Текст книги "На Рио-де-Ла-Плате"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

После этого я слез и послал за моими вещами, остававшимися в комнате наверху. Пока их приносили, я взнуздал лошадь. Когда я положил ей на спину великолепную попону, собираясь поместить на нее седло, Монтесо промолвил:

– Вы очень умелый наездник, сеньор!

– А как обстоит дело с лассо?

– Ну, бросаете вы его отлично. Я почти уверен, что вы не будете нам обузой.

– Благодарю вас за откровенность! Возможно, вы убедитесь даже и в том, что я буду вам не обузой, а подспорьем. А теперь по коням!

Перекинув через плечо карабин, я уселся в седло и выехал на улицу. Хозяин и его работники отвешивали мне низкие поклоны и почтительно приседали вслед. Все они еще больше зауважали меня, увидев, что я удержался на коне.

Первым человеком, встреченным мной на улице, был не кто иной, как сеньор Эскильо Анибал Андаро, пресловутый владелец асиенды, подославший ко мне бандита. Он стоял перед воротами дома, и по его виду казалось, что он прибыл сюда лишь затем, чтобы стать свидетелем моего отъезда. Неужели он знал, что я собираюсь покинуть Монтевидео? От кого он мог это узнать? Он бросил на меня долгий, ядовитый и словно бы торжествующий взгляд. Если бы я намерен был задержаться здесь, то этот взгляд насторожил бы меня, ведь означать он мог только одно: раз вчера не удалось, не беда, я приготовил тебе другую ловушку, в которую ты непременно попадешь!

На мгновение мне пришлось задержаться и подождать йербатеро. Как только мы тронулись с места, Андаро приблизился к нам, быстро пересек мне дорогу, а затем с издевкой крикнул:

– Счастливого путешествия, сеньор!

Я, естественно, не удостоил его даже словом, сделав вид, что вообще не замечаю. Зато Монтесо был разъярен этой наглостью. Он вонзил обе шпоры в своего коня так, что тот взмыл на дыбы, дернулся в сторону и, подчиняясь седоку, сделал прыжок, повалив Андаро на землю. Вслед нам полетели его громкие проклятия.

– Мне бы этого мерзавца конем растоптать! – ругался йербатеро. – Он, шельма, явно что-то плохое замышляет. Задержись мы тут, беды бы, пожалуй, не миновать.

– В этом я убежден. Как и в том, что он приготовил мне какую-то западню. Быть может, ничего не подозревая, уже ступил в капкан.

– Именно это было написано у него на роже. Но в чем может заключаться эта ловушка? Самое большее, он может подослать человека, который выстрелит в вас из засады.

– Возможно. Мы поедем через лес?

– Что за вопрос! О лесе не может быть и речи. Приготовьтесь ехать по холмам. В ложбинах, где достаточно влажно, растут кусты, но редкие, деревья же встречаются лишь возле домов, а те отстоят друг от друга далеко.

– Значит, мы сразу же заметим устроенную мне засаду?

– Мигом. Впрочем, я распоряжусь, чтобы двое моих людей ехали немного впереди нас, пока слева и справа еще попадаются постройки, за которыми может скрываться засада. Мы же будем рассчитывать не только на самих себя, ведь с нами поедет сеньор, который сумеет нам помочь.

– Как? Вы, не спросив меня, позволили кому-то присоединиться к нам?

– Да, ведь я был уверен в вашем согласии, если вообще таковое требовалось.

Он сказал это с какой-то непонятной мне важностью. Поэтому я ответил:

– Мое согласие требовалось непременно. Я имею обыкновение путешествовать лишь с теми людьми, которые мне приятны.

– Но я прошу не забывать, что предводителем нашего маленького отряда являюсь, собственно говоря, я! – возразил Монтесо.

– Предводителя у нас нет. На мой взгляд, у каждого здесь – равные права. Вы можете командовать своими товарищами в сельве, на сборе чая. Поскольку я вовсе не йербатеро, то признать вас своим предводителем не могу. Если мне придется подчиняться чьим-либо приказаниям, я предпочту поехать один.

