Текст книги "«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное"

Автор книги: Карл Гершельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Книга хорошего тона [154]154
  Книга хорошего тона.Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в архиве писателя.


[Закрыть]

Прежде чем позвонить в двери к некоторым вашим светским знакомым, вы должны хорошо осмотреть себя: нет ли где у вас на одежде какого-нибудь сора или не расстегнута ли где у вас пуговица. Потом вы хорошенько высмаркиваетесь, откашливаете из горла всю мокроту и, уже приведя себя в привлекательный вид, осторожно звоните в звонок. Не следует звонить, дергая сильно проволоку, чтоб не встревожить напрасно хозяев, которые могут подумать, что это полицейский. Звонить надо нежно и легко и дергать звонок только один раз подряд. Потом надо обождать и, если сразу не открывают, то следует так же нежно позвонить в другой раз. Когда отворится дверь и статный лакей, либо горничная, либо кто из детишек спросит: «Вам кого?» – тогда надо любезно приподнять свою шляпу и сказать: «А что, могу я застать дома мадам?» Ежели хозяйка дома и вас впустят, то надо войти осторожно, не зацепляя двери, и прежде всего снять с обуви галоши. Если на дворе был дождь или какая-нибудь другая непогода, то следует, сняв галоши, прежде их встряхнуть, сказав, например, так: «Стряхну-ка я водичку, а то на улице дождь накрапывает», – и потом уже поставить галоши в недалекий уголок. Если пальто тоже мокрое, то лучше снять и пальто.

Когда выйдет хозяйка светского дома, то она скажет радостно: «А, вот и вы, господин… как я очень рада!» На что вы, любезно поклонившись, скажете: «Я также очень обрадован вашим, мадам, присутствием!»

Вы войдете в салон, всегда пропуская хозяйку впереди себя, и сядете на ту мебель, какую хозяйка вам укажет приветливым жестом. Ежели хозяйка подаст вам при встрече руку, то надо ее слегка пожать, не слишком прижимая ее, и шаркнуть одною ногой. Делать это надо так: став на одну, скажем, правую ножку, левую грациозно и плавно придвинуть, слегка теря подошвой об пол, чтобы получить элегантный звук. Не следует стараться двигать сразу обе ноги, соединяя их к середине, – так делают только очень неопытные молодые люди, отчего часто и падают.

Когда вы будете сидеть с хозяйкой в салоне, то следует развлечь ее непринужденной болтовней. Лучше всего начинать всегда с разговора о погоде, чтобы не сбиться. Можно сказать, например, так: «А на улице, мадам, накрапывает дождик». Хозяйка же возразит например: «Да, погоды стоят очень неблагоприятные». Тогда вы скажите, ежели хозяйка не вдова: «А как поживает ваш незабвенный супруг Иван Иванович?» Она же ответит: «Ах, мой супруг так ужасно занят!»

Если же хозяйка вдова, то можно сказать: «А где покоится ваш незабвенный супруг Иван Иванович?» И продолжая в таком же легком и непринужденном духе заниматься светской болтовней, вы проводите время в салоне, наблюдая, чтобы ваше присутствие было очень приятно.

После этого в дверях покажется статный лакей или кто другой из услужающих и скажет: «Мадам, кушать подано!» Тогда вы должны начать суетиться и делать вид, как будто вам непременно нужно выйти, Хозяйка же скажет: «Неужели вы, любезный господин, не скушаете нами тарелочку французского супа?» Но вы ответите: «Ах, мадам, я и так очень сыт». Но она станет приставать и скажет: «Ну, скушайте же хоть одну только ложечку». Тогда вы перестанете сопротивляться и скажете просто: «Благодарю вас, мадам!»

Сидя за столом, вы должны держать себя чинно и молчаливо. Манеры, с которыми вы будете кушать, должны быть очень хорошие. Вы не должны ни хлипать ртом, ни даже чавкать. Кушать нужно медленно и сравнительно негромко. Нельзя позволять себе никаких шуток, как некоторые неопытные молодые люди, которые натыкают, например, кусок хлеба на мизинец и передают его в таком виде хозяйке. В столовой нужно вести себя очень скромно, благородно; шутить и допускать некоторую игривость можно лишь в салоне.

Нельзя выковыривать пищу из зубов вилкой, нельзя также кушать подливку ножиком. Если случится плюнуть, то надо растереть харкоту ногой, добавив вежливо: «Что-то в горле першит!» Ежели в пище попадется косточка или что-либо другое несъедобное, то нужно любезно спросить у хозяйки: «А нет ли у вас, мадам, в доме собачки?» И если собачки не окажется, то не забрасывать косточку под стол, а незаметно завернуть в салфетку. Салфетки же бывают за столом почти в каждом светском доме.

Перед каждым блюдом следует некоторое время отказываться, не брать еду сразу же и говорить: «Спасибо, мерси вам, мадам; я и так очень сыт!» – и брать только после того, как хозяйка уже перестанет уговаривать; тогда надо сказать: «Ну уж, так и быть, еще маленький кусочек!»

Очень много пищи накладывать себе не следует, и всегда нужно оставлять немного на тарелке остатку, как будто бы имеешь желудок тонкий и прихотливый.

После обеда нужно вежливо благодарить хозяйку, шаркая ножкой и говоря: «Спасибо вам, мадам, за трапезу!»

Если случится после обеда икнуть или подать какой-либо другой звук пресыщения, то надо закрыть рот ладонью и, ежели хозяйка молвит «на здоровье!», то поблагодарить ее за внимание.

После обеда, перейдя снова в салон, можно вести себя более оживлений и, заигрывая с хозяйкой дома, например, сказать: «А как, мадам, не тянет ли Вас после трапезы немного понежиться в вашей белоснежной кроваточке?» И при этом можно подмигнуть немножко ей глазами и сделать хитрое лицо. Если вам после обеда понадобится куда-нибудь выйти, то нельзя спрашивать об этом самое хозяйку. Нельзя также спросить кого из домашних: «А где здесь отхожее место?» – это будет грубо звучать в любом светском доме и покажет вас за человека неблаговоспитанного и не светского. Надо же, незаметно обратившись к слуге или хозяйкиному ребенку, тихо спросить: «А где бы я мог, дитя, обмыть у вас свои руки?» На что понятливый ребенок отведет вас сразу, куда вам нужно.

После обеда тотчас уходить домой считается недостатком светского воспитания. Хозяева могут подумать, что вы взяли что-нибудь со стола, ложку или серебряную вилку, – и потому торопитесь. Надо несколько помедлить в салоне, рассматривая фамильные альбомы с карточками или картины на стенках или же просто посидеть в салоне, сказав, например, хозяйке: «Ну, расскажите же, мадам, мне что-либо о ваших дорогих деточках».

Прощаясь с хозяйкой, следует снова шаркнуть ей с привычной ловкостью ногою: потом поцеловать ее руку в место, что сейчас же за пальцевыми косточками, и сказать: «Благодарю вас, мадам, за полученное у вас наслаждение!»

Если хозяйка приветливо молвит: «Заходите же, господин, еще когда-либо!» – нужно ответить: «О, мадам, я почту за честь снова заглянуть в ваш очаровательный уголок!» Если придать голосу при этих словах еще соответствующее нежное выражение, то у хозяйки впечатление о вас может остаться самое восхитительное. Уходя, в двери надо еще раз поклониться и помахать приветливо рукою. Дверь надо закрыть за собой мягко и неслышно, чтобы не обеспокоить хозяев неожиданной резкостью. Уходя, следует всегда помнить, что, возможно, придется снова когда-нибудь навестить этот светский дом, и не следует, получив обед, плевать на всё и прекращать за собой всякое наблюдение.

Аффар [155]155
  Аффар.Публикуется впервые по черновому автографу, сохранившемуся в архиве К. К. Гершельмана. Рассказ, скорее всего, написан в 1930-е гг.: по стилю он напоминает другой образец фантастики Гершельмана тех лет – «Коробка вторая». Не совсем ясно, был ли «Аффар» завершен.
  Эрг – единица работы, энергии и количества теплоты в некоторых системах измерения. К. К. Гершельман в данном случае стремится подчеркнуть, что в будущем привычная нам денежная система расценок будет заменена иной, основанной на количестве работы и использованной энергии.
  Актиний – химический элемент третьей группы периодической системы; радиоактивен.
  Сикстинская мадонна (1515–1519) – знаменитая картина великого итальянского живописца Рафаэля Санти (1483–1520).
  Илья Ильич Мечников (1845–1916) – знаменитый русский биолог лауреат Нобелевской премии, очень разносторонний ученый; в числе прочего занимался проблемой старения человека.
  Сергей Александрович Воронов (1866–1951) – русский ученый-медик, работавший во Франции. Получил мировую известность работами по омоложению организма.
  Эйген Штейнах (1861–1944) – австрийский физиолог, автор трудов по изменению пола у млекопитающих и по омоложению путем пересадки половых желез, перевязки семенного потока. Сведений о Сехаре найти не удалось; возможно, здесь какая-то ошибка в написании фамилии исследователя.
  Падуя – город в северной Италии со старинным университетом и с выдающимися памятниками античной и средневековой архитектуры.
  Виварини – семейство итальянских художников XV–XVI в. из Венеции.
  Аркольский мост – в местечке Арколе (северная Италия, провинция Верона) в ноябре 1796 г. состоялось знаменитое сражение французской армии во главе с Наполеоном и австрийской, закончившееся после ожесточенных боев победой французов. Битва происходила вокруг моста и плотины через речку Альпоне у Арколе


[Закрыть]

Вертится, вертится земля. Раз – два, раз – два; день – ночь, день – ночь. Вертится, несется по орбите.

В середине – солнце. Падает земля на солнце. Всё круче, круче, всё быстрее, быстрее. Вот повернула, падает – теперь, кажется, наконец упадет. Ах, нет – промахнулась, снова мимо! Замедляет ход, заворачивает. Падает опять, опять проносится мимо. Несется по кругу: вперед – назад, вправо – влево, всё по тому же кругу, неустанно. Зима – лето, зима – лето. Год за годом.

Бежит, бежит время. Дни, недели, месяцы, годы. Наворачиваются ниткой на вертящуюся землю. Из дней нарастают годы, годы растягиваются в века. Век за веком – один, второй, третий. Вот миновал двадцатый. Солнце мчится вперед; остался он, бедный, где-то далеко позади; только след, слабая зыбь тянется среди черного пустого пространства. За ним – двадцать первый, двадцать второй. Проносятся, замирают вдали. Еще, еще; дальше, дальше. Двадцать пятый… двадцать седьмой… тридцатый. Не остановиться ли? Нет ли чего-нибудь новенького? Стоп! Оглядимся.

***

Посмотрим. Во-первых – небо. Приблизительно такое же. Вот одна звезда передвинулась вправо. Другая – немного вверх. Остальные как будто на месте. Большая Медведица, Лира, Стрелец. Все в порядке.

Ниже – луна, солнце. Тоже как будто в порядке. Но земля, земля! Вы посмотрите только на землю! Тридцатый век от Рождества Христова. Вот тут-то, кажется, есть на что поглядеть!

Над всей поверхностью – стеклянный колпак. Посмотрите – играет под солнцем. От Парижа до Токио – улица. Одна сплошная улица, господа. Здания, окна – без конца окна. На тридцать километров к небу. На тридцать километров в землю. Недурно? Вверху – арки, башни, террасы, мосты, снова мосты. Внизу – под землей – туннели, коридоры, площади, шахты. А людей, людей! Вся земная кора – сплошной город. Даже не город – сплошное здание. Распластались улицы, нависли стены. Хорошо еще внутри земли горячо, не расселишься, жарковато, а то бы насквозь земной шар пробуравили бы!

Но и так достаточно. Всюду желобы, трубы! Что это промелькнуло – огненное – в стеклянной трубе? Это лифт. Берлин – Сан-Франциско. Пятьдесят минут. Недурно?

Вправо, влево – мчащиеся тротуары. Сто тридцать километров в час. А рекламы, рекламы! Рупоры вопят, как помешанные.

– Алло! Алло! Радио-маски!

– Алло! Пищевые лепешки доктора Кнопа!

– Алло! Лампочки Роджерса! Фосфорный свет. Только у нас. Девяносто процентов использования энергии!

А там – посмотрите – в прожекторе над многоэтажной площадью! Полюбуйтесь: в луче прожектора – между мостов и проволок – извивается голая великанша.

– Алло! Алло! С вечерним радио. Только сегодня. Балет мисс Сао из Мельбурна.

Ш-ш-ш-шипят лампы. Солнца не видно, да и зачем нам солнце, если есть лампочки Роджерса. Подумать, девяносто процентов использования! Бжиг – сорвалось что-то, из круглого стеклянного здания. Что это? Ах, ракета! Не пугайтесь. Вечерний пассажирский «Земля – Венера». Ш-ш-ш-шуршат аэропланы. Отражаются в зеркальных стенах домов.

А вот немного ниже – глубже под землю. Людей как будто поменьше, но зато машины, машины! Залы такие – глазом не охватишь, и в огне, в свете – колеса, зубцы, поршни, ремни. Передачи какие! Один приводной ремень – смотрите, на нем дачу можно построить! Тук-тук. Шип, свист, искры, дрожь по земле. Дальше лаборатории. Колбы, реторты – минимум пять саженей. Бассейны с какой-то розовой жидкостью.

– Дежурный химик? Алло! Направьте сыворотку в девятый участок. По нижним трубам. Да, да, сейчас же!

И льется, булькая, по нижним желобам сыворотка. Всё туда – в желудки и кровь тысяч людей наверху.

***

Дело налажено. Солнечная система колонизирована сплошь. Марс? Какой там Марс! Не Марс, а третий округ владений Правителя.

Венера? Округ второй. На Марсе – те же дома, улицы, лифты. Даже немного поглубже, благо подвысох, не так горячо, можно спуститься ниже. Кое-где, правда, еще остатки прежней культуры, до-человеческой. Но уже давно вымерла, лет с двести тысяч назад. Конечно, интересно для археологии, но и только.

На Венере – еще недавно что-то вроде курорта… Знаете, первобытная поэзия: жгучее солнце, веранда, оливковый туземец с опахалом. Но теперь – уже заселена до отказа. На земле, как видно, места немного, приходится и здесь потесниться. Теперь не рассядешься, веранды поснимались, туземцы благополучно вымерли. Солнце? И без солнца хорошо: какое уж солнце – двадцать километровой от поверхности.

Насчет остальных планет дело неважно. Меркурий – уж очень солнце печет. На луне нет атмосферы. Кому охота бегать с утра до вечера в водолазном шлеме! Но, правда, за последнее время и там стали селиться. (Вы сами понимаете – разработки радия). Юпитер – тоже плохо! Полудикий, да и масса такая, что даже приблизиться нельзя – раздавит. Используется как топливо: каждый день с него караваны вагонов-автоматов, конечно, с тепловой энергией. Все прочие планеты-то же самое. В общем, значит, только и пользы, что от Земли, Венеры и Марса.

***

Управление всей системой – централизовано. Образ правления – конечно, монархия абсолютная. Вы удивлены? Президенты республики, всяческие социализмы? Ха – оставьте, господа, уже и забыто. Что президент? Дантист! Сегодня рвет зубы, завтра управляет. Дилетантизм, поэзия. Теперь на каждой кнопке сидит инженер, так с какой радости управлять будут дантисты? Оставьте!

Теперь – правитель, династия. Прежде всего используется наследственность. Половой отбор. Хотя и не придается решающего значения, но все же: надо учесть всё. Веками вырабатывается кровь. Должен пропитаться властью, должен набухнуть, как губка. И, действительно, результат налицо. Недавно, когда умер последний правитель, специальная компания исследовала мозг. Что же? Всё кровообращение больших полушарий своеобразно. Своеобразно строение лобных долей. В лобных долях даже обнаружены новые неизвестные извилины. Иная физиология, господа!

Далее – воспитание. С детства – особые воспитатели, особый круг знаний, методы. Даже – специальное питание и прививки. Круг знания, конечно, не так важен: главное – развить характер. Требуется: широкий, обобщающий. Детали – легко в выводы, не мысль, а непрестанное резюмирование. Умение отыскать, выловить, сжать, слить воедино. Ум – кристалл: твердость, ясность.

Воля? Воля – сталь: твердость, упругость. Неразрывный контакт воли с умом. Поймать мысль, конкретизировать, направить и – воплотить. Чтобы врубалась без осечки.

Вот – правитель. Подготовка с детства, неустанная практика. Единая воля, единый план. Личное, а не коллективное творчество. Прежде всего – специалист. А президенты, выборные, советы? Нет, довольно! У семи нянек дитя без глаза. Долой любительство!

Правитель. Династия. Император!

***

Ниже, под ним – тоже специалисты. Материально, конечно, все обеспечены. Еще бы: питательные лепешки, культура – нетрудно. Труд – исключительно интеллигентный. Рабочие? Рабочих нет; есть инженеры. Крестьяне? Крестьян нет; есть химики. Работает – машина, и, между прочим, гораздо лучше человека. А человек – делает то, что не может машина, – творит. Мозг – аппарат тонкий, давно заметили. Используется, как таковой. Если бы удалось изобрести соответственную машину, можно было бы и отсюда человека убрать. Но пока – вне конкуренции. Да, кроме того, и сам не прочь – интересно. Одно время, столетий восемь назад, положение стояло остро. Вымеханизировали человека до отчаянья: сидел и с утра до вечера винтил ту же гайку. Но потом сообразили: гораздо лучше может гайку крутить сама машина. Выгнали окончательно человека из машины. Остался свободным. Сперва положение неважное: некуда сунуться. Работают сто специалистов, остальным – хоть умирай. Безработица. Но понемногу – дело шире. Развернулось производство. Почему? Нашли новый сбыт? Нет, сбыта не прибавилось: зубных щеток больше, чем людей на свете, не наделаешь, – но просто ускорился темп движения. Каждый день перемена: новые зубные щетки, все хитрее, замысловатей.

Время – тот же материал. Чтобы скорее прожевать, надо напрячь мускулы рта. Большая скорость – требует большей энергии. Вместо ста инженеров – десять тысяч. Почему бы не развернуть дело до максимума? Развернули. И теперь – все в работе. Напор такой – гибнут столетия в день. Ревут машины, кипят лаборатории. Копошатся, копошатся люди.

***

Однако к делу. Комната. В комнате – кресло. В кресле человек. Одежда – что-то вроде туники. Короткая, черная. Обруч вокруг головы. От обруча в ухо – шнур. Металлическая полумаска на лбу. Опустить – закроет рот и глаза. Кверху, как рожки, – нити витых проводов. Поблескивают, сразу и не угадать, что это. Ах, ничего особенного – радиоприемник. Сидит, смотрит. Лоб – высокий – полушаром вперед. Подбородок – крутой – клином вперед. Тело? Не тело, а сжатая молния. Глаза – как черные лампы. Возраст – тридцать. Кто это, спросите? Позвольте представить: профессия – правитель, имя – Аффар.

***

Аффар – правитель планетной системы. Сидит прямой в кожаном кресле. Сросшиеся крылами брови. Под потолком чуть поет вентилятор. На экране, перед глазами – балет. Четверо мужчин – все голые – в акробатическом танце. Какие прыжки! Раз – схватил за ноги, крутит. Мускулы, кажется, рвут кожу. Браво! Император доволен.

Император любит балет. Исключительно мужской – чтобы были мускулы и прыжки. Но, конечно, только так, между прочим, во время работы. Сейчас заседание совета, программа текущая, скучновато. Надо развлечь глаза. Ритмичность танца успокаивает нервы. Игра мускулов вливает бодрость. Браво, браво – хороший прыжок!

В левом ухе – балетная музыка. В правом – через шнур полумаски – речи членов совета.

– Алло. Инженер Бэль. Вопрос охлаждения центра Юпитера. Я произвел расчеты. При моих охладителях – в срок десять лет – готовы для заселения два километра слоя. Можно начать через месяц. Освобождающаяся тепловая энергия, конечно, используется. Общая стоимость – тридцать, десять в девятой больших эргов.

– Алло! Радиокомпания видимых планет. Четвертый спутник Урана. Инструменты показали актиний, средняя радиоактивность. Посылка автоматов-вагонов для разработки обойдется пять, десять в седьмой больших эргов. Просим кредита государственных запасов энергии.

Чёрт возьми! Здорово! С места – без разбега на плечи другому. Музыка, кувырком, и с него тройное сальто. Через всю сцену! Император приподнимается от восторга.

– Алло! Вице-правитель Венеры. Ввиду перенаселения прошу прекратить эмиграцию. Минимум на год. Приняты меры к углублению жилой полосы. У полюсов почти предельно использовано: возможно углубиться лишь на пару километров – тонкость коры. Нужна широкая программа охлаждения. Желательно перенести часть населения на Марс. Нельзя ли использовать спутники?

Ах, уж этот вопрос расселения! Вечные хлопоты.

– Алло! Говорит император. Введите двухдетную систему. Если нужно, остановите размножение совсем. К чёрту Марс – плюнуть негде. Углубляйтесь насколько возможно. Эмиграцию так и быть остановлю.

***

– Алло! Доктор Пай просит изолированного разговора.

Морщина у рта. Надоело. Но… доктор Пай – имя. Может быть, и сообщит что-нибудь стоящее.

Поворачивается выключатель. Балет на экране гаснет. Опускается маска со лба.

– Секретарь? Дайте изолированную волну. Попросите доктора.

– Алло. Привет императору!

Через очки маски – лицо. Толстенькое, поросячье, розовое. Доктор Пай. Лицо амура, улыбка Сикстинской Мадонны; свинячьи глазки, голос – не голос, а соловьиные трели.

– Привет императору. Простите, что беспокою. Маленькое сообщеньице. Хотелось бы конфиденциально. Некоторые соображения. Поэтому просим изолировать. Извините, что отнимаю время.

– Говорите, в чем дело.

– Да, да, по существу. Не буду задерживать. Видите ли, маленькое открытие. Вам известно: наша лаборатория последнее время работает по омоложению. Одному из ассистентов – конечно, не без некоторого содействия с моей стороны, хи-хи, – удалось маленькое открытие. Не буду задерживать – но с некоторым принципиальным значением. Конечно, и практическим тоже. Видите ли – открыто действие солей… Результаты, одним словом – не буду задерживать – естественное бессмертие. Конечно, еще недостаточно проверено экспериментально, надо выждать, но, кажется, верно.

– Какое бессмертие?

– Естественное. Конечно, насильственная смерть не поддается учету. При разрушении организма – ничего не поделаешь. Но естественная смерть устраняется. То же самое, конечно, и старость. Вы знаете – ведь давно известно: борьба велась в области чисто практической. Главное то, что причины эпизодического характера. Не в существе организма. Принципиально клетка бессмертна. Давно известно, главные центры внимания – железы, отчасти семенники, кишечник. Прежде всего, конечно, яды кишечника – самоотравление. Гормоны. Но я не буду задерживать…

– Нет, ничего. Расскажите поподробнее.

– История вопроса с девятнадцатого – двадцатого века. Вы помните имена: Мечников, Воронов, Штейнах, Сехар… Но история, конечно, неважно. Уже лет полтораста, как удалось достигнуть для некоторых организмов, сравнительно даже высоких. В лаборатории имеются экземпляры крыс… Но для человека, ясно, эти средства недостаточны. Сами понимаете, чем выше строение, тем труднее. Специализация клеток, потеря способности к делению клеток. Падение регенерации. Но всё это – затруднения эпизодические. Теперь удалось: действие, по-видимому, безошибочное. Боюсь похвастаться, но, кажется, одновременно устраняются и все инфекционные заболевания. Простите, что задерживаю. Если пожелаете, можно приступить к массовой прививке. Санатории обойдутся недорого – хотя я не подсчитал еще точно. В общем – довольно просто: двухнедельный курс прививок и всё. Хотел предложить на ваше решение. Ввиду некоторой важности, конфиденциально…

Аффар уже не сидит, ходит по комнате. Остановился, размышляет,

– Благодарю за сведения. Приму во внимание. Окончательного ответа пока не даю. Пока ничего не публикуйте. Даже, еще лучше, держите вообще в секрете: распорядитесь также в лаборатории. Я подумаю.

– Конечно, конечно, я так и считал. Я распоряжусь – все будет исполнено. Простите за беспокойство. Привет…

Поросячье лицо. Улыбка. Ротик-бутон. Препротивная рожа! Исчезла.

Аффар ходит вперед и назад. Надо обдумать. Сразу и не учтешь последствий. Доктор Пай – хоть физиономия противная и болтает, как баба, а надо считаться – ученый солидный. Следовало бы поговорить с Заго.

Несомненно, это довольно странная дружба. Аффар и Заго. Ну, что такое Заго? Официально – музыкальный критик. Сам себя называет поэтом, а на самом деле, по-видимому, ни то, ни другое. Стихов не пишет, музыка – единственное искусство, к которому равнодушен. Собирает, правда, какие-то безделушки – всякие старенькие фигурки и вазочки, но и археологом настоящим назвать нельзя. Никакой системы, никакой эрудиции. Некоторые считают философом. Но какой он философ? Даже специального образования не имеет. Другие уверяют: знаток среднего Возрождения. Пустяки! Венецианца от <жителя> Падуи не сразу отличит. Мало ли – развесил по стенам и делает вид, что любуется. Хороший специалист – тот какого-нибудь Виварини с крытыми глазами узнает, еще скажет: ранний или в расцвете. Одним словом, Заго не имеет специальности, личность никчемная – дилетант.

Что в нем только нашел Аффар?

***

Аффар идет через комнаты. Какая четкость походки. Комнаты мрачные, стены затянуты темной материей, пустые, только поблескивают рупоры да какие-то циферблаты по стенам. В комнатах почти и мебели нет. Всё гладко, прямо, остро – ничего лишнего.

В комнате секретарь. Аффар на ходу:

– Я скоро вернусь. Если что нужно, вызывайте.

Щелкает стеклянная дверь. Лифт. Четырехместная кабинка, два дивана. Аффар садится.

Заго живет в Индии. Отсюда тысяч пять километров; путешествие изрядное – больше получаса. Забрался же в такую даль! Но он уверяет, что в Индии воздух лучше. Живет в одном из верхних зданий, выпустил башню поверх свода. С его балкона, поверите ли, можно небо увидеть. Не в телескоп, а так – собственными глазами. Он большой оригинал – Заго.

От помещений Аффара к дому Заго – прямая труба. Ни одного пересечения, ни одного поворота, а вы знаете, как это важно. Сами знаете, отвратительно, когда лифт каждую минуту тормозит: так и кидает вперед-назад, а здесь дал газ – и летит без задержек. Двигатель, конечно, ракетный. Труба – с выкаченным воздухом, без всякого трения, лифт висит на магнитах. Средняя скорость в час – тысяч девять километров. Это система М-D, тип двадцатый – самая лучшая. Еще одно преимущество: кабинка ложится все время по линии максимального давления, поэтому давление вдоль тела, книзу, гораздо спокойнее.

Поворачивается включатель. Фыркает задний газ, переходит в шипение. Всхрипывает кабинка, чуть-чуть поддается в ногах. Сразу тяжелеет тело, не очень – ускорение всего пять метров в секунду. Кажется, лифт поднимается кверху, но это, конечно, обман – просто повернулась кабинка. Ш-ш – понеслись.

Аффар погружается в мысли. Предложение Пая серьезно, серьезнее, чем думает. Затруднения будто бы чисто практические. Скажите! Как будто Аффар сам ничего не соображает. Несомненно, фактор временный – смерть, никто не спорит. Но важно вот что: почему развился? Видно, полезен. И, действительно, школьнику известно, смерть – один из двигателей. Параллельно с половым размножением. Размножение – все время дает новые комбинации, двух синтезирует. Смерть – отметает старые. Природа экспериментирует, ищет: все новые и новые пробы… Впрочем, это уже философия…

Затихает двигатель: середина пути. На мгновение тело легчает: принимает вес, как всегда. Но – на мгновение. Качнулась кабинка – и снова шипение: заработали тормоза.

Сейчас максимальная скорость – тысяч восемнадцать. Вот бы налететь на что-нибудь. Что бы осталось!

Мысли бегут. Философию в сторону. Важно принять решение. Вот на сегодняшнем совете: перенаселение Венеры. Все силы на охлаждение центра. Яблоку негде упасть. Давка. Вокруг бессмертие. Дети по-прежнему: постоянный прирост, а облегчения никакого. Значит, если бессмертие – детей по боку? Дело опасное. Нет, об этом надо поразмыслить серьезно, кажется, ничего из этого дела не выйдет…

У-ух… толчок. Затихли моторы. Подбрасывают пружины дивана. Приехали.

Аффар откидывает стеклянную дверь. Выходит из лифта.

***

– Аффару привет.

Заго лежит на кушетке. Чуть приподнялся на локте: встречает.

Из чашки через стеклянную трубочку тянет Заго какую-то жидкость.

– Не хотите ли? Бульон. Уверяю. Рецепт семнадцатого столетия. Ну, конечно, химия, эрзац, но рецепт настоящий. Специально для меня изготовлен. Не хотите? В наш век питательных сывороток – не плохо.

Комната удивительна. Против кушетки, правда, экран – без этого не обойтись; громкоговорителей тоже немало. Но зато у противоположной стены, посмотрите: полки, во всю стену полки! А на полках – что бы вы думали? Самые настоящие книги. Серьезно, в переплетах. Вот так Заго!

– Ко мне? Редкий случай. Но, погодите, прежде взгляните на это. Я давно хотел показать. Хотел даже вызвать, но наши экраны так перевирают тона… Решил воздержаться, показать, когда приедете. Посмотрите, нравится?

В руке у Заго обрубок темного дерева.

– Смотрите – несомненно, двадцать третий, период упадка. Примитив. Но как подан материал! Доставил эту прелесть один архитектор, нашел при работах. Смотрите – как упрощенность форм подчеркивает идею: тяжесть, сказать бы даже, грузность левой ноги, и легкость, стремительность правой. А дерево, дерево – тон! Бронза, зеленая бронза!

Заго, не правда ли, очень красив. Локоны. Ресницы – два сантиметра. Почти не сказать, что вставные. Одет в какую-то бледно-жемчужную тунику. Почти голый. Кожа – девятнадцать лет, скажите, самом деле? Между нами, четыре раза омолаживался.

На ногах – кольца.

– Заго, что вы думаете о бессмертии?

– Бессмертие? Не знаю. Вот смерть… Ах, у меня новый поэт – молодой. Хотите, вызовем – он вам напоет. У него о смерти. Недавно пел. «Бледнеть и блики. Блеклость и блики. Красное. Кровь. Крематорий…» Аллитерация на «л» – увядание, последнее бульканье: «бл-бл». И как меч: «Бр. р. р» – рассекающая смерть. Бесподобно!

– Бросьте. Сегодня предложил Пай – бессмертие. В двухнедельный срок – прививки. Как вы смотрите?

– Пай? Биолог? Скучная личность. Впрочем, когда-то беседовали. Он любит маленьких девочек. Щекотать. А какое бессмертие?

– Настоящее. Отсутствие смерти. Привьет – и будете всегда жить. Всегда. Подумайте!

– Что же, хорошо. Давайте, привьем.

– Дело не в нас. Дело в тех – там на земле. Ко мне – со всех сторон – с Венеры, с Марса: «Места нет». А тут бессмертие. Пай сразу предлагает en grand: санатории и прочее. Куда я детей дену?

– Ах, эти доктора всегда любят санатории. Изобретут пустяк, и сейчас же – массовое производство. Но, впрочем, отчего же – обессмерчивайте всех. Пусть себе. «И будут как боги!» Ха-ха! Я – бог! Не ждал. А детей – если хотите, отмените. Только как же те, которые есть? Не будут расти?

– Не знаю. Но, подумайте, как без детей. Люди – все те же и те же. Никакого обновления. Старики. Бледно и скучно. Да и найдут ли занятие на вечность?

– А пусть они пишут стихи. Бессмертие – это вроде рая. А что делать в раю? Я всегда думал – наверное, все станут писать стихи. Иначе, конечно, скучно.

Аффар хмурит брови. Болтовня. Не стоило ехать.

– Заго, я ценю в вас фантазию. У вас бывает охват. Вы, конечно, болтаете и сами ни на что не способны, но иногда даете идею. Иначе не стоило ехать.

– Идею? Так вы серьезно?

Заго лежит на подушках. Взгляд томен. Женские руки. Не то Аполлон, не то проститутка.

– Идею. Ну вот, вот вам идея: звезды.

– Звезды?

– Да, звезды. Завоевать. Вспомните, какая романтика!.. Юлий Цезарь, Наполеон, Аркольский мост! Старая гвардия! Завоюйте звезды. Места нет? Добудьте!

Аффар размышляет.

– Что же! Звезды – идея. Завоевать, заселить. Всё – и бессмертие, и дети. Это идея. Безусловно. Выход.

А практически? Некрон дошел до Альфы Центавра. Потом Крайт вокруг Сириуса. Осуществимо. Времени только много. Но если бессмертие, что же – не спешно. Несомненно, идея. Надо обдумать.

Аффар и Заго на террасе. Над ними – небо. Звезды.

– Всех обессмертить. Подняться на небо. Там планеты, много планет – земля. Места хватит.

Заго:

– Впрочем, я подождал бы с бессмертием. Уж очень тусклая публика. Обессмертите, а потом не развяжетесь.

– Сейчас нельзя, конечно. Завоюем – тогда. Пока нет места – нельзя. Теперь подготовить только.

– Массу оставьте в покое. Но некоторых – отчего же? Себя, например. Ну, скажем, меня для пробы.

– Вас? Вас можно. Хотя и вы не такой уж блестящий. Но на ком-нибудь попробовать надо. А себя? Нет. Теперь – каждая смерть для меня как убийство. Я должен быть на равных условиях.

– Именно себя. Подумайте, какая программа. Вам надо провести лично.

Аффар колеблется. Воля – сталь: тверда. Но и упруга. Гнется, сгибается. Надо все учесть, так много условий… Взять бессмертие, а другим не дать? Но, с другой стороны, надо, конечно, лично… Ах, неужели он не может сам уйти, если это потребуется?..

***

– Алло, доктор Пай?

– Император? Привет!

– Я решил. Массовые прививки отставить. Держите в секрете.

Я так и полагаю. А вы?

– Я пройду курс. Кроме меня, еще один: я укажу. И больше никто. Понимаете?

– Простите, император, но одному уже прививки сделаны. Для эксперимента, знаете ли, надо было.

– Кому же?

– Мне.

– Ах, так… Ну, раз сделано, нечего говорить. Но больше никто.

– Конечно, будет исполнено. Алло. Привет.

Чёрт возьми, во всей этой истории какой-то привкус. Но решено – решено.