитесь! Держите ее!

Женщина (заглядывает). А-а-а-й!

Чиновник. У, сволочи! Всегда истерики! Бабьё чёртово. Скорее. Павленко!

Женщина. А-а-а-й! Отпустите, голубочки!

Палач бьет. Хряк! Падает в дыру.

Чиновник. Паршивки. Истерички. Только задерживают. Сколько их еще сегодня? Следующий! Имя? Фамилия?

Человек. Анненков. Петр.

Чиновник. Профессия? Возраст?

Анненков. Двадцать девять. Шофер.

Чиновник. Как записать, доктор?

Доктор. Простуда. Ослабление на почве…

Чиновник. Пожалуйста, пастор.

Пастор (встает). Милость Божия, дети, на вас…

Чиновник (доктору). Закуримте, доктор!..

Ванька-Встанька. Лубок. Пьеса для кукольного театра [157]157
  Ванька-Встанька. Лубок.Пьеса для кукольного театра. Печатается впервые по трем автографам, сохранившимся в архиве писателя.
  По-видимому, первоначально К. К. Гершельман намеревался дать раешник сплошным текстом, без деления на строки (ранний черновой вариант. самый полный рукописный текст), но в более позднем варианте как и в незаконченном беловике произведения, все же прибег к делению на строки.


[Закрыть]

Участвуют:

1. Ванька.

2. Танька.

3. Царь.

4. Царедворец.

5. Кудесник.

6. Палач.

7. Петрушка 8. Андрюшка – царские слуги.

I

Ванька (один)

Здравствуйте, господа почтенные,

Штатские и военные.

Посмотрите представление

Себе на удивление.

Не понравится – так браните,

А понравится – так хвалите.

Побольше хвалите!

А в этом представлении я – главный герой,

Между тем, человек простой.

По имени Ванька,

По фамилии Встанька.

Живу в одном селе,

В русской земле.

Много богатств не имею,

Однако же ем, не худею.

Есть у меня колпачок цветной

Да, кроме того, еще хата с трубой.

Чем я занимаюсь,

Так того не касаюсь,

А вот чего я хочу,

Так это вам сообщу:

Угадайте! Вам и не приснится!

Хочу я скоро жениться!

Жениться я очень даже желаю,

О чем вам и сообщаю,

И хочется мне, Ваньке,

Жениться на Таньке.

Девице прекрасной,

Красивой ужасно.

Вот и теперь пришел я к ней,

Миленькой моей;

Постучу в окошечко

Пусть-ка выйдет немножечко.

(Стучит.)

Танечка, Танечка,

Здесь я, твой Ванечка.

Иди ко мне на часок,

Поцелуй меня разок.

Выходит Таня.

Таня

Ванечка. Ванечка,

Здесь я, твоя Танечка,

Уж выйду к тебе на минутку,

Поцелую тебя в шутку.

(Целуются.)

Ваня

Танечка, моя дорогая,

Серебряная, золотая!

Таня

Ванечка, мой дорогой,

Серебряный, золотой!

(Целуются.)

Ваня

Ну-ка, музыкант, дружок,

Протанцуем разок.

(Танцуют.)

Таня

Когда же, Ванечка, под венец?

Давно пора, наконец!

Ваня

Да что ж, нечего ждать

Да звезды считать!

Пускай завтра и начинают,

Нас с тобою венчают.

Так хорошо заживем –

Как у самого царя будет дом,

А начнем целоваться взасос,

Даже тараканы поднимут нос!

А теперь, Танечка, не возись,

Спать скорее ложись.

Залезай-ка на печку,

Скручивайся в колечко.

Таня

Прощай, Ванечка!

Ваня

Доброй ночи, Танечка!

Таня

Женишок мой носатенький,

Носатенький, полосатенький!

Ваня

Невесточка моя чернобровая,

Пампушечка медовая!

(Уходят в разные стороны.)

II

Царедворец

Что за шепот, что за шум?

Я самого царя кум!

У меня смотреть!

В оба глядеть!

Держать востро ухо!

Подтянуть брюхо!

Я – человек известный.

Самого царя друг тесный.

Самый главный я царский царедворец,

А зовут меня – турок Мориц.

Прямо глядеть!

Носом не сопеть!

Знаю я всякую хитрую науку,

И задумал теперь я важную штуку.

Да стою вот на полпути,

Надо мне еще помощника найти.

Эй, кто там идет?

Кого нелегкая несет?

Что за человек такой?

Выходит Ванька.

Ванька

А я человек такой.

Что иду себе просто домой.

Царедворец

Дурак! Не отвечай так!

Знаешь, кто перед тобой?

Царский советник, самый большой.

Ну, Бог с тобой.

Есть у меня к тебе дело,

Коль выполнишь умело,

Ничего не пощажу,

Богато тебя награжу.

Хочу я царя погубить,

До смерти его убить.

А как удастся его известь,

Самому на царское место сесть.

Ты же мне должен помочь:

Все делать, как я прикажу – точь-в-точь.

А за твою за дружбу,

За верную службу

Награжу я тебя безмерно:

Дам тебе, скажем, примерно,

Целый рубль серебром

Да штаны с кушаком!

Вот тебе, получай-ка!

Ну что, по рукам? Отвечай-ка!

Ванька

Ах ты, черная душа,

Получай-ка шиша!

Вот что вздумал – царя прогнать,

Самому царем стать!

Да вместо царя настоящего –

Турка завалящего!

Вот тебе за предложение –

Мое одолжение:

Дуля с квасом

И шиш с ананасом!

А чтобы не болтал ты зря.

Побегу сейчас, разыщу царя.

Все ему доложу,

Все расскажу.

Царедворец

Не пущу, не пущу.

Руки за спину скручу!

(Ловит Ваньку, дерутся. Ванька побеждает.)

Ванька

Вот тебе, паскуда,

Чёртова посуда!

Не так просто Ваньку скрутить.

Бегу царя известить!

(Убегает направо.)

Царедворец

Вот так-так!

Старый я дурак!

Теперь дело скверно.

Донесет, наверно!

Надо скорее бежать,

Его обогнать.

Что-нибудь уж совру.

Царю зубы заговорю.

Скорее к царю!

(Убегает налево.)

III

Царь и царедворец входят слева.

Царь

Ну, турок мой Мориц,

Мой главный царедворец!

Расскажи мне, что похитрее,

Рассмеши меня посильнее!

Ты у меня главный приспешник,

Мой первый потешник.

Царедворец

Не до того мне, царь,

Мой славный государь.

Все кругом враги

У твоего верного слуги.

Вот только сейчас узнал:

Какой-то там нахал,

Зловредный пес

Готовит на меня донос,

Порочит меня, просто срам!

– Да вот и он сам!

Справа вбегает Ванька.

Ванька

Ой, царь,

Великий государь!

Готовится, ей-же-ей,

Погубить тебя один злодей!

Царь

Это что за птица?

Что за небылица?

Подходи поближе

Да кланяйся пониже!

Ты кто такой?

Ванька

Я человек простой,

Можно сказать, неизвестный.

Но, впрочем, довольно честный.

А вот твой турок Мориц,

Твой первый царедворец,

Звал меня на службу,

Сулил почет и дружбу;

Хочет тебя погубить –

До смерти тебя убить.

Хочет тебя прогнать.

Самому над нами царем стать.

Ты, царь, всё это взвесь,

Да поскорее его повесь!

Царь

Ну-ка, Мориц, отвечай!

Может, правда, невзначай!

Царедворец

Ох, государь,

Наш могучий царь!

Служу я тебе долго и верно,

Сам знаешь, даже примерно!

А это человек, сразу видно, простой,

Бог знает, вор или жулик какой!

Не верь ему ни слова!

Казни его такого-сякого!

Царь

Вижу сам, это злой наветчик.

Верю тебе, Мориц, мой первый советчик.

– Эй, Петрушка!

– Эй, Андрюшка!

(Вбегают царские слуги.)

Хватайте его поскорее!

Тащите в тюрьму злодея!

Казнить его, не жалея!

Ванька

Ой, царь, ты и Ваньку погубишь так,

И сам пропадешь за пустяк.

Царь

Позвать сюда палача,

Моего силача!

Повелеваю сего убийцу,

Предателя и кровопийцу –

Немедленно на плахе убить,

Голову ему совсем отрубить.

(Уходит с царедворцем.)

Ванька

Ой, царь, не губи Ваньку,

Пожалей Таньку!

Слуги

Ну, ну, иди, дурак!

Что корчишься, как рак!

(Уводят.)

IV

Выходит палач.

Палач

Эх, топорик мой маленький,

Топорик удаленький!

Я – сильный силам.

Государев палач!

Рублю я головки без жалости,

Для меня это – одни шалости!

Ну, Ванька, иди,

Да головку клади,

Я уж сумею,

Живо поспею,

Отрублю тебе, ротозею,

Головку по самую шею!

(Слуги выталкивают Ваньку.)

Ванька

Ох, палач, палач.

Государев силач!

Окажи мне уважение.

Сделай одолжение!

Сходи ты к моей Танечке,

Расскажи ей о Ванечке.

Палач

Ну, ладно, так и быть!

А теперь головку будем рубить.

Ложись, не ломайся.

Очень не пугайся –

Всё это в шутку,

Наладим в минутку.

Счастье найдешь –

И без головы проживешь.

(Ванька клонит голову. Палач рубит.)

Палач

Ну вот и ладно.

Не так уж накладно.

Раз – и поспело –

Что значит умело.

Эй, воронье.

Птички-невелички.

Слетайтесь, слетайтесь,

Ванькой наедайтесь.

Пойду теперь к Таньке,

Расскажу ей о Ваньке.

Лежит ее Ванечка, где попало,

Головы как не бывало!

(Уходит.)

***

Прибегает Таня.

Таня

Ой, ой, ой —

Ванечка, мой золотой!

Умер мой милый дружок.

Изумрудный мой голубок.

Убили его, убили,

Головку ему отрубили.

Сама смотрела,

Сама глядела –

Лежит мертвое тело.

Глаза, как у совы,

Совсем без головы.

Убит, убит смертельно –

Голова совсем, совсем отдельно.

Ой! Ой! Ой!

Ванечка мой золотой!

Пойду-ка я к колдуну,

Старому ведуну.

Авось пожалеет он Танечку,

Вернет мне моего Ванечку.

Дам ему пятак деньгами

Да корзинку с грибами.

Скажу ему – спаси!

Ванечку моего воскреси!

(Уходит.)

Входит кудесник.

Кудесник

Ну, вот и я, кудесник,

Самого чёрта на земле наместник.

Знаю я всякие штуки,

Всякие тайные науки.

Знаю все тайны природы:

Где какие живут народы,

И почему у чертей рожки,

И сколько зубов у кошки!

Вот какой я хитрец,

Магии черной мудрец!

А это что за стуки.

Что за такие звуки?

Кто это там хнычет,

Меня зовет, кличет?

Выходит Таня.

Таня

Ой, ты, колдун.

Старый ведун!

Убили моего Ваню,

Лежит он без головы в бурьяне,

Лежит где попало,

Головы как не бывало.

Дам тебе пятак деньгами

И корзинку с грибами –

Оживи мне Ванечку,

Верни моего Встанечку.

Кудесник

Ну, девица, возбудила ты мою жалость.

Так и быть, помогу тебе малость.

Попробуем дело наладить,

Твоего Ваню на ноги поставить.

Тащи его поскорее.

Давай голову и шею.

Таня

Да вот он здесь, за кустком,

Лежит, бедняжка, ничком.

(Приносит Ванино тело и голову.)

Кудесник

Клади сюда свою отраду,

Надевай ему голову как надо!

(Таня надевает.)

Ведьмы и домовые,

Ну-ка, теперь вы, духи лесные,

Рогатые и косматые,

Клетчатые и полосатые!

Собирайтесь,

Не упирайтесь,

Котлы варите,

Нитки вяжите,

Верно продевайте,

Головку Ванечке пришивайте,

А как будет готово.

Скажу я слово

И встанет, глянь-ка.

Как живой, наш Ванька!

Таня

Ой, страшно, опасно –

Боюсь я ужасно.

Кудесник

А ты, девица, погоди,

В сторону погляди.

Не бойся ничего такого,

Сейчас будет готово.

Ну, вы, черти рогатые,

Ведьмы лохматые!

Пришили? Закрепили?

И зубом прикусили?

Теперь не мотайтесь,

Все убирайтесь!

Всё теперь готово,

Скажу тайное слово,

Слово магическое,

Кабалистическое!

(Бьет Ваню магической палочкой.)

Ванька!

Встань-ка!

(Ванька вскакивает.)

Вот и дело!

Всё вовремя поспело!

Ванька

Где я? Что я? Что такое?

(Глядя на кудесника)

Что за чучело морское?

Таня

(бросается к нему)

Ваня! Ванечка!

Здесь я, твоя Танечка!

А это наш спаситель,

Твой воскреситель.

Ваня

Танечка, моя золотая,

Вот ты какая!

Голова, значит, на месте.

Спасибо невесте!

(Обнимаются.)

Таня

Как я рада!

Вот, кудесник, твоя награда:

Бери лукошко с грибами,

А вот пятак деньгами,

Как по лесу ходила,

Так, кажется, уронила –

Нигде не найти, –

Ты уж прости.

Кудесник

Ну, Бог с вами

Да и с вашими пятаками.

Очень вы мне оба любы.

Давай сюда грибы.

(Уходит.)

Ваня

Танечка, невесточка моя беленькая,

Земляничка спеленькая!

Таня

Ванечка, мой женишок,

Бубличек, пирожок!

Ваня

Ну, музыка, одолжи,

Веселее поддержи!

(Танцуют.)

Ой, слышишь, кто-то идет.

Нас, наверно, найдет.

Скорее беги,

Себя береги.

А я, голубочек,

спрячусь здесь за кусточек.

(Прячется.)

Выходят Царь и Царедворец.

Царедворец

Ну, царь, мы с тобою одни,

Теперь сочтены твои дни.

Убью я тебя без драки,

Перережу тебе горло, собаке.

Царь

Ах, ты мерзкая тварь.

Да ты забыл, что перед тобой царь?

Ты меня… Я тебя!

Убирайся от меня.

Царедворец

Ну, нет. Довольно мне на тебя глядеть,

Твои помыкания терпеть.

Убью тебя, как гада,

Сам на царское место сяду.

Царь

Мориц, мой милый,

Что у тебя за слог унылый!

Себя ты так порочишь,

Да и мне голову морочишь!

Царедворец

(вынимает большой нож)

Это тебе, царь, не шутки,

Брось ты свои прибаутки!

Поскорее молись

И в гроб ложись.

Проколю без конфуза,

Подставляй-ка пузо.

(Замахивается ножом.)

Царь

Ой, ой, помогите!

Спасите, спасите!

(Ваня выскакивает и хватает Морица.)

Ваня

Держите! Бейте, не жалейте!

Хватайте, не пускайте!

Царя спасайте!

(Прибегают слуги.)

Царь

Хватай его, держи.

Покрепче вяжи.

(Слуги связывают Морица.)

Фу-ты, ну-ты.

Ножки гнуты!

Вот так. Мориц,

Мой первый царедворец!

Палач, палач.

Мой первый силач!

(Приходит палач.)

Взять этого злодея!

Повесить его за шею!

(Морица уводят.)

Царь

(Ваньке)

А это что за явление?

Откуда такое привидение?

Ты почему передо мной,

Да еще со своей же головой?

По какому такому праву

Препятствуют моему нраву?

Ванька

Нет, царь, все было в порядке —

Отрубили мне голову без оглядки.

Да вот, Танька моя за дело взялась

Да лечить меня принялась.

Позвала колдуна,

Старого ведуна,

Сказал он два слова –

Всё и готово:

Такие уж слова –

Приросла голова.

А как с турком ты подоспел,

Я здесь за кусточком сидел.

Царь

Ну, Ванечка мой!

Ты совсем герой!

Ты уж меня не брани,

Иди обними!

А за мое спасенье,

От смерти избавление –

Проси какую хочешь награду!

Ванька

Ничего мне такого не надо.

А вели обвенчать меня с Танькой.

Царь

Эй, Петрушка!

Эй, Андрюшка!

Позвать самого архиерея,

Женить Ваньку поскорее!

Повесить ему, герою,

Ленту со звездою!

Дать ему орден на шею

И назначить моим казначеем!

Выдать Ваньке сто рублей деньгами,

Да сапоги с каблуками!

Живо, живее!

(Все уходят.)

***

Ванька с Танькой входят. Кругом все действующие, лица кроме турка.

Ванька с Танькой (вместе)

Танька Ваньке суждена!

Танька – Ванькина жена!

Танька! Моя Танька!

Ванька! Милый Ванька!

Вот так радость, вот так счастье!

Миновали все ненастья!

Таня, Таня, мой дружок,

Поцелуй меня разок!

Ваня, Ваня, мой дружочек.

Поцелуй меня разочек.

(Целуются.)

Все

Таня Ване суждена,

Таня – Ванина жена!

Конец.

ФИЛОСОФСКАЯ ЭССЕИСТИКА

О «Царстве Божием» [158]158
  О «Царстве Божием».О работе над окончательным текстом эссе идет речь в письмах К. К. Гершельмана Ю. П. Иваску от 13 января, 1 февраля и 29 сентября 1948 г. К концу года работа над ним была завершена. Первые четыре раздела печатаются по тексту первопубликации: Опыты (Нью-Йорк). 1955. Кн. IV. С. 76–86. – с исправлениями и дополнениями по автографу, хранящемуся в архиве писателя. Пятый и шестой разделы (V. «Царство Божие вне нас»: VI. «Соединение с Богом»), не вошедшие в первопубликацию, печатаются по тексту указанного автографа.
  Ангелус Силезиус (собственно Йоханнес Шеффлер; 1624–1677) – немецкий духовный поэт, мистик с элементами пантеизма. Здесь цитата из его нравоучительных сентенций, вошедших в книгу «Cherubinischer Wandersmann» (первое издание – 1657 г.).
  Якоб Бёме (Bohme; 1575–1624) – немецкий философ, сторонник пантеизма: по профессии сапожник. К. К. Гершельману. без сомнения, был близок круг представлений Я. Бёме о Боге, едином с природой и объемлющем собой всё сущее.
  Артур Шопенгауэр (1788–1860) – немецкий философ, автор труда «Мир как воля и представление» (т. 1–2, 1819–1844). Пессимистическая философия А. Шопенгауэра пользовалась успехом в Европе, особенно во второй половине XIX – начале XX в.
  Святой Франциск Ассизский (настоящее имя и фамилия – Джованни Бернардоне: 1181 или 1182–1226) – итальянский проповедник, основатель ордена францисканцев, автор религиозных поэтических произведений. Майя – понятие древней и средневековой индийской философии: иллюзорность всего воспринимаемого нами мира, скрывающего под видимым многообразием свою истинную сущность.
  Апокалипсис – откровение Иоанна, одна из книг Нового Завета. Содержит пророчество о конце света.


[Закрыть]

I. Царство Божие внутри нас

«Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут:

вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть.

(Св. Евангелие от Луки 17:20,21)

1. Умирая, мы возвращаемся туда, откуда пришли, возвращаемся в вечность. Но где же мы сейчас находимся, как не в той же вечности? Вступая в мир, мы продолжаем оставаться в вечности, так же просто, как перейдя из одной комнаты в другую, продолжаем оставаться в квартире, к которой эти комнаты принадлежат. Земная жизнь нисколько не удаляет нас от вечности, так же, как земная смерть нисколько нас к ней не приближает.

2. Разве то, что вокруг нас происходит, происходит не в вечности, а в каком-то другом месте?

3. Ведь, вот, это уже и есть вечность – то, что лежит перед нами, чего еще нам, собственно говоря, надо? Вечность не была бы вечностью и бесконечность не была бы бесконечностью, если бы в нее не вмещалась эта улица, лежащая перед моим окном, этот «я», смотрящий в окно.

4. То, что сейчас лежит перед моими глазами и есть вечность. Вчера, сегодня, завтра, через тысячу лет, через миллион столетий – по существу жизнь всегда остается одной и той же. Ничего другого, ни лучшего, ни худшего ожидать нельзя: самое главное в жизни – она сама, чудо моего бытия и моего знания об этом бытии, самое главное раскрывается в любом мгновении жизни, не зависит ни от каких перемен. Нам даны: комната, окно, улица, крыши, облака, мы сами всё это видящие. Из этого мы должны построить себе рай и навсегда остаться в нем.

Кто из наличного материала не может построить рая, тот не вступит в него никогда. Если мы уже сейчас не научимся замечать прелесть этого мира, то мы не заметим и райской прелести.

<5>. Мы уже в небе, уже в вечности. Мы должны все понять здесь и сейчас, иначе ничего никогда не поймем. «Прогресс», «эволюция» – это поверхность; по существу, в своей глубине жизнь неизменна, никакого более благоприятного случая не представится – сейчас или никогда. Мы и в раю сможем спрашивать: «кто я? откуда? зачем?». Надо ответить на эти вопросы сразу, на месте, или они так и останутся без ответа.

6. Всё самое важное мы и сейчас уже знаем полностью. Не рассуждая, не думая, прежде всякого опыта и вопреки всякому опыту каждый из нас втайне знает: я вечен, бессмертен, прекрасен, добр, мудр, безгрешен, блаженен. Дети счастливы, потому что знают и верят в это. Мы несчастны потому что не решаемся до конца себе в этом поверить.

7. Нам кажется, что мы уже вышли из первобытного, «исходного» рая, но еще не вошли в рай завершающий, последний. В действительности нам не надо искать нового рая, потому что мы никогда не уходили из старого: мы от века пребываем в раю; ангел «с пламенным мечом обращающимся» – не вне, а внутри нас самих; мы сами себя изгнали из рая и сами в любое мгновение можем в него вернуться.

8. «Christ, schatze dir die Reis in Himmel nicht so weit:

Der ganze Weg hinein ist keines Schrittes breit» (Ang. Silesius)*

«So aber Gott die Dunkelheit wegtut… so sehest du auch hier,

auf der Stelle… das schone Angesicht Gottes und die ganze himmlische Pforte» (Jakob Bohme)**

[* Христос, не считай, что путь на небеса столь длинный;

Вся дорога туда – не шире одного шага (Анг. Силезиус) (нем.).]

[** Если бы Господь Бог устранил бы тьму… то увидел бы и здесь, на этом самом месте… прекрасный лик Бога и все небесные врата (Якоб Бёме) (нем.).]

Вечное блаженство здесь под рукой, надо только руку протянуть и его взять. Оно уже перед глазами, надо их только открыть.

9. Мы как деревья поднялись над землей, своими корнями мы еще в земле, но нашей листвой мы уже погрузились в небо, уже слились с ним своим дыханием. Снизу – всё еще исходная вечность, темное исходное ничто; но сверху уже изливается вечность последняя, сияющая, живая, окончательная.

10. Этот лес на горе, просвечивающий сквозь туман, колокольни и крыши маленького баварского городишки [159]159
  К. К. Гершельман проживал в это время в маленьком баварском городке Эйхштетте, окруженном лесом и горами.


[Закрыть], – чем всё это не райские купола и сады? Почему в раю должны расти только пальмы, а не дубы и елки? Ожидать, что в раю окажутся одни только пальмы и дворцы в мавританском стиле – ведь это просто художественная безвкусица: это не рай, а коробка из-под фиников.

11. Красота ландшафта зависит не от того, каков он сам по себе, а от того, каким мы его видим. Воспринимать будничную земную жизнь в свете вечности, переживать ее как один эпизод вечной жизни и соответственно этому ее расценивать – это и значит жить в Царстве Божием. Царство Божие – это видеть земную жизнь «оттуда – сюда», видеть ее освещенной не тусклым земным солнцем, не черным, всё затемняющим солнцем смерти, а ослепительным солнцем вечной жизни.

12. Мы изгнали себя из рая тем, что живем в нем не по-райски. Мы не видим рая вокруг себя, потому что еще не имеем его внутри себя. Мы не видим рая не потому, что его нет, а потому что мы сами – слепы; увидеть, заметить его – значит в него вернуться. Рай, Царство Божие уже даны нам, но еще нами не взяты. Уже сейчас почувствовать (заметить, понять) свою вечность – значит уже сейчас вступить в нее. Войти в Царство Божие и заметить его вокруг себя – это одно и тоже.

13. Всё дело в нас самих. Дело не в отсутствии рая, а в нашей неподготовленности к нему. Поэтому, хотя Царство Божие уже объективно и существует, вне нас оно остается только обещанием, достигнуто оно лишь постольку, поскольку оно также и внутри нас. Не мы входим в Царство Божие, а оно в нас входит; мы должны понемногу проникаться им, сами им стать.

14. Бог создал Адама блаженствующим в раю, создал человека для счастья. Сам Адам нарушил блаженство, съев яблоко познания добра и зла: разделив блаженство на радость и страдание, [умудрившись] в блаженстве увидать страдание. Увидев зло, Адам сам стал злым, нанеся страдание другому, сам стал страдать. Чтобы возвратиться в рай, надо только перестать привередничать, вместо «лучше» и «хуже» увидеть первоначальное сплошное совершенство. Увидеть во всём полноту совершенства – значит

самому стать сполна совершенным и блаженным. А увидеть полноту совершенства можно, только увидев вселенную во всём ее объеме, увидев не здешнее, теперешнее, случайное, а всю мировую историю в ее завершенности: только так обнаружится, зачем теперешнее и случайное было вообще нужно, и почему как часть целого и оно было необходимо, а значит, по-своему и совершенно.

«Человек несчастлив только потому, что не знает, что он счастлив; только потому». (Достоевский) [160]160
  Слова Кириллова из романа Ф. М. Достоевского «Бесы» (ч. 2. гл. 1. V).


[Закрыть].

15. Счастливый человек выполняет задание, поставленное ему Творцом. Бог печалится, видя нас плачущими, и радуется, видя нас счастливыми. Каждой улыбкой мы воздаем хвалу Творцу мира и жизни.

16. Жизнь хороша, мир хорош, всё хорошо. Можно любить и светлые и темные стороны жизни, и солнечное и пасмурное небо, можно любить всю жизнь в целом. Отсюда – безразличие к мелочам жизни, беззаботность, жизнь птиц и цветов. Это не безразличие в буддийском смысле – не отрицание жизни, а скольжение над нею: есть одежда, хлеб, вино, жизнь – хорошо, нет – тоже хорошо. «Благословен и день забот, благословен и тьмы приход»,

17. В страстном отрицании этого мира индусами меньше истинной отрешенности от жизни земной и вместе с тем меньше истинной преданности вечному, всеобъемлющему (а значит включающему в себя и земную жизнь) бытию, чем в христианском полете над миром.

II. Поверхность и глубина

1. Земное зло – поверхность. Надо только достаточно углубиться в мир, чтобы сразу же – здесь и сейчас – наткнуться на полное блаженство и совершенство.

Надо только вырыть из земли «зеленую палочку», про которую в детстве рассказывал Льву Толстому его старший брат, Николай, «на которой написана тайна, как всех людей сделать счастливыми». Надо только отыскать эту палочку, и всё сразу станет хорошо: счастливый человек добр, и добрый человек счастлив.

2. Чем глубже в мир и себя – тем светлее. «Сердце земли – из золота». Каждый из нас, вглядываясь в себя, знает, что его глубочайшая сущность беспорочна, что всё зло только в отклонении от этой сущности. Мы не видим этого в других, потому что только в самих себя мы можем заглянуть достаточно глубоко, только самих себя видим чистыми, премудрыми и прекрасными. Но в действительности все люди одинаковы, все хороши: сущность всякого человека, сущность самой жизни – добра.

3. Вспомним свое раннее детство: мы все были когда-то беспорочны. Всё злое – это позднейшие наслоения на нас, первозданно-чистых, грязь, нас обрызгавшая – наносное, чужое в нас.

Дурное – это лживое. Зло – это неправда, это не мое во мне.

4. Что такое «грязь»? Хлеб грязен, если он упал на пол и к нему пристали частицы земли, но и пол грязен, если на нем остались крошки от упавшего хлеба. «Грязь» – это примесь чужеродного элемента; быть чистым – это быть самим собой. Я грязен, поскольку моя самобытность запачкана фальшью. Высшая добродетель – правдивость.

5. Звери и дети чисты, потому что они правдивы. Они могут быть злы, жестоки, но не лживы. В них есть зло, но нет греха. Грех – внутреннее расщепление с самим собой, отрыв от собственной сердцевины. «Не то делаю, что хочу, чего не хочу, то делаю» (Ап. Павел).

6. Наша сердцевина – Бог, «образ Божий» в нас. Человек оттого и смог создать понятие Бога, что носит его Образ в своей глубине. Надо приблизиться к Богу в себе, тогда удастся увидеть Бога и в мире.

7. «Будьте, как дети» – призыв к чистоте детства, к тому священному в нас, что просвечивает сквозь все внешние наслоения. Мы плохи только тем, что оказались не в силах удержаться на первоначальной высоте, соблазнились, пали. Каждый из нас повторяет грех Адама, каждый съедает яблоко познания добра и зла и лишается благодаря этому рая.

8. Наше грехопадение начинает совершаться с момента рождения и продолжается до самой смерти. Но непрерывно идет и процесс нашего просветления, нашего вхождения в Царство Божие.

9. Снаружи – два встречных процесса: грехопадение и преображение. Их трение друг о друга создает всю напряженность жизни. Сердцевина же – неизменна. В нашей глубине мы еще до сих пор настолько же совершенны, насколько были совершенны в день нашего сотворения и насколько будем совершенны в день нашего воскресения.

10. Зло – только результат нашей слабости. Зло – только уступка чрезмерно мягкой и робкой души грубому, напирающему, требующему сопротивления миру: защищая себя, ядро обволакивается жесткой скорлупой. Наши поверхности грубы; трением друг о друга они еще больше ожесточаются и огрубляются, но наша сердцевина первозданно-нежна. Поэтому мы и бываем поражены внутренней красотой ближнего, когда нам удается заглянуть в него достаточно глубоко.

«Всё понять – всё простить».

11. Мы все очень, очень хороши. Наше несовершенство – неумение себя, настоящего, понять и неумение себя, настоящего, выразить.

12. Каждый из нас одновременно и святой, и преступник. Что такое наша жизнь – цепь подвигов, героическая борьба с одолевающими нас внешними соблазнами, или отречение от нашей сущности, грех, преступление, предательство? Каждый поступок можно осветить с различных сторон: даже в худшем можно увидеть только бессилие, и даже в лучшем – утонченное себялюбие и своекорыстие. Если на страшном суде судить нас будет Бог, Он полностью нас поймет и оправдает, если судить будет чёрт – посмеется над нами и целиком осудит.

13. Беда человека, что не кто-нибудь другой, а он сам себя судит, а в нем – не только Бог, но и дьявол.

III. Царстве Божие и эстетическое созерцание

1. «Если бы чёрт проскакал много сотен тысяч миль, чтобы попасть на небо и увидеть его, он всё-таки остался бы в аду и неба не увидел» (Яков Бёме). Чёрт всегда в аду, ангел всегда в раю. Важно, кто смотрит на мир; не важно, на что он смотрит. Ландшафт сам по себе не красив и не некрасив, мы сами делаем его красивым, любуясь им. Сидя в трамвае или лежа в постели, я могу пребывать в Царстве Божием и могу быть лишенным его среди цветущей природы, в полноте сил и жизненного благополучия.

2. Для того, кто достиг Царства Божия, житейская радость или страдание – только различное содержание пробегающей перед ним действительности. Можно любоваться мрачной пропастью, простирающейся у края дороги, так же, как и цветущим лугом. Полюбить эту жизнь во всей ее дикой запущенности, почувствовать ее несравненную прелесть сквозь весь ее трагизм и жестокость – это и значит войти в Царство Божие, создать себе рай на земле.

3. Пребывать в Царстве Божием – это любоваться жестоким миром и собственными страданиями в нем, как художник любуется суровым, несладким ландшафтом.

4. Жизнь сама по себе такое огромное счастье, что все ее мелкие невзгоды и огорчения – пустяк в сравнении с нею самой. Конечно, неприятно, если болит голова или нет папирос. Но, с другой стороны, если быть всегда сытым, утратится радость еды; если иметь вдоволь папирос, перестанешь замечать их. Мы чувствуем жизнь только благодаря сопротивлению, ею оказываемому. Преодоление несчастья – не меньшее счастье, чем само счастье.

5. «Не всё ли равно, откуда любоваться закатом – из окна дворца или из окна тюрьмы?» (Шопонгауэр). Не всё ли равно, откуда любоваться жизнью – из здорового или больного, из счастливого или из страдающего тела? Радость Царства Божия, как и радость эстетического созерцания, бескорыстна.

6. С другой стороны, не всё ли равно, любоваться прекрасным закатом или любоваться стенами собственной тюрьмы? Ведь это только неразвитый эстетический вкус – предпочитать закат простой груде камней. Дело не в закате, а в художнике. В любом положении, с любого места можно найти тысячи ландшафтов, тысячи натюрмортов, достойных любования, в любом мгновении можно переживать непосредственную радость жизни, ее внутренний трепет.

7. Простое созерцание одной ветки дерева – так, как ее видит художник, когда ее пишет, – уже источник чистой, неотъемлемой радости. Кажется, если всмотреться как следует, уже одним этим можно заполнить целую жизнь, всю жизнь быть счастливым, всё полюбить и понять.