Если до этого мне пришлось отвергнуть его излишнюю фамильярность, то теперь я счел необходимым отбить у него всякую охоту думать, что я могу быть в какой-то зависимости от него. Он в самом деле был славным человеком, но ему не следовало считать, что он хоть в чем-то превосходит меня. Люди подобного уровня легко замахиваются на то, что им, собственно, не по плечу. Мои слова ошеломили его.

– Я не то имел в виду, сеньор! – быстро возразил он. – Я не имею право приказывать вам, я знаю это. Мне вовсе не приходит в голову изображать в вашем присутствии предводителя. Если я и притязаю на небольшую привилегию, то заключается она лишь в том, чтобы защищать вас.

– Против этого я, конечно, ничего не имею.

– А на то, что я дозволил этому кабальеро ехать вместе с нами, вы не должны гневаться. Нет у вас на то повода.

– Значит, он – кабальеро, человек непростого звания?

– Он – хорошо образованный господин, высокий полицейский чиновник.

– Тогда у меня нет никаких возражений, пусть он составит нам компанию при условии, что он действительно тот, за кого себя выдает.

– Конечно, он самый. Почему бы ему не быть полицейским? С какой стати ему обманывать меня?

– Гм! Из ваших слов можно предположить, что вы его, собственно, не знаете?

– Я знаю его, причем очень хорошо.

– Давно?

Он немного подумал.

– Ну, – ответил он, – собственно, только… со вчерашнего дня.

– И вы называете его хорошим знакомым?

– С учетом некоторых обстоятельств, да. Да и вы знаете его. Припомните господина, который вчера вечером сел поблизости от нас и попросил разрешения сыграть вместе с нами.

– Это он? Гм!

– У вас есть какие-то сомнения на его счет?

– Да. Он слишком молод, чтобы занимать столь солидный пост, не говоря уже об уровне познаний.

– Это все не существенно! Карьеру в этой стране делают быстрее, чем где-либо еще. Есть и более крупные чиновники, которые ненамного старше его. Вы еще убедитесь, что этот молодой человек хорошо образован и сведущ во многих областях жизни. Кстати, когда я сообщил ему, что к нам примкнет бывалый путешественник, немец, он страшно обрадовался.

– Где он сейчас? Мы заедем к нему домой?

– Нет. Мы договорились, что встретимся с ним за городом.

– Странно… Чиновнику такого ранга не след поджидать попутчиков за городом, словно разбойнику с большой дороги. Почему он не приехал ко мне в отель, чтобы представиться? Почему нельзя было заехать к нему домой? Вы, вообще-то, знаете его?

– Нет.

– Но, по крайней мере, вам известно его имя?

– Да. Его зовут сеньором Каррера.

– Имя звучит неплохо. Остается лишь надеяться, что оно под стать его носителю. Если бы мы заехали к нему домой, то убедились бы, что он именно тот, за кого он… ах, сеньор, что за небрежность!

Произнося последнюю фразу, я схватился за свой карман, словно пытаясь что-то найти. Затем остановил свою лошадь.

– Что такое? У вас что-то пропало? – спросил йербатеро.

– Я только что заметил, что оставил в гостиничном номере бумажник.

– Это не беда, он наверняка еще лежит там. Я пошлю за ним одного из своих людей.

– Спасибо! Я сам за ним съезжу. Моя лошадь, пожалуй, побыстрее ваших. Если вы поедете не спеша, то я скоро вас нагоню.

Не дожидаясь ответа, я повернул лошадь и галопом поехал назад, но не в гостиницу, потому что бумажник лежал у меня в кармане, а в полицейский участок, располагавшийся вблизи от собора. Прибыв туда, я привязал лошадь и велел проводить меня к старшему из присутствующих чиновников. После того как некоторое время чиновник потаращился на мой костюм, я представился ему и спросил, знает ли он comisario criminal [79]79
  Полицейский инспектор по уголовным делам (исп.).


[Закрыть]Карреру.

– Нет, такого не знаю, сеньор, – гласил ответ. – Вероятно, вы просто не расслышали или неправильно поняли его имя.

– О нет! Этот человек сам назвал свой ранг и свое имя.

– Тогда это была шутка.

– Но в таком случае, кажется, есть повод потревожить шутника, потому что его шутка, видимо, связана с моей персоной и ничего хорошего мне не сулит.

– Пожалуйста, садитесь! Рассказывайте подробнее, что и как.

Он указал мне на стул, а сам занял место за столом. Перед собой он положил несколько листов белой бумаги, обмакнул в чернильницу перо и начал спрашивать:

– Сперва мне надо записать ваше имя, ваш возраст, вашу национальность, место рождения, сословие, имущественное положение, цель вашего пребывания в стране и прочее. Будьте добры, ответьте на мои вопросы.

– Бога ради! – воскликнул я, вновь поднимаясь с места. – Но это что, допрос?

– Разумеется. И это совершенно необходимо.

– Я зашел только для того, чтобы сделать заявление и попросить вас указать мне чиновника, который займется случившимся.

– Мало ли кому какие заявления придет в голову делать! У вас что, есть особые причины предполагать, что этот человек замышляет против вас что-то недоброе?

– Разумеется. Вчера на меня дважды совершались покушения. А сейчас я направляюсь в Мерседес. Я уже находился в пути, когда узнал, что вместе с нами решил поехать молодой человек, который носит фамилию Каррера и который выдает себя за уголовного комиссара.

– Да что это вы тут рассказываете! Два покушения? И мы ничего не знаем об этом! Сеньор, вы не поедете в Мерседес. Нам надо взять это дело в свои руки. Вы останетесь здесь в качестве свидетеля.

– Как долго?

– Не могу пока сказать. Дело может продлиться месяц, а может и несколько месяцев.

– Покорнейше вас благодарю! Времени у меня нет на это! Мне хотелось бы лишь отделаться от мошенника.

– Тогда вы обязаны сделать заявление по всей форме.

– Я за этим и пришел!

– Да, но вы, кажется, не считаете нужным делать все по форме. В любом случае мне надо получить ответ на перечисленные вопросы.

– И вы занесете мои ответы в свой протокол?

– Да. Я также дам вам двух людей, они задержат этого человека и вместе с вами доставят его сюда.

– А потом?

– Потом я немедленно дам ход этому делу.

– Значит, будет начато настоящее уголовное расследование?

– Само собой.

– И, пока оно идет, потребуется мое присутствие?

– До вынесения приговора, то есть несколько недель.

– Увы, но это меня не устраивает, сеньор. Я сожалею, что побеспокоил вас, и отказываюсь от своего заявления. Честь имею кланяться!

Я надел свою шляпу и направился к двери.

– Стойте, стойте! – крикнул он мне вдогонку. – Вы можете отказаться от своего заявления, но не мы от своих обязанностей. Поскольку нам теперь известно, что…

Конца этой фразы я не слышал, поскольку выбежал из комнаты. Но он распахнул дверь и прокричал мне вслед:

– Что на вас были совершены два покушения…

Я уже успел сбежать по лестнице. Сверху доносилось:

– Я полагаю себя обязанным расследовать дело и…

Я, не обращая внимания на его слова, пошел дальше. Когда я находился уже возле ворот и отвязывал свою лошадь, он прокричал мне в спину:

– И задержать вас здесь до разрешения этого дела. Поэтому я должен вам…

Я вскочил в седло. Он подбежал к воротам. Простирая обе руки к моей лошади, он обрушился на меня тирадой:

– Я вынужден приказать вам остаться здесь, иначе вы будете задержаны и посажены под арест до тех пор, пока…

Моя лошадь взяла с места, и остальное я не услышал. Нет, в мои планы не входило наводить правопорядок в Уругвае.

Я двинулся к бухте, а затем снова выбрался на дорогу, на которой меня поджидали йербатеро.

– Ну, – воскликнул Монтесо, обращаясь ко мне, – наконец-то, вы! Я уж подумал, что вы по ошибке поехали в другую сторону. Вы нашли кошелек?

– Деньги при мне. А где попутчик, которого мы поджидаем? Я его не вижу. Он же хотел примкнуть к нам за городом!

– Он проехал немного вперед. Смею предположить, что вы встретите его без неприязни.

– Мое отношение к нему будет целиком зависеть от его поведения.

– Тогда я спокоен, он воспитанный человек, кабальеро до мозга костей.

– Что для comisario criminal само собой разумеется!

Возможно, я произнес это в несколько ироническом тоне, поэтому Монтесо спросил:

– Вы все еще не верите, что он действительно комиссар уголовной полиции?

– Сделаю вам одолжение, вы не услышите от меня больше ни слова сомнения!

– Прекрасно! Вы убедитесь, что он действительно криминалист. Он поведал нам столько интересных случаев, когда виновных удавалось обнаружить лишь благодаря его проницательному уму и поистине удивительной ловкости. Он даже нередко рисковал своей жизнью.

Вскоре город скрылся из виду. Кое-где еще виднелись отдельные поля, обнесенные для защиты от стад мощными оградами из кактусов и агавы, но в основном нас окружала степь, характер ее едва ли меняется на всем протяжении Уругвая: холмистая местность, покрытая мелкой полевой травой, и эта травка почти нигде не поднимается выше ноги человека. В ложбинах виднелись редкие кусты, которые, собственно, и кустарником назвать было нельзя. Повсюду паслись животные: лошади, реже овцы, но чаще всего коровы.

Всадник, ехавший впереди, оглянулся, попридержал лошадь и стал нас поджидать. Когда мы приблизились, я узнал в нем того молодого человека, которому вчера вечером уступил свое место.

– Вот мы вас и догнали! – обратился к нему Монтесо. – Добрый день, сеньор! Разрешите представить вам немецкого кабальеро, о котором я вчера вам рассказывал.

Мужчина был одет в широкие синие брюки и точно такую же куртку. Жилет его был белого цвета, как и шарф, которым он обвязал талию, из-под шарфа виднелись нож и пистолет. К седлу было подвешено ружье. Он снял с головы шляпу, приподнялся в стременах и приветствовал меня:

– Мо-е по-чте-ние, су-дарь!

Прозвучало это на ломаном немецком языке, примерно таким тоном попугай выговаривает затверженные им слова.

– Вы говорите на моем родном языке? – спросил я по-испански.

– Нет, – ответил он тоже по-испански. – Мне знакомо лишь это приветствие, я заучил его в Буэнос-Айресе, где общался с немцами. Мне захотелось порадовать вас звуками вашей родной речи. Смею ли я надеяться, что вы одобрительно отнесетесь к моему желанию составить вам компанию?

– Для меня любой честный человек – желанный гость.

– Вы снимаете у меня камень с сердца. Я вам очень признателен!

Он протянул мне руку, а я подал ему свою. Мнимому криминалисту было не больше тридцати лет. Судя по лицу, я бы никогда не сказал, что он мужественный и даже отчаянный человек. Гораздо больше он походил на плутоватого труса, который действует исподтишка.

Мы поехали дальше. Йербатеро держались позади нас. Им, наверное, думалось, что было бы невежливо не пропустить вперед обоих благородных господ. Таким образом, мы были вынуждены время от времени обмениваться какими-то репликами, однако вскоре я заметил, что комиссар ничуть не дорожит моим обществом. Он был необычайно скуп на слова, очевидно опасаясь, что, разболтавшись, может выдать себя.

Поскольку я неожиданно вернулся в город, Монтесо не успел выслать вперед двух своих человек, что он намерен был сделать ради моей безопасности. Сейчас этого вообще не требовалось, ведь мы находились в степи, и вся местность отлично просматривалась издали. Свое внимание я уделял в основном окрестностям, что очень радовало комиссара. Лошади у моих спутников бежали резво, потому что те без устали подгоняли их; что же до моего гнедого, то он готов был пулей умчаться вперед, и мне, наоборот, приходилось резко осаживать его.

Еще до полудня мы добрались до нескольких невысоких холмистых гряд, на которых кое-где виднелись отдельные скалы. Эти гряды были отрогами Кучильи, нам надо было перебраться через нее. Час спустя мы увидели по правую руку от себя поселение, название которого теперь уже выпало у меня из головы. Впереди, на некотором расстоянии от него, располагалось довольно большое здание – Монтесо назвал его почтовой станцией.

Его слова подтверждали многочисленные колеи, сбегавшиеся к зданию, в то время как повсюду в степи дороги расходятся. Йербатеро остановились возле почтовой станции, объявив, что им необходимо промочить горло. Я тоже спустился с коня и уселся на стоявшую перед домом глиняную скамью, покрытую дерном. Здесь имелся магазинчик. Криминалист вошел внутрь и вынес три бутылки вина и стаканы. Он собирался угостить сборщиков чая; мне тоже пришлось взять стакан, но я не намерен был уступать этому человеку.

Неподалеку от дома протекала небольшая речка, несшая свои воды в Рио-Негро. Берег ее был изрезан острыми и глубокими расселинами, тем не менее, судя по колеям, пересекавшим реку, через нее можно было рискнуть переправиться. Вскоре я имел возможность увидеть, как происходит переправа. Едва мы решили тронуться в путь, как с той стороны, откуда мы прибыли, донесся неистовый шум. Я завернул за угол дома и увидел, как бешеным галопом приближается один из тех дилижансов, о которых я говорил.

Кучер и трое всадников, словно обезумев, подхлестывали лошадей, напрягавших все свои силы, чтобы волочить тяжелую колымагу. Я был уверен, что экипаж в любую минуту может перевернуться, ведь он продвигался вперед слишком резкими рывками. Всадники ревели как помешанные. Изнутри экипажа и с верхней его площадки доносились пронзительные умоляющие голоса. То были голоса пассажиров, просивших ехать помедленнее или желавших высадиться здесь, возле станции. Напрасно! Безумная кавалькада миновала нас и устремилась к реке; дилижанс скатился с крутого обрыва, скользнул сквозь взметнувшуюся стену воды и выбрался на противоположный берег. Лошади от изнеможения чуть не валились на брюхо. У меня голова кругом пошла. Лучше скакать на самой захудалой кляче, чем мчаться и трястись в подобной повозке!

Тем временем и мы тронулись в путь. Нам пришлось проехать по воде, доходившей мне выше щиколоток. Когда мы оказались на той стороне, моим спутникам, йербатеро, вздумалось догнать дилижанс. Поэтому мы поскакали галопом. Когда мы приблизились к нему и всадники, сопровождавшие наш экипаж, поняли наш замысел, началась сумасшедшая гонка. Поднялся такой рев, словно под нами разверзся ад. На бедных лошадей посыпался град ударов. Экипаж буквально швыряло. Он клонился то вправо, то влево, казалось, что он передвигается по степи громадными прыжками.

Все, кто окружали экипаж и находились внутри его, выли, орали и ревели, одни поступали так от страха, другие – в упоении гонкой. Мои йербатеро тоже принялись кричать. С таким ревом, наверное, друг на друга набрасываются стаи пум или ягуаров.

Моя лошадь тоже заволновалась, но я удержал ее. Я окликнул моих спутников, призывая их остановиться. Но все было напрасно. Они так отделывали шпорами своих лошадей, что те от боли мчались вперед как полоумные.

Местность была довольно ровной. Но если бы повозка наткнулась на какое-то препятствие, то можно было ставить сто к одному, что она непременно перевернулась бы. И тут возникло непредвиденное препятствие! Это был ручей – хотя и не широкий, но изрезанный глубокими расселинами.

Пеоны заметили подстерегавшую их опасность, но они не хотели, чтобы мы их догнали. Экипаж никуда не свернул. Лошади прыгнули в воду, и дилижанс резко накренился вправо. Три пассажира, сидевшие наверху, с испуганными воплями распростерли руки. Лошади побежали по воде. Напрягаясь изо всех сил, выбрались на другой берег – дилижанс накренился влево. Взобравшись на берег, лошади, подхлестываемые пеоном, понеслись с удвоенной силой. Дилижанс резко дернулся – он снова накренился вправо; второй рывок – подпрыгнул и плюхнулся на правую сторону. Еще некоторое время лошади волокли его вперед. Трое пассажиров сверху свалились с повозки и лежали неподвижно. Их жизни угрожала опасность: лошади моих спутников могли искалечить их, ведь мы следовали вплотную за дилижансом.

Но и сам дилижанс лежал на земле. Майораль и двое пассажиров очутились сбоку от него. Лошадь форейтора пала, одна из двух бежавших за ней лошадей – тоже. Большинство лассо лопнули. (Упряжь в этих краях очень ненадежная. Она состоит всего из одного ремня, пропущенного под животом лошади. К ремню крепится лассо, другим концом оно привязывается к экипажу. Так лошади и тянут экипаж. Если одно из животных падает, то, чтобы избавиться от него, снимают ремень и лассо.)

Мы остановились возле несчастной колымаги. Здесь творилось черт знает что. Лошади и пеоны катались по земле, последние громко причитали или выкрикивали проклятия. Еще хуже были дела у тех, кто находился внутри «общественного экипажа». Во всю мощь своих легких они звали на помощь. Особенно выделялся один голос.

– Моя шляпка, моя шляпка! – безостановочно вопила женщина.

– К черту вас с вашей шляпкой! – прорычал ей в ответ мужской голос. – Не топочите по моему лицу!

– Я ранен! Мне надо выйти вон! – кричал другой.

Я спрыгнул с лошади и, приложив силу, распахнул дверцу, которую от удара заклинило, осколки разбитого стекла обрушились внутрь.

Сперва показался мужчина, у которого, по-видимому, была повреждена рука. Я помог ему. Потом вылетел маленький, тщедушный человечек, вслед за ним появился третий пассажир, оказавшийся настолько тучным, что вытащить его на свет божий я смог лишь с помощью Монтесо.

– Боже мой, моя шляпка, моя шляпка! – Этот крик все еще доносился изнутри экипажа. – Не наступите, не наступите, сеньор! Вы пораните меня и повредите мою прекрасную шляпку!

– Что мне за дело до вашей шляпки! Выпустите меня!

Пассажир, выпаливший эти гневные фразы, медленно выполз. Затем появились две женские ручки и наконец головка стонущей дамы. Из дверного проема высилась ее тощая долговязая фигура.

– Моя шляпка, моя шляпка! – все еще причитала она, словно речь шла об утрате любимого члена семьи. Голос ее поневоле раздирал душу. Лицо дамы кровоточило, от полученных ударов, пинков и ранений пострадала также ее одежда.

– Сперва выберитесь оттуда, сеньора! – промолвил я. – Ваша шляпка наверняка тоже будет спасена.

– О, сеньор, она совсем новая, это последняя парижская модель. Я только вчера купила ее в Монтевидео.

– Пожалуйста, забудьте на время о шляпке, вначале вам надо спастись самой. Я вам помогу, если позволите.

Я запрыгнул на старый рыдван, схватил ее за талию, поднял и опустил на землю. Дама оказалась весьма высокой, даже выше меня. Едва она коснулась земли, как немедленно, наклонившись над дверным проемом, снова погрузилась в недра кареты. Наконец она извлекла оттуда некий бесформенный предмет, который на мгновение задержала перед собой, чтобы рассмотреть, а затем с ужасом выпустила из рук.

– О, какое горе, какая беда! – воскликнула она и всплеснула руками. – Шляпная картонка полностью раздавлена; как же теперь выглядит шляпка!

Ее охватило страшное волнение. Тревога за бесценный головной убор заставляла ее позабыть о собственной участи. Но не только эти ее стенания доносились ко мне. Всяк имеющий уста да возопил. Одни, проклиная судьбу, осматривали свои члены, другие что было мочи осыпали ругательствами майораля и пеонов; последние же опять затеяли перебранку между собой, поскольку каждый сваливал вину за несчастье на другого. Пассажиры грозились подать жалобы и иски и потребовать возмещение ущерба и оплаты лечения. Впрочем, слуги, правившие экипажем и лошадьми, отвергали упреки, утверждая, что сами же пассажиры своими пустыми беспричинными криками перепугали лошадей и те понесли. Вот-вот разразилась бы порядочная потасовка, если бы йербатеро не постарались развести спорившие лагери.

Пока что еще никому не пришло в голову подумать о главном предмете беспокойства, то есть о дилижансе. Я осмотрел его и обнаружил, что оба колеса с правой стороны повозки, на которых она как раз и лежала, были сломаны, причем одно разлетелось на куски.

Когда я сообщил об этом, утихший было шум поднялся с новой силой, но на это майораль заявил, что нечего пока и думать о продолжении путешествия. Он хотел попробовать связать обломки колеса с помощью лассо. Если бы это ему и удалось, то заняло бы много времени. Оставшийся же путь пришлось бы проделать шагом.

Когда дама, все еще стоявшая над распростертым у ее ног шляпным футляром, поняла смысл сказанного, то воскликнула:

– Ах, какая беда! Какая жалость! Ждать долгие часы! А потом плестись шагом! Не могу я на это согласиться!

Она подошла к майоралю, приняла очень воинственную позу и закричала на покрасневшего от смущения человека:

– Сеньор, на каком основании вы утверждаете, что нам не удастся сейчас же отправиться в путь?

– К сожалению, ничего уже не сделаешь. Нам надо попытаться потихоньку добраться до Санта-Лусии. Может быть, там мы найдем повозку.

– Может быть! Сеньор, на ваше «может быть» я не могу полагаться! Я вам строжайше приказываю непременно найти повозку и тотчас пуститься в путь!

– Это невозможно. Неужели вы сами не видите это?

– Ничего я не вижу! Нет ничего невозможного! Вам известно, кто я такая, сеньор?

– Я льщу себя надеждой, что имел удовольствие видеть вас, но точно ответить на ваш вопрос я не могу.

– Я сестра алькальда [80]80
  Алькальд (исп.) – городской голова, мэр.


[Закрыть]Сан-Хосе, зовут меня сеньора Риксио, и я – супруга торговца и коммерсанта, носящего то же имя. Вы все поняли?

Он молча утвердительно склонил голову.

– И мне, – продолжила она, – непременно надо как можно быстрее попасть домой. Сегодня у меня званый вечер, собирается грандиозная вечеринка, тертулья, куда приглашены самые знатные люди города. Я не могу отказаться от своих обязанностей и заставить гостей ждать. Я королева общества Сан-Хосе и не могу скомпрометировать себя отсутствием на тертулье, на которую сама же и раздавала приглашения. Вы обязаны принять во внимание мое положение и мигом отправиться в путь!

«Королева общества Сан-Хосе» произнесла это таким тоном, который в других обстоятельствах был бы уместен скорее для того, чтобы пресечь любую попытку возражения. Другие пассажиры, из которых никто, по счастью, серьезно не пострадал, тихо обступили их. Все понимали, что самое лучшее для них молчать, поскольку эта энергичная дама взялась за дело со всем своим пылом. Но майораль, покачав головой, показал на повозку и остался при своем мнении:

– В самом деле, совершенно невозможно исполнить ваше желание. Вы так же, как и все мы, должны покориться неизбежному!

– Не убаюкивайте меня! Я специально поехала в Монтевидео, чтобы купить шляпку новейшего парижского фасона, и мне непременно надо домой, чтобы ее… О Господи! – замерла она. – Она лежит на земле! Что с ней? В каком она состоянии! Ваш дилижанс совсем меня не интересует, пусть он хоть вдребезги разлетится, но моя шляпка, моя шляпка! Я заплатила за нее бешеные деньги, а она теперь вся вымазана, и вдобавок я опоздаю на тертулью!

Она поспешила к тому месту, где лежала шляпка. Я поднял коробку, чтобы подать ей. Никогда еще я не видел женщины, охваченной столь безутешной скорбью. Ее сетования, казалось бы, должны были вызвать у меня смех, но почему-то пробудили сочувствие. Напрасно она старалась открыть изувеченную коробку. Наконец она бросила ее наземь и крикнула гневно:

– Я даже не могу достать шляпку! На нее наступили. Испорчена великолепная весенняя модель. Кто мне ее заменит? Вообще, кто возместит мне ущерб, если я опоздаю на тертулью? Я велю своему братцу арестовать всю эту компанию!

Я снова поднял отброшенную картонку, осмотрел ее и, стараясь вложить в свои слова интонацию утешения, сказал:

– Может быть, удастся возместить ущерб, сеньора!

– Невозможно! Вы же видите, что вещь раздавили! Коробку нельзя даже открыть!

– Могу я попробовать сделать это?

– Пожалуйста, будьте так любезны! Быть может, вам это удастся лучше, чем мне.

Разумеется, мне удалось это лучше, но пришлось немало повозиться. Сперва я выгнул ребра коробки, а затем уж достал оттуда саму «весеннюю модель». И мое сердце дрогнуло от жалости при виде шляпки. Она была очень высокой, а от удара сплющилась. Сеньора всплеснула руками и запричитала:

– Ужасно! Такой шедевр испорчен! Я содрогаюсь от ужаса! Такого несчастья не доводилось еще пережить никому, никому!

Я исследовал шляпку. Она состояла из тончайшего проволочного каркаса, обтянутого пряжей. Дно ее обволакивала тонкая черная вуаль, а украшениями служили шелковый бант, пара пышных розеток и белое страусиное перо. Конечно, все это пребывало в крайне плачевном состоянии. Но сама дама выглядела еще печальнее.

– Успокойтесь, сеньора! – утешал я ее. – Быть может, руины сии удастся еще восстановить. Каркас, пожалуй, снова можно выгнуть, а перо – распушить и выпрямить.

– Вы так думаете? – спросила она голосом, преисполненным надежды.

– Да, несомненно. Бант, конечно, надо будет снять и заново накрахмалить, для этого понадобятся лишь утюг и пшеничный крахмал; розеткам, пожалуй, тоже можно придать их прежнее обличье.

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Вы немного разбираетесь в этих вещах, сеньор, да? – спросила она. – Вы случайно не художник?

– Нет, сеньора, – улыбнулся я.

– А может, шляпный мастер?

– Тоже нет. Но моя сестра всегда украшает шляпки сама, и я часто с интересом наблюдал за ее работой. Я подмечал для себя все ее приемы и могу утверждать, что вашу шляпку я, в общем-то, берусь возродить.

– Ваши слова возвращают меня к жизни. А вы не могли бы начать ее ремонт прямо сейчас?

– С большим бы удовольствием, сеньора. Но здесь, посреди степи, это не так легко сделать.

– А мы и не будем здесь задерживаться. Куда вы едете?

– Мы направляемся в Сан-Хосе, где собираемся провести следующую ночь.

– Тогда нам просто повезло, что мы встретились. Вы почините мне шляпку до того, как начнется тертулья. Вы согласны? Согласны стать моим спасителем?

Она взяла мою руку в свои ладони.

– Я в вашем распоряжении, насколько это в моих силах. Но как же вы собираетесь к вечеру попасть в Сан-Хосе? Оба колеса дилижанса разбиты так, что связать их не представляется возможным. Дилижанс придется буксировать.

– Тогда я, конечно, пропала! На карту поставлена моя репутация. То есть теперь она рухнула!

– Гм! Если бы вы умели ездить верхом, сеньора!

– А я умею. В нашей стране любая дама умеет ездить верхом! Знайте же, что я родилась в Матаре на Рио-Саладо, в том краю, где женщины ездят верхом вовсе без седла или на одной лошади с мужем, усевшись у него за спиной.

– А сейчас вы сможете ехать верхом?

– Да. Я даже ребенком садилась за спину к отцу и вместе с ним подолгу скакала во весь опор.

– Ну, тогда на вашем пути нет никаких препятствий. Сеньор Монтесо!

Йербатеро, которого я окликнул, стоял возле одного из пассажиров, беседуя с ним. Он подошел, и я попросил его уступить даме лошадь, которая оставалась у нас свободной.

– Почему вы не сказали об этом раньше? – ответил он. – Я только что продал лошадь вон тому сеньору, с которым только что разговаривал. Он понял, что на этом дилижансе ехать уже не придется. Он пересчитал всех наших лошадей и, заметив, что одна из них лишняя, спросил, не хотим ли мы ее продать. Из-за ее петушьего шага я был рад отделаться от нее.

– Это очень неприятно. Нельзя ли вернуть ее назад?

– Нет, ведь он мне уже заплатил. Взгляните сюда!

Он разжал руку и показал мне горстку бумажных талеров.

– Тогда я выкуплю у него лошадь, – сказала дама. – Если моих денег недостаточно, то я одолжу у вас, а тотчас после прибытия в Сан-Хосе верну вам долг